Антропов Роман Лукич
В когтях одесских демонов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья серия. Книга 26.

Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)

Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)

Третья серия.

Книга 26.
В когтях одесских демонов

Таинственная контора Л. Копельмана

   На одной из центральных одесских улиц над подъездом каменного дома красовалась скромная вывеска:

"Комиссионерная контора Л. Копельмана".

   Какие функции, какие комиссии выполняла эта контора, -- никто доподлинно не знал.
   Те, которые поднимались по лестнице этого дома, видели, что в контору звонились молодые люди, больше все -- семитического типа, одетые со щегольством дурного тона, а также и какие-то толстые дамы, "в шелках и бархатах", увешенные чудовищно толстыми цепочками и браслетами.
   "Что они там делают?" -- проносилась, порой, в чьей-нибудь голове любопытная мысль.
   Но так как контора вела себя изумительно тихо и благородно, то скоро на нее махнули рукой и она перестала интересовать местных аборигенов.
   Контора состояла всего из двух комнат, обставленных почти убого: несколько столов, крытых черной клеенкой, широкий диван, венские стулья, счета на крючках стенных, висячие лампы.
   Вот и все убранство Копельмановского помещения. В первой комнате шел взволнованный разговор между толстым, полулысым господином с черными, выкрашенными усами и двумя юркими молодыми людьми. Первый был Копельман, вторые -- его агенты. Лицо Копельмана было красно, озлобленно.
   -- Это уже себе безобразие! -- кричал он с сильным еврейским акцентом.
   -- Но чем мы виноваты?
   -- Тем, что столько времени ни черта не делаете!
   -- Когда не удается... Ну, что же поделаешь тогда?
   Копельман даже затопал ногами.
   -- А деньги брать умеете? Каждую неделю вы требуете авансы, а сами...
   -- Извиняйте нас, Лазарь Борухович, эти авансы идут, ведь, в счет платы.
   -- Еще бы я вам дарить деньги стал! -- злобно расхохотался владелец таинственной конторы. -- А вы думаете легко деньги вперед авансами давать? Откуда я буду их брать, коли нет оборота? Вы только все сосете Лазаря Боруховича, а Лазарь Борухович совсем без денег сидит!
   -- Ну, положим... -- усмехнулся один из агентов.
   Копельман побагровел:
   -- Что? Вы считали у меня деньги в кармане?
   -- А отчего бы и не знать их, господин Копельман? До нас доходят слухи, за сколько вы продаете то, что мы добываем.
   Копельман несколько смутился, осекся:
   -- А много-ли чего хорошего вы добыли за последнее время? Ведь это все товар второго, даже третьего сорта.
   -- Ну, положим, -- вмешался второй агент, повторяя восклицание своего приятеля, -- товар третьего сорта не идет туда, куда вы сбыли наш.
   -- Довольно! Ша! О чем вы галдите? -- сдался Копельман. -- Давайте лучше о деле говорить. -- Они сели на диван у круглого стола. -- Я получил заказ из Константинополя. Надо как можно скорее его выполнить, иначе он попадет в другие руки. Вы знаете сами, что Финкельштейн объявил нам конкуренцию. Или вы лучше ему хотите работать?
   Агенты промолчали, но выразительно переглянулись: -- Но товар должен быть самого высокого качества. О! Он пойдет в такое высокое место!
   Копельман почтительно поднял указательный палец, унизанный перстнями, вверх:
   -- К-ха! Что это должен быть за товар! Вы имеете что на примете? -- и он выжидательно уставился отвратительными круглыми глазами на молодых людей.
   -- Есть.
   -- Да, можно постараться раздобыть, -- подтвердил и другой агент.
   Глаза содержателя конторы засверкали:
   -- О! И это правда? Вы даете ваше честное слово?
   -- Ну, ну, можно и без клятв дело делать. Только вы должны знать, Лазарь Борухович, что для этого потребуются деньги на расходы.
   Лицо Копельмана скривилось:
   -- Деньги! Деньги! Вы только об этом и говорите! Фу! Вы сначала дело сделайте, а потом о деньгах будем обсуждать.
   Агенты цинично-откровенно свистнули и рассмеялись.
   -- Тогда поздно будет, господин Копельман. Мы друг друга знаем. А, впрочем, если вам не угодно, мы станем обращаться к Финкельштейну. Ему как раз такой товар надо...
   Копельман заскрипел зубами.
   Имя его конкурента всегда приводило его в бешенство.
   -- Сколько?
   -- Рублей триста.
   -- Что? Копельман вскочил.
   -- То, что вы слышите.
   -- Но извините себе, это денной разбой!
   -- Будто бы, Лазарь Борухович? Вам триста жалко? А сколько вы от Сахиниди получили вчера?
   Копельман трагическим жестом схватился за свою круглую, полу-плешивую голову:
   -- Двести!
   -- Триста, и ни копейки меньше!
   -- Ай-вай-вай! -- жалобно простонал владелец конторы, вытаскивая толстый засаленный бумажник:
   -- А если не удастся?
   -- Тогда мы или вернем деньги, или сочтемся на другом товаре. Но мы думаем, что все удастся.
  

Похищение девушки

   Шумно, нарядно, красиво на городском одесском бульваре, откуда открывается такой прелестный вид на море, раскинувшееся необозримой пеленой.
   Сюда собирается вся Одесса подышать воздухом моря, послушать оркестровую музыку, показать наряды, пофлиртовать.
   В то время Одесса, эта черноморская красавица, особенно изобиловала разноплеменностью. Гортанный говор, чуждый жаргон так и висели в воздухе.
   Было около девяти часов вечера. Бульвар кишел публикой.
   -- Какой дивный вечер!
   -- Чудесный!
   -- Не правда ли, Женя, ты не раскаиваешься, что отправилась сюда?
   Разговор происходил между двумя девушками-подругами: одна была дурнушка, другая, которую звали Женей, -- поразительная красавица.
   Взоры мужчин с восхищением останавливались на прелестном лице девушки, на ее фигуре, роскошно развившейся под солнцем благодатного юга.
   -- Какая красавица! -- несся ей вслед восторженный шепот.
   -- Кто это? -- спрашивали флаперы друг друга.
   Некоторые отвечали незнанием, но были и такие, которые называли ее Евгенией Петровной Назимовой, дочерью весьма почтенных, состоятельных родителей.
   Красавица девушка, мило и скромно одетая, чувствовала себя неловко под перекрестными взглядами любующихся ею мужчин.
   -- Пойдем, Сонечка, домой... Довольно гулять, -- обратилась она к подруге. Та запротестовала:
   -- Как, так скоро?!
   -- Неловко... Мы -- одни.
   -- Велика беда! Авось нас не съедят.
   Однако Назимова настояла, и обе подруги пошли к выходу с бульвара.
   В ту секунду, когда они поравнялись с выходом, к ним поспешно подошел господин, безукоризненно одетый, в золотых очках. По-видимому, он был несколько взволнован.
   -- Простите, сударыня, вы -- Евгения Петровна Назимова? -- обратился он к красавице девушке, почтительно снимая цилиндр.
   Обе подруги испуганно отстранились.
   -- Что вам угодно? -- дрожащим голосом спросила Назимова.
   -- Ради Бога, сударыня, не волнуйтесь и не принимайте меня за уличного фланера-нахала. Я послан за вами.
   -- Вы? За мной?
   Обе подруги глядели широко раскрытыми глазами на странного господина.
   -- Да. Я за вами.
   -- Кем же? Что это значит? Кто вы?
   -- Я послан вашей матушкой. Я -- доктор и хороший знакомый вашего батюшки. С вашим отцом сейчас случился удар. Оставив около него своего коллегу, я бросился вас разыскивать. Нас ожидает карета. Торопитесь.
   Назимова смертельно побледнела.
   -- Господи... да не может быть... с папой удар?
   -- Да, да. Скорее, скорее!
   Он взял под руку обезумевшую от испуга и горя девушку.
   Подъехала карета.
   -- И я с вами. Можно? -- взволнованно спросила доктора подруга Назимовой.
   -- Ради Бога, не задерживайте, mademoiselle. Дорога каждая секунда! -- властно проговорил незнакомец, быстро вскакивая в карету и резко отстраняя ее.
   -- Пошел! -- крикнул он кучеру.
   Подруга Назимовой -- ее фамилия была Уконина -- бросилась на фаэтоне в дом Назимовых, очень любивших ее. Ее немного удивило, что у подъезда не было кареты, в которой та уехала с доктором.
   -- Неужели я приехала раньше их? -- прошептала она.
   Лишь только открылась дверь, Уконина поспешно спросила горничную:
   -- Ну как? Лучше или хуже?
   Та удивленно посмотрела на подругу своей барышни.
   -- Вы насчет чего это, Софья Николаевна?
   -- Жив?
   Горничная захлопала глазами.
   Уконина, махнув рукой, быстро пошла в комнаты.
   "Совсем, видно, потеряли голову", -- подумала она.
   -- А где же Женя?
   Перед Укониной стояла сама Назимова -- симпатичная, еще не старая женщина.
   -- Разве она не приехала еще?
   -- Нет. Да вы ведь вместе решили вернуться, Сонечка?
   Назимова была совершенно спокойна, даже улыбалась милой, доброй улыбкой.
   -- Женечка поехала в карете с доктором, а я вскоре за ними, на фаэтоне.
   Сильное удивление появилось на лице почтенной женщины:
   -- Что такое? С доктором? В карете? С каким доктором?
   -- Как, с каким доктором?! Да с тем, которого вы послали отыскивать ее.
   -- Я? Я послала доктора? Да что с вами, Сонечка? Вы -- здоровы, детка?
   -- Я-то здорова, а вот Петр Иванович как? Лучше ему? Жив?
   Во все глаза глядит Назимова на подругу своей дочери.
   -- Да Бог с вами, что вы говорите! Я ничего не понимаю. При чем муж мой тут?
   -- Да ведь с ним удар!
   Назимова побледнела.
   -- Что? Удар? Какой удар? С кем?
   -- Да с Петром Ивановичем.
   -- Знаете что, детка, вы захворали, у вас бред. Петр Иванович, пойди-ка сюда! -- громко позвала мужа Назимова.
   На пороге кабинета выросла фигура Назимова.
   -- Что случилось? -- добродушно смеялся он.
   Уконину зашатало. Она вскрикнула и смертельно побледнела.
   -- Вы живы, здоровы?
   -- Разберись ты в этой путанице, Петя, я ровно ничего не понимаю. Сонечка, кажется, сошла с ума.
   Тогда Сонечка Уконина, дрожащая, взволнованная, начала рассказывать о том, что случилось сейчас там, на бульваре.
   По мере того как она рассказывала, испуг, страх, изумление стали появляться на лицах четы Назимовых.
   -- И она села в карету?
   -- Да, да, и поехала... Я думала, она уже здесь...
   -- Господи, что же это значит? -- мать заломила в отчаянии руки.
   Лицо Назимова сделалось багровым.
   -- Это... это значит, что нашу дорогую дочь похитили! -- хрипло вырвалось у него.
   -- Похитили? Кто? Зачем? -- пролепетала, близкая к обмороку, Назимова.
   -- Останьтесь здесь, около нее! -- обратился Назимов к Укониной. -- Я еду сейчас к властям... Здесь кроется какое-то страшное преступление. Великий Боже, за что Ты покарал меня такой лютой казнью! Женечку мою, дочку мою дорогую, украли!
   В голосе бедного Назимова слышалось подавленное рыдание.
   На следующий день вся Одесса была полна слухами, толками, пересудами о пропаже единственной дочери-красавицы Назимовых.
   Весть о похищении с быстротой молнии распространилась по городу, поражая одних своей дерзостью, других таинственностью, загадочностью.
   -- Ведь вы подумайте только, в девять часов вечера, у бульвара, набитого публикой...
   -- Это поразительно!
   -- А если тут того... роман замешан?
   -- Какой роман?
   -- Хе-хе-хе! Какие бывают романтические приключения с хорошенькими барышнями? Сами знаете.
   -- Вздор! Mademoiselle Назимова -- барышня хорошего общества, умница, серьезная.
   -- Э-э, батенька, черти водятся, именно, в тихом омуте... Вы-то сообразите, как это так барышня рискнет сесть в карету с незнакомым ей господином? Ясно, что тут замешана какая-нибудь любовная история.
   Так шумела экспансивная, южная, одесская толпа.
   Высшие власти Одессы, принявшие горячее участие в гopе, постигшем почтенного Назимова, подняли на ноги всю наружную и сыскную полицию.
   Прошло два энергичных, тщательных розыскных дня, не давших, увы, никакого положительного результата. Тогда-то вот к моему знаменитому другу Путилину полетела срочная депеша от властей и от Назимова, в которой его умоляли немедленно приехать в Одессу для раскрытия этого загадочного происшествия.
  
   "Еду. Прекратите все розыски. Путилин",
   -- так ответил великий сыщик.
  
   Через несколько часов по получении пригласительной телеграммы мы мчались экстренным поездом в Одессу.
  

Путилин в Одессе. Письмо от Евгении Назимовой

   Не доезжая нескольких станций до Одессы, я проснулся, отлично выспавшись.
   Проснулся, протер глаза и -- и немало удивился, в купе, которое мы занимали, Путилина не было, но зато вместо него сидел неведомый мне пассажир.
   Это был щеголеватый господин, так и сверкающий массой драгоценностей: перстнями на всех пальцах, булавкой с огромным солитером, толстой золотой цепью с бриллиантовыми жетонами.
   Наружность изобличала в нем еврея.
   Я обратился к нему:
   -- Простите, милостивый государь, но это купе занято. Оно принадлежит мне и моему другу.
   -- Вы извините меня, -- с сильным акцентом ответил с неба свалившийся пассажир. -- Прежде всего оно принадлежит железной дороге.
   Он вызывающе и как-то пренебрежительно поглядел на меня.
   Этот ответ, а, главное тон его, взорвали меня.
   -- Должен заметить вам, милостивый государь, что ваше замечание далеко не остроумно, раз мы откупили купе, стало быть, до места следования оно наше.
   -- И чье же, наше?
   -- Еще раз повторяю: мое и моего друга.
   -- А где же ваш друг?
   -- Это не ваше дело! -- отрезал я.
   -- Нет, позволяйте извинить меня, это мое дело; может быть, вы просто едете один и желаете занимать все купе.
   -- Но у нас есть билеты! -- закричал я, выведенный из себя подобным нахальством.
   -- Так потрудитесь показать их мне, тогда я уйду! -- взвизгнул и он.
   Я полез в дорожную сумку, но тут же вспомнил, что купе у нас по особому сертификату и что таковой, конечно, находится у Путилина.
   "Куда делся Иван Дмитриевич? -- с досадой и тревогой подумал я, гневно выходя из купе. -- Надо его отыскать".
   Уборная-умывальня была пуста. Я осмотрел весь вагон, Путилина не было.
   В злобе вернулся я в наше купе. Вошел -- и затрясся от бешенства: на моем диване, на моих вещах лежал, развалясь, бесцеремонный "шикарный" господин!
   -- Милостивый государь! Как вы смеете?! -- рванулся я к нему.
   -- Тише, тише, доктор, а то ты, того гляди, прибьешь меня.
   Я остолбенел. Что это? Да, ведь это голос моего знаменитого друга!
   -- Ты?
   -- Я, -- он тихо рассмеялся.
   -- Я очень доволен, доктор, что первая проба оказалась удачной.
   -- Но зачем, Иван Дмитриевич, этот поразительный маскарад сейчас, теперь?
   Путилин усмехнулся.
   -- Ты, по обыкновению, очень наивен. Раз мне приходится иметь дело с такими ловкачами, как одесситы, то... то надо держать ухо востро. Можешь ли ты быть уверен, что они не пронюхали о приглашении меня? Что они не поджидают каждого поезда, дабы удостовериться в моем приезде? Хорош же я буду, выйдя из вагона в своем собственном виде! Друг мой, тебе должно быть известно, что я не люблю давать излишнего оружия в руки моим противникам.
   О, да, я это знал!
   Путилин, помолчав, вновь обратился ко мне:
   -- Весьма возможно, доктор, что меня будут встречать не только одесские пираты и бандиты, но и кто-нибудь из представителей власти. Мы поступим так: я пройду мимо них как простой пассажир, а ты -- тебя никто не знает -- подойди к тому или тем, на кого я укажу тебе глазами, и незаметно толкни и шепни: "Путилин уже приехал. Следуйте в управление сыскной полиции!"
   Хрипло дыша, ввел паровоз поезд в дебаркадер вокзала. Путилин вышел первым.
   Быстрым орлиным взором охватил он публику, стоящую на перроне вокзала.
   Кого тут только не было! Как колоссально трудно было разобраться в этой пестрой, шумливой толпе!
   -- Прямо к этому... высокому полковнику... -- донеслось до меня еле слышное приказание великого сыщика.
   Он, вручив свой чемодан носильщику, громко, с великолепным еврейским акцентом, сказал ему:
   -- Пожалуйста, в самую лучшую гостиницу!
   И какой-то особенной походкой пошел за носильщиком.
   Я заметил, что какие-то молодые люди с жадным вниманием всматриваются во всех выходящих из вагонов первого и второго класса пассажиров.
   Я направился к лицу, указанному мне моим другом и, проходя мимо него, как бы невзначай толкнул его:
   -- Pardon... простите! -- громко сказал я, а затем, еле слышно, добавил: -- Путилин приехал... прошел... следуйте за мной... -- Полковник вздрогнул.
   -- Кто вы? -- в тон ответил он мне.
   -- Друг его... доктор X.
   -- А-а...
   Через полчаса в служебном кабинете одного из местных властей, а именно начальника одесской сыскной полиции, собрались многие должностные лица.
   По адресу Путилина неслись восторженные комплименты.
   -- Ловко это вы, ваше превосходительство, устроили! Всем нам нос утерли; мы вас прозевали, не приметили!
   -- Благодарю вас, господа, за любезную встречу, но такая помпезность совсем не входила в мои планы. Давайте приступим к делу.
   Коллега начал посвящать знаменитого гастролера во все перипетии загадочного исчезновения.
   -- Мы сделали то-то... мы направили розыски в таком направлении...
   -- Отлично. Чудесно. Превосходно! -- повторял Путилин. -- А не могу ли я увидеть сейчас отца похищенной девушки, господин Назимова?
   -- Я уже распорядился об этом Иван Дмитриевич.
   -- Браво, коллега, вы -- чародей!
   Действительно, вскоре, минут через двадцать, в кабинет, наполненный одесскими гражданскими властями, вошел Назимов. Вид его был крайне понурый, удрученный.
   -- Его превосходительство, начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин, -- представили ему моего знаменитого друга.
   Назимов горячо пожал ему руку.
   -- Как мне благодарить вас! Но... но...
   Сильное волнение сдавливало его горло.
   -- Но горю моему теперь даже вы не можете помочь.
   -- Как?
   -- Что такое?
   Путилин пристально поглядел на убитого горем отца.
   -- Почему вы думаете, что я не смогу помочь вам, господин Назимов? Вы сомневаетесь в моих способностях? -- Назимов жестом отчаяния схватился за голову.
   -- Ах, не то, не то! Разве я осмелился бы выразить вам, богу русского сыска, свое недоверие?
   -- Так в чем же дело?
   Какая-то глухая борьба происходила в старике.
   -- Я... я думал это оставить в тайне, так как мне страшно больно разглашать то, что случилось, но теперь, видя ваше доброе, горячее участие, я не считаю себя вправе скрыть от вас происшедшее.
   -- Да в чем же дело? -- нетерпеливо вырвалось у Путилина.
   -- Дело в том, что я совершенно напрасно побеспокоил вас всех, господа, и в особенности вас, глубокоуважаемый господин Путилин. Дочь моя вовсе не похищена.
   -- Как? -- вырвался у всех изумленный возглас.
   -- Я получил от нее письмо.
   -- Вы получили письмо от вашей дочери?
   -- Да.
   Начальник одесской сыскной полиции торжествующе поглядел на жандармского полковника.
   -- Что я вам говорил? Не был я прав? -- тихо прошептал он тому на ухо.
   -- H-да... -- развел тот руками.
   -- Вы можете мне показать, господин Назимов, это письмо? -- твердо произнес Путилин.
   -- Я даже обязан это сделать. Я так виноват перед вами, что обеспокоил вас, ваше превосходительство.
   Назимов, трясущимися руками, вынул из бумажника письмо и подал его великому сыщику.
   -- Вы позволите прочесть его вслух? -- обратился Путилин к несчастному отцу.
   -- Делайте, что хотите! -- с отчаянием махнул рукой Назимов.
   Нервы его сдали.
   Он глухо зарыдал, тряся седой головой, бессильно опустился на широкий кожаный диван.
   Я присутствовал при этой сцене и я счел своей обязанностью врача оказать медицинскую помощь Назимову.
   -- Итак, господа, прошу вас выслушать письмо, -- раздался бесстрастный голос Путилина.
   И он начал читать:
  
   "Мои дорогие папа и мама! Простите меня за тот обман, который я разыграла перед вами и знайте, что на самом деле я вовсе не похищена, а увезена по доброй воле. У меня не хватило смелости признаться вам в том, что я полюбила человека, за которого, я знаю, вы не согласились бы отдать меня замуж. Наши же отношения зашли так далеко, что брак необходим. Сию минуту я не рискую явиться к вам; под влиянием остроты момента вы навряд ли отнесетесь ко мне с великодушным милосердием. Пишу вам для того, чтобы успокоить вас, что я жива, здорова, день и ночь думаю о вас и о том моменте, когда вы простите вашу нежно вас любящую дочь. Я приду к вам, дорогие папа и мама, через несколько месяцев. Примете ли вы тогда вашу Женю, которая невольно причинила вам столько тревог, волнений? Я счастлива: я полюбила хорошего человека, с которым и пойду вместе, рука об руку, по жизненному пути и вскоре упаду к вашим ногам.

Ваша Женя".

   Все были поражены.
   -- Вот оно что! -- в раздумье протянул жандармский полковник. -- Самый обыкновенный случай увлечения молодости.
   -- М-да, -- послышались разочарованные голоса. Назимов, правда тише, но все еще рыдал.
   -- Так что, наше вмешательство теперь излишне? Или вам угодно продолжать все-таки поиски вашей дочери? -- спросил отца начальник одесской сыскной полиции.
   Старик сокрушенно махнул рукой.
   -- Что уж теперь искать? Все равно дело сделано. Господи, стыд-то, позор какой! Осрамила, ославила! Мог ли я думать, что она, моя Женечка, выкинет такую штуку?
   Путилин внимательно рассматривал письмо беглянки.
   -- Вы, убеждены, что это почерк вашей дочери? -- вдруг быстро, неожиданно задал он вопрос Назимову.
   -- Да. Ее, ее почерк.
   -- Вы твердо в этом уверены?
   -- Мне ли не знать почерка дочери моей? -- уныло ответил Назимов.
   -- У вас нет ли с собой чего-либо, написанного ею, кроме этого письма?
   -- Да вот, дорогой господин Путилин, ее поздравление, когда она уезжала в Москву.
   Путилин так же пристально стал разглядывать розовый листок бумаги.
   -- Да, да, это почерк вашей дочери. Ну, что делать, я прокатился, кажется, зря в Одессу. Это первый случай в моей практике. Во всяком случае я очень рад, что дело не носит кровавого характера. Могло быть хуже. Прощайте господа!
   Все бросились к Путилину.
   -- Вы уже собираетесь уезжать, ваше превосходительство? Вы бы хоть отдохнули. Ах, Боже мой, такой необыкновенный случай, зря обеспокоили вас...
   -- Ничего, ничего, господа... -- ответил великий сыщик.
   Назимов со слезами на глазах благодарил и извинялся...
   Мы приехали в "Европейскую" гостиницу, где остановился Путилин.
   -- Не правда ли, доктор, мы сыграли дурака?
   -- Ты-то тут при чем, Иван Дмитриевич?.. Обидно, конечно... Когда же мы едем?
   -- Да сегодняшнюю ночь надо провести еще здесь. Признаться, устал я изрядно, путь от Петербурга до Одессы не ближний.
   Утомленный, я прилег на оттоманку и задремал. Когда я очнулся от сладкой дремоты, Путилина в номере не было. "Великолепный" наряд еврейского джентльмена лежал на кресле; чемодан был раскрыт. Валялись краски, гримировальные карандаши.
  

В "веселом" доме. Новый агент господина Копельмана

   Как потом оказалось, Путилин, переодевшись и загримировавшись, оставил меня спящего и вышел из гостиницы.
   Одесса еще и не думала о сне.
   Город заграничного типа любил вечернюю и даже ночную жизнь.
   Когда знаменитый сыщик очутился на широком тротуаре нарядной улицы, он невольно задал себе вопрос:
   -- Ну-с, что же теперь делать? Предо мной огромный город, который я к тому же и не знаю. В этом городе я хочу отыскать исчезнувшую девушку. В руках у меня никаких следов, за исключением письма. Отступить?
   Эта мысль привела Путилина в бешенство.
   Отступать! Ему, который еще никогда не пасовал, придется бросить карты и прекратить игру?
   "Но, ведь, это чистое безумие! Найти немыслимо. Помощи от одесских коллег ждать нечего. Уезжай, уезжай!" -- шептал ему таинственный голос.
   -- А моя "кривая"? А что если я не ошибся? -- Путилин нанял фаэтон и велел везти себя в порт. Там он побывал в главной пароходной конторе. Несмотря на вечерний час его карточка возымела действие и он получил все необходимые ему сведения.
   -- Так что на этих днях в Константинополь пароход не отправлялся?
   -- Нет.
   -- А когда будет отправка?
   -- Завтра в три часа дня.
   -- Благодарю вас.
   Путилин сел в фаэтон и обратился к кучеру:
   -- Скажи, любезный, какой у вас самый дорогой, самый шикарный веселый дом?
   Извозчик, подумав, ответил:
   -- Вези меня туда. Ты подождешь меня, я тебе щедро заплачу.
   С чувством глубокого отвращения, а вместе с тем и искренней жалости к горемычным обитательницам притона, входил туда Путилин.
   "Что делать, мы, как и доктора, обязаны для пользы дела входить всюду..." -- шептал он про себя.
   Чтобы не показаться "подозрительным", ему пришлось притвориться пьяным.
   -- Шампанского! -- слегка заплетающимся языком отдал он приказ нарядной, но отвратительной мегере. Засуетились все.
   -- Кажется, "гость" -- богатый и важный, -- послышался шепот.
   И вскоре благороднейший сыщик сидел в комнатке с розовым фонарем и беседовал с миловидной, но сильно накрашенной барышней.
   -- Скажите, как вы попали сюда? Как, вообще, вербуются новенькие в это печальное место?
   Путилин вынул пятьдесят рублей и подал девушке.
   -- Возьмите себе на конфеты за то, что поболтаете со мной. Я -- очень любознательный человек.
   Барышня обрадовалась.
   -- Да как попадаем? Некоторые сами являются, других по большей части доставляют скупщики живого товара, комиссионеры. Они продают нас хозяйке.
   -- Кто эти комиссионеры?
   -- Разные есть. Большей частью -- евреи.
   -- Но вы вот, например, через кого попали сюда? -- Тоска и злоба засветилась в глазах девушки.
   -- Тоже через одного такого... подлеца...
   -- Вас обманули?
   -- Да. Место обещали. Поверила, дура, польстилась на жалованье большое и попала сюда. Год уже скоро. А уж отсюда известно, не вырвешься.
   -- Много таких поставщиков?
   -- Мелкие -- те агенты у своих хозяев, а самих-то главных -- двое.
   -- Кто же они?
   -- Копельман и Финкельштейн.
   -- Вы через кого же угодили?
   -- Копельман сосватал, -- злобно вырвалось у девушки. У него контора своя есть, агенты его шныряют и ловят таких дур, как мы.
   -- Адрес его знаете, барышня?
   -- Да вы для чего это меня все расспрашиваете? -- Путилин задумался на секунду.
   -- Отомстить одному из таких хочу. Кровопийцы они, людоеды.
   Барышня так и загорелась.
   -- Да ну? Правда?
   -- Правда.
   -- Миленький, отомстите! Много они нашей сестры испортили...
   -- На Н-скую! -- отдал приказ Путилин вознице.
   Не доезжая нескольких домов до угла, Путилин вышел из фаэтона и пошел пешком.
   "Коммиссионерная контора Л. Копельмана", -- прочел он вывеску.
   На секунду великий сыщик задумался. Потом решительно вошел в подъезд и позвонил у дверей, на которых была дощечка конторы.
   Прошло несколько секунд безмолвия.
   Путилин позвонил вторично.
   -- Кто там? -- послышался из-за двери голос.
   -- Насчет товара! -- спокойно ответил Путилин.
   -- Какого товара?
   -- Я не могу кричать на всю лестницу. Отворите, не беспокойтесь.
   Путилин говорил с сильным польским акцентом, которым владел в совершенстве.
   Дверь отворилась.
   Путилин быстро вошел в комнату конторы.
   Владелец ее -- это был Копельман -- испуганно отстранился, тревожно пытливо оглядывая посетителя своими круглыми глазами.
   -- Что вам нужно? Кто вы?
   -- Вы -- пан Копельман?
   -- Ну, я. А вы кто?
   -- Станислав Иосифович Добржанский, из Варшавы. Польщен честью сделать знакомство с уважаемым паном Копельман.
   -- А вы откуда меня знаете? -- все еще недоверчиво спросил Копельман.
   Путилин-Добржанский рассмеялся высоким, сладким смехом.
   -- Хе-хе хе! Вы думаете, мы не знаем в Варшаве, что в Одессе есть такой господин Копельман? О, мы следим за теми, кто нам нужен, прошу пана верить!
   При слове "следим" смертельная бледность покрыла багровые щеки еврея-комиссионера.
   -- След... следите? А почему, зачем вы следите за мной?
   Голос его дрожал.
   И опять послышался веселый смех "Добржанского из Варшавы".
   -- Да потому, что мы работаем на одном деле, хе-хе-хе!
   Вздох облегчения вырвался из груди Копельмана.
   -- Вы... вы говорите правду?
   -- Прошу верить, я никогда не лгу.
   -- Вы продаете этот товар? Вы можете поклясться?
   -- Як Бога кохам, я добываю товар! [После Путилин рассказывал, что он, как религиозный человек, не мог дать ложную клятву. Поэтому он остроумно сказал: "Добываю", то есть "стараюсь освободить" из когтей негодяев их жертвы.]
    Копельман, видимо, успокоился.
   -- Что же угодно пану Добржанскому от Копельмана? -- задал он вопрос.
   Путилин усмехнулся.
   -- Пан Копельман не догадывается?
   -- Нет.
   -- Сделать дело, или, как у нас в Варшаве говорят, "сбыть с рук".
   -- Кого?
   -- Одну знатную девушку, попавшуюся нам на удочку.
   Копельман хитро прищурился на своего посетителя.
   -- А позволяйте мне спросить вас: почему вы сами не можете, не знаете, куда надо "сбыть с рук"?
   Ни один мускул не дрогнул на лице Путилина.
   -- Потому, что я не имею еще прочных заказов, а про вас я слышал, что у вас, пан Копельман, большой рынок. Я могу переуступить товар вам.
   -- О, у нас его много!
   -- Но не такого.
   -- А где его можно видеть?
   -- В Варшаве. Или я сам его доставлю сюда.
   Копельман задумался.
   Путилин впивался огненным взором в лицо продавца живого товара.
   -- А кто такая?
   -- Красавица, як Бога кохам... Рода аристократического. Образованная...
   -- Сколько же пан желает за доставку "с ручательством".
   -- Сочтемся после... Пока одно могу сказать вам, господин Копельман: сделаем союз и будем вместе работать. Честное слово, мне не хотелось бы иметь дело с Финкельштейном.
   -- Что? Вы и его знаете?
   -- Знаю.
   -- Так отчего же вы не идете к нему?
   -- Мне говорили, что вы больше платите. -- Самодовольная улыбка расплылась по лицу владельца комиссионерной конторы.
   -- Пк-ха! Я думаю тоже так.
   -- Но есть один вопрос, господин Копельман. Куда мы спрячем мой товар? Я прошу верить, пойду на чистоту говорить. В Варшаве у нас гостит Путилин. Ему донесли, что существует контора "Добржанский, Писнячевский и Кo". Этот дьявол-москаль точит зубы на нас. А вы слыхали, что он непобедим в розысках-сыске. Я вот только потому и обратился к вам, что жаль, очень жаль, если такой ценный товар пропадет.
   Копельман жирно расхохотался.
   -- Я вижу, пан Добржанский сомневается в Копельмане?
   -- А то есть правда, вдруг, да и вы не сумеете сбыть.
   -- О, от меня не вырвешься! -- продолжал Копельман.
   -- Верное место? -- спросил Путилин.
   -- Я думаю.
   -- Что же, тогда по рукам? -- вставая сказал великий сыщик.
   -- Привозите.
   -- А куда? Сюда к вам в контору? -- Копельман даже руками замахал.
   -- Ай, что вы, что вы, вы извините, с ума сошли! Разве можно сюда привозить? За мною и так следят. А она кричать начнет? Что тогда делать?
   Путилин сделал глупое лицо.
   -- Прошу извинить меня, так куда же?
   -- А вы, извините меня, где изволили остановиться?
   -- Я только что с поезда, -- улыбнулся Путилин.
   -- Так мы вот как сделаем. Вы завтра, пожалуйте, ко мне.
   -- После трех часов дня?
   Великий сыщик заметил, как вздрогнул владелец комиссионерной конторы.
   -- Почему после трех?
   И впился взглядом в глаза Путилина.
   -- Прошу верить, я до трех занят, -- галантно поклонился Путилин.
   -- А-а... Да, пожалуйте до меня после трех. Тогда мы будем иметь обсуждение, я назначу вам, куда можно доставить ваш товар.
   Путилин раскланялся и вышел из комиссионерной конторы.
   Но выйдя, недалеко отошел от дома знаменитого одесского дьявола.
  

Совещание одесских демонов. Жертва вечерняя

   По роскошной лестнице особняка, небольшого, уютного, почти бегом вбежал Копельман.
   Он позвонил, и когда дверь открылась, ураганом влетел в нарядно убранную квартиру.
   -- Где баронесса? Баронесса где? -- Экономка баронессы, худощавая, злющая дева, в испуге отпрянула.
   -- Что с вами, господин Копельман? Mожно подумать, что за вами гонится вся нечистая сила.
   -- Розалия Абрамовна! Розалия Абрамовна! -- пронесся по передней яростный вопль Копельмана.
   На пороге гостиной появилась толстая фигура баронессы.
   -- Что вы кричите, Копельман?
   -- Тсс! Ша! -- трагически простер обе руки первый одесский комиссионер. -- Скорее на самое важное заседание!
   -- Зачем заседание? -- удивилась баронесса.
   Копельман затопал ногами.
   -- Не разговаривать! Не смейте мне прекословить!
   В комнате, убранной с вопиющей к порядочному тону роскошью, началось заседание.
   Баронесса, рыхлая, испуганная, сидела в кресле. Против нее -поместился Копельман, по бокам неведомые субъекты (их было трое) мужского пола.
   -- Что такое? Что случилось?
   Копельман отер пот со лба и после паузы начал:
   -- Случилось то, что я сейчас говорил с дьяволом.
   Крик испуга и удивления пронесся по "шикарной" гостиной.
   -- С дьяволом? Что за шутки в ночное время, Копельман?
   Удар кулаком по столу был ответом.
   -- И что вы на меня глядите, как на помешанного?! Я вам говорю, что я говорил с дьяволом!
   Лица всех заседающих одесских демонов побледнели.
   -- Знаете ли вы, кто у меня сейчас был?
   -- Кто-о?
   -- Шпион. Пусть дети мои не увидят солнца, если я говорю неправду! О, хитрый змей! О, ящерица, заползающая под камень добродетели!
   -- Какой шпион?
   -- Такой, какого еще Одесса не знала. Слушайте, мы узнали, что по делу этому... ну-ну... вызвали Путилина.
   -- Путилина? -- вздрогнули заседающие.
   -- Да. Вы знаете, что такое Путилин?
   -- О-о!
   Это "о-о!" было красноречивее всяких объяснений. Копельман начал рассказывать почтенному собранию о странном посещении "пана Добржанского".
   -- И вы что думаете? -- послышались испуганные вопросы.
   -- Я думаю, что этот Добржанский -- есть Путилин.
   Если бы бомба разорвалась здесь, это не произвело бы большего эффекта.
   -- Что? Как?
   -- Путилин, проклятый Путилин был у вас, Копельман?
   -- Я, может быть, и ошибаюсь... Но... нам надо сейчас же принять меры. Что делает наша "аристократка"?
   -- Черт бы ее побрал! -- гневно воскликнула баронесса. -- Она не дает нам ни минуты покоя. Кричит, плачет, бьется, как щука о миску.
   -- Разве вы не пробовали ее успокоить каплями Фрейденберга?
   -- Нельзя же ее захлебнуть, когда она -- такой дорогой товар! -- продолжала баронесса.
   -- Во всяком случае, ее надо укротить и сейчас же вывезти отсюда. Я боюсь, ох, боюсь, этого пана Добржанского!
   -- Так, ведь, завтра отходит пароход...
   -- Завтра! Завтра! А если сегодня у нас вырвут жертву? Во-первых, мы потеряем заработок, а потом мы попадемся с поличным.
   -- Где Гельман?
   -- Он уже здесь.
   -- Вы ему говорили, что он должен загипнотизировать девчонку, чтобы она спокойно под вуалью вошла завтра на пароход, отправляющийся в Константинополь?
   -- О, он все знает! Гельман!.. У Гельмана такая сила.
   -- Так надо это сделать сейчас. Слышите? Сейчас! Только вместо парохода мы ее пока перевезем в другое место. Надо замести следы. Идемьте к ней.
   В комнате, тонувшей в полумраке, слышался безумно нудный плач. На кровати, заломив в отчаянии руки, билась девушка поразительной красоты.
   Когда Копельман, баронесса Розалия Абрамовна и Гельман вошли в комнату, первый обратился к заключенной:
   -- Ай-ай, вы все плачете, милая барышня?
   Девушка, точно под действием электрического тока, вскочила с кровати. Она была полуодета: корсаж был снят, она была в корсете:
   -- Что вы со мной делаете? Выпустите меня отсюда!
   -- Начинайте! -- тихо шепнул Копельман Гельману. -- Он тихо шептал ему: -- Вы должны внушить ей, чтобы она сию минуту поехала со мной. Она должна беспрекословно повиноваться моей воле.
   Баронесса выразительно и зло поглядела на Копельмана:
   -- Я боюсь, Копельман, что вы комедию строите. Не забывайте, вы не заплатили мне мою комиссионную долю.
   -- Вы -- дура-баба! -- гневно ответил Копельман. -- Тут надо шкуру свою спасать от когтей черта, а она о деньгах говорит!
   -- Спите! -- прозвучал резкий, гортанный возглас. Гельман с распростертыми руками подходил к девушке: -- Спи! Ты должна спать!
   -- Ай! Оставьте меня! Я не хочу... Господи, пошли мне лучше смерть!
   Девушка в смертельной тоске заметалась по комнате. Дорогу, когда она хотела подбежать к окну или двери, ей преграждали или Копельман, или баронесса.
   -- Куда? Куда, девица, стремишься?
   А голос Гельмана звучит все резче, повелительнее:
   -- Я вам приказываю: спать!
   Обезумела девушка.
   Резкий крик молодого черного человека проникает во все ее существо.
   -- Спи! И помни, что ты сейчас идешь за твоим другом, который приведет тебя в твой отчий дом. И увидишь ты отца своего, матерь свою.
   -- Правда? Правда? Вы не обманываете меня? -- радостным воплем вырывается у девушки.
   -- Да, да. Не шевелись... Стой... Спи! -- Руки черномазого простерлись над головой измученной, истомленной девушки.
   -- Я не хочу спать! Ах, что вы со мной делаете!
   Резкий, страшно сильный звонок прокатился по квартире баронессы.
   Вздрогнули, замерли палачи -- одесские демоны. Бледнота ужаса приступила на их ланитах.
   -- Что это? Кто это? -- дрожащим голосом спросила баронесса.
   Копельмана затрясло мелкой мелкой дрожью.
   -- А если... а если, -- заикнулся он.
   Гельман бросил производить свои гипнотизерские пассы и застыл на месте.
   Это была жестокая живая картина.
   Вдруг с новой, еще удвоенной силой, прогремел звонок.
   Тогда охваченные безумной паникой, каким-то ледяным, скрытым ужасом, Копельман, баронесса и гипнотизер Гельман бросились вон из комнаты узницы.
   -- Где звонят?! -- захлебнулся Копельман.
   -- На парадной...
   -- Не открывать! -- крикнул Гельман. Произошло полное смятение.
   -- Что делать? Да что же делать? -- Экономка баронессы тщетно добивалась ответа.
   -- Бежать?
   И опять этот страшный звонок.
   -- Ни звука, Назимова, ни шороха! Я вас спасу! Я -- Путилин.
   Девушка, еле стоящая на ногах, едва была в состоянии подавить крик ужаса.
   -- Кто вы?
   -- Я, говорю вам, Путилин. Я начальник сыскной полиции. Вы попали в лапы дьявольских замыслов. Слушайте: если вас сейчас повлекут отсюда, идите смело. Я -- около вас.
   -- Звонят! Опять звонят!
   Наступило состояние того патологического аффекта, какой иногда, и очень часто, властно овладевает преступниками.
   Ноги приросли к земле. Руки -- не действуют... Смертельный страх парализует все задерживающие центры головного мозга.
   -- Дзинь -- дзинь -дзинь!.. -- гремит звонок.
   -- Э! -- прозвучал отчаянный крик Копельмана. -- Узнаем, что такое! Все равно, если мы попались -- выхода нет. Они не дураки, а в особенности он: выходы все заняты.
   Копельман открыл дверь -- и попятился: на лестнице никого не было.
   -- Никого! -- вырвался у него подавленный вопль.
   И то обстоятельство, что на лестнице никого не было, устрашило его более, чем если бы там находилась рать сыскных агентов.
   -- Уж не сходим ли мы с ума? -- с вздрагивающим смехом обратился белый, как полотно, Копельман к своим сообщникам.
   Он захлопнул дверь. Теперь бешенство овладело Копельманом.
   -- Злой дух, злой дух нас преследует! Тащите эту проклятую девицу!
   Из соседней комнаты вышвырнули в залу бедную девушку.
   В ту минуту, когда она подошла к двери, где ее ожидал Копельман, из-за дверей "пленной" комнаты загремел голос Путилина:
   -- Попались, голубчики!
   Гельмана давно уже не было: при звонках он удрал неизвестно куда.
   Баронесса протяжно, жалобно закричала. Экономка замерла в позе отчаяния.
   Копельман прирос к роялю.
   Зверем кинулся Путилин к группе.
   -- Ну-с, господин Копельман, довольны ли вы моим добыванием вашего товара?
   Дуло револьвера Путилина значительно поблескивало в руках гениального сыщика.
   -- Путилин?
   -- Я-с, господин Копельман. Мне пришлось спасти одного честного еврея, Губермана от подлой клеветы на него. Но такого негодяя, как вы, я не пощажу.
   -- Ваши ручки? О, как они хорошо умеют подделывать письма!
   Копельман не шевелился. Он только хлопал глазами.
   -- Проклятие... проклятие на вашу голову... Ой!
   Путилин стянул ручные браслетки.
   В залу вертепа баронессы входили городовые.
   Путилин усадил в карету дрожащую девушку.
   -- К родителям, детка?
   Женя Назимова плакала истеричными слезами.
   -- Боже... как мне благодарить вас.
   -- Впрочем, детка, вы позволите мне сначала заехать с вами "по начальству"?
   -- Ах, делайте, что хотите... Дурно мне, скверно.
   В сыскном отделении шло заседание по вопросу о путилинском приезде, решили, как почтить приезд знаменитого сыщика, оказавшегося не у дел.
   -- Ведь, это неловко, господа, он еще не уехал, я справлялся у доктора. Доктор страшно взволнован исчезновением своего славного друга. Надо бы ужин ему устроить отвальный.
   -- Верно, полковник. Он оказал нам честь своим посещением.
   Вдруг шум, движение по коридору одесского сыскного управления.
   -- Что там? Что это за шум? -- вскочил жандармский полковник.
   Распахнулась дверь.
   На пороге стоял Путилин, поддерживая правой рукой Евгению Назимову.
   -- Здравствуйте, господа! Вы не ожидали моего возвращения сюда? Теперь ведь глубокая ночь... Отчего вы здесь?
   -- А-а-ах! -- прокатился изумленный возглас присутствующих.
   Все вскочили, как один человек.
   -- Вот вам Евгения Петровна Назимова. Оказывается, я приехал не зря, господа.
   Взрыв восторженных восклицаний, таких, которых никогда еще не знала Одесская сыскная полиция, потряс комнату.
   -- Что? Да быть не может? Да кто же вы, наконец?
   Путилин был бесстрастен.
   -- Скорее вызвать отца и моего доктора! Девушка нуждается в медицинской помощи.
   Одесский коллега подошел к Путилину и низко ему поклонился.
   -- Вы великий человек, Иван Дмитриевич!
   -- "Кривая" вывезла, -- усмехнулся гениальнейший сыщик. -- Представьте, коллега, все до удивительности просто. Надо только знать, с чего начать.
   -- Ура! Путилину ура! -- загремело одесское сыскное отделение.
   Путилин хмурился. Он не любил столь шумно демонстративных чествований его исключительного дарования.
   -- Вот вам ваша дочь, господин Назимов. Доктор, отвези mademoiselle Назимову в дом ее родителей.
   Я во все глаза глядел на моего друга.
   -- Господин Путилин!.. Господи! -- шептал обезумевший от радости Назимов.
   Путилин вынул часы.
   -- И ровно через час отходит наш поезд. Торопись, доктор.
   Триумф Путилина был колоссальный.
   Одесса несколько дней бредила этим замечательным человеком.
  

------------------------------------------------------------------

   Впервые: Гений русского сыска И. Д. Путилин (Рассказы о его похождениях)./ Соч. Романа Доброго. -- Санкт-Петербург: тип. Я. Балянского, 1908. 32 с.; 20 см.
  
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru