Бартенев Петр Иванович
Ещё о последних днях и кончине Пушкина. По поводу писем А. И. Тургенева к А. И. Нефедьевой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Петр Иванович Бартенев

Ещё о последних днях и кончине Пушкина[618]. По поводу писем А. И. Тургенева к А. И. Нефедьевой

   Он человек. Владеет им мгновенье.
   Он раб молвы, сомнений и страстей.
   
   Это сказано Пушкиным про императора Александра Павловича[619]. То же можно отнести к нему самому, хотя не был он, как тот, "противочувствиям привычен". В конце жизни особенно сказалось в Пушкине совмещение трезвого ума с пылом страстей и необузданностью. За немного часов до роковой развязки сохранил он наружное спокойствие. Ко многим свидетельствам о том прибавим показание, переданное нам Николаем Фёдоровичем Лубяновским. Он жил с отцом своим в среднем этаже того дома (князя Волконского на Мойке), где внизу скончался Пушкин. Утром 27 января Лубяновский в воротах встретился с Пушкиным, бодрым и весёлым: шёл к углу Невского проспекта, в кондитерскую Вольфа, вероятно, не дождавшись своего утреннего чаю за поздним вставанием жены и невестки.
   Проходили дни и часы, когда он как будто не предчувствовал вовсе близкой кончины, не покидал письменной работы, не изменял образа жизни. Для занятий по истории Петра Великого Пушкин рад был приезду А. И. Тургенева с бумагами XVIII века, которые тот собирал из архивов заграничных[620]. Гениальное сердце Жуковского сумело устроить судьбу А. И. Тургенева через благодушного и благотворительного князя А. Н. Голицына (который и при Николае Павловиче оставался другом царёвым и проводником негласных милостей[621]. Так как Тургенев доставлял исторические материалы Карамзину (кончину которого оплакивал Николай Павлович), то Жуковский придумал выхлопотать ему высочайшее поручение собирать за границею документы и бумаги, касающиеся Русской истории, и тем самым получить беспрепятственную возможность видеться с обожаемым братом Николаем, которого неповинность в событии 14 декабря была им же, Жуковским, доказана Государю, не находившему, однако, возможности гласно заявить, что Блудовское Донесение Следственной комиссии ошибочно изобразило автора "Теории налогов"[622]. В то же время, верный памяти Карамзина, Николай Павлович покровительствовал Археографической Экспедиции Строева, и, таким образом, русская археография обогащалась и домашними открытиями и показаниями иноземцев. Мог ли не ценить этого Пушкин?[623]
   В то время русская история XVIII века с её кровавыми заговорами и государственными переворотами (вину которых Людовик XVI по прочтении записки Рюльера[624] видел в законе Петра Великого о Правде воли монаршей) была у нас мало кому известна. Покойный граф Н. А. Адлерберг говорил мне, что про кончину Павла узнал он в Париже, когда уже был женат.
   В Записках адмирала Литке[625] рассказано, как подбежал к нему юношею ученик его, великий князь Константин Николаевич, с французскою хронологическою картою, где при имени императора Павла значилось: assasiné (умерщвлён), и как он немедленно доложил о том Государю, который приказал раскрыть замуровленную роковую комнату Михайловского дворца, и в ней рассказал двум старшим сыновьям своим о судьбе их деда. Плетнёв передавал мне, что на субботних вечерах у него Пушкин подсаживался к Арсеньеву и выпытывал у него, что он читал в Государственном Архиве (зная лично Арсеньева и оборонив его некогда от Магницкого, Николай Павлович разрешил ему пользоваться этим архивом для уроков наследнику престола). Пушкин же говаривал, что в наши дни поправляют дела свои откупами, карточным выигрышем, женитьбою, а в старину для этого прибегали к государственному перевороту. Понятно, как дорог был Пушкину А. И. Тургенев и по личному расположению, и по отношению к работе над историей Петра. Что Тургенев незадолго перед тем приехал в Петербург, видно по тому, что 25 января 1837 года он служил в лавре панихиду по своём отце и двум братьям Андрее и Павле (о существовании сего последнего не было до сих пор известно). Тургенев пишет в Москву, что 26 января он видел Пушкина "на бале у графини Разумовской, накануне же провёл с ним часть утра, видел его весёлого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости; мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся. Мы читали бумаги, кои готовил он для 5-й книжки своего журнала. Каждый вечер видел я его на балах спокойного и весёлого"[626]8. Другие показания свидетельствуют не то: кн. Е. Н. Мещерская (дочь Карамзина) писала в Москву, что Пушкин озабочивал её своим лихорадочным состоянием и судорожным выражением лица в присутствии Дантеса[627]. О поединке Пушкина Тургенев узнал 27 января, т. е. в самый день его, на вечеринке у князя Алексея И.[628] Щербатова. Тургенев немедленно поехал к княгине Е. Н. Мещерской и от неё узнал, что дети Пушкина в 4 часа этого дня были у неё и Наталья Николаевна заезжала к ней взять их домой. От княгини Мещерской, жившей с матерью на Большой Морской, Тургенев уже позднею ночью поехал на Мойку, в дом князя Волконского[629].
   К раненому Пушкину прежде всех прибыли князь и княгиня Вяземские. Поздним вечером вскоре появился и Плетнёв. Тургенев нашёл у него князя Вяземского, Жуковского, доктора Шольца, а у его жены княгиню Вяземскую и Загряжескую. Пушкин пожелал оставаться только с Данзасом и продиктовал ему свои денежные долги. Вероятно, в эти же первые часы по приезде с Чёрной речки уничтожил он некоторые свои рукописи[630]. Когда Шольц спросил, не желает ли он повидать своих друзей, он сказал, обращаясь к полкам с книгами: Прощайте, друзья![631] На другой день Тургенев успел побывать у Даршиака[632], который дал ему прочесть ноябрьское письмо Пушкина к Дантесу с признанием его благородства и с отказом драться. По словам графа Соллогуба ("Р. Архив", 1865), письмо это было написано 21 ноября, след., почти за два месяца до рокового дня. Младший брат А. О. Смирновой (тогда жившей в чужих краях), Аркадий Осипович Россет рассказывал мне, что когда он сидел у Пушкиных за обеденным столом, Пушкину подали письмо от Дантеса, в котором он просил руки его старшей свояченицы. Прочитав письмо, Пушкин через стол передал его Екатерине Николаевне. Та вспыхнула и убежала к себе в комнату[633]. Свадьба состоялась только после 6-го января (свадеб не бывает с 14 ноября по 7 января). Кто озаботился приданым? После этого, вероятно, дом Пушкина ещё чаще прежнего посещался портнихами и торговцами, что, конечно, раздражало Пушкина при его занятиях. Не могли же Александра и Наталья Николаевны не бывать у новобрачной сестры своей, которая сделалась хозяйкою в доме у голландского посла на Невском проспекте[634]. Вся эта история до сих пор не ясна. В особенности досадны недомолвки в воспоминаниях графа Соллогуба, которого Пушкин звал в секунданты для своего поединка по первому его вызову и который в январе 1837 года уехал из Петербурга в Витебск. Биограф сличит его рассказ с известным письмом Жуковского и с этими письмами Тургенева, которые имеют большую ценность, так как Жуковский писал почти через две недели после события, а Тургенев набрасывал прямо на бумагу под впечатлением ежедневности[635]и ежеминутности. Тут, конечно, принимала участие графиня Юлия Петровна Строганова, супруг которой гр. Григорий Александрович, по матери своей (Загряжской) двоюродный брат тёщи Пушкина, Натальи Ивановны. Эта графиня была португалка родом и сошлась с графом Строгановым, когда тот был посланником в Испании и пользовался такою известностью своими успехами в полях Цитерейских, что у Байрона в "Дон-Жуане" мать хвастает перед сыном своею добродетелью и говорит, что её не соблазнил даже и граф Строганов. Графиня в эти дни часто бывала в доме умирающего Пушкина и однажды раздражила княгиню Вяземскую своими опасениями относительно молодых людей и студентов, беспрестанно приходивших наведываться о раненом поэте (сын Вяземского, 17-летний князь Павел Петрович всё время, пока Пушкин умирал, оставался в соседней комнате). Граф Строганов взял на себя хлопоты похорон и уломал престарелого митрополита Серафима, воспрещавшего церковные похороны якобы самоубийцы. А Пушкин (по свидетельству Жуковского в его большом письме в Москву к Сергею Львовичу) ещё до получения письма Государева, выразил согласие исповедаться и причаститься на другой день утром, а когда получил письмо, то попросил тотчас же послать за священником, который потом отзывался, что себе желал бы такого душевного перед смертью настроения. На упрямого старца мог действовать и Филарет по настоянию своей поклонницы Елисаветы Михайловны Хитровой, про которую Тургенев пишет, что утром 29-го января она вошла в кабинет, где умирал Пушкин, и стала на колени.
   Прижитая в чужих краях дочь Строганова Идалия Григорьевна, супруга кавалергардского полковника Полетики, считавшаяся приятельницей H. Н. Пушкиной, также, конечно, приезжала к ней в эти дни. Эта женщина, овдовев и выдав дочь свою за какого-то иностранца, жила до глубокой старости в Одессе, в доме брата своего графа Александра Григорьевича. В то же самое время, как рядом с их домом на Приморском бульваре княгиня Воронцова восхищалась стихами Пушкина и ежедневно их перечитывала, Идалия Григорьевна не скрывала своей ненависти к памяти Пушкина. Покойная Елена Петровна Милашевич (рожд. графиня Строганова, дочь великой княгини Марии Николаевны) по возвращении из Одессы, куда она ездила навестить престарелого деда, с негодованием рассказывала про эту его сестру, что она собиралась подъехать к памятнику Пушкина, чтобы плюнуть на него. Дантес был частым посетителем Полетики и у неё виделся с Натальей Николаевной, которая однажды приехала оттуда к княгине Вяземской вся впопыхах и с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования Дантеса[636]. Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излияниям невзрачной Идалии Григорьевны и однажды, едучи с нею в карете, чем-то оскорбил ее[637].
   Труд ухода за Пушкиным в его предсмертных страданиях разделяла с княгиней Вяземской другая княгиня, совсем на неё непохожая, некогда московская подруга Натальи Николаевны, Екатерина Алексеевна, рождённая Малиновская, супруга лейб-гусара князя Ростислава Алексеевича Долгорукого, женщина необыкновенного ума и многосторонней образованности, ценимая Пушкиным и Лермонтовым (художественный кругозор которого считала она шире и выше Пушкинского). Стоя на коленях у дивана, она кормила морошкою томимого внутренним жаром страдальца[638]. Она слышала, как Пушкин, уже перед самою кончиною, говорил жене: "Porte mon deuit pendant deux au trois années. Tache qu'on tóublie. Puis remarie-toi, mais pas avec un chenapan"[639]. Она свято исполнила эти заветы: вскоре после похорон уехала к брату в Полотняные заводы, прожила два лета в тесноте деревенского Михайловского дома, поселилась в Петербурге для обучения детей и на осьмом году вдовства вышла за человека хорошего[640]. Тесная дружба, соединяющая детей её от обоих браков, и общее благоговение этих детей к её памяти служат лучшим опровержением клевет, до сих пор на неё взводимых, и доказательством, что несправедливо иные звали её "âme de dentelles" (кружевная душа), тогда как она была красавица не только лицом, а всем существом своим, рядилась же по приказанию мужа, который гордился красотою её и радовался тому, что его невзрачностью оттенялся "чистейшей прелести чистейший образец", точно так же, как рядом с Вирсавией помещают Арапа. Пушкин до конца любил и берёг её как своё сокровище[641].
   В первом письме 28 января Тургенев пишет: "Геккерн ранен в руку, которую держал у пояса; это спасло его от подобной раны, какая у Пушкина. Пуля пробила ему руку, но не тронула кости, и рана не опасна. Отец его прислал заранее для него карету. Он и Пушкин приехали каждый в санях, и секундант Геккерна не мог отыскать ни одного хирурга. Геккерн уступил свою карету Пушкину. Надлежало разрывать снег и ломать забор, чтобы подвести её туда, где лежал Пушкин, не чувствуя, впрочем, опасности и сильной боли от раны и полагая сначала, что он ранен в ляжку. Дорогой в карете шутил с Данзасом. Его привезли домой. Жена и сестра жены Александрина были уже в беспокойстве, но только одна Александрина знала о письме к отцу-Геккерну". Показание замечательное. Умирающий Пушкин отдал княгине Вяземской нательный крест с цепочкой для передачи Александре Николаевне. Александра Николаевна была как бы хозяйкою в доме; она смотрела за детьми (старшей дочери было 5 лет, сыну старшему 4, младшему 2, а графине Меренберг ещё 9 месяцев). В доме сестры своей Александра Николаевна оставалась до своего позднего брака с бароном Фризенгофом, от которого имела дочь-красавицу, вышедшую за принца Оттокара Ольденбургского[642]. Барон Фризенгоф, венгерский помещик и чиновник Австрийского посольства, первым браком женат был на Наталье Ивановне Соколовой, незаконной дочери того же И. А. Загряжского († 1807) от какой-то простолюдинки[643]. Эта вторая Наталья Ивановна была воспитана своею бездетною сестрою, графинею Де-Местр.
   28 января благодетельно неугомонный Тургенев встретился с голландским посланником, который расспрашивал об умирающем с сильным участием и рассказал содержание и выражения письма Пушкина. "Невыносимо, но что было делать!" Конечно, тут он услышал от него такую подробность. Пушкин на минуту думал, что повалившийся Геккерн убит, и сказал: Tiens! Je croyais que sa mort me ferait plaisir; à présent je erois presque que cela me fait de la peine![644]
   Как не вспомнить тут поединок Онегина с Ленским!
   

Примечания

   "РА". 1908. No 10. С. 291--296.
   
   [618] Продолжение к тому, что напечатано в 7-й тетради "Русского архива".
   [619] "19 октября 1825 г." Бартенев не замечает иронического характера этой пушкинской характеристики царя.
   [620] А. И. Тургенев вернулся в Петербург 25 ноября 1836 г.
   [621] Кн. А. Н. Голицын, при котором служил А. И. Тургенев в бытность того министром народного просвещения (занимая, должность директора департамента духовных дел и иностранных вероисповеданий), отнюдь не заслужил такой характеристики. Достойная оценка личности и деятельности реакционера Голицына дана Пушкиным в эпиграммах.
   [622] Н. И. Тургенев фактически являлся одним из руководителей тайного "Союза благоденствия" и Северного общества. Был приговорён заочно к смертной казни и не вернулся из-за границы, где находился с 1824 г. Книга Н. И. Тургенева "Опыт теории налогов", содержащая "крамольные" взгляды, вышла в 1818 г.
   [623] О трудах П. М. Строева, археографа и историка, Пушкин весьма сочувственно отозвался в IV книге своего "Современника".
   [624] Записка К. Рюльера, французского историка, бывшего в 1760--1762 гг. секретарём французского посольства в Петербурге. Histoire en anecdotes sur la révolution de Russie (История в анекдотах о революции в Россия) -- памфлет о событиях 1762 г. (воцарении Екатерины II).
   [625] Записки адмирала Литке: Литке Ф. П. Автобиография // 3аписки Императ. Академии наук.-- 1888.-- Т. 57.-- Прил. No 2.-- С. 5--134. Ф. П. Литке был воспитателем вел. кн. Константина Николаевича.
   [626] Письмо А. И. Тургенева к А. И. Нефедьевой 28 января 1837 г. // Пушкин и его современники.-- T. VI.-- Спб., 1908.-- С. 48. Цитата неточна.
   [627] См.: Грот Я. К. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники.-- С. 260--262.
   [628] Это может быть описка: надо Алексея Г. (Григорьевича). Дальше буквой С означен, вероятно, Александр Яковлевич Скарятин.
   [629] То же письмо 28 января 1837 г.
   [630] Об уничтожении Пушкиным по возвращении с дуэли какой-то рукописи упоминается в письме В. А. Жуковского С. Л. Пушкину. См.: Пушкин в воспоминаниях.-- Т. 2.-- С. 348.
   [631] Пушкин умирал у себя в кабинете на диване. Что делает Академия наук с его друзьями-книгами, нам неизвестно. (Библиотека Пушкина ныне находится в Институте русской литературы (Пушкинском Доме) АН СССР в Ленинграде.-- Сост.).
   [632] Виконт Даршиак, служивший во Французском посольстве, секундант Дантеса, пользовался уважением в петербургском обществе. Посол граф Барант после поединка поспешил послать его в Париж. Граф Соллогуб пишет, что он вскоре погиб насильственною смертью на охоте (подробности неизвестны).
   [633] См. с. 294, 379 наст. изд. [См. с. 292, глава "Примечание к "Письмам князя П. А. Вяземского из Петербурга в чужие края к А. О. Смирновой"", с. 377, глава "Из рассказов А. О. Россета про Пушкина", ориентир -- прим. 854. -- Прим. lenok555]
   [634] Эта старшая сестра скончалась во Франции (до 1844 г.), оставив сына и двух дочерей, из которых одна умерла в умопомешательстве, а другая вышла за Вандаля (брат его -- известный историк).
   [635] Воспоминания В. А. Соллогуба впервые напечатаны в "РА".-- 1865, No 5--6. Собраны в кн.: Соллогуб В. А. Воспоминания.-- М.; Л., 1931; см. также; Пушкин в воспоминаниях.-- Т. 2.-- С. 294--312.
   [636] Рассказ В. Ф. Вяземской см. на с. 386 наст. изд. [См. с. 384, середина главы "Из рассказов князя Петра Андреевича и княгини Веры Фёдоровны Вяземских". -- Прим. lenok555]
   [637] Со слов княгини В. Ф. Вяземской.
   [638] Воспоминания кн. Е. А. Долгорукой см. с. 386 наст. изд.
   [639] Носи по мне траур два или три года. Постарайся, чтобы забыли про тебя. Потом выходи опять замуж, но не за пустозвона.
   [640] Наталия Николаевна в 1844 г. вышла замуж за генерал-адъютанта П. П. Ланского.
   [641] Многие воспоминания современников, опубликованные самим Бартеневым, не дают основания для такого панегирика Наталии Николаевне.
   [642] Об Александре Николаевне см. с. 464 наст. изд., примеч. 9. [См. с. 454, примечание [873] . -- Прим. lenok555]
   Рассказ Бартенева о последних днях Пушкина, основанный на письмах А. И. Тургенева и других источниках, ср. с кн. П. Е. Щёголева "Дуэль и смерть Пушкина". Там обстоятельная библиография.
   [643] Эта невольная мачеха двух Наталий Ивановен, Александра Степановна была родом Алексеева, а не графиня Строганова, как утверждает А. П. Арапова в воспоминаниях о своей матери.
   [644] Вот, я думал, что буду рад его смерти, а теперь мне кажется, что это мне почти что неприятно.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru