Безобразов Владимир Павлович
Византийский писатель и государственный деятель Михаил Пселл. Часть первая. Биография Михаила Пселла. Исследование П. В. Безобразова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Византійскій писатель и государственный дѣятель Михаилъ Пселлъ. Часть первая. Біографія Михаила Пселла. Изслѣдованіе П. В. Безобразова. М., 1890 т. Въ предисловіи г. Безобразовъ называетъ своимъ учителемъ и руководителемъ почтеннаго профессора и академика В. Г. Васильевскаго, которому, какъ извѣстно, принадлежатъ выдающіяся заслуги не только какъ автору многихъ превосходныхъ работъ по исторіи Византіи, но и какъ ученому, создавшему, можно сказать, у насъ научное направленіе въ византійскомъ изученіи. Г. Безобразовъ вышелъ, слѣдовательно, изъ хорошей школы, давшей уже такихъ серьезныхъ дѣятелей въ области византійской исторіи, какъ, наприм., проф. Ѳ. И. Успенскій. Самая принадлежность къ этой школѣ позволяетъ и ожидать, и требовать многаго отъ новаго византиниста. Также и предметъ сочиненія г. Безобразова долженъ возбудить значительный интересъ къ его работѣ у лицъ, занимающихся исторіей Восточной имперіи. Хотя и позволительно, можетъ быть, замѣтить, что біографическія работы, при современныхъ задачахъ исторической науки, не являются работами, такъ сказать, высшаго порядка, однако, несомнѣнно, среди дѣятелей Византійской имперіи Михаилъ Пселлъ вполнѣ заслуживаетъ серьезнаго и внимательнаго изученія. Дѣятельность этого весьма выдающагося для своего времени ученаго, замѣчательнаго знатока древне-греческой (особенно философской) литературы,-- оживившаго въ Византіи изученіе Платона, плодовитаго писателя въ самыхъ разнообразныхъ областяхъ знанія, съ одной стороны, а съ другой -- государственнаго дѣятеля, вліятельнаго совѣтника нѣсколькихъ императоровъ, близкаго участника нѣсколькихъ перемѣнъ на престолѣ Византіи въ третьей четверти XI в., весьма значительна для культурной и политической исторіи этого времени. До сихъ поръ многое въ дѣятельности Пселла оставалось невыясненнымъ, отчасти вслѣдствіе недостатка въ напечатанномъ матеріалѣ, отчасти вслѣдствіе неразработанности и того, что напечатано. Г. Безобразовъ объѣздилъ лучшія европейскія библіотеки, гдѣ ему удалось собрать довольно много новаго матеріала. Основываясь на немъ, а также на изданныхъ многочисленныхъ сочиненіяхъ Пселла, изслѣдователь и приступилъ къ осуществленію своей интересной задачи, которую онъ подраздѣлилъ на двѣ части. Въ вышедшей части изслѣдованія изложенъ (почти исключительно на основаніи сочиненій Пселла, въ которыхъ, по мнѣнію автора, достаточно матеріала для его цѣли, стр. IV -- V) очеркъ государственной и преподавательской дѣятельности Пселла и его "характеристика11. Во второй части авторъ обѣщаетъ разборъ сочиненій знаменитаго византійца.
   Но какъ же выполнилъ г. Безобразовъ свою задачу? Результаты вышедшей части изслѣдованія онъ самъ въ предисловіи кратко опредѣляетъ такъ: "Приступая къ изученію Пселла, я считалъ его высокообразованнымъ, талантливымъ и полезнымъ дѣятелемъ; но чѣмъ больше я работалъ, чѣмъ пристальнѣе присматривался къ его мемуарамъ и перепискѣ, тѣмъ больше убѣждался, что это не такъ. Эти плачевные результаты я изложилъ въ первой части своего труда..." (стр. IV). Такая постановка дѣла сразу вызываетъ значительное недоумѣніе. Съ одной стороны, едва ли когда-либо Пселлъ считался особенно талантливымъ и полезнымъ (по крайней мѣрѣ, въ сферѣ государственной) дѣятелемъ, а съ другой -- самъ г. Безобразовъ въ концѣ своей книги заявляетъ, что Пселлъ "былъ несомнѣнно очень образованный и знающій человѣкъ" (стр. 180; ср. стр. 192). Еще болѣе странно то, что всю оцѣнку дѣятельности Пселла г. Безобразовъ дѣлаетъ, совершенно забывая историческія условія времени и государства, отбрасывая всякую историческую перспективу и стоя на узко-моралистической точкѣ зрѣнія, съ которой оказывается возможнымъ различать лишь такія категоріи, какъ добро и зло, нравственное и безнравственное и, сообразно съ тѣмъ, полезное и вредное, и т. п. {Любопытно, что такую "наставительную" точку зрѣнія г. Безобразовъ считаетъ точкой зрѣнія "современныхъ историковъ". Приведя довольно наивное но своей беззастѣнчивости оправданіе, которымъ Пселлъ объяснялъ свое участіе въ осужденіи Кирулларія. онъ продолжаетъ: "Однако, при всемъ нашемъ желаніи, мы не можемъ согласиться съ объясненіемъ Пселла...; пользоваться риторикой съ тѣмъ, чтобы обѣлять злодѣянія, клеветать на достойнаго представителя церкви,-- все это поступки позволительные съ точки зрѣнія византійскаго придворнаго... по современные историки судятъ иначе..." (стр. 89--90). Что историки не призваны судить, по крайней мѣрѣ въ томъ смыслѣ, какой придаетъ этому слову г. Безобразовъ, это давно уже стало общимъ мѣстомъ, и едва ли многіе изъ "современныхъ" историковъ согласятся, что ихъ дѣло разрѣшать вопросы вродѣ того, позволительно или непозволительно клеветать въ представителей церкви, пользоваться риторикой для обѣленія злодѣяній и т. п.}. Вслѣдствіе этого, авторъ нисколько не старается объяснять и опредѣлять историческое значеніе Пселла въ связи съ культурнымъ и политическимъ состояніемъ современной ему Византіи и ограничивается (особенно въ первыхъ 4 гл.) лишь сухимъ и мелочнымъ перечнемъ фактовъ изъ его жизни и дѣятельности, причемъ каждое дѣйствіе знаменитаго византійца подвергается самой придирчивой узко-моральной оцѣнкѣ. Трудно повѣрить, чтобы авторъ когда-либо смотрѣлъ на Пселла какъ на "высокообразованнаго, талантливаго и полезнаго дѣятеля": такъ ревниво старается онъ въ каждомъ малѣйшемъ шагѣ Пселла отыскать неблаговидныя стороны, возводя на него обвиненія во всякихъ порокахъ и недостаткахъ до трусости и даже нечистоплотности включительно (см. стр. 69 и 189 и стр. 151). Поэтому вся работа производитъ впечатлѣніе какого-то памфлета, гдѣ авторъ всячески старается очернить дѣятельность и умалить заслуги лица, нравственный складъ котораго не согласуется съ этическими принципами г. Безобразова и потому совсѣмъ ему не нравится.
   Кромѣ такой наивности, устарѣлости и ненаучности отношенія къ трактуемому предмету, приходится отмѣтить и другіе промахи, касающіеся, главнымъ образомъ, методической стороны дѣла. Прежде всего, работа загромождена массой выписокъ и переводовъ изъ сочиненій Пселла (ими занята почти 1/3 книги), которыя предлагаются, въ большинствѣ случаевъ, въ видѣ сыраго матеріала; изъ нихъ или не дѣлается почти никакихъ выводовъ, или дѣлаются выводы въ такомъ родѣ: приведя на стр. 165--173 цѣликомъ четыре очень однообразныхъ по содержанію рѣчи Пселла къ манкирующимъ ученикамъ, къ нерадивымъ ученикамъ и т. д. {Рѣчи эти напечатаны Буасонадомъ.}, г. Безобразовъ замѣчаетъ: изъ "приведенныхъ рѣчей Пселла видно, что у него были лѣнивые ученики, не интересовавшіеся наукой и пользовавшіеся всякимъ предлогомъ не ходить въ школу". Подобныхъ примѣровъ можно указать не мало. Можно сказать, что это постоянная манера автора -- предлагать, пользуясь всякимъ случаемъ, въ громадномъ количествѣ переводъ непоучительнаго и ненужнаго сыраго матеріала (и, притомъ, въ большинствѣ случаевъ, уже напечатаннаго), ограничиваясь незатѣйливыми и, если можно такъ выразиться, "механическими" выводами, вродѣ вышеприведеннаго или же кое-какими замѣчаніями о характерѣ приводимаго документа (ср., наприм., стр. 6--7, 46--48, 73 -- 76, 76--80, 85--87, 103--105, 112). Это тѣмъ болѣе странно, что авторъ обѣщаетъ посвятить вторую часть изслѣдованія разбору сочиненій Пселла. Иногда, напротивъ, довольно рѣшительные сравнительно выводы основываются на недоразумѣніяхъ, въ которыя авторъ впадаетъ, между прочимъ, и вслѣдствіе своей моралистической точки зрѣнія, заставляющей его видѣть все въ совершенно своеобразномъ свѣтѣ. Такъ, приведя въ примѣръ риторическихъ упражненій Пселла "похвалу блохѣ" и "похвалу вши", сочиненія несомнѣнно шутливаго характера (что видно, между прочимъ, и изъ словъ самого Пселла въ концѣ "похвалы вши" (стр. 151), г. Безобразовъ самымъ серьезнымъ образомъ увѣряетъ, что, такимъ образомъ, Пселлъ, заставляя еретиковъ доказывать въ видѣ упражненія положенія вродѣ того, что "человѣкъ, имѣющій блохъ, стоитъ выше человѣка, ихъ не имѣющаго", "блоха лучше человѣка" (ср. стр. 151), "старался научить юношество доказывать что угодно, черное представлять бѣлымъ, истину -- ложью". Поэтому преподавательскія занятія Пселла риторикой "нужно признать безусловно вреднымъ (и)" (стр. 181). Кромѣ того, по поводу "похвалы блохѣ" и "похвалы вши", г. Безобразовъ дѣлаетъ еще слѣдующее любопытное замѣчаніе: "выборъ сюжета и близкое знакомство Пселла съ насѣкомыми указываетъ на нѣкоторую нечистоплотность почтеннаго преподавателя. Подобная шаткость и дѣтская несостоятельность аргументаціи также не единичное явленіе" (см., наприн., аргументацію противъ "необдуманныхъ" словъ Саѳы на стр. 183--185) (ср. ниже примѣчаніе).
   Далѣе слѣдуетъ отмѣтить полное неумѣніе автора разобраться въ томъ, что имѣетъ какую-нибудь историческую цѣнность и что ея совершенно не имѣетъ. Такимъ образомъ, въ глазахъ, посвященныхъ государственной дѣятельности Пселла (гл. II, III, IV), на ряду съ разсказомъ объ участіи Пселла въ государственныхъ переворотахъ, о его придворномъ положеніи и т. д. помѣщены разысканія и сообщенія о томъ, сколько жалованья получалъ Пселлъ (стр. 16), какой онъ имѣлъ чинъ (ibid.), сколько давалъ онъ приданаго за своею дочерью и откуда онъ могъ взять такое значительное количество денегъ (при этомъ дѣлаются соображенія о плохой нравственности Пселла (стр. 36--40), какую сумму у него похитили въ царствованіе Константина Дери; при этомъ авторъ замѣчаетъ: "сколько именно украли у Пселла, трудно сказать съ точностью" (стр. 106) и т. п. Все это -- важное и неважное -- излагается сплошь, безъ всякаго выдѣленія одного передъ другимъ, безъ системы, безъ выводовъ.
   Мы не станетъ подробно останавливаться на болѣе мелкихъ странностяхъ разбираемой работы, какъ, наприм., на такомъ заявленіи: "Человѣкъ, преслѣдующій свои личные интересы, не можетъ не быть трусомъ. И дѣйствительно, Пселлъ былъ трусомъ физическимъ и нравственнымъ. Онъ самъ сознается въ своей трусости и говоритъ, что пугается, страшится, боялся лошадей такъ же, какъ другіе боятся слоновъ и львовъ..." (стр. 189). Приведенныхъ примѣровъ, намъ кажется, достаточно для того, чтобы отмѣтить характерныя черты работы г. Безобразова -- узость и ненаучность точки зрѣнія и, в] связи съ тѣмъ, отсутствіе методологической правильности, механичность, небрежность и неуклюжесть въ обработкѣ матеріала. Вслѣдствіе этого, и къ окончательнымъ выводамъ изслѣдованія приходится относиться недовѣрчиво. Выводы эти, о которыхъ уже упомянуто выше, состоятъ въ томъ, что государственная дѣятельность Пселла была крайне вредна, потому что онъ думалъ не о благѣ государства, а о своихъ выгодахъ, и изъ-за нихъ не стѣснялся поступаться своими убѣжденіями, что, какъ ученый, Пселлъ хотя и былъ "человѣкомъ высокообразованнымъ и много знавшимъ, много читавшимъ, много работавшимъ и не лишеннымъ извѣстнаго рода таланта" (стр. 192), однако, онъ вовсе не такой великій ученый, какимъ самъ считалъ себя, что на него нельзя смотрѣть какъ на возстановителя платонизма, что онъ изучалъ и высоко цѣнилъ также и Аристотеля" (стр. 163--164), что талантъ Пселла былъ формальный, и "названіе великаго философа могло быть дано ему только въ Византіи, откуда какъ будто изгнана была всякая глубокая и оригинальная мысль" (ср. стр. 192--193). Но есть ли что-нибудь новаго въ этихъ выводахъ? Дѣло въ томъ, что если ученый издатель Пселла, Саѳа, а за нимъ иногда, можетъ быть, нѣсколько увлекаясь, знаменитый Ф. Грегоровіусъ и отзываются съ большою похвалой о научныхъ заслугахъ Пселла, то, во-первыхъ, они касаются, главнымъ образомъ, знакомства Пселла съ древне-греческою образованностью и его уваженія къ ней {Это не вполнѣ отрицаетъ и г. Безобразовъ (ср. стр. 163, 180, 192). Что же касается его полемики противъ Саѳы (на стр. 183--185), то аргументація здѣсь такова же, какъ и въ другихъ случаяхъ: изъ того, что Пселлъ находитъ мѣсто судьи въ Аттикѣ невыгоднымъ или считаетъ финансовую службу тамъ равносильной ссылкѣ (потому что плательщики не вносятъ податей), дѣлается выводъ, что Пселлъ не могъ "любить классическую землю, какъ ее любятъ современные археологи" (слова Саѳы) (!).}, а, во-вторыхъ, берутъ данное явленіе въ его историческихъ условіяхъ, понимаютъ значеніе исторической перспективы. Поэтому названныхъ ученыхъ, какъ и другихъ историковъ, касавшихся Пселла, мало огорчаетъ, что ученость его носила схоластическій, формальный характеръ; не поражаются они такъ наивно и далеко не безупречною политическою нравственностью Пселла. Они помнятъ только, что имѣютъ дѣло съ явленіями византійской исторіи XI в. Но темныя стороны Пселла отъ нихъ не ускользаютъ, и потому въ литературѣ можно встрѣтить отзывы, сравнительно съ которыми взгляды г. Безобразова не представляютъ ничего новаго, но которые отличаются, какъ намъ кажется, большою правильностью, хотя авторы ихъ не обладали такимъ богатымъ матеріаломъ и не посвящали своего изученія спеціально Пселлу. Вотъ, наприм., какой отзывъ о Пселлѣ находимъ мы въ одномъ новѣйшемъ общемъ изложеніи византійской исторіи, не отличающемся, вообще говоря, особенною глубиной и новизной выводовъ (Hertzberg: "Geschichte der Byzantiner und des Osmanischen Reichs". Berlin, 1883, въ собраніи Онкена): "Знаменитый ученый царедворецъ и придворный ученый этой династіи (т.-е. Дукъ) Михаилъ Пселлъ (помимо своего положенія политическаго интригана, помимо своего изумительнаго тщеславія и искусной лести) былъ первокласснымъ ученымъ во вкусѣ своихъ современниковъ, но его значеніе сосредоточивается въ славѣ "Полигистора, какихъ немного было въ Византіи". Этотъ комментаторъ и поклонникъ Платона и Аристотеля... стоялъ, однако, какъ человѣкъ науки, на весьма невысокомъ уровнѣ. Несмотря на свои знанія, онъ не поднимался выше посредственности именно въ метафизикѣ и естественныхъ наукахъ" (стр. 257). Отзывъ этотъ, выбранный совершенно случайно, даетъ въ общемъ оцѣнку Пселла, сравнительно съ которой результаты работы г. Безобразова не представляютъ почти ничего новаго. Вѣроятно, результаты эти не оказались бы такими незначительными, если бы г. Безобразовъ взялъ трудъ изучить Пселла въ надлежащемъ историческомъ освѣщеніи и умѣлъ бы стать на болѣе серьезную, научную точку зрѣнія. Теперь же все новое и положительное въ его книгѣ сводится къ слѣдующему: 1) приведено и переведено нѣсколько новыхъ документовъ, имѣющихъ второстепенное значеніе {Мы никакъ не можемъ поставить въ заслугу г. Безобразову переводъ уже ранѣе напечатанныхъ документовъ, которымъ занята, какъ указано, почти треть книги. Какъ замѣчено выше, документы эти почти ничего не даютъ для непосредственной цѣли работы г. Безобразова, такъ что трудно понять, почему онъ счелъ умѣстнымъ на страницахъ ученой диссертаціи заниматься упражненіями въ переводѣ съ греческаго языка на русскій, да еще въ такомъ количествѣ.}; 2) на основаніи ихъ указаны нѣкоторые мелкіе новые факты и сдѣлано исправленіе незначительныхъ ошибокъ Скабалановича, Саѳы и др.; 3) исправлены по рукописямъ нѣкоторыя неточности въ напечатанномъ текстѣ сочиненій Пселла (изданныхъ Саого и Буасонадомъ). Нѣкотораго вниманія заслуживаютъ замѣчанія по вопросу о существованіи "академіи" въ Византіи (стр. 174--175), о значеніи "маистра Халкопратія" (стр. 177--179) и о терминѣ "ваcиликатъ" (стр. 24--29). Впрочемъ, послѣднее замѣчаніе отличается шаткостью аргументаціи, а первое представляется недостаточно разработаннымъ, между тѣмъ какъ затрогиваемый въ немъ вопросъ настолько значителенъ, что при болѣе серьезномъ изученіи далъ бы, весьма вѣроятно, возможность къ широкимъ и существеннымъ выводамъ. Но, во всякомъ случаѣ, всѣ эти замѣчанія и поправки имѣютъ въ работѣ второстепенное значеніе и не измѣняютъ общаго впечатлѣнія наивности и ненаучности пріемовъ, безплоднаго заграможденія изложенія сырымъ матеріаломъ, узости постановки вопроса, а потому и незначительности выводовъ. Мы охотно допустили бы, если бы имѣли къ тому хоть малѣйшее основаніе, что крайняя неудовлетворительность работы происходитъ отъ небрежности автора, отъ того, что онъ не хотѣлъ серьезнѣе заняться своею темой, но онъ положилъ на свое "изслѣдованіе" столько времени и подготовительной работы, что поневолѣ приходится думать, что онъ и не могъ сдѣлать больше.

"Русская Мысль", кн.V, 1890

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru