Бласко-Ибаньес Висенте
Жалость

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Compasión.
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы, 1910, No 7.

Жалость

Рассказ В. Бласко-Ибаньеса

Перевод с испанского.

   В десять часов вечера граф Сагреда вошел в свой клуб на Капуцинском бульваре. Слуги поспешно бросились к нему на встречу: один взял тросточку, другой -- ослепительно- сверкавший цилиндр, третий принял шубу, подбитую богатым мехом, и граф предстал в полном костюме только что пообедавшего джентльмена, в безупречно белой манишке, с цветком гардении в петлице.
   Все в клубе знали, что он разорен. Его состояние, которое пятнадцать лет назад произвело известную сенсацию в Париже и тратилось на все четыре стороны, уже иссякло. Граф жил на остатки своего богатства и походил на потерпевшего кораблекрушение, который с усилием хватается за обломки корабля, чтобы отдалить последний момент. Даже слуги, суетившиеся около него с подобострастным видом, знали о его несчастий и обсуждали его стесненное положение; но в их бесцветных рабских глазах не отражалось даже самой легкой наглости. Ведь он был таким джентльменом! С каким благородным видом тратил он свои деньги! Кроме того, это был настоящий испанский гранд, принадлежащий к той вековой знати, что вызывает известное уважение именно среди французов, предки которых произвели революцию.
   Граф вошел в залу с высоко поднятой головой, шагая смело и вызывающе, тонкой и слабой улыбкой приветствуя друзей и соединяя в выражении своего лица заносчивость и беззаботность.
   Ему уже было под сорок лет, но он продолжал хранить свое прозвище прекрасного Сагреды, данное ему в былое время ночными дамами от Максиму и утренними амазонками из Булонского леса. Только легкая проседь на висках и несколько морщин около глаз говорили о пылкости чересчур стремительной жизни, о крайнем напряжении жизненной машины. Только острые и грустные глаза за которые друзья и подруги прозвали его Мавром, все еще были молоды.
   В клубе все говорили о разорении Сагреды с искренним чувством сожаления. Бедный граф! Отчего никто не мог оставить ему новое наследство! Отчего бы ему не встретить американской миллионерши, которая увлеклась бы его внешностью и его титулами!.. Нужно было что-либо сделать, чтобы спасти его.
   А он двигался среди этого немого и улыбающегося сострадания, не подозревая о нем, замкнутый в своей гордости, принимая соболезнование за выражение восхищения, принуждая себя к мучительным ухищрениям, чтобы сохранять вокруг себя прежнюю обстановку; ему казалось, что ему удается обманывать других, по он обманывал только самого себя.
   Сагреда не рассчитывал на более светлое будущее. Все родственники, которые могли бы вытащить его на поверхность воды своевременным завещанием, сделали это уже много лет назад, покидая жизненную арену. Там, в Испании, не оставалось, более никого, кто бы мог вспомнить о нем.
   Париж и летние курорты поглотили в немного лет все его вековое состояние. Воспоминания о нескольких шумных романах с модными актрисами, память о старых днях, светившаяся в улыбках десятка светским дам; забытая слава ряда дуэлей, репутация смелого и хладнокровного игрока и человека, непримиримо строгого в вопросах чести, к тому же безупречно владеющего шпагой--вот все, что оставалось у прекрасного Сагреды после разорения.
   Он жил своей старой репутацией, делая новые долги у некоторых ростовщиков, рассчитывавших, что, по примеру прежнего, и теперь его дела придут в порядок.
   "Мой жребий брошен", думал граф. Когда силы его иссякнут, он прибегнет к крайнему средству. Покончить жизнь самоубийством--этого он никогда не сделает. Люди, подобные ему, убивают себя только за долги чести. Его знатные и славные предки тоже должны были громадные суммы людям низшего общественного положения и не думали о самоубийстве. Когда кредиторы закроют перед ним свои двери, а ростовщики станут угрожать судебным скандалом, граф Сагреда покинет сладкое парижское существование, правда, не без усилия. Его предки бывали солдатами и колонизаторами. Он тоже вступит в ряды иностранного легиона в Алжире или переселиться в завоёванную его дедами Америку, чтобы верхом на коне сторожить стада в степях южного Чили или на бесконечных равнинах Патагонии.
   А между тем, эта опасная и жестокая жизнь в ожидании последней минуты, среди постоянных обманов, была лучшим периодом его существования. Из своего последнего путешествия в Испанию он вернулся с женою, провинциальною барышней, которую прельстило обаяние знатного дворянина, и пылкая и покорная привязанность которой, состояла почти в равной степени из любви и из восхищения.
   И вот, когда оп нашел себе жену по душе, он навсегда терял деньги!.. Вместе с несчастием появлялась любовь!.. Сагреда, оплакивая исчезнувшее состояние, боролся чтобы поддерживать свою внешнюю роскошь. Оп продолжал жить в том же доме, не уменьшая расходов, делая спутнице жизни такие же подарки, как и подругам прежних времен, чувствуя почти отеческое удовлетворение при детском удовлетворении и безыскусственной радости бедного ребенка, совершенно ослепленного богатством Парижа.
   Сагреда погружался все больше и больше, но с улыбкой на губах довольный самим собой, своим теперешним существованием, этим сладким очарованием, последним в его- жизни, которое чудесным образом все продолжалось. Судьба помогала ему. Каждый вечер, после обеда в модном ресторане, оставив свою жену в театре, он направлялся в клуб, в единственное место, где ему еще улыбалось счастье. Игра была небольшая. Просто несколько партий в экарте с близкими друзьями, товарищами молодых лет, продолжавшими веселое существование.
   Лишь только граф садился за стол и брал в руки карты, как Фортуна становилась за его спиной, и партнер начинал проигрывать ему без остановки; так происходило ежедневно, и друзья как будто соблюдали строгую очередь, чтобы играть с графом. Выигрыши не были особенно блестящи: один раз десять луидоров, другой раз--двадцать пять, несколько раз Сагреде случалось уходить с сорока золотыми в кармане. Однако, благодаря этому почти ежедневному доходу, он мог заполнять щели в своем разваливавшемся состоянии и содержать свою жену в обстановке дружелюбного комфорта, вместе с тем он начинал снова приобретать веру в будущее. Кто знает, что еще ожидало его?..
   Увидев в одной из гостиных виконта Ла-Тремизиньэр, он улыбнулся ему с выражением дружеского вызова.
   -- Сыграем?
   -- Как вам угодно, дорогой Сагреда.
   -- По пяти франков за семь очков, чтобы не зарываться. Я уверен в выигрыше. Судьба сопровождает меня.
   И партия началась под слабым светом электрических канделябров, в тишине мягких ковров и тяжелых портьер.
   Сагреда выигрывал не переставая, как будто бы судьбе было приятно вытягивать его невредимым и победоносным из самых злосчастных комбинаций. Он выигрывал совсем без карт. Ничего не значило, что у него не было козырей и что прочие карты были неудачными, карты партнера всегда были еще хуже, и все партии чудесным образом оканчивались в его пользу.
   У него уже было около двадцати пяти луидоров, когда один из их клубных сочленов, который скучая прогуливался из гостиной в гостиную, остановился около игроков, следя за партией. Сначала он постоял рядом с Сагредой, а затем перешел к виконту, которому присутствие гостя, казалось, было очень не по душе.
   -- Но ведь это безумие! -- воскликнул вдруг гость. -- Ведь вы, виконт, играете себе во вред. Вы откладываете козыри и играете скверными картами. Как глупо!
   Он не мог продолжать. Сагреда бросил на стол свои карты. Он ужасно побледнел, позеленел даже. Его широко открытые глаза посмотрели на виконта. Затем он встал.
   -- Я понял, -- холодно сказал он. -- Позвольте мне удалиться.
   И нервным движением руки он пододвинул к другу кучку золотых монет.
   -- Это -- ваши деньги.
   -- Постойте, дорогой!.. Сагреда, послушайте!.. Граф, позвольте мне объяснить вам.
   -- Довольно. Я повторяю, что я все понял.
   Искра сверкнула в его глазах, как бывало в тех случаях, когда после короткого спора или неуместного слова, он поднимал свою перчатку с вызывающим видом.
   Но этот проблеск гнева продолжался только мгновение. Он улыбнулся с любезностью, от которой становилось холодно.
   -- Очень благодарен вам, виконт. Такие милости никогда не забываются... Еще раз благодарю вас.
   И он поклонился с полным достоинства жестом, и удалился, высоко неся голову, как в самые прекрасные дни своего богатства.
   Граф Сагреда идет по бульвару в меховом пальто раскрытом над безупречным пластроном, Люди выходят из театров, женщины порхают с одного тротуара на другой; мелькают освещенные внутри автомобили, оставляя быстротечное впечатление перьев, драгоценных камней и белых кружев; кричат продавцы газет; над домами загораются и гаснут громадные электрические объявления.
   Делать долги!.. Ладно. Долги не бесчестят дворянина. Но получать милостыню?.. Но возбуждать жалость!..
   К чему эта комедия? Близкие друзья, которые улыбались ему, как и в прежние времена, проникли в тайну его бедности и, движимые жалостью, по очереди подавали ему милостыню, под видом проигрыша. И остальные приятели и даже слуги, которые с привычным уважением склонялись перед ним, знали все. А он, бедный обманутый, шествовал с видом гран-сеньора, важный и непреклонный в своем увядшем величии, как труп легендарного вождя, который и после смерти хотел верхом на коне одерживать победы.
   Прощайте навсегда, последние проблески надежд. Граф забыл о своей жене, которая ждала его в каком-то ночном ресторане. Словно он никогда не видал ее, словно она никогда не существовала. Он не думал больше о том, что несколько часов назад украшало его жизнь. Один только позор сопровождал его.
   -- Очень благодарен! Очень благодарен!..
   На заре два выстрела взбудоражили обитателей второстепенной гостиницы около Сен-Лазарского вокзала.
   Слуги нашли в одной из комнат господина, одетого во фрак, с дыркой в черепе, из которой сочилась красная струйка, змеившаяся по полосатому ковру.
   В его глазах еще светилась жизнь. Но в них не отражался нежный образ жены. Его последняя мысль, оборванная смертью, принадлежала дружбе, ужасной в своем сострадании; принадлежала братскому оскорблению великодушной и легкомысленной жалости.

----------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы, 1910, No 7.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru