Аннотация: Домик в лесу
Сиротка Дуня Новая мама Счастье от несчастья Катина кукла Копилка
ПОДРОСТОЧКИ. Разсказы для дѣвочекъ.
В. П. Андреевской.
Съ 4-мя раскрашенными рисунками.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ИЗДАНІЕ Ф. А. БИТЕПАЖА.
ОГЛАВЛЕНІЕ.
Домикъ въ лѣсу
Сиротка Дуня
Новая мама
Счастье отъ несчастья
Катина кукла
Копилка
Домикъ въ лѣсу.
Вѣрочка Долина только-что встала послѣ тяжкой болѣзни, и хотя, по словамъ лѣчившихъ ее докторовъ, была уже внѣ всякой опасности, но тѣмъ не менѣе чувствовала еще такую слабость, что положительно не могла ходить; вслѣдствіе чего ее по нѣсколько разъ въ день катали въ креслѣ, какъ разслабленную старушку; кромѣ того она почти ничего не кушала,-- все ей казалось невкуснымъ, противнымъ, гадкимъ.
Анна Львовна, -- такъ звали мать дѣвочки,-- очень этимъ тревожилась, въ особенности когда доктора однажды объявили, что окончательное выздоровленіе должно послѣдовать только въ такомъ случаѣ, если появится аппетитъ -- а его-то какъ разъ и не было!
-- Что тутъ дѣлать? Какъ быть!-- съ отчаяніемъ повторяла несчастная мать, и, послѣ долгихъ размышленій, въ концѣ-концовъ порѣшила безотлагательно вести Вѣрочку въ деревню, надѣясь, что свѣжій воздухъ и новая обстановка навѣрное принесутъ желаемую пользу.
Вѣрочка была единственною дочерью Анны Львовны: она въ ней, какъ говорится, души не лаяла, въ особенности съ той поры, какъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ лишилась сначала старшей дѣвочки, Наташи, умершей скоропостижно въ имѣніи бабушки, пока она сама съ больнымъ мужемъ жила за границей, а потомъ и мужа, который, по слабости здоровья, не могъ перенести подобнаго удара.
Легко себѣ представить ужасъ и отчаяніе Анны Львовны: бѣдная женщина не могла опомниться отъ одного горя, а тутъ вдругъ на голову надвинулась новая гроза!
-- Да, да, въ деревню! Скорѣе въ деревню...-- повторяла она, уцѣпившись за эту мысль, какъ утопающій за соломенку, и, не откладывая дѣла въ долгій ящикъ, при первой возможности, привела задуманный планъ въ исполненіе.
Вѣрочка очень пассивно отнеслась къ извѣстію о предстоящей поѣздкѣ, какъ вообще относилась ко всему... Ее ничто не радовало, ничто не огорчало... Словомъ, бѣдняжка находилась въ такомъ тяжеломъ состояніи, что трудно передать.
Переѣздъ совершился благополучно; большую часть дороги приходилось дѣлать въ вагонѣ, остальную на лошадяхъ. Вѣрочка почти все время оставалась въ какомъ-то забытьи.
-- Посмотри какіе прекрасные цвѣты,-- обратилась къ ней Анна Львовна, ласково взявъ ее за руку и указывая на широкую поляну, которая дѣйствительно почти сплошь была покрыта самыми разнообразными цвѣтами, всевозможныхъ видовъ и оттѣнковъ.
Вѣрочка лѣниво вскинула глазами, едва повернула голову и постаралась улыбнуться; но, Боже мой, что это за ужасная вышла улыбка!.. Она скорѣе напоминала гримасу или судорогу. Глядя на нее, сердце несчастной матери обливалось кровью.
Въ продолженіе первыхъ двухъ недѣль послѣ переѣзда въ деревню, Вѣрочка однако нѣсколько оправилась; чистый благотворный воздухъ не могъ не оказать своего вліянія; маленькая больная окрѣпла настолько, что начала понемногу интересоваться окружающею обстановкою, и неоднократно заявляла желаніе какъ можно дольше оставаться на дворѣ, требуя, чтобы ее отвозили отъ дома все дальше и дальше.
Въ одну изъ подобныхъ прогулокъ, горничная Дуня, на которой лежала обязанность катать кресло, предложила Вѣрочкѣ доѣхать до сосѣдняго лѣса, сказавъ, что въ глубинѣ его находится очень красивый домикъ лѣсничаго, который имѣетъ большой огородъ, гдѣ растетъ очень много ягодъ.
-- Пожалуй, -- согласилась Вѣрочка:-- я не прочь взглянуть на его домикъ, если тебѣ не будетъ затруднительно такъ далеко катить меня.
-- О, барышня, нисколько,-- возразила Дуня.
-- Онъ живетъ одинъ?
-- Нѣтъ, съ пріемной дочерью.
-- Большая она или маленькая?
-- Какъ вамъ сказать? Пожалуй, вашихъ лѣтъ будетъ, или немного старше; а какая умница, ежелибъ вы знали, какая ловкая, проворная... одна цѣлымъ домомъ управляетъ, хозяйничаетъ...
-- Развѣ у нея нѣтъ матери?
-- Можетъ быть и есть, только она ее не знаетъ.
-- Какимъ образомъ? я не понимаю, что ты хочешь сказать.
-- Ахъ, барышня, это цѣлая исторія, и очень печальная; если вы познакомитесь съ Наташей,-- такъ зовутъ эту дѣвочку,-- то она когда-нибудь сама вамъ разскажетъ все. И не знаю подробностей; мнѣ извѣстно только, что Наташа была найдена старымъ лѣсникомъ однажды въ лѣсу зимою, полумертвою отъ холода; еслибы онъ не сжалился надъ нею и не привелъ къ себѣ, то она навѣрное замерзла бы...
-- Бѣдняжка! Какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть ее,-- воскликнула Вѣрочка, крайне заинтересованная словами горничной, которая во все время разговора продолжала катить поставленное на колеса кресло впередъ и впередъ безостановочно.
-- Вотъ и пріѣхали,-- сказала она наконецъ, указывая рукою на виднѣвшійся поблизости домикъ съ соломенною крышею.
-- Но подъ какимъ предлогомъ мы туда явимся?
-- Да просто спросимъ молока или ягодъ.
-- Это не покажется неловкимъ?
-- Нисколько; туда дачники постоянно заходятъ, Наташа очень охотно подаетъ все, что у нея спрашиваютъ; вы чего бы желали потребовать?
-- Ахъ, Дуня, развѣ ты не знаешь, что я не хочу ничего и что мнѣ все противно!
-- Вотъ видите, барышня, какія вы! А доктора только и твердятъ, что вамъ надо больше кушать,-- отозвалась горничная, взглянувъ съ состраданіемъ на больную.
-- Что же дѣлать, если не могу; доставь мнѣ удовольствіе, спроси для себя чего-нибудь, иначе вѣдь дѣйствительно неудобно.
Дуня сначала не хотѣла согласиться, но затѣмъ, видя настоятельное требованіе Вѣрочки, принуждена была уступить.
-- Жаль будетъ, ежели мы не застанемъ Наташу,-- заговорила наконецъ Вѣрочка.
-- Этого не можетъ случиться,-- возразила Дуня.
-- Почему?
-- Потому что она почти никуда не выходитъ, и, какъ я уже сказала вамъ, цѣлый день исключительно занимается хозяйствомъ; да вотъ постойте, никакъ она легка напоминѣ и сама идетъ сюда.
Изъ-за угла дѣйствительно показалась какая-то дѣвочка, держа въ рукахъ лейку, и очевидно направляясь въ расположенный по близости огородъ, чтобы поливать гряды.
-- Это она?-- шепотомъ спросила Вѣрочка.
Горничная утвердительно кивнула головой, и затѣмъ, обратившись къ маленькой крестьянкѣ, вѣжливо попросила принести кружку молока и немного ягодъ. Наташа немедленно повиновалась; поставивъ лейку на траву, она сію же минуту побѣжала въ погребъ, откуда живо принесла то и другое.
-- Кушайте, барышня, на здоровье, -- сказала она Вѣрочкѣ:-- молоко самое свѣжее, холодное, а ягоды только часъ тому назадъ собраны съ огорода.
-- Благодарю, -- отвѣчала Вѣрочка, и молча передала Дунѣ только что принесенное угощенье.
-- Вы больны?-- продолжала между тѣмъ маленькая крестьянка, ласково взглянувъ на Вѣрочку.
-- Да, я была очень больна; теперь мнѣ легче, только слабость еще чувствую и не могу ходить.
-- Вы должны больше кушать.
-- Въ томъ то и бѣда, что мнѣ все кажется невкусно.
-- Какъ жаль! А у насъ такое чудное молоко; выпейте полчашки.
-- Нѣтъ, спасибо; пускай за меня выпьетъ Дуня.
-- Тогда позвольте принести вамъ хотя козьяго.
-- Козьяго?-- съ удивленіемъ переспросила Вѣрочка:-- развѣ его пьютъ?
-- Нѣкоторые даже очень охотно.
-- Я никогда не пробовала.
-- Попробуйте.
И не дожидая отвѣта, дѣвочка снова пустилась бѣжать по направленію къ погребу, откуда черезъ нѣсколько минутъ вернулась, держа въ рукахъ кружку, наполненную свѣжимъ козьимъ молокомъ.
-- Попробуйте,-- повторила она:-- козье молоко для больныхъ въ особенности полезно.
Вѣрочка нерѣшительно поднесла къ губамъ кружку и послѣ перваго же сдѣланнаго глотка объявила, что козье молоко ей очень нравится.
-- Если бы вы могли приносить къ намъ это молоко каждый день, то моя госпожа была бы вамъ очень благодарна,-- съ радостью замѣтила тогда Дуня.
-- Съ. большимъ удовольствіемъ, -- отозвалась Наташа:-- у насъ его много.
Вѣрочка, между тѣмъ, съ наслажденіемъ выпила цѣлую кружку, и пробывъ еще съ полчаса около маленькаго домика съ соломенною крышею, очень неохотно отправилась въ обратный путь: ей хотѣлось подольше остаться съ Наташей, она находила ее крайне симпатичною, и кромѣ того нѣсколько разъ собиралась просить разсказать свою печальную исторію: но затѣмъ, пораздумавъ, разсудила весьма основательно, что при первой встрѣчѣ оно можетъ показаться неловкимъ.
-- Такъ мы будемъ ожидать молока,-- сказала Дуня, прощаясь съ пріемною дочерью лѣсничаго.
-- Непремѣнно, -- отозвалась послѣдняя. И дѣйствительно, съ наступленіемъ слѣдующаго дня, каждое утро аккуратно являлась на мызу Анны Львовны, чтобы снабжать Вѣрочку козьимъ молокомъ, которое, отличаясь своимъ цѣлебнымъ свойствомъ, по прошествіи самаго непродолжительнаго времени оказало на нашу маленькую больную такое благотворное вліяніе, что она двигалась и ходила безъ посторонней помощи совершенно свободно.
Анна Львовна воспрянула духомъ, и, конечно, видя свою дорогую дѣвочку здоровою, считала бы себя совершенно счастливою, еслибы могла допустить возможность. счастья при томъ грустномъ настроеніи, въ которомъ находилась, вслѣдствіе тяжелыхъ думъ о невозвратныхъ утратахъ; что же касается Вѣрочки, то она, конечно, чувствовала себя превосходно, не желала ничего лучшаго, и жалѣла объ одномъ, что Наташа постоянно приходила слишкомъ рано, и имъ никакъ не удавалось побесѣдовать; нѣсколько разъ она сама, нарочно съ этой цѣлью отправлялась черезъ лѣсъ въ домикъ лѣсничаго, но тамъ Наташу всегда заставала настолько занятою разными домашними дѣлами, что о разговорѣ нечего было и думать; а ей такъ хотѣлось узнать печальную исторію маленькой дѣвочки, которой она была обязана спасеніемъ собственной жизни... такъ хотѣлось разспросить ее... и въ свою очередь постараться оказать какую-нибудь услугу...
Однажды -- это было какъ разъ въ праздничный день -- Вѣрочка, съ разрѣшенія матери, отправилась въ домикъ лѣсничаго, рѣшивъ во что бы то ни стало добиться давно желаннаго разговора.
Наташу она застала въ большихъ хлопотахъ: къ ея отцу (какъ она обыкновенно называла старика лѣсничаго Михея) вчера издалека пріѣхала сестра, которой Михей чрезвычайно обрадовался и которую онъ не видѣлъ уже болѣе десяти лѣтъ; надо было позаботиться о завтракѣ, объ обѣдѣ.
Гостья съ перваго разу не сдѣлала особенно пріятнаго впечатлѣнія на Наташу, но потомъ, когда она послѣ ужина долго о чемъ то шепотомъ разговаривала съ лѣсничимъ и при этомъ горько плакала -- ей стало жаль ее.
-- О чемъ же они говорили?-- спросила Вѣрочка.
-- Не могу сказать, барышня, они говорили Такъ тихо, что я ничего не слыхала; только, должно быть, о чемъ-нибудь Очень серьезномъ, потому что папа мой сегодня просто на себя непохожъ... и она тоже самое; оба какіе то скучные, растерянные... Смотрятъ на меня такъ странно, точно я въ чемъ виновата передъ ними, или они передо мной...
-- А раньше ты не видѣла здѣсь эту женщину?-- перебила Вѣрочка.
-- Никогда.
-- Ты называешь лѣсничаго отцомъ, а я все думала, что онъ приходится тебѣ дѣдушкой...-- продолжала Вѣрочка, невольно потупившись при мысли, что наконецъ наступаетъ рѣшительная минута, когда она можетъ приступить къ дѣлу.
-- Собственно говоря, онъ мнѣ никакъ не приходится,-- возразила Наташа:-- я его называю отцомъ потому, что онъ меня кормитъ и воспитываетъ.
-- А гдѣ же твой настоящій отецъ, гдѣ твоя мама?
-- Не знаю, милая барышня, а какъ бы хотѣлось узнать... Старикъ лѣсничій очень добрый, онъ обращается со мною хорошо, любитъ, бережетъ, никогда не обижаетъ, но это все не то, какъ посмотришь на другихъ дѣвочекъ, у которыхъ есть свои родные папа и мама.
Въ голосѣ Наташи слышались слезы.
-- Почему же ты живешь здѣсь, а не дома? Разскажи пожалуйста, разскажи подробно, если это не секретъ.
-- Какой секретъ! вся деревня знаетъ, что я не родная дочка Михею. Онъ подобралъ меня въ лѣсу, когда я совсѣмъ замерзала..
-- Но въ лѣсъ-то ты вѣдь пришла откуда-нибудь?
-- Почему же онъ не отвелъ тебя обратно?
-- Когда Михей принесъ меня на рукахъ вотъ въ эту избушку, отогрѣлъ и привелъ въ чувство, я сама со слезами умоляла позволить мнѣ остаться тутъ, и, несмотря на всѣ его разспросы, кто я такая, откуда пришла и почему не хочу вернуться обратно, отвѣчала только одними рыданіями: ну, онъ сжалился и оставилъ.
-- Но потомъ, современемъ, ты, конечно, ему объяснила все?
Наташа отрицательно покачала головой.
-- Нѣтъ; сначала я боялась всякихъ объясненій, а потомъ онъ даже пересталъ и допытываться, видя, что послѣ каждаго подобнаго разговора, я принималась плакать.
-- Слѣдовательно, онъ и до сихъ поръ ничего не знаетъ?
-- Ничего.
-- Ну, а сама-то ты помнишь, какими судьбами очутилась въ лѣсу?
-- Помню.
-- И помнишь, откуда пришла туда?
-- Помню.
-- Почему же тебѣ не хотѣлось все чистосердечно разсказать Михею?
-- Я боялась, что онъ отведетъ меня обратно.
-- Куда?-- допытывалась Вѣрочка.
-- Туда, откуда я пришла, -- уклончиво отвѣчала Наташа.
Въ эту минуту позади раздался шорохъ; обѣ дѣвочки обернулись и увидѣли въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя высокую, худощавую старуху; она была одѣта во все черное, глаза ея казались заплаканными, а блѣдное, изнуренное лицо выглядѣло сильно взволнованнымъ.
-- Я слышала вашъ разговоръ, -- обратилась она къ Наташѣ дрожащимъ голосомъ:-- ты должна во что бы то ни стало разсказать все подробно... Прошу тебя объ этомъ... Умоляю... Слышишь, умоляю!-- добавила она послѣ минутнаго молчанія, взглянувъ на дѣвочку такимъ долгимъ, испытующимъ взглядомъ, что послѣдняя невольно потупилась.
Вѣрочка догадалась, что передъ ними стоитъ сестра лѣсничаго, и не могла понять, почему ей вздумалось такъ настоятельно требовать признанія.
-- Чего вы отъ меня хотите?-- спросила между тѣмъ Наташа.
-- Чтобы ты сказала, гдѣ находилась до той минуты, пока мой братъ нашелъ тебя въ лѣсу, и зачѣмъ ты туда попала?
-- Я убѣжала изъ цыганскаго табора,-- отрывисто проговорила Наташа,-- и затѣмъ, точно испугавшись собственныхъ словъ, хотѣла удалиться, но старуха удержала ее.
-- Ты убѣжала изъ цыганскаго табора?-- повторила она, дѣлая удареніе на каждомъ словѣ -- изъ цыганскаго табора?..-- Значитъ, я не ошиблась... Значитъ, это правда! О, Господи, благодарю тебя! Наконецъ-то, кажется, наступаетъ предѣлъ моимъ страданіямъ... Говори скорѣе, дорогая дѣвочка, какимъ образомъ ты попала въ таборъ? Вѣдь ты не родилась цыганкою, а попала туда случайно...
Наташа медлила отвѣтомъ.
-- Не бойся, ты больше туда не воротишься,-- продолжала старуха, какъ бы угадывая, что ея маленькая собесѣдница не рѣшается говорить изъ страха.
-- Цыгане украли меня, когда я была очень маленькою,-- отвѣчала Наташа, которая сама, охваченная какимъ-то непонятнымъ волненіемъ, молчать дольше была не въ силахъ; я гуляла въ полѣ съ няней... Няня утомилась, прилегла на траву и крѣпко заснула, а я, увлекаясь васильками, незамѣтно для самой себя отошла отъ нее, должно быть, очень далеко, такъ какъ, сколько ни звала, сколько ни кричала, она не могла меня слышать... Вмѣсто нея ко мнѣ подошла отвратительная старая цыганка, и, не обращая вниманія на мои крики, повела къ себѣ силою... Съ тѣхъ поръ начались страшные, тяжелые дни, о которыхъ я до сихъ поръ не могу вспомнить безъ содроганія... Я питалась Богъ знаетъ чѣмъ, спала на голой землѣ... Меня учили пѣть разныя глупыя пѣсни, плясать и выдѣлывать всевозможныя штуки; били, когда это не удавалось, заставляли просить милостыню.
-- Бѣдная, дорогая моя Наташа, вѣдь это я одна во всемъ виновата!..-- вскричала вдругъ совершенно неожиданно сестра Михея, слушавшая разсказъ дѣвочки съ величайшимъ вниманіемъ и бросившись цѣловать ея руки.
Наташа смотрѣла на нее удивленными глазами, Вѣрочка то же самое.
-- Да, да, я одна во всемъ виновата,-- продолжала между тѣмъ старая женщина:-- ты не узнаешь меня, конечно, а я вѣдь та самая няня, которая не съумѣла тогда уберечь тебя и сдѣлала несчастною.
-- Какъ!-- вскричала Наташа:-- значитъ, ты знаешь, гдѣ находятся теперь мои родители, моя бабушка... Знаешь, кто я такая?
-- Кто ты такая и гдѣ находится въ данный моментъ твоя бабушка, мнѣ извѣстно; но что касается родителей -- нѣтъ; я потеряла ихъ изъ виду съ тѣхъ поръ, какъ съ тобою приключилось несчастіе; бабушка, у которой ты жила, пока отецъ и мать находились за границей, узнавъ обо всемъ случившемся, немедленно выгнала меня вонъ, причемъ, когда послѣ неоднократныхъ поисковъ оказалось что ты пропала безъ вѣсти, родителямъ твоимъ написали будто ты скоропостижно скончалась; по мнѣнію бабушки, подобное извѣстіе для нихъ должно было быть легче... Отецъ твой, однако, говорятъ, умеръ съ отчаянія, а мать навѣрное до сихъ поръ убивается...
-- У меня была еще маленькая сестричка... Я ее смутно помню... Ты ничего не знаешь о ней?
-- Нѣтъ же; говорю тебѣ, что положительно всю твою, семью потеряла изъ виду.
-- А о томъ, что я нахожусь здѣсь, у Михея, какимъ образомъ ты провѣдала?
-- Одна наша общая съ нимъ дальняя родственница сообщила мнѣ, что Михей нѣсколько лѣтъ тому назадъ нашелъ въ лѣсу какую-то бѣдную дѣвочку и взялъ къ себѣ на воспитаніе... Услыхавъ это, я почувствовала, что меня точно ножомъ въ сердце кольнуло, точно кто подсказалъ, что эта дѣвочка должна быть ты -- я бросила все... Отказалась отъ мѣста, отъ работы, и какъ безумная пустилась въ путь-дорогу, считая минуты, чтобы скорѣе увидать брата и узнать отъ него истину; но братъ въ этомъ дѣлѣ знаетъ столько же, сколько я сама; вчера мы съ нимъ протолковали касательно тебя чуть не до разсвѣту, и хотя много данныхъ заставляютъ думать, что я наконецъ напала на желанный слѣдъ, но въ общемъ я все-таки еще сомнѣвалась... Мнѣ хотѣлось разспросить тебя, но братъ предупредилъ, что ты не любишь никакихъ разспросовъ, и никогда не дашь на нихъ точнаго отвѣта... У сейчасъ вдругъ слышу разговоръ вашъ съ маленькой барышней! О, самъ Господь натолкнулъ меня сюда... Какъ я рада, какъ счастлива; съ сегодняшняго же дня приступаю къ поискамъ твоей матери, чтобы сообщить ей Неожиданную радость.
-- Вамъ не далеко придется искать ее,-- вмѣшалась Вѣрочка и, разразившись громкимъ рыданіемъ, бросилась обнимать пораженную подобной неожиданностью Наташу.
-- Что вы хотите сказать?-- спросила старуха съ недоумѣніемъ.
-- Я хочу сказать, что эта дѣвочка по всей вѣроятности моя родная сестра... Что она та самая Наташа, которую мама оплакиваетъ давно... Оплакиваетъ постоянно... Господи, какъ она будетъ счастлива, а я то... я... Да я просто готова съума сойти отъ радости, что у меня такая славная сестричка!
Съ этими словами Вѣрочка крѣпко схватила за руку Наташу и потащила ее почти бѣгомъ по направленію къ мызѣ; старуха едва успѣвала слѣдовать за ними...
Не берусь описывать того радостнаго волненія, которое пришлось переживать всѣмъ героямъ моего маленькаго разсказа, когда Вѣрочка, вихремъ Ворвавшись въ комнаты, въ короткихъ словахъ, захлебываясь отъ сильнаго внутренняго волненія, сообщила матери обо всемъ случившемся.
Анна Львовна въ первую минуту рѣшительно ничего не могла понять и даже испугалась, полагая, что Вѣрочка снова заболѣла и начинаетъ бредить; но затѣмъ, когда вслѣдъ за нею на порогѣ появилась знакомая фигура бывшей няньки, которая въ точности подтвердила и выяснила факты, мало-по-малу: увѣровала въ истину, и, заливаясь слезами, заключила въ объятія свою дорогую Наташу.
Какъ мать, такъ равно и дочь не нуждались больше ни въ какихъ подтвержденіяхъ... Въ этомъ объятіи сказалось все: оба любящія сердца не только безъ словъ или объясненій, но даже безъ малѣйшаго намека поняли и догадались, насколько они одно другому близки, дороги...
-- Милая, дорогая...-- шепотомъ твердила Анна Львовна:-- какое счастье -- ты жива, ты здѣсь съ нами, въ родной семьѣ... Ахъ, еслибы твой отецъ могъ теперь насъ увидѣть.
-- Мамочка, ненаглядная,-- такъ же тихо отвѣчала Наташа и, припавъ своей золотистой головкой къ груди матери, казалось, хотѣла выплакать на ней все то горе, которое ей пришлось пережить за время пребыванія въ цыганскомъ таборѣ...
Вѣсть о неожиданномъ событіи въ семьѣ Долиныхъ быстро разнеслась не только на мызѣ, но даже въ цѣлой деревнѣ; не было ни одного дома, ни одной хижинки, гдѣ бы не говорилось и не трактовалось о томъ, что хорошенькая Наташа, бывшая пріемная дочь лѣсника Михѣя, изъ прежней крестьянской дѣвочки вдругъ преобразилась въ богатую барышню; но такъ какъ Наташу всѣ знакомые очень любили за кроткій нравъ и доброе сердце, то у нея завистниковъ не оказалось, какъ можетъ быть случилось бы съ каждою другой; всѣ, начиная отъ стариковъ и кончая малымъ ребенкомъ, непритворно радовались ея радости.
Анна Львовна въ тотъ же день написала матери обо всемъ случившемся, прося ее немедленно пріѣхать взглянуть на дорогую внучку; Михея она непремѣнно тоже хотѣла перетащить на мызу, предлагая ему мѣсто управляющаго; но онъ ни за что не соглашался разстаться со своей хижинкой, категорически заявивъ, что, пока живъ и имѣетъ силы, никому не уступитъ своего званія лѣсничаго.
Вѣрочка и Наташа очень часто приходили навѣщать его; прогулка къ домику, въ лѣсу, была ихъ любимою прогулкою, во время которой онѣ каждый разъ съ новымъ удовольствіемъ вспоминали тотъ радостный и незабвенный для нихъ день, когда бывшей нянѣ въ кондѣ-концовъ удалось возвратить несчастной матери ребенка, котораго она считала давно уже погибшимъ.
Маленькая козочка, выкормившая своимъ молокомъ и поставившая на ноги Вѣрочку была немедленно переведена на мызу, гдѣ, по просьбѣ Вѣрочки, въ ея распоряженіе предоставили цѣлый лугъ, чтобы, разгуливая по немъ, она могла вдоволь угощаться травою.
Всѣмъ жилось хорошо и спокойно; глядя на окружающую обстановку, Анна Львовна могла бы считать себя совершенно счастливою, еслибы только это счастіе не омрачалось грустною мыслью о томъ, что съ нею нѣтъ ея дорогого, незабвеннаго супруга -- та же мысль порою являлась и обѣимъ сестрамъ.
Сиротка Дуня.
Дуня была простая, крестьянская дѣвочка. При, жизни родителей она жила безбѣдно, и, какъ говорится, не знала ни нужды, ни горя; отецъ ея имѣлъ мѣсто надсмотрщика на сосѣдней фабрикѣ, мать ходила на поденную работу, а Дуню оставляли дома, возлагая на нее обязанность хозяйки, что дѣвочка всегда выполняла хорошо и добросовѣстно, тщательно заботясь о томъ, чтобы родители по возвращеніи домой получили сытный ужинъ.
Въ праздники мать избавляла ее отъ стряпни, и Дуня обыкновенно послѣ обѣда на цѣлый день отправлялась въ расположенную по близости усадьбу помѣщиковъ Зиновьевыхъ, дочь которыхъ, по имени Зиночка, ее очень любила, учила русской грамотѣ, счету, различнымъ женскимъ рукодѣльямъ, а затѣмъ, какъ бы въ награду за трудъ и прилежаніе, вечеромъ, передъ уходомъ домой, дарила что-нибудь изъ своего туалета.
Такимъ образомъ продолжалось изъ года въ годъ, продолжалось до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, въ одинъ прекрасный день, нашу бѣдную дѣвочку постигло большое несчастіе: отецъ ея, во время наблюденія за рабочими, по неосторожности, упалъ съ подмостковъ, съ трехсаженной высоты, и расшибся до смерти; что же касается матери, то она, отъ природы женщина впечатлительная, нервная и никогда не отличавшаяся крѣпкимъ здоровьемъ, похоронивъ мужа, сама начала чахнуть съ такой быстротою, что, по прошествіи шести мѣсяцевъ, слегла въ постель, съ которой больше уже и не вставала... Дуня очутилась круглой сиротой... Кромѣ двухъ свѣжихъ могилокъ отца и матери, неуспѣвшихъ еще зарости травою, у нея на бѣломъ свѣтѣ не осталось ничего дорогого, ничего близкаго... Бѣдняжка чувствовала себя совершенно одинокой и положительно не знала куда преклонить голову, тѣмъ болѣе, что семья Зиновьевыхъ, какъ разъ за недѣлю передъ всѣмъ случившемся, уѣхала въ Москву на цѣлые два мѣсяца.
-- Дѣвочку надо пристроить... не умирать же ей съ голоду въ пустой избѣ, или не выходить на дорогу просить милостыню!-- сказалъ одинъ изъ сосѣдей и предложилъ собрать сходку.
Сходкою въ деревнѣ называется общее собраніе крестьянъ-собственниковъ, которые рѣшаютъ каждый серьезный вопросъ большинствомъ голосовъ, и затѣмъ дѣлаютъ надлежащія распоряженія.
-- Нельзя такъ оставить, надо что-нибудь придумать!-- слышались голоса добрыхъ мужичковъ, немедленно явившихся на сходку.
-- По моему мнѣнію, самое лучшее отдать ее на воспитаніе кому-нибудь и общими силами платить за это,-- предложилъ старый кузнецъ Иванъ, пользовавшійся среди всѣхъ жителей деревни большимъ почетомъ и уваженіемъ.
-- Конечно, это будетъ самое лучшее?-- согласились остальные, и, послѣ довольно продолжительныхъ преній на общемъ совѣтѣ, порѣшили:-- предложить одной бѣдной вдовѣ, жившей съ двумя своими маленькими дочерьми на краю деревни, взять къ себѣ Дуню за извѣстную плату.
Марья, такъ звали вдову, охотно согласилась на сдѣланное предложеніе, и Дуня въ тотъ же вечеръ переселилась къ ней.
Со слезами на глазахъ покинула дѣвочка свою бѣдную хижинку, гдѣ каждый уголокъ, каждая мелкая вещица напоминали доброе, хорошее время, когда она жила съ отцомъ и матерью.
Марья, или тетушка Марья, какъ обыкновенно ее называли въ деревнѣ, была женщина не злая, но въ высшей степени сварливая: сосѣди не любили ее, потому что она почти со всѣми ссорилась, ко всѣмъ придиралась и каждому находила сказать что-нибудь непріятное.
Принявъ сиротку Дуню къ себѣ на воспитаніе, она руководствовалась исключительно однимъ разсчетомъ и съ перваго же дня, начала обращаться съ бѣдной дѣвочкой въ высшей степени грубо.
-- Чего хныкаешь?-- гаркнула она, когда Дуня, передъ тѣмъ, чтобы лечь спать, по обыкновенію встала на молитву, и вспомнивъ о своей: милой, дорогой мамѣ, которая теперь лежала въ сырой землѣ, горько заплакала.
-- Чего хнычешь, говорятъ тебѣ,-- повторила Марья, когда дѣвочка, пораженная грубыми словами и грубымъ тономъ, которымъ они были сказаны, взглянула на нее съ удивленіемъ:-- раздѣвайся да ложись скорѣе, сама не спишь и другимъ мѣшаешь... Ты вѣдь сегодня, небось, цѣлый день ничего не дѣлала... баклуши била... а я съ утра Спину гну, работаю; да и дѣтки мои тоже не сидятъ сложа руки, имъ покой нуженъ; ты, слава Богу, не маленькая, должна, кажется, все это понять и стараться угодить своимъ благодѣтелямъ, а не раздражать ихъ!
Дуня молча встала съ колѣнъ, обтерла слезы, и, обратившись къ благодѣтельницѣ, спросила дрожащимъ голосомъ, гдѣ ей можно лечь.
-- Подстели на полъ мое старое одѣяло и ложись, отозвалась Марья:-- у насъ нѣтъ для тебя пружинныхъ матрасовъ.
-- А подушка?-- нерѣшительно спросила Дуня.
-- Скажите, пожалуйста, какія нѣжности! Еще подушку ей дайте; можешь и безъ подушки.
-- Пустяки! Спать безъ подушки, чтобы къ утру разболѣлась голова, не надо! Одну ночь обойдется, а завтра всѣ ея вещи принесутъ сюда, такъ своя вѣрно найдется...
Дуня взглянула съ благодарностью на Анюту; она была глубоко тронута ея сочувствіемъ, тѣмъ болѣе, что сразу поняла и догадалась, что дѣвочка не могла не бояться такой недоброй женщины, какою была Марья, и рѣшившись на противорѣчіе, рисковала сама получить непріятность, что и случилось въ дѣйствительности.
Марья взглянула на нее злыми глазами, сдвинула свои густыя брови и погрозила кулакомъ.
-- А у меня вотъ двѣ подушки, да я не дамъ!-- раздался голосъ маленькой Тани, которая все время молча прислушивалась къ вышеописанному разговору и насмѣшливо смотрѣла на окружающихъ.
Таня была любимица Марьи -- ей позволялось все; она никогда не видѣла отъ матери косого взгляда, а постоянно слышала однѣ только похвалы, вслѣдствіе чего давно привыкла считать себя красавицей, передъ которой всѣ обязаны были преклоняться.
-- Недоставало только того, чтобы ты осталась спать съ одной подушкой,-- обратилась къ ней Марья, сразу измѣнивъ интонацію голоса и выраженіе лица.
-- Ну, довольно спорить! Я спать хочу, замолчите!-- оборвала дѣвочка и, повернувшись къ стѣнѣ, закрыла глазки.
Марья на цыпочкахъ пробралась къ собственной кровати. Въ избушкѣ воцарилась тишина, затѣмъ, но прошествіи самаго непродолжительнаго времени, раздался храпъ Марьи и мѣрное дыханіе обѣихъ дѣвочекъ, свидѣтельствовавшее о томъ, что всѣ онѣ заснули
Дуня, между тѣмъ, присѣвъ на полу около печки, куда Марья бросила обѣщанное одѣяло, продолжала плакать; закрывъ лицо и уткнувшись въ желѣзную заслонку печки, она дѣлала, всевозможное усиліе, чтобы не разрыдаться громко и не навлечь на себя новаго гнѣва злой женщины, совмѣстная жизнь съ которою сулила ей въ будущемъ мало отраднаго.
Такимъ образомъ прошло около часа.
-- Ты, кажется, не спишь?-- раздался вдругъ надъ самымъ ухомъ нашей маленькой сиротки едва слышный голосъ Анюты, которая, тихонько вставъ съ кровати, подкралась къ ней и ласково взяла за руку.
Дуня вздрогнула отъ неожиданности.
-- Не бойся, это я, Нюта,-- шепотомъ продолжала дѣвочка:-- мнѣ жаль тебя. Очень жаль. Я принесла подушку, возьми, лягъ и постарайся заснуть. Ты должна укрѣпить силы.
Дуня попробовала возразить, доказывая совершенно логично, что Марья можетъ увидѣть утромъ подушку и разсердиться, но Нюта, вмѣсто отвѣта, зажала рукою ротъ своей собесѣдницы, сунула ей на колѣни подушку и снова скрылась въ темнотѣ съ такой быстротою, что Дуня не успѣла даже опомниться.
Придя къ убѣжденію, что, въ данный моментъ, ей ничего не остается дѣлать, какъ молчать и повиноваться, она осторожно подложила подушку подъ голову, и, невольно поддавшись физическому утомленію, взявшему верхъ надъ нравственнымъ состояніемъ, почти сейчасъ же крѣпко заснула. Во снѣ ей грезилась мама, добрая, ласковая, хорошая... Точно такая, какою она была при жизни. Дуня нѣжно припала головкою къ ея исхудалой за послѣднее время груди, со слезами принялась разсказывать о томъ, какъ грубо была встрѣчена тетушкой Марьей, и убѣдительно просила взять ее обратно домой. Но тутъ мама вдругъ сдѣлалась какая-то странная: она взглянула на Дуню долгими, пристальными, выразительными глазами, въ которыхъ свѣтилось что-то особенное, что-то неземное. Дуня крѣпче, прижалась къ ея стану.
Чѣмъ сильнѣе сжимала она его въ своихъ объятіяхъ, тѣмъ онъ съ каждой минутой становился все эластичнѣе, эластичнѣе, и, въ концѣ-концовъ, превратившись просто въ паръ, совершенно незамѣтно выскользнулъ изъ рукъ.
-- Мама, мама, милая, дорогая, не уходи, или возьми меня съ собою. Я не хочу, я не могу дольше оставаться жить съ тетушкой Марьей!-- взмолилась Дуня -- но. мама не слышала ее, она уже высоко поднялась наверхъ, почти подъ самыя облака, откуда, по прошествіи нѣсколькихъ минутъ, Дуня услыхала чей-то незнакомый голосъ: "не плачь, не отчаявайся, Господь Богъ тебя не оставитъ!" -- говорилъ этотъ невидимый и въ то же время чрезвычайно мелодичный голосъ: "терпи, надѣйся и молчи!.."
Затѣмъ все стихло.
Когда она открыла глаза и взглянула въ одно изъ маленькихъ, покосившихся оконъ избушки, то увидѣла, что на дворѣ начинаетъ свѣтать, несмотря на это, тетушка Марья, однако, точно такъ какъ и остальныя присутствующія, продолжала еще спать крѣпко.
Осторожно поднявшись съ пола, Дуня тихою, неслышною стопою подошла къ тому мѣсту, гдѣ лежала Анюта, и слегка подсунула подъ ея голову подушку; дѣвочка сквозь сонъ что-то пробормотала, но Дуня, боясь вступать въ разговоръ и этимъ разбудить Марью, поспѣшно вернулась въ свой уголъ. Спать она больше не могла. Только-что видѣнный сонъ произвелъ на нее слишкомъ сильное впечатлѣніе, ей все еще слышался этотъ дивный голосъ: "терпи, надѣйся и молчи!" повторяла сама себѣ дѣвочка. Да, да, съ: сегодняшняго дня я такъ и буду дѣлать,-- приговаривала она шепотомъ,-- и, желая воспользоваться тѣмъ, что кругомъ всѣ спали и никто не могъ ее видѣть, поспѣшно опустилась на колѣни передъ висѣвшимъ въ углу образомъ, чтобы на свободѣ помолиться и излить передъ Святымъ ликомъ Спасителя всю ту горечь и боль, которыя накопились въ ея бѣдномъ маленькомъ сердечкѣ.
Въ деревнѣ, между тѣмъ, началось обычное движеніе: крестьяне мало-по-малу вставали и собирались на свои ежедневныя работы. Пастухъ выгонялъ въ поле коровъ, вслѣдъ за нимъ плелся пастушокъ Андрюшка сзади: большого стада овецъ. Около избушекъ кудахтали куры (неизбѣжная принадлежность деревенскаго хозяйства). Мѣстами, близь дворовъ людей болѣе зажиточныхъ, бродили утки, гуси, индѣйки. Словомъ, на каждомъ почти шагу все больше и больше становилось замѣтнымъ всеобщее оживленіе, только около избушки тетушки Марьи все еще господствовала прежняя тишина и спокойствіе.
Марья, какъ уже сказано выше, не принадлежала къ разряду богатыхъ; у нея не было никакого хозяйства, кромѣ небольшого огорода, а потому вставать рано она считала лишнимъ; но вотъ, наконецъ, видно наступила и ее пора, открывъ глаза, она лѣниво вытянулась на кровати и начала одѣваться, вслѣдъ за нею закопошилась Анюта, а за Анютой нерѣшительно выступила впередъ Дуня.
-- Тише ходите, Таня спитъ,-- сказала Марья обѣимъ дѣвочкамъ:-- надо принести молока, вотъ тебѣ Анюта гривенникъ, ступай купи, да заодно и хлѣбца раздобудь, у насъ отъ вчерашняго дня осталось, кажется, немного,-- добавила она, обратившись къ старшей дочери и подавая два мѣдныхъ пятака.
Анюта вышла изъ избушки, чтобы исполнить возложенное. на нее порученіе, а Дуня въ это время, по приказанію тетушки Марьи, начала мести полъ и снимать. съ полки посуду, состоящую изъ нѣсколькихъ разнокалиберныхъ чашекъ съ отбитыми ручками.
Бережно поставивъ ихъ на столъ, дѣвочка вторично протянула руку за тарелкою для хлѣба и ножомъ, но тутъ вдругъ случилось несчастіе: тарелка, проскользнувъ между пальцами, упала на полъ и, конечно, сейчасъ же разбилась въ дребезги.
-- Противная дѣвчонка разбудила меня!-- съ досадой крикнула Таня: -- я еще подремала бы съ полчасика, пока Анюта вернется съ молокомъ, а теперь больше не заснешь, гадкая, противная дѣвчонка!
-- Косолапая!-- добавила Марья грознымъ голосомъ и, накинувшись на Дуню, сначала оттаскала за волосы и затѣмъ принялась безъ церемоніи колотить куда попало.
Дуня стояла точно громомъ пораженная; она не пробовала даже обороняться; ей все это казалось до того страннымъ, до того дикимъ и вмѣстѣ съ тѣмъ до того обиднымъ, что она даже въ лицѣ измѣнилась, причемъ продолжала попрежнему стоять неподвижно и скорѣе походила на автомата, чѣмъ на живое существо.
-- Вотъ тебѣ! Вотъ тебѣ!-- повторяла Марья, сопровождая каждое слово новымъ ударомъ:-на будущее время будешь осторожнѣе!
Дуня въ концѣ-концовъ разразилась рыданіемъ, но это нисколько не тронуло злую тетку Марью, такъ какъ вмѣсто того, чтобы успокоиться, она, напротивъ, расходилась еще больше, и неизвѣстно чѣмъ бы дѣло кончилось, еслибы на порогѣ, наконецъ, не появилась Анюта, держа въ рукахъ крынку молока и горбушку хлѣба.
-- Мама, что ты дѣлаешь, за что ты бьешь ее!-- почти съ отчаяніемъ вскричала маленькая дѣвочка, на глазахъ которой выступили слезы.
-- Это тебя не касается!-- злобно отозвалась Марья:-- коли бью, такъ значитъ за дѣло; а будешь много говорить, самой не поздоровится!
Анюта опустила глаза, и, увидавъ разбитую тарелку, безъ поясненія догадалась въ чемъ заключается суть дѣла; ей стало непроходимо жаль бѣдную сиротку и въ то же время стыдно за мать, о необузданномъ характерѣ которой слава давно неслась не только по всей деревнѣ, но даже по всему околотку.
-- Сейчасъ я встрѣтила Ивана, сына старосты, онъ сказалъ, что черезъ нѣсколько минутъ сюда принесутъ вещи Дуни,-- замѣтила дѣвочка, желая чѣмъ-нибудь разсѣять злобное настроеніе матери.
-- Воображаю какія тамъ чудныя вещи! Дрянь всякая навѣрное; только лишнее мѣсто въ избѣ будетъ занимать; я вотъ разсмотрю, да потомъ и вонъ выкину,-- отозвалась Марья.
Вспомнивъ, что въ числѣ вещей, которыя будутъ принесены, находится нѣсколько платьевъ покойной матери, дорогихъ для нея по воспоминаніямъ, Дуня въ первую минуту хотѣла было возразить, но затѣмъ ей вдругъ такъ живо, послышались слова: "терпи, надѣйся и молчи",-- что она сдѣлала надъ собою усиліе, и вмѣсто того, чтобы отвѣтить, молча отошла въ сторону.
Марья принялась дѣлить молоко; для Тани и для себя она налила по полной чашкѣ наравнѣ съ краями, для Анюты нѣсколько меньше, а для Дуни около половины; то же самое повторилось и при дѣлежѣ хлѣба, послѣ чего всѣ сѣли завтракать. Дунѣ было не до ѣды; она даже не прикоснулась ни къ молоку, ни къ хлѣбу, на что, впрочемъ, тетушка Марья не обратила никакого вниманія; что же касается Анюты, то она въ продолженіе всего времени, пока онѣ сидѣли за столомъ, не спускала глазъ съ бѣдной сиротки, надѣясь воспользоваться первою возможностью и какъ-нибудь, знакомъ руки или головы ободрить ее; но Дуня, какъ сѣла на скамейку, какъ уставилась взоромъ въ одну опредѣленную точку, такъ ни разу даже не обернулась до тѣхъ поръ, пока наружная дверь избушки вдругъ съ шумомъ распахнулась и на порогѣ показался тотъ самый Иванъ, о которомъ только-что говорила Нюта,-- онъ держалъ въ рукахъ небольшой сундучекъ и подушку.
-- Вотъ вамъ, тетушка Марья, приданое для вашей новой дочери,-- пошутилъ парень, разсмѣявшись во весь свой широкій ротъ.
Марья отвѣтила ему также какою-то шуткою, а когда онъ удалился, принялась разбирать сундукъ, причемъ безцеремонно распредѣляла находившіяся тамъ вещи между собою и собственными дочерьми, сказавъ въ заключеніе, что Дунѣ ничего не надобно, а когда понадобится, такъ она или отдастъ ей часть того, что теперь назначила дочерямъ, или сошьетъ новое.
-- Терпи, надѣйся и молчи,-- снова прошепталъ надъ ухомъ дѣвочки невидимый голосъ, благодаря чему она, по примѣру предыдущаго раза, рѣшилась не открывать рта для отвѣта, и, закусивъ нижнюю губу чуть не до крови, молча отошла въ сторону.
Послѣдующіе затѣмъ дни потянулись обычнымъ порядкомъ; тетушка Марья обратила сиротку Дуню въ настоящую работницу; все, что только надо было дѣлать для дома тяжелаго, грязнаго, непріятнаго -- поручалось ей, причемъ, въ случаѣ малѣйшаго отступленія или самой ничтожной неаккуратности, на бѣдную дѣвочку сыпались сначала брань, а затѣмъ побои.
Съ Анютой тетушка Марья видимо старалась не допускать ея сближенія, и зная, что Анюта дѣвочка добрая, очевидно боялась, чтобы она не вздумала баловать сиротку, вслѣдствіе чего послѣдняя, пожалуй, перестанетъ слушаться; Таня сама какъ-то сторонилась Дуни, при каждомъ удобномъ случаѣ давала ей чувствовать, что она всѣмъ обязана ея матери и вообще относилась къ ней почти съ презрѣніемъ.
Тетушка Марья словоохотливостью не отличалась, а если когда и говорила, то большею частью однѣ только колкости; слѣдовательно, Дуня въ общемъ оставалась совершенно одинокою. Что же приходилось дѣлать, какъ не терпѣть, молчать и надѣяться?.. Съ первому и ко второму она уже успѣла привыкнуть настолько, что это ей не казалось труднымъ, но относительно третьяго бѣдняжка часто задумывалась, и сколько ни ломала свою хорошенькую головку надъ тѣмъ, чтобы разъяснить, на что именно должна была надѣяться, все-таки не приходила ни къ какому результату.
Однажды, когда на душѣ у нея было какъ-то особенно тяжело и тоскливо, и когда она, покончивъ всѣ домашнія работы, присѣла отдохнуть на заваленку, къ ней вдругъ неожиданно подошла какая-то незнакомая женщина и, вѣжливо поклонившись, спросила здѣсь ли живетъ одна бѣдная вдова, извѣстная подъ именемъ "тетушки Марьи".
-- Здѣсь,-- отозвалась Дуня, вставъ съ мѣста и въ свою очередь отвѣчая поклономъ.
-- Окажите пожалуйста, она, кажется, нѣсколько времени тому назадъ взяла на воспитаніе дѣвочку, сиротку Дуню.
-- Взяла.
-- Я имѣю до нея дѣло; она дома?
-- Тетушка Марья?
-- Нѣтъ, Дуня.
-- Она передъ вами,-- улыбнулась дѣвочка.
-- Въ самомъ дѣлѣ!-- обрадовалась женщина, ласково взглянувъ на свою собесѣдницу:-- васъ-то какъ разъ намъ и надобно.
-- Что прикажете!
-- Я пришла отъ барышни Зиновьевой.
-- Отъ Зиночки?-- перебила Дуня:-- развѣ она вернулась?
-- Вчера вечеромъ.
-- Какое счастіе!-- Я такъ много думала о ней, такъ хотѣла ее видѣть.
-- Она то же самое; она даже заплакала, когда узнала о постигшемъ васъ горѣ и, въ особенности, когда до нея дошли слухи о томъ, что вамъ здѣсь живется невесело, вслѣдствіе дурного обращенія тетушки Марьи.
-- Тише... ради Бога, насъ могутъ услышать,-- замѣтила Дуня, тревожно оглядываясь по сторонамъ.
-- Но вы сказали, что ее нѣтъ дома.
-- Все равно; кто-нибудь изъ сосѣдей можетъ услышать, передать... Войдите лучше въ избушку, тамъ мы поговоримъ свободнѣе.
Женщина повиновалась, послѣ чего Дуня тщательно затворила двери.
-- Теперь объясните, кто вы такая и какимъ образомъ Зиночка могла узнать о томъ, что мнѣ здѣсь живется плохо?
-- Я недавно поступила къ Зиновьевымъ и служу у нихъ въ качествѣ портнихи, что же касается того, откуда она могла слышать относительно васъ, навѣрное не знаю; а только мнѣ кажется, что барышня сегодня утромъ покупала ягоды у какой-то крестьянской дѣвочки и долго Съ нею разговаривала. Можетъ быть та что и сообщила.
Дуня задумалась; она знала, что Нюта сегодня рано утромъ ходила; въ лѣсъ за земляникой и невольно подумала, не она ли это была?
-- И такъ, вы говорите, что пришли ко мнѣ отъ Зиновьевыхъ, -- продолжала Дуня послѣ небольшой паузы.;
-- Да; Зиночка проситъ убѣдительно, чтобы вы сейчасъ же, вмѣстѣ со мною, отправились къ ней; пойдемте.
-- Сейчасъ не могу, къ великому моему сожалѣнію.
-- Почему?
-- Никого нѣтъ дома; мнѣ приказано караулить избушку и, кромѣ того, еще надо наносить дровъ, приготовить воду, выстирать нѣсколько полотенецъ и кое-что починить для Тани, младшей дочери тетушки Марьи.
-- Все это вы должны сдѣлать однѣ, безъ посторонней помощи?
-- Должна...
Женщина покачала головой и хотѣла предложить Дунѣ отпроситься по крайней мѣрѣ на слѣдующій день, но въ эту минуту кто-то постучалъ въ двери; Дуня поспѣшила отодвинуть задвижку, дверь отворилась и на порогѣ показалась Таня.
-- Скорѣе топи печку,-- обратилась она къ сироткѣ повелительнымъ тономъ: -- мамѣ дали въ деревнѣ корзиночку молодого картофеля, надо сварить, она обѣщала угостить меня и Анюту, а если что отъ насъ останется, то и ты получишь; ну, ну, живѣе поворачивайся,-- добавила дѣвочка, возвысивъ голосъ; затѣмъ случайно обернула голову въ противоположную сторону и, увидавъ незнакомую женщину, сконфузилась.
-- Кто вы?-- спросила она послѣ минутнаго молчанія.
Женщина отвѣтила на вопросъ и пояснила цѣль своего посѣщенія.
-- Отъ Зиновьевыхъ, вы говорите; это, кажется, очень богатые помѣщики, ихъ мыза на горѣ, за рѣкою?
-- Да.
-- Развѣ они знаютъ Дуню?
-- Очень хорошо; при жизни матери Дуня каждое воскресенье ходила туда играть съ маленькой барышней, которая теперь желаетъ видѣть ее какъ можно скорѣе.
-- Передайте барышнѣ, что Дуня придетъ завтра; сегодня я не могу отпустить ее. такъ какъ мама вернется только къ вечеру и Дуня должна немного помочь мнѣ и сестрѣ по хозяйству.
При словѣ немного Таня опустила глаза и покраснѣла; ей стало совѣстно своей лжи. Она знала отлично, что Дуня, по обыкновенію, будетъ дѣлать все одна, а вовсе не помогать кому бы то ни было, да еще немного.
Молодая женщина на это ничего не возразила и, повторивъ еще разъ просьбу свою непремѣнно отпустить завтра сиротку на цѣлый день, удалилась.
-- Такъ вотъ какъ, ты знакома съ этой богатой барышней?-- обратилась къ ней Таня, когда неожиданная посѣтительница, выйдя изъ избушки, повернула за уголъ.
-- Знакома,-- отвѣчала Таня.
-- Разскажи, пожалуйста, подробно,, какъ она живетъ, какія у нея комнаты, какъ она одѣта.
И Таня первый разъ за все время пребыванія сиротки въ домѣ матери заговорила съ ней, какъ съ себѣ равной.
Дуня очень охотно отвѣчала на всѣ вопросы; она рада была возможности поболтать и до того увлеклась этой болтовней, что совершенно позабыла про печку, про дрова, про воду и даже ахнула отъ ужаса, когда услыхала за дверью знакомый голосъ тетушки Марьи.
-- Чего ты испугалась?-- съ удивленіемъ спросила Таня.
-- Да какъ же не пугаться, когда у меня не сдѣлано ничего, что надо,-- отозвалась сиротка, задрожавъ всѣмъ тѣломъ.
Таня взглянула на нее съ усмѣшкой, а затѣмъ, обратившись къ вошедшимъ въ -эту минуту Марьѣ и Анютѣ, объявила, что Дуня не виновата въ томъ, что печка еще не затоплена и прочая работа не кончена.
-- Я отвлекла ее отъ дѣла, заставивъ разсказывать себѣ о богатой Зиновьевской барышнѣ, которую она давно знаетъ, которая дѣлаетъ ей хорошіе подарки и зоветъ къ себѣ въ гости завтра.
Слушая дочь, Марья смотрѣла- удивленными глазами, а затѣмъ, когда въ концѣ-концовъ узнала все, что было надобно, то, противъ обыкновенія, не только не побила Дуню за неисправность, а даже и не побранила; слова: "она дѣлаетъ хорошіе подарки" совершенно подкупили Марью, которая сразу сообразила, что всѣ эти подарки теперь никогда не останутся у Дуни, а такъ или иначе перейдутъ къ ней, вслѣдствіе чего чувствовала себя въ прекрасномъ настроеніи, собственноручно развела огонь, поставила на него чугунокъ, наполненный картофелемъ, и когда послѣдній оказался сварившимся, то немедленно раздѣлила его на четыре равныя части.
Дуня приходила въ полнѣйшее недоумѣніе; ея чистое, неиспорченное сердечко, далекое отъ всякихъ матеріальныхъ разсчетовъ, никакъ не могло уяснить себѣ настоящую причину подобной перемѣны; бѣдная дѣвочка только удивлялась, благодарила Бога и съ нетерпѣніемъ ожидала завтрашняго дня, чтобы отправиться къ Зиновьевымъ.
Анюта, между тѣмъ, узнавъ объ отношеніяхъ Дуни къ богатой барышнѣ, съ своей стороны поспѣшила добавить, что Зиновьевы, должно быть, въ самомъ дѣлѣ очень добрые люди, потому что сегодня, когда она зашла къ нимъ продать собранныя въ лѣсу, ягоды, то маленькая барышня очень долго съ нею разговаривала, дала за ягоды гораздо больше, чѣмъ онѣ стоятъ и, въ заключеніе, приказала завтра принести еще.
-- Ты видѣла эту барышню? Продавала ей ягоды и говорила съ нею!- воскликнула Дуня дрожащимъ голосомъ.
-- Почему это удивляетъ тебя?-- спросила Анюта.
-- Нѣтъ... такъ, ничего...-- отозвалась сиротка и устремила пристальный взглядъ на свою собесѣдницу, съ которою ей очень хотѣлось сказать нѣсколько словъ съ глазу на глазъ, но, къ сожалѣнію, этому желанію не: суждено было исполниться, такъ какъ тетушка Марья и Таня находились при нихъ неотлучно.