Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
О столѣтнемъ юбилеѣ Жуковскаго.
"Русь", 1 февраля 1883 г.
30 января отпразднованъ былъ въ Москвѣ и Петербургѣ юбилей столѣтія со дня рожденія Василія Андреевича Жуковскаго. По нашей привычкѣ всегда какъ-то запаздывать въ подобныхъ торжественныхъ случаяхъ, празднованіе не вполнѣ соотвѣтствовало значенію празднуемаго, и это жаль. Было бы полезно оживить дѣйствительно и вполнѣ къ сознаніи русскаго общества, возстановить предъ молодыми поколѣніями прекрасный, свѣтлый, благородный образъ пренебреженнаго ими русскаго поэта -- во всей его правдѣ, съ его возвышенной душой и простымъ сердцемъ,-- поэта, которому Россія должна такъ много, котораго отличительною чертою, въ поэзіи и жизни, была человѣчность -- въ настоящемъ, христіанскомъ значеніи слова...
И для меня въ то время (и всегда) было
Жизнь и поэзія одно!...
выразился онъ самъ въ одномъ изъ своихъ стихотвореній (въ родѣ предисловія къ полному ихъ изданію), въ которомъ далѣе говоритъ про себя и свой даръ, что все,
...что отъ временъ прекрасныхъ,
Когда онъ мнѣ доступенъ былъ,
Все что отъ милыхъ, темныхъ, ясныхъ,
Минувшихъ дней я сохранилъ --
Цвѣты мечты уединенной
И жизни лучшіе цвѣты
Кладу на твой алтарь священный,
О Геній чистой красоты!
Этому генію чистой красоты и служилъ онъ не только мечтою, но и дѣломъ, не только отвлеченно^ но и жизненно. Весь же онъ, всѣмъ своимъ внутреннимъ духовнымъ существомъ, вылился, сказался въ знаменитыхъ, вдохновенныхъ, учительныхъ и пророческихъ строфахъ, которыми привѣтствовалъ день 17 апрѣля 1818 г., т. е. рожденіе будущаго воспитанника своего, будущаго повелителя Россіи, будущаго "Освободителя",-- Государя Александра ІІ-го:
Да встрѣтить Онъ обильный честью вѣкъ!
Да славнаго участникъ славный будетъ!
Да на чредѣ высокой не забудетъ
Святѣйшаго изъ званій -- человѣкъ!...
Этой русской поэзіи, вѣщей и вѣрующей въ святѣйшее изъ званій -- человѣческое, не суждено было остаться только изящнымъ исповѣданіемъ высокой нравственной истины, преподаннымъ въ царскихъ чертогахъ, вслухъ царю и всему царственному сонму. Она, какъ сѣмя благое, пала въ душу воспитываемаго отрока и произрастила величайшее и святѣйшее изъ міровыхъ историческихъ дѣлъ. Покойный Государь, возвращая двадцати милліонамъ русскихъ крестьянъ даръ свободы, права человѣческія и гражданскія, благодарно вспомнилъ своего воспитателя и гласно свидѣтельствовалъ, что Жуковскому обязанъ онъ своимъ отвращеніемъ отъ крѣпостнаго рабства и тѣмъ, съ-издѣтства, стремленіемъ сердца, которое выразилось наконецъ державною волею 19-го февраля 1861 года. Память объ этомъ событіи должна быть неразрывно связана въ народѣ и съ признательною памятью о Жуковскомъ.
Онъ былъ тѣмъ "учителемъ" Пушкина, который первый призналъ несравненное превосходство его поэтическаго генія и привѣтствовалъ ученика извѣстною надписью, на подаренномъ ему своемъ портретѣ: "отъ учителя превзошедшему его ученику". Но онъ, можно сказать, былъ учителемъ и всего русскаго общества. Не обладая сильнымъ даромъ оригинальнаго, самобытнаго творчества, онъ сблизилъ, сроднилъ насъ въ своихъ прекрасныхъ, художественныхъ переводахъ съ сокровищами поэзіи германской и англійской, но преимущественно первой; онъ вытѣснилъ преобладавшее у насъ вліяніе убогой духомъ французской поэзіи и литературы, и замѣнилъ его воздѣйствіемъ хотя и чужаго искусства, но безконечно болѣе благотворнымъ. Ему благодаря, воспитался эстетически цѣлый рядъ нашихъ поколѣній. Наконецъ, на самомъ краю гроба, онъ довершилъ поэтическій воспитательный подвигъ своей жизни, передавъ Россіи полнозвучною русскою рѣчью твореніе величайшаго изъ поэтовъ, Одиссею Гомера, -- впервые, можно сказать, ознакомилъ съ нею русское общество. Не устарѣлъ и теперь, все такъ же гармониченъ и нѣженъ, такъ же благоуханенъ его задушевный стихъ,-- и правъ былъ Пушкинъ, сказавъ про Жуковскаго: