Мокиевский Л.
Эскиз к одному русскому портрету

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Эскизъ къ одному русскому портрету.

   Книгоиздательство "Путь", задумавъ выпустить серію книгъ подъ названіемъ: "Русскіе Мыслители", дало намъ томъ С. А. Аскольдова: "А. А. Козловъ". Въ этомъ интересномъ трудѣ г. Аскольдова сдѣлана достаточная характеристика личности и философіи Козлова. Мы же въ своей небольшой замѣткѣ хотѣли-бы дать самый общій очеркъ этой оригинальной личности. Лично близко зная, въ теченіе многихъ лѣтъ, покойнаго мыслителя, мы будемъ теперь руководиться не только біографіей, данной г. Аскольдовымъ, но и личными воспоминаніями.
   Алексѣй Александровичъ Козловъ, внѣбрачный сынъ Ивана Алексѣевича Пушкина (родственника великаго поэта) и крѣпостной дѣвушки, родился въ Москвѣ въ 1831 г., а умеръ въ Петербургѣ въ 1901 г.; причемъ съ 1886 г. (онъ тогда былъ профессоромъ философіи въ Кіевѣ) онъ жилъ разбитымъ параличемъ, неспособнымъ безъ посторонней помощи двигаться по комнатѣ, неспособнымъ держать въ рукахъ перо...
   Въ исторіи человѣческой мысли вообще, а въ исторіи русской мысли въ особенности не рѣдки случаи, когда произведенія человѣка оказываются далеко ниже его самого, когда чувствуется, что какія-то постороннія силы помѣшали человѣку показать себя во весь ростъ, создать твореніе, достойное тѣхъ могучихъ силъ, которыя въ немъ были заложены. А. А. Козловъ безпорно является однимъ изъ подобныхъ людей, Хотя онъ и оставилъ весьма замѣтный слѣдъ въ русской философской мысли (признаніемъ чего при его жизни служилъ фактъ избранія его почетнымъ членомъ обоихъ русскихъ философскихъ обществъ, а послѣ смерти -- включеніе его въ серію "Русскихъ Мыслителей"), но для всѣхъ лично знавшихъ этого богато одареннаго человѣка, было очевидно, что онъ не сдѣлалъ и десятой части того, что при иныхъ условіяхъ онъ могъ бы сдѣлать. Студенческіе годы пишущаго эти строки совпали съ профессорской дѣятельностью Козлова въ Кіевѣ, и мы хорошо помнимъ, какъ рѣзко онъ выдѣлялся своею оригинальною индивидуальностью среди тогдашнихъ профессоровъ, между которыми было не мало талантливыхъ людей, но не было такого оригинальнаго человѣка.
   Чтобы достойно изобразить Козлова, нужно владѣть перомъ такъ, какъ Рембрантъ владѣлъ кистью, ибо удивительная гармонія рѣзкихъ контрастовъ является основной характеристикой какъ его личности, такъ и его жизни.
   Самые первые годы жизни А. А. полны контрастовъ. Его то брали въ аристократическій домъ Пушкина, то отсылали домой къ матери, которая "для покрытія грѣха" вышла замужъ за мѣщанина Козлова, человѣка глубоко-безнравственнаго, женившагося ради 5,000 р., выданныхъ Пушкинымъ, и заколотившаго свою безотвѣтную жену до смерти.
   Каковы были первыя "впечатлѣнія бытія" у А. А., можно судить хотя бы по такой картинкѣ, данной самимъ А. А. въ своей автобіографіи (къ сожалѣнію доведенной всего до 12 лѣтъ) и цитируемой. г. Аскольдовымъ. Замученная дурнымъ обращеніемъ мужа, мать А. А. умерла. Ему сказали, что "Боженька" взялъ къ себѣ маму, и горько плачущаго мальчика отдали подъ надзоръ нѣкоего "Васьки", который его и развлекалъ разными способами. Цитируемъ дальше автобіографію самого А. А.: "вторую ночь я ночевалъ съ бабушкой у конторщика, а на слѣдующее утро опять былъ отданъ подъ надзоръ того-же "Васьки", который счелъ за лучшее вести меня на конный заводъ и занять зрѣлищемъ производившейся въ тотъ же день "случки" лошадей. Какъ теперь помню, что въ то время, когда я жадно смотрѣлъ на эту картину и, желая понять ее, внимательно прислушивался къ разнымъ недоступнымъ печати словамъ, жестамъ и возгласамъ, въ которыхъ конюхи и другіе присутствовавшіе описывали происходившее и выражали свои впечатлѣнія, вдругъ въ церкви, находившейся неподалеку, послышалось пѣніе (это выносили гробъ на кладбище и пѣли панихиду). Вокругъ меня сняли шапки, и такъ какъ я не догадался сдѣлать того-же, то кто-то наставительно сказалъ мнѣ: "сними картузъ-то, вѣдь твою мать хоронятъ". Разумѣется, на эти слова я разразился плачемъ, и мои менторъ повелъ меня съ коннаго двора при доносившихся издали звукахъ: "вѣчная память" (стр. 8--9).
   Въ гимназіи А. А. учился не на средства своего аристократическаго отца, а на "блудныя деньги" (какъ онъ самъ выражался) одной своей родственницы, которая, несмотря на свое полное невѣжество и свой образъ жизни, питала глубокое уваженіе къ наукѣ и рѣшила сдѣлать своего родственника ученымъ не ради карьеры, а именно ради самой учености.
   Въ гимназіи-же онъ получилъ первый урокъ, толкнувшій его на путь радикализма, и столь характернаго впослѣдствіи для него западничества. И получилъ онъ этотъ урокъ не отъ кого иного, какъ отъ Тертія Филиппова (извѣстнаго впослѣдствіи "Эпитропа Гроба Господня"). Дѣло было такъ: для своего гимназическаго сочиненія А. А. избралъ тему: "Россія, спасительница Европы". Здѣсь говорилось и о томъ, какъ Россія заслонила собой Европу отъ татаръ, и о томъ, какъ она "спасла" Европу отъ Наполеона I, и о томъ, какъ Россія подавляла венгерское возстаніе. Это свое произведеніе А, А. подалъ учителю словесности Тертію Филиппову, который въ бесѣдѣ съ глазу на-глазъ, и выяснилъ молодому патріоту, что чѣмъ-чѣмъ, а ужъ подавленіемъ венгерскаго возстанія Россіи хвалиться не приходится...
   Козловъ рано женился на крестьянкѣ, оказавшейся не только совершенно неподдающеюся культурѣ, но еще и надѣленною низменными инстинктами. Въ не такъ давно опубликованныхъ запискахъ московскаго генералъ-губернатора гр. Закревскаго при характеристикѣ всѣхъ подозрительныхъ личностей, между прочимъ, сказано: "Козловъ и Котляревскій (впослѣдствіи тоже кіевскій профессоръ) вертенники, способны на все",-- характеристика относящаяся, очевидно, къ этому періоду жизни А. А. Однако Козловъ скоро разошелся со своей женой и завелъ себѣ другую семью. Онъ давалъ уроки въ старинной дворянской семьѣ Челищевыхъ, здѣсь онъ скоро "распропагандировалъ" свою ученицу, и она, къ ужасу всей Москвы, кинула свой домъ и поселилась съ А. А. Но судьба и здѣсь поставила его лицомъ къ лицу съ контрастомъ: умная, высоко-образованная и, вообще прекрасная женщина, которая такимъ образомъ сдѣлалась его женою, страдала періодическимъ помѣшательствомъ.
   Испытавъ свои силы, какъ экономистъ, публицистъ и газетный дѣятель; побывавъ въ тюрьмѣ и ссылкѣ (въ связи съ каракозовскимъ покушеніемъ); отвѣдавъ даже чисто "практической" дѣятельности: завѣдываніе лѣсами одного московскаго фабриканта,-- нашъ будущій выдающійся философъ, имѣя уже болѣе 40 лѣтъ, случайно, "на сонъ грядущій", взялъ въ руки философскую книгу (Briefe Briefe die Schopenhauer'sche Philosophie Фрауэнштедта), и только тогда увидѣлъ, что истинное его призваніе -- философія.
   Нужно вспомнить, что время прохожденія Козловымъ университета было временемъ наибольшаго гоненія на философію: сначала на лекцію профессора былъ посланъ частный приставъ, и отъ профессора потребовали, чтобы онъ такъ читалъ свои лекціи, чтобы онѣ были понятны господину частному приставу, а потомъ и вовсе прекратили эти лекціи, причемъ министръ народнаго просвѣщенія Ширинскій-Шихматовъ донесъ Николаю I: "Наконецъ, зло вырвано съ корнемъ"!
   Увлекшись философіей, Козловъ прежде всего выписалъ всѣ сочиненія Шопенгауэра и съ тѣхъ поръ погрузился въ дебри метафизики. Однако философія не была для него "тихимъ пристанищемъ". Онъ былъ слишкомъ общественнымъ человѣкомъ, чтобы отдаться книгамъ. Но окружающая среда его не удовлетворяла: онъ "разочаровался въ Россіи" (причемъ онъ почти одинаково отрицательно относился и къ правительству, и къ обществу, и къ народу), и вотъ, будучи по своему облику, въ сущности, типичнѣйшимъ москвичемъ, онъ рѣшилъ бросить навсегда Россію и поселиться въ Парижѣ, хотя у него была уже довольно большая семья и почти никакихъ средствъ. Но заграничная его жизнь продолжалась не долго. Хотя онъ никогда и не помышлялъ о профессурѣ, но скоро онъ очутился профессоромъ философіи въ Кіевѣ, гдѣ его устроилъ А. А. Котляревскій, бывшій "вертепникъ" Закревскаго, успѣвшій, однако, уже сдѣлаться ординарнымъ профессоромъ.
   До тѣхъ поръ кіевляне имѣли понятіе о философахъ только по С. Гогоцкомъ, который, нужно признаться, и своею внѣшностью, и своими манерами достаточно поддерживалъ въ умахъ обывателей то вульгарное представленіе о "философѣ", которое создано "на диво черни простодушной".
   На Канта Гогоцкій, впрочемъ, походилъ лишь неэстетичностью своей наружности и своею мелочной аккуратностью. Впрочемъ, и тутъ было отличіе: по Канту жители Кенигсберга провѣряли часы, а Гогоцкій самъ ежедневно ходилъ на вокзалъ "провѣрять свои часы".
   Поэтому кіевляне были не мало удивлены, когда увидали, что новый философъ оказался огромнымъ человѣкомъ, со львиной физіономіей, быстро покоряющей сердца дамъ и дѣвицъ, которымъ онъ и проповѣдовалъ философію съ бокаломъ въ рукахъ. Быть можетъ, Козлова такъ и не признали бы за настоящаго философа, если бы на счастіе у него не оказалось одной, заинтересовавшей публику, странности: его всегда видѣли съ очень большимъ ковровымъ сакомъ въ рукахъ; съ этимъ сакомъ онъ не разставался ни на улицѣ, ни въ аудиторіи, ни въ другихъ мѣстахъ, гдѣ его могли видѣть обыватели. Интересъ, вызванный сакомъ Козлова, былъ значителенъ. Но мужчины все-таки сдерживали свое любопытство, а женщины пошли на проломъ.
   И вотъ однажды, послѣ лекціи, курсистки окружили Козлова тѣснымъ кольцомъ и заставили показать содержаніе сака. Сверхъ колбасы и вина, въ немъ оказалась еще смѣна бѣлья, и Козловъ объяснилъ любопытнымъ дѣвицамъ, что когда его арестовали въ Москвѣ чуть не на улицѣ, то онъ испыталъ большое неудобство, пока ему изъ дома доставили смѣну бѣлья,-- и вотъ, съ тѣхъ поръ, онъ, выходя изъ дому, кладетъ въ сакъ, на всякій случай, смѣну бѣлья. Кіевляне успокоились: есть чудачество, значитъ -- настоящій философъ.
   Судьба готовила еще одинъ, уже послѣдній контрастъ Козлову. Полный духовныхъ и физическихъ силъ, широко пользуясь всѣми "благами" жизни, Козловъ былъ пессимистомъ и проповѣдывалъ философію Шопенгауэра. Именно проповѣдывалъ, а не писалъ о ней, ибо онъ вообще тогда мало писалъ, предпочитая платоновскій "симпозіонъ"... Но лѣтомъ 1886 г. эмболія мозга (закупорка артеріи мозга) и связанный съ этимъ параличъ правой половины тѣла рѣзко измѣнили его условія жизни. И вотъ теперь выступилъ на сцену послѣдній контрастъ личности и судьбы Козлова. Будучи въ такомъ безпомощномъ положеніи, испытывая большія физическія страданія, онъ сталъ философски продуктивенъ: все наиболѣе цѣнное написано (или правильнѣе сказать, продиктовано) имъ въ то время, когда его руку и ногу сильно "крючило и пружило" (какъ онъ выражался), когда у него въ мозгу была эмбола. Мало того: изъ пессимиста и сторонника Шопенгауэра онъ сдѣлался оптимистомъ и сторонникомъ Лейбница. Переселившись въ Петербургъ, я нѣсколько лѣтъ не видѣлъ Козлова. Когда же онъ самъ въ 1891 г. переѣхалъ въ Петербургъ, и я поспѣшилъ къ нему на квартиру, то первыя слова, которыя услышалъ отъ него, были хвала "Высочайшей Субстанціи", которая такъ мудро устроила Вселенную, и благодарность ей за параличъ. Къ этому нужно еще прибавить, что здоровье его жены къ тому времени окончательно испортилось, и разбитый параличемъ старикъ долженъ былъ еще страдать вслѣдствіе тяжелой болѣзни такой близкой особы.
   И, несмотря на все это, бывшій пессимистъ постоянно благодарилъ "Высочайшую Субстанцію" за мудрость ея предначертаній!

-----

   О философіи Козлова скажемъ немного. Она хорошо изложена въ книгѣ г. Аскольдова. Подъ "философіей Козлова" мы понимаемъ, конечно, его послѣднюю самостоятельную фазу дѣятельности. Эта философія изложена имъ въ пяти выпускахъ "Своего Слова", причемъ и здѣсь Козловъ остался вѣренъ своей любимой формѣ "Симпозіона": философія излагается въ видѣ застольной бесѣды "Петербургскаго Сократа" съ лицами изъ романа Достоевскаго "Братья Карамазовы". "Петербургскій Сократъ" излагаетъ философію, близкую къ ученіямъ Лейбница, Лотце и Тейхмюллера (этихъ послѣднихъ любимцевъ Козлова), и громитъ англійскую философію. Нужно замѣтить, что Англичане и англійскій позитивизмъ были всегдашней bête noire Козлова, причемъ мы не беремся сказать, возненавидѣлъ-ли онъ англичанъ изъ-за ихъ позитивизма, или позитивизмъ -- изъ-за англичанъ. Козловъ не зналъ англійскаго языка и никогда не былъ въ Англіи, но, человѣкъ сильныхъ страстей, способный къ сильной ненависти, онъ до комичнаго ненавидѣлъ все англійское, которое представлялось ему чѣмъ-то крайне чопорнымъ, фальшивымъ, самодовольнымъ, т. е. чѣмъ-то вполнѣ противоположнымъ самому ему. "У-у, ёрники!" кричалъ онъ, обыкновенно, при одномъ упоминаніи объ англичанахъ...
   Полемическая сторона философскихъ писаній Козлова не представляетъ особаго интереса. "Сократъ", конечно, легко побиваетъ "Шугаева", представлявшаго собой англійскій позитивизмъ. Но вѣдь при всѣхъ этихъ философскихъ "Бесѣдахъ", всѣми авторами отъ Платона до Козлова, защитнику нелюбимаго авторомъ мнѣнія обыкновенно вкладываются въ уста лишь такіе доводы, которые даютъ поводъ другому собесѣднику (устами котораго говоритъ самъ авторъ) обнаружить свое глубокомысліе или остроуміе. Къ тому же Козловъ и не былъ силенъ въ англійской философіи...
   Зато значительный интересъ представляетъ положительная сторона ученія Козлова. Своимъ панисихизмомъ, своимъ ученіемъ о бытіи и другими сторонами своей философіи Козловъ, безспорно, подготовилъ почву для современныхъ мистиковъ и богоискателей.
   Въ этомъ отношеніи Козловъ долженъ быть поставленъ на ряду съ Соловьевымъ, причемъ мы вполнѣ согласны съ г. Аскольдовымъ, когда онъ говоритъ, что въ философскомъ отношеніи Козловъ болѣе Соловьева сдѣлалъ для подготовки почвы для богоискателей, ибо Козловъ былъ настоящимъ философомъ, а "Соловьевъ былъ крупный богословъ, но въ качествѣ философа онъ не только не далъ систематическаго изложенія своей философіи, но даже не обозначилъ вполнѣ четко и опредѣленно своей позиціи, какъ въ гносеологіи, такъ и въ метафизикѣ" (стр. 213).
   Философское вліяніе Козлова довольно широко. Такъ, напримѣръ, даже проф. Лозскій, стоящій на вполнѣ самостоятельномъ пути, печатно заявлялъ о томъ, чѣмъ онъ обязанъ Козлову.

Л. Мокіевскій.

"Русское Богатство", No 4, 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru