Браун Лили
Новая женщина в литературе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод с немецкого Л. Давыдовой.
    Текст издания: журнал "Міръ Божій", No 1, 1897.

НОВАЯ ЖЕНЩИНА ВЪ ЛИТЕРАТУРѢ.

Л. Гижицкой.

   Годъ тому назадъ, въ Англіи, этой классической странѣ женскаго движенія, давалась пьеса, благодаря которой споръ о женскихъ правахъ сдѣлался опять такимъ же горячимъ и ожесточеннымъ, какъ при самомъ возникновеніи его. Необыкновенный успѣхъ пьесы въ публикѣ и вызванные ею дебаты объяснялись, впрочемъ, не художественными достоинствами ея, не ея остроуміемъ или оригинальностью, а просто заглавіемъ: "Новая женщина". ("The new woman"). О "новой женщинѣ" кричали вездѣ и всюду, и какъ Гйзы подхватили насмѣшливое прозвище, данное имъ врагами, такъ и руководительницы женскаго движенія приняли кличку "новой женщины", какъ лозунгъ того, что онѣ хотятъ сдѣлать изъ порабощенной, униженной женщины современности. "Новыя женщины", выведенныя авторомъ пьесы, оказались давно знакомыми каррикатурами на "эманципированныхъ": дурно одѣтыми старыми дѣвами съ мужскими манерами, стрижеными волосами и очками на носу. На ряду съ ними была выставлена не менѣе избитая фигура красивой, блестящей женщины, которая, прикрываясь талантливостью, даетъ волю всѣмъ своимъ низменнымъ инстинктамъ.
   Въ обществѣ такихъ женщинъ вращается несчастный герой, молодой ученый, который оказывается достойнымъ сожалѣнія, главнымъ образомъ, потому, что его ученыя пріятельницы каждый день угощаютъ его пережаренной телятиной. Комплименты, которыми онѣ осыпаютъ его съ утра до вечера, все-таки не могутъ утолить его голода. Случай, сталкивающій его съ горничной его матери, даетъ ему возможность познать женскую природу во всей ея красотѣ. Онъ прощается съ новыми женщинами и воспѣваетъ "вѣчную женственность" въ лицѣ избранницы своего сердца, которая кормитъ его вкусными, разнообразными обѣдами. И публика шумно апплодировала герою и провозгласила наивную, краснощекую дѣвочку, не обремененную никакимъ научнымъ хламомъ -- идеаломъ женщины; говорили даже, что она-то и есть настоящая "новая" женщина.
   Тогда и въ прессѣ, и съ ораторскихъ трибунъ поднялся споръ о новой женщинѣ. При этомъ обѣ спорящія стороны упустили изъ виду, что различныя варіаціи типа новой женщины давно уже разрабатывались въ многочисленныхъ новеллахъ, романахъ и драмахъ. Въ англійской литературѣ существуетъ даже особый родъ романовъ, которые могутъ быть названы "романами женскаго движенія", и дѣйствующими лицами которыхъ являются новыя женщины. Авторы такихъ романовъ въ удобной формѣ беллетристическаго повѣствованія стараются выяснить публикѣ свои взгляды на міръ и людей вообще, и на соціальный и женскій вопросы -- въ частности. Героини ихъ, въ большинствѣ случаевъ, представляютъ автоматовъ и лишь изрѣдка, при большей талантливости автора, передъ нами встаютъ живыя лица. Изъ всей массы новыхъ женскихъ типовъ современной англійской литературы особенно выдѣляются три: Марчелла, героиня романа м-ссъ Уордъ, Эва дна -- героиня "Небесныхъ близнецовъ" Сары Грантъ {Оба эти романа переведены на русскій языкъ. "Небесные близнецы" имѣются въ "Дешевой библіотекѣ" Суворина, а "Марчелла" печаталась въ "Русск. Мысли" за 1895 г. Романъ Грантъ Аллена не переведенъ по-русски.} и Ерминія въ романѣ Грантъ-Аллена "The Woman, who did" (буквально: "женщина, которая рѣшилась"). Эти три типа интересны потому, что они послужили образцомъ для безчисленныхъ болѣе или менѣе удачныхъ женскихъ фигуръ, появляющихся въ книгахъ и журналахъ. Марчелла является типомъ "непокорной дочери", которая завоевываетъ себѣ самостоятельность и уѣзжаетъ изъ дому, чтобы найти себѣ дѣло. Она всячески старается приложить свои силы для служенія страждущему человѣчеству, но при этомъ не отдается вся своему дѣлу. Среди своей разнообразной, неутомимой дѣятельности, Марчелла, въ сущности, думаетъ только о себѣ; она, можетъ быть, безсознательно, все-таки оставляетъ себѣ лазейку, черезъ которую всегда можетъ вернуться на лоно семьи. Героиня м-ссъ Гемфри Уордъ является идеаломъ, но не для новой женщины, а для тѣхъ многочисленныхъ непокорныхъ дочерей, которыя стремятся выйти изъ своего пустого, безцѣльнаго существованія, и гдѣ-нибудь и какъ-нибудь найти себѣ удовлетвореніе. Онѣ недовольны собой и міромъ, потому что у нихъ уже открылись глаза, и онѣ видятъ зло и несправедливость, царящія кругомъ; но онѣ еще слишкомъ скованы предразсудками и духовно не развиты, чтобы понять, что слѣдуетъ дѣлать съ этимъ недовольствомъ.
   Героиня Сары Грантъ -- Эвадна не имѣетъ ничего общаго съ Марчеллой. Она, безъ сомнѣнія, принадлежитъ къ одной породѣ со Свавой Бьёрнсона, которая бросаетъ своему жениху перчатку въ лицо, когда узнаетъ, что онъ вступаетъ въ бракъ не такимъ невиннымъ и чистымъ, какъ она. Первыя мечты молодой дѣвушки обыкновенно терпятъ крушеніе при соприкосновеніи съ грубой дѣйствительностью, въ особенности, когда избранный ею герой оказывается недостойнымъ ея любви; поэтому горе Эвадны и ея быстрое рѣшеніе разстаться съ мужемъ кажутся намъ психологически вѣрными. Не будучи въ состояніи противостоять упрекамъ семьи, она рѣшается въ концѣ концовъ для виду остаться съ мужемъ; но исторія этого "фиктивнаго" брака служитъ только рамкой для настоящаго содержанія романа: борьбы за равноправность половъ въ области нравственности. Эта борьба противъ двоякой нравственности, безъ сомнѣнія, имѣетъ такое же право на существованіе, какъ борьба противъ двоякаго права вообще. Къ этой борьбѣ присоединится всякая женщина, въ которой ея человѣческое самосознаніе не было искусственно подавлено уродливымъ воспитаніемъ. Но какъ человѣкъ, знакомый съ выводами современной науки, она пойметъ, что эта двоякая нравственность является результатомъ длиннаго историческаго развитія, и находится въ тѣсной связи съ соціальными и экономическими условіями настоящаго времени. Поэтому "новая женщина" будетъ направлять свою энергію въ другую сторону. Она не сдѣлается такой героиней, какъ Свава, или такой сентиментальной салонной дамой, какъ Эвадна. Она не сдѣлаетъ навсегда несчастнымъ любимаго и любящаго ее человѣка, за то, что онъ былъ раньше слабымъ, хотя и не порочнымъ, мужчиною. Женское сердце въ концѣ концовъ восторжествуетъ надъ теоріями, какъ бы онѣ ни были хорошо обоснованы. Если же она, какъ, напр., Эвадна, имѣетъ дѣйствительное право презирать своего мужа, то она не станетъ ломать всю свою жизнь и приносить ее въ жертву сплетнямъ жилыхъ сосѣдей. Новая женщина Сары Грантъ является совершенно нежизненной, неестественной фигурой.
   Романъ Грантъ-Аллена "The woman who did" возбудилъ еще больше горячихъ споровъ, чѣмъ романы Гемфри Уордъ и Сары Грантъ. "Но, навѣрное, не найдется ни одной женщины, которая это сдѣлаетъ", сказалъ автору одинъ изъ его друзей. "Я знаю такую женщину", отвѣтилъ авторъ и разсказалъ ему исторію Эринніи. Она тоже непокорная дочь, доставляющая много хлопотъ своему отцу, богатому священнику, занимающему видное мѣсто въ рядахъ духовенства. Она не только говоритъ о своихъ взглядахъ, но и проводитъ ихъ въ жизнь. Освобожденіе женщины, пробужденіе въ ней человѣка -- вотъ цѣль, къ которой она стремится. Она близко ознакомилась со всѣми стадіями женскаго движенія, и, наконецъ, пришла къ убѣжденію, что ни одинаковое образованіе, ни правовая и политическая равноправность съ мужчиною не приведетъ къ желаемому освобожденію женщины, если оно не будетъ идти рука объ руку съ соціальной и нравственной эмансипаціей женщины. По мнѣнію Эрминіи, женщина порабощается, главнымъ образомъ, непрерывнымъ давленіемъ этическихъ и соціальныхъ ограниченій. Ни мужчина, ни женщина не имѣютъ права приковывать къ себѣ жену или мужа законными или церковными узами, потому что взаимныя отношенія половъ только тогда могутъ имѣть нравственный смыслъ, когда они покоются на взаимной любви и полной свободѣ. Для людей, которые любятъ другъ друга, не нужно никакихъ искусственныхъ узъ; люди, которые не любятъ другъ друга, совершаютъ преступленіе по отношенію къ себѣ и къ своимъ дѣтяхъ, если они остаются вмѣстѣ. Такъ разсуждаетъ Эриннія, и, встрѣтясь съ человѣкомъ, къ которому ее влечетъ сердце, она отказывается стать его женой по старому обычаю. Придерживаясь библейскаго изреченія "истина освободитъ васъ", она полна дѣтской вѣры въ то, что если она одна, первая, на дѣлѣ будетъ проводить свои убѣжденія, то она этимъ расторгнетъ оковы, до сихъ поръ мѣшавшія освобожденію женщины. Јя дѣти, рожденныя отъ свободной любви, будутъ продолжать ея дѣло. Послѣ долгой борьбы, которую ей приходится вести съ любимымъ человѣкомъ, онъ, наконецъ, сдается и соглашается жить съ ней въ свободномъ бракѣ.
   Но онъ умираетъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, и для Эрминіи и ея ребенка начинается долголѣтнее мученичество. Несмотря на все, что ей приходится претерпѣвать, она остается вѣрна своимъ убѣжденіямъ. Ей приходится испытывать сильнѣйшую нужду. Тогда отецъ ея покойнаго мужа предлагаетъ ей усыновить свою внучку и такимъ образомъ нетолько дать ей имя, на и сдѣлать ее своей наслѣдницей. Она отказывается, несмотря на то, что здѣсь дѣло идетъ о всей будущности ея ребенка. Дочь подростаетъ и постоянно чувствуетъ ложность положенія, въ которое она поставлена матерью. Она все болѣе и болѣе удаляется отъ матери, и въ концѣ концовъ уходить отъ нея, когда оказывается, что ея незаконное рожденіе дѣлается препятствіемъ для ея личнаго счастья, мѣшая ей выйти замужъ за человѣка, котораго она полюбила. Для Эрнинія это смертельный ударъ; дочь стыдится ея, удаляется отъ нея и несчастлива благодаря ей -- что же ей остается, въ такомъ случаѣ, кромѣ добровольной смерти?
   Можетъ ли Эрминія быть названа "новой женщиной"? Она сильна и энергична, она добровольно взваливаетъ на себя борьбу съ жизнью и оберегаетъ свою самостоятельность, она любитъ мужа и ребенка,-- но женщина ли она? Авторъ хотѣлъ написать тенденціозный романъ въ защиту свободнаго брака, но такъ какъ онъ перенесъ его въ современныя условія, то, помимо своей воли, писалъ противъ него. Эрминія не представляется намъ мученицей за великое дѣло, какою хотѣлъ изобразить ее авторъ; читатель часто не можетъ удержаться отъ улыбки надъ ея совершенно нелѣпымъ стремленіемъ однимъ росчеркомъ уничтожить законный бракъ, этотъ результатъ многовѣкового развитія; кромѣ того, читателя поражаетъ безсердечность, съ какою она жертвуетъ ребенкомъ ради своей теоріи. Мнѣ кажется, женщина, подобная Эрминіи, которая обладаетъ такой ясной головой и такимъ образованіемъ, какое Грантъ-Алленъ приписываетъ своей героинѣ, конечно, не будетъ изъ ложной стыдливости опускать глаза передъ испорченностью, господствующей въ современномъ обществѣ и передъ темными сторонами современнаго брака; но она не станетъ воображать себѣ, что свободный бракъ между двумя отдѣльными людьми можетъ произвести какой-нибудь переворотъ въ этихъ отношеніяхъ. Даже если бы большинство рѣшилось послѣдовать ихъ примѣру, то, при современныхъ соціальныхъ и экономическихъ условіяхъ, это очень мало повліяло бы на нравственное обновленіе человѣчества. Женщина, какъ экономически-слабѣйшая сторона, была бы только еще болѣе порабощена. Состоятельной женщинѣ и теперь, до введенія свободнаго брака, не приходится дрожать за своихъ дѣтей, но торжество свободнаго брака при современномъ, капиталистическомъ строѣ даже ухудшило бы положеніе небогатой женщины, лишивъ ея дѣтей поддержки закона.
   "Новая женщина" Грантъ-Аллена могла появиться только на англійской почвѣ, потому что образы, создаваемые писателями, не являются исключительно созданіями ихъ фантазіи. Все ихъ міросозерцаніе необходимо находится въ связи съ окружающей ихъ обстановкой и подвергается ея вліянію. Нѣтъ ни одной страны, въ которой жгучій вопросъ взаимныхъ отношеній половъ разсматривался бы съ такой серьезностью, какъ въ Англіи. Грантъ-Алленъ имѣлъ безчисленныхъ предшественниковъ и послѣдователей, и романъ его обсуждался и въ салонахъ, и въ печати, и въ публичныхъ рѣчахъ, и даже съ церковной каѳедры. Женщина, занимающая такое видное общественное положеніе и пользующаяся такимъ значеніемъ, какъ лэди Генри Соммерсетъ, не побоялась публично высказать свое мнѣніе о безнравственности брака безъ любви; самыя вліятельныя газеты обсуждали на своихъ столбцахъ эти вопросы, которые -- по признанію большинства серьезныхъ изслѣдователей -- являются не чисто-этическими, а соціальными вопросами. Англійскія женщины, благодаря образованію, самостоятельности и достигнутой ими въ значительной степени равноправности съ мужчинами, достигли уже такъ многаго, что онѣ могутъ теперь обозрѣвать завоеванныя области, и ясно видятъ, чего имъ еще не хватаетъ. Онѣ видятъ, что фактически онѣ все-таки еще не свободны, и среди нихъ часто попадаются личности, подобныя Эрминіи, философствующія со своими друзьями о нравственномъ освобожденіи женщины. Всѣ три разсмотрѣнныя нами героини могутъ быть только англійскаго происхожденія. Несмотря на всю разницу между ними, у нихъ есть одна общая черта: стремленіе къ освобожденію. Но женщины, такъ же какъ и народы и отдѣльные общественные классы, должны уже достигнуть извѣстной нравственной и экономической независимости, чтобы ощутить въ себѣ такое влеченіе. Жажда свободы, вовлекающая женщинъ въ борьбу, конечно, иногда выливается и въ смѣшныя, уродливыя формы. Поэтому, каррикатуры "новыхъ женщинъ", столь часто встрѣчающіяся въ литературѣ, обязаны своимъ происхожденіемъ нетолько предвзятому мнѣнію противниковъ женскаго движенія.
   Наряду съ англичанами, другіе народы германской расы также представили свои типы "новой женщины". Новая женщина во французской и итальянской литературѣ представляетъ совершенно другое явленіе и почти исключительно принадлежитъ декадентству; поэтому слово "новая" къ ней не совсѣмъ подходитъ и мы не будемъ касаться ея въ настоящей статьѣ.
   Швеція, Норвегія и Данія совершенно наводнили насъ своими писателями, и нелегко разобраться въ массѣ выдвигаемыхъ ими женскихъ типовъ, для того, чтобы выбрать среди нихъ наиболѣе характерныхъ; при этомъ самыя современныя изъ нихъ всѣ отмѣчены одной отличительной чертой: реакціей противъ женскаго движенія, вызваннаго и поддерживаемаго Бьерисономъ и Ибсенемъ. Бьерисовъ, впрочемъ, имѣетъ больше послѣдователей, чѣмъ Ибсенъ: апостолъ чистоты привлекаетъ къ себѣ не только неудовлетворенныхъ женщинъ и старыхъ дѣвъ, какъ утверждаютъ противники движенія, но и всѣхъ, отзывчивыхъ сердцемъ людей, которые не могутъ равнодушно относиться къ нравственному униженіи женщины, но которые, вслѣдствіе узости взгляда и недостатка исторической перспективы, не видятъ другихъ средствъ помочь этому злу, кромѣ нравственныхъ проповѣдей и полицейскихъ предписаній. Ибсенъ же былъ апостоломъ непонятыхъ женскихъ натуръ, рвущихся къ свободѣ и къ индивидуальности; но на его душѣ лежитъ грѣхъ, что онъ совратилъ съ пути истиннаго многихъ, которыя только аффектируютъ эту непонятость, потому что она вошла въ моду и пріятно наполняетъ жизнь незанятыхъ женщинъ, дѣлаетъ ихъ интересными въ ихъ собственныхъ глазахъ. Когда "Нора" Ибсена начала свое тріумфальное шествіе по европейскимъ театрамъ, многія сотни женщинъ, съ замирающимъ сердцемъ слѣдящія за ходомъ пьесы, думали узнать самихъ себя въ этой "новой женщинѣ". И дѣйствительно, развѣ мало женщинъ живутъ въ такомъ же призрачномъ бракѣ, какъ Нора? Развѣ не часто случается, что послѣ многолѣтней совмѣстной жизни, не прерываемой никакими особенными событіями, вдругъ наступаетъ моментъ, когда жена убѣждается, что мужъ ея -- для нея чужой, когда она сознаетъ, что никогда, говоря словами Норы, они "не говорили другъ съ другомъ серьезно о серьезныхъ вещахъ"? Новая женщина Ибсена не отступаетъ передъ послѣдствіями, вытекающими изъ этого открытія, и уходитъ отъ "чужого человѣка"; она не можетъ продолжать свою кукольную жизнь и, безъ колебаній, одна вступаетъ въ жизненную борьбу. Можно съ увѣренностью сказать, что "чудо", на которое разсчитываетъ ея безхарактерный, слабый мужъ, никогда не случится, потому что впослѣдствіи Нора только еще болѣе переростетъ его. Ея поступокъ былъ бы дѣйствительно нравственнымъ и достойнымъ "новой женщины", если бы одно обстоятельство не лишало его смысла и не придавало ему грубо-эгоистическаго оттѣнка: дѣло въ томъ, что Нора бросаетъ не только "чужого человѣка", но и своихъ маленькихъ дѣтей. Она съ полнымъ душевнымъ спокойствіемъ оставляетъ своихъ дѣтей на рукахъ человѣка, въ ничтожествѣ котораго она только-что убѣдилась. И отсюда-то и вышло вредное вліяніе Ибсеновской "новой женщины": безчисленныя Норы, съ холоднымъ сердцемъ и скуднымъ нравственнымъ содержаніемъ, сильныя только своимъ эгоизмомъ, разбредись теперь по бѣлу-свѣту. Настоящая Нора, для созданія которой у поэта не хватило достаточной глубины чувства, непремѣнно должна была бы взять съ собою дѣтей, если нужно, отвоевать ихъ себѣ, и вырвать ихъ изъ растлѣвающей домашней атмосферы.
   Среди всѣхъ Ибсеновскихъ женщинъ нѣтъ ни одной, которая была бы вполнѣ женщиной, и въ тоже время каждая изъ нихъ, съ правдивостью ретушированной фотографіи, воспроизводитъ какую-нибудь изъ разновидностей новой женщины: Эллида, играющая своими романтическими мечтами, но когда мечты превращаются въ дѣйствительность, испуганно отступающая передъ ними и "свободно и за своей отвѣтственностью" возвращающаяся къ доброму, прозаическому мужу; Іона и Петра ("Столпы общества"), утратившія, подъ давленіемъ своей безотрадной жизни, всѣ женственныя черты; г-жа Альвнегъ ("Привидѣнія"), которая прошла черезъ всѣ муки ужасной семейной жизни и сдѣлалась мыслящей, сильной, безстрашной женщиной -- и всѣ другія, даже вводныя но всегда характерныя женскія фигуры, объясняемыя одной общей чертой -- жаждою вырваться изъ узкаго круга семьи, извѣстнаго міровоззрѣнія, или общества. Ибсенъ анатомировалъ передъ нами новую женщину, какъ ботаникъ анатомируетъ цвѣтовъ, но какъ ботаникъ, даже съ помощью самой сильной лупы, не можетъ показать намъ благоуханія цвѣтка, такъ и Ибсенъ не показалъ намъ того, чего онъ самъ не съумѣлъ замѣтить: сердца женщины, ея женственности.
   Всякій грѣхъ противъ природы бываетъ отомщенъ. Свава ("Перчатка"), въ которой Бьерисонъ хотѣлъ представить цвѣтъ утонченной женственности, послужила своею холодной pruderie къ возвеличенію всѣхъ безсердечныхъ, мужчиноподобныхъ женщинъ, которыя сдѣлались гораздо болѣе вредными членами общества, чѣмъ безобидныя, сплетничающія старыя дѣвы прежняго времени; точно также и ибсеновскія женщины выступаютъ въ жизни въ образѣ женщинъ, жаждущихъ сильныхъ ощущеній, бьющихъ на эффектъ, лживыхъ, до наивнаго самообмана. Всѣ онѣ борятся противъ мужчины, и въ то же время являются его жертвами, или притворяются таковыми. Реакція противъ нихъ не заставила себя ждать. Другая новая женщина появилась среди того же народа, въ произведеніяхъ его болѣе молодыхъ писателей: она -- вполнѣ женщина, и только женщина. Лучшіе типы ея были созданы Петеромъ Нансеномъ въ его Маріи и Гретѣ. Все существо Маріи исчерпывается любовью. Она любитъ безъ страха, безъ вопроса, и когда любимый человѣкъ говоритъ ей "уйди", она уходитъ; онъ, вѣдь, съ самаго начала заявилъ ей, что его любовь скоро проходитъ, и что онъ не выноситъ никакого насилія. Но онъ ошибся: среди всей массы знакомыхъ ему женщинъ онъ въ первый разъ встрѣтилъ дѣйствительно любящую, настоящую женщину. Онъ хочетъ освободиться отъ нея и уговариваетъ ее выйти замужъ за богатаго жениха, просящаго ея руки. Марія, всегда исполняющая все, что онъ хочетъ, соглашается и на это, хотя втайнѣ надѣется, что въ рѣшительный моментъ онъ ея не отпуститъ. И такъ, дѣйствительно, и случается: порхающій мотылекъ приходитъ къ сознанію, что онъ любитъ въ первый разъ и навсегда. Самоотверженная любовь Маріи побѣдила его, ея вѣра въ силу любви восторжествовала.
   Грета въ другомъ романѣ Нансена, "Божественный миръ" представляетъ не новый образъ, а только нѣкоторое видоизмѣненіе Маріи. Молодая дѣвушка, одиноко выросшая въ деревнѣ, подъ надзоромъ чудака-отца, оставшаяся незатронутой болѣзненной культурной жизнью нашего времени, сталкивается съ человѣкомъ, вырвавшимся изъ удушливаго воздуха столицы, и представляется ему своего рода откровеніемъ. Онъ видитъ, какъ она играетъ съ дѣтьми, причемъ, въ ея дѣвическихъ глазахъ свѣтится горячая материнская любовь; онъ слышитъ, что она, со всей чистой правдивостью своего существа, говоритъ, какъ бы она была счастлива, если бы одинъ изъ этихъ дѣтей былъ ея ребенкомъ. Когда они дѣлаются женихомъ и невѣстою, онъ попросту спрашиваетъ ее, не безпокоитъ ли ее его прошлое? Она говоритъ, нѣтъ,-- и не потому, что раздѣляетъ общепринятый взглядъ, будто мужчина долженъ "перебѣситься", или будто бы страсти его такъ сильны, что онъ не въ состояніи сдерживать ихъ; а потому, что чувствуетъ, что въ ней онъ видитъ не временную игрушку, не простое времяпрепровожденіе. "Я горда и спокойна", говоритъ она, "потому что знаю, что я первая, которую ты пожелалъ видѣть матерью твоихъ дѣтей".
   Сопоставимъ здѣсь Грету и Сваву. На чью сторону должны стать женщины, нормальныя женщины, конечно, которыя одинаково далеки и отъ нравственной развращенности, и отъ излишней "pruderie"?
   Грета любитъ мечтать о своемъ будущемъ материнствѣ; къ своему приданому она прибавляетъ и собственноручно сшитую рубашечку для своего первенца. Женихъ постоянно называетъ свою невѣсту "лучшая изъ матерей". Когда она умираетъ передъ свадьбой, она говоритъ ему въ слезахъ: "я плачу отъ того, что мнѣ пришлось умереть, не будучи твоей женой, не будучи матерью".
   Являются ли Марія и Грета идеаломъ новой женщины, или же это прежнія Гретхенъ и Клэрхенъ въ современныхъ одѣяніяхъ? Авторъ хотѣлъ изобразить только любящую женщину, и больше ничего. Всѣ другія характерныя черты отсутствуютъ въ его изображеніи. Если даже признать, что любовь является главнымъ содержаніемъ жизни женщины, то все-таки изъ того, какъ женщина любитъ, нельзя еще заключать о томъ, какъ она будетъ мыслить и дѣйствовать. Новая женщина живетъ не однимъ чувствомъ, она также дѣйствуетъ, она должна была научиться самостоятельно мыслить. Женщины Нансена не даютъ намъ никакого представленія объ этой сторонѣ новой женщины. Ибсенъ позабылъ о сердцѣ, Нансенъ, явившійся реакціей противъ него, позабылъ о духовной жизни женщины.
   Су шествуетъ одинъ писатель, который, озлобленный женскими типами Ибсена и Бьернсона, создалъ другой образъ новой женщины, одинаково ничтожной и умственно, и нравственно, живущей одною чувственностью и ненормальными влеченіями. Писатель этотъ -- Августъ Стриндбергь.
   Всѣ его многочисленныя женскія фигуры сдѣланы изъ одного матеріала. Это -- женщина-декадентка, которая принижаетъ и разслабляетъ мужчину, изолгавшаяся салонная дама, въ совершенствѣ постигнувшая одно искусство -- очаровывать глупыхъ мужчинъ и приковывать ихъ къ своей тріуфмальной колесницѣ, о колеса которой они, въ концѣ концовъ, разбиваютъ себѣ голову. Съ нашей стороны было бы безцѣльнымъ самообманомъ отрицать фактъ существованія такихъ женщинъ. Образцы, съ которыхъ рисовалъ Стриндбергь, встрѣчаются и среди меценатокъ, въ салонахъ которыхъ собираются такъ-называемыя "сливки интеллигенціи", среди пикантныхъ хорошенькихъ женщинъ, искусно маскирующихъ свою пустоту громкими фразами, заимствованными изъ фельетоновъ, среди выскочекъ денежной и родовой аристократіи, и среди героинь полусвѣта, выходящихъ часто изъ глубокой нищеты, и ослѣпляющихъ блескомъ своихъ крашенныхъ волосъ и брилліантовъ. Всѣ онѣ являются новыми женскими типами, но отнюдь не типомъ новой женщины, какъ хочетъ насъ увѣрить страстный женоненавистникъ Стриндбергь; потому что тотъ же соціальный процессъ, который создалъ ихъ, и уничтожитъ ихъ въ дальнѣйшемъ своемъ развитіи, между тѣмъ какъ настоящей новой женщинѣ принадлежитъ будущее.
   Но гдѣ же она, эта новая женщина? Лаура Маргольмъ попробовала отвѣтить на этотъ вопросъ, представивъ въ своей "Книгѣ о женщинахъ" шесть типовъ современной женщины. Но всѣ эти шесть типовъ въ ея рукахъ слились въ одно: Башкирцева, Дузе, Едгренъ-Леффлеръ, Ковалевская, Еджертонъ и Скраммъ нашли въ ней не объективнаго біографа, а субъективную писательницу, которая преобразуетъ свой матеріалъ такъ, какъ ей это нужно, чтобы доказать защищаемую ею тенденцію. Она дала намъ также художественный образъ новой женщины, какъ она ее понимаетъ -- Клара Бюрингъ, героиня ея произведенія, является знаменитой артисткой, и при этомъ "a selfmade woman", которая силою своего таланта и воли поднялась изъ ничтожества. Она знаетъ жизнь и ея радости, ею восхищаются и даже поклоняются ей, съ помощью своего искусства она имѣетъ власть надъ людьми, можетъ умилять и потрясать ихъ, и высказывать то, что скрывается въ глубинѣ ея души.
   Но когда она остается одна и откровенна сама съ собой,-- ея жизнь кажется ей безрадостной пустыней. Но вотъ она встрѣчаетъ человѣка, навстрѣчу которому раскрывается ея сердце. Въ немъ нѣтъ ничего необычайнаго, но онъ добръ и честенъ, и ей, окруженной ничтожными, пошлыми людьми, кажется чѣмъ-то выдающимся. Въ ней загорается любовь, о которой ея избранникъ ничего не подозрѣваетъ. Между тѣмъ, другой, холодный и фатоватый свѣтскій человѣкъ, разставляетъ ей свои сѣти, и она, доведенная до отчаянія своей безнадежной любовью, дѣлается его безвольной жертвой. Когда же настоящій герой приходитъ просить ея руки, она, изъ уваженія къ нему, уже не соглашается стать его женою; конечно, она не упускаетъ случай упрекнуть его "въ излишней медлительности". Если бы мужчина сочинилъ эту новую женщину, которая, по увѣренію Лауры Маргольмъ, будто бы является очень типичной, то это было бы вполнѣ понятно, но женщина должна уже слишкомъ быть ослѣпленной своей любимой идеей, чтобы придумать такую вещь. Какъ многіе односторонніе мыслители, она все сводитъ къ одной формулѣ, которая гласитъ: женщина имѣетъ только одно влеченіе -- влеченіе любви, удовлетвореніе ей можетъ дать только одна любовь. Герой Клары Бюрингъ слѣдующимъ образомъ высказываетъ ту же мысль: "чѣмъ, богаче одарена женщина, тѣмъ болѣе она жаждетъ содержанія, и этого содержанія она не находитъ въ самой себѣ".
   Среди защитницъ женской равноправности новая женщина Лауры Маргольмъ вызвала еще болѣе сильную бурю негодованія, чѣмъ женскіе типы Стриндберга. Въ то время, какъ Стриндбергъ имѣетъ дѣло съ явно ненормальными женщинами, испорченность которыхъ сразу бросается въ глаза, во взглядахъ Лауры Маргольмъ таится частица несомнѣнной правды, распространяющейся на всѣхъ женщинъ. Эта частица правды заключается въ томъ, что даже самая выдающаяся женщина никогда не можетъ найти полнаго удовлетворенія въ своемъ призваніи, или въ своемъ искусствѣ, потому что сердце ея остается при этомъ незатронутымъ, а каждый человѣкъ, будь то мужчина или женщина, только тогда можетъ быть вполнѣ счастливъ, когда всѣ стороны его личности имѣютъ свободное проявленіе. Для безчисленныхъ женщинъ, обреченныхъ на вѣчное дѣвство, было, конечно, очень пріятно, когда первыя провозвѣстницы женскаго движенія выступили въ ихъ защиту и оградили ихъ отъ обычныхъ насмѣшекъ. Поэтому, теперь онѣ всѣ такъ и ополчаются противъ женщины, осмѣлившейся показать имъ ихъ изображеніе и сказать: "Вотъ, посмотри, и перестань обманывать себя. Ты вовсе не удовлетворена, ты жаждешь счастія и любви". Если бы Лаура Маргольмъ остановилась за этомъ, она несомнѣнно оказала бы большую услугу женскому дѣлу. Но она пошла дальше. Такъ, въ Кларѣ Бюрингъ она нарисовала намъ не типъ знаменитой артистки, несмотря на всю свою знаменитость, жаждущей любви и ласки, мечтающей о семьѣ и близкомъ человѣкѣ, котораго ей не могутъ замѣнить никакіе успѣхи и лавровые вѣнки; нѣтъ, изъ всѣхъ этихъ естественныхъ, человѣчныхъ желаній она выдѣляетъ одно только чувственное влеченіе и заставляетъ свою героиню искать его удовлетворенія.
   Многіе изъ новыхъ нѣмецкихъ писателей варіировали въ своихъ произведеніяхъ типы "новой женщины" à la Маргольмъ, или à la СтриндберВъ. Но тѣ женскія фигуры въ новыхъ нѣмецкихъ романахъ, которыя кажутся намъ наиболѣе правдивыми, являются не новыми женщинами, а скорѣе, жертвами борьбы стараго времени съ новымъ. Одной изъ самыхъ трогательныхъ среди нихъ, кажется, Агата, въ повѣсти Габріэли Рбтеръ. Въ этомъ образѣ она воплотила всю горечь неудавшейся жизни, являющейся удѣломъ многихъ и многихъ дѣвушекъ. Она раскрыла передъ нами ихъ жизнь и показала все безрасвѣтное, сѣрое однообразіе ихъ существованія, которое часто бываетъ тяжелѣе перенести, чѣмъ какіе-нибудь крупные удары судьбы.
   Типы новыхъ женщинъ представили намъ только два нѣмецкихъ писателя -- Зудерманъ и Гауптманъ. Кто не знаетъ Магды въ драмѣ Зудермана "Родина", кто не помнить этой смѣлой, талантливой дѣвушки, убѣжавшей изъ родительскаго дома и выработавшей изъ себя великую артистку? Среда, въ которой она выростаетъ, представляетъ специфически нѣмецкую, буржуазную среду, также какъ и среда, окружавшая Агату, но у той не хватило силы, какъ у Магды, чтобы вырваться изъ нея и перешагнуть черезъ всѣ преграды. Въ разговорѣ Магды съ отцомъ передъ нами выступаетъ настоящая новая женщина, которая бросаетъ вызовъ старому времени: "Мы, вѣдь, знаемъ, чего отъ васъ требуетъ семья, со своей моралью", говоритъ она. "Она не даетъ намъ ни защиты, ни радости, и все-таки мы въ своемъ одиночествѣ должны подчиняться законамъ, которые имѣютъ смыслъ только для мужчинъ". Но что возвышаетъ Магду надъ многими другими, подобными ей, это -- ея самоотверженная, страстная материнская любовь. Все ея поруганное чувство, вся ея неудовлетворенная жажда любви сосредоточивается на ея ребенкѣ, потому что она не знала другой, настоящей любви. Въ поискахъ за ней она впадала въ ошибки; по ея собственнымъ словамъ, она знала только суррогаты любви, а не самую любовь.
   Новая женщина должна дождаться новаго мужчины для того, чтобы получить возможность развиться. Эта мысль проводится въ драмѣ Гауптмана "Одинокіе люди". Здѣсь также семья стараго закала сталкивается съ женщиной новаго времени -- Анной Маръ; семья и ея счастье, построенное на пескѣ, рушатся, и новая женщина опять одиноко выходитъ на жизненную борьбу, потому что человѣкъ, котораго она любитъ, оказался слабѣе ея. Онъ не "ожегъ освободиться отъ старыхъ семейныхъ традицій. Когда Авна Маръ приходитъ къ убѣжденію, что онъ никогда не порветъ съ прошлымъ, она уходитъ отъ него, несмотря на зарождающуюся любовь.
   Отъ авторовъ "Родины" и "Одинокихъ людей" мы вправѣ ожидать созданія типа "новой женщины". Но поэты рѣдко являются пророками: ихъ фантазія, какъ и ихъ міросозерцаніе, коренятся въ томъ мірѣ, который ихъ окружаетъ. Тѣмъ не менѣе, мы все-таки надѣемся, и не въ силу шовинистическихъ мечтаній, что настоящій типъ новой женщины будетъ созданъ именно германскимъ писателемъ, который объединитъ въ живомъ образѣ всѣ характерныя черты новой женщины, разбросанныя въ произведеніяхъ англійскихъ и скандинавскихъ мыслителей. Въ Англіи и Скандинавіи одностороннее женское движеніе, односторонняя борьба женщины противъ мужчины имѣли своимъ послѣдствіемъ появленіе одностороннихъ, ненормальныхъ женскихъ характеровъ. Женщина привыкла сознавать себя не частью страждущаго человѣчества, а частью страждущаго пола. Она не идетъ рука объ руку съ мужчиной, отсутствуетъ взаимное воздѣйствіе, а съ нимъ и взаимное пониманіе. Въ Германіи, наоборотъ, отсталость женскаго движенія имѣетъ свои преимущества: женщина присоединяется къ болѣе сильному и широкому соціальному движенію. И въ этомъ движеніи мужчина будущаго не только укрѣпляетъ свои силы, но и находитъ удовлетвореніе своему сердцу, потому что изъ среды его выростаетъ новая женщина-товарищъ и сподвижникъ своего мужа.
   Можетъ быть, не писатель, а какая-нибудь писательница, пережившая лично борьбу между старымъ и новымъ временемъ, изобразитъ свою исторію въ художественныхъ образахъ и представить міру типъ новой женщины. Новая свободная женщина смѣло пойдетъ рука объ руку съ любимымъ человѣкомъ, не будучи ни ниже, ни выше его. И эта новая женщина воспитаетъ вождей народа, носителей будущаго -- новыхъ людей.

Переводъ съ нѣмецкаго Л. Давыдовой.

"Міръ Божій", No 1, 1897

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru