Безродная Юлия
Ранняя дичь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

РАННЯЯ ДИЧЬ.

ОЧЕРКЪ

Юліи Безродной.

I.

   Петръ Петровичъ Тюльпановъ вернулся недавно изъ села Раздѣльнаго, куда только-что проводилъ супругу и дѣтей къ родственнику въ гости.
   Петръ Петровичъ, пообѣдавъ, легъ отдохнуть, но не спалъ, а предавался воспоминаніямъ о чрезвычайно пріятной поѣздкѣ.
   Удалась эта поѣздка какъ нельзя лучше! Было такъ весело ѣхать по зеленой степи, раскинувшейся на необозримую даль вокругъ, до самаго горизонта, гдѣ къ ней склонялось темно-синее небо чудесной ласковости. Дорога, недавно просохшая послѣ невылазной весенней грязи, теперь была тверда, какъ чугунъ; копыта лошадей легко отскакивали отъ нея, а подковы даже звенѣли. Стелилась она по степи прямой лентой, точно залитая асфальтомъ, какъ троттуаръ въ какой-нибудь столицѣ; а по бокамъ ея раскидывалось море зелени, испещренное разноцвѣтными чашечками тюльпановъ.
   Какъ радовались этимъ цвѣтамъ дѣти Петра Петровича, Варя и Коля!
   Они постоянно просили ямщика останавливаться посреди дороги, выскакивали изъ тарантаса, убѣгали въ траву, которая уже доходила имъ до колѣнъ, срывали массами ярко-красные, огненные, голубые, желтые цвѣты и снова бѣжали къ экипажу, еще издали съ торжествомъ показывая родителямъ свою добычу.
   Запыхавшіеся, съ восхищенными лицами, дѣтишки снова забирались въ тарантасъ, тройка подхватывала его такъ легко, точно это былъ какой-нибудь модный городской шарабанчикъ и мчала впередъ безъ передышки.
   Иногда жена съ живостью поворачивала голову въ сторону, хватала руку Петра Петровича и говорила:
   -- Смотри, смотри, Пьеръ!
   -- Что же тамъ такое, Вѣрочка?-- спрашивалъ онъ, тщетно вглядываясь вдаль.
   -- Ахъ, уже исчезло... говорила жена нетерпѣливо.
   -- Но что же ты видѣла?
   -- Я видѣла замокъ,-- поясняла Вѣра Власьевна съ оттѣнкомъ легкой грусти.
   -- Замокъ?-- кричали дѣти.-- Мама, гдѣ ты видѣла замокъ? И какой онъ съ виду?
   -- Онъ былъ хрустальный и въ немъ радугой переливались лучи солнца.
   -- Должно быть это красиво,-- говорилъ Петръ Петровичъ.
   -- Еще бы!-- возражала жена не то насмѣшливо, не то печально.
   -- Хрустальный замокъ!-- восхищенно кричали дѣти.-- Поѣдемъ туда, мама!
   -- Туда нельзя доѣхать,-- объяснялъ имъ съ солидной важностью Петръ Петровичъ,-- потому что то, что видѣла мама, на самомъ дѣлѣ не существуетъ.
   -- Ну, вотъ! А какъ же она видѣла?
   -- То, что она видѣла, называется миражемъ.
   -- А если называется, значитъ и существуетъ.
   Петръ Петровичъ въ глубинѣ души приходилъ въ восторгъ отъ ума своихъ дѣтей; но не выражалъ этого, а принимался, какъ умѣлъ, объяснять, что такое миражи.
   Дѣти слушали сначала внимательно; но вдругъ изъ подъ копытъ пристяжной выпорхнулъ жаворонокъ и взвился высоко-высоко въ небо.
   Собачка Зулейка, спавшая все время у Вѣры Власьевны на колѣняхъ, вдругъ проснулась и на всемъ ходу выскочила изъ тарантаса; она перевернулась разокъ въ воздухѣ; но тотчасъ же крѣпко стала на ноги и пустилась вскачь догонять жаворонка. Зулейка лаяла, задыхалась, кашляла; въ травѣ мелькала то ея рыжая мордочка, то высоко поднятый хвостикъ; а жаворонокъ все поднимался къ небу, разсыпая оттуда звучныя трели, или, вдругъ, точно поддразнивая Зулейку, спускался къ травѣ съ рѣзкимъ, нетерпѣливымъ свистомъ.
   -- У него гнѣздо, видно, здѣся спрятано,-- сказалъ ямщикъ.
   -- Гдѣ гнѣздо? Покажи! Стой, мы слѣземъ!-- заволновались дѣти и чуть чуть не выпрыгнули изъ тарантаса по примѣру Зулейки.
   А жаворонокъ снова взвился уже высоко вверхъ; такъ высоко, что сколько ни смотрѣли дѣти, сколько ни искали въ глубинѣ синяго неба, никакъ его не могли замѣтить, хотя оттуда и доносились къ нимъ его бойкія трели.
   -- Проѣхали, видно, гнѣздо,-- объяснилъ ямщикъ,-- вотъ она, птица-то и радуется, что, молъ, людей обманула...
   Зулейка подбѣжала къ тарантасу, утомленная безплодными поисками. Она вскочила снова на колѣни къ Вѣрѣ Власьевнѣ и отъ этого масса тюльпановъ посыпалась съ кузова на дорогу.
   -- Ты, шалунья!-- сказалъ Петръ Петровичъ собакѣ,-- вишь, безпорядокъ надѣлала.
   Но къ тарантасу уже бѣжали дѣти съ полными руками тюльпановъ, какъ бы спѣша пополнить недочетъ въ цвѣтахъ, сдѣланный Зюлейкой.
   И теперь еще масса пестрыхъ букетовъ стоитъ въ комнатахъ Петра Петровича, напоминая ему о прелестной поѣздкѣ... Да, весна -- это единственное время года, когда степь готова побаловать человѣка; но зато въ ней такъ хорошо весною, что не хочется и разставаться.
   Петръ Петровичъ лежалъ на кровати, предаваясь пріятнымъ воспоминаніямъ. Онъ пытался вздремнуть, но неудачно... Вѣроятно, свѣжій воздухъ дѣйствовалъ на Петра Петровича опьяняюще, благодаря чему онъ только ворочался безцѣльно съ боку на бокъ. Обыкновенно Петръ Петровичъ называлъ такое послѣобѣденное непроизводительное лежаніе "страданіями безсонницы" и жаловался знакомымъ; но сегодня подобная безсонница не привела его даже въ дурное расположеніе духа.
   Переворачиваясь съ боку на бокъ и выслушивая удручающіе стоны своей кровати, Петръ Петровичъ сохранялъ полную безмятежную душевную ясность. Въ сущности, онъ лежалъ теперь такъ, по обычаю. Ему хотѣлось лучше встать, повидать знакомыхъ, подѣлиться съ ними пріятными чувствами, намекнуть о томъ, какая у него хорошая жена и какія необыкновенно умныя дѣти.
   Но Петръ Петровичъ лежалъ, зная, что всѣ теперь дѣлаютъ тоже. Надо потерпѣть часовъ до пяти; а потомъ уже идти искать компаніи... Но къ кому же пойти сегодня? Онъ перебиралъ знакомыхъ, не рѣшаясь остановиться на какомъ-нибудь одномъ, и вдругъ сказалъ:
   -- А хорошо было бы позвать всѣхъ къ себѣ, такъ пріятно видѣть сегодня много народа.
   Да, это была недурная идея!
   Давно пора сдѣлать вечерокъ... Кажется, и приличіе уже того требуетъ: раза четыре былъ онъ у Ападульчева; затѣмъ у казначея, на имянинахъ жены; потомъ почтмейстеръ Шпингалетовъ давалъ обѣдъ; еще были карты у Прозрителева... да что Прозрителевъ! Даже скупой Алексѣй Григорьевичъ и тотъ однажды угостилъ... А у Плавутина сколько разъ пьянствовали?
   Но, можетъ быть, подождать Вѣру Власьевну съ дѣтишками?
   Петръ Петровичъ перевернулся на другой бокъ, соображая, стоитъ ли для этого откладывать вечеръ?
   Оказалось, что не стоитъ: Вѣра Власьевна не любитъ, когда въ комнатахъ накурено, когда пахнетъ пивомъ... потомъ, безъ нея можно не приглашать дамъ, что обойдется гораздо дешевле.
   Итакъ, рѣшено! Надо дѣлать вечерокъ поскорѣе. Какое же будетъ угощеніе?
   Петръ Петровичъ мысленно началъ перебирать припасы, содержащіеся въ двухъ лавкахъ, которые считались лучшими среди курдюмской аристократіи.
   У Лампадова есть сыръ и тешка...
   Петръ Петровичъ, проходя мимо лавокъ, всегда заглядывалъ въ гости къ купцамъ, узнать, не привезли-ли изъ губернскаго города какихъ-либо новинокъ, или же попробовать, на случай нужды, старые припасы. Поэтому и сыръ, о которомъ онъ думалъ въ настоящую минуту, уже былъ имъ неоднократно испробованъ и найденъ порядочнымъ. Нѣсколько суховатъ; но ничего, сойдетъ. Недурны также пузанки для закуски и колбаса московская.
   А вотъ, насчетъ тешки придется подумать. Говорятъ, у Горѣлина тешка лучше. Надо бы зайти попробовать, да разузнать, кстати, не привезъ ли онъ шемайки?
   Эхъ, люди, люди! Сколько разъ этотъ мошенникъ обѣщался привезти, и все не привозитъ. А самъ чуть ли не каждую недѣлю шляется въ канцелярію клянчить насчетъ кабаковъ, и, вѣдь, принимаешь во вниманіе его просьбы! Вотъ недавно урядникъ составилъ протоколъ за скандалы въ его кабакѣ, такъ вѣдь отпросился же! Пришлось протоколъ уничтожить, хотя кабакъ стоитъ чуть ли не рядомъ съ волостью... давно бы закрыть его слѣдовало... А все ссориться не хочется, обижать непріятно людей.
   Петръ Петровичъ уже хотѣлъ перевернуться на другой бокъ; но вдругъ привсталъ, потому что со двора донесся къ нему голосъ кухарки Домны и еще чей-то, незнакомый. Изъ всего разговора Петръ Петровичъ услышалъ только слово "куропатки", но этого было достаточно. Онъ вскочилъ и съ несвойственной ему быстротой въ движеніяхъ вышелъ въ корридоръ.
   Домна собралась было сконфузиться при видѣ оригинальнаго костюма своего хозяина; но невниманіе послѣдняго къ ея стыдливому восклицанію помогло ей преодолѣть смущеніе.
   Петръ Петровичъ вышелъ въ корридоръ одѣтый въ распашной капотъ супруги своей, Вѣры Власьевны, которая была одного роста съ нимъ и почти такихъ же размѣровъ, такъ что, находясь рядомъ, они изображали собою вполнѣ правильный квадратъ, Петръ Петровичъ любилъ иногда понѣжиться въ жениномъ капотѣ, потому что, не стѣсняя его въ движеніяхъ, онъ въ то же время удовлетворялъ нѣкоторымъ элементарнымъ требованіямъ приличія.
   До сихъ поръ ни одинъ чужой глазъ не видалъ Петра Петровича въ этомъ нарядѣ; но слово "куропатки" заставило его неожиданно выдать свою тайну и онъ стоялъ теперь передъ зрителями слегка декольтированный, съ обнаженными полными волосатыми руками.
   -- А, Собачкинъ,-- сказалъ Петръ Петровичъ, укрываясь за столбъ отъ взора подчиненнаго,-- что это у тебя тамъ за мужикъ?
   Собачкинъ подошелъ на два шага къ галлереѣ и, протянувъ одну руку внизъ, а другую приложивъ къ козырьку фуражки, отрапортовалъ:
   -- Мужикъ спрашиваетъ, не нужно ли куропатокъ вашему высокоблагородію?
   Урядникъ смотрѣлъ прямо въ зрачки своего начальства; онъ избѣгалъ даже скользнуть взглядомъ по костюму, какъ бы желая дать понять, что подобныя интимныя вещи его вовсе не касаются. Но Петръ Петровичъ все-таки, въ этомъ нежеланіи урядника смотрѣть на женинъ капотъ, почувствовалъ нѣкоторый укоръ, подумалъ, что іерархія служебная можетъ пошатнуться, если начальники будутъ являться въ такомъ видѣ подчиненнымъ, и сказавъ:
   -- Куропатки? Погоди, ты, я сейчасъ...-- скрылся въ комнату.
   Тамъ онъ поспѣшно снялъ капотъ, одѣлъ соотвѣтствующій его полу и чину лѣтній костюмъ и вышелъ на галлерею, куда скоро Домна принесла шипящій самоваръ.
   -- Неужели ты видалъ куропатокъ?-- спросилъ онъ благосклонно у мужика, который по прежнему стоялъ у калитки,-- гдѣ же ты ихъ видѣлъ, братецъ, какъ тебя звать-то?
   -- Андрей, ваше благородіе,-- отвѣчалъ мужикъ.
   -- Какой же ты, братъ Андрей, смѣшной! Что же тутъ спрашивать, нужны ли мнѣ куропатки? Развѣ онѣ могутъ быть кому нибудь не нужны? Ты, что же, съ собой ихъ принесъ?
   -- Нѣтъ, ваше благородіе, сегодня принесу, коли надо.
   -- Еще бы не надо! Ты что же, Андрей, стрѣлять ихъ будешь, куропаточекъ? Такъ порошку не надо ли тебѣ, да дроби? Собачкинъ, у насъ есть порохъ?
   -- Есть, ваше высокоблагородіе,-- мгновенно поднимая къ козырьку правую руку, отвѣчалъ урядникъ.
   -- Не надо мнѣ пороху, я ихъ такъ изловлю,-- сказалъ Андрей, -- у меня братъ Гаврюшка на это ловкой...
   -- Ну, хорошо, Гаврюшка, такъ Гаврюшка... только принеси мнѣ ихъ непремѣнно?
   -- Принесу, чего тамъ,-- отвѣчалъ мужикъ, выходя со двора въ сопровожденіи Собачкина, который тоже повторялъ ему вслѣдъ:
   -- Такъ принеси же ихъ сюда, слышишь?
   Петръ Петровичъ задумчиво слѣдилъ за уходившимъ Андреемъ и затѣмъ сказалъ:
   -- Домна, ты, кажется, была на кухнѣ у Ападульчева, когда готовили обѣдъ на его имянины?
   -- У Ападульчева?-- переспросила Домна.
   -- Ну, да, у Ападульчева.
   -- Кажись, была. Туда всѣ ходили, и Ѳекла отъ Бубликова и Степанида Плавутинская вмѣстѣ съ Марьей отъ казначейши.
   -- Вѣдь тогда жарили тамъ куропатокъ?
   -- На имянины-то?
   -- Ахъ, Домна, ну да, на имянины.
   -- Стало быть жарили.
   -- Значитъ, ты съумѣешь ихъ зажарить такъ, какъ тамъ жарили? Чтобы шкурка была поджаренная и немножко отставала отъ тѣла, а тѣло тоже сверху чтобы подрумянилось, но серединка чтобы немножко, ну, самую чуточку съ кровью была... Восхетъ!..-- прибавилъ онъ въ сторону, не предназначая, конечно, такого восклицанія для слуха необразованной кухарки.
   Но Домна, которая отъ начала этого разговора становилась все мрачнѣе, вдругъ сразу разбила мечтанія своего хозяина.
   -- Не умѣю я такого жарить... слышь, чего наприказывали,-- отвѣчала она сухо,-- и то имъ сдѣлай, и другое... а все мудреное... Не умѣю! Никогда такъ не жаривала и врать не хочу, что изжарю.
   -- Ну, вотъ,-- грустно сказалъ Петръ Петровичъ,-- сама видишь теперь, какая ты бездарная женщина! И смотрѣла, какъ жарили, и нюхала, можетъ, потомъ и подъѣдала отстатки, а теперь сама ничего не умѣешь сдѣлать...
   -- Не умѣю...-- угрюмо повторила Домна, и отъ сознанія вины своей низко потупилась.
   -- Такъ вотъ что я скажу тебѣ, матушка, -- рѣшительно заявилъ Петръ Петровичъ,-- когда принесутъ, гм... куропатки, иди ты съ ними къ самой, къ Ападульчевой, и попроси ее, гм... отъ моего имени попроси, показать тебѣ, какъ надо ихъ готовить... Слышала?
   -- На то уши, чтобы слышать,-- отвѣчала кухарка, сохраняя на лицѣ своемъ прежнюю, непреклонную мрачность.
   Но вдругъ лицо Домны приняло выраженіе какой-то героической рѣшимости. Быстро накинувъ на голову платокъ, покоившійся раньше на ея плечахъ, она пошла къ воротамъ.
   -- Куда ты?-- крикнулъ ей вслѣдъ Тюльпановъ.
   -- Куда?-- съ оттѣнкомъ трагической насмѣшки, переспросила Домпа,-- къ Ападульчевой... а то куда же?
   -- Это наказаніе, а не прислуга!-- воскликнулъ Петръ Петровичъ, всплескивая руками, -- я говорю, пойди къ Ападульчевой тогда, когда мужикъ принесетъ куропатки; а она уже бѣжитъ, какъ оглашенная!
   -- Не глухая, кричать нечего,-- бормотала Домна, направляясь къ кухнѣ,-- и что за наказаніе такое! То иди, а то ужъ не ходи.
   Продолжая ворчать, она скрылась за кухонной дверью.
   Петръ Петровичъ сидѣлъ на балконѣ, погруженный въ размышленія о предстоящемъ вечерѣ. Хорошо было бы къ куропаткамъ присовокупить еще и барашка... За барашкомъ ужъ придется послать Собачкина, тотъ все знаетъ, гдѣ, какъ и что... Онъ же приведетъ Гамида, чтобы тотъ приготовилъ пилавъ и шашлыкъ... Затѣмъ -- закуска, ведро чихиря, четверть ападульчевской водочки -- и дѣло готово!
   Только вотъ нехорошо, вдругъ мужикъ запоздаетъ съ куропатками? Вѣдь уже седьмой часъ, а его нѣту. Не лучше ли отложить фестивалъ до завтра? Завтра, кстати, праздникъ, да и все сдѣлается лучше, когда будетъ больше времени.
   Размышленія Петра Петровича были прерваны, появленіемъ помощника его, Эмилія Маріусовича Бубликова.
   Сослуживцы, поздоровавшись, сѣли другъ противъ друга и каждый налилъ себѣ самъ по стакану чая.
   Нѣкоторое время они молчали, потому что видѣлись уже утромъ и всѣ событія дня, недѣли, мѣсяца, были ими обсужены давно, до послѣдней мелочи.
   -- Какая сегодня чудесная погода,-- сказалъ, наконецъ, Петръ Петровичъ, -- такое, знаете ли, гм... благораствореніе, чудо! Я сегодня жену съ дѣтьми гостить въ Раздѣльную отвезъ, такъ знаете ли, такое, гм... получилъ наслажденіе, что даже удивительно...
   -- Да, да,-- равнодушно сказалъ Бубликовъ.
   Эмилій Маріусовичъ во всемъ представлялъ полную противоположность Петру Петровичу. Бубликовъ былъ сложенія худощаваго, имѣлъ быстрые черные глаза и черные волосы, которые, впрочемъ, мѣняли свой отливъ, превращаясь то въ синіе, то въ рыжеватые, смотря по составу "краски для брунетовъ", которую привозилъ въ Курдюмъ мошенникъ венгерецъ. Талія у Эмилія Маріусовича была гибкая, молодцевато перетянутая, движенія быстрыя, черты лица острыя, взглядъ побѣдоносный.
   Петръ Петровичъ, при небольшомъ ростѣ, обладалъ фигурой, представлявшей весьма опредѣленныя округлости. Лицо его, скудно покрытое растительностью, имѣло черты сильно расплывчатыя; глаза нѣсколько выдавались изъ орбитъ и были покрыты сѣтью жилокъ, налитыхъ кровью. Въ движеніяхъ своихъ, также какъ и въ бесѣдѣ, Петръ Петровичъ соблюдалъ достойную медлительность. Онъ морщился, заслышавъ крѣпкое словцо, которымъ Эмилій Маріусовичъ любилъ приправлять разговоры свои съ крестьянами; онъ даже отрицалъ брань вообще, въ принципѣ, увѣряя, что она препятствуетъ правильному ходу пищеваренія. Бубликовъ же держался какъ разъ противоположнаго образа мыслей.
   Петру Петровичу было нѣсколько обидно, что Эмилій Маріусовичъ такъ сухо принялъ его поэтическія изліянія; но онъ зналъ, что у его помощника характеръ весьма положительный и старался примириться съ этимъ.
   -- Горѣлинъ свѣжій товаръ привезъ,-- сообщилъ Бубликовъ,-- я сегодня жену его встрѣтилъ, говорить, что всего много получено.
   -- И шемаю привезъ?-- оживляясь, спросилъ Петръ Петровичъ.
   -- Насчетъ шемаи виляла, толкомъ ничего не отвѣтила... Дорого, что ли, чортъ ее знаетъ.
   -- А, вѣдь, обѣщалъ, экій человѣкъ!-- укоризненно замѣтилъ Тюльпановъ.
   Собесѣдники опять помолчали.
   Уже на дворъ опускались мягкія фіолетовыя сумерки, когда въ просвѣтѣ калитки появился мужикъ съ мѣшкомъ въ рукахъ.
   -- Тебѣ чего?-- сурово привѣтствовалъ его Бубликовъ, который вдругъ подумалъ, что мужикъ этотъ пришелъ на него жаловаться, какъ то случалось нерѣдко.
   -- Что это за человѣкъ, вы знаете его?-- спросилъ близорукій Петръ Петровичъ.
   -- Еще бы, конечно знаю,-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ,-- это извѣстный мошенникъ: осенью онъ продалъ мнѣ сажень кизяковъ, онѣ оказались сырые! Притомъ, онъ обманулъ меня еще на два воза... Еще бы мнѣ его не знать! Это Иванъ Терентьевъ.
   -- Нѣтъ, я Андрей Воробьевъ,-- сухо отвѣчалъ мужикъ, который не любилъ Бубликова, подобно всѣмъ крестьянамъ уѣзда.
   -- А, это ты, Андрей,-- воскликнулъ Петръ Петровичъ,-- неужели уже принесъ?
   -- Принесъ, ваше благородіе, вотъ онѣ.
   -- Что это такое?-- спросилъ Эмилій Маріусовичъ, который, по свойству своей натуры, не могъ сдержать нахлынувшаго любопытства.
   Тюльпановъ, торжествуя, запустилъ руку въ мѣшокъ и вытащилъ оттуда первую пару куропатокъ.
   -- Ахъ, Боже мой!-- воскликнулъ завистливо Эмилій Маріусовичъ,-- гдѣ это ты нашелъ ихъ въ такую раннюю пору? Да, впрочемъ, жирныя ли онѣ? Нѣтъ ли тамъ еще для меня?
   -- Гаврюшка говоритъ, больше нѣтъ,-- по прежнему сухо отвѣчалъ Андрей.
   Между тѣмъ Петръ Петровичъ понемногу выложилъ на столъ содержимое мѣшка и занялся сортировкой дичи.
   -- Вотъ хорошая парочка!-- восклицалъ онъ, откладывая пару куропатокъ въ одну сторону,-- а эта, ты самъ видишь, братъ Иванъ, что эта пара подгуляла.
   -- Андрей я, ваше благородіе.
   -- Ну, ладно... ты посмотри, Андрей, что это за куропатка? Развѣ это птица? Такъ, бабочка какая-то или муха... Если ее очистить, она будетъ, право, съ мышь величиною... Гляди, я ее подброшу вверхъ, она даже и не падаетъ. Такъ, только перья, да кости... Вотъ эти снова хороши, и эти, что говорить напраслину? Но ужъ этихъ я и даромъ не возьму!
   Презрительнымъ жестомъ Петръ Петровичъ отодвинулъ отъ себя куропатки, не удостоившіяся его одобренія; а тѣ, которыя облюбовалъ, нѣжно покрылъ правой рукою.
   -- Домна,-- сказалъ онъ вышедшей изъ кухни кухаркѣ.-- видишь, Домна, онъ уже принесъ.
   Домна, съ видомъ безропотной покорности опять перекинула платокъ съ шеи на голову и спросила:
   -- Идти къ самой?
   -- Вотъ сейчасъ, погоди... Ну, Иванъ, сколько же ты съ меня возьмешь за куропатокъ?
   -- Чего тамъ... сколько другимъ давали, столько и мнѣ пожалуете.
   -- Я, братецъ, не знаю, потому что въ этомъ году я ихъ еще покупалъ.
   -- Сколько пожалуете.
   -- Сколько пожалую. Ну, если я тебѣ дамъ пятакъ, ты, вѣдь, не будешь доволенъ, такъ о чемъ же тутъ и разговаривать! Говори свою цѣну, вѣдь я не хочу же брать ихъ у тебя даромъ... Ну?
   -- Сколько же съ васъ взять? По полтинничку пара не будетъ дорого?
   -- Но, вѣдь, это нагло! По полтиннику?-- вскричалъ Бубликовъ, вдругъ подскакивая на стулѣ, точно подкинутый вверхъ пружиной, между тѣмъ какъ Петръ Петровичъ еще не успѣлъ проникнуться гнѣвомъ.
   -- Нѣтъ, слышите ли,-- кипятился Эмилій Маріусовичъ, подбѣгая къ мужику -- ты что это, скотина, выдумалъ? Какъ ты смѣешь заламывать такія деньги?
   Андрей, который былъ выше Бубликова чуть ли не на полъаршина, смотрѣлъ поверхъ его головы на Петра Петровича и дѣлалъ видъ, что вовсе не замѣчаетъ того, кто такъ энергично жестикулируетъ поднятыми руками у самаго его носа.
   -- Дорого вамъ это, ваше благородіе,-- сказалъ Андрей, обращаясь къ Тюльпанову,-- ну, я сбавлю, пусть будетъ по сорокъ копѣекъ пара.
   -- Нѣтъ, это невозможно,-- воскликнулъ Бубликовъ, точно теряя всѣ свои силы, и повернулся къ мужику спиною,-- до чего же мы дойдемъ, въ концѣ концовъ?
   -- Да, да, это невозможно,-- повторилъ Петръ Петровичъ, который все еще держалъ руку на облюбованныхъ куропаткахъ, но уже начиналъ волноваться, такъ какъ идея о безстыдствѣ мужика, наконецъ, овладѣла и его сознаніемъ.
   -- Не давайте ему больше двугривеннаго за пару!-- говорилъ Эмилій Маріусовичъ.
   -- Да, больше двугривеннаго или... гм... въ крайнемъ случаѣ, четвертака, я ему не дамъ.
   -- Какъ будетъ угодно,-- сказалъ Андрей, равнодушно поглядывая на широкій носокъ своего сапога, который, онъ поворачивалъ справа налѣво, утвердивъ каблукъ его неподвижно на одномъ мѣстѣ.
   -- Какъ будетъ угодно... А? слышите, слышите, что онъ говоритъ?-- восклицалъ Бубликовъ,-- нѣтъ, это невозможно! Да какъ ты смѣешь, каналья, такъ говорить съ начальствомъ?
   Эмилій Маріусовичъ зашагалъ по корридору, повторяя:
   -- Нѣтъ, какъ онъ смѣетъ? Какъ смѣетъ?
   Петръ Петровичъ не задавался принципіальными вопросами: ему просто хотѣлось поскорѣе окончить это дѣло.
   -- Уступай, братъ, дорого,-- сказалъ онъ.
   -- Нѣтъ, это не дорого, ваше благородіе... Вы подумайте, развѣ имъ теперича время? Вѣдь это такъ, на счастье, выводокъ попался... Ей-Богу, не дорого, ваше благородіе.
   -- Не дорого, слышите!-- взывалъ Эмилій Маріусовичъ, который вдругъ замѣтилъ, что мужикъ прибавляетъ "ваше благородіе" только тогда, когда обращается къ Тюльпанову.
   -- А я больше четвертака не дамъ,-- сказалъ послѣдній.
   Андрей не возражалъ больше ничего; но, поднявъ съ полу мѣшокъ, протянулъ руку за куропатками.
   Тутъ только Петръ Петровичъ ясно постигъ, что Домнѣ, уже совершенно готовой идти къ Ападульчевой за инструкціями, быть можетъ, придется остаться дома. Гнѣвъ закипѣлъ въ его душѣ; но прошло еще довольно много времени, пока гнѣвъ этотъ вылился наружу. Теперь же, Петръ Петровичъ только повторилъ, багровѣя:
   -- Дорого... я, гм... говорю, что дорого.
   -- Да какъ же дорого,-- возразилъ Андрей, не выходя изъ своего философическаго спокойствія,-- у меня и Ападульчевъ бралъ по той цѣнѣ, и Плавутинъ, и слѣдователь...
   Петръ Петровичъ, все еще не отнимавшій пухлой руки отъ груды облюбованныхъ куропатокъ, уже рѣшилъ въ душѣ набавить пятачекъ, чтобы только съ ними не разставаться. Но благому намѣренію этому не суждено было осуществиться, потому что дѣло приняло вдругъ совсѣмъ иной оборотъ.
   -- Эге!-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ, внезапно успокоиваясь,-- ты, братецъ, значитъ, давно уже занимаешься охотой?
   Онъ многозначительно взглянулъ сперва на мужика, потомъ на Петра Петровича; но оба они, занятые своими мыслями, обратили небольшое вниманіе на этотъ вопросъ.
   -- А, вѣдь, еще до Петра и Павла далеконько?-- продолжалъ Эмилій Маріусовичъ, понижая тонъ съ негодующаго на грустный.
   Ничего не отвѣчая, Андрей принялся укладывать въ мѣшокъ дичь, отвергнутую Петромъ Петровичемъ, а затѣмъ и ту, на которой еще такъ недавно покоилась его пухлая рука.
   Петръ Петровичъ отошелъ шага на два въ сторону и дѣлалъ видъ, что занятъ разсматриваніемъ прохожихъ; но по слабости характера, онъ не могъ совладать съ собою и постоянно поглядывалъ вкось на столъ, откуда мало-по малу исчезала его надежда на вкусное угощеніе... Зрѣлище это доставляло ему, кромѣ нравственныхъ, еще и физическія страданія, потому что плотному человѣку всегда неудобно стоять со свернутой на сторону шеей.
   -- Прощайте, ваше благородіе,-- сказалъ Андрей, закидывая мѣшокъ за спину,-- пойду къ лѣсничему, онъ купитъ.
   -- Нѣтъ, я не допущу этого!-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ, кидаясь вслѣдъ уходившему мужику.
   Такъ какъ Бубликовъ былъ человѣкъ худенькій и прыткій, а Андрей, ничего не подозрѣвавшій, отличался медлительностью движеній, то Эмилію Маріусовичу удалось добѣжать раньше его до калитки и тамъ загородить дорогу.
   Затѣмъ онъ высунулъ голову на улицу и, замѣтивъ тамъ какого-то мужика, который уже за нѣсколько шаговъ снялъ передъ нимъ шапку, крикнулъ ему:
   -- Эй, ты! Позови-ка урядника изъ управленія.
   Мужикъ, нахлобучивъ шапку, повернулъ къ полиціи и черезъ минуту Собачкинъ уже стоялъ передъ начальствомъ, опустивъ лѣвую руку по шву, а правую держа у козырька фуражки.
   -- Арестовать этого мужика, онъ хотѣлъ скрыться,-- сказалъ Бубликовъ, направляясь обратно къ галлереѣ.
   Собачкинъ поглядѣлъ на Андрея съ такимъ равнодушнымъ видомъ, точно тотъ даже никогда на глаза ему не попадался и, вытянувшись во фронтъ, занялъ позицію у калитки.
   -- Чего ему отъ меня надо?-- дружески спросилъ Андрей у Собачкина, но получивъ, вмѣсто отвѣта, лишь одинъ равнодушный взглядъ, прислонился со своей ношей къ воротамъ.
   Между тѣмъ Петръ Петровичъ стоялъ у столба галлереи, съ любопытствомъ наблюдая за дѣйствіями Бубликова.
   -- Что вы тамъ затѣваете?-- спросилъ онъ, когда Эмилій Маріусовичъ вернулся.
   -- Да нельзя же имъ такъ спускать!-- отвѣчалъ послѣдній.-- Я этого подлеца привлеку къ отвѣтственности: онъ, повидимому, давно занимается истребленіемъ дичи, не смотря на то, что теперь еще далеко до Петра и Павла.
   -- Это вѣрно,-- задумчиво согласился Тюльпановъ.
   -- Собачкинъ!-- крикнулъ съ высоты галлереи Эмилій Маріуеовичъ,-- составь протоколъ этому мужику за истребленіе дичи недозволенными средствами...
   -- А куропатки?-- прошепталъ какъ бы про себя Петръ Петровичъ.
   -- Куропатки надо конфисковать, и въ полиціи продать ихъ съ публичнаго торга.
   -- Не кричите же такъ, Эмилій Маріусовичъ,-- сказалъ Тюльпановъ, который не любилъ огласки и который слышалъ вдали звукъ приближающагося колокольчика, не говоря уже о томъ, что у воротъ давно стояла кучка любопытныхъ, а изъ оконъ полицейскаго управленія высунулось нѣсколько небритыхъ личностей съ выраженіемъ осторожной любознательности.
   -- А въ полиціи,-- прибавилъ Эмилій Маріусовичъ,-- мы продадимъ куропатки за грошъ и эта каналья получитъ шишъ вмѣсто своихъ сорока копѣекъ за пару.
   -- Да, гм...-- сказалъ Петръ Петровичъ, не любившій, когда при немъ выражались такъ вульгарно,-- слышите ли вы колокольчикъ, Эмилій Маріусовичъ?
   -- Погоди!-- сказалъ послѣдній уряднику, хотѣвшему уже уходить съ Андреемъ.
   Колокольчикъ звенѣлъ все яснѣе.
   -- Кто бы это могъ быть?-- интересовался Петръ Петровичъ, чувствуя себя неловко.
   -- Наши всѣ дома,-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ, -- кажется, никто лошадей не требовалъ. Впрочемъ, быть можетъ, это Головачъ возвращается съ Верберовскаго винокуреннаго завода, онъ утромъ уѣхалъ.
   Говоря о Головачѣ, Эмилій Маріусовичъ сдѣлалъ презрительную мину и даже тономъ голоса показалъ, что не стоитъ заниматься такой незначительной величиною, какъ этотъ безпокойный, насмѣшливый акцизный надсмотрщикъ.
   Наконецъ, изъ-за угла на улицу вылетѣла почтовая телѣга, на которой подпрыгивалъ Головачъ.
   -- Ступай съ мужикомъ въ полицію, -- приказалъ Бубликовъ уряднику, но перекладная на минуту загородила ему дорогу.
   -- Стой здѣсь, все равно,-- сказалъ Головачъ ямщику, спрыгивая изъ перекладной передъ воротами дома Тюльпанова,-- здравствуйте, господа, какой прекрасный вечеръ!
   -- Да, и день былъ чудесный...-- отвѣчалъ Петръ Петровичъ.
   -- Прикажете протоколъ принести вамъ на домъ къ подпису?-- спросилъ у Эмилія Маріусовича Собачкинъ.
   -- А, а, пэйзана подцѣпили!-- воскликнулъ Головачъ, обращая вниманіе на Андрея, который стоялъ все на одномъ мѣстѣ и лицо котораго становилось съ каждой минутой все мрачнѣе.-- Эге, да это Андрей! за что это тебя, братъ, ведутъ въ полицію?
   -- За то, что дорого за куропатки просилъ,-- смиренно, хотя не безъ ехидства поспѣшилъ отвѣтить мужикъ.
   -- Послушай, гм... ты того, гм...-- сказалъ Петръ Петровичъ; но его слабый протестъ былъ прерванъ зычнымъ голосомъ Бубликова, который крикнулъ:
   -- Ступай вонъ, болванъ! Веди его въ полицію, Собачкинъ!
   Урядникъ пропустилъ впередъ Андрея, а затѣмъ ужъ послѣдовалъ за нимъ и самъ.
   Головачъ взошелъ на галлерею и, здороваясь съ Эмиліемъ Маріусовичемъ, придалъ своей физіономіи замысловатый видъ, собираясь, по обыкновенію, сказать ему какую-нибудь ядовитую остроту, но сейчасъ не нашелся и долженъ былъ ограничиться простыми словами:
   -- За что это вы пэйзана прижучили?
   Эмилій Маріусовичъ ничего не отвѣчалъ на вопросъ, занятый наблюденіями надъ первой звѣздой, появившейся на небосклонѣ.
   -- Знаете, грубый, гм... народъ,-- отвѣчалъ за него Тюльпановъ,-- самыя элементарныя требованія приличія, гм... попирающій...
   -- Еще бы, продавать дорого куропатки!
   -- Нѣтъ, гм... это вы по свойственной вамъ привычкѣ, гм... все искажать... А собственно никто не имѣетъ права ловить дичь до Петра и Павла, въ этомъ, гм... суть...
   -- Я пойду теперь въ полицейское управленіе,-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ, -- надо подписать протоколъ и назначить часъ для продажи куропатокъ съ аукціона... Часовъ въ двѣнадцать утра, я думаю, не рано?
   -- Для правосудія никакой часъ не можетъ быть раннимъ!-- съ необыкновенной важностью сказалъ Головачъ.
   -- Такъ въ двѣнадцать?-- переспросилъ Эмилій Маріусовичъ, сохраняя съ виду полнѣйшее спокойствіе.
   -- Я полагаю, въ двѣнадцать удобно, -- отвѣчалъ Тюльпановъ,-- но прошу васъ, чтобы все происходило по закону.
   -- Конечно, конечно,-- согласился Эмилій Маріусовичъ, сходя со ступень галлереи.
   -- Пожалуйста, пришлите и мнѣ повѣстку, -- крикнулъ ему вслѣдъ Головачъ; но и эта просьба осталась безъ отвѣта.
   -- Зачѣмъ вы его постоянно дразните?-- сказалъ Петръ Петровичъ, когда Бубликовъ былъ уже за воротами, -- все у насъ такъ хорошо и такъ дружно, а вы, гм... вносите всегда разладъ въ наши отношенія...
   -- Протестую-съ, протестую-съ какъ могу, ваше высокоблагородіе!-- шутливо отвѣчалъ Головачъ,-- считаю долгомъ протестовать!
   -- А знаете, куда попадаютъ всѣ протестанты?
   Головачъ, вмѣсто отвѣта, засмѣялся.
   -- То-то вотъ оно и есть! Легкій вы народъ, очень, гм... легкій, дунуть на васъ -- и куда вы полетите? Гдѣ, гм... очутитесь? А сами этого не понимаете и на рожонъ, гм... какъ говорятъ, прете... Смотрите, какъ бы Бубликовъ того... Вѣдь онъ только видъ дѣлаетъ, что равнодушенъ... зачѣмъ, напримѣръ, вы его Емелькой прозвали и другихъ учите такъ его называть?
   -- Да если онъ похожъ на Емельку Пугачева?
   -- Во-первыхъ, вы никогда не видали Пугачева; а потомъ, если бы онъ даже былъ похожъ на него, гм... какъ двѣ капли воды, если бы онъ братомъ роднымъ его, гм... оказался, то и тогда вы должны молчать...
   -- Ну, ужъ это извините-съ! Изъ-за чего это стану я молчать, скрывать свои чувства!
   -- А спокойствіе? А служба? Репутація? Вѣдь прослывете человѣкомъ, гм... неуживчивымъ и никто васъ къ себѣ не возьметъ!
   -- И чортъ съ ними! Да что тутъ толковать? Гдѣ мы сегодня? У кого карты?
   -- Гдѣ? Хотѣлъ-было я у себя вечерокъ устроить, да гм... такъ не пришлось... Ужъ не знаю; говорятъ, не къ кому, такъ къ Ападульчеву?
   -- Да, придется, только ужъ часто очень... Клянетъ онъ насъ, вѣроятно.
   -- Зачѣмъ же? все-таки, гм... это честь, -- возразилъ Петръ Петровичъ, отыскивая фуражку.
   Въ это время изъ дверей кухни выглянула Домна и, увидавъ, что баринъ уходитъ, подбѣжала къ нему торопливо.
   -- Такъ сейчасъ идти къ самой, или погодить?-- спросила она, снова накидывая платокъ съ шеи на голову.
   -- Ахъ, отойди отъ меня, надоѣдливая женщина,-- брезгливо отвѣчалъ ей Петръ Петровичъ,-- завтра пойдешь! И вообще, жди, когда это тебѣ прикажутъ,-- прибавилъ онъ, уже находясь за воротами.
   Но и завтра Домнѣ не пришлось идти къ Ападульчевой за указаніями, потому что дѣло осложнилось новыми обстоятельствами, которыя лишили гостей Петра Петровича облюбованныхъ имъ куропатокъ.
   

II.

   На завтра, въ день, назначенный для продажи куропатокъ, случился большой праздникъ и всѣ чиновники оказались свободными отъ занятій, что совершенно упустилъ изъ виду предусмотрительный Бубликовъ.
   Послѣ торжественной обѣдни, законченной молебствіемъ, въ скверъ, окружающій церковь, высыпали чиновники въ парадныхъ мундирахъ съ золотыми вышивками на шеѣ и обшлагахъ, въ треуголкахъ и фуражкахъ съ тщательно вычищенными кокардами.
   День былъ чудесный; небо по прежнему сіяло красотой и привѣтливостью; пріятный вѣтерокъ умѣрялъ чрезмѣрную теплоту солнечныхъ лучей, а садикъ, съ только-что распустившейся бархатистой зеленью акацій, какъ бы приглашалъ къ себѣ въ гости разряженныхъ кавалеровъ, вышедшихъ изъ церкви.
   Солидные представители власти не приняли приглашенія зеленаго садика и предпочли ему завтракъ у Ападульчева; но легкомысленная часть курдюмскаго общества осталась погулять.
   Настроеніе у всѣхъ было очень веселое; слышался смѣхъ, различныя восклицанія и часто упоминавшееся слово "куропатки".
   Когда мимо этой компаніи прошелъ Эмилій Маріусовичъ, Головачъ крикнулъ:
   -- Судъ идетъ!
   -- Шемякинъ судъ, -- прибавилъ Плавутинъ и сдержанный смѣхъ безшабашной компаніи еще долго раздавался въ ушахъ Бубликова.
   Эмилій Маріусовичъ шелъ въ канцелярію, чтобы закончить приготовленія къ аукціону, но вдругъ онъ раздумалъ идти туда и направился совсѣмъ въ другую сторону, къ товарищу прокурора Прозрителеву: онъ вспомнилъ, что почтенный Иванъ Ивановичъ любитъ, по выраженію Тюльпанова, чтобы ему "покорялись" и рѣшилъ, для высшихъ соображеній, сейчасъ же немного покориться.
   Между тѣмъ маленькій садикъ продолжалъ оглашаться смѣхомъ и болтовнею, пока церковный колоколъ, прозвонивши двѣнадцать разъ, не напомнилъ обывателямъ о наступившемъ моментѣ аукціона.
   -- Чтожъ, господа, идемъ покупать куропатки,-- сказалъ Головачъ.
   -- Идемъ, идемъ,-- согласился Плавутинъ.
   -- Только не надо дразнить ихъ,-- прибавилъ докторъ Македонскій очень серьезно.
   -- А вы ужъ Емельки испугались!-- отвѣтилъ ему на это Головачъ.
   -- Шутки ваши неумѣстны,-- возразилъ ему, нахмурившись, докторъ,-- я никого не боюсь, потому что считаю себя совершенно независимымъ.
   -- Вотъ отецъ Александръ вышелъ!-- сказалъ Плавутинъ, желая замять непріятныя объясненія въ собственномъ лагерѣ,-- батюшка! Идите съ нами торговать куропатокъ.
   -- Куропатокъ?-- повторилъ отецъ Александръ, отъ котораго еще струились благовонія ладона,-- какія хотите вы покупать куропатки?
   Отецъ Александръ тотчасъ же былъ посвященъ во всѣ тайны происшествія, которое досконально Головачъ узналъ отъ Андрея.
   Отецъ Александръ не обнаружилъ большого участія къ событію, всѣхъ волновавшему.
   -- Попы не смѣютъ ѣсть куропатокъ,-- отвѣчалъ онъ имъ съ своей доброй больной улыбкой и отправился домой завтракать.
   Головачъ съ нѣкоторымъ сожалѣніемъ смотрѣлъ вслѣдъ уходившему; но скоро утѣшился, замѣтивъ почтмейстера Шпингалетова, подходившаго къ компаніи изъ почтовой конторы.
   -- Идемъ, идемъ съ нами!-- кричалъ ему Головачъ, и Шпингалетовъ, уже посвященный въ тайну, кивалъ головою, какъ настоящій заговорщикъ. Но, по мѣрѣ приближенія къ крылечку полицейскаго управленія, лицо его становилось все менѣе выразительнымъ, а шаги все болѣе замедлялись. У рѣшетки сквера Шпингалетовъ остановился и сказалъ:
   -- Нѣтъ ужъ, знаете ли, идите сами... Я теперь не въ расположеніи... лучше здѣсь погуляю и васъ подожду.
   -- И этотъ струсилъ!-- воскликнулъ Головачъ, простирая руку къ почтмейстеру, который отвѣчалъ на это смущенной улыбкой.
   -- Вонъ идетъ Чепраковъ,-- сказалъ Плавутинъ.-- Эй! Нотаріусъ! Вы къ намъ? Вы съ нами?
   -- Ну, конечно,-- кричалъ издали Чепраковъ,-- я и то спѣшу, чтобы не опоздать къ аукціону.
   Нотаріусъ подошелъ, поздоровался со всѣми и сообщилъ, что къ компаніи присоединится еще бухгалтеръ казначейства Иванъ Ивановичъ Гусевъ.
   -- Эге, насъ будетъ очень даже достаточно!-- сказалъ Головачъ,-- и мы у нихъ отнимемъ всѣ куропатки.
   -- Господа, только я повторяю, надо быть приличными,-- замѣтилъ докторъ Македонскій, который очень раскаивался, что попалъ въ эту буйную компанію; но уйти теперь было неловко, потому что это дастъ поводъ Головачу обвинить его снова въ трусости.
   Компанія вышла на улицу.
   Шпингалетовъ отсталъ отъ товарищей и сталъ прогуливаться по дорожкѣ, изрѣдка поглядывая на окна управленія.
   -- Чего это почтмейстеръ гуляетъ по скверу?-- сказала Зиновія Карловна Айзиковская, или попросту Нозичка, сидѣвшая въ гостяхъ у Ападульчева,-- вѣрно что-нибудь случилось? Иначе, зачѣмъ ему ходить гулять до обѣда?
   -- Вонъ къ нему подошелъ еще акцизный Владиміръ Богдановичъ... Смѣются! Что бы это такое значило?-- воскликнула толстая Раиса, дочь Ападульчева,-- не выйти ли намъ тоже погулять? Погода хорошая...
   -- Конечно, пойдемъ Раичка,-- отвѣчала ей мать, Анжелика Ивановна Ападульчева.
   Черезъ нѣсколько минутъ, необходимыхъ на то, чтобы принарядиться, три особы женскаго пола, взявшись подъ ручки, появились на дорожкѣ сквера.
   Особъ этихъ прежде всѣхъ замѣтила Любинька Острожникова, жена секретаря полицейскаго управленія, и указала на нихъ Агафьѣ Марковнѣ Шпингалетовой.
   -- Надо и намъ пойти, Любинька,-- сказала эта дама,-- только подожди, я забѣгу къ казначейшѣ и мы пойдемъ всѣ вмѣстѣ.
   Казначейша не заставила себя долго просить и скоро въ скверѣ появилась новая группа въ яркихъ праздничныхъ нарядахъ.
   Такое необычайное оживленіе привлекло взоры всѣхъ аристократическихъ обывателей города Курдюма, и маленькій садикъ началъ быстро наполняться гуляющими.
   Сюда явилась учительница церковно-приходской школы Елизавета Васильевна въ сѣрой шляпѣ съ необычайно загнутыми полями; затѣмъ, супруга станового Кислякова, носившая на своемъ лицѣ слѣды бѣлилъ и румянъ, проданныхъ ей тѣмъ же мошенникомъ-венгерцомъ, который снабжалъ косметиками Эмилія Маріусовича; появилась и купчиха Лампадова въ новомъ зеленомъ шелковомъ платьѣ, и купчиха Горѣлина, и много другихъ лицъ, совершенно ничѣмъ не замѣчательныхъ...
   Къ дамамъ присоединились кавалеры въ мундирахъ или праздничныхъ сюртукахъ. И не прошло получаса, какъ скромный скверъ принялъ вдругъ такой праздничный видъ, какой рѣдко бываетъ даже на Пасху.
   Эмилій Маріусовичъ, возвращавшійся послѣ своего визита къ Прозрителеву въ канцелярію, съ изумленіемъ увидалъ это торжественное собраніе; но ему некогда было предаваться размышленіямъ, потому что запутавшаяся исторія съ куропатками требовала энергической дѣятельности.
   Около крыльца канцеляріи стояла веселая компанія съ Головачомъ во главѣ и Бубликовъ, очень торопившійся, принужденъ былъ все-таки на время остановиться.
   -- Простите, я задержу васъ,-- обратился къ нему съ улыбкой Плавутинъ,-- будьте такъ любезны и сообщите намъ, въ которомъ часу назначенъ аукціонъ?
   Тутъ ужъ Эмилію Маріусовичу пришлось подойти къ обществу поближе и пожать всѣмъ руки, исключая, впрочемъ, руки Головача, съ которымъ онъ уже давно не кланялся, хотя постоянно встрѣчался то въ гостяхъ, то на улицѣ. При встрѣчахъ этихъ Головачъ насмѣшливо хихикалъ, а Эмилій Маріусовичъ смотрѣлъ на мѣсто, гдѣ находился послѣдній, такъ, будто тамъ было пустое пространство.
   -- Аукціонъ?-- повторилъ Бубликовъ непринужденно,-- право, не знаю, въ часъ, что ли... на немъ желалъ присутствовать Иванъ Ивановичъ Прозрителевъ... такъ вотъ, когда онъ пожалуетъ...
   -- О страхъ и смятенье!-- пропѣлъ басомъ Головачъ,-- душа моя полна тревоги!
   -- Да перестаньте!-- съ досадой замѣтилъ ему Василій Петровичъ Македонскій.
   -- Во всякомъ случаѣ, -- продолжалъ Бубликовъ, обращаясь исключительно къ Плавутину,-- если вы хотите также присутствовать на аукціонѣ, вамъ придется подождать, потому что у насъ еще не все готово.
   Высоко приподнявъ фуражку, Эмилій Маріусовичъ вѣжливо прослѣдовалъ мимо своихъ враговъ въ канцелярію управленія.
   Тамъ сидѣлъ, по случаю праздника, только одинъ секретарь Острожниковъ, занятый перепиской протокола аукціона, какъ бы уже состоявшагося.
   Бубликовъ заглянулъ изъ за его плеча на бумагу, прочелъ ее и сказалъ:
   -- Разорвите все это! Во-первыхъ, какъ можно въ оффиціальномъ документѣ писать, что куропатки пріобрѣтены Петромъ Петровичемъ? Неужели вы, старый служака, не понимаете, что это не ловко?
   -- Но вѣдь такъ было рѣшено...-- возражалъ сконфуженный секретарь.
   -- Все равно, порвите... Не годится! Что Собачкинъ не отнесъ еще къ Ападульчеву тѣхъ куропатокъ, которыя Петръ Петровичъ предназначилъ ему въ подарокъ? Если отнесъ -- надо послать, чтобы отдали обратно.
   -- Кажется, еще не относилъ....
   -- Что случилось?-- спросилъ Петръ Петровичъ, недавно вернувшійся отъ Ападульчева и теперь сидѣвшій въ кабинетѣ.
   -- Это опять шутки проклятаго Головача!-- раздраженно отвѣчалъ Бубликовъ,-- онъ разсказалъ всѣмъ про аукціонъ и теперь пришла цѣлая толпа покупать куропатки.
   -- Это, гм... довольно непріятно,-- пробормоталъ Петръ Петровичъ, который не любилъ никакихъ столкновеній.
   Между тѣмъ Эмилій Маріусовичъ, при помощи Острожникова, выдвинулъ одинъ изъ столовъ на середину канцеляріи и разложилъ куропатки на грязной клеенкѣ.
   -- Что это не идетъ Прозрителевъ,-- сказалъ Бубликовъ,-- уже скоро часъ... Онъ обѣщалъ придти и взять себѣ всѣ куропатки.
   -- Это было бы недурно,-- хихикая, замѣтилъ Острожниковъ.
   Но время шло, а Прозрителевъ не являлся. Наконецъ, въ передней раздались шаги гостей, которымъ надоѣло ждать на крыльцѣ начала аукціона. Буйная компанія вошла тихо, вполнѣ прилично и размѣстилась на лавкѣ у стѣны. Но въ компаніи не доставало одного члена; дезертиромъ оказался Василій Петровичъ Македонскій.
   Эмилій Маріусовичъ стоялъ у стола, покрытаго куропатками; Острожниковъ вооружился листомъ чистой бумаги, чтобы писать новый протоколъ, между тѣмъ какъ Собачкинъ вытянулся у дверей и, не сводя глазъ съ начальства, былъ всегда готовъ исполнять его приказанія.
   Въ корридорѣ, у стекольчатой рамы, притаился Андрей Воробьевъ, съ грустью созерцавшій свой пустой мѣшокъ на полу канцеляріи и на столѣ раздѣленныя пары куропатокъ.
   Всѣ молчали, сохраняя свои мѣста и неподвижность позы.
   -- Не находите ли вы, Георгій Александровичъ, что эта живая картина длится очень долго?-- спросилъ Головачъ, прерывая молчаніе.
   -- Мы ждемъ кого-нибудь, Эмилій Маріусовичъ?-- обратился Плавутинъ къ Бубликову.
   -- Да, -- чрезвычайно вѣжливо отвѣчалъ послѣдній, -- мы ждемъ товарища прокурора Прозрителева.
   -- Развѣ гдѣ-нибудь въ законѣ сказано, что аукціонъ куропатокъ не можетъ состояться безъ товарища прокурора?-- сказалъ Головачъ.
   На это не послѣдовало отвѣта.
   Прошло еще нѣсколько минутъ. Круглые стѣнные часы ударили два раза.
   -- Зачѣмъ онъ тянетъ этотъ аукціонъ?-- шепнулъ потихоньку бухгалтеръ казначейства нотаріусу.
   -- Его душа глубока, какъ колодезь,-- отвѣчалъ Головачъ за нотаріуса,-- и трудно намъ увидѣть его таинственное дно.
   -- А его голова пустая мельница... крыльями вѣетъ, а муки все нѣтъ,-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ, отворачивая лицо отъ своего врага и глядя на Острожникова, весь красный съ раздутыми ноздрями.
   Невинный секретарь чрезвычайно испугался, принявъ на свой счетъ эту ядовитую насмѣшку, но вскорѣ успокоился, сообразивъ, что онъ уже совершенно непричастенъ къ распрѣ.
   Головачъ поднялъ перчатку и уже раскрылъ ротъ, чтобы возражать, но въ это время, къ его великому облегченію, въ корридорѣ раздались тяжелые шаги Прозрителева и черезъ секунду самъ Иванъ Ивановичъ появился въ канцеляріи управленія.
   Кивнувъ головою всѣмъ присутствовавшимъ, Прозрителевъ помѣстился вдали отъ публики на кожаномъ стулѣ.
   Эмилій Маріусовичъ пріосанился, оперся кистями обѣихъ рукъ о столъ и началъ рѣчь безпристрастно, совершенно оффиціальнымъ тономъ, точно дѣло его вовсе не касалось.
   -- Вотъ, господа, продаются куропатки, незаконно убитыя крестьяниномъ Андреемъ Воробьевымъ.
   Здѣсь онъ сдѣлалъ маленькую паузу, послѣ которой добавилъ:
   -- Куропатки оцѣнены въ семь гривенъ, кто дастъ больше?
   -- Даю семдесятъ пять копѣекъ,-- промолвилъ товарищъ прокурора.
   -- А я -- два рубля!-- поспѣшно крикнулъ Головачъ.
   Прозрителевъ медленно повернулъ голову въ сторону Головача, оглядѣлъ его съ видомъ презрительнаго недоумѣнія и перевелъ взоръ, уже принявшій выраженіе нѣкоторой строгости, на лица Эмилія Маріусовича.
   Послѣдній, какъ бы извиняясь за безтактное поведеніе невѣжливаго человѣка, слегка пожалъ плечами и сказалъ укоризненное
   -- Два рубля... кто больше?
   -- Два, пять копѣекъ, -- угрожающе промолвилъ товарищъ прокурора.
   -- Три рубля,-- улыбаясь, промолвилъ Плавутинъ.
   Теперь Иванъ Ивановичъ Прозрителевъ не посмотрѣлъ въ сторону говорившаго, но метнулъ уже совершенно гнѣвный взглядъ на Эмилія Маріусовича.
   Бубликовъ, нѣсколько растерявшись, нагнулся къ секретарю, чтобы прошептать ему нѣсколько словъ, выслушавъ, которыя, Острожниковъ всталъ и сказалъ потихоньку Георгію Александровичу:
   -- Эмилій Маріусовичъ спрашиваетъ, зачѣмъ вы набиваете цѣну? Вѣдь деньги достанутся не мужику, а будутъ отосланы въ приказъ общественнаго призрѣнія.
   -- Я не зналъ этого,-- отвѣчалъ Плавутинъ,-- въ такомъ случаѣ, господа, остановимся на моей цѣнѣ, а остальное, что стоятъ куропатки, отдадимъ мужику въ руки.
   -- Чего лучше!-- сказалъ Головачъ,-- тогда хоть что нибудь. достанется и пэйзану...
   Прозрителевъ снова посмотрѣлъ на говорившаго, но, очевидно, изученіе этой худой, высокой, юркой бѣлокурой фигуры не удовлетворило товарища прокурора, потому что онъ потомъ по очереди оглядѣлъ всѣхъ, сидѣвшихъ у стѣны на скамейкѣ; затѣмъ перевелъ свой взглядъ на Острожникова, который въ эту минуту былъ вовсе не прочь провалиться сквозь землю, и, наконецъ, остановился на лицѣ Эмилія Маріусовича съ видомъ угрожающаго недоумѣнія.
   "Гдѣ я?-- говорилъ этотъ взоръ,-- присутственное ли это мѣсто? Неужели дѣйствительно можно услышать такіе разговоры въ оффиціальномъ засѣданіи?"
   Эмилій Маріусовичъ прочелъ эту рѣчь въ сердцѣ начальника и растерялся еще больше, вслѣдствіе чего началъ совершать такія дѣйствія, которыя потомъ для него и для другихъ остались навсегда неразрѣшенной психологической загадкой и которыя онъ долго не могъ простить себѣ, какъ постыдную слабость.
   -- Вы хотите часть денегъ отдать мужику?-- сказалъ онъ, обращаясь къ Плавутину съ такимъ чувствомъ, точно идея справедливости вдруіъ пронзила его сердце подобно молніи, -- я нахожу, что вы правы...
   Глаза Прозрителева, все покоившіеся на фигурѣ Эмилія Маріусовича, приняли теперь выраженіе неподдѣльнаго изумленія; но Бубликовъ, очевидно, имѣлъ какую-то коварную идею, потому что, не смотря на этотъ изумленный взглядъ начальника, продолжалъ свои странныя дѣйствія.
   -- Подойди сюда, любезный, -- сказалъ онъ, кивая головою Андрею, который все стоялъ у стекольчатаго корридора.
   Андрей сперва оглянулся, думая, что начальникъ зоветъ кого, то другого.
   -- Иди, тебя требуютъ,-- строго сказалъ ему Собачкинъ.
   Тогда Андрей вышелъ изъ своего уединенія и, стуча сапогами, подбитыми гвоздями, вошелъ въ канцелярію
   -- Возьми отъ меня, -- продолжалъ Бубликовъ, доставая изъ кармана жилета засаленную рублевую бумажку, которая, вѣроятно, прошла черезъ много крестьянскихъ рукъ прежде чѣмъ къ нему попала,-- возьми это отъ меня... Но не лови больше куропатокъ до Петрова дня, потому что ты снова тогда подвергнешься отвѣтственности по закону.
   -- Значитъ, куропатки все таки за нами,-- прошепталъ Петръ Петровичъ, который стоялъ все время у двери кабинета, приложивъ ухо къ замочной скважинѣ, отчего короткая шея его совершенно ушла въ плечи, а лицо и глаза налились кровью.
   -- И даже не поблагодарилъ,-- продолжалъ размышлять Петръ Петровичъ, слыша, что пожертвованіе принимается Андреемъ при полномъ молчаніи, -- въ сущности, гм... этотъ народъ!.. къ чему и желать ему сдѣлать добро, когда вокругъ такая неблагодарность?
   Между тѣмъ Андрей спряталъ полученный рубль въ кожаный мѣшечекъ, стягивающійся ремешкомъ по краямъ и, поднявъ съ полу мѣшокъ, вышелъ, не обнаруживая ни благодарности, ни признаковъ раскаянія.
   -- Итакъ,-- сказалъ Эмилій Маріусовичъ,-- въ протоколѣ будетъ записано, что куропатки куплены Георгіемъ Александровичемъ Плавутинымѣ... Господинъ секретарь, запишите.
   -- А вотъ и деньги,-- сказалъ Плавутинъ, доставая изъ портмонэ три рубля
   -- Но вѣдь вамъ ихъ много, этихъ куропатокъ?-- спросилъ Бубликовъ съ вкрадчивой любезностью.
   -- О, да!-- отвѣчалъ Плавутинъ, -- съ меня довольно одной пары, остальные, господа, берите кто хочетъ.
   -- Иванъ Ивановичъ, не угодно ли?-- обратился Эмилій Маріусовичъ къ товарищу прокурора чрезвычайно довольнымъ голосомъ.
   -- Одна пара моя!-- сказалъ Головачъ, -- я заплачу за нее пэйзану.
   -- Я также возьму себѣ парочки двѣ, -- сказалъ нотаріусъ Чепраковъ.
   -- И я возьму, пожалуй,-- сказалъ бухгалтеръ Иванъ Ивановичъ второй,-- да казначей просилъ меня взять ему штуки четыре.
   -- Я еще возьму пару для Розова,-- сказалъ Головачъ,-- онъ любитъ куропатки.
   Выраженіе лукаваго торжества мало-по-малу начало исчезать съ лица Эмилія Маріусовича и смѣнилось, наконецъ, такою жалобной подавленностью, что будь Иванъ Ивановичъ первый нѣсколько менѣе непреклоненъ, онъ могъ бы почувствовать къ нему состраданіе; но этого не случилось: Прозрителелевъ молчалъ, сохраняя во всей фигурѣ своей непреклонное величіе.
   Эмилій Маріусовичъ стоялъ у стола, печально глядя, какъ исчезали оттуда лучшія пары куропатокъ. Наконёцъ, когда осталось на грязной клеенкѣ лишь нѣсколько жалкихъ труповъ, презрительно отвергнутыхъ вчера Петромъ Петровичемъ, публика отошла къ своимъ мѣстамъ.
   -- Что-жь, теперь и пообѣдать не грѣхъ,-- сказалъ нотаріусъ Чепраковъ.
   -- Дѣйствительно, пора,-- согласился Плавутинъ и взялся за шляпу.
   За нимъ послѣдовали и остальные гости.
   Тогда поднялся съ своего мѣста Прозрителевъ и, подойдя къ столу, у котораго все продолжалъ стоять Эмилій Маріусовичъ, холодно спросилъ его:
   -- Скажите, мил-сдарь, зачѣмъ вы меня сюда пригласили?
   Рука Острожникова, строчившая протоколъ аукціона, вдругъ дрогнула; на бумагѣ появилась большая клякса, вслѣдствіе чего Лаврентію Ѳомичу пришлось переписывать все еще разъ.
   -- Я жду объясненій, мил-сдарь, -- повторилъ Иванъ Ивановичъ первый, которому доставило удовольствіе небольшое приключеніе Острожникова.
   -- Я думалъ... зная вашу любовь къ куропаткамъ, угодить,-- бормоталъ Эмилій Маріусовичъ,-- я не ожидалъ такого... Это комплотъ... интрига нахаловъ, сдѣланная нарочно...
   Прозрителевъ посмотрѣлъ на Эмилія Маріусовича, какъ смотритъ иногда человѣкъ на червяка, раздавленнаго имъ нечаянно ногою, и наконецъ сказалъ ему:
   -- Конечно, я вовсе не думаю, что вы приглашали меня сюда для того, чтобы надо мною посмѣялись неблагонамѣренныя личности...
   Бубликовъ отпрянулъ отъ стола съ выраженіемъ огорченія и ужаса.
   -- Но,-- продолжалъ Иванъ Ивановичъ,-- вы пригласили меня въ общество, о намѣреніяхъ котораго сами ничего не знали! Этого достаточно...
   Прозрителевъ умолкнулъ и повернулся, чтобы выйти.
   -- Ваше превосходительство!-- нечаянно вырвалось у Эмилія Маріусовича; но даже подобное восклицаніе не заставило обернуться товарища прокурора.
   Онъ прослѣдовалъ въ корридоръ, сохраняя на лицѣ и на всей фигурѣ выраженіе непреклонной непоколебимости, между тѣмъ какъ Собачкинъ шелъ впереди его, отворяя двери.
   -- Вы первый подпишете?-- сказалъ Острожниковъ, придвигая къ Эмилію Маріусовичу протоколъ, перо и чернильницу.
   -- Убирайтесь къ дьяволу!-- отвѣчалъ ему Бубликовъ, проходя въ кабинетъ къ Петру Петровичу, который стоялъ у оконной занавѣски, наблюдая за гуляющими въ скверѣ.
   Онъ видѣлъ, какъ, смѣясь, несли покупщики свою добычу; видѣлъ, съ какимъ любопытствомъ встрѣтила ихъ появленіе разряженная публика, гулявшая по дорожкѣ; видѣлъ, какъ хохотали дамы, слушая разсказъ Головача, который стоялъ передъ ними, размахивая руками.
   -- Они себѣ устроили праздникъ изъ этого, гм... вашего аукціона,-- сказалъ Петръ Петровичъ, когда къ нему подошелъ Бубликовъ,-- объясните мнѣ, пожалуйста, что у васъ тутъ произошло? Я ничего не понимаю.
   -- То произошло,-- съ сердцемъ отвѣчалъ Эмилій Маріусовичъ,-- что этотъ проклятый Головачъ подобралъ себѣ достойную компанію и они устроили скандалъ въ управленіи.
   -- Но кому же достались куропатки?
   -- Ужъ не намъ, конечно...
   -- За что же вы отдали мужику рубль?-- недоумѣвалъ Петръ Петровичъ.
   -- Ахъ, Богъ мой, сглупилъ, вотъ и все... Думалъ, что они намъ оставятъ куропатки, когда увидятъ, что я заплатилъ мужику деньги. Но развѣ такіе прохвосты понимаютъ деликатность! Не смотря на то, что я далъ деньги, они у меня изъ-подъ носа разобрали всѣхъ куропатокъ...
   -- И ничего намъ не оставили?-- продолжалъ допытываться Петръ Петровичъ, отдуваясь такъ, будто онъ взошелъ только-что на высокую гору.
   -- Подите посмотрите,-- грубо отвѣчалъ Бубликовъ; но тотчасъ же опомнился и прибавилъ жалобныхъ голосомъ,-- намъ! Мы -- люди свои, мало ли мы какіе виды видали и забыли! Но они Прозрителеву не дали ни одной пары, Прозрителеву. Онъ теперь въ бѣшенствѣ и я боюсь... боюсь какъ бы вся эта дурацкая исторія не отразилась въ будущемъ... Но нѣтъ! Я не прощу этого Головачу! Теперь -- баста! Довольно я отъ него терпѣлъ, довольно...
   -- И какимъ образомъ попалъ къ намъ Прозрителевъ?-- раздумывалъ Петръ Петровичъ,-- ничего, ничего не понимаю!
   -- Прозрителева я позвалъ,-- объяснилъ Бубликовъ, опуская голову.
   -- Вы? Зачѣмъ же, объясните, Бога ради.
   -- Зачѣмъ? Ужъ, конечно, хотѣлъ сдѣлать лучше, а не хуже... Затѣмъ позвалъ, что эти наглецы меня вывели изъ терпѣнія, когда мы возвращались изъ церкви... Стоятъ, хохочутъ, насмѣхаются надъ нами, хотятъ идти въ управленіе торговаться на аукціонѣ.
   -- Ну, такъ что жъ?
   -- Вотъ я и пошелъ къ Прозрителеву... думаю, если онъ будетъ на аукціонѣ, то они не посмѣютъ торговаться и скандалить... думалъ отдать ему за безцѣнокъ куропатокъ... Значитъ, если не намъ, то и не имъ... А они при немъ тотъ же скандалъ не постѣснялись устроить... Кто же могъ думать, что это такіе наглецы!
   -- Это все вы, Эмилій Маріусовичъ! Вы здѣсь во всемъ виноваты,-- воскликнулъ Петръ Петровичъ, Гнѣвъ котораго, уже давно клокотавшій въ душѣ, вышелъ, наконецъ, наружу,-- затѣяли эту нелѣпую исторію... ужъ когда, гм... васъ послушаешь, то всегда выйдетъ что-нибудь, гм... чрезвычайно, гм... неудобное...
   Петръ Петровичъ никогда рѣзко не выражался, но Эмилій Маріусовичъ, выслушивая эти фразы, въ которыхъ довольно умѣренно проявлялся гнѣвъ начальства, понялъ, что теперь не время возражать или оправдываться. Молча взялъ онъ фуражку и отправился домой, на противуположную сторону улицы, къ дому въ пять оконъ, на крылечкѣ котораго уже давно поджидала его супруга Анна Сергѣевна съ сыномъ Костей.
   -- Отчего ты, Эмиличка, не пришелъ сегодня завтракать?-- спросила она, завидѣвъ супруга,-- уже кофе весь выкипѣлъ и давно пора обѣдать.
   -- Если пора, такъ и давай,-- отвѣчалъ Эмилій Маріусовичъ, -- а не пришелъ я вовремя потому, что теперь у насъ вѣчныя непріятности по службѣ... Этотъ Тюльпановъ становится съ каждымъ днемъ все требовательнѣе... Скоро невозможно будетъ служить съ нимъ вмѣстѣ... Да убирайся прочь!-- крикнулъ онъ, отталкивая Костю, который хотѣлъ примоститься къ нему на колѣни.
   -- Костенька, уйди отъ папы, онъ усталъ,-- сказала желтолицая Анна Сергѣевна,-- пойдемъ со мной лучше наливать супъ.
   И Анна Сергѣевна вышла, ни о чемъ больше не разспрашивая супруга.
   

III.

   Прошла недѣля, другая; исторія о куропаткахъ была уже забыта, когда вдругъ, совершенно неожидано, курдюмскимъ обывателямъ пришлось еще разъ вспомнить о ней, благодаря одному обстоятельству, удивившему очень многихъ.
   Обстоятельство это сдѣлалось извѣстно Эмилію Маріусовичу въ одинъ изъ дней, когда онъ сидѣлъ за занятіями въ канцеляріи полицейскаго управленія.
   Въ тотъ день Эмилій Маріусовичъ рано покончилъ съ дѣлами и принялся за чтеніе "Губернскихъ Вѣдомостей", только-что полученныхъ съ почты.
   Не ожидая ничего интереснаго, Эмилій Маріусовичъ лѣниво просматривалъ плотные столбцы мелкой печати, какъ вдругъ взоръ его упаллъ на три строчки, заключавшія въ себѣ одно изъ самыхъ, сенсаціонныхъ извѣстій. Онъ перечиталъ извѣстіе разъ, потомъ другой, и затѣмъ даже всталъ, чтобы взволнованно зашагать поканцеляріи.
   Небритыя личности, сидѣвшія за столами, покрытыми рваной клеенкой, подняли головы отъ бумагъ и съ удивленіемъ смотрѣли на своего начальника.
   -- Вотъ такъ новость!-- сказалъ онъ, наконецъ, обращаясь къ секретарю, за неимѣніемъ другого собесѣдника,-- впрочемъ, этого слѣдовало ожидать.
   -- Что такое?-- спросилъ Острожниковъ, поворачивая къ нему лицо, озаренное любопытствомъ; но уже не получилъ отвѣта: Эмилій Маріусовичъ увидѣлъ на улицѣ судебнаго слѣдователя Носкова и крикнулъ ему изъ окошка:
   -- Алексѣй Григорьевичъ, подойдите-ка сюда на минутку...
   -- Некогда мнѣ болтать съ вами,-- донесся издали отвѣтъ Носкова,-- у меня дѣлъ вонъ какая кипа!
   -- Да, вѣдь, новости... и какія!
   По довольному выраженію лица Бубликова, а также по тому, что съ улицы больше возраженій не послѣдовало, небритыя личности рѣшили, что Носковъ принялъ приглашеніе, и повернули головы къ окошку.
   -- Ну, что у васъ за новости?-- спросилъ Носковъ, заглядывая съ улицы въ канцелярію.
   -- Головача-то отъ насъ фю-фю!-- съ торжествомъ возвѣстилъ Бубликовъ.
   -- А, Головача переводятъ?-- вмѣшался секретарь, который сидѣлъ все это время глубоко оскорбленный невниманіемъ начальника,-- позвольте мнѣ газету...
   Не дожидаясь разрѣшенія, Острожниковъ взялъ со стола "Губернскія Вѣдомости" и углубился въ чтеніе.
   -- Головача переводятъ?-- повторилъ, въ свою очередь, Носковъ.
   -- То-то, что вовсе и не переводятъ, а просто увольняютъ...-- пояснилъ Эмилій Маріусовичъ.
   -- Что вы? Да это скандалъ!-- замѣтилъ Носковъ равнодушно, потому что и онъ иногда терпѣлъ отъ насмѣшекъ молодого акцизнаго чиновника.
   -- Конечно, скандалъ, въ томъ-то и дѣло! Вотъ теперь пускай себѣ гордится... Вотъ онъ считаетъ себя умнѣе всѣхъ; а сразу безъ куска хлѣба остался.
   -- Но какъ же это случилось?
   -- Да мало ли онъ здѣсь дѣлалъ глупостей? Стоило только хоть одну изъ нихъ довести до свѣдѣнія начальства, вотъ и всѣ.
   -- Вотъ именно, кто донесъ?
   Эмилій Маріусовичъ сдѣлалъ строгое лицо и, перегнувшись, всѣмъ корпусомъ за окошко къ слушателю, прошепталъ:
   -- Знаете, кого онъ, наконецъ, вывелъ изъ терпѣнія?
   -- Ну?
   -- Прозрителева! Ну, а этотъ, всѣмъ извѣстно, никому ничего не спуститъ.
   -- Это все, значитъ, за куропатки?-- догадался Носковъ и началъ смѣяться.
   -- Да, смѣйтесь! И этому наглецу Головачу все было всегда смѣшно... а теперь, пусть надъ собой сперва посмѣется.
   -- Да, я думаю теперь онъ радъ былъ бы и сотню куропатокъ отдать, да поздно,-- философствовалъ Носковъ.
   -- Нѣтъ-съ, теперь ужъ ничѣмъ не поправишь, -- злорадна подтвердилъ Бубликовъ.
   Собесѣдники помолчали.
   -- Что жъ, до свиданія,-- сказалъ Носковъ.
   -- До свиданія... Я сейчасъ велю запрягать и поѣду къ Ападульчеву и еще кой къ кому изъ знакомыхъ; надо узнать, гдѣ будутъ сегодня карты?
   Черезъ минуту Эмилій Маріусовичъ уже сидѣлъ на дрогахъ, молодцевато подбоченясь одной рукой, а другой поддерживая полу форменной шинели, которая безъ этой предосторожности, волочилась бы по пыли.
   Скоро дроги подкатили къ дому Агриппина Михайловича и Бубликовъ весело поклонился высокой хозяйкѣ, которая смотрѣла на него изъ окна.
   -- Наказаніе!-- сказала она ворчливо мужу,-- уже этотъ пріѣхалъ...
   -- Кто, Бубликовъ?-- спросилъ хозяинъ, сидѣвшій у стола съ колодой старыхъ картъ въ рукахъ.
   -- Ну, конечно, онъ, а то кто же?
   -- Гм... отвѣтилъ супругъ и, послюнивъ большой палецъ правой руки, принялся раскладывать карты направо и налѣво.
   -- Опять надо подавать завтракъ, а сейчасъ только со стола сняли,-- продолжала жаловаться Анжелика Ивановна; но, заслышавъ шаги гостя, поспѣшила къ нему на встрѣчу съ привѣтливой улыбкой.
   -- Новость-то, новость!-- воскликнулъ Бубликовъ, поздоровавшись съ хозяевами,-- три дня будете думать, не угадаете!
   -- Да говорите ужъ скорѣе, губернаторъ, что ли, ѣдетъ?-- спросилъ Агриппинъ Михайловичъ, отрываясь отъ пасьянса,-- вотъ ужъ не дай Богъ: въ клубѣ полы красятъ, повара угналъ въ городъ за рыбой и вернется-то онъ только черезъ пять дней.
   -- Не туда пошли, воротитесь, -- возразилъ Эмилій Маріусовичъ,-- кто-то не въ Курдюмъ ѣдетъ, а изъ Курдюма уѣзжаетъ...
   Бубликовъ нѣкоторое время наслаждался любопытствомъ хозяевъ и затѣмъ объявилъ:
   -- Головача отъ насъ выгоняютъ...
   -- И по дѣломъ, по дѣломъ, -- сказалъ Ападульчевъ, снова принимаясь за пасьянсъ, -- безпокойный человѣкъ, скандалистъ... Не знаю, какъ до сихъ поръ начальство смотрѣло.
   -- Все хвастался, что протестуется, вотъ и допротестовался,-- замѣтила Анжелика Ивановна, -- не хотите ли закусить, Эмилій Маріусовичъ?
   -- Нѣтъ, благодарю, я еще заѣду къ нѣсколькимъ лицамъ,-- отвѣчалъ Бубликовъ,-- а вотъ, вечеркомъ, если позволите...
   -- Милости просимъ...
   Эмилію Маріусовичу ничего больше не оставалось здѣсь дѣлать. Торопливо распрощавшись съ хозяевами, онъ поѣхалъ въ почтовую контору сообщить новость Шпингалетову. Изъ почтовой конторы онъ заѣхалъ къ акцизному Владиміру Богдановичу, оттуда къ доктору Македонскому. Хотѣлось еще Бубликову заѣхать и къ Ивану Ивановичу Прозрителеву; но онъ подумалъ, что товарищу прокурора эта новость должна быть извѣстна раньше всѣхъ и не поѣхалъ.
   Было уже около трехъ часовъ. Эмилій Маріусовичъ послѣ такой хорошей прогулки чувствовалъ порядочный аппетитъ, почему и велѣлъ кучеру ѣхать прямо домой.
   Анна Сергѣевна, сторожившая уже давно появленіе супруга на улицѣ, вышла къ нему на встрѣчу въ переднюю.
   Тамъ она поцѣловала Эмилія Маріусовича и при этомъ, какъ всегда, неслышно потянула въ себя воздухъ, чтобы узнать, возвращается ли супругъ прямо изъ канцеляріи или же побывалъ еще гдѣ-нибудь за это время?
   Подобный способъ секретнаго разслѣдованія истины былъ чрезвычайно удобенъ, потому что воздухъ канцеляріи отличался такимъ специфическимъ запахомъ, что всякій, побывавшій тамъ непродолжительное время, долго сохранялъ на своемъ платьѣ, бѣльѣ и волосахъ ароматическое воспоминаніе этого визита.
   Благодаря постоянной практикѣ, Анна Сергѣевна умѣла различать даже оттѣнки канцелярскихъ запаховъ и могла опредѣлять служебное усердіе супруга по большей или меньшей интенсивности ароматовъ его одежды.
   Сегодня платье Эмилія Маріусовича не сохраняло ни малѣйшихъ признаковъ специфическаго запаха, почему Анна Сергѣевна заключила, что супругъ ея уже давно покинулъ стѣны канцеляріи.
   -- Слыхала ли ты, Нюня, что случилось съ этимъ скандалистомъ Головачемъ?-- сказалъ, скидывая шинель, Эмилій Маріусовичъ.
   -- Слыхала?-- переспросила Анна Сергѣевна, дрожащимъ отъ. сдержанной обиды голосомъ,-- откуда я могу что-нибудь слышать? Развѣ у насъ кто бываетъ? Вѣдь ты съ дамами или ссоришься, или за ними ухаживаешь... Я цѣлую недѣлю даже у Ападульчевыхъ не была, а ты тамъ торчишь постоянно, вѣрно изъ-за этой дѣвчонки, Людмиллы! То за маменькой бѣгалъ, а теперь за дочку принялся... Я всегда одна, поэтому нечего и спрашивать меня, слыхала ли я что-нибудь? Откуда мнѣ слышать?
   -- Но, Аня...-- примирительно замѣтилъ Эмилій Маріусовичъ, который, не подозрѣвая таинственнаго маневра супруги, часто удивлялся ея дурному расположенію духа.
   -- И нечего мнѣ говорить "Аня"!-- воскликнула Анна Сергѣевна.
   -- Какъ же не говорить, когда ты такъ несправедлива? Вѣдь я же тебѣ сейчасъ все хотѣлъ разсказать, значитъ, ты первая изъ дамъ и узнала бы новость.
   -- Первая! Казначейша въ городѣ уже слышала, что Головача прогоняютъ съ мѣста... При мнѣ читали ея письмо у Владиміра Богдановича.
   -- Положимъ, такъ, но вѣдь казначейша еще не вернулась, значитъ...
   -- Значитъ, что я всегда все узнаю послѣдней, что я несчастная, одинокая? Никто ко мнѣ не ходитъ! Весь городъ все уже знаетъ, у Айзиковскихъ объ этомъ еще вчера говорили, а ты приходишь ко мнѣ хвастаться такой старой новостью!
   -- У Айзиковскихъ?-- переспросилъ Эмилій Маріусовичъ, съ оттѣнкомъ озабоченности въ лицѣ,-- странно! Я съ нимъ сегодня утромъ встрѣтился и онъ мнѣ ничего не сказалъ! Можетъ, онъ говорить со мной не желаетъ? Не насплетничали ли ему чего-нибудь на насъ и онъ хочетъ ссориться?
   Во время этихъ соображеній лицо Эмилія Маріусовича пріобрѣтало все болѣе серьезное выраженіе и наконецъ сдѣлалось очень озабоченымъ.
   -- Что ему станутъ наговаривать!-- возразила Анна Сергѣевна,-- онъ и такъ уже давно знаетъ, что ты ухаживаешь за его женою, да молчитъ... Чего ему съ тобой ссориться? Тогда онъ потеряетъ и даровые прогоны, и дарового полицейскаго, и овощи съ твоего огорода.
   -- Ну, Нюня, полно ужъ...
   -- Полно!-- возвышая голосъ, продолжала Анна Сергѣевна,-- полно! Ты меня бросаешь цѣлые дни одну, а когда я хочу съ тобой поговорить, ты не даешь... И вчера, и позавчера ты пришелъ домой чуть ли не утромъ...
   -- У насъ была срочная работа въ канцеляріи, а потомъ къ Петру Петровичу пришелъ Носковъ и мы сѣли играть въ карты. Носкову не везло, онъ проигралъ мнѣ три рубля.
   -- Ты бы мнѣ ихъ подарилъ на рубашечку для Кости.
   -- Да Носковъ не расплатился со мною. Но когда онъ отдастъ, я тебѣ подарю ихъ... Однако, что это Ѳекла не подаетъ обѣдать?
   Не дожидаясь отвѣта супруги, Эмилій Маріусовичъ отправился на кухню, гдѣ, потрепавъ ладонью по спинѣ могучей Ѳеклы, велѣлъ ей поторопиться; но когда въ дверяхъ появилось подозрительно глядѣвшее лицо Анны Сергѣевны, Эмилій Маріусовичъ находился уже за десять шаговъ отъ Ѳеклы и, приподнявъ крышку какой-то кастрюли, внимательно изучалъ ея содержимое.
   -- Ну, всѣ пришли!-- проворчала Ѳекла,-- идите ужъ въ горницу, я подаю.
   -- Какъ ты смѣешь грубить!-- вспылила неожидано для кухарки Анна Сергѣевна,-- смотри за своимъ дѣдомъ и молчи.
   Но Эмилій Маріусовичъ, которому здѣсь больше ничего не оставалось дѣлать, повиновался приказанію Ѳеклы, что Анна Сергѣевна, чутко слѣдившая за поведеніемъ супруга, записала въ своемъ сердцѣ, какъ долгъ, подлежащій погашенію.
   Во время обѣда разговоръ вертѣлся преимущественно на непріятности, постигшей Головача. Удовлетворивъ личное чувство мести, Эмилій Маріусовичъ перевелъ разговоръ на общую почву и доказывалъ супругѣ, что подобные случаи и должны случаться съ такими людьми, какъ молодой акцизный чиновникъ: кто надъ другими любитъ издѣваться, тотъ долженъ ожидать, что и ему когда-нибудь достанется...
   -- А меня, папа, онъ называлъ "Бубличекъ"!-- вмѣшался въ разговоръ родителей маленькій Костя и затѣмъ воскликнулъ, вскакивая со стула,-- вотъ онъ и самъ идетъ!
   -- Дѣйствительно, идетъ!-- сказала Анна Сергѣевна какъ бы изумляясь смѣлости Головача, и подошла къ окошку, чтобы лучше его видѣть. За ней послѣдовалъ Эмилій Маріусовичъ, скинувъ предварительно салфетку, охранявшую его китель отъ случайныхъ неосторожностей во время обѣда.
   Сгруппировавшись у окна, семейство Бубликовыхъ во всѣ глаза смотрѣло на подходившаго къ ихъ дому акцизнаго чиновника.
   Но видъ Головача не доставилъ имъ большого удовольствія: опальный молодой человѣкъ шелъ по улицѣ, заложивъ руку за спину, съ высоко поднятой головой и беззаботно насвистывалъ какую-то веселую пѣсенку.
   -- Скажите, пожалуйста, еще свиститъ!-- замѣтила нѣсколько обиженно Анна Сергѣевна и отошла отъ окошка.
   -- Насвистится... Свободнаго времени у него будетъ довольно, -- громко отвѣчалъ ей Эмилій Маріусовичъ.
   Головачъ, чувствовавшій на себѣ злорадные взгляды супружеской четы, вздохнулъ съ облегченіемъ, когда очутился, наконецъ, внѣ ея наблюденія. Тогда онъ пересталъ свистѣть и выраженіе его лица потеряло часть своей независимости.
   -- Ѳедоръ Семеновичъ!-- окликнулъ его Плавутинъ, когда Головачъ поровнялся съ его квартирой,-- зайдите ко мнѣ, поговоримъ.
   -- И вы уже знаете?-- спросилъ молодой человѣкъ съ комически-смущенной улыбкой,-- Емелька-то радъ! Всѣмъ благовѣститъ.
   -- За что это васъ? Что случилось?
   -- А я откуда знаю? Я столько же знаю, сколько и вы...
   -- Ну, полно, полно...
   -- Да ей же Богу! Надняхъ, дѣйствительно, мнѣ писали изъ города, чтобы я подавалъ въ отставку, иначе меня, все равно, и такъ вытурятъ. Но я принялъ это за мистификацію... Написалъ, чтобы мнѣ разъяснили, въ чемъ дѣло, а вмѣсто отвѣта...
   -- Вы знаете, что братъ Прозрителева служитъ въ акцизномъ управленіи?
   -- Знаю ли я! Конечно въ этомъ-то и все дѣло...-- смущенно почесывая затылокъ, отвѣчалъ Головачъ, -- какъ мнѣ не знать этакой важной вещи? Но вѣдь, кромѣ Прозрительскаго брата, имъ что-нибудь еще надо было про меня выдумать, чтобы такъ прогнать со службы.
   Въ это время на противуположномъ углу площади появился новый пѣшеходъ, въ которомъ собесѣдники скоро узнали нотаріуса Чепракова.
   Нотаріусъ, еще издали, въ знакъ привѣтствія, кивалъ головой и размахивалъ руками. Не доходя до крылечка нѣсколькихъ шаховъ, онъ уже крикнулъ:
   -- Правда ли это, Ѳедоръ Семеновичъ?
   Въ отвѣтъ Головачъ только нетерпѣливо пожалъ плечами.
   Нотаріусъ подошелъ поближе, поздоровался съ бесѣдующими и сказалъ:
   -- Сейчасъ видался съ Прозрителевынъ... Говоритъ, будто ничего не знаетъ -- хитрая бестія! Потомъ вдругъ, безъ всякого вопроса съ моей стороны, разсказалъ, что въ городѣ уже давно на васъ косились; за вольнодумство, молъ, вами недовольны... Вы будто бы насчетъ религіи отозвались съ неуваженіемъ.
   -- Съ кѣмъ это вы вели богословскія бесѣды?-- сказалъ, смѣясь, Плавутинъ,-- ужъ не съ Прозрителевымъ ли?
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчалъ за Головача нотаріусъ, -- я знаю, онъ берберовскаго діакона въ ересь обращалъ, или даже псаломщика, не упомню.
   Головачъ подумалъ съ секунду и сказалъ, пожимая плечами:
   -- Но вѣдь это было зимою!
   -- А, значитъ было!-- воскликнулъ Плавутинъ,-- но вамъ должно быть извѣстно, что всякій овощь даетъ свой плодъ лѣтомъ... Ну, кайтесь, разсказывайте, въ чемъ дѣло.
   -- Да и дѣла-то, въ сущности, никакого не было!-- отвѣчалъ Головачъ,-- пріѣхалъ я въ Берберово на заводъ... Скука смертная! Вечеромъ пошелъ къ діакону играть въ карты. Третьимъ былъ псаломщикъ. Потомъ ужинали и выпито было немножко. Ну, пошли у насъ послѣ этого разные задушевные разговоры, Богъ знаетъ о чемъ только ни говорили! Дѣло дошло даже до среднихъ вѣковъ... И ужъ не знаю, какъ это вышло, только сталъ я ихъ дразнить...
   -- Ну, конечно, безъ этого у васъ никогда не обходится съ людьми!
   -- Вѣдь вотъ, охота человѣку всегда со всѣми препираться!-- воскликнулъ нотаріусъ.
   -- Да какъ все предвидѣть? Началось будто мирно; а потомъ, въ спорѣ, дѣло болѣе широкій оборотъ получило... Я немножко васчетъ невѣжества духовной братіи прошелся; они и разсвирѣпѣли.
   -- Ну, теперь дѣло ясно.
   -- Вовсе не ясно. Это было въ февралѣ мѣсяцѣ и потомъ все уладилось. Мы, помирились... Нѣтъ, тутъ что-то другое.
   -- Тутъ, батюшка, Прозрительскія куропатки.
   -- То-есть, именно не Прозрительскія.
   -- Да, да, Ѳедоръ Семеновичъ, неуживчивый вы, батюшка, очень неуживчивый.
   -- Протестуюсь...-- повторилъ Головачъ свою любимую фразу, но какъ-то уныло, безъ обычной насмѣшливой улыбки.
   -- Вотъ еще недавно,-- продолжалъ укорять его нотаріусъ,-- вы при Бубликовѣ назвали Прозрителева поповичемъ.
   -- Да вѣдь онъ и есть поповичъ!
   -- Ну, конечно, вы сказали это изъ любви къ истинѣ!-- замѣтилъ Плавутинъ.
   Головачъ засмѣялся.
   -- Языкъ мой -- врагъ мой!-- сказалъ онъ, -- но теперь ужъ все равно, нечего мнѣ читать нотаціи... Дѣло кончено, надо собирать вещи въ чемоданъ и отрясти прахъ нечестиваго Курдюма отъ подошвъ своихъ.
   -- Положимъ, вамъ полезно уѣхать отсюда.
   -- Да, хорошо вамъ такъ говорить!-- вздыхая, возразилъ Головачъ,-- здѣсь такъ легко живется... Въ другомъ мѣстѣ надо себя сдерживать, обдумывать свои слова и поступки, а тутъ -- валяй, что придетъ въ голову!
   -- Какъ видите, и здѣсь не совсѣмъ такъ,-- сказалъ Плавутинъ.
   -- Какъ же вы думаете съ собой распорядиться?-- спросилъ нотаріусъ.
   -- Кто же это знаетъ?.. Сперва буду проѣдать то, что здѣсь заработалъ; а потомъ, вѣроятно, поступлю въ какую-нибудь труппу.
   -- Въ труппу? Актеромъ!
   -- Что же тутъ удивительнаго? Набираются же откуда-нибудь актеры? Я всегда имѣлъ большой успѣхъ въ комическихъ роляхъ... А служить больше не стану! Я бы и не пробовалъ, да родители требовали; но теперь -- баста! Сдѣлаюсь свободнымъ художникомъ, и быть можетъ,-- закончилъ онъ съ насмѣшливой торжественностью,-- имя мое прогремитъ по всей Россіи, и стыдъ падетъ тогда на головы моихъ курдюмскихъ преслѣдователей! А пока что, до свиданья...
   Онъ пожалъ руки собесѣдникамъ и отправился домой.
   Вечеромъ, гулявшая въ скверѣ аристократія была также занята обсужденіемъ вызванной отставки Головача.
   На сторонѣ молодого человѣка оказалось очень мало сочувствующихъ, потому что онъ всѣхъ почти когда-нибудь обидѣлъ своей насмѣшкой; а курдюмскіе обыватели отличались злопамятностью.
   За то престижъ Ивана Ивановича Прозрителева возросъ сегодня болѣе обыкновенныхъ размѣровъ. Всѣ толпились около него, слушали его рѣчи, соглашались съ его мнѣніями, тогда какъ поведеніе Головача было осуждено сразу и безпощадно.
   -- Головачъ вовсе не дурной человѣкъ, -- осмѣлился выразить Георгій Александровичъ, -- только онъ очень распустился въ Курдюмѣ. Онъ пріѣхалъ сюда скромнымъ и порядочнымъ юношей; но здѣсь онъ скоро опустился и началъ вести себя, дѣйствительно, не всегда достойно.
   Иванъ Ивановичъ стоялъ во время этой рѣчи неподвижно, вперивъ глаза въ одну точку; когда Плавутинъ кончилъ, онъ продолжалъ такъ спокойно, точно никто и не прерывалъ его.
   -- Да, за дерзости свои и за вольнодумства господинъ этотъ достоинъ наказанія.
   Затѣмъ Прозрителевъ съ важностью оглядѣлъ всѣхъ, стоявшихъ возлѣ него, и ихъ молчаніе какъ бы подтвердило этотъ суровый приговоръ.
   Однако, несмотря на такую опалу, кружекъ пріятелей Головача не отступилъ отъ стариннаго обычая и устроилъ отъѣзжающему прощальный банкетъ въ квартирѣ Плавутина, или, вѣрнѣе, во дворѣ его квартиры.
   Банкетъ, несмотря на небольшое количество гостей, вышелъ чрезвычайно шумный.
   Больше всѣхъ веселился герой празднества, увѣрявшій пріятелей, что онъ считаетъ свою отставку счастливой, хотя и совершенно неожиданной, случайностью.
   Сдѣлавъ такое открытіе, Головачъ считалъ себя вправѣ громко радоваться, пѣть веселыя пѣсни, провозглашать тосты, предпосылая имъ зажигательныя рѣчи. Подъ конецъ банкета онъ такъ утомился, что могъ только кричать: "протестуюсь!" да посылать кому-то троекратную анаѳему.
   За банкетомъ пріятели провели всю ночь. Они наполняли церковную площадь шумомъ до самой зари, возбуждая искреннее негодованіе Прозрителева и тайную зависть Петра Петровича, который былъ приглашенъ на банкетъ, но пойти туда побоялся.
   Съ восходомъ солнца Головачъ былъ усаженъ пріятелями въ почтовую телѣжку и необычайно ранній звонъ колокольчика возвѣстилъ пробуждающимся обывателямъ объ отъѣздѣ безпокойнаго акцизнаго чиновника.
   Однако, прошло какихъ-нибудь недѣли двѣ, не больше, и снова всѣ заговорили о Ѳедорѣ Семеновичѣ: неизвѣстно какъ и откуда, появилось въ Курдюмѣ рукописное сочиненіе, ходившее сперва тайно по рукамъ обывателей. Это была слѣдующая басня, авторомъ которой всѣ единодушно называли Головача:
   

Мужикъ и Нѣкто

БАСНЯ.

             Однажды мужичекъ въ Петровки дичь убилъ.
                       Онъ очень бѣденъ былъ,
             Такъ этотъ грѣхъ ему простить возможно...
                       Да вотъ бѣда: онъ шелъ неосторожно
             И Нѣкто на пути его перехватилъ
                       (А былъ сей Нѣкто падокъ
                                 До куропатокъ).
             "Послушай, мужичекъ,-- такъ Нѣкто говорилъ,--
             "Скажи мнѣ, мой дружокъ, что стоютъ эти птички?"
             -- Хоть птички не велички, да нынче дичь въ цѣнѣ
             И менѣе рубля отдать не сходно мнѣ,--
                       Отвѣтствовалъ пейзанъ.
             "За пару?" -- Точно такъ... "Болванъ!"
             Воскликнулъ Нѣкто вдругъ -- "Свинья, каналья, воръ!
                       "Ты знаешь, кто я? Прокуроръ!
                       "Какъ смѣлъ ты въ эту пору
                       "Являться съ дичью къ прокурору?"
             Затрепеталъ мужикъ, и въ ноги господину:
             -- Помилуйте, прошу!.. Возьмите за полтину!--
                       Смиренно онъ сказалъ.
                                 И Нѣкто взялъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Какъ содержаніе басни, такъ и ея таинственное появленіе возбуждали общее вниманіе до крайности.
   Появились многочисленныя копіи, которыя читались и въ казначействѣ, и на почтѣ, и въ аптекѣ. Даже небритыя личности канцеляріи полицейскаго управленія, сидя за перепиской бумагъ; тайкомъ почитывали это произведеніе, несмотря на то, что Петръ Петровичъ приказалъ своимъ подчиненнымъ истреблять попадающіеся имъ экземпляры басни.
   Дѣйствительно, благодаря бдительному усердію урядника Собачкина, масса рукописныхъ экземпляровъ басни была уничтожена; но вмѣсто уничтоженныхъ появлялось еще больше новыхъ... Эта борьба истребителей и распространителей надолго заняла умы и досуги курдюмской аристократіи.
   Черезъ грамотнаго Гаврюшку, басня въ концѣ-концовъ проникла въ народную среду, послѣ чего украсилась разнообразными варіантами, которые по смѣлости мысли и полету фантазіи далеко оставили за собою ихъ первоначальный источникъ.
   Басней окончилась исторія о куропаткахъ; но исторія басни еще впереди.

"Міръ Божій", No 7, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru