Дверь в отдельную камеру отворилась, и вошел доктор в сопровождении фельдшера и двух сторожей. Навстречу им с развороченной постели, над которой красовалась табличка: "Заведующий Чаадаевской школой на Сызранке. Буйный", поднялся человек в белье и запел, сверкая глазами:
-- От Севильи до Грена-а-ды!! Наше вам, гады!! В тихом сумраке ночей! Раздаются, сволочи, серенады!! Раздается звон мечей!..
-- Тэк-с... Серенады. Позвольте ваш пульсик, -- вежливо сказал доктор и протянул руку. Левым глазом он при этом мигал фельдшеру, а правым сторожам.
Белый человек затрясся и взвыл:
-- Мерзавец!! Признавайся: ты Пе-Де шестьдесят восемь?
-- Нет, заблуждаетесь, -- ответил доктор, -- я доктор... Как температурка? Тэк-с... покажите язык.
Вместо языка белый человек показал доктору страшный волосатый кукиш и, ударив вприсядку, запел:
-- Ужасно шумно в доме Шнеерсона...
-- Кли бромати, -- сказал доктор, -- по столовой ложке...
-- Бромати?! -- завыл белый человек. -- А окна без стекол ты видел, каналья? Видел нуль?.. Какой бывает нуль, видел, я спрашиваю тебя, свистун в белом халате?!!
-- Морфий под кожу, -- задушевно шепнул доктор фельдшеру.
В кабинете доктора через два месяца сидел печальный, похудевший человек в пальто с облезлым воротником и мял в руках шапку. Вещи его, стянутые в узел, лежали у ног.
-- А насчет буйства, -- вздыхая, говорил человек, -- прощения просим. Не обижайтесь. Сами изволите понимать, не в себе я был.
-- Вздор, голубчик, -- ответил доктор, -- это у нас часто случается. Вот микстурку будете принимать через два часа по столовой ложке. Ну, и, конечно, никаких волнений.
-- За микстурку благодарим, -- ответил человек, вздыхая, -- а насчет волнений... Нам без волнений нельзя. У нас должность такая, с волнениями, -- он тяжело вздохнул.
-- Да что такое, голубчик, -- посочувствовал доктор, -- вы расскажите...
Печальный человек крякнул и рассказал:
-- Зима, понимаете ли, холодно... Школа-то наша Чаадаевская без стекол, отопление не в порядке, освещение тоже. А ребят, знаете ли, вагон. Нуте-с, что тут делать? Начал я писать нашему ПД-68 на Сызранке. Раз пишу -- никакого ответа нету. Два пишу -- присылает ответ: как же... обязательно... нужно сделать и прочее тому подобное. Обрадовался я. Но только проходит порядочное время, а дела никакого не видно. Ребята между тем в школе пропадают. Ну-с, я опять ПД-68. Он мне ответ: как же, следует обязательно. Я ему опять. Он -- мне. Я ему. Он. Нет, думаю. Так нельзя. Пишу тогда ПЧ, так, мол, и так, составьте, сделайте ваше одолжение, акт. Что же вы думаете? Молчание. Бросил я тогда. Пе-Де-68 начал шпарить к Пе-Че. Я ему. Он в ответ: копия вашего уважаемого письма прислана к Пе. Я ему опять. А он к Пе опять. Я ему. А он -- Пе. Пе... тьфу... ему. Он -- Пе. Я, он, он, я. Что тут прикажешь делать?! Он -- молчок. Что ж это, думаю, за наказание? А? И началось тут у меня какое-то настроение скверное. Аппетиту нету. Мелькание в глазах. Чепуха. Однажды выхожу из школы и вижу: бабушка моя покойная идет. Да-с, идет, а в руках у нее крендель в виде шестьдесят восемь. Я ей: бабушка, вы ж померли? А она мне: пошел вон, дурак! Я к доктору нашему. Посмотрел меня и говорит -- вам надо бромати пить. Это не полагается, чтобы бабушек видеть...
Осатанел я, начал писать кому попало: в доркультотдел шесть раз написал -- не отвечают. Написал тогда в управление дороги четыре раза -- зачем, черт меня знает! Не отвечают. Я еще раз. Что тут началось -- уму непостижимо человеческому. Приходит телеграмма: никаких расходов из эксплуатационных средств на культнужды не производить. Ночью бабушка: "Что, говорит, лежишь, как колода? Напиши Эн. Они -- добрый господин". Уйди, говорю, ведьма. Померла и молчи! Швырнул в нее подсвечником, да в зеркало и попади. А наутро не утерпел -- написал Эн. Приходит телеграмма -- произвести необходимый ремонт. Я, конечно, Пе. А от Пе телеграмма -- произвести необходимейший ремонт. Во! Необходимейший. Я доркультотделу -- письмо: ага, пишу, съели? Даешь ремонт! А оттуда телеграмма: "Не расходовать школьные средства от обложений". Батюшки? Выхожу и вижу: стоит Петр Великий и на меня кулаком. Невзвидел я свету, выхватил ножик да за ним. Ну, тут, конечно, меня схватили и к вам...
Человек вдруг замолчал... выкатил глаза и стал приподниматься.
Доктор побледнел и отшатнулся.
-- Ква... ква!! -- взвизгнул человек. -- Шестьдесят восемь! Где ремонт? А? Бей-й! А-а!!
-- Сторожа... На помощь! -- закричал доктор.
С громом вылетели стекла в кабинете.
-- Рано выписывать, -- сказал доктор вбежавшим белым халатам, -- в 6-ю палату и рубашку.