Арсеньев Константин Константинович
Ян Гус и чешская национальность

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Höfler, Magister Iohannes Hus und der Abzag der deutschen Professoren und Studenten aus Prag, 1409. Prag 1864.
    Palacky, Die Geschichte des Hussitenthnms and Professor Constantin Höfler. Prag. 1868.


   

ЯНЪ ГУСЪ
и
ЧЕШСКАЯ НАЦІОНАЛЬНОСТЬ.

   Höfler, Magister Iohannes Hus und der Abzag der deutschen Professoren und Studenten aus Prag, 1409. Prag 1864.
   Palacky, Die Geschichte des Hussitenthnms and Professor Constantin Höfler. Prag. 1868.
   
   Народное движеніе въ Богеміи, не прекращавшееся съ тѣхъ поръ, какъ началась въ Австріи внутренняя преобразовательная работа, принимаетъ все болѣе и болѣе серьезный характеръ. Не довольствуясь немногими уступками, сдѣланными министерствомъ Белькреди, чехи хотятъ образованія чешскаго королевства, которое обнимало бы собою Богемію и Моравію и австрійскую Силезію, и было бы поставлено на одинъ уровень съ королевствомъ венгерскимъ, т. е. соединено съ имперіей на тѣхъ же основаніяхъ, на какихъ соединена съ ней Венгрія законодательствомъ 1867 г. Право свое на самостоятельность чехи защищаютъ, между прочимъ, аргументами, почерпнутыми изъ исторіи; такими же аргументами возражаетъ имъ и противная сторона. По мнѣнію чеховъ, страна съ такимъ прошедшимъ, какимъ гордится Богемія, не можетъ низойти на степень обыкновенной провинціи; народъ, постоянно шедшій своимъ особымъ путемъ, создавшій самобытную цивилизацію и съумѣвшій сохранить себя при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, не можетъ быть обреченъ на безусловное сліяніе съ другимъ народомъ. Порядокъ вещей, уничтоженный исключительно съ помощью грубой силы, долженъ быть возстановленъ, какъ только руководящимъ началомъ въ государственной жизни, ^мѣсто силы, является право. Противники чеховъ отвѣчаютъ на это, что зависимость Чехіи отъ Германіи, не только политическая, но и умственная, началась почти одновременно съ существованіемъ чешскаго государства; что Чехія обязана Германіи всѣми лучшими сторонами своего общественнаго устройства; что разрывъ между Чехіей и Германіей, совершившійся въ XV вѣкѣ, былъ уклоненіемъ съ настоящей дороги -- уклоненіемъ, тяжело отозвавшимся на виновникахъ его, т. е. на чехахъ; что требовать равноправности съ Венгріей Богемія не имѣетъ никакого основанія, такъ какъ Венгрія, за исключеніемъ короткаго перерыва, не переставала пользоваться своими старинными правами, а Богемія потеряла ихъ безвозвратно два съ половиною вѣка тому назадъ. Понятно, что споръ, перенесенный такимъ образомъ на историческую почву, долженъ былъ сосредоточиться преимущественно на критическихъ эпохахъ, на главныхъ дѣятеляхъ богемской исторіи. Въ ряду этихъ эпохъ стоитъ на первомъ планѣ эпоха гусситизма, въ ряду этихъ дѣятелей -- Янъ Гусъ. Имя Гуса никогда еще не пользовалось въ Богеміи такою громадною популярностью, какъ въ послѣднее время. Оно становится девизомъ борьбы за самостоятельность Чехіи, сигналомъ народныхъ демонстрацій противъ владычества нѣмцевъ. Къ могилѣ Гуса отправляются цѣлыя сотни чешскихъ пилигримовъ; въ день его смерти память его чествуется всѣмъ чешскимъ народомъ. Не менѣе страстны, съ другой стороны, нападенія нѣмецкой партіи противъ Гуса. Появляется цѣлый рядъ сочиненій, исключительно направленныхъ къ тому, чтобы помрачить его славу, унизить его заслуги, выставить его узкимъ, близорукимъ фанатикомъ, принесшимъ не пользу, а только вредъ своему народу. Къ числу самыхъ упорныхъ противниковъ Гуса принадлежитъ профессоръ пражскаго университета Константинъ Гёфлеръ, издатель историческихъ памятниковъ, относящихся въ эпохѣ гусситизма (Scriptores rerum hussiticarum). Комментаріи его къ этимъ памятникамъ, а также отдѣльное сочиненіе его о Гусѣ, названное въ заглавіи нашей статьи, представляютъ собою длинный рядъ обвиненій противъ Гуса и гусситизма. На нѣкоторыя изъ этихъ обвиненій отвѣчалъ недавно глава чешской исторической школы, Палацкій. Мы хотимъ коснуться только одного пункта полемики между Гёфлеромъ и Палацкимъ, а именно вопроса о томъ, можно ли считать Гуса систематическимъ врагомъ нѣмецкой народности, представителемъ слѣпого, до нетерпимости крайняго чешскаго патріотизма? Для разрѣшенія этого вопроса необходимо прежде всего бросить бѣглый взглядъ на исторію Богеміи до Гуса.
   Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что Богемія и сосѣднія съ нею славянскія земли (Моравія, Силезія, Лузація) подверглись очень рано вліянію Германіи. Уже Карлъ Великій обложилъ ихъ данью, отъ которой, впрочемъ, онѣ нѣсколько разъ освобождались при слабыхъ преемникахъ его. Христіанство проникло въ Богемію почти одновременно и съ запада, и съ востока; главными распространителями его, однако, были славянскіе апостолы Кириллъ и Меѳодій. Проповѣдь единоплеменниковъ не встрѣтила тѣхъ препятствій, съ которыми должна была бороться проповѣдь чужеземцевъ. Меѳодій крестилъ богемскаго князя Боривоя. Но уже въ концѣ IX вѣка Богемія присоединилась къ регенсбургской епархіи, и латинская литургія стала оспаривать господство у славянской. Вратиславъ и св. Вячеславъ, царствовавшій въ началѣ X вѣка, старались возстановить самостоятельность чешской церкви, но безъ успѣха; въ то же самое время счастливый походъ императора Генриха I въ Богемію заставилъ Вячеслава возобновить прерванный платежъ дани въ пользу имперіи. Въ концѣ X вѣка Богемія отдѣлилась отъ регенсбургской епархіи и образовала, вмѣстѣ съ сосѣдними славянскими землями, особую церковную область, центромъ которой сдѣлалась Прага; но это не повлекло за собою возвращенія къ славянскимъ обрядамъ, почти вездѣ уступившимъ мѣсто латинской литургіи. Новая епархія была подчинена архіепископу Майнцскому, первому духовному сановнику германской имперіи. Въ большей части богемскихъ монастырей, основанныхъ въ X и XI вѣкѣ, дѣйствовалъ уставъ одного изъ западныхъ монашескихъ орденовъ -- ордена бенедиктинцевъ. Въ концѣ XI в. монастырь св. Прокопія на Сазавѣ, главный оплотъ славянскаго богослуженія, былъ переданъ герцогомъ Братиславомъ II-мъ въ руки бенедиктинцевъ. Политическая связь между Богеміей и германской имперіей также становилась все тѣснѣе и тѣснѣе -- герцогъ Братиславъ П-й поддерживалъ императора Генриха IV въ борьбѣ его съ папой и мятежными князьями; король Владиславъ І-й сражался въ Италіи подъ знаменами Фридриха Барбароссы. Императоры Генрихъ V, Генрихъ VI играютъ роль верховнаго судьи въ семейныхъ распряхъ богемскаго княжескаго дома. Начиная съ XI вѣка, богемскіе князья вступаютъ въ бракъ почти исключительно съ нѣмецкими принцессами; нѣмецкій элементъ при княжескомъ дворѣ становится все сильнѣе и сильнѣе. Находя въ нѣмецкихъ монастыряхъ опору противъ увеличивающейся власти дворянства, князья заботятся объ умноженіи числа этихъ монастырей, надѣляютъ ихъ землями, даютъ имъ привилегіи разнаго рода. Позже, въ XIII вѣкѣ, начинается основаніе городовъ нѣмецкими выходцами, поощряемое, вызываемое князьями не только для развитія промышленности и торговли, но и въ видахъ противодѣйствія вліянію аристократіи. Нѣмецкое населеніе приноситъ съ собою нѣмецкіе обычаи, нѣмецкія юридическія установленія и взгляды. Королевское достоинство было даровано богемскимъ герцогамъ императорскою властью и утверждено за ними папой Иннокентіемъ Ш; короли богемскіе получили, въ свою очередь, право участвовать въ избраніи императора. Во время междуцарствія, король богемскій Оттокаръ II, овладѣвшій, кромѣ Богеміи, Австріей и Штиріей, былъ однимъ изъ самыхъ могущественныхъ имперскихъ князей; онъ могъ бы, если бы захотѣлъ, возложить на себя императорскую корону. Эта эпоха высшаго могущества богемскихъ королей была вмѣстѣ съ тѣмъ эпохой наибольшей германизаціи Богеміи. При Оттокарѣ ІІ-мъ нѣмецкій элементъ сдѣлался преобладающимъ даже въ столицѣ государства -- Прагѣ. Въ началѣ XIV вѣка пресѣкся родъ Премыслидовъ, туземныхъ, хотя и сильно обнѣмеченныхъ государей Богеміи, и богемскій престолъ достался князьямъ нѣмецкаго происхожденія. Іоаннъ, первый богемскій король изъ люксембургскаго дома, былъ чуждъ всему чешскому и равнодушенъ къ дѣламъ своего государства. Сынъ его Карлъ любилъ Богемію, водворилъ въ ней благосостояніе, до тѣхъ поръ небывалое -- но какъ императоръ германскій, онъ не могъ быть для Богеміи государемъ національнымъ въ полномъ смыслѣ этого слова {Матеріалы для этого краткаго обзора чешской исторіи до XIV в. мы почерпнули, между прочимъ, изъ "Исторіи чешскаго королевства" В. Томка, переведенной недавно на русскій языкъ (Сиб. 1868, изданіе книгопродавца Звонарева). За неимѣніемъ на русскомъ языкѣ другихъ сочиненій, спеціально посвященныхъ богемской исторіи, нельзя не порадоваться появленію въ свѣтъ этого перевода, хотя книга Томка написана довольна? сухо и едва ли возбудитъ въ русскихъ читателяхъ большой интересъ къ исторіи Богеміи, да и самый переводъ не можетъ быть названъ удовлетворительнымъ.}.
   Ни смѣшеніе нѣмецкаго населенія съ чешскимъ, ни распространеніе нѣмецкихъ обрядовъ, обычаевъ, законовъ не могло однако подавить жизненную силу чешской народности. Она сохранила свой языкъ, выработала свое право, свою литературу и приняла участіе въ общемъ движеніи Запада, не исчезая въ немъ безслѣдно. Въ 1348 г. Карлъ IV учредилъ въ Прагѣ университетъ, по образцу Парижа и Болоньи. Въ Германіи въ это время не было еще ни одного университета; пражскій университетъ, по мысли основателя его, долженъ былъ сдѣлаться источникомъ и средоточіемъ образованія для всѣхъ земель къ востоку отъ Рейна и къ сѣверу отъ Альповъ. И дѣйствительно, студенты стекались въ Прагу изъ всѣхъ нѣмецкихъ владѣній, изъ всѣхъ славянскихъ странъ, тяготѣвшихъ болѣе къ западу, чѣмъ къ востоку. Они раздѣлялись на четыре націи; богемскую, польскую, саксонскую и баварскую. Каждая нація имѣла одинъ голосъ при избраніи ректора и при рѣшеніи другихъ дѣлъ, общихъ для всего университета {Право голоса принадлежало не студентамъ, а магистрамъ, которые также распредѣлялись по націямъ.}. Канцлеромъ университета былъ архіепископъ пражскій, верховнымъ покровителемъ его и главою -- папа, буллами котораго было окончательно утверждено устройство университета. Весьма вѣроятно, что господствующимъ элементомъ въ университетѣ первоначально былъ элементъ нѣмецкій, не только потому, что на сторонѣ нѣмцевъ былъ перевѣсъ численный, но и потому, что образованіе въ это время было болѣе распространено въ Германіи нежели въ Чехіи. Чѣмъ дольше существовалъ университетъ, тѣмъ меньше становилось, въ этомъ отношеніи, различіе между чехами и нѣмцами; съ развитіемъ образованія у чеховъ усиливалось и чувство народной гордости, усиливалось стремленіе къ независимости отъ чужеземныхъ вліяній. Изъ числа четырехъ націй, на которыя дѣлился университетъ, нѣмецкихъ по имени было двѣ, но на самомъ дѣлѣ три, потому что польская нація состояла преимущественно изъ нѣмцевъ (уроженцевъ Силезіи, Пруссіи, Помераніи). Располагая большинствомъ голосовъ, нѣмцы присвоивали себѣ почетныя мѣста въ университетѣ, наполняли учрежденныя при немъ коллегіи, занимали одну за другою высшія церковныя должности въ Богеміи. Понятно, что такой порядокъ вещей не могъ не возбудить неудовольствіе чеховъ. Уже въ 1384 г., въ началѣ царствованія Вячеслава, возникаетъ споръ о числѣ мѣстъ, которыя должны принадлежать чехамъ въ коллегіяхъ университета -- споръ, окончившійся нѣкоторыми уступками остальныхъ трехъ націй въ пользу богемской. Въ началѣ XV вѣка національное соперничество усложняется религіозною враждою, оппозиція противъ нѣмцевъ и противъ господствующей церкви находитъ представителя въ лицѣ Яна Гуса, -- и движеніе, до тѣхъ поръ носившее на себѣ характеръ домашней распри, становится однимъ изъ важнѣйшихъ событій всемірной исторіи.
   До конца XIV-го вѣка, антикатолическія ученія, возникая большею частью во Франціи, въ Италіи, среди племенъ романскихъ, имѣли въ Германіи отдѣльныхъ приверженцевъ, но не образовали въ ней могущественныхъ сектъ, подобныхъ альбигойской. То же самое слѣдуетъ сказать и о Богеміи. Въ лѣтописяхъ ея встрѣчаются извѣстія о еретикахъ, казненныхъ въ 1257, въ 1335 г.; но о свойствѣ ереси и о степени распространенія ея не сохранилось положительныхъ свѣдѣній. Можно только предполагать, что она находилась въ тѣсной связи съ ученіемъ вальденцевъ, проникшимъ въ то же самое время въ Баварію и въ Австрію. Въ XIV-мъ вѣкѣ въ Богеміи, какъ и вездѣ, слышатся громкія жалобы на испорченность духовенства, въ особенности монашескихъ орденовъ. Онѣ раздаются съ одинаковою силой въ устахъ нѣмца -- Конрада Вальдгаузера, и чеха -- Яна Милича, любимыхъ народныхъ проповѣдниковъ въ Прагѣ при Карлѣ IV. Сначала эти нападенія не заключаютъ въ себѣ ничего противнаго догматамъ и уставамъ католической церкви; но переходъ отъ послѣдствій въ причинѣ, отъ распущенности духовенства въ условіямъ, при которыхъ она сдѣлалась возможной, былъ неизбѣженъ и совершился весьма скоро. Уже на Милича было взведено обвиненіе въ ереси, мотивированное тѣмъ, что онъ не придаетъ надлежащаго значенія карательнымъ мѣрамъ, которыми располагаетъ церковь, и отвергаетъ право духовенства на личную собственность. Ученикъ Милича, Матвѣй изъ Янова, сомнѣвался въ необходимости поклоненія мощамъ и иконамъ и совѣтовалъ мірянамъ какъ можно чаще, даже ежедневно пріобщаться св. тайнъ, т. е. распространялъ на нихъ право, по тогдашнимъ понятіямъ, принадлежавшее только духовенству. По нѣкоторымъ, впрочемъ не вполнѣ достовѣрнымъ свѣдѣніямъ, Матвѣй изъ Янова требовалъ для мірянъ даже причащенія подъ обоими видами, т. е. былъ непосредственнымъ предшественникомъ гусситизма. Правда, когда высшія духовныя власти въ Прагѣ осудили ученіе Матвѣя, онъ тотчасъ же подчинился ихъ приговору; но это не уменьшило вліянія его на студентовъ и баккалавровъ университета, къ числу которыхъ уже принадлежалъ въ то время Янъ Гусъ. Съ гораздо большею силой подѣйствовали на богемскихъ богослововъ сочиненія Виклефа, проникшія въ Богемію можетъ быть еще при его жизни (онъ умеръ въ 1384 г.). Прежде всего пріобрѣли извѣстность философскіе его трактаты, въ которыхъ онъ, возражая противъ господствующаго ученія номиналистовъ, оспаривалъ свободу воли и развивалъ теорію предопредѣленія; позже -- его богословскія сочиненія, въ которыхъ онъ возставалъ противъ богатствъ, накопленныхъ духовенствомъ, и вообще противъ права его на личную собственность, противъ вмѣшательства его въ свѣтскія дѣла, противъ папской власти, противъ ученія о пресуществленіи, противъ таинствъ покаянія и священства, противъ монашествующихъ орденовъ и т. п. Въ 1403 г. ученіе Виклефа было распространено въ Богеміи уже такъ сильно, что церковная власть сочла нужнымъ принять противъ него дѣятельныя мѣры. Собранію магистровъ, созванному ректоромъ по приглашенію епархіальнаго начальства, были предложены на обсужденіе сорокъ пять положеній, извлеченныхъ изъ сочиненій Виклефа. Открыто защищать эти положенія не рѣшился почти никто изъ присутствующихъ; но нѣсколько богемскихъ магистровъ -- въ томъ числѣ и Гусъ, пользовавшійся уже, не смотря на молодость свою, больтою извѣстностью въ университетѣ, и занимавшій незадолго передъ тѣмъ должность ректора, -- старались доказать, что такихъ положеній у Виклефа вовсе нѣтъ, что они формулированы обвинителями его неточно или даже преднамѣренно-фальшиво. Большинство голосовъ высказалось противъ всѣхъ сорока пяти положеній, и преподаваніе ихъ, какъ публичное, такъ и тайное, было запрещено всѣмъ магистрамъ и баккалаврамъ пражскаго университета. Это запрещеніе не достигло своей цѣли; ученіе, Виклефа продолжало распространяться въ Богеміи, на что уже въ 1405 г. были приносимы жалобы пражскому архіепископу и папѣ. Архіепископъ Збинекъ призвалъ къ своему суду нѣсколькихъ священниковъ-магистровъ; одинъ изъ нихъ былъ подвергнутъ тюремному заключенію. Самого Гуса обвиняли въ томъ, что онъ своими обличительными проповѣдями возбуждаетъ ненависть народа противъ духовенства. Но обвиненія эти не мѣшали Гусу идти все дальше и дальше; сильный поддержкою королевы и многихъ дворянъ, онъ возставалъ на каѳедрѣ виѳлеемской часовни, не только противъ явныхъ злоупотребленій духовенства, но и противъ обычаевъ, въ которыхъ церковь не видѣла до тѣхъ поръ ничего дурного. Такъ, напримѣръ, онъ провозгласилъ ересью полученіе священниками какого бы то ни было вознагражденія отъ частныхъ лицъ за совершеніе таинствъ. Въ 1408 г. собраніе магистровъ богемской націи еще разъ запретило распространять положенія Виклефа, но съ знаменательною оговоркой: "in sensibus eorum haereticis, aut erroneis, aut scandalosis" (въ смыслѣ еретическомъ, ошибочномъ или соблазнительномъ). Другими словами, запрещеніе было уже не безусловное, какъ въ 1403 г., и неопредѣленность формулы, въ которой оно было выражено, значительно ослабляло его силу. Приверженцамъ Виклефа была дана возможность развивать его идеи, только слегка смягчая тѣ изъ нихъ, которыя противорѣчьи слишкомъ прямо ученію господствующей церкви. И дѣйствительно, постановленіе богемской націи послужило сигналомъ звъ открытому разрыву между церковною властью и защитниками новаго ученія. Архіепископъ потребовалъ, чтобы всѣ имѣющіеся въ Богеміи экземпляры сочиненій Виклефа были представлены на его разсмотрѣніе; противъ этого съ нѣсколькихъ сторонъ были принесены апелляціи папѣ. Осенью 1408 г., Гусъ, по распоряженію архіепископа, былъ лишенъ права говорить проповѣди народу. По мнѣнію. Гёфлера, это распоряженіе находилось въ связи съ мѣрами, принятыми противъ послѣдователей Виклефа; по мнѣнію Палацкаго {Palacky, Geschichte von Böhmen, т. III, отдѣленіе 1-е, стр. 227.}, оно было вызвано возникшимъ въ это время споромъ о повиновеніи или неповиновеніи папѣ Григорію XII. Такъ-называемый великій расколъ западной церкви, начавшійся въ 1378 г. избраніемъ анти-папы Климента VII, вступилъ, въ 1408 г., въ новый періодъ своего развитія. Какъ римскій папа Григорій XII, такъ и авиньонскій Бенедиктъ XIII обязались, при самомъ избраніи, сложить съ себя свое достоинство, какъ только это сдѣлается необходимымъ для возстановленія церковнаго единства; но ни тотъ, ни другой не были расположены исполнить это обязательство. Тогда большинство кардиналовъ, какъ римскихъ, такъ и авиньонскихъ, рѣшились приступить къ низложенію обоихъ папъ и избранію новаго, для чего и былъ созванъ соборъ въ Пизѣ на 25-е марта 1409 г. Богемія, съ самаго начала раскола, держала сторону римскаго папы; но Григорій XII возбудилъ противъ себя гнѣвъ Вячеслава, признавъ королемъ римскимъ соперника его, пфальцграфа Рупрехта. Этимъ объясняется поспѣшность, съ которою Вячеславъ высказался въ пользу рѣшенія кардиналовъ и обѣщалъ подчиниться постановленію собора, а до тѣхъ поръ сохранять нейтралитетъ обоими папами. Противъ этого возсталъ архіепископъ пражскій, находя, что нѣтъ достаточной причины отказывать въ повиновеніи законному папѣ, Григорію XII. Спорный вопросъ былъ предложенъ на обсужденіе университета; за мнѣніе короля подала голосъ одна богемская нація, остальныя три согласились съ архіепископомъ. Тогда Вячеславъ издалъ указъ (18 января 1409 г.), которымъ предоставилъ богемской націи, во всѣхъ дѣлахъ университета три голоса, а тремъ остальнымъ націямъ, вмѣстѣ взятымъ -- только одинъ. Другими словами, чехамъ было дано въ университетѣ то мѣсто, которое принадлежало нѣмцамъ. Само собою разумѣется, что нѣмцы не могли отнестись къ этому равнодушно; они направили всѣ усилія свои къ тому, чтобы достигнуть отмѣны указа 18-го января, а между тѣмъ обязались другъ передъ другомъ выселиться изъ Праги, если не будетъ возстановленъ прежній порядокъ вещей. Переговоры, начатые по этому предмету, не привели ни къ какому результату, -- и въ маѣ 1409 г. огромное большинство нѣмецкихъ магистровъ, баккалавровъ и студентовъ навсегда оставили Прагу. Движеніе это не коснулось впрочемъ юридическаго факультета, который образовалъ самостоятельное цѣлое и не принималъ участія въ общихъ дѣлахъ университета. Число профессоровъ и студентовъ, оставившихъ Прагу въ 1409 г., опредѣляется весьма различно; по`словамъ однихъ историковъ, оно доходитъ до 20,000, по словамъ другихъ, не превышаетъ 5,000. Многіе изъ числа выходцевъ направились въ Лейпцигъ и положили начало тамошнему университету; другіе примкнули къ университетамъ уже прежде существовавшимъ, напр. Эрфуртскому, который съ этихъ поръ сталъ быстро возвышаться. Матеріальная потеря для учителей Праги была весьма значительна, такъ какъ между нѣмецкими студентами было много людей достаточныхъ; нѣкоторые изъ нихъ, посѣщая университетъ, занимались вмѣстѣ съ тѣмъ промышленностью или торговлей.
   Остановимся на этомъ событіи, потому что оно служитъ главнымъ и почти единственнымъ матеріаломъ для характеристики Гуса, какъ бойца чешской народности противъ нѣмецкой. Историки нѣмецкой партіи, въ особенности Гефлеръ, не находятъ достаточно рѣзкихъ словъ, чтобы выставить на видъ всю несправедливость указа 18 января 1409 г., всѣ бѣдственныя послѣдствія его для Богеміи, для Германіи, вообще для Западной Европы; за тѣмъ они стараются доказать, что отвѣтственность за эту катастрофу упадаетъ преимущественно на Гуса, врага нѣмцевъ, и всего нѣмецкаго. Чешскіе историки соглашаются съ тѣмъ, что указъ 18 января 1409 г. уменьшилъ значеніе пражскаго университета; но они признаютъ его вполнѣ основательнымъ и справедливымъ. Не совсѣмъ одинаково они относятся только къ вопросу о томъ, какая доля участія въ событіяхъ 1409 г. принадлежитъ собственно Гусу. Одни, напримѣръ Томекъ, приписываютъ ему первенствующую роль въ измѣненіи отношеній между четырьмя націями университета. "Гусъ -- говоритъ Томекъ {Сочиненіе г. Новикова "Гусъ и Лютеръ", напечатанное въ "Русской Бесѣдѣ" и "Чтеніяхъ Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ" за 1857--1859 г., трудъ вполнѣ добросовѣстный и во многихъ отношеніяхъ весьма замѣчательный, хотя и односторонній,-- осталось, къ сожалѣнію, почти незамѣченнымъ нашею критикою.} -- нашелъ удобный случай выполнить давнишнія желанія чешской націи и искоренить господство иностранцевъ въ университетѣ. Съ помощью дворянъ, которые держали сторону народа, онъ довелъ дѣло до изданія указа 16 января 1409 г.". Точно также смотритъ на дѣло и русскій историкъ Гуса, г. Новиковъ, говоря о рѣшимости Гуса "очистить университетъ отъ незванныхъ гостей" и называя его "главнымъ виновникомъ изгнанія нѣмцевъ". Палацкій держится другого мнѣнія; онъ находитъ, что указъ 18 января 1409 г. былъ изданъ не столько подъ вліяніемъ Гуса, сколько по собственному побужденію Вячеслава, раздраженнаго сопротивленіемъ трехъ націй въ дѣлѣ признанія или непризнанія папы Григорія XII. Г. Новиковъ утверждаетъ, что между Гусомъ и нѣмцами существовала отъявленная вражда, что Гусъ чувствовалъ инстинктивное отвращеніе въ нѣмцамъ, преслѣдовалъ ихъ, какъ враговъ чешскаго народа, и помирился съ ними только въ концѣ своей жизни, что главной его задачей была борьба противъ "враждебнаго западнаго элемента" и "гибельной германоманіи". Отправляясь отъ различныхъ исходныхъ пунктовъ и стремясь къ совершенно различнымъ цѣлямъ, г. Новиковъ и Гёфлеръ сходятся, такимъ образомъ, въ выводахъ своихъ относительно одной стороны дѣятельности Гуса. Палацкій, полагаетъ, напротивъ того, что Гусъ былъ совершенно чуждъ ненависти въ нѣмцамъ. Который же изъ этихъ взглядовъ ближе къ исторической истинѣ?
   Когда именно возникла въ средѣ чешской націи мысль объ измѣненіи порядка вещей, до тѣхъ поръ существовавшаго въ университетѣ, кто первый возбудилъ ее и первый принялъ мѣры въ ея осуществленію,-- объ этомъ не сохранилось точныхъ свѣдѣній. Съ достовѣрностью извѣстно только то, что чешская нація обращалась къ королю съ ходатайствомъ по этому предмету еще до изданія указа 18 января 1409 года, и что, въ числѣ ходатаевъ, находился Янъ Гусъ. Самъ Гусъ объявилъ на Констанцскомъ соборѣ, что онъ, по совѣту магистра Андрея изъ Бродъ (тогда принадлежавшаго къ числу близкихъ друзей Гуса, но впослѣдствіи перешедшаго на сторону его враговъ и явившагося однимъ изъ обвинителей его на соборѣ), охотно способствовалъ изданію указа 18 января. Изъ другихъ источниковъ мы знаемъ, что Гусъ дѣйствовалъ на короля черезъ посредство одного изъ его любимцевъ, Николая изъ Лобковицъ. Послѣ обнародованія указа Гусъ открыто заявлялъ права этого вельможи на благодарность чешской націи, "которой онъ, по нашей просьбѣ, доставилъ побѣду при дворѣ". Но этимъ и ограничивается участіе Гуса въ изданіи указа 18 января. Когда депутаты чешской націи въ первый разъ явились къ Вячеславу въ Кутну-гору съ жалобой на преобладаніе нѣмцевъ, онъ принялъ ихъ весьма немилостиво, съ гнѣвомъ упрекалъ Гуса за волненія, имъ возбуждаемыя, и грозилъ ему смертью на кострѣ, если онъ не перестанетъ навлекать на Богемію обвиненіе въ ереси. Гусъ возвратился въ Прагу и тяжко заболѣлъ; указъ 18 января состоялся именно во время его болѣзни. Отсюда слѣдуетъ заключить, что не вліяніе Гуса было существенною причиной перемѣны, происшедшей въ положеніи университета. Онъ желалъ этой перемѣны, употреблялъ различныя усилія для того, чтобы ея достигнуть, радовался ей, когда она совершилась, -- но не былъ ни единственнымъ, ни даже главнымъ виновникомъ ея. Приписывать ее только стараніямъ Николая изъ Лобковицъ было бы также большой ошибкой; она была естественнымъ результатомъ той роли, которую приняли на себя три націи въ спорѣ между королемъ и папой Григоріемъ XII. Для короля вопросъ о низложеніи Григорія былъ вопросомъ слишкомъ важнымъ, потому что на этомъ были основаны всѣ его надежды возвратить утраченную имъ римскую корону. Сопротивленіе, которое онъ встрѣтилъ со стороны трехъ націй, поддержка, которую онъ нашелъ въ націи чешской, неизбѣжно должны были привести его къ попыткѣ сломить господство нѣмцевъ въ пражскомъ университетѣ. Но правы ли были чехи, становясь на сторону короля противъ папы, законность котораго они до тѣхъ поръ сами признавали? Руководствовались ли они при этомъ добросовѣстнымъ желаніемъ возстановить церковное единство, или жертвовали интересами церкви въ пользу своихъ эгоистическихъ цѣлей?
   Само собою разумѣется, что Гёфлеръ разрѣшаетъ этотъ вопросъ въ смыслѣ неблагопріятномъ для чеховъ. Возставая противъ Григорія XII,-- говоритъ онъ, -- чехи прежде всего налагали руку на самихъ себя, на свой университетъ, привилегіи котораго были большею частью основаны на буллахъ, данныхъ непосредственными предшественниками Григорія. Отвергая законность Григорія, а слѣдовательно и всѣхъ другихъ римскихъ папъ, съ самаго начала великаго раскола, они отвергали законность всего сдѣланнаго этими папами въ пользу Богеміи, они осуждали самихъ себя, своихъ предковъ, своего великаго короля Карла, который не поколебался принять сторону Рима противъ Авиньона. Если бы Вячеславъ и пражскій университетъ остались вѣрны Григорію XII, то католическая церковь была бы, можетъ быть, избавлена отъ зрѣлища трехъ папъ, одновременно предъявляющихъ свои права на римскій престолъ; она была бы избавлена отъ позора, причиненнаго ей избраніемъ такого папы, какъ Бальтазаръ Косса (Іоаннъ XXIII). Однимъ словомъ, на чеховъ -- т. е. преимущественно на Гуса -- упадаетъ, по мнѣнію Гёфлера, самая тяжкая доля отвѣтственности за всѣ бѣдствія, которымъ подверглась церковь, а вмѣстѣ съ нею и народа Западной Европы, въ промежутокъ времени между 1409 и 1415 г. Это мнѣніе кажется намъ рѣшительно недостойнымъ серьезнаго историка. Прежде всего, нельзя не замѣтить, что спорный вопросъ касался вовсе не законности избранія Григорія XII или Бенедикта XIII, а только устраненія раскола посредствомъ низложенія обоихъ папъ и избранія новаго. Кардиналы, взявшіе на себя иниціативу созванія Пизанскаго собора, сами принимали участіе въ избраніи Григорія XII и Бенедикта XIII, и уже по этому одному не могли оспорить законность того или другого избранія. Пизанскій соборъ, низлагая обоихъ папъ, мотивировалъ свои рѣшенія не законностью избранія ихъ, а необходимостью положить конецъ расколу, котораго они не хотѣли превратить добровольнымъ отреченіемъ отъ своего достоинства. Соглашаясь на такое низложеніе Григорія XII, чехи не впадали, слѣдовательно, въ противорѣчіе съ своимъ прежнимъ образомъ дѣйствій, не колебали законной силы постановленій, изданныхъ предшественниками Григорія. Предположеніе Гёфлера, что Вячеславъ и пражскій университетъ могли помѣшать низложенію Григорія XII, лишено всякаго основанія. Вячеславъ, оставленный большинствомъ курфирстовъ и имперскихъ князей, два раза подвергавшійся изгнанію изъ своего собственнаго государства, не имѣлъ ни могущества, ни авторитета, необходимыхъ для управленія соборомъ. Пражскій университетъ едва ли бы одержалъ верхъ надъ парижскимъ, привыкшимъ имѣть рѣшительный голосъ во всѣхъ богословскихъ спорахъ,-- а парижскій университетъ, руководимый самымъ извѣстнымъ изъ всѣхъ тогдашнихъ богослововъ (Жерсономъ), стоялъ за низложеніе обоихъ папъ и держалъ сторону Пизанскаго собора {Въ другомъ мѣстѣ своей книги Гефлеръ упрекаетъ пражскій университетъ за то, что онъ (въ спорахъ объ ученіи Виклефа) не послѣдовалъ примѣру парижскаго университета (безусловно осудившаго это ученіе). Это можетъ служить образцомъ противорѣчій, въ которыя безпрестанно впадаетъ Гефлеръ: когда онъ одобряетъ образъ дѣйствій парижскаго университета, тогда онъ негодуетъ на Прагу за то, что она не идетъ по стопамъ Парижа; и на оборотъ, когда онъ недоволенъ Парижемъ, то ставитъ въ вину Прагѣ, что она не пошла на перекоръ парижскому университету.}. И дѣйствительно, низложеніе обоихъ папъ представлялось единственнымъ практическимъ средствомъ къ прекращенію раскола. На отреченіе папъ нельзя было разсчитывать; въ случаѣ смерти одного изъ нихъ кардиналы, его окружавшіе, немедленно -- какъ этому уже было нѣсколько примѣровъ -- избрали бы на его мѣсто другое лицо. Пизанскій соборъ имѣлъ право надѣяться, что его приговору подчинится вся западная церковь; онъ не могъ предвидѣть, что рядомъ съ папой, имъ поставленнымъ, останутся и оба прежніе, такъ, что вмѣсто двухъ папъ явятся три. Въ пользу дороги, избранной Пизанскимъ соборомъ, говоритъ уже то обстоятельство, что ею же пошелъ Бонстанцскій соборъ, хотя онъ и имѣлъ въ виду результатъ рѣшенія 1409 г., хотя онъ и рисковалъ прибавить къ тремъ папамъ еще четвертаго. Можно сказать утвердительно, что если Констандскому собору удалось превратить расколъ, то этому много содѣйствовало негодованіе, возбужденное одновременнымъ появленіемъ трехъ папъ, и что, слѣдовательно, самая неудача мѣръ, принятыхъ Пизанскимъ соборомъ, облегчила возстановленіе церковнаго единства. Что избраніе Бальтазара Боссы было позоромъ для католической церкви -- это не подлежитъ никакому сомнѣнію; но чѣмъ же тутъ виноваты Пизанскій соборъ, Вячеславъ, пражскій университетъ? Могли ли они знать заранѣе, что на мѣсто недостойныхъ Григорія XII и Бенедикта XIII будетъ поставленъ еще менѣе достойный Іоаннъ XXIII? Въ избраніи папы Пизанскій соборъ, а тѣмъ болѣе свѣтскіе покровители его, участія не принимали; оно было, какъ всегда, дѣломъ кардиналовъ. Притомъ, въ 1409 г. папой былъ избранъ Александръ V, нравственность котораго была безупречна; Іоаннъ XXIII былъ избранъ уже послѣ смерти Александра, въ 1410 году. Итакъ, чешская нація, соглашаясь, вмѣстѣ съ королемъ Вячеславомъ, на низложеніе Григорія XII, дѣйствовала въ интересахъ церкви, какъ ихъ понимало въ то время огромное большинство католиковъ. Руководилась ли она при этомъ и эгоистическими цѣлями, разсчитывала ли она заранѣе на награду со стороны короля -- опредѣлить довольно трудно; но столь же трудно поручиться и за безкорыстіе поддержки, оказанной Григорію XII тремя другими націями и архіепископомъ пражскимъ (черезъ нѣсколько мѣсяцевъ подчинившимся, впрочемъ, рѣшенію короля и Пизанскаго собора). Если чехи могли считать для себя выгоднымъ нарушеніе церковнаго statu quo, то нѣмцы, по той же причинѣ, могли считать для себя выгоднымъ сохраненіе его.
   Обращаясь къ самому содержанію указа 18 января 1409 г., Гёфлеръ утверждаетъ, что чешская нація выманила его у короля обманомъ, что она увѣрила Вячеслава, будто бы первоначально, при Барлѣ IV-мъ, нѣмцы располагали только однимъ голосомъ въ дѣлахъ университетскихъ, и уже потомъ присвоили себѣ большинство голосовъ. И здѣсь, конечно, главнымъ виновникомъ обмана является Гусъ. Обвиненіе формулировано Гёфлеромъ съ большою рѣзкостью, но вовсе не подкрѣплено фактическими данными. Онъ не доказалъ, чтобы первоначальное распредѣленіе голосовъ было именно таково, какъ въ 1408 г.; онъ не доказалъ, чтобы преобладаніе нѣмцевъ было основано на ясномъ, положительномъ законѣ, а не на обычаѣ, лишенномъ обязательной силы. Впрочемъ, этотъ вопросъ второстепенный; гораздо важнѣе опредѣлить, справедлива ли была мѣра, принятая Вячеславомъ, была ли она согласна съ интересами Богеміи и пражскаго университета. Забудемъ на время о результатахъ этой мѣры (мы увидимъ ниже, что они были случайнымъ, а не необходимымъ послѣдствіемъ ея); постараемся представить дѣло въ томъ видѣ, въ какомъ оно находилось въ самый моментъ изданія указа 18 января 1409 года.
   Въ 1348 г., при основаніи пражскаго университета, въ Германіи, какъ и въ славянскихъ земляхъ, не было еще ни одного университета; нѣмцы и славяне, желавшіе получить высшее богословское или юридическое образованіе, должны были отправляться въ Парижъ, Оксфордъ или Болонью. Карлъ IV, учреждая университетъ, хотѣлъ устранить этотъ недостатокъ, какъ для Богеміи, такъ и для Германіи. Онъ былъ въ одно и тоже время королемъ богемскимъ и императоромъ германскимъ; Прага была при немъ какъ бы столицей Германіи. Понятно, что заботливость его не ограничивалась одною Чехіей, а распространялась, наравнѣ съ нею, на всѣ области имперіи. При Вячеславѣ, въ началѣ XV вѣка, положеніе дѣлъ было совершенно другое. Вячеславъ съ самаго начала былъ императоромъ только по имени; съ 1400 г. германскіе князья, за немногими исключеніями, не признавали за нимъ болѣе даже внѣшнихъ правъ, сопряженныхъ съ этимъ достоинствомъ. Прага перестала быть средоточіемъ обще-нѣмецкихъ дѣлъ, обще-нѣмецкой политики; она перестала быть, вмѣстѣ съ- тѣмъ, и средоточіемъ обще-нѣмецкаго образованія. Во второй половинѣ XIV вѣка, одинъ за другимъ возникли университеты въ Вѣнѣ, въ Гейдельбергѣ, въ Кёльнѣ, въ Эрфуртѣ. Съ учрежденіемъ ихъ, пражскій университетъ утратилъ первоначальное значеніе свое. Пока онъ не имѣлъ соперниковъ въ Германіи, до тѣхъ поръ онъ могъ сохранять космополитическій характеръ, до тѣхъ поръ чехи могли переносить преобладаніе чужеземцевъ, потому, что объ университетахъ національныхъ въ то время не было и рѣчи. Но когда нѣмецкіе города начали слѣдовать примѣру Праги, когда появились университеты съ исключительно нѣмецкимъ оттѣнкомъ, тогда стремленіе чеховъ имѣть свой, чешскій университетъ сдѣлалось неизбѣжнымъ и вполнѣ законнымъ. Оно усиливалось по мѣрѣ того, какъ ослабѣвала политическая связь между Богеміей и Германіей, какъ увеличивался запасъ знаній, пріобрѣтенный чехами. Весьма вѣроятно, что указъ 18 января 1409 г. только ускорилъ перемѣну, которая должна была совершиться сама собою. Въ XV-мъ вѣкѣ число нѣмецкихъ университетовъ постоянно возрастало; сообразно съ этимъ естественно должно было уменьшаться число нѣмецкихъ профессоровъ и студентовъ въ Прагѣ, городѣ по преимуществу славянскомъ. Можно ли удивляться тому, что чехи хотѣли быть хозяевами у себя дома, что они считали себя въ правѣ занимать первое мѣсто въ университетѣ, основанномъ и содержимомъ на ихъ средства? Вотъ собственныя слова Гуса по этому предмету:-- "Въ богемскомъ государствѣ, богемцы, и по Божіему закону, и по естественному праву, должны быть первыми, точно также какъ французы -- во Франціи, нѣмцы -- въ Германіи. Положимъ, что богемецъ былъ бы поставленъ во главѣ нѣмецкой общины; какая была бы отъ этого польза для общины, еслибы онъ не зналъ нѣмецкаго языка {Не слѣдуетъ забывать, что однимъ изъ послѣдствій преобладанія нѣмцевъ въ пражскомъ университетѣ было предоставленіе имъ значительнаго числа должностей въ Богеміи, особенно духовныхъ.}? Не все ли это равно, что сдѣлать нѣмую собаку сторожемъ стада? Тоже самое слѣдуетъ сказать и о нѣмцахъ въ Богеміи". Итакъ, каковъ бы ни былъ порядокъ, первоначально установленный Карломъ IV-мъ, каковы бы ни были преимущества, дарованныя имъ нѣмцамъ, Вячеславъ имѣлъ полное право и полное основаніе измѣнить этотъ порядокъ, уменьшить, эти преимущества. Господство нѣмецкаго элемента угрожало опасностью чешскому языку, чешской литературѣ, -- и на оборотъ, усиленіе чешскаго элемента было лучшимъ средствомъ къ развитію и усовершенствованію ихъ. Гусъ и другіе представители чешской націи, принимавшіе участіе въ движеніи 1408 г., руководились при этомъ чувствомъ самосохраненія и правильно понятыми интересами своего народа.
   Антагонизмъ между чешскою націей и тремя остальными, имѣлъ еще другую, не менѣе глубокую причину. Начиная съ первыхъ годовъ XV-го столѣтія, пражскій университетъ былъ театромъ религіозной борьбы, принимавшей все болѣе и болѣе серьезный характеръ. Въ этой борьбѣ большинство чешской націи стояло на сторонѣ движенія, нѣмцы, почти безъ исключенія -- на сторонѣ сопротивленія, или на сторонѣ существующаго порядка вещей. Въ какой степени къ религіозному спору присоединялся и философскій, въ какой степени справедливо предположеніе Гёфлера, что послѣдователи Виклефа были всѣ реалистами (въ средневѣковомъ смыслѣ этого слова), противники его -- номиналистами, и что разногласіе въ теоретическихъ воззрѣніяхъ усиливало вражду между націями -- это вопросъ, разсмотрѣніе котораго повело бы насъ слишкомъ далеко. Для насъ достаточно того несомнѣннаго факта, что чешская нація, стараясь ограничить вліяніе нѣмцевъ, надѣялась, между прочимъ, устранить одно изъ главныхъ препятствій къ распространенію ученія, которое она считала единственнымъ правильнымъ отвѣтомъ на важнѣйшіе вопросы христіанской вѣры. Понятно, что это обстоятельство вносило въ борьбу элементъ совершенно новый и возвышало ее далеко надъ простымъ столкновеніемъ національныхъ самолюбій и антипатій. Нѣмецкіе магистры были, въ глазахъ Гуса и его партіи, не только пришлецами, занимающими непринадлежащее имъ мѣсто, но и врагами истины, защитниками воего того, что было фальшиваго, безнравственнаго, вреднаго въ ученій и обычаяхъ тогдашней католической церкви. Самая готовность нѣмцевъ оставаться, во что бы то ни стало, покорными Григорію XII-му, казалась друзьямъ Гуса постыднымъ отказомъ отъ прирожденнаго каждому христіанину права повѣрять законность приказаній, которыя онъ получаетъ отъ церковной власти. Противодѣйствіе подобнымъ взглядамъ приверженцы Гуса считали не только правомъ, но и обязанностью своею.
   Указъ 18-го января 1409 года не закрывалъ нѣмцамъ доступа въ пражскій университетъ, не вытѣснялъ ихъ оттуда, даже не ограничивалъ правъ, принадлежавшихъ каждому нѣмецкому студенту наравнѣ съ чешскимъ,-- а уменьшалъ только долю участія нѣмцевъ въ управленіи университетомъ, передавая чехамъ большинство голосовъ, которое до тѣхъ поръ принадлежало нѣмцамъ. Ничто не мѣшало нѣмцамъ подчиниться этому порядку, ничто не мѣшало имъ искать на будущее время болѣе прочныхъ средствъ вліянія въ нравственномъ или умственномъ превосходствѣ надъ чехами. И при дѣйствіи указа 18-го января, они сохранили бы въ Прагѣ положеніе болѣе привилегированное, чѣмъ то, которое принадлежало чехамъ, напримѣръ, въ Гейдельбергѣ или въ Кёльнѣ. Но они не хотѣли понять, что Прага -- не Гейдельбергъ и не Кёльнъ, не хотѣли отказаться отъ преобладанія надъ чехами или, по крайней мѣрѣ, отъ совершеннаго равенства съ ними (т. е. равенства голосовъ въ общихъ дѣлахъ университета). Преувеличивая свое значеніе и свою силу, разсчитывая на слабость Вячеслава, они были вполнѣ увѣрены, что побѣда останется за ними, и потому обязались, другъ передъ другомъ, удалиться изъ Праги, если не достигнутъ отмѣны указа 18-го января. Они видѣли въ этомъ обязательствѣ средство запугать, если не чешскую партію въ университетѣ, то по крайней мѣрѣ короля, придворныхъ и жителей Праги, извлекавшихъ столько выгодъ изъ пребыванія въ ней нѣмецкихъ студентовъ. Разсчетъ оказался ошибочнымъ; указъ 18-го января остался въ полной силѣ -- и нѣмцы, связанные неосторожнымъ обязательствомъ, предпочли выселиться изъ Праги, чѣмъ уступить своимъ противникамъ. Таковъ былъ результатъ указа 18-го января; но предвидѣли-ли, могли-ли предвидѣть его чехи? Входилъ-ли онъ въ составъ ихъ плана, когда они задумали измѣнить организацію университета? Хотѣлъ-ли Гусъ, какъ выражается Гёфлеръ, выгнать нѣмцевъ изъ университета и изъ Праги? Не только Палацкій, но и всѣ сколько-нибудь безпристрастные нѣмецкіе писатели {Напримѣръ Бёрингеръ (Böhringer), въ сочиненіи своемъ: "Die Vorreformatoren des vierzehnten and fünfzehnten Jahrhunderts (Zürich, 1856--58). Zweite Hälfte. S. 153 и 154.} разрѣшаютъ этотъ вопросъ отрицательно, самъ Гёфлеръ даетъ на него противорѣчивые отвѣты. Въ одномъ мѣстѣ онъ говоритъ, что всѣ чехи единственно хотѣли изгнанія нѣмцевъ, что изгнаніе нѣмцевъ входило въ составъ системы, которой слѣдовалъ Гусъ {Magister Iohannes Hus, S. 285 и 295.}; въ другомъ мѣстѣ онъ утверждаетъ, что удаленіе нѣмцевъ принадлежало къ числу событій непрѣдвиденныхъ, что партія движенія его не ожидала {Тамъ же, стр. 287.}. Очевидно, что на этотъ разъ желаніе Гёфлера найти новый пунктъ обвиненія противъ Гуса оказался менѣе сильнымъ, чѣмъ факты, его оправдывающіе. "Никто не изгонялъ нѣмецкихъ студентовъ изъ Праги",-- таковы собственныя слова Гуса по этому предмету,-- "ихъ изгнала оттуда лишь клятва, ими самими принесенная" (т. е. взаимное обязательство, упомянутое выше). Истина этихъ словъ не подлежитъ никакому сомнѣнію. Между указомъ 18-го января и удаленіемъ нѣмцевъ изъ Праги нѣтъ никакой разумной, логической связи; первое изъ этихъ событій относится къ послѣднему только какъ предлогъ или поводъ, а отнюдь не какъ причина. По мнѣнію Гёфлера, нѣмецкіе профессоры и студенты не могли оставаться въ Прагѣ, безъ явнаго нарушенія своей чести. Если онъ разумѣетъ подъ этимъ нарушеніе обязательства, ими даннаго, то онъ до извѣстной степени правъ; но развѣ кто-нибудь принуждалъ нѣмцевъ къ подобному обязательству? Развѣ чехи могли знать заранѣе, что нѣмцы, въ увлеченіи страсти, поступятъ такъ необдуманно, такъ безразсудно? Если же Гёфлеръ видитъ нарушеніе чести въ простомъ подчиненіи указу 18-го января, то это мнѣніе кажется намъ, по меньшей мѣрѣ, весьма страннымъ. Чехи, въ продолженіе нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ, довольствовались однимъ голосомъ противъ трехъ, принадлежащихъ нѣмцамъ -- и никто, конечно, не назоветъ ихъ за это лишенными чувства чести; почему же такой же точно образъ дѣйствій былъ бы безчестнымъ со стороны нѣмцевъ? Нѣтъ, указомъ 18-го января затрогивалась не честь нѣмцевъ, а только тщеславіе и властолюбіе ихъ. Упрекъ въ безмѣрной гордости, обращенный Гёфлеромъ противъ чеховъ, можетъ быть отнесенъ съ гораздо большимъ правомъ къ нѣмецкимъ профессорамъ и магистрамъ пражскаго университета {Это признаютъ и нѣмецкіе писатели, вообще мало расположенные къ славянамъ, напримѣръ Густавъ Фрейтагъ (Bilder aus der deutschen Vergangenheit. T. II, I, стр. 328).}.
   Удаленіе нѣмцевъ изъ Праги, конечно, не осталось безъ вліянія на дальнѣйшую судьбу университета, и вліяніе это, конечно, не можетъ быть названо благопріятнымъ. Но если пражскій университетъ отсталъ отъ нѣмецкихъ, если онъ не игралъ почти никакой роли въ распространеніи гуманизма, то главную причину этого факта слѣдуетъ искать не въ событіяхъ 1409 г., а въ междоусобныхъ и внѣшнихъ войнахъ, такъ долго разорявшихъ Богемію и истощавшихъ ея силы, въ гуситскомъ движеніи, отклонившемъ на время вниманіе чеховъ отъ чисто-научныхъ занятій. Историки, подобные Гёфлеру, готовы, правда, утверждать, что удаленіе нѣмцевъ изъ Праги заключало въ себѣ зародышъ всѣхъ дальнѣйшихъ катастрофъ, постигшихъ Богемію, начиная съ ужасовъ гуситской войны и оканчивая сраженіемъ при Бѣлой-горѣ въ 1620 году; но такія гипотезы не заслуживаютъ серьезнаго опроверженія. Не слѣдуетъ забывать также, что главные проповѣдники гуманизма въ Германіи (Рейхлинъ, Эразмъ, Муціанъ, Ульрихъ фонъ-Гуттенъ) не были университетскими профессорами, что большинство нѣмецкихъ университетовъ упорно держало сторону темныхъ людей (viri obscuri), и что слѣдовательно потеря, понесенная Богеміей въ 1409 году, не такъ велика, какъ это можетъ показаться съ перваго взгляда. Мы готовы даже признать, что удаленіе нѣмцевъ способствовало развитію и распространенію гуситизма. Одно свободное слово о церковномъ устройствѣ, сказанное въ началѣ XV-го вѣка, безъ сомнѣнія, было несравненно важнѣе, чѣмъ тысяча самыхъ ученыхъ схоластическихъ лекцій.
   Побѣда чеховъ надъ нѣмцами имѣла, по словамъ Гёфлера, еще одно пагубное послѣдствіе; она усилила вліяніе правительства на дѣла университета и ограничила, такимъ образомъ, его внутреннюю свободу. Уже въ началѣ 1409 года, когда нѣмцы не хотѣли приступить къ избранію ректора и декана по новымъ правиламъ, установленнымъ 18-го января, ректоръ и деканъ были назначены королевскимъ указомъ, да и впослѣдствіи времени Гусъ и приверженцы его постоянно ссылались на авторитетъ короны, прятались за нее въ борьбѣ своей съ архіепископомъ, обвиняли своихъ враговъ въ измѣнѣ государству. Мнѣніе Гёфлера было бы совершенно справедливо, еслибы дѣло шло о XVIII-мъ и ХІХ-мъ вѣкѣ; но въ примѣненіи въ XV-му вѣку оно кажется намъ лишеннымъ всякаго основанія. Въ XV-мъ вѣкѣ правительства еще не боялись свободы преподаванія, потому что не придавали ей большого значенія, потому что не видѣли въ ней ничего опаснаго для своей власти. Единственнымъ серьезнымъ врагомъ ея была въ то время католическая церковь, считавшая университеты какъ бы достояніемъ своимъ, ревниво устранявшая изъ нихъ все то, что казалось ей несовмѣстнымъ съ ея ученіемъ и съ ея интересами. Періодъ времени съ 1403 до 1409 года представляетъ намъ цѣлый рядъ посягательствъ на свободу преподаванія въ пражскомъ университетѣ; отъ кого они исходили? Отъ архіепископа пражскаго, отъ капитула, отъ его приверженцевъ въ средѣ трехъ націй. Во всѣхъ подобныхъ случаяхъ правительство было только орудіемъ въ рукахъ духовенства. Отсюда слѣдуетъ заключить, что событія 1409 года, уменьшивъ вліяніе духовенства на дѣла университета, были чистымъ выигрышемъ для послѣдняго, хотя они и увеличили зависимость его отъ правительства. И въ наше время, конечно, свобода преподаванія на западѣ Европы не имѣетъ противника болѣе опаснаго и упорнаго, чѣмъ духовенство; но оно почти вездѣ лишено возможности дѣйствовать самостоятельно на университеты, между тѣмъ какъ правительства имѣютъ къ тому и охоту, и силу. Въ XV-мъ вѣкѣ могущество духовенства было такъ велико, что одержать надъ нимъ побѣду можно было только съ помощью свѣтской власти; неудивительно, поэтому, что Гусъ искалъ ея поддержки. Припомнимъ, что точно также дѣйствовали и всѣ реформаторы XVI-го вѣка.
   Мы старались доказать, что движеніе 1408--9 г. было вполнѣ законно и разумно; что чехи имѣли полное право требовать для себя перваго мѣста въ своемъ университетѣ; что, стремясь къ ограниченію вліянія нѣмцевъ, они хотѣли обезпечить, а не стѣснить свободу изслѣдованія и преподаванія, облегчить, а не затруднить внутреннее обновленіе церкви; что они вовсе не желали совершеннаго удаленія нѣмцевъ изъ Праги. Нужно ли опровергать, послѣ этого, обвиненіе Гуса въ слѣпой ненависти къ нѣмцамъ,-- обвиненіе, основываемое Гёфлеромъ преимущественно на участіи Гуса въ событіяхъ 1409 г.? Не ясно ли, что дѣятельность его была вызвана и руководима другими, болѣе глубокими и чистыми причинами? Но можетъ быть исторія Гуса представляетъ какіе-либо другіе факты, подтверждающіе ненависть его къ нѣмцамъ? Гёфлеръ утверждаетъ, что ненависть эта возникла еще въ 1400 г., когда баварцы и саксонцы, вторгнувшись въ Богемію, произвели въ ней страшныя опустошенія; но прежде, чѣмъ объяснять происхожденіе извѣстнаго чувства, нужно доказать самое существованіе его. Гефлеръ ссылается, далѣе, на то обстоятельство, что пражское духовенство, уже въ 1408 г., обвиняло Гуса въ возбужденіи народа противъ нѣмцевъ. Самый фактъ обвиненія представляется безспорнымъ; но доказательствъ справедливости его мы напрасно стали бы искать у Гёфлера. Все дѣло, безъ сомнѣнія, заключается въ томъ, что Гусъ возставалъ противъ преобладанія нѣмцевъ въ пражскомъ университетѣ и въ средѣ высшаго богемскаго духовенства; отсюда до возбужденія ненависти къ цѣлому народу еще очень далеко. Данныя, приводимыя г. Новиковымъ -- заботливость Гуса о чистотѣ и о распространеніи чешскаго языка, гордость, съ которою онъ называлъ себя уроженцемъ христіаннѣйшаго богемскаго государства,-- свидѣтельствуютъ только о патріотизмѣ Гуса, но отнюдь не о національной нетерпимости его. По увѣренію Палацкаго, ни въ латинскихъ, ни въ чешскихъ сочиненіяхъ Гуса нѣтъ и слѣда ненависти къ нѣмцамъ. "Я предпочитаю добраго нѣмца дурному чеху", говоритъ Гусъ въ оправданіи своемъ противъ обвиненій духовенства, составленномъ въ 1409 г.; "я возстаю одинаково противъ нѣмцевъ и чеховъ, когда они стоятъ за неправое дѣло". Г. Новиковъ полагаетъ, что въ концѣ своей жизни Гусъ примирился съ нѣмцами, вслѣдствіе ласковаго пріема, который онъ у нихъ встрѣтилъ во время путешествія своего изъ Праги въ Констанцъ. Мы не знаемъ, какъ совмѣстить это предположеніе съ ненавистью къ нѣмцамъ, съ инстинктивнымъ отвращеніемъ къ нимъ, которыя приписываетъ Гусу г. Новиковъ. Ненависть и отвращеніе не исчезаютъ такъ скоро и подъ вліяніемъ причинъ, до такой степени незначительныхъ. Дружелюбное чувство, съ которымъ Гусъ относился къ нѣмцамъ, на пути въ Констанцъ и въ самомъ Констанцѣ, доказываетъ только одно -- что Гусъ никогда не ненавидѣлъ нѣмцевъ и боролся съ ними лишь настолько, насколько этого требовали политическія и, въ особенности, религіозныя убѣжденія его. Послѣ 1409 г. религіозная борьба одна наполняетъ всю жизнь Гуса, -- и противниками его, какъ до Констанцскаго собора, такъ и на соборѣ, являются не только нѣмцы, но и чехи, враждебные реформѣ.
   Историки нѣмецкой партіи, убѣжденные въ томъ, что Богемія не можетъ быть ни чѣмъ инымъ, какъ только сателлитомъ Германіи, что чехи неспособны въ самостоятельной политической и умственной жизни, что всею цивилизаціею своею они обязаны нѣмцамъ,-- считаютъ дѣятельность Гуса и его послѣдователей насильственнымъ перерывомъ въ исторіи Богеміи, несчастнымъ уклоненіемъ съ пути, которымъ она шла до тѣхъ поръ и должна была идти постоянно. Никто не станетъ отвергать, что чехи многое заимствовали у нѣмцевъ, что судьба Богеміи, до конца XIV-го вѣка, была связана съ судьбою Германіи; но отсюда еще не слѣдуетъ, чтобы чехи были обречены на вѣчное подражаніе нѣмцамъ, на вѣчную зависимость отъ нихъ. Цивилизація проникла въ Богемію позже, чѣмъ въ Германію; но въ началѣ XV-го вѣка она была распространена въ обѣихъ странахъ почти одинаково: Ничто не мѣшало чехамъ идти рука объ руку съ другими европейскими народами, не отступая, въ то же самое время, отъ національныхъ особенностей своихъ. Далеко не всѣ учрежденія, перенесенныя въ Богемію изъ Германіи, были необходимы для народнаго блага; далеко не всѣ черты, которыми Богемія еще отличалась отъ Германіи, были для него вредны. Феодализмъ и католицизмъ были нѣмецкими подарками, безъ которыхъ Богемія могла бы обойтись очень хорошо. Ограниченное, сравнительно съ Германіей, вліяніе духовенства на общія государственныя дѣла было, напротивъ того, такимъ преимуществомъ, которымъ Богемія не могла не дорожить и не гордиться. Въ ХІІІ-мъ вѣкѣ основаніе городовъ нѣмецкими поселенцами ускорило развитіе промышленности и торговли въ Богеміи; но это еще не значитъ, что Богемія нуждалась въ наплывѣ нѣмецкихъ выходцевъ и что городское сословіе не могло пополняться изъ среды самихъ чеховъ. Еслибы Гусъ и его приверженцы хотѣли совершенно уничтожить всякую связь между Богеміей и Германіей, вырвать съ корнями изъ богемской почвы все взятое отъ нѣмцевъ, лишить Богемію всѣхъ выгодъ общенія съ другими образованными народами, тогда предпріятіе ихъ могло бы быть названо преступнымъ безумствомъ; но мы уже знаемъ, что они не думали ни о чемъ подобномъ. Они желали только устранить тѣ преграды, которыя останавливали свободное, естественное, мирное развитіе чешскаго народа. За дѣятельность позднѣйшихъ гуситовъ Гусъ отвѣчать не можетъ, точно также, какъ руководители учредительнаго собранія 1789 г.-- за терроръ 1793 и 1794 г. Фанатизмъ гуситовъ не былъ неизбѣжнымъ послѣдствіемъ ученія Гуса; онъ былъ вызванъ насильственными мѣрами, которыми католическая Европа хотѣла подавить это ученіе. Констанцскій соборъ, парижскіе'схоластики, папа Мартинъ У и его преемники, императоръ Сигизмундъ -- вотъ настоящіе виновники грозы, разразившейся надъ Богеміей и надъ Германіей, послѣ 1415 г. Источникъ всѣхъ бѣдствій, испытанныхъ Богеміей въ четыре послѣдніе вѣка ея исторіи, заключается не въ гуситизмѣ, а въ католицизмѣ.
   Какое же заключеніе слѣдуетъ вывести изъ всего сказаннаго нами? Какой урокъ могутъ почерпнуть чехи изъ исторіи Гуса для борьбы, которую они ведутъ въ настоящее время? Должно ли имя Гуса возбуждать въ нихъ чувство непримиримой вражды къ нѣмцамъ и ко всему нѣмецкому? Должны ли они, призывая это имя, стремиться къ искорененію всего того, что дано Чехіи извнѣ, а не выработано ею самою? Должны ли они, руководясь примѣромъ своего героя, ставить выше всего свою національную особность -- выше политическаго развитія, выше религіозной и умственной свободы? Такъ полагаютъ наиболѣе увлекающіеся изъ числа чешскихъ патріотовъ; къ этому мнѣнію склоняется, какъ мы видѣли, и г. Новиковъ, писавшій въ "Русской Бесѣдѣ", т. е. говорившій какъ бы отъ имени всѣхъ нашихъ славянофиловъ; но не таковъ глубокій смыслъ дѣятельности Гуса и его мученической смерти. Въ патріотизмѣ Гуса не было ничего исключительнаго, ничего фанатическаго. Главною задачей его жизни было освобожденіе умовъ изъ-подъ ига, наложеннаго на нихъ цѣлыми вѣками нравственнаго рабства -- и въ этомъ отношеніи его жизнь принадлежитъ столько же чехамъ, сколько и всѣмъ другимъ образованнымъ народамъ. Вопреки г. Новикову, мы согласны съ "безжизненными теоріями кабинетныхъ ученыхъ, начинающихъ съ Гуса обновленіе всего западнаго человѣчества", или, по крайней мѣрѣ, приписывающихъ ему важную роль въ этомъ великомъ дѣлѣ. Онъ отстаивалъ самостоятельность чеховъ противъ нѣмцевъ -- но отстаивалъ ее преимущественно потому, что это было необходимо для успѣха его преобразовательныхъ плановъ. Его вражда была направлена противъ тѣхъ, кто стоялъ за злоупотребленія, за несправедливыя притязанія католической церкви -- все-равно, были ли это чехи или нѣмцы. Въ сочиненіяхъ своихъ онъ часто нападалъ въ одно и то же время на Teutones и на Boёmos inimicos. Онъ хотѣлъ, чтобы первое мѣсто въ Чехіи занимали чехи; но онъ никогда не оспаривалъ у нѣмцевъ права на мѣсто рядомъ съ чехами. Со временъ Гуса, вопросъ о взаимномъ отношеніи чеховъ и нѣмцевъ усложнился еще больше увеличеніемъ числа нѣмцевъ въ Богеміи и земляхъ, съ нею сосѣднихъ. Богемія не можетъ быть названа теперь страною исключительно чешской, точно такъ же, какъ Венгрія не можетъ быть названа страною исключительно мадьярской. Если венгерскіе славяне имѣютъ полное право жаловаться на сосредоточеніе правительственной власти въ рукахъ мадьяровъ, то точно такое же.право имѣли бы и богемскіе нѣмцы, еслибы управленіе Богеміей перешло въ руки однихъ чеховъ. Оставляя за нѣмцами одинъ голосъ изъ четырехъ въ дѣлахъ пражскаго университета, Гусъ какъ бы указалъ своему народу тотъ путь, которымъ онъ долженъ идти и въ настоящее время. На этомъ пути нѣтъ мѣста для компромиссовъ съ принципами, хотя бы они и были направлены къ торжеству чешской народности надъ нѣмецкой. На этомъ пути нѣтъ мѣста для союзовъ, хотя бы и временныхъ, съ католическимъ духовенствомъ, съ аристократіей, враждебной движенію. Противиться отмѣнѣ конкордата, освобожденію государства изъ-подъ власти церкви, уничтоженію слѣдовъ реакціи пятидесятыхъ годовъ -- противиться этому благому дѣлу только потому, что оно предпринято въ Вѣнѣ, значило бы измѣнить идеямъ, которыя завѣщалъ чехамъ великій реформаторъ XV-го вѣка. Стремленіе къ національной самобытности законно только тогда, когда оно есть вмѣстѣ съ тѣмъ стремленіе впередъ во всѣхъ областяхъ политической, общественной и умственной жизни, -- и въ соединеніи этихъ стремленій, въ преобладаніи послѣдняго надъ первымъ заключается истинное величіе Гуса.

Конст. Арсеньевъ.

"Вѣстникъ Европы", No 9, 1868

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru