Земля. Сборникъ двѣнадцатый. М. Арцыбашевъ -- Мститель. Н. Крашенинниковъ -- Дѣвственность. Московское издательство. Москва. 1913.
Сборникъ "Земля" на этотъ разъ посвященъ маркизамъ, баронамъ и князьямъ. И въ разсказѣ Арцыбашева и отчасти у Крашенинникова дѣйствуютъ титулованные люди. М. Арцыбашевъ изобразилъ итальянскаго маркиза, совершившаго убійство, очень похожее на одно изъ тѣхъ убійствъ, которыми таровата текущая жизнь. Это уже второй разсказъ, происходящій за долами, за горами, въ нѣкоторомъ царствѣ, но не въ нашемъ государствѣ, подвластномъ пору автора "Сапина". Въ предыдущемъ разсказѣ,-- если помнитъ читатель,-- главное дѣйствующее лицо -- голова французскаго ученаго, которая, будучи отрублена (конечно, дѣйствіе происходитъ на гильотинѣ во времена французской революціи), сдержала обѣщаніе, данное ученымъ при жизни, трижды моргнуть глазамиТеперь разсказывается объ итальянскомъ маркизѣ, пожирателѣ женскихъ сердецъ, нашедшемъ себѣ мстителя въ лицѣ оборванца. И оба пали мертвыми почти въ одинъ и тотъ же моментъ послѣ смертнаго боя. Оборванецъ палъ отъ раны, нанесенной маркизомъ въ спину, а маркизъ отъ руки оборванца -- отъ раны въ животъ и перерѣзаннаго горла. Послѣ удара въ животъ маркизъ почувствовалъ, что "брюки на животѣ какъ-будто какъ-то ослабли и весь низъ туловища раскисъ въ чемъ-то мокромъ и страшномъ". Но конецъ пришелъ все же лишь послѣ того, какъ оборванецъ перерѣзалъ ему еще и горло. Послѣ обстоятельнаго изображенія конвульсій стоитъ автографическая подпись: М. Арцыбашевъ.
Перенесеніе дѣйствія на рубежъ родныхъ условій, несомнѣнно, правильная вещь.
Это правило выдумалъ еще некрасовскій цензоръ: "Переносится дѣйствіе въ Пизу, и спасенъ многотомный романъ". У цензора были свои основанія; у автора "Санина" и "У послѣдней черты" свои. Мы охотно готовы вѣрить, не вдаваясь въ подробности, о далекихъ маркизахъ.
У г. Крашенинникова въ романѣ вопросъ о проблемѣ пола. Донынѣ мы встрѣчались съ положительнымъ освѣщеніемъ проблемы. Авторы-художники давали воспѣваніе чувства, приносящаго радость; право неотъемлемое человѣчества на эту радость; философію этой радости, ибо она есть настоящая и даже единственная основа жизни; было почти естественно, что ее можно добывать съ помощью силы, какъ когда-то австралійцы, поданнымъ описательной соціологіи. У автора "Дѣвственности" проблема поставлена наоборотъ. Онъ взялъ героемъ "страннаго человѣка", извѣстнаго писателя, который не хочетъ считаться ни съ чѣмъ, кромѣ своихъ идей. Онъ и идеалистъ, и вегетаріанецъ, и поэтъ женской непорочности. Поэтому онъ старается такъ воспитать свою дочь, чтобы эта сторона жизни была неизвѣстна ей. Но всѣ его усилія имѣютъ результатомъ пораженіе. Сквозь дѣвическую чистоту и черезъ искусственную отрѣзанность она -- эта сторона жизни -- пробивается безсознательнымъ инстинктомъ и, не находя объекта, невинно обращается и на мальчика-чистильщика сапогъ и на отца, пока наконецъ не находитъ естественнаго исхода, обратившись въ настоящее чувство дѣвичьей любви, когда является герой-князь Шабельскій.
Спеціалисты находятъ, что въ передачѣ настроеніи дѣвушки съ искусственно подавленной жизнью инстинкта г. Крашенинниковъ очень близокъ къ даннымъ науки. Мы не можемъ, конечно, разсматривать вопросъ съ этой точки зрѣнія. Для насъ повѣсть г. Крашенинникова -- произведеніе художественной категоріи, которое можетъ и не быть согласно съ точной наукой, но должно быть убѣдительнѣй точной науки, въ силу особой, присущей художникамъ власти падь читательской душой.
Но если предъявлять требованіе къ "Дѣвственности" въ этомъ отношеніи, подходя къ "Запискамъ страннаго человѣка" какъ къ беллетристическому произведенію, то приходится сказать, что эти огромныя записки слишкомъ тягучая вещь, гдѣ образы мало доказываютъ, гдѣ все поглощаетъ навязчивая идея о дѣвственности, напряженно трактуемая, безъ той естественной пропорціональности въ жизненныхъ переживаніяхъ изображенныхъ лицъ, которая заставляетъ повѣрить, что они живутъ на самомъ дѣлѣ съ нами.
Если же разсматривать "Дѣвственность", какъ попытку освѣтить вопросъ, то нужно признать ее интересной. Послѣ тѣхъ вульгарныхъ пустяковъ, которыми была загромождена въ литературѣ "проблема пола", было бы крайне интересно встрѣтить художественную попытку покончить съ пережитками аскетическаго словаря, дающими ореолъ "непорочности" дѣвушкѣ, какъ таковой, и отказывающей тѣмъ самымъ въ ореолѣ женщинѣ. Впрочемъ, даже и не отказываютъ вѣдь: женщина, ставшая матерью, тоже пріобрѣтаетъ свой собственный ореолъ. Имѣетъ его въ дѣйствительное ги и женщина-жена. Но все это связано въ какую-то путаницу переживаній, гдѣ роковымъ образомъ все-таки мѣшаютъ слова: "непорочность".и "чистота", относимыя только къ дѣвушкѣ. Господство "проблемы пола" въ этомъ отношеніи ничего не сдѣлало. Наоборотъ, "проблема" еще больше осложнила психологію вопроса, попытавшись установить, что освѣдомленный въ "проблемѣ" современный человѣкъ не можетъ находить ничего отталкивающаго даже въ проституціи и проституткахъ, почему-то (съ точки зрѣнія "проблемы") служащихъ предметомъ отвращенія и душевной боли за ихъ поруганную женскую душу. Модернизмъ вмѣсто разрѣшенія вопроса попытался отвергнуть его, начиная отъ проституціи.
У г. Крашенинникова такихъ эксцессовъ трактовки, конечно, нѣтъ. Для него задача была отождествить женщину-дѣвушку и женщину-недѣвушку въ одномъ и томъ же ореолѣ внутренней чистоты, признанной устами "страннаго человѣка", поэта "дѣвственности". Это былъ цѣнный замыселъ. Но онъ остался невыполненнымъ. Такой замыселъ можетъ быть осуществленъ лишь при помощи освѣщенія путаницы въ человѣческихъ словахъ, рефлексомъ бросающихъ темныя тѣни на свѣтлыя человѣческія чувства. А г. Крашенинниковъ вмѣсто этого заставляетъ своего героя обволакивать вопросы разными мистическими словами: дѣвушка-Мадонна; мать-Мадонна; оправданіе извѣчно-таинственнаго велѣнія жизни; чудо непорочнаго зарожденія и пр., и пр.
Увы! все это было и ранѣе; если не эти, то подобныя слова были говоримы и ранѣе. Но отъ этого вопросъ объ униженіи женщины, въ періодъ между "непорочнымъ" дѣвичествомъ и материнствомъ, не переставалъ существовать. Нуженъ свѣтъ; но свѣтъ не мистическій, а живой человѣческой психологіи. Этого еще не сдѣлано, не сдѣлано и въ романѣ г. Крашенинникова.