Авенариус Василий Петрович
Екатерина Великая как патриотка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

В. П. Авенаріусъ.

ЛЕПЕСТКИ и ЛИСТЬЯ.

РАЗСКАЗЫ, ОЧЕРКИ, АФОРИЗМЫ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ЮНОШЕСТВА.

Съ портретами и рисунками.

   

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Книжнаго Магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ пер., д. No 2.
1905.

   

Екатерина Великая какъ патріотка.

I.

   Въ Прусскомъ провинціальномъ городкѣ Штеттинѣ, въ домѣ прусскаго генералъ-маіора и полкового командира, князя цербстъ-дорибургскаго Христіана-Августа, 21-го апрѣля 1729 г. произошло семейное событіе, въ одно и то же время и радостное, и досадное: радостное, потому что какъ же не радоваться рожденію перваго и притомъ здороваго ребенка? Досадное потому, что ребенокъ былъ не мужского пола, не принцъ -- ближайшій наслѣдникъ ангальтъ-цербстской княжеской короны, а дѣвочка, не имѣвшая никакого права на эту корону. Никому, конечно, и въ голову не могло прійти, что малютка, нареченная при крещеніи принцессой Софіей-Августой-Фредерикой, сдѣлается великой монархиней величайшей европейской державы, что комната, гдѣ она увидѣла свѣтъ Божій, станетъ главною достопримѣчательностью Штеттина, и что тамъ особенно будутъ дорожить чернымъ пятномъ на полу, проженнымъ жаровней, передъ которой пеленали будущую grosse Kaiserin".
   Дѣти штеттинскихъ горожанъ, играя въ городскомъ саду съ маленькой принцессой Софіей, никогда не называли ее принцессой, а просто по имени. Она, какъ всѣ другія дѣти, бѣгала, рѣзвилась; однако, уже и тогда у нея проявлялась наклонность повелѣвать окружающими, и ни одна изъ сверстницъ не оспаривала у нея права распоряжаться ихъ дѣтскими играми. Хорошо знавшая ее въ то время графиня Меллинъ, которая была только немногимъ ея старше, такъ описываетъ маленькую принцессу Софію: "Она была прекрасно сложена, съ младенчества отличалась благородною осанкой и ростомъ была выше своихъ лѣтъ. Черты ея лица не были красивы, но выраженіе ихъ было очень пріятно, при чемъ открытый взглядъ и привѣтливая улыбка дѣлали ее особенно привлекательной. Воспитывала ее мать, державшая ее очень строго и не дозволявшая ей ни малѣйшаго проявленія гордости, къ чему дѣвочка была довольно склонна. Такъ, мать заставляла ее цѣловать платье у бывавшихъ въ ихъ домѣ знатныхъ дамъ".
   Такъ-называемымъ нантскимъ эдиктомъ французскій король Генрихъ IV въ 1598 г. далъ протестантамъ (гугенотамъ) свободу исповѣдывать во Франціи свою вѣру; но въ 1685 г. эдиктъ этотъ былъ отмѣненъ, и французы-протестанты почти поголовно выселились въ сосѣднюю Германію. Между этими эмигрантами было не мало аристократовъ, людей высокообразованныхъ, которые легко находили доступъ къ германскимъ дворамъ, большимъ и малымъ. Но, распродавъ свое имущество на родинѣ за безцѣнокъ, они по большей части дошли до такой бѣдности и даже нищеты, что вынуждены были идти въ воспитатели нѣмецкаго юношества. Такимъ-то путемъ звучный французскій языкъ, утонченныя французскія манеры постепенно вошли въ моду въ придворныхъ сферахъ и высшемъ обществѣ Германіи. Точно такъ же, разумѣется, и воспитаніе принцессы Софіи не обошлось безъ французовъ, между которыми наибольшее вліяніе на дѣвочку имѣла ея гувернантка, г-жа Кардель. "Она знала, какъ свои пять пальцевъ, всѣ комедіи и трагедіи, и была очень забавна",-- отзывалась впослѣдствіи про свою гувернантку сама Екатерина, которая такимъ образомъ еще въ дѣтствѣ хорошо ознакомилась съ геніальными произведеніями Расина, Корнеля, Мольера и усвоила себѣ столь необходимую при дворѣ "galanterie franèaise".
   Вмѣстѣ съ родителями маленькая принцесса нерѣдко совершала поѣздки въ ихъ родовую резиденцію Цербстъ, въ Берлинъ, Гамбургъ, Брауншвейгъ и другіе города, что также значительно способствовало ея свѣтскому воспитанію. На одной изъ такихъ-то поѣздокъ, въ 1742 или 1743 г., въ Брауншвейгъ, одинъ католическій патеръ, Менгденъ, извѣстный своимъ даромъ предрекать будущее, предсказалъ матери принцессы, что "на лбу ея дочери онъ видитъ короны -- и не менѣе трехъ". Мать, принимая это за шутку, разсмѣялась; но патеръ отвелъ ее въ сторону и насказалъ ей "такихъ чудесъ", что она перепугалась и взяла съ него слово никому ничего не говорить. Когда дѣвочкѣ минуло 10 лѣтъ, предсказаніе патера начало сбываться.
   

II.

   Мать принцессы Софіи, княгиня Іоганна-Елисавета Цербстская, была родомъ принцессой голштинъ-готториской; братъ ея, голштинскій принцъ Карлъ-Августъ, былъ женихомъ дочери Петра Великаго, цесаревны Елисаветы Петровны, но еще до свадьбы умеръ. Другая дочь Петра, Анна Петровна, была герцогиней голштинской. Такимъ образомъ, дворы русскій и голштинскій были въ непрерывныхъ дружественныхъ отношеніяхъ, и маленькая дочка княгини Цербстской постоянно могла слышать разсказы о богатствѣ русскаго двора, о побѣдоносномъ русскомъ войскѣ и, особенно, о великомъ Преобразователѣ Россіи, придвинувшемъ эту "азіятскую" страну къ Европѣ.
   Когда принцессѣ минуло 10 лѣтъ, она въ первый разъ встрѣтилась со своимъ будущимъ супругомъ, который былъ всего однимъ годомъ ея старше. То былъ ея троюродный братъ, сынъ русской царевны Анны Петровны, принцъ голштинскій Петръ-Ульрихъ. Съ восшествіемъ, годъ спустя, на русскій престолъ цесаревны Елисаветы Петровны, Петръ-Ульрихъ, какъ ея родной племянникъ, былъ признанъ ея наслѣдникомъ, подъ именемъ великаго князя Петра Ѳеодоровича. Въ концѣ 1742 г. княгиня Цербстская повезла принцессу Софію въ Берлинъ, чтобы заказать извѣстному живописцу Пэну ея портретъ для отсылки его въ Петербургъ; а ровно черезъ годъ княгиня получила изъ Петербурга отъ гофмаршала великаго князя Петра Ѳеодоровича письмо съ приглашеніемъ отъ имени русской императрицы привезти свою четырнадцатилѣтнюю дочь въ Россію. О настоящей цѣли такого приглашенія въ письмѣ гофмаршала упоминалось только вскользь, довольно глухо; но пришедшее вслѣдъ затѣмъ изъ Берлина письмо отъ Фридриха Великаго не оставляло на счетъ этой цѣли уже никакого сомнѣнія: тамъ прямо говорилось о "соединеніи" принцессы Софіи съ "ея троюроднымъ братомъ, великимъ княземъ"; въ заключеніе же все-таки выражалось желаніе императрицы, чтобы по пріѣздѣ княгини съ дочерью въ Москву всѣмъ говорилось, что это тяжелое путешествіе предпринято единственно для принесенія благодарности ея императорскому величеству за ея милости къ семьѣ княгини.
   Почему выборъ невѣсты для наслѣдника русскаго престола остановился именно на принцессѣ Софіи, видно изъ депеши одного дипломата того времени своему правительству: "сначала много говорили объ одной французской принцессѣ и королевско-польской принцессѣ, но въ концѣ концовъ императрица нашла нужнымъ избрать для великаго князя въ невѣсты такую принцессу, которая была бы протестантской религіи и хотя изъ знатнаго, но столь малаго рода, чтобы ни связи, ни свита принцессы не возбуждали особеннаго вниманія или зависти русскаго народа".
   Письмо Фридриха Великаго было помѣчено 30-мъ декабря 1743 г., а 11 января слѣдующаго 1744 г. княгиня Цербстская съ дочерью были уже въ Берлинѣ проѣздомъ въ Россію. Чтобы не подавать повода къ преждевременнымъ толкамъ, высокія путешественницы въ предѣлахъ Пруссіи называли себя графинями Рейнбекъ и скрывали лица подъ густыми покрывалами съ отверстіями для глазъ. Вслѣдствіе такого инкогнито онѣ вынуждены были выносить иногда крайнія неудобства.
   "Такъ какъ комнаты на постоялыхъ дворахъ не были истоплены,--писала княгиня домой своему супругу, -- то приходилось входить въ хозяйскую комнату, немногимъ отличавшуюся отъ порядочной свинарни (so einem honetten Schweinestalle nicht sehr unähnlich); мужъ, хозяйка, дворовая собака, пѣтухъ и всюду дѣти -- въ люлькахъ, въ постеляхъ, за печкою, на тюфякахъ, все это валялось въ безпорядкѣ, одинъ около другого, какъ капуста или рѣпа. Но дѣлать было нечего,-- я приказывала приносить скамейку и помѣщалась посрединѣ комнаты".
   Зато, съ переѣздомъ черезъ русскую границу, когда графиня Рейнбекъ обратилась снова въ княгиню Цербстскую, все, какъ по волшебству, разомъ перемѣнилось. На самой границѣ ее съ почетомъ встрѣтилъ, какъ родственницу своей государыни, командиръ лифляндскаго полка, полковникъ Воейковъ; передъ Ригою ее сперва привѣтствовалъ нарочно присланный изъ Москвы камергеръ императрицы, бывшій посланникъ въ Лондонѣ, Нарышкинъ; а затѣмъ торжественно выѣхали ей навстрѣчу вице-губернаторъ князь Долгоруковъ съ гражданскими и военными властями. Когда парадная карета, въ которую должна была пересѣсть княгиня съ дочерью, переѣхала по льду черезъ Двину, въ честь высокихъ гостей грянулъ залпъ изъ крѣпостныхъ орудій. Въ самой Ригѣ ихъ ждали придворные "реверансы" и "baise-main"--генералъ-аншефа Салтыкова, мѣстнаго дворянства, петербургскихъ гвардейцевъ; у подъѣзда, въ сѣняхъ, у каждой двери внутреннихъ покоевъ -- почетный караулъ; въ самихъ покояхъ -- золото, шелкъ и бархатъ, а на улицѣ -- барабаны, трубы и литавры.
   "Мнѣ все кажется, -- писала княгиня,-- что я нахожусь въ свитѣ ея императорскаго величества или какой-нибудь великой монархини. Мнѣ не вѣрится, что все это для меня, для бѣдной, для которой въ другихъ мѣстахъ едва били въ барабаны. Все происходило здѣсь съ такимъ величіемъ и почетомъ, что мнѣ казалось, да и теперь еще кажется, что все это сонъ".
   Принцессѣ Софіи былъ поднесенъ здѣсь первый подарокъ отъ русской императрицы -- покрытая парчей шуба изъ такихъ великолѣпныхъ соболей, какихъ и у бабушки ея въ Гамбургѣ не было.
   Изъ Риги принцесса со своей матерью двинулась въ императорскихъ саняхъ небывалымъ еще для обѣихъ кортежемъ: впереди -- эскадронъ кирасирскаго полка; на передкѣ императорскихъ саней -- камергеръ Нарышкинъ съ шталмейстеромъ высочайшаго двора и дежурнымъ офицеромъ, на запяткахъ -- два камеръ-лакея и два преображенца; за императорскими санями -- отрядъ лифляндскаго полка, а тамъ еще цѣлая вереница саней рижскаго коменданта и вице-губернатора, свиты, представителей дворянства, магистрата, депутатовъ различныхъ корпорацій и офицеровъ. Такъ совершала свой въѣздъ въ Россію, чтобы никогда уже не покидать ея, будущая великая императрица.
   

III.

   Надо ли говорить, что въ Петербургѣ повторились и пушечная пальба, и торжественный пріемъ всякихъ вельможъ и "персонъ", желавшихъ представиться высокимъ гостямъ?
   "Нужно желѣзное здоровье, чтобы перенести всѣ трудности путешествія и утомленіе придворнаго этикета, -- писала княгиня-мать въ Берлинъ Фридриху II.-- Моя дочь счастливѣе меня въ этомъ отношеніи: ее поддерживаетъ молодость. Подобно молодымъ солдатамъ, которые презираютъ опасность, потому что не сознаютъ ея, она наслаждается окружающимъ ее величіемъ".
   Пробывъ въ Петербургѣ всего три дня, онѣ продолжали путь на Москву и день и ночь, останавливаясь на станціяхъ только для ѣды и для перемѣны лошадей. На четвертыя сутки, 9 февраля, онѣ были уже въ 70 верстахъ отъ Москвы; здѣсь въ ихъ сани, вмѣсто 10-ти, впрягли 16 свѣжихъ лошадей, которыя и домчали ихъ въ Москву въ три часа времени. Императрица Елисавета Петровна приняла и мать, и дочь необыкновенно ласково и на другой же день пожаловала и ту, и другую "кавалерственными дамами" ордена Св. Екатерины. Расположеніе императрицы къ принцессѣ Софіи все болѣе укрѣплялось, благодаря тому усердію, съ которымъ принцесса принялась за ученіе русскаго языка и православнаго закона Божія. Чтобы хорошенько затвердить къ другому дню заданный ей учителемъ русскаго языка Ададуровымъ урокъ, она вставала ночью съ постели и, не одѣтая, не обутая, ходила взадъ и впередъ по холодному полу, повторяя склады: "Буки-азъ -- ба; вѣди-азъ -- ва"... Неудивительно, что она при этомъ сильно простудилась.
   Въ теченіе почти цѣлаго мѣсяца жизнь ея была въ опасности; когда же княгиня-мать хотѣла позвать лютеранскаго пастора, чтобы тотъ побесѣдовалъ съ больною, принцесса предпочла послать за своимъ преподавателемъ православнаго Закона Божія, Симономъ Тодорскимъ. Только спустя 7 недѣль, въ день своего рожденія, 21 апрѣля, она появилась снова за параднымъ обѣдомъ, а вечеромъ -- на балу,-- ея первомъ вообще балу.
   "Полагаю,-- разсказываетъ она въ своихъ "Запискахъ",-- что публика не очень-то любовалась мною. Я сдѣлалась худа, какъ скелетъ... Императрица прислала мнѣ. въ этотъ день банку румянъ и приказала нарумяниться".
   Но молодость и ранняя, теплая весна дѣлали свое дѣло: принцесса со дня на день хорошѣла и крѣпла. Могли начаться опять уроки не только у Симона Тодорскаго и Ададурова, но и у балетмейстера Лоде. Великій князь Петръ Ѳеодоровичъ съ своей стороны также содѣйствовалъ успѣхамъ принцессы въ русскомъ языкѣ, болтая съ нею по-русски. Тѣмъ временемъ императрица Елисавета Петровна пришла къ окончательному рѣшенію относительно своей молодой гостьи и письменно просила ея отца благословить принцессу на бракъ съ великимъ княземъ и на переходъ ея въ православіе. Согласіе на то и другое было вскорѣ получено;
   28 іюня состоялось торжественное принятіе принцессою исповѣданія православнаго греческаго закона, при чемъ она "яснымъ и твердымъ голосомъ, чисто-русскимъ языкомъ, удивившимъ всѣхъ присутствовавшихъ, произнесла символъ вѣры, не запнувшись ни на одномъ словѣ". Въ честь матери-императрицы (Екатерины I), она была наречена Екатериною, и тутъ же на литургіи была провозглашена въ первый разъ эктенья за "благовѣрную Екатерину Алексѣевну"; а на другой день,
   29 іюня, въ Успенскомъ соборѣ, совершилось обрученіе ея съ великимъ княземъ, и объявленъ высочайшій о томъ указъ, съ повелѣніемъ почитать "свѣтлѣйшую принцессу великою княжною съ титуломъ Ея Императорскаго Высочества".
   Двѣ недѣли спустя, у великой княжны-невѣсты былъ уже свой придворный штатъ, а еще черезъ недѣлю она и великій князь-женихъ собрались съ императрицею на поклоненіе святымъ угодникамъ въ Кіевъ. По пути населеніе повсюду высыпало къ нимъ навстрѣчу съ хлѣбомъ-солью, и тутъ-то Екатерина впервые имѣла случай нѣсколько ближе разглядѣть тотъ народъ, ради котораго она навсегда отреклась отъ родины и вѣры своихъ предковъ.
   По возвращеніи изъ путешествія, императрица назначила въ штатъ молодой княжны четырехъ молоденькихъ русскихъ дѣвицъ, чтобы она могла постоянно говорить по-русски.
   "Всѣ онѣ были веселаго нрава,-- разсказывается въ ея "Запискахъ",-- такъ что съ этого времени я, съ утра и до вечера, только и дѣлала, что пѣла, плясала и рѣзвилась съ ними въ моей комнатѣ. Вечеромъ, послѣ ужина, я приглашала въ спальню трехъ своихъ фрейлинъ: двухъ княженъ Гагариныхъ и дѣвицу Кошелеву, и мы играли въ жмурки и другія игры по нашему возрасту".
   Незамѣтно приблизился конецъ дѣвичьихъ игръ. Въ срединѣ августа 1745 г., въ теченіе трехъ дней жители Петербурга оповѣщались особыми герольдами. что 21 числа имѣетъ совершиться бракосочетаніе ихъ императорскихъ высочествъ. И вотъ насталъ знаменательный день. Въ 5 часовъ утра раздались пушечные залпы; въ 7 часовъ въ уборной императрицы стали наряжать великую княжну къ вѣнцу; въ 10 часовъ загремѣли трубы и литавры, и къ Казанскому собору потянулась процессія, великолѣпнѣе которой, по словамъ тогдашняго англійскаго посланника, ему не случалось, еще видѣть; а съ прибытіемъ въ соборъ въ 2 часа императрицы начался самый обрядъ вѣнчанія, окончившійся только къ 4-мъ часамъ. По возвращеніи процессіи прежнимъ порядкомъ во дворецъ, слѣдовали торжественный обѣдъ и балъ; а затѣмъ въ теченіе 10-ти дней непрерывный рядъ празднествъ: пріемовъ, обѣдовъ, ужиновъ, баловъ, маскарадовъ, французскихъ комедій и итальянскихъ оперъ, съ уличной иллюминаціей и фейерверкомъ. Въ заключеніе, 30 августа, былъ выведенъ на Неву "дѣдушка русскаго флота" -- ботикъ Петра Великаго.
   Мѣсяцъ спустя, Екатерина навсегда распростилась, въ лицѣ возвратившейся въ Цербстъ княгини-матери, со своимъ прошлымъ: "ея отъѣздъ искренно меня опечалилъ,-- говоритъ она въ своихъ воспоминаніяхъ,-- и я много плакала". Но печаль печалью, а жизнь жизнью, и сильная духомъ молодая княгиня отерла слезы и вступила въ новую жизнь смѣло, твердою поступью.
   

IV.

   Отъ природы живая и веселая, шестнадцатилѣтняя Екатерина въ первое время своего супружества охотно подсмѣивалась надъ приставленными къ ней чопорными придворными дамами, позволяя себѣ иногда совершенно ребяческія выходки. Такъ, напр., она вѣшала на входную дверь къ себѣ платья, которыя падали на голову входящимъ. Разъ она спряталась подъ кровать и позвонила въ колокольчикъ. Дежурныя дамы спѣшатъ на звонокъ, но напрасно оглядываются кругомъ и, не видя никого, уходятъ. Опять звонокъ; тѣ вбѣгаютъ снова и съ тѣмъ же результатомъ. Промучивъ ихъ такъ съ четверть часа, она, наконецъ, съ звонкимъ смѣхомъ показывается изъ своей засады.
   Въ первое время все чтеніе молодой княгини ограничивалось французскими романами. Прусскій посланникъ Мардефельдъ, человѣкъ глубокаго ума и отлично образованный, имѣя нерѣдко случай бесѣдовать съ Екатериной, едва ли не первый предугадалъ въ ней будущую геніальную монархиню. Онъ откровенно указалъ ей на ея безсодержательный образъ жизни.
   -- Вы сами не знаете о своихъ преимуществахъ и тѣхъ рѣдкихъ дарахъ, которыми надѣлила васъ природа,-- говорилъ онъ.-- Читайте серьезныя книги, хорошенько обдумывайте прочтенное, и вы познаете себѣ цѣну.
   Растянутые; дѣланные романы того времени и такъ уже успѣли надоѣсть Екатеринѣ. Тутъ случайно ей попались "Письма г-жи Севинье" {Севинье -- французская маркиза, заслужившая извѣстность собраніемъ своихъ писемъ къ дочери, а потомъ и къ другимъ лицамъ, и своими мемуарами (1626--1696).}, отличающіяся не только большою талантливостью и прекраснымъ слогомъ, но и свѣжестью, правдивостью, остроуміемъ и благородствомъ мыслей. Не удивительно, что эту книгу она, по собственному ея выраженію, "пожирала".
   Слѣдующимъ "серьезнымъ" чтеніемъ Екатерины были сочиненія Вольтера {Вольтеръ -- французскій философъ, историкъ, сатирикъ и романистъ (1694--1778).}, "Исторія Генриха Великаго" Перефикса и "Исторія Германіи" Барра. Наибольшее впечатлѣніе произвела на нее жизнь Генриха IV, который представлялся ей идеаломъ великаго полководца, государя и умнаго человѣка. Переписываясь впослѣдствіи съ Вольтеромъ, она высказывала желаніе "встрѣтиться на томъ свѣтѣ* съ Генрихомъ IV.
   Далѣе были прочитаны "Мемуары" Брантома {Брантомъ -- французскій дипломатъ (1520--1614).}, именно біографіи военачальниковъ и знаменитыхъ дамъ, "Словарь" Бэля {Бэль -- французскій сатирикъ (1693--1738).}, затѣмъ произведенія Монтескьё {Монтескье -- французскій юристъ и ученый (1689--1755).}, "Лѣтописи" Тацита и издаваемая Дидро {Дидро -- французскій писатель и философъ (1713--1784).} и д'Аламберомъ {Д'Алаиберъ -- французскій академикъ, философъ, математикъ, физикъ и литераторъ (1717--1783).} "Энциклопедія наукъ, искусствъ и ремеслъ".
   Такимъ образомъ, умственный кругозоръ молодой великой княгини все болѣе расширялся. Когда разъ, по поводу одного происшествія при иностранномъ дворѣ, возбудившаго и при нашемъ дворѣ большіе толки, Екатерина съ пылкостью молодости, но удивительно ясно и мѣтко доказала, въ чемъ погрѣшили тамошніе министры и что, вмѣсто того, слѣдовало бы сдѣлать,-- Мардефельдъ былъ такъ пораженъ, что прямо заявилъ ей:
   -- Madame, vous régnerez, ou je ne suis qu'un sot! (Вы будете царствовать, или я глупецъ!)
   Случай испытать свои силы на этомъ крайне отвѣтственномъ поприщѣ представился ей еще въ 1754 году. Великій князь Петръ Ѳеодоровичъ, продолжая оставаться и герцогомъ голштинскимъ, мало заботился о внутреннихъ дѣлахъ Голштиніи, которымъ грозило полное разстройство. Однажды секретарь великаго князя Цейсъ ворвался вслѣдъ за нимъ въ покои великой княгини, умоляя его подписать, наконецъ, неотложныя бумаги для отсылки въ Голштинію.
   -- Посмотрите, какой несносный человѣкъ!-- обратился Петръ Ѳеодоровичъ къ Екатеринѣ: -- онъ преслѣдуетъ меня даже въ вашей комнатѣ!
   -- Всѣ эти бумаги требуютъ только да иди и ѣ тѣ,-- отозвался Цейсъ.-- Все можно кончить въ четверть часа.
   -- Что жъ, въ самомъ дѣлѣ,-- замѣтила Екатерина, -- попробуйте: можетъ быть, вы кончите скорѣе, чѣмъ думаете.
   Начался докладъ бумагъ одной за дріугой, и Екатерина говорила за супруга своего я а или нѣтъ,-- что очень понравилось великому князю.
   -- Вотъ, ваше высочество, -- сказалъ ему Цейсъ,-- если бы вы дѣлали такъ по два раза въ недѣлю, то ваши дѣла не залеживались бы; великая княгиня окончила все, сказавъ шесть да и шесть нѣтъ.
   Предложеніе было принято, и съ этого времени голштинскія дѣла докладывались уже Екатеринѣ. Тутъ были вопросы политическіе, финансовые и торговые, вопросы религіи, образованія и права,-- все то же, что и на докладахъ русскихъ министровъ императрицѣ, но только въ миніатюрѣ. Такъ Екатерина еще за 8 лѣтъ до своего воцаренія стала практиковаться въ управленіи государственными дѣлами.
   Въ томъ же 1754 г., 20 сентября, Богъ далъ ей сына, нареченнаго Павломъ. Не менѣе родителей была ему рада императрица Елисавета Петровна, такъ какъ теперь русское престолонаслѣдіе и въ дальнѣйшемъ будущемъ было обезпечено, и съ перваго же дня государыня взяла въ свои руки воспитаніе царственнаго младенца. Для молодой же матери этотъ младенецъ служилъ новымъ звеномъ, связывавшимъ ее съ Россіей. Съ этихъ поръ она еще болѣе пристрастилась къ русскимъ народнымъ обычаямъ, святочнымъ играмъ, подблюднымъ пѣснямъ; любила одѣваться въ русское платье, парилась въ русской банѣ и говорила охотнѣе всего по-русски, употребляя простонародныя поговорки и пословицы, а въ письмѣ -- старинныя русскія слова: "аще", "дондеже", "якобы", "понеже".
   "Нашъ языкъ такъ богатъ, силенъ, выразителенъ и допускаетъ такіе извороты, перемѣщенія словъ, -- писала она впослѣдствіи Вольтеру,-- что изъ него можно дѣлать все, что угодно; а вашъ языкъ такъ бѣденъ, что надо быть Вольтеромъ, чтобы изъясняться на немъ такъ пріятно".
   Точно такъ же отзывалась она и о самомъ народѣ: "Русскій народъ -- особый въ цѣломъ свѣтѣ; Богъ далъ ему отличныя отъ другихъ свойства".
   Здоровье императрицы Елисаветы Петровны давно пошатнулось, и 25 декабря 1761 года ея не стало. Чтобы дать возможность обожавшему ее народу долѣе поклоняться ея праху, погребеніе было отложено на шесть недѣль. Въ теченіе всего этого времени, Екатерина, въ глубокомъ траурѣ, ежедневно молилась со слезами у гроба усопшей.
   "Екатерина все болѣе и болѣе плѣняетъ сердца русскихъ,-- писалъ въ Парижъ французскій посланникъ.-- Никто усерднѣе ея не исполняетъ установленныхъ греческою церковью обрядовъ относительно умершей императрицы. Она чрезвычайно строго соблюдаетъ всѣ церковные праздники, всѣ посты и религіозные обряды, которые въ Россіи очень почитаются".
   Взошедшій на престолъ послѣ Елисаветы Петровны, подъ именемъ Петра III, великій князь Петръ Ѳеодоровичъ, съ малолѣтства слабый здоровьемъ, скончался спустя по я года, и самодержицей всероссійской была провозглашена заслужившая уже всеобщую любовь русскаго народа молодая императрица -- Екатерина II.
   

V.

   Въ расцвѣтѣ силъ тѣлесныхъ и духовныхъ, во всеоружіи научныхъ и государственныхъ знаній, накопленныхъ за 18 лѣтъ пребыванія въ Россіи, Екатерина стремится отнынѣ къ одной только цѣли -- ко благу дорогой ей Россіи. Она окружаетъ себя коренными русскими людьми, сочувствующими той же высокой цѣли; она старается всѣми мѣрами поднять свое новое отечество, погрязшее въ невѣжествѣ, до просвѣщеннаго Запада, привлекая оттуда выдающихся ученыхъ, художниковъ, инженеровъ и входя въ дѣятельную переписку съ первыми свѣтилами ума. "Фернейскому {Ферней -- имѣніе Вольтера близъ женевскаго озера.} пустыннику" -- Вольтеру, которому тогда было уже 67 лѣтъ, она посылаетъ не только портретъ свой, но и теплыя шубы и табакерки своей работы. Всего же болѣе она плѣняетъ его своими письмами, которыя блещутъ остроуміемъ.
   "Я никогда не желалъ ѣхать въ Римъ,-- пишетъ ей Вольтеръ, -- но мнѣ смертельно жалко, что я не могу видѣть степей, превращенныхъ героинею въ великолѣпные города. Мое сердце обладаетъ свойствами магнита: оно влечетъ къ Сѣверу".
   Въ другомъ письмѣ, говоря шутливо о своей смерти, онъ спрашиваетъ, не пора ли ему отнести въ иной міръ, къ Петру І-му, извѣстіе о великихъ дѣлахъ, совершенныхъ здѣсь Екатериной. Въ отвѣтъ на это она "серьезно проситъ его отложить эту прогулку на возможно-долгое время; изъ любви къ друзьямъ, переселившимся въ иной міръ, не огорчать друзей, которые еще живы".
   Философъ-энциклопедистъ Дидро пріѣзжаетъ, по приглашенію Екатерины, изъ Парижа въ Петербургъ, и въ теченіе пяти мѣсяцевъ ежедневно у нихъ происходятъ бесѣды, продолжающіяся по нѣскольку часовъ. Дидро нуждается въ деньгахъ, и она покупаетъ у него всю его библіотеку за 50.000 франковъ, но оставляетъ ее въ пользованіи философа до его смерти и назначаетъ ему пенсію въ 3.000 франковъ.

0x01 graphic

   Другая европейская знаменитость, Гриммъ {Баронъ Триммъ -- ученый и критикъ, родившійся въ Германіи, но жившій долго во Франціи и писавшій болѣе по-французски (1723--1807).}, прибывъ въ Петербургъ въ свитѣ ландграфини гессенъ-дармштадтской, дѣлается точно такъ же ежедневнымъ собесѣдникомъ Екатерины.
   "Императрица обладала рѣдкимъ талантомъ, котораго я ни въ комъ не находилъ въ такой степени,-- разсказываетъ Гриммъ: она всегда вѣрно схватывала мысль своего собесѣдника, никогда не придиралась къ неточному или смѣлому выраженію и никогда не оскорблялась таковымъ. Обыкновенно, первое, случайно-сказанное слово давало направленіе разговору. Нужно было видѣть въ такія минуты эту чудную голову, это соединеніе генія и граціи, чтобы составить себѣ понятіе о томъ, какъ она увлекалась своимъ вдохновеніемъ, какія у нея срывались остроты, какія блестящія мысли толпились у нея и сталкивались, такъ сказать, устремляясь одна вслѣдъ за другою, какъ чистыя струи водопада. Еслибы я могъ записать буквально всѣ эти разговоры, то міръ имѣлъ бы драгоцѣнный и, можетъ быть, единственный въ своемъ родѣ отрывокъ изъ исторіи человѣческаго разума. Правда, что императрица никогда, ни на одну минуту не исчезала въ этихъ бесѣдахъ съ глазу на глазъ; но въ то же время стѣсненія никогда не чувствовалось".
   По отъѣздѣ Гримма въ Парижъ, онъ сдѣлался постояннымъ корреспондентомъ Екатерины, которая переписывалась съ нимъ до самой своей смерти.
   "Эта переписка,-- признается Гриммъ,-- сдѣлалась единственнымъ украшеніемъ моей жизни, залогомъ моего счастья, до того существеннымъ для меня, что дышать казалось мнѣ менѣе необходимымъ, чѣмъ получать пакеты императрицы и отправлять мои къ ея величеству".
   Между тѣмъ всѣ эти бесѣды, устныя и письменныя, съ первыми европейскими учеными для самой Екатерины служили, прежде всего, источникомъ новыхъ государственныхъ знаній, орудіемъ изощренія ея свѣтлаго ума на пользу Россіи. По поговоркѣ Петра Великаго: "дѣлу время, потѣхѣ часъ", день у нея былъ строго распредѣленъ. Вставала она всегда аккуратно въ 6 часовъ утра, когда даже вся дворцовая прислуга еще спала; не желая никого безпокоить, она сама обувалась, одѣвалась и, перейдя въ кабинетъ, разводила тамъ огонь въ каминѣ; послѣ чего, въ полной тишинѣ, садилась писать. Однажды эти письменныя ея занятія были прерваны отчаяннымъ крикомъ, исходившимъ изъ глубины камина:
   -- Потушите, потушите огонь!
   Екатерина не на шутку испугалась и спросила:
   -- Кто тамъ кричитъ?
   -- Я -- трубочистъ,-- былъ отвѣтъ.
   -- А знаешь ли, съ кѣмъ говоришь?
   -- Знаю, что съ государыней; но мнѣ горячо: поскорѣй только погасите огонь!
   Когда огонь былъ залитъ водой, выяснилось, что труба до самаго верха была прямая, такъ что трубочисту угрожала опасность не только быть поджареннымъ, но и провалиться въ каминъ. По распоряженію государыни въ трубѣ тотчасъ сдѣлана была рѣшетка.
   Кофе подавали Екатеринѣ также въ кабинетъ, гдѣ она продолжала писать до 9-ти часовъ -- пріемнаго часа оберъ-полицеймейстера, а затѣмъ и разныхъ сановниковъ. Въ первые годы она обѣдала въ часъ дня, а впослѣдствіи въ два часа; послѣ обѣда занималась рукодѣліемъ, слушая чтеніе, но не легкое, а возвышенное и серьезное: сочиненія Мильтона {Мильтонъ -- англійскій поэтъ, авторъ "Потеряннаго Рая" и "Возвращеннаго Рая" (1608--1674).}, Лейбница {Лейбницъ -- нѣмецкій философъ, математикъ,юристъ и политикъ (1646--1716).}, Руссо {Руссо -- писатель и философъ, родомъ швейцарецъ изъ Женевы и потому писавшій по-французски (1712--1778).}, Лагарпа {Лагарпъ -- швейцарскій политикъ, впослѣдствіи, по приглашенію императрицы Екатерины, воспитатель ея внука, великаго князя Александра Павловича (1754--1838).}, Декарта {Декартъ -- французскій философъ (1596--1650).}, Ньютона {Ньютонъ -- геніальный англійскій математикъ и натуръ-философъ, открывшій законъ тяготѣнія (1642--1727).}, Бюффона {Бюффонъ -- французскій натуралистъ (1707--1788).}, а также старыхъ своихъ знакомцевъ: Вольтера, д'Аламбера, Монтескьё и Дидро. Въ 6 час. во дворцѣ былъ съѣздъ особъ обоего пола, а въ 10 императрица уже уходила спать.
   Такой порядокъ дня нѣсколько измѣнялся, когда Екатерина ѣздила въ Сенатъ, гдѣ, занимая предсѣдательское кресло, высказывала свои мнѣнія по докладываемымъ дѣламъ и передавала на обсужденіе сенаторовъ собственные свои проекты, при чемъ, однако, охотно выслушивала дѣльныя замѣчанія. Такъ, когда, по новому ея предположенію относительно соли, изъ всѣхъ сенаторовъ одинъ только старикъ графъ Панинъ не промолвился ни однимъ хвалебнымъ словомъ, она попросила его не стѣсняться и высказаться свободно; а выслушавъ его возраженія, зачеркнула почти всѣ пункты своего проекта; въ заключеніе же, чтобы показать старику особое свое благоволеніе, повезла его съ собою во дворецъ къ обѣду.
   Справедливость во всемъ, касавшемся ея подданныхъ, доходила у Екатерины до того, что когда одна бѣдная помѣщица, лишившаяся своего послѣдняго имѣнія по резолюціи самой императрицы, принесла ей лично жалобу на нее же,-- Екатерина потребовала къ себѣ все дѣлопроизводство обиженной; когда же изъ дѣла убѣдилась, что докладъ былъ неточенъ и резолюція вслѣдствіе того несправедлива, то вызвала къ себѣ жалобщицу во дворецъ и извинилась передъ нею:
   -- Простите меня, матушка, въ нанесенномъ вамъ огорченіи и въ несправедливости; я -- человѣкъ, подвержена, какъ всѣ другіе, ошибкамъ. Вы правы: виновата я, имѣніе вамъ возвращается, и вотъ еще отъ меня награда за мою погрѣшность.
   Въ другой разъ, подписывая у себя въ кабинетѣ представленные ей доклады, она надъ одной бумагой задумалась, а потомъ, выдвинувъ ящикъ стола, спрятала туда бумагу.
   -- Знаешь ли ты, зачѣмъ я эту бумагу спрятала?-- спросила она бывшую тутъ же фрейлину.
   -- Не знаю, государыня.
   -- Затѣмъ, что надо подписать приговоръ; а я чувствую себя скучною. Скука внушаетъ суровость; въ такомъ расположеніи духа не должно приступать къ рѣшенію подобныхъ дѣлъ. Я это надъ собой уже испытала: мнѣ случалось, что я, въ веселый часъ прочитавъ то, что рѣшила въ скучный, находила себя слишкомъ строгою и сама рѣшеніемъ своимъ была недовольна.
   Въ первые три года своего царствованія убѣдившись въ несовершенствѣ дѣйствовавшихъ въ имперіи гражданскихъ законовъ, которые, будучи изданы въ разное время, нерѣдко противорѣчили одинъ другому и потому давали поводъ къ судебнымъ ошибкамъ и къ злоупотребленіямъ,-- Екатерина рѣшилась написать особый "Наказъ" для Комиссіи, которая должна была выработать новое "Уложеніе".
   "Два года я читала и писала (разсказываетъ она въ посмертной запискѣ о первыхъ годахъ своего царствованія), не говоря о томъ полтора года ни слова, слѣдуя единственно уму и сердцу своему съ ревностнѣйшимъ желаніемъ пользы, чести и счастья имперіи, и чтобъ довести до высшей степени благополучія всякаго рода живущихъ въ ней, какъ всѣхъ вообще, такъ и каждаго особенно".
   Въ 1767 г. были созваны въ Москву депутаты со всей имперіи для обсужденія составленнаго императрицею проекта "Наказа".
   "Я дала имъ волю чернить и вымарывать все, что хотѣли (говорится въ посмертной запискѣ). Они болѣе половины изъ того, что написано было мною, помарали, и остался Наказъ Уложенія, яко оный напечатанъ".
   Въ этомъ "Наказѣ" выказывалась такая заботливость о нуждахъ простого народа, что тогдашній французскій простолюдинъ могъ бы позавидовать русскому мужику. Французы не на шутку переполошились, и въ Парижѣ "Наказъ" былъ запрещенъ,-- чѣмъ Екатерина передъ Вольтеромъ особенно гордилась.
   

VI.

   Въ предыдущихъ главахъ мы постарались прослѣдить, какъ принцесса цербстская, сдѣлавшись сперва великой княжной, потомъ великой княгиней русской, наконецъ, и императрицей всероссійской, обратилась въ пламенную русскую патріотку. Вся дальнѣйшая исторія славнаго царствованія Екатерины II, стяжавшаго ей безсмертное прозвище Великой, служитъ безпрерывнымъ подтвержденіемъ того же патріотизма.
   Но есть еще одна область -- область литературная, въ которой чрезвычайно наглядно выразилась эта сторона ея характера. Какъ сама Екатерина думала о своемъ писательствѣ, видно изъ слѣдующихъ ея строкъ:
   "Что касается до моихъ сочиненій, то я смотрю на нихъ, какъ на бездѣлки. Я люблю дѣлать опыты во всѣхъ родахъ; но мнѣ кажется, что все написанное мною довольно посредственно; почему, кромѣ развлеченія, я не придавала этому никакой важности".
   Для нашего времени ея сочиненія сохранили во всякомъ случаѣ особенное значеніе, какъ плоды ея безграничной привязанности къ Россіи. Въ этомъ отношеніи всего замѣчательнѣе одно ея сочиненіе, написанное по-французски. На русскій языкъ оно переведено лишь 100 лѣтъ спустя; но такъ какъ переводъ этотъ былъ напечатанъ въ мало-распространенномъ историческомъ изданіи ("Осьмнадцатый Вѣкъ"), то большинству русскихъ читателей и оригиналъ, и переводъ совершенно неизвѣстны. Въ 1761 г. членъ парижской Академіи Наукъ, аббатъ Шаппъ д'Отерошъ, былъ командированъ въ Сибирь для наблюденія прохожденія планеты Венеры по диску солнца. Русскимъ правительствомъ ему было оказано въ этомъ порученіи всякое содѣйствіе, а при проѣздѣ аббата черезъ Петербургъ императрицею Елисаветою Петровною было пожаловано ему деньгами 1000 рублей. Семь лѣтъ спустя, уже въ царствованіе самой Екатерины, аббатъ выпустилъ въ свѣтъ описаніе своего путешествія подъ названіемъ "Voyage en Sibérie par ordre du roi". Крайне односторонній и пристрастный отзывъ аббата о русскихъ и вообще о Россіи такъ глубоко оскорбилъ Екатерину, что она рѣшилась печатно же его опровергнуть. И вотъ, вскорѣ за выходомъ въ Парижѣ книги аббата, тамъ же появилась на французскомъ языкѣ сперва одна, а потомъ и другая часть сочиненія Екатерины, въ которомъ все путешествіе аббата, отъ начала до конца, чуть не каждая его фраза безпощадно критиковались и вышучивались. Сочиненіе это (объемомъ въ 464 стр.) было озаглавлено "Противоядіемъ": "L'Antidote ou réfutation du mauvais livre, superbement imprimé" и т. д. {Полное заглавіе книги въ русскомъ переводѣ слѣдующее: "Антидотъ или разборъ дурной, великолѣпно напечатанной книги подъ заглавіемъ: "Путешествіе въ Сибирь по приказанію короля" въ 1761 г., содержащее въ себѣ нравы, обычаи русскихъ и теперешнее состояніе этой державы; географическое описаніе и нивелировку дороги отъ Парижа до Тобольска; естественную исторію оной дороги; астрономическія наблюденія и опыты надъ естественнымъ электричествомъ, -- украшенное географическими картами, планами, съемками мѣстности, гравюрами, представляющими обычаи русскихъ, ихъ нравы, ихъ [одежды, божества калмыковъ и многіе предметы естественной исторіи, г. аббата Шаппа д'Отероша, изъ королевской академіи наукъ. 1768. Съ королевскимъ одобреніемъ и привилегіею".
   Относительно этого широковѣщательнаго заглавія въ "Антидотѣ" сдѣлана ироническая замѣтка:
   "Вотъ много предметовъ для человѣка, скакавшаго на почтовыхъ отъ Парижа до Тобольска. Но минуемъ это".}.
   Нѣкоторые отдѣлы книги (какъ, напр., объ обрядахъ православной Церкви) составлены, какъ надо думать, спеціалистами по ближайшимъ указаніямъ Екатерину. Но все остальное, по самому слогу и своеобразному остроумію, несомнѣнно, вышло изъ-подъ ея собственнаго пера. Ни въ одномъ изъ другихъ своихъ сочиненій она не проявляетъ въ такой силѣ свою любовь ко всему русскому и свое негодованіе на враговъ Россіи; а потому краткія выдержки изъ "Антидота" всего ярче освѣтятъ великую вѣнценосную автора-патріотку.
   

VII.

   Въ началѣ книгѣ аббата Шаппа д'Отероща помѣщено извлеченіе изъ протоколовъ французской академіи наукъ отъ 31 августа 1768 г. такого содержанія:
   "Гг. Жюссіё, д'Аламберъ и Безу, назначенные для того, чтобы разсмотрѣть отчетъ, который намѣревается издать г. аббатъ Шаппъ о путешествіи, совершенномъ имъ по случаю послѣдняго прохожденія Венеры по солнечному диску, и исторію Камчатки, сдѣлали объ этомъ донесеніе, и Академія сочла это сочиненіе достойнымъ напечатанія, въ удостовѣреніе чего я подписалъ настоящее свидѣтельство въ Парижѣ, 31 августа 1768 года. Гранъ-Жанъ де-Фуши, постоянный секретарь Королевской Академіи Наукъ".
   По поводу такого офиціальнаго документа, авторъ "Антидота" восклицаетъ: "Хочется спросить, прочитавъ это извлеченіе изъ протоколовъ Академіи, не походятъ ли разборы академиковъ на консультаціи медиковъ въ комедіяхъ Мольера? Какъ! Этотъ наборъ нелѣпостей, противорѣчій, клеветы, плоскостей, безсмыслицъ, злобныхъ выходокъ посовѣтовалъ напечатать знаменитый д'Аламберъ! Первый геометръ Европы, высокій геній, другъ истины, философъ, украшеніе своего времени, разсматриваетъ и одобряетъ, -- что? Сочиненіе наименѣе философское, написанное съ такимъ нахальствомъ и съ столь малымъ уваженіемъ къ истинѣ, сочиненіе, единственная цѣль котораго состоитъ въ томъ, чтобы навлечь презрѣніе и насмѣшки на цѣлый народъ. Славный философъ, позволительно ли такимъ образомъ прикрывать вашимъ именемъ аббата, лишеннаго здраваго смысла? Или ваше вниманіе было привлечено одними астрономическими выкладками? Или васъ обманули? Или вы не замѣтили по крайней мѣрѣ, что аббатъ скакалъ на почтовыхъ, нивеллируя, исправляя карту Россіи, раздавая пощечины и пинки своимъ проводникамъ, опредѣляя и измѣняя мѣстонахожденія ископаемыхъ, раскрашивая горы и проч.? Но какъ исчислить все то, что милый аббатъ успѣлъ надѣлать на скаку! О! этотъ аббатъ -- человѣкъ единственный"...
   Маршрутъ аббата отъ Парижа до Тобольска былъ черезъ Вѣну, Краковъ, Варшаву, Бѣлостокъ, Ковно, Митаву, Ригу, Петербургъ, Москву, Нижній-Новгородъ, Вятку, Соликамскъ и Тюмень.
   Въ Вѣну онъ прибылъ 31 декабря 1760 г. "Тутъ онъ знакомится съ высочайшими особами Австрійскаго Дома (говоритъ "Антидотъ"), и по тому способу, которымъ онъ объ этомъ разсказываетъ, побожишься, что они всячески старались его видѣть, а не онъ просилъ о своемъ представленіи имъ. Этотъ важный видъ, который онъ принимаетъ, прелестенъ. Онъ, прости Господи, считаетъ себя знаменитостью! Назадъ въ вашу скорлупку, г. аббатъ, назадъ въ вашу скорлупку!"
   Съ переѣздомъ русской границы аббатъ нашелъ нужнымъ примѣнить свое обращеніе къ варварскимъ обычаямъ русскихъ, нерѣдко пуская въ ходъ кулаки."Это единственный способъ (объясняетъ онъ), чтобы добиться отъ русскихъ повиновенія. Они признаютъ надъ собою власть лишь въ силу жестокаго обращенія, которому ихъ подвергаютъ".
   "И какое право, скажите на милость, имѣли вы колотить людей, которыхъ русскій Дворъ далъ вамъ въ провожатые (справедливо возмущается "Антидотъ")? Господинъ философъ-кулачникъ, ваши пріемы изумительны; не были ли вы обязаны уважать мундиръ императрицы, носимый вашимъ унтеръ-офицеромъ?"
   Совершенно естественно, что такое продолжительное путешествіе не обошлось безъ нѣкоторыхъ случайныхъ непріятностей и неудобствъ. Такъ, при переѣздѣ аббата по льду черезъ Оку, одна изъ его лошадей провалилась въ прорубь; и удивленный аббатъ въ своемъ ученомъ невѣдѣніи спѣшитъ занести въ свой дорожный журналъ: "встрѣчаешь множество такихъ дырокъ, въ которыхъ вода никогда не замерзаетъ, хотя ледъ имѣетъ до трехъ футовъ толщины, и холодъ такъ силенъ, что замерзаютъ водка и спиртъ".
   "Знайте же, аббатъ (поучаетъ его "Антидотъ), что эти мнимыя дырки, по-вашему никогда не замерзающія, не что иное, какъ отверстія для черпанья воды и стирки бѣлья, сдѣланныя береговыми жителями для ихъ удобства".
   За Вяткою сани аббата опрокидываются, и ихъ приходится чинить. "Всѣ эти паденія, эти починки саней и мелкія подробности и прилыганія, къ нимъ примѣшанныя (замѣчаетъ "Антидотъ"), придаютъ его сочиненію много забавности. Вотъ еще черта, доказывающая добросердечіе аббата. Онъ засыпаетъ ночью въ своихъ саняхъ; чрезъ нѣсколько времени онъ просыпается, и такъ какъ онъ зналъ, что его спутники не слишкомъ были довольны его кроткимъ съ ними обращеніемъ, то страхъ нападаетъ на храбрую душу аббата, называющаго робкими тѣхъ, которые отходятъ въ сторону, когда онъ притягиваетъ молнію въ комнату; ему тотчасъ почудилось, что его свита покинула его среди снѣговъ. Онъ чувствовалъ, что этого заслуживаетъ; но оказалось, что его спутники, которыхъ онъ оскорблялъ и въ мысляхъ, и на дѣлѣ, не были такъ злы, какъ онъ, и что, напротивъ того, они имѣли вниманіе не будить его, отправляясь погрѣться... Ахъ, г. аббатъ!"
   Пища, которую ему подаютъ на станціяхъ, особенно щи и ржаной хлѣбъ, также отравляютъ путешествіе избалованному аббату. "Ужъ не предпочитаете ли вы, г. аббатъ, супъ изъ луку, которымъ угощаютъ всѣхъ путешественниковъ во французскихъ гостиницахъ (спрашиваетъ "Антидотъ")? Ужъ не находите ли вы его болѣе питательнымъ, чѣмъ щи и черный хлѣбъ, этотъ знаменитый супъ, состоящій изъ нѣсколькихъ ложекъ тепленькой водицы и изъ одной свѣжей луковицы?"
   Даже русская баня, въ которую онъ нашелъ нужнымъ отправиться съ дороги въ Соликамскѣ, обращается для аббата въ одну изъ пытокъ Дантова Ада. "Событіе достопамятное (говоритъ "Антидотъ"), дѣло не шуточное, какъ тотчасъ увидите вы, другъ-читатель. Аббатъ быстро проходитъ маленькую прихожую и открываетъ дверь бани. Испуганный тѣмъ, что находитъ въ ней паръ, который принимаетъ за дымъ, герой нашъ предается страху; онъ боится задохнуться; онъ спѣшитъ бѣжать; ему чудится пожаръ. Его лакею стало стыдно за него; онъ его успокоилъ, сказавъ ему, что надобно раздѣться и войти,-- что онъ сдѣлалъ лишь послѣ долгихъ наставленій. Съ большимъ трудомъ успѣли объяснить этому искусному физику, что бани устроены для того, чтобы потѣть. Какъ только очутился онъ въ банѣ, всегда опрометчивый и безтолковый, какъ жукъ, онъ вскочилъ на самое высокое мѣсто, куда онъ поставилъ термометръ, при чемъ жаръ ударилъ ему въ голову. Его человѣкъ посовѣтовалъ ему сѣсть, но, вмѣсто того, онъ покатился сверху внизъ... Аббатъ говоритъ, что тамъ сѣкутъ другъ друга розгами. Быть можетъ, его для смѣху и высѣкли въ банѣ: онъ этого заслуживалъ"...
   Какъ бы то ни было, но путешествіе по Россіи, нѣтъ сомнѣнія, не доставило аббату Шаппу большого удовольствія, и онъ былъ, конечно, очень радъ, когда добрался, наконецъ, до цѣли своего странствія -- Тобольска. Но и здѣсь злоключенія его еще не кончились. Когда онъ вынулъ изъ ящика свой большой телескопъ, мѣдная труба телескопа оказалась изогнутой. Послѣ долгихъ поисковъ за паяльщикомъ, который исправилъ бы трубу, сыскали наконецъ лудильщицу, сидѣвшую въ тобольской тюрьмѣ за какое-то преступленіе. "Благодаря ей (говоритъ "Антидотъ"), аббатъ получилъ возможность увѣковѣчить свое имя, какъ наблюдатель прохожденія Венеры мимо солнца".
   Взятый аббатомъ съ собой изъ Парижа барометръ по дорогѣ также разбился, и, по образцу его, на архіерейскомъ дворѣ ему смастерили новые барометры, но "до такой степени плохіе (говоритъ "Антидотъ"), что въ нихъ не было двухъ полудюймовъ равнаго діаметра, и съ такими-то инструментами онъ дѣлалъ вычисленія, нивеллировалъ и производилъ свои физическіе опыты".
   По увѣренію аббата, свою обсерваторію онъ устроилъ въ четверти мили отъ города. Но авторъ "Антидота", на основаніи полученнаго имъ изъ Тобольска письма, удостовѣряетъ, что "обсерваторія помѣщалась на одной изъ крѣпостныхъ стѣнъ. Аббатъ пригласилъ туда и городъ, и слободы, и дѣйствительно къ нему приходило такъ много народу, что было бы чудомъ, если бы наблюденія его оказались точными, потому что во все время аббатъ наблюдалъ, кричалъ писцу, пускался въ разсужденія съ присутствующими, хохоталъ съ весельчаками, любезничалъ съ дамами и спорилъ съ г. Павлутскимъ насчетъ Апокалипсиса и скончанія міра. Ему не было человѣческой возможности наблюдать, какъ слѣдуетъ, даже и нѣсколько секундъ".
   Приведенныя нами изъ "Антидота", довольно характеристичныя свѣдѣнія о путешествіи аббата Шаппа до Тобольска и о пребываніи его въ этомъ городѣ даютъ достаточное, кажется, понятіе о личности самого аббата. Теперь обратимся къ еще болѣе любопытной части критикуемаго "Антидотомъ" сочиненія аббата о душевныхъ свойствахъ русскаго народа, его нравахъ и обычаяхъ, воспитаніи и успѣхахъ въ наукахъ и искусствахъ.
   

VIII.

   Самъ аббатъ проговаривается, что заранѣе уже составилъ себѣ превратное понятіе о русскомъ народѣ: "Путешествуя по Россіи, я повсюду знакомился съ народомъ, весьма несхожимъ съ тѣмъ, который я думалъ найти по словамъ знаменитаго философа (Монтескьё)".
   "Шаппъ думалъ, что вся Россія еще находится въ состояніи первобытномъ (замѣчаетъ "Антидотъ"). Вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими онъ полагалъ, что застанетъ насъ ползающими на четверенькахъ. Видали мы и такихъ, которые въ простотѣ сердца пріѣзжали съ честнымъ намѣреніемъ поднять насъ на заднія лапки, и которые возвращались тихомолкомъ, крайне смущенные, что такъ крѣпко обочлись".
   Тѣмъ не менѣе, его выводы изъ того, что онъ самъ видѣлъ и слышалъ, всегда клонятся къ первоначальному предвзятому взгляду.
   Такъ, изъ единичнаго случая, что въ Соликамскѣ ему попался надзиратель, который на его надоѣдливые разспросы обернулся къ нему спиною, аббатъ заключилъ, что русскіе вообще не гостепріимны.
   "Если путешественникъ заѣдетъ къ русскому крестьянину и только обойдется съ нимъ кротко (говоритъ "Антидотъ"), то крестьянинъ не откажетъ ему ни въ пріютѣ, ни въ пищѣ, которою онъ самъ питается: одинъ обѣдъ онъ считаетъ такою бездѣлицей, что удивляется, когда его спросятъ о цѣнѣ. Но если крестьянинъ замѣтитъ, что къ нему приступаютъ съ грубостью или съ любезностью аббата, тогда у него ничего не оказывается, и дверь заперта".
   Аббатъ считаетъ всѣхъ русскихъ трусливыми, потому что нѣсколько лицъ отошли отъ мѣста, куда онъ желѣзнымъ брускомъ "притягивалъ молнію".
   "Бьюсь объ закладъ (говоритъ "Антидотъ"), что онъ самъ сталъ съ той стороны желѣзнаго бруска, гдѣ было менѣе опасности. Должно ли заключить отсюда, г. аббатъ, что всѣ французы, и вы въ томъ числѣ, хотя вы -- академикъ, трусишки?-- Когда вы разрѣшите этотъ вопросъ, я попрошу васъ назвать тотъ народъ, въ которомъ старухи и дураки свободны отъ суевѣрія... Вы осмѣливаетесь назвать русскій народъ трусливымъ, тогда какъ вы сами умирали отъ страха и приставали ко всѣмъ начальствамъ, чтобы они давали конвой, безъ котораго совершенно обходятся въ своихъ путешествіяхъ русскіе".
   Аббатъ увѣряетъ, что между всѣми русскими онъ встрѣчалъ "недовѣріе, двоедушіе, обманъ; дружба, это чувство, составляющее прелесть жизни, никогда не была извѣстна въ Россіи; она предполагаетъ душевную чувствительность, отождествляющую двухъ друзей, и сердечныя изліянія, дѣлающія между ними общими и радость, и горе".
   "Антидотъ" съ особенною горячностью вступается за дружбу у русскихъ: "Какъ лишать слишкомъ двадцать милліоновъ людей дружбы и той чувствительности, которая необходима, чтобы испытывать ее? Развѣ это чувство сверхчеловѣческое? Я же вамъ скажу, что не только можно бы привести вамъ примѣры обыкновенной дружбы, но даже дружбы геройской, и въ такомъ классѣ людей, гдѣ это чувство, конечно, не было надуманное, но чисто-естественное. Не могу умолчать о фактѣ, случившемся на нашей памяти. Два брата, крестьяне, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, были приведены въ канцелярію новгородскаго губернатора (графа Сиверса); ихъ обвиняли въ томъ, что они убили человѣка во время крупной ссоры съ сосѣдями изъ-за спорной земли. Они сознавались въ убійствѣ, обливались слезами, обнимали другъ друга; но каждый изъ братьевъ обвинялъ себя, чтобы спасти своего брата; между тѣмъ рана убитаго была такова, что могла быть нанесена только однимъ изъ двухъ. Губернаторъ, видя передъ собою такую борьбу нѣжной и великодушной дружбы и принимая въ соображеніе, что это убійство можно скорѣе считать несчастіемъ, чѣмъ преступленіемъ, донесъ объ этомъ дѣлѣ императрицѣ, которая помиловала обоихъ. Дружба этихъ двухъ братьевъ напоминаетъ мнѣ черту отцовской любви въ случаѣ, происшедшемъ нѣсколько раньше. Барка, на которой было нѣсколько человѣкъ, спускалась по Волгѣ; сильная буря, долго гонявшая ее, наконецъ ее опрокинула, и большинство людей, бывшихъ на баркѣ, потонуло. Отецъ съ сыномъ и третьимъ человѣкомъ ухватились за бревно, попавшее имъ подъ руки; но такъ какъ бревно не было достаточно сильно, чтобы поддержать всѣхъ трехъ, а вѣтеръ и волны продолжали бушевать, то отецъ сказалъ молодому человѣку: -- Мой сынъ, ты молодъ; храни тебя Богъ; я старъ и жилъ довольно; коли жить кому, такъ тебѣ.-И, перекрестившись, онъ бросился въ воду. Вотъ, вопреки г. Шаппу, черты недюжинной дружбы и самаго благороднаго и геройскаго образа мыслей".
   По словамъ аббата, "вся нація, отъ Москвы до Тобольска, не знаетъ общественныхъ удовольствій; иногда танцуютъ, но весьма рѣдко, за исключеніемъ свадебъ".
   "Я берусь доказать (говоритъ "Антидотъ"), что аббатъ былъ глухъ, слѣпъ и безчувственъ. Вотъ мои доказательства: глухъ, ибо онъ не слышалъ, что каждый вечеръ, окончивъ свои работы, простой народъ поетъ во все горло на улицахъ, въ поляхъ и домахъ; слѣпъ, ибо, хотя онъ и увѣряетъ, что все видѣлъ, но не видѣлъ, что эти пѣсни часто сопровождаются плясками; безчувственъ, ибо онъ не замѣтилъ общаго расположенія народа къ веселію, доходящаго до того, что наши солдаты въ лагерѣ никогда не ложатся, даже послѣ самыхъ утомительныхъ переходовъ, безъ того, чтобы одинъ изъ нихъ не разсказывалъ имъ сказокъ. Мнѣ не разъ случалось стоять на высотѣ, въ верстѣ и болѣе отъ лагеря, и явственно слышать взрывы ихъ хохота".
   Изощряя свой сарказмъ насчетъ разныхъ нашихъ народныхъ обычаевъ, аббатъ съ особеннымъ, видно, удовольствіемъ глумится надъ зваными обѣдами: "Я присутствовалъ (разсказываетъ онъ) при нѣкоторыхъ изъ этихъ обѣдовъ, состоявшихъ изъ болѣе 60-ти особъ. Всѣ кланялись въ одно время. Ихъ положеніе и смѣсь различныхъ звуковъ представляли довольно странное зрѣлище. Петръ не могъ-добиться, чтобы его слушалъ Яковъ, нагибался на столъ и кричалъ, что было мочи; въ это время его прерывалъ Францъ, кланяясь ему, или Филиппъ, толкая его головою при поворотѣ справа налѣво. Вскорѣ приходила очередь Филиппа: въ ту самую минуту, какъ онъ подносилъ ко рту стаканъ, его сосѣдъ толкалъ его подъ локоть и, разливая часть его вина, прерывалъ его на самомъ интересномъ мѣстѣ. Что касается меня, то я ни разу не улучилъ минуты, чтобы выпить за здоровье кого бы то ни было. Я не переставалъ, однако, все время двигать головою вправо, влѣво и впередъ".
   "Антидотъ" не остается въ долгу: "Подобная компанія, дѣйствительно, должна была быть весьма забавна, и такъ какъ я очень люблю смѣяться, то крайне сожалѣю, что мнѣ не довелось присутствовать на подобныхъ праздникахъ. Эти толчки локтемъ, эти опрокинутые стаканы, все это собраніе, голосящее, какъ жиды въ синагогѣ, и посреди нихъ аббатъ, кивающій головою, какъ арлекинъ, вправо, влѣво и впередъ,-- все это, конечно, должно было составлять картину, достойную карандаша Калло {Калло -- французскій граверъ на мѣди (1594--1636).} или Бамбоччіо {Бамбоччіо -- неаполитанскій живописецъ и скульпторъ (1351--1421).}. На пари, что ли, вы это написали, г. авторъ?"
   Русскія женщины, даже лучшаго общества, увѣряетъ аббатъ, такъ забиты, что никогда не вмѣшиваются въ разговоръ.
   "Вотъ явленіе поистинѣ новое -- неговорящія женщины (восклицаетъ "Антидотъ")! Г. Физикъ, это противно законамъ природы; наши женщины -- такія же болтушки, какъ и всякія другія".
   На патетическое же замѣчаніе аббата, что "страна эта не будетъ образованною до тѣхъ поръ, пока женщины не выйдутъ изъ рабства и не станутъ украшеніемъ общества", "Антидотъ" стыдитъ аббата незнаніемъ того, что "у насъ женщины составляютъ лучшее украшеніе общества", и подробно описываетъ воспитаніе дѣвицъ въ Смольномъ монастырѣ въ Петербургѣ, гдѣ всѣми мѣрами содѣйствуютъ развитію ума ихъ и сердца, и, сверхъ того, стараются о томъ, чтобы при выпускѣ онѣ не были такъ неловки, какъ обыкновенно бываютъ во Франціи и иныхъ странахъ дѣвицы, выпущенныя изъ монастыря".
   Не пощадивъ русскихъ женщинъ, аббатъ не даетъ, конечно, пощады и русскимъ мужчинамъ, которые, по его словамъ, "такіе же невѣжды, какъ и женщины".
   "Антидотъ", вмѣсто прямого возраженія, подставляетъ ему зеркало: "Увы, г. академикъ, вы видите спицу въ глазѣ брата своего, а не видите бревна въ своемъ собственномъ. Какихъ вопросовъ, обнаруживающихъ самое грубое невѣжество, не задаютъ путешественникамъ ваши дамочки и ваши напудренные, завитые, раздушенные франтики. И не они одни: люди, которые по самому званію своему, казалось бы, должны были бы имѣть болѣе свѣдѣній. Мнѣ разсказывали, что одинъ епископъ спрашивалъ у одного изъ моихъ соотечественниковъ, имѣетъ ли императрица Елисавета какія-либо войска, кромѣ лейбъ-компаніи, состоящей изъ 350 человѣкъ, и путешествуетъ ли она на оленяхъ? Другой хотѣлъ знать, бываетъ ли въ Россіи день, и извѣстны ли въ ней обои... Мы бы не кончили, если бы вздумали перечислять всѣ нелѣпые вопросы, къ которымъ ежедневно подаетъ поводъ невѣжество вашихъ французовъ. У насъ тѣ, которые не имѣютъ свѣдѣній, по крайней мѣрѣ имѣютъ благоразумную осторожность не говорить, не писать о вещахъ, которыхъ они не знаютъ".
   Аббатъ не можетъ, разумѣется, не признавать того громаднаго переворота въ жизни русскаго общества, который совершился благодаря реформамъ Петра Великаго; но особенно нравится ему то, что "дворянство разсталось съ своими отвратительными бородами и съ старинною своею одеждою".
   И что же? даже въ этомъ отношеніи "Антидотъ" не совсѣмъ раздѣляетъ его взглядъ: "Я имѣю сказать словечко объ этихъ отвратительныхъ бородахъ и объ этой старинной одеждѣ. Нѣтъ, сознаюсь въ томъ, бородъ въ мірѣ, которыя надѣлали бы столько шума, какъ наши; тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, что почти во всѣхъ странахъ очень долго носили бороду, -- о чемъ свидѣтельствуютъ старинныя медали и портреты. Эта борода лишь постепенно выводилась въ Европѣ. Во времена Карла I въ Англіи, Генриха IV и Людовика XIII во Франціи ее еще носили; она уступила мѣсто усамъ, и сіи послѣдніе не такъ уже отдалены отъ времени, въ которое мы живемъ. Спрашиваю васъ теперь, читатель: насколько борода моего дѣда разнилась отъ бороды вашего, носившаго по крайней мѣрѣ усы, и который изъ двухъ первый разстался съ этими двумя модами? Аббатъ Шаппъ находитъ бороду отвратительною; пожалуй, но скажите то же самое и о бородѣ вашихъ предковъ, которая, хотя и менѣе знаменитая, а все-таки существовала. Мы, быть можетъ, были неправы въ томъ, что хотѣли ее сохранить; но мнѣ кажется, что мы нѣсколькими годами позже сами разстались бы съ нею изъ моды, если бы насъ къ тому не принудили. Что же касается до старинной одежды, то вообще платье не дѣлаетъ человѣка; здравый умъ,-- конечно, не салонный умъ,-- быть можетъ, признаетъ, что одежда, наиболѣе сообразная климату, весьма можетъ оказаться и самою разумною".
   Отдавая должное свѣточу, внесенному Петромъ I въ Россію съ Запада, аббатъ тѣмъ сильнѣе оттѣняетъ наступившую послѣ того тьму: "по прошествіи 60-ти лѣтъ, можно ли назвать хоть одного русскаго, составившаго себѣ имя въ исторіи наукъ и искусствъ?"
   "Принимаю вызовъ г. аббата", говоритъ "Антидотъ" и перечисляетъ цѣлый рядъ именъ: ученаго духовнаго мужа Ѳеофана Прокоповича, сатирика Кантемира, историка Татищева, переводчика Тредьяковскаго, геніальнаго ученаго и поэта Ломоносова, драматурга и баснописца Сумарокова... "Но что всего забавнѣе (заключаетъ "Антидотъ"), такъ это то, что аббатъ вслѣдъ за своимъ путешествіемъ въ Сибирь, самъ напечаталъ плохой переводъ описанія Камчатки, изданнаго по-русски профессоромъ Крашенинниковымъ: и, однакоже, онъ говоритъ, что нѣтъ ни одного русскаго, составившаго себѣ имя въ исторіи наукъ и искусствъ!"
   Успѣхамъ въ наукахъ и искусствахъ у русскихъ, по мнѣнію аббата, много препятствуетъ ихъ національная гордость: "едва ученикъ сдѣлалъ нѣкоторые успѣхи, какъ онъ уже считаетъ себя равнымъ своему учителю, и даже вскорѣ выше его. Русская публика столь мало просвѣщена, что ставитъ ихъ на одну доску".
   "Антидотъ", съ своей стороны, указанную черту національнаго характера русскихъ ставитъ имъ еще въ заслугу: "что ученые послѣ нѣкоторыхъ успѣховъ считаютъ себя равными своимъ учителямъ и даже выше ихъ, не доказываетъ въ народѣ упадка духа, но, напротивъ того, большое желаніе дѣлать успѣхи. Всеобщее поощреніе отечественныхъ учениковъ, подающихъ надежды, есть не что иное, какъ участіе, принимаемое всякимъ въ успѣхахъ соотечественника; это -- патріотическое движеніе, стремленіе сравниться съ другими народами и затмить ихъ. Прилежаніе и трудолюбіе, въ сочетаніи съ этимъ прекраснымъ расположеніемъ, могутъ повести насъ далеко, ибо рѣдкій народъ можетъ похвалиться большею понятливостью, чѣмъ та, которою мы вообще одарены отъ природы".
   Приведенныя нами выдержки изъ "Антидота" даютъ достаточное, какъ намъ кажется, понятіе объ этомъ выдающемся, почти неизвѣстномъ у насъ произведеніи Екатерины въ защиту своего народа. И -- почемъ знать?-- не этотъ ли первый опытъ въ сатирическомъ родѣ подалъ ей мысль къ изданію въ 1769 г. сатирическаго журнала "Всякая Всячина", а затѣмъ и къ сочиненію всѣхъ ея "комедій нравовъ", гдѣ она, какъ чадолюбивая, но строгая мать, для исправленія своихъ подданныхъ, осмѣивала ихъ слабости и пороки. Распространяться здѣсь подробнѣе о содержаніи этихъ комедій было бы излишне, такъ какъ онѣ вошли въ общедоступное изданіе русскихъ сочиненій царственной писательницы; но, хотя онѣ и утратили теперь почти всякій интересъ, какъ произведенія изящной словесности, тѣмъ не менѣе навсегда останутся цѣннымъ памятникомъ патріотизма величайшей монархини Россіи.

0x01 graphic

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru