Беккер Густаво Адольфо
Гора душ

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сорийская легенда
    Перевод Ары Акопяна.

   Густаво Адольфо Беккер

Гора душ

Сорийская легенда

  

Перевод с испанского А. Акопяна.

Публикуется с разрешения переводчика.

  
  
   Однажды в ночь поминовения усопших меня разбудил колокольный звон, монотонный и бесконечный. Он напомнил мне одно предание, недавно услышаное мною в Сории.
   Я снова попытался заснуть. Куда там! Возбужденное воображение подобно лошади, которую понесло и уже не имеет смысла укрощать. Чтобы убить время, я решил записать это предание, что, собственно, и сделал.
   Услышал я его там же, где оно произошло, и, пока писал, несколько раз со страхом поворачивал голову, когда, казалось, скрипели на балконе окна, сотрясаемые холодным ночным ветром.
   Что бы из этого ни вышло, идет оно ниже, как рыцарь кубков.
  
  

I

   -- Привяжите собак, протрубите и дайте охотникам знак к сбору -- мы возвращаемся в город. Приближается ночь. Сегодня День всех святых, а мы на Горе душ.
   -- Так рано!
   -- Разве в другой день оставил бы я в живых эту стаю волков, которых снег с горы Монкайо заставил покинуть свое логово. Но сегодня это невозможно. Скоро послышится молитва в монастыре тамплиеров и души умерших начнут бить в колокол часовни на горе.
   -- Этой разрушенной часовни! Ну вот еще! Хочешь меня напугать?
   -- Нет, прекрасная кузина. Но ты не знаешь всего, что происходит в этой стране, ведь не прошло и года, как ты приехала сюда из дальних краев. Придержи свою лошадь, а я смирю свою, и по пути я расскажу тебе эту историю.
   Пажи собрались в веселые шумные группы, графы де Борхес и де Алькудьель сели на своих великолепных лошадей, и все вместе они поскакали вслед за их детьми Беатрис и Алонсо, которые были довольно далеко впереди всей процессии.
   По пути Алонсо рассказал обещанную историю.
   -- Эта гора, что сегодня зовется Горой душ, принадлежала тамплиерам, чей монастырь ты видишь на берегу реки. Тамплиеры были воинами и монахами одновременно. Когда Сорию отвоевали у арабов, король пригласил их из далеких земель для защиты города со стороны моста, нанеся таким образом большую обиду кастильским дворянам, которые сами могли бы его защитить, как сами его и отвоевали.
   В течение нескольких лет между рыцарями нового могущественного ордена и городской знатью накапливалась и в конце концов вспыхнула глубокая ненависть. Первые огородили эту гору, где они для удовлетворения своих потребностей и для своего наслаждения держали много диких зверей для охоты; вторые решили организовать грандиозную бойню на огороженной территории, несмотря на строгий запрет "церковников со шпорами", как они называли своих врагов.
   Угрозы становились все сильнее, но ничто не могло сдержать пристрастие одних к охоте и настойчивое желание других ей препятствовать. Задуманный поход свершился. Звери его уже не вспомнят, зато ясно помнит множество матерей, носивших траур по своим сыновьям. Это была не охота, это была ужасная битва. Гора была усеяна трупами, и у волков, которых хотели уничтожить, было кровавое пиршество. В конце концов, вмешались королевские власти, гора -- проклятая причина стольких несчастий -- была объявлена заброшеной, а монастырь монахов, расположенный на той же горе и где похоронили вместе друзей и врагов, начал разрушаться.
   С тех пор говорят, что, когда наступает ночь поминовения усопших, слышен звон колокола часовни и что души умерших, окутанные в саван, бегут, как на фантастической охоте, по склонам среди кустарников и зарослей ежевики. Испуганные олени ревут, волки воют, змеи ужасающе шипят, а на следующий день на снегу видны следы от ног скелетов. Поэтому эту гору в Сории зовут Горой душ и поэтому я хотел уйти оттуда прежде, чем наступит ночь.
   Алонсо закончил рассказ как раз в тот момент, когда они с Беатрис подходили к тому концу моста, который вел в город. Здесь они дождались остальных, которые, присоединившись к ним, затерялись в темных широких улицах Сории.
  
  

II

   Слуги почти закончили убирать со стола. Высокий готический камин замка графа де Алькудьель излучал яркое сияние, освещая группы дам и господ, которые болтали по-семейному у огня. В закрытые окна стрельчатого свода зала стучал ветер.
   Только двоим, казалось, был чужд общий разговор: Беатрис и Алонсо. Беатрис, погруженная в блуждающие мысли, следила глазами за игрой огня. Алонсо наблюдал отражение пламени, сверкающее в глубоких глазах Беатрис.
   Некоторое время оба были погружены в глубокое молчание.
   Дамы в связи с ночью поминовения усопших рассказывали странные истории, в которых главная роль отводилась призракам и привидениям, а вдалеке слышался грустный монотонный звон колоколов сорийских церквей.
   -- Прекрасная кузина, -- заговорил наконец Алонсо, прервав их длительное молчание, -- вскоре мы расстанемся, возможно, навсегда. Я знаю, что тебе не нравятся сухии равнины Кастилии, ее грубые воинственные обычаи, простые патриархальные нравы. Не раз я слышал, как ты вздыхаешь, быть может, по кавалеру из твоих далеких владений.
   На лице Беатрис выразилось холодное безразличие. Весь характер этой женщины отразился в презрительной ужимке в ее тонких губах.
   -- А может, по роскоши французского двора, который ты покинула, приехав сюда, -- поспешил добавить молодой человек. -- Так или иначе, я чувствую, что скоро тебя потеряю... Когда мы расстанемся, я хотел бы, чтобы ты увезла с собой что-нибудь на память обо мне... Помнишь, как мы пошли в церковь возблагодарить Бога за то, что Он вернул тебе здоровье, восстановить которое ты к нам приехала? Твое внимание привлекло небольшое украшение, удерживавшее перо на моей шляпе.
   Как прекрасно оно смотрелось бы, скрепляя фату на твоих темных волосах! Оно уже украшало фату одной новобрачной: мой отец подарил его той, что родила меня на свет, и она пошла с ним к алтарю... Возьмешь ли ты его?
   -- Не знаю, как у вас, -- ответила красавица, -- но в моей стране принятое украшение связывает некоторым обязательством. Только в торжественный день можно принять дар из рук родственника... который все еще может вернуться из Рима не с пустыми руками.
   Холодность, с которой Беатрис произнесла эти слова, на мгновение смутила юношу, но, успокоившись, он с грустью сказал:
   -- Я знаю, кузина, но сегодня празднуют День всех святых, в том числе твоего, сегодня день торжества и подарков. Примешь ли ты мой?
   Беатрис слегка прикусила губы и молча протянула руку, чтобы взять украшение.
   Они снова замолчали, и опять стали слышны дребезжащие голоса старух, говорящих о ведьмах и домовых, шум ветра, от которого скрипели стекла в сводах, и монотонный грустный звон колоколов.
   Через несколько минут прервавшийся разговор вновь возобновился:
   -- Прежде чем закончится празднование Дня всех святых, моего святого, как и твоего, не оставишь ли мне что-нибудь на память, ни к чему себя не обязывая? -- сказал Алонсо, посмотрев своей кузине прямо в глаза, которые сверкнули как молния, осветившись дьявольской мыслью.
   -- Почему бы нет? -- сказала она, протянув руку к правому плечу, как будто ища что-то в складках своего широкого бархатного рукава, вышитого золотом... И затем с детским выражением огорчения на лице добавила:
   -- Помнишь ту голубую ленту, которую я повязала сегодня на охоту и которая, не знаю что означая своим цветом, является, как ты сказал, символом твоей души?
   -- Помню.
   -- Так вот... она потерялась! Она потерялась, а я думала оставить ее тебе на память.
   -- Потерялась! Но где? -- спросил, приподнявшись, Алонсо, с неописуемым выражением страха и надежды.
   -- Не знаю... может быть, на горе.
   -- На Горе душ! -- прошептал он, бледнея и падая в кресло. -- На Горе душ!
   Затем он продолжил глухим надтреснутым голосом:
   -- Ты знаешь, потому что наверняка слышала это тысячу раз: в городе, во всей Кастилии меня зовут королем охотников. Не имея пока возможности попробовать свои силы на поле сражения, как мои предки, я перенес на это развлечение образ войны, всю силу своей молодости, весь пыл своего рода. Ковры, по которым ты ступаешь, -- это останки зверей, которых я убил своими руками. Я знаю их логово и их повадки, я сражался с ними день и ночь пеший и верхом, один и с друзьями, и никто никогда не скажет, что видел, как я бегу от опасности. В другую ночь я бы полетел за этой лентой и полетел бы радостный, как на праздник, и, однако же, этой ночью... этой ночью, к чему скрывать, мне страшно. Ты слышишь? Звонят колокола, в монастыре св. Хуана де Дуэро прозвучала молитва и сейчас души на горе поднимут свои желтоватые скелеты из-под кустарников, что покрывают их могилы... Души! только от вида которых у величайшего храбреца могут поседеть волосы и застыть от ужаса кровь. Они могут унести его в вихре своего невероятного бега, как лист, несомый ветром неведомо куда.
   Пока молодой человек говорил, губы Беатрис сложились в незаметную улыбку. Когда он закончил, она, поддерживая огонь в камине, где трещали и скрипели поленья, разбрасывая разноцветные искры, сказала безразличным тоном:
   -- О, ни в коем случае! Что за сумасшествие! Идти сейчас на гору из-за такого пустяка! В такую темную ночь, в ночь поминовения усопших, да еще и волки повсюду!
   Она произнесла эту последнюю фразу таким тоном, что Алонсо не мог не понять всю горечь ее иронии. Как на пружине, вскочил он на ноги, провел рукой по лбу, как будто чтобы вырвать страх, укоренившийся в его голове, а не в сердце, и сказал твердым голосом, обращаясь к красавице, которая все еще, склоняясь к камину, развлекалась ворошением огня:
   -- Прощай, Беатрис, прощай. До... скорого.
   -- Алонсо! Алонсо! -- быстро обернувшись, воскликнула она, но когда захотела или, казалось бы, захотела задержать его, молодой человек уже исчез.
   Через несколько минут послышался топот копыт удалявшейся галопом лошади. С сияющим выражением удовлетворенной гордости, скрасившей ее щеки, красавица вслушивалась в этот шум, который ослабевал, терялся и, в конце концов, исчез.
   Старухи, тем временем, продолжали свои рассказы о призраках, ветер стучал в окна балкона, и вдали слышался звон городских колоколов.
  
  

III

   Прошел час, второй, третий, уже приближалась ночь, и Беатрис удалилась к себе в молельню. Алонсо не возвращался, хотя ему было бы достаточно менее часа.
   -- Он наверняка испугался! -- сказала девушка, закрывая свой молитвенник и направляясь к постели после безуспешных попыток пробормотать некоторые из молитв, которые Церковь в день поминовения усопших предназначает тем, кого с нами уже нет.
   Она погасила лампу, закрыла окна двойными шелковыми занавесями и уснула, уснула беспокойным, некрепким, раздражительным сном.
   Часы пробили полночь. Сквозь сон Беатрис услышала звуки колокола -- протяжные, глухие, грустные -- и приоткрыла глаза. Ей показалось, что вместе с ними она услышала, как кто-то произнес ее имя, но далеко, очень далеко, сдавленным, слабым голосом. В окнах шумел ветер.
   -- Должно быть, это ветер, -- сказала она, приложив руку к сердцу, пытаясь успокоиться. Но с каждым разом ее сердце билось все чаще. Лиственничные двери молельни пронзительно и протяжно скрипели.
   Сначала дальние, затем те, что поближе -- все двери, что вели в ее комнату, скрипели каждая в свою очередь: первые -- с глухим, тяжелым шумом, вторые -- с долгим раздражительным плачем. А затем тишина, тишина, полная странного шума, тишина полуночная с отдаленным монотонным журчанием воды, далеким лаем собак, беспорядочными голосами, непонятными словами, эхом нескончаемых шагов, шорохом волочащейся одежды, сдавливаемыми вздохами, едва ощутимым, утомленным дыханием, невольными содроганиями, возвещающими присутствие чего-то невидимого, чье приближение, однако, чувствуется во тьме.
   Недвижимая и дрожащая, Беатрис выглянула из-за занавесок и на мгновение прислушалась. До ее слуха дошла тысяча различных звуков. Она провела рукой по лбу и снова прислушалась: ничего, тишина.
   В нервном срыве она как будто видела светящимися глазами какие-то неясные фигуры, движущиеся во всех направлениях, а когда, широко раскрыв глаза, она сосредоточивала их на чем-то, то не видела ничего: сплошная тьма и непроницаемые тени.
   -- Полно! -- воскликнула она, укладывая снова свою прекрасную головку на подушку из голубого атласа. -- Я ли так боюсь, как эти жалкие люди, чье сердце дрожит под доспехами от страха, едва они услышат эту небылицу про призраков?
   Она закрыла глаза и попыталась уснуть... но тщетны были ее усилия. Вскоре она снова приподнялась в кровати, более бледная, беспокойная и ужаснувшаяся. Это была уже не иллюзия: парчовые портьеры на дверях были раздвинуты и слышны были неторопливые шаги по ковру, шум которых был глухим, почти неуловимым, но продолжительным, и в такт им слышен был хруст то ли дерева, то ли костей. Они все приближались и приближались, и скамейка у ее постели сдвинулась. Беатрис пронзительно вскрикнула и, укутавшись во что была одета, скрыла голову и сдержала дыхание.
   Ветер стучал в окна балкона, с бесконечным монотонным шумом падала вода у далекого источника, порывы ветра доносили лай собак, а колокола города Сории, близкие и далекие, печально звонили по душам умерших.
   Так прошел час, два, ночь, век -- эта ночь показалась Беатрис вечной. Наконец взошла заря, и Беатрис, оправившаяся от своего страха, приоткрыла глаза при первых лучах света. Как прекрасен чистый белый дневной свет после долгой ужасной бессонной ночи! Она раздвинула шелковые занавеси своего ложа, собралась было посмеяться над своим навязчивым страхом, как вдруг вся покрылась холодным потом, глаза ее широко раскрылись и смертельная бледность покрыла щеки: на скамейке она увидела окровавленную, изорванную голубую ленту, которую она потеряла на горе, голубую ленту, за которой помчался Алонсо.
   Когда напуганные слуги пришли сообщить ей о смерти наследника графа де Алькудьель, появившегося утром растерзанным волками среди зарослей Горы душ, они нашли ее недвижимой, скорчившейся от судорог, вцепившейся двумя руками в одну из колон своего ложа из черного дерева, с широко раскрытыми глазами, с приоткрытыми устами, бледными губами, окаменевшим телом -- мертвой, мертвой от ужаса!
  
  

IV

   Говорят, что после этого происшествия некий заблудившийся охотник, проведший ночь поминовения усопших на Горе душ, не сумев оттуда выбраться, и рассказавший увиденное на следующий день перед смертью, поведал об ужасных вещах. Он уверял, между прочим, что видел, как скелеты древних тамплиеров и дворян Сории, похороненных во дворе монастыря, с ужасным грохотом восстали с наступлением времени молитв и как рыцари на скелетах боевых коней преследовали, как зверя, прекрасную женщину, бледную и растрепанную, которая с босыми и кровоточащими ногами, крича от ужаса, бежала вокруг могилы Алонсо.
  
  
   (с) перевод -- А. Акопян, 2009.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

нижний новгород
Рейтинг@Mail.ru