Прекрасный Молодой Человѣкъ. Повѣсть (взятая изъ разсказа шт. лек. Чацкаго). Сочиненіе Николая Баженова. Казань. Печатано въ университетской типографіи. 1848. Въ 8-ю д. л. 62 стр.
Извѣстно, что провинція, у насъ, какъ и вездѣ, подражаетъ модѣ, господствующей въ столицѣ. Если въ столицѣ начинаютъ носить платье особаго покроя, особенныя шляпы, картузы, нашиваютъ на панталоны лампасы, прячутъ или выставляютъ воротнички, носятъ ихъ или стоячими, или отложными, если дамы начинаютъ курить папиросы, не говоря о тысячи измѣненій и оттѣнковъ, выдумываемыхъ хамелеономъ-модою, все это съ жадностью перенимаетъ провинція; но провинція перенимаетъ все это посвоему, какъ вещи чрезвычайно-важныя, и даетъ всему свой особенный отпечатокъ: въ модѣ воротнички стоячіе -- у провинціальнаго щеголя это уже не воротнички, а просто шоры; отложные -- у него совершенно a l'enfant; въ модѣ лампасы... есть такіе провинціалы, которые нашили ихъ на весь свой гардеробъ панталонъ, даже на утренніе нанковые шальвары. Этому перениманію моды слѣдуетъ провинція съ такой жадностью, думая, что не слѣдовать нововведенію значитъ быть отсталымъ, коснѣющимъ въ непросвѣщеніи. А провинціалу всего страшнѣе -- казаться провинціаломъ?
Если такое направленіе господствуетъ въ мірѣ фраковъ, жилетовъ, брюкъ, галстуховъ, пальто и сюртуковъ, лорнетокъ, вставленныхъ въ глазную впадину, штрипокъ и шляпъ, то точно то же и въ нравственномъ мірѣ. Нигдѣ вы не встрѣтите такого преувеличеннаго изданія разныхъ знакомыхъ, такихъ крайностей во мнѣніяхъ, такой рѣзкости приговора, какъ въ провинціи, хотя въ сущности эти же самые люди, отличающіеся такими крайностями -- очень добрые, милые и даже умные люди, достойные любви и уваженія; но они платятъ дань модѣ!
Въ литературѣ то же явленіе: литературная часть губернскихъ вѣдомостей но-большей-части перенимаетъ фельетоны петербургскихъ газетъ; читая описанія домашнихъ праздниковъ, вы вѣрно увидите въ нихъ больше трескотни и блеска, нежели сколько произвели ракеты и шутихи, сожженныя въ тотъ вечеръ, а радушіе, единодушіе, восторгъ, радость и веселье, описываемые фельетонистомъ, въ тысячу кратъ превосходятъ эти "алмазы бесѣды", превозносимые газетами петербургскими...
Повѣсть или soi-disant повѣсть г. Баженова невольно рождаетъ въ читателѣ вышеизложенныя размышленія. Г. Баженовъ -- казанскій литераторъ, извѣстный уже въ нашей письменности какъ историкъ Казанскаго-Царства и города Казани. Въ сочиненіи своемъ, "Казанская Исторія", онъ посвящаетъ значительное число страницъ на описаніе настоящаго положенія бывшей столицы татарскаго царства, увѣряя, между-прочимъ, что въ Казани процвѣтаетъ и литература, при чемъ онъ исчисляетъ и лица, у которыхъ бываютъ литературные вечера. Помнится, авторъ дѣлаетъ обозрѣніе казанской литературы по разнымъ родамъ словесности, и въ результатѣ у него выходитъ, что разныя лица еще, правда, ничего не издали, но сбираются издать въ свѣтъ-кто стихотворенія, кто сатирическіе очерки. Г. Николай Баженовъ упоминаетъ о себѣ, какъ о главномъ дѣятелѣ на всѣхъ этихъ поприщахъ, и обѣщаетъ представить свои труды въ разныхъ родахъ. Изъ "Казанской Исторіи" мы ознакомились съ нимъ, какъ съ историкомъ; теперь имѣемъ случай познакомиться съ нимъ, какъ съ бельлетристомъ.
Но г. Николай Баженовъ-бельлетристъ гораздо-ниже г. Николая Бажеяова-историка. Дѣло все въ томъ, что историку безъ таланта могутъ помочь источники и уже готовыя исторіи, въ-особенности "Исторія Государства Россійскаго", которую можно перифразировать; бельлетристу же, безъ творческаго воображенія, даже безъ дара наблюдательности, могутъ служить источниками только или чужіе разсказы, или дѣйствительно случившіяся происшествія жизни, которыхъ привелось быть свидѣтелемъ. Къ-сожалѣнію, и чужой разсказъ и случаи съ самимъ-собою теряютъ всю свою прелесть подъ перомъ писателя, необладающаго надлежащими качествами для писателя... Правда, бываютъ еще источники -- именно, книги напечатанныя, но это уже называется plagiat. Г. Баженовъ дотого щекотливъ въ этомъ отношеніи, что даже и чужаго разсказа не хотѣлъ присвоить себѣ, выставивъ въ самомъ заглавіи, что это повѣсть "изъ разсказа штаб-лекаря Чацкаго", для того, чтобъ слышавшіе вмѣстѣ съ нимъ этотъ разсказъ не обвинили его въ присвоеніи себѣ чужаго.
Для насъ, повѣсть "Прекрасный Молодой Человѣкъ" любопытна, какъ жертва провинціальнаго подражанія модѣ, или по-крайней-мѣрѣ тому, что въ провинціи, можетъ-быть, считается модою, господствующею въ Петербургѣ. Образцомъ своего изложенія авторъ взялъ повѣсти, писанныя въ Петербургѣ языкомъ темнымъ, съ намѣреніемъ сказать что-нибудь очень-простое и всѣмъ извѣстное, но только съ особеннымъ оттѣнкомъ, съ особеннымъ туманомъ, словомъ, не такъ, какъ вещь называется всѣми и каждымъ. Эта замашка, повидимому, очень понравилась г. Баженову, и вѣроятно, онъ считаетъ ее модною, вовсе не внемля критикѣ, указывающей на нее, какъ на недостатокъ, отъ котораго легко отрѣшиться талантливымъ авторамъ, временно въ него завлеченнымъ, и которая, разумѣется, невыносима у писателейбезъ всякаго призванія. Къ этому присоединяется еще ложно-понятый эстетическій принципъ о томъ, что должно считаться грязнымъ въ литературѣ, ученіе о дѣйствительности и вѣрности природѣ описываемыхъ лицъ, возводимыхъ на высоту типа... Но объ этомъ уже много говорено, и мы полагаемъ, что повтореніе сказаннаго будетъ излишне.
Вотъ какъ г. Баженовъ-бельлетристъ понимаетъ дѣло: Прекрасный молодой человѣкъ, о которомъ разсказываетъ вымышленное, или дѣйствительно-существующее лицо, штаб-лекарь Чацкій, есть какой-то негодяи, о которомъ авторъ приводитъ нѣсколько вовсе-незабавныхъ анекдотовъ, именно, какъ этотъ молодой человѣкъ, будучи введенъ въ одинъ домъ, сѣлъ играть въ карты безъ денегъ и когда проигралъ, то пріятель его долженъ былъ за него заплатить; онъ волочился за разными женщинами и одной хорошенькой купеческой дочкой, невѣстой одного молодаго медика, какъ онъ забрался къ сапожнику, завелъ съ нимъ дружбу, цаловалъ руки у жены его, обѣдалъ даромъ и наконецъ укралъ пятирублевую ассигнацію; какъ онъ пошелъ на охоту съ разскащикомъ или авторомъ, и тотъ съигралъ съ нимъ милую шутку, заставивъ его на спинѣ скатиться съ кремнистой скалы; какъ онъ потомъ много разъ былъ битъ, хвасталъ, лгалъ и обманывалъ, и какъ наконецъ -- кажется, по распоряженію мѣстнаго начальства-прекрасный молодой человѣкъ былъ высланъ вонъ изъ города. Во всемъ этомъ нѣтъ ни завязки, ни развязки, ничего новаго, любопытнаго и забавнаго, ничего, кромѣ претензіи на остроуміе, написаніе въ духѣ, будто-бы новѣйшей эстетики, вычурныхъ фразъ и загадочныхъ выраженій...
Вотъ образцы слога, грамматики и юмора. Для юмора, конечно, первыя двѣ главы называются "явленіями". Для юмора выписано содержаніе всѣхъ главъ, съ претензіей уже однимъ ихъ заглавіемъ возбудить смѣхъ читателей; на-примѣръ: "Явленіе второе или проявленіе на свѣтъ прекраснаго молодаго человѣка"; или VII" Прекрасный молодой человѣкъ какъ пострѣлъ вездѣ поспѣлъ" и проч. Для юмора въ концѣ книги приложены опечатки, и для юмора, конечно, по исчисленіи "замѣченныхъ опечатокъ" прибавлена фраза; "остальныя, по отысканіи, да исправитъ благосклонный читатель".
"И такъ я начну Вамъ обѣщанный мною разказъ, взявши его съ тѣхъ поръ, когда одинъ изъ моихъ временныхъ сослуживцевъ, Михаилъ Алексѣевичъ, ввелъ ко мнѣ рѣдкаго изъ прекрасныхъ молодыхъ человѣковъ -- прекраснаго молодаго человѣка, несравненнаго даже съ тѣмъ, котораго начертало перо Поль-де-Кока... Но о баринѣ этомъ я выдаю какъ вовсе о другомъ лицѣ и, если угодно, я раскажу объ немъ, -- объ этомъ предтечѣ прекраснаго молодаго человѣка.
Пожалуйста! пожалуйста! послышалось отъ собесѣдниковъ и Чацкій, началъ такъ:
Признаюсь вамъ, я случайно подслушалъ разказъ нашей Прасковьи съ моимъ деньщикомъ, Иваномъ, по прозванію ширшаномъ и вотъ онъ подлинникомъ:
-- А что Парашка! знаешь ли что приключилось съ твоимъ взбалмошнымъ бариномъ, али какимъ инымъ прочимъ чтоли, кто его знаетъ?
-- Какъ не взбалмошный! Да; вѣдь вы всѣхъ называете взбалмошными, кто разумнѣе васъ да вѣжливѣе.
-- Хе, хе, хе! вѣжливѣе! что пьяненькой твои ручки расцѣловывалъ, то и вѣжливѣе, и т. д. (стр. 1--5).
Обыкновенный образъ выраженія г. Баженова-бельлетриста;
"Прекрасный молодой человѣкъ былъ убѣжденъ, что при собственной цѣнѣ его, все окружающее -- ничтожество. Когда я разсматривалъ комнату прекраснаго молодаго человѣка, онъ въ это время нѣжился еще послѣ утренняго пробужденія на своей кровати, на которой испытывалъ частые провалы. Передъ нимъ стоялъ тогда, посѣтившій его сапожникъ, которому онъ говорилъ, вытянувъ передъ нимъ руку: "посмотри какія у меня славныя мышцы и какоё прекрасное туловище! Вѣдь дѣйствительно я похожъ на Апполона Бельведерскаго!" Сапожникъ очень легко могъ видѣть тѣлосложеніе прекраснаго молодаго человѣка, потому что на немъ былъ одинъ только воротникъ сорочки, къ которому прикрѣплялось образовавшееся изъ холста trou-trou какъ произведеніе времени и грязи. Отвѣтъ на похвалы остался въ умѣ сапожника, потому что тотъ и другой, земѣтивши меня, стоящаго у окна, смѣшались, онѣмѣли -- и сапожникъ скрылся." (Стр. 16).
Вотъ образчикъ разговоровъ. Докторъ уговариваетъ одну дѣвицу выйдти за его пріятеля, молодаго медика, оклеветаннаго передъ ея матерью прекраснымъ молодымъ человѣкомъ. Дѣвица хочетъ идти въ монастырь и отвѣчаетъ на доводы доктора;
-- Я ничего не могу сказать вамъ на это, но попрошу помощи Высшей -- попрошу заступленія Сильной....