Мадам Бляншар, шестидесяти одного года от роду, встретилась в кафе на Boulevard des Italiens [Итальянский бульвар -- фр.] с бывшим подполковником Иваном Недачиным. Они полюбили друг друга. В их любви было больше чувственности, чем рассудка. Через три месяца подполковник бежал с акциями и драгоценностями, которые мадам Бляншар поручила ему оценить у ювелира на Rue de la Paix [Улица Мира -- фр.].
-- Accès de folie passagère [Припадок временного безумия -- фр.], -- определил врач припадок, случившийся с мадам Бляншар.
Вернувшись к жизни, старуха повинилась невестке. Невестка заявила в полицию. Недачина арестовали на Монпарнасе в погребке, где пели московские цыгане. В тюрьме Недачин пожелтел и обрюзг. Судили его в четырнадцатой камере уголовного суда. Первым прошло автомобильное дело, затем предстал перед судом шестнадцатилетний Раймонд Лепик, застреливший из ревности любовницу. Мальчика сменил подполковник. Жандармы вытолкнули его на свет, как выталкивали когда-то Урса на арену цирка. В зале суда французы в небрежно сшитых пиджаках громко кричали друг на друга, покорно раскрашенные женщины обмахивали веерами заплаканные лица. Впереди них -- на возвышении, под мраморным гербом республики -- сидел краснощекий мужчина с галльскими усами, в тоге и в шапочке.
-- Eh bien, [Итак, Недачин -- фр.], -- сказал он, увидев обвиняемого, -- en bien, mon ami [Итак, друг мой -- фр.]. -- И картавая, быстрая речь опрокинулась на вздрогнувшего подполковника.
-- Происходя из рода дворян Nedatchine, -- звучно говорил председатель, -- вы записаны, мой друг, в геральдические книги Тамбовской провинции... Офицер царской армии, вы эмигрировали вместе с Врангелем и сделались полицейским в Загребе... Разногласия по вопросу о границах государственной и частной собственности, -- звучно продолжал председатель, то высовывая из-под мантии носок лакированного башмака, то снова втягивая его, -- разногласия эти, мой друг, заставили вас расстаться с гостеприимным королевством югославов и обратить взор на Париж... В Париже... -- Тут председатель пробежал глазами лежавшую перед ним бумагу. -- В Париже, мой друг, экзамен на шофера такси оказался крепостью, которой вы не смогли овладеть... Тогда вы отдали запас неизрасходованных сил отсутствующей в заседании мадам Бляншар...
Чужая речь сыпалась на Недачина как летний дождь. Беспомощный, громадный, с повисшими руками -- он возвышался над толпой, как грустное животное другого мира.
-- Voyons [Ну вот -- фр.], -- сказал председатель неожиданно, -- я вижу со своего места невестку почтенной мадам Бляншар.
Наклонив голову, к свидетельскому столу пробежала жирная женщина без шеи, похожая на рыбу, всунутую в сюртук. Задыхаясь, подымая к небу короткие ручки, она стала перечислять названия акций, похищенных у мадам Бляншар.
-- Благодарю вас, мадам, -- перебил ее председатель и кивнул сидевшему налево от суда сухощавому человеку с породистым и впалым лицом.
Слегка приподнявшись, прокурор процедил несколько слов и сел, сцепив руки в круглых манжетах. Его сменил адвокат, натурализовавшийся киевский еврей. Он обиженно, словно ссорясь с кем-то, закричал о Голгофе русского офицерства. Невнятно произносимые французские слова крошились, сыпались у него во рту и к концу речи стали похожи на еврейские. Несколько мгновений председатель молча, без выражения смотрел на адвоката и вдруг качнулся вправо -- к иссохшему старику в тоге и в шапочке, потом он качнулся в другую сторону к такому же старику, сидевшему слева.
-- Десять лет, мой друг, -- кротко сказал председатель, кивнув Недачину головой, и схватил на лету брошенное ему секретарем новое дело.
Вытянувшись во фронт, Недачин стоял неподвижно. Бесцветные глазки его мигали, на маленьком лбу выступил пот.
-- T'a encaissé dix ans [Тебе дали десять лет -- фр.], -- сказал жандарм за его спиной, -- с'est fini, mon vieux [Все кончено, старина -- фр.]. -- И, тихонько работая кулаками, жандарм стал подталкивать осужденного к выходу.