Бартенев Петр Иванович
Рецензия на книгу "Сочинения Пушкина. Изд. Импер. Акад. наук. Переписка под ред. и с примеч. В. И. Саитова". Т. 3 (1833-1837). Спб., 1911
Рецензия на книгу "Сочинения Пушкина. Изд. Импер. Акад. наук. Переписка под ред. и с примеч. В. И. Саитова". Т. 3 (1833--1837). Спб., 1911. 473 с.
Радуемся продолжающемуся успешному изучению Пушкина, которое в наши дни имеет значение бодрящее и отрезвляющее. Сделаны новые открытия в Париже в бумагах Н. И. Тургенева, которые переданы в нашу Академию наук его сыном Петром Николаевичем. Академическое издание "Пушкин и его современники" с каждым выпуском становится содержательнее и важнее. Но в особенности следует приветствовать оконченный ныне труд В. И. Саитова, который в уменьи своём издавать исторические памятники нашей словесности превосходит даже покойного А. Ф. Бычкова. В этих трёх томах переписки Пушкина наш поэт, наша отрада, святая искра, выбитая из груди России нашествием Европы, выразился вполне точно, как будто перед нами его рабочий стол и мы можем следить за его письменными занятиями. И в переписке своей, как в своих художественных произведениях, он необыкновенно привлекателен: такая быстрота ответов, такое тонкое уменье приноровиться к характеру писавшего и сказать ему что-либо любезное и ободрительное.
Трудно оторваться от чтения писем его к супруге, Биограф сличит его показания с сохранившимися его Записками 1833--1835 г. Ответные письма если и появятся в свет, то лишь в очень далёком будущем; супруга, конечно, писала ему помногу, когда он уезжал в Москву, Болдино, Волжский край для собирания сведений о Пугачёве[653]. Он сам, как видно, сознавал всю ценность своих супружеских поверений и в одном письме требует от Натальи Николаевны, чтобы она никому не давала списывать его письма. Она же очень ими дорожила и передала их младшей своей дочери на случай, когда её дела потребуют особых трат. Этим самым она и уполномочила Наталью Александровну выручить за них денежную плату, и через посредство И. С. Тургенева она получила от "Вестника Европы" тысячу рублей[654].
Из переписки с друзьями очень драгоценны полуграмотные письма Нащокина. Это был, можно сказать, единственный человек, которому Пушкин вполне доверял. И к нему могут относиться стихи:
Кто клеветы про нас не сеет,
Кто нас заботливо лелеет,
Кому порок наш не беда,
Кто не изменит никогда.
Что Нащокин был человек души необыкновенной, свидетельствует то, что вдова его, которая пережила его на несколько десятков лет, не встречала у друзей и ценителей своего мужа отказа в помощи до самой своей кончины. Писем сестры не имеется, а письма её супруга Павлищева крайне непривлекательны: он, хотя и сам писатель, видел в Пушкине только доставителя ему денег и, живучи в Варшаве, приставал к нему до самой его кончины, так что последнее письмо Павлищева пришло, когда уже Пушкина не было на свете. Брат Лев писал тоже лишь о денежных делах своих. От матери не сохранилось ни одного письма, а от отца лишь одно: они оба предпочитали Александру Сергеевичу его брата. Как известно, с отцом бывали у Пушкина самые резкие столкновения ещё до высылки поэта из Петербурга, о чём имеется рассказ И. В. Киреевского.
Нельзя не дивиться, что, вопреки пылкому своему нраву и всякого рода вспышкам, Пушкин умел быть отменно точен в занятиях словесностью и Русскою историей. Даже и по издании в свет истории Пугачёвского бунта он пополняет свои сведения о самозванце, и ему доставляются о нём новые показания. Лажечников, оценённый им, пишет ему целое письмо о Тредьяковском и Бироне[655]. Любопытно, что в этом томе так мало писем Плетнёва; может быть, скромный любитель Муз не желал подвергать себя, как некогда, надзору и внушениям высшей власти за сношения с Пушкиным[656].
Весною 1880 года, перед тем как открываться в Москве Пушкинскому памятнику, старший сын поэта и владелец его бумаг, в то время генерал-майор и доблестный командир Нарвского гусарского полка Александр Александрович Пушкин, будучи в Москве, выразил благое намерение принести рукописи отца в дар Румянцевскому музею с тем, чтобы общество любителей Российской словесности при Императорском Московском университете предварительно дало их на предстоявшую Пушкинскую выставку. Общество поручило мне (одному из старейших своих членов) принять этот драгоценный дар. В начале мая съездил я в Козлов, где тогда стоял Нарвский гусарский полк, и принял рукописи, причём получил позволение напечатать в "Русском Архиве" то, что найдётся нового, и таким образом мне посчастливилось впервые огласить целую главу Капитанской дочки и несколько новых стихов и отрывков. Вместе с рукописями привёз я в Москву и позднее передал Румянцевскому музею несколько писем разных лиц к Александру Сергеевичу. Но это лишь малая часть того, что ныне напечатано В. И. Саитовым. Мы уверены, что найдутся ещё многие письма; так, например, Третье Отделение Собственной Его Величества Канцелярии задержало письма к Пушкину князя П. А. Вяземского, от которого я слышал, что это сделано было для того, чтобы поискать следов сношений князя с декабристами. Разумеется, ничего не было найдено, и только в 1838 году, когда появилась за границей французская статья князя о пожаре Зимнего дворца, Государь стал к нему благоволить.
Смерть застала Пушкина в самый разгар его журнальной деятельности. В четвёртой книжке "Современника" поместил он свою Капитанскую дочку, которая была обрезана цензурою. И все четыре книжки таковы, что стоило бы их почти целиком перепечатать. Пушкин широко раскидывал сеть своих издательских сношений; ад в душе по поводу длившихся с самого начала ноября 1836 года отношений к барону Геккерну и к Дантесу не помешал ему заботливо и трудолюбиво относиться к делу, от которого ожидал он большой прибыли. Но есть известие (в одном из отчётов Императорской Публичной библиотеки), что у пушкинского "Современника" не было и 200 подписчиков. Эта неудача грозила подкосить его. П. А. Плетнёв сказывал мне, что в день кончины Пушкина в доме у него было всего 75 рублей, между тем как кроме четырёх детей жила у него свояченица и расходы чрезмерно умножались. Квартира находилась в лучшей, дорогой части города, а без кареты и многой прислуги обойтись было невозможно.
Желательно, чтобы появились скорее примечания В. И. Саитова к этим драгоценным томам Пушкинской переписки.
Примечания
"РА". 1912. No 1. Обл.
[653] Письма Наталии Николаевны не сохранились. Бартенев подтверждал это в письме В. И. Саитову 1902 г., ссылаясь на сведения, полученные от А. А. Пушкина.
[654] Вряд ли можно считать выражением подлинного понимания значения писем Пушкина как Наталией Николаевной, так и Наталией Александровной то, что они видели в них лишь средство поправить своё материальное положение. Когда в 1860-х гг. Наталия Александровна решила продать письма отца и предлагала их разным лицам, это вызвало чрезвычайно резкое осуждение П. В. Анненкова. При содействии И. С. Тургенева и под его редакцией письма были впервые опубликованы в No 1 журнала "Вестник Европы" 1878 г. (право публикации приобрёл издатель журнала М. М. Стасюлевич). Большая часть автографов ныне хранится в ИРЛИ, ф. 224, оп. 1. История писем Пушкина к невесте и жене подробно изложена в статье Н. В. Измайлова "Тургенев -- издатель писем Пушкина к H. Н. Пушкиной" (Тургеневский сборник. No V. Л., 1969. С. 399--416). См. также: Левкович Я. Л. Письма Пушкина к жене // Пушкин А. С. Письма к жене.-- Л., 1986.
Здесь стоит вспомнить, как П. В. Нащокин с возмущением отверг предложение продать письма к нему Пушкина, хотя был в бедственном материальном положении.
[655] Имеется в виду письмо И. И. Лажечникова от 30 марта 1834 г., на которое Пушкин отвечал в первой половине апреля.
[656] Небольшое количество писем от Плетнёва объясняется тем, что и он и Пушкин жили в это время в Петербурге.