Астафьев Петр Евгеньевич
"Добрая ссора лучше худого мира"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   К. Леонтьев, наш современник.
   СПб.: Издатель­ство Чернышёва, 1993. -- (Серия "Русь многоликая", кн. 1).
   

П. Е. АСТАФЬЕВ

"ДОБРАЯ ССОРА ЛУЧШЕ ХУДОГО МИРА"

   ... Почти во всём, что было мною до сего времени напеча­тано, г. Леонтьев может найти метафизическое и психологиче­ское подтверждение и оправдание своих историко-публицисти­ческих симпатий и антипатий, которых сам он никогда научно и систематически обосновывать не пытался, например, оправда­ние его законной ненависти ко всеопошляющему и всемертвящему смешению вообще, к космополитическим, унитарно и эгалитарно-либеральным чаяниям и стремлениям нашего вре­мени, к современному повальному, обезличивающему утилита­ризму и позитивизму и т. д. И всё то, что существенно в на­шем русском культурном идеале (православие, само­державие, отчуждённость от политиканства и филистёрского са­модовольства европейского буржуа и т. д.) нам обоим равно до­рого. Сам г. Леонтьев говорит, что "искренне сочувствует почти всем мыслям", выраженным мною в статье "Национальное са­мосознание". Да и мне никогда не приходило в голову укорять г. Леонтьева во враждебности русскому культурному идеалу, против чего он, однако, по изумительному недоразу­мению в своих сбивчивых фельетонах так страстно протестует. Укорял я его и теперь продолжаю укорять в неоправданном ло­гически отрицании национального начала как начала и политической жизни и культуры во­обще...
   Можно соглашаться насчёт свойств и значения русского культурного идеала, вовсе не касаясь вопроса о прин­ципиальном признании или непризнании значения на­ционального начала вообще, и если бы г. Леонтьев на этой нефилософской, не затрагивающей принципов, но легко­публицистической почве оставался, то никакого серьёзного спора между нами и не было бы. Но, любовно относясь к рус­скому культурному идеалу, до того любовно, что это его вводит даже в далеко не философское и не этическое ослеп­ление насчёт Запада, который по его мнению заслуживает вни­мания лишь как пример неподражания -- г. Леонтьев отрицает общее принципиальное значение нацио­нального начала вообще, вступая уже в область принципов философии, а не публицистических мудрствований толь­ко. И здесь спор между нами и неизбежен, и серьёзен: спор о том, в каком отношении стоит культура к на­циональности, иначе -- возможна ли и желательна ли прочная культура вне национальности, на ненациональ­ной почве? Я это последнее решительно отрицаю и во всей статье моей "Национальное самосознание", и в некоторых других брошюрах (например, "Смысл истории и идеалы про­гресса"); г. Леонтьев столь же решительно признаёт это и в брошюре своей "Национальная политика", и в "Византизме и славянстве", и во многих статьях своего Сборника.
   В этом принципиальном вопросе наше непримиримое разногласие, а вовсе не в вопросе о том, каков русский куль­турный идеал и как должно к нему относиться, о чём исклю­чительно желает, по-видимому, говорить г. Леонтьев. Относи­тельно последнего, повторяю, между нами разногласие только во второстепенных подробностях. Так, например, избегая сме­шения в одной куче существенного и несущественного, я, ко­нечно, поостерёгся бы назвать в числе характерных черт рус­ского культурного идеала неотчуждаемость крестьян­ских земель и сословный строй. Признавая и то и другое весьма сообразными с потребностями современной жиз­ни и достойными сочувствия политическими мерами, я отнюдь не подумал бы связывать их с существом более глу­боко коренящегося "национального русского идеала"; особенно не связывал бы с ним сословного строя. Г. Леонтьев не стесняется делать это, хотя и упоминает ("Гражданин", No 144), что "славянофилы всегда были сторонниками бессословности" (почему бы это?!), что, впрочем, не мешает ему утверждать опять в No 147, что славянофил Данилевский только как-то случайно не додумался до сословного строя! Всё это, по­вторяем, не важно, тем более, что и систематичность в разви­тии мысли и строгая точность в определении понятий, обяза­тельные для философского рассуждения, в полухудожественных, полупублицистических, но всегда эмпирических (не этиоло­гических, но семиологических) рассуждениях, каковы все ра­боты г. Леонтьева, не очень требуется.
   Иное дело в вопросе не о программе (вопрос, погло­щающий всё внимание г. Леонтьева), а о самом принципе национальности. Свой взгляд на национальный дух и его отношения к культуре я сформулировал совершенно точно, признав, что "национальный дух составляет ту незаменимую личной мыслью почву, на которой развиваются и из которой получают свою мощь, жизнеспособность и глубину самые об­щечеловеческие (культурные) идеалы; от него же последние получают и свою определённость, законченную форму.
   Inde irae г. Леонтьева!
   На г. Киреева он не негодует, потому что последний не формулировал ему этого принципа прямо: я же имел не­ловкость по привычке мыслить философски, высказать перед г. Леонтьевым прямо это начало, с которым он и не хочет и не может согласиться. Он любит национальную особен­ность вообще, как любит всякую особенность, вносящую в жизнь разнообразие, характер, борьбу, силу, -- любит ее как эстетик, и моралист, видя в ней богатейший и красивейший материал для построения полной содержанием и характер­ной культуры. Но отсюда далеко до признания националь­ной самобытности за самую основу и руководящее, да­ющее самой культуре жизнь, форму и силу, на­чало этой культуры.
   Последнего значения за национальным началом г. Леонтьев никогда не признавал и признать не может. Такое при­знание было бы с его стороны отречением от всего своего ли­тературного прошлого. Слишком много сил, страсти и дарова­ния положил он в этом прошлом на проповедь византизма, и слишком хорошо знает он, что дорогая ему византийская культура всегда была не национальной (о византийской на­циональности никто не слыхивал), но эклектической, искус­ственно выращенной, для того, чтобы помириться с моим по­нятием о национальности как необходимой основе и фор­мирующей силе всякой мощной и жизнеспособной культуры. Для него и основа и формирующая сила жизни, повторяю, ле­жат в самой культуре, для которой национальность -- только материал, не более!
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru