Lib.ru/Классика: Булгаков Сергей Николаевич. Неопубликованные письма к В. В. Розанову

Неопубликованные письма С.H. Булгакова к В.В. Розанову

Вопросы философии, No 10, 1992

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ

В то время, как глубинные основы России, дробясь в противоречиях, приближали ее к катастрофе, русская культура начала XX века пережила воистину "золотой век" художественного и интеллектуального разнообразия и духовного единства, в котором ныне -- наша надежда на возрождение. Чем острее становился социально-политический конфликт, тем яснее осознавалась высшая ценность национальной культуры. Вчерашние противники, не отказываясь от разногласий, объединялись в борьбе не против, а за. Собирались в Ковчеге, ища спасения.

Так было и в жизни Василия Васильевича Розанова (1856--1919) и Сергея Николаевича Булгакова (1871--1944). Из XIX века первый пришел неортодоксальным монархистом, второй -- "критическим марксистом". Но то были лишь функции, налагаемые обществом на своих выдающихся членов, вся дальнейшая деятельность которых состояла поначалу в самостоятельном осмыслении возложенной на них роли, а затем -- в освобождении от дурного умысла пьесы, грозившей ужасным финалом.

Их жизнь прошла почти друг при друге. В конце 1880-х годов в Елецкой гимназии сталкивались темпераменты: учительский, "репрессивный" -- В.В. Розанова и ученический, "писаревско-нигилистический" -- С.Н. Булгакова¹. В начале н900-х житейское противостояние уменьшилось: духовно-общественный кризис диктовал пересмотр "боевых" принципов. Основой потенциального сближения антагонистов стало их обращение к религиозным проблемам мира и интеллигенции. Булгаков задумался над высшей санкцией интеллигентской борьбы за политическое освобождение и заложил первый камень в фундамент своего "христианского социализма". Выступая в конце 1901 года в Религиозно-философских собраниях, Розанов отметил "серьезные искания" в демократической среде и, надеясь на ее путь к религии, признался: ""Культурные" люди, как только теряли связь с интеллигенцией, теряли тем самым значение"². Но союз "культуры" и "общественности" пока оставался задачей. На пути их взаимопересечения лежала злободневная политика. Планируя создание общественного журнала "Вопросы Жизни" в союзе с коллегами Розанова по Собраниям, группа Булгакова особо оговорила его исключение из числа участников. Для репутации отъявленного реакционера Розанову было достаточно уже одного только его сотрудничества в "Новом Времени". Но, в конечном счете, именно программа булгаковских "Вопросов Жизни"³, требовавшая политического освобождения с последующим преобразованием общества на христианских началах любви и справедливости, построенная на идеях Владимира Соловьева о "христианской политике", послужила поводом к сближению с Розановым. Булгаков начал публиковать адресованные Розанову письма Вл. Соловьева. В этом проявились новые приоритеты, "перемена жизненных перспектив и связанных с нею переоценок", апогеем которых стал Манифест 17 октября 1905 года. Дарованные им политические свободы выдвинули теперь уже, в первую очередь, творческие задачи их утверждения не только в общественной, но и в духовной жизни России. Обращение к универсальным принципам культуры обязывало с должным "консерватизмом" отнестись ко всем ее завоеваниям и отвлечься от сугубо партийных оценок. "Политика уже не может быть для нас религией", -- заключал Булгаков, а религиозное устроение жизни неизбежно сталкивало "христианских политиков" с официальной церковью, монополизировавшею вопросы совести и поставившею ценности православия на службу деспотическому государству. И в отстаивании свободы совести Розанов-публицист, критик церковного бюрократизма, мог оказать неизмеримую помощь. Но Розанов странным образом качнулся "влево", и в 1906 году Булгаков с недоумением отмечал перемену ролей. Позже было еще не одно внешнее "колебание" Розанова, но тот момент "засветил" некоторые сущностные характеристики его миросозерцания, которые, несмотря на дальнейшее сотрудничество, позволяли Булгакову говорить: "Религия Ваша -- не моя религия".

Розанов писал: ""Добро" Я заключено <...> в противоборстве всему, а "зло" Я заключено в слабости, в уступчивости". Новозаветное, "слабое" добро строит "мораль", но не дает "лица". Следовательно, необходимо отыскать "лицу" тот космос, который, будучи сакральным, как новозаветный, не понуждал бы к "слабости". И Розанов отыскивает его в Ветхом Завете, в освящении того, что "внизу". И тем самым избегает "давления морального закона там, где его в общем не может быть, так как вся-то область эта -- биологическая, и не "моральная", и не анти-"моральная", а просто -- своя, "другая""⁴. Обращаясь к "темному", "инстинктивному", живому, Розанов борется с рационализмом (который "ощущает себя оскорбленным действительностью"), диктатом идеала, созвучного холодному, мертвящему свету луны⁵. И в этом, казалось бы, мог с ним согласиться Булгаков, сделав важную оговорку: не всякий идеал мертвенен, но лишь тот, что ограничен посюсторонним, эмпирическим, что лишен действительных начал единого и живого, которые лежат в трансцендентном. Но розановский теизм, утверждаемый им языческий культ Солнца, неизбежно входит и в пределы языческого сексуализма, родового понимания любви. Свет Отца, породившего мир, затмевается для него слепящим, темным сиянием лика Христа: органичное, полноценное бытие Ветхого Завета -- ограничением, аномалией Нового. Сексуальное, половое -- бесполым. "Самый дух имеет пол, и духовные явления <...> явно распадаются на мужские и женские". Язычество для Розанова -- утверждение земной жизни, в то время как "христианство есть полная безнадежность о всем земном!"⁶ Отсюда у Розанова: обожествление семьи и культ коитуса, внимание к иудаизму и исследование его "отношения к крови". Отсюда -- обвинения Булгакову, Флоренскому и их кружку, в итоге -- мстящие в Соловьева, в том, что они "все время думают, чувствуют и говорят о церкви, о христианстве, ничего не сказали и, главное, не скажут и потом ничего о браке, семье, о поле"⁷.

Прежний сотрудник Розанова по монархическим "Московским Ведомостям" Л.А. Тихомиров однажды проговорился ему о причинах отчуждения от Розанова даже его политических единомышленников. Он иронизировал: "Земля, господине, такая: не вмещает здорового таланта, тянет ее к революции да клубничке, да смеси революции с клубничкой"⁸.

Соловьевцы: Булгаков и иже с ним не отмахиваются от антипода. Еще в "Вопросах Жизни" Булгаков писал: "В настоящее время возвышенная и чистая мистика пола, которая неразрывно связана у Соловьева с аскетической (конечно, в широком смысле) моралью, призвана сыграть особенно важную роль ввиду того, что как раз теперь к проблеме пола привлечено такое исключительное внимание Розановым, разрешающим ее в какой-то фаллический апофеоз. <...> Не может одновременно царить в душе притягательная сила фаллической бездны и неземная красота горнего света. Здесь незасыпаемая пропасть"⁹. Если мы и не найдем у Булгакова специального исследования половой любви, то уж во всяком случае претензии Розанова к Соловьеву неосновательны: в соловьевском наследии есть "Смысл любви". Согласно ему, "половая любовь есть высший расцвет индивидуальной жизни", и посему исходя из эмпирии, из биологии, нельзя обосновать безусловной ценности объекта любви, -- в них нет "истинной любви". Но соловьевское видение проблемы не уничтожает и "биологию": любая крайность, противопоставление духовного и физического -- "есть аномалия". Поэтому преодоление внешнего опыта, углубление любви он находит не в "отвлеченных принципах", а в другом опыте -- "опыте веры"¹⁰. Опровергаемое Розановым христианство дает действительное оправдание и содержание любви, как человеческого, не отступаясь от пола, а возвышаясь над ним. Булгаков утверждает не "вне-польность", а "сверх-сексуальность" христианства. Флоренский (в записи Розанова) вторит ему: "Христианство и не за пол, и не против пола, а перенесло человека совершенно в другую плоскость"¹¹.

Устанавливаемые Розановым принципы не могут стать противовесом принципам Булгакова просто потому, что не вступают в прямое с ними столкновение, а действительно толкуют о "другом". Самое печальное может оказаться в том, что толкуют они не о человеке, или -- о другом человеке, а о его другой жизни. Письмам Булгакова Розанов предпосылает такую заметку: "При великолепной пользе, есть что-то сухое и "не нашенское" в нем. "Чем выше я его ценю, тем менее я его люблю". А м<ожет> б<ыть>, это оттого, что я червь?" ².

Оставим прошлому решать тонкости взаимоотношений этих людей. Они преодолели главное в своем времени: немоту сознания, окружившую "Крейцерову сонату", безъязыкость мысли, встретившую "В чем моя вера?" Они сделали разнообразный опыт личности предметом не только общего обсуждения, но и индивидуального выбора. Лишь нарастающий кризис остановил движение общества недалеко от арцыбашевского "Санина". И нам следует прервать паузу, в которой остались живыми вопрошателями -- Булгаков и Розанов.

Письма печатаются по автографам: N 1--5: ОР РГБ. Ф. 249. M 3823. Ед. хр. 7. Л. 3--14; N 6: ОР РГБ. Ф. 249. M 4215. Ед.хр. 3. Л. 2.

Примечания

¹Об этом см. опубликованные мною автобиографические письма С.Н. Булгакова (Логос. 1991. N 2.), одно из которых адресовано В.В. Розанову.

² Новый Путь. 1903. N 1. Приложение. С. 30, 55.

³Об этом подробно: Колеров М.А. "Вопросы Жизни": история и содержание // Логос. 1991. N 2.

⁴ Розанов В.В. Люди лунного света. СПб., 1911. С. 30, 31, 34.

⁵ Там же. С. 7, прим. 2.

⁶ Розанов В.В. Темный Лик. Метафизика христианства // Его же. Сочинения в 2 т. (Приложение к журналу "Вопросы философии"). Т. 1. М., 1990. С. 374.

⁷ Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй // Его же. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 328.

⁸ОР РГБ. Ф. 249. N 3873. Ед. хр. 2. Л. 12 об.

⁹ Булгаков С. Без плана // Вопросы Жизни. 1905. N 2. С. 366-367.

¹⁰ Соловьев B.C. Смысл любви // Его же. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 501, 531, 529, 537.

¹¹ Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй. С. 312.

¹²ОР РГБ. Ф. 249. M 4215. Ед. хр. 3. Л. I.

М.А. Колеров

* * *

Киев. Б. Житомирская, 26
21.III.06.

Добрейший Василий Васильевич! Начинаю это письмо с извинения пред Вами, что в дек<абрьскую> кн<ижку> "В<опросов> Ж<изни>" не попало окончание Вашей статьи¹. Это произошло не только помимо моего ведома, но и к искреннему моему огорчению, -- дать окончание начатых статей, и в том числе Вашей, было для меня мотивом, по которому я особенно настаивал на необходимости выхода 12-ой кн. Приступая вместе с Волжским² к опыту издания ежедневной религ.-общественной газеты в Киеве³, мы просили бы Вас уступить нам статью Вашу об Иисусе etc.⁴, оттиск к<ото>рой у меня есть. В случае Вашего согласия статья эта будет анонсирована в первом (пасхальном) номере. Кроме того, если Вы признаете возможным придать вид внешней законченности и самостоятельного целого (хотя в какой-л<ибо> степени) окончанию статьи о письмах Соловьева⁵, то и она может найти себе приют на наших страницах.

Жму Вашу руку. Передайте мой привет В< арваре> Дм<итриевне>⁶, которой желаю восстановления здоровья, -- слышал об ее болезни.

Ваш. С. Булгаков.
Обяжете скорым ответом.

Москва, Б. Афанас. пер.,
д. 22, кв. 12.
<1911>

Дорогой Василий Васильевич!

Спасибо Вам за память и за книгу Вашу⁷; большую часть ее я уже знал раньше, а теперь многое перечитал. Эта книга с необыкновенной, совершенно исключительной религиозной музыкальностью, она способна открывать глаза на религию слепым к ней. Но религия Ваша -- не моя религия, и мое сердце, больное не только личною болью, но, думается, и мировою, неотразимо влечется к Распятому и Распинающемуся, Коего Вы в книге своей гоните, -- за то, что от Него будто бы тень упала на мир и на жизнь, что светлый ветхозаветный мир Им упразднен⁸. Но этого беспечального мира и нет и не было, иначе как на короткие мгновения или для жизненной наивности. Трещина -- в самом мире и в человеческом сердце, да и в ветхозаветном тоже. Она в Иове и в Экклезиасте, в Псалмах и в пророках нет этой, Вами рисуемой, идиллии. И эта тень, падающая на мир, так страшна, трещина в сердцах так глубока, трагедия так раздирающа, что от всего этого ужасного стенала и отчаивалась самая чуткая часть и древнего (Ананке, Мойры)⁹, и ветхозаветного, и восточного ч<еловече>ства, И мир принять и в его преображение поверить, и принять Бога, этот мир создавшего и искажение его злом в предвечном плане попустившего, можно, только принимая вместе, что в том же предвечном плане решена была и Голгофа, и "тако возлюби Бог мир, что и Сына Единородного не пожалел"¹⁰, и жертвенная решимость Сына. Чем больше живу, "мыслю и страдаю"¹¹, тем яснее вижу сердцем и умом, что вне Христа, любящего и распинающегося (чего Вы в Нем не хотите видеть, упорно подчеркивая только "сладость" Его, -- да, Он и сладчайший для Его возлюбившего), мир "не стоит безумной муки", вернее, не может сам за себя постоять, и все летит вверх тормашками. Я не монах, к<ото>рых Вы так не любите (хотя в сердце каждого христианина есть частица монаха), я люблю своих близких, друзей, Россию, но темного лика мира, точнее мирового зла, вливающегося в душу, не могу преодолеть иначе как взирая на светлый и благостный Лик. И Вы темный лик увидали не там, где он есть. Мне кажется, что и Вы сами, когда для Вас показывался "иной берег", чувствовали, как колеблется почва "мира" под ногами и Ваш полусочинеиный "ветхозаветный мир" оказывается призраком. Мир есть мир благого Отца, но и Распятого в нем Сына. -- Все это пишу не для возражения или переубеждения Вас, но по искренности и внутреннему вниманию к мысли Вашей, в знак благодарности за книгу. Если удастся, б.м., затрону этот вопрос в журнале¹². На днях беседовал о Вас с Вашим поклонником, а вместе и антагонистом П.А. Флоренским¹³.

Желаю доброго здоровья Варв. Дм. или, по крайней мере, поправления и кланяюсь ей. Ваш С. Булгаков.

Москва, Б. Афанасьевский пер.,
д. 22, кв. 12.
11.IV.12.

Дорогой Василий Васильевич!

До сих пор не мог поблагодарить Вас за присылку Вашей книжки¹⁴и за дружественную надпись (хотя и немного фантастическую: "эс-эром" никогда не бывал, ни политически, ни психологически, -- был "эс-деком"¹⁵, а это разница). Причина моего молчания крайне житейская, но именно потому самая реальная: была больна дочь¹⁶ дифтеритом, и я не мог писать никому, пока не кончился срок карантина. "Из глубины воззвах к Гебе, Господи!"¹⁷ И в этой глубине я провел и Страстную и Пасху. Сами знаете, как это бывает!..

В уединении своем прочел я и "уединенную" книжку Вашу, которая, действительно, "на правах рукописи", и даже странно представить себе ее продающеюся в магазинах: "цена столько-то". Изобретение Гуттенберга не всегда годится. Но тем интереснее Ваша книжка для Вас знающих, и чем интимнее, тем интереснее, поучительнее, жизненнее. Конечно, мне особенно близка вторая ее половина¹⁸. Вы знаете, я не нахожу аромата в обостренном сексуализме, "микве"¹⁹" Это не отрицание пола, напротив, из признания святости пола, "тайны во Христа и во Церковь", для меня вытекает чувство отравленности сексуализма: "в беззакониях зачат есмь и во грехах роди мя мати моя"²⁰. И сексуализм фаллический несет в себе естественное природное проклятие, это "огнь неугасающий" и "червь неусыпающий". И это несмотря на святыню детскости, которою лишь освящается и искупается сексуальность, И это чувство было и в Ветхом Завете, а не только в Новом. Не думаю убедить Вас, но каждый вынашивает в жизни свою "половую" мудрость...

Ваше письмо "путникам из Пути"²¹ стало мне известно, по указанным причинам, тоже только недавно. Редакционный комитет Пути²²деловым образом его не обсуждал, но только Вы совершенно напрасно сочли себя обойденным Путем: ведь это не журнал, к<ото>рый приглашает себе сотрудников, а повести с Вами переговоры не было случая. Мы надеемся иметь Вас, если Вы согласитесь, участником одного из наших сборников (быть мож<ет>, о русских мыслителях -- кстати, не имеете ли Вы кого-л<ибо>, о ком Вам особенно хотелось бы написать, -- я с ревнивой завистью читал Ваш очерк о Леонтьеве²⁴, -- очень хорошо!). Что же касается книг, о к<ото>рых Вы говорите, то их, во-первых, надо перечитать, во-вторых, и в случае принятия им долго бы пришлось ждать издательской очереди, ибо средства наши ограниченны, а очередь длинна. Но, повторяю, это -- вопрос открытый. Желаю Вам всего²⁵

Привет Варваре Дм<итриевне>, если она меня помнит. Вы мне сделали слишком много чести, приписав мне "катонство", увы! Его нет.

С. Булгаков.

30.XII.12. Москва. Зубовский бульв.
15.

Дорогой Василий Васильевич!

Поздравляю Вас с новым годом (и, б.м., со днем Ангела?) и желаю Вам мира, тишины и ясности ("на свете счастья нет, а есть покой и воля")²⁶, Слышу все время о тяжелой болезни В. Дм., от души желаю ей выздоровления, а вместе с нею и Вам, -- не знаю,, кто больше болен, -- болящий или близкий к нему -- изведал это по опыту²⁷. Передайте В. Дм. мои поздравления и благожелания.

Благодарю Вас за книжку и записочку, которая меня оч. тронула. Признаться сказать, я совершенно забыл о своем разговоре с Вами о Суворине²⁸ (как Вы забыли споры наши за уроками в Елецкой гимназии)²⁹. Между им и теперешним моментом стоят не только 10 лет жизненного опыта, но и 1905--7 год, -- это несколько жизней. И поэтому то, что было раньше, надо просто забыть. Дело здесь не в впечатлительности, ибо у кого ее нет, -- разве Вы сами в 1905--7 гг. не капитулировали, и притом непостижимым для меня образом, пред "левизной" и не разъясняли, "почему левые побеждают³⁰?" -- но в перемене жизненных перспектив и связанных с нею переоценок.

Что касается Суворина, то уже после смерти его я, имея живейший интерес к его личности, и именно в том смысле, как Вы ее растолковываете, и еще больше письма его, нарочно достал все номера "Н<ового> Вр<емени>", где было что-н<ибудь> о нем, читал и Ваши статьи тогда же³¹, перечел и теперь с живейшим интересом. И, конечно, я не слеп, чтобы не видеть подлинные жемчужины-"черточки", рассеянные в его письмах к Вам³², и слишком хорошо знаю среду литературно-ученую, к к<ото>рой внешне принадлежу, но внутренно чужд больше, я думаю, чем всякому иному русскому сословию, чтобы иметь материал для сравнения. То, что в нем Вы указываете, очевидно и несомненно в нем было, и это делает для меня понятной как личную Вашу привязанность, так и такого человека, как Чехов. Но не скрою, что и при этом он, со всеми своими созданиями, мне чужд. Считайте это узостью или пуризмом, как хотите, но мне это "и" (и газета, и театр, и магазин, и справ<очные> издания, и одно другое тащит) претит, это не многострунность, но многоделание, это если и мудрость, то житейская, и в этом смысле, как ни парадоксально, самым талантливым замыслом С<уворина> были "вся Россия", "Москва", "Спб"³³. И тон "Н. Вр.", как "парламента мнений" (хотя уважение С. к личности и требование искренности есть черта высокая), где опять одно тащит другое, мне чужд как программа. Должен оговориться, что я вообще не люблю газеты и, как читатель, нахожу "Н. Вр." одною из интереснейших, если не прямо интереснейшей, а все-таки чище на душе, когда поменьше читаешь газеты и газету, (Говорю <об> этом Вам, п.ч. Вы ведь не газетный писатель, хоть и пишете в газетах, да и, кроме того, пишу не как к писателю, а как человек к ч<елове>ку.)

Вот не знаю, удовлетворил ли Вас. Во всяком случае мир праху его! Цветкова³⁴ сейчас в Москве нет, он на Кавказе.

Случайно или же из тенденциозного предубеждения, конечно, несравненно более неосновательного, чем о Суворине, я не имею от Вас книги "Люди лунного света"?³⁵. Я спрашиваю об этом не потому, чтобы хотел иметь книгу даром, я ее купил еще в первом издании и прочел почти не отрываясь. Я глубоко несогласен с толкованием Христианства, нахожу, что отдельные черты, делающие эту книгу безвредной лишь для взрослых и женатых, также могли бы в ней отсутствовать, но по мысли я считаю эту книгу самым центральным и значительным из всего Вами написанного, как Вы и сами, конечно, считаете. Посылаю Вам маленькую заметку о выборах, она так мала, что и Вы можете прочесть, она дает изображение того, что у меня на душе о России. Всего Вам доброго. Жму Вам руку. Ваш С. Булгаков.

P.S. Еще: зачем Вы так ругаетесь в примечаниях: "дурак Рубакин"³⁶, -- да если он и вправду дурак, то ведь это "обижает именно лицо человека", что Вы так строго и справедливо осуждаете. И затем, не смешивайте Вы Струве³⁷ со всей этой компанией, ибо он, хотя и доктринер несколько, но человек благородный и любящий Россию так, как ее следует любить. Поверьте мне, я знаю его более 15 лет³⁸ и ни разу в нем не колебался.

Москва. Зубовский бульв. 15, кв. 11.

Дорогой Василий Васильевич!

Спасибо Вам за книги и еще больше за дружеское письмо с печальной повестью о скорбях Ваших. Кое-что я знал и раньше от общих друзей, хотя и не во всех подробностях, Вами теперь сообщаемых. Какое горе! Я могу себе представить, что Вы переживали и что теперь у Вас на душе, п.ч. хотя не был в Вашем положении, но знаю, что значит страдать за близких. И в самых тяжелых, а вместе и самых серьезных случаях жизни никто не может помочь, только сам человек, насколько услышит в душе Бога, может утвердиться в Нем. Это не мораль и не гомилетика, а хоть немножко, но жизненный опыт. Если будете писать, то не забывайте извещать о здоровье В. Дм., к<ото>рой прошу передать сердечный привет. При свете Вашего письма многие страницы из "Уединенного" как будто наливаются слезами...

Вполне схожусь с Вами в оценке московской молодежи. Фактически Вы не правы, приписывая все влиянию о. Павла; напр., на Андреева³⁹ не

меньше, а, пожалуй, больше было влияние М.А. Новоселова⁴⁰. Но от этого сам о. Павел не становится меньше, вообще это совершенно единственный в своем роде человек, и не знаю даже, что сильнее во мне: любовь или уважение, смешанное с удивлением. Это, бесспорно, один из тех, о ком история будет писать "жизнеописание", если не "житие", причем все в нем будет казаться естественным, логичным, само собою разумеющимся, так, как нам кажется естественным, что Платон вел жизнь Платона, а не дюжинного грека, какой жили "все", или Савонарола шел путем Савонаролы, а не остался рядовым феррарским дворянином⁴¹. Это, несомненно, так. Дай Бог ему здоровья, а прочее приложится! Цветкова я очень люблю, но думается, что Вы преувеличиваете его литературную, так сказать, глубину, хотя письма его хороши. Он одарен каким-то безошибочным инстинктом (я его раз Алешей Карамазовым назвал!), однако инстинкт есть необходимая, но темная, подсознательная основа таланта. В одних отношениях он совсем взрослый и понимает все, а в других все-таки желторотый мальчик, эта двойственность в нем поражает. Я считаю, что его надо беречь и, между прочим, от похвал, и, пожалуй, до времени и от литературы, а особенно от газеты, в этом я с Вами не схожусь и даже просто боюсь, как бы при преждевременном вычерпывании дно не обнажилось раньше, чем думали. Пусть зреет в тишине! И все-таки, смотря на этих юных, которые уже нашли свой путь и суть уже люди с "обрезанным сердцем", посвященным Богу, и когда вспоминаешь всю муть и неясность своей собственной души в этот возраст, то становится и завидно, и радостно. Прошлое неистребимо, ибо оно есть всегда в нас, есть и наше настоящее, и это -- мы сами. Отдельные ласточки хороши, но все состояние России ужасно: чем больше живу, тем больше ноет, болит душа за Россию: устоит ли? не загниет ли от всех ядов, которыми отравлена? Страшное время мы живем. Или уж всякое время по-своему страшно (а по-своему и радостно) для своих современников?

Читал приложения к "Людям лун<ного> света" и по этому поводу опять думал о Ваших идеях. Что в них содержится ключ, открывающий страшно многое, в этом постоянно убеждаешься в жизни. Но что приравнивание пола сексуальности совершенно ложно, ибо сексуальность есть лишь выражение пола, в известном смысле его болезненная маска, это для меня тоже несомненно, и чувства непосредственной праведности сексуальности нет не только у имярека, но и ни у кого, ибо, как сами Вы говорите, нет чистых половых типов, и во всяком самце или самке, заслуживающих за свою половую мощь 5+, все же вкраплен хотя маленький скептический минус "инопольности", стыд своего пола. И в этом -- чувство неабсолютности, неокончательности сексуальности. Детскость и половое общение не одно и то же, а только неразрывно связаны, также и любовь хотя и ведет к нему, но тоже его чуждается: вспомните, как ужасна эта мысль для первой, глубокой и чистой любви (я до сих пор помню это чувство!). И христианство поэтому не внепольно, а лишь сверх-сексуально в своих высших устремлениях, но сексуальность не исчерпывает пола. И Ветхий Завет вовсе не так сексуален, как у Вас: вспомните: "в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя", -- этот всечеловеческий вопль принадлежит ведь Давиду, а вовсе не "Урнингу"⁴²какому-нибудь. И чем это отличается от христианской молитвы в чине очищения роженицы, где Церковь просит: "и не вмени ей греха сего", -- ребенка берет, а грех отметает! Мы сотканы из противоречий, а Вы их хотите одолеть биологией! И разве величайшие ветхозаветные пророки Илия и Иоанн не девственники? Разве когда Моисей ведет народ свой и всходит на Синай, вспоминаем мы о Сепфоре? Но в то же время и эти, и другие подобные им святые не перестают быть мужчинами, разве природа их менее мужественна?

Ну, прощайте, Василий Васильевич, извините за запоздалый ответ, мне приходится вести слишком суетливый внешне образ жизни и написать письмо не всегда досужно.

Еще раз желаю Вам благополучия и жму руку. Ваш С. Булгаков.

Москва. Зубовский бульв., 15.
27 ноября 1914.

Дорогой Василий Васильевич! Приношу Вам благодарность за присланную Вашу книжку о войне⁴⁴, во-первых, за добрую память, во-вторых, за благожелательную на меня ссылку, а в-третьих, и самое главное, за самую прекрасную книжку Вашу, которую я местами читал с волнением и восхищением. Это истинно русские чувства и слова, и любовь к народу и солдату, и понимание, и единственное по художественной силе выражение. Пишите побольше таких статей, и помоги Вам Бог! Рекомендую для чтения своей семье и всем знакомым, как лакомство.

Всего Вам доброго. Привет Варв. Дм. Жму Вам руку. Ваш С. Булгаков.

Примечания

¹ Розанов В. Из старых писем. Письма Влад. Серг. Соловьева // Вопросы Жизни. 1905. N 10--II. С. 377--390. В.В. Розанов, сотрудничавший в журнале "Новый Путь", при преобразовании его в "Вопросы Жизни" С.Н. Булгаковым и H.A. Бердяевым был исключен из числа сотрудников как не соответствовавший их левой политической ориентации. Бердяев писал П.Б. Струве осенью 1904 года: "Розанов может быть совершенно устранен, так же как и некоторые другие подобные писатели" (Бердяев Н.А. Письма П.Б. и H.A. Струве // Лица. Вып. 2). На публикацию статьи Розанова, вероятно, повлияло учреждение в марте 1905 года при ближайшем участии лидеров "Вопросов Жизни" Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева.

^2-3 Александр Сергеевич Волжский (настоящая фамилия Глинка, 1878--1940) -- критик, публицист, литературовед, сотрудник "Нового Пути" и "Вопросов Жизни" (например, статья "Мистический пантеизм В.В. Розанова"). После выхода в свет сборника С.Н. Булгакова "От марксизма к идеализму" (СПб., 1903) выступил с сочувственным откликом в "Журнале для всех (1903, N 12: "Литературные отголоски. По поводу книги г. Булгакова"),вызвавшим протест В.В. Вересаева, Л.Н. Андреева, A.C. Серафимовича и др., ориентированны на атеистический социализм, что повлекло разрыв A.C. Волжского с этой средой. В 1905 году -- член "Христианского Братства Борьбы", весной 1905 -- соредактор С.Н. Булгакова в орган "Братства" -- киевской газете "Народ". В объявлении о предстоящем 2 апреля 1906 г. выходе газеты говорилось: ""Народ" ставит своей задачей всенародную религиозно-общественную проповедь. Исходя из идеалов вселенского христианства и, вместе с Владимиром Соловьевым, полагая, что христианская правда должна проникать не только в личную жизнь, но и область общественных отношений, мы будем отстаивать народную свободу, раскрывать неправду капиталистической эксплуатации и современных земельных отношений, а также настойчиво бороться против национальной вражды. Мы добиваемся преодоления недолжного отделения религии от жизни, унаследованного нами из предыдущей исторической эпохи, когда сложилась внерелигиозная и духовно мертвая общественность, а ей противополагалась лжехристианская проповедь человеконенавистничества, тупой реакции и насилия. Считая очередной задачей нашего времени создание христианской общественности, мы стремимся не только к литературному раскрытию ее идеалов, но и к творческой реализации их в жизни... Христианское возрождение требует не только внешней реформы церкви, но и углубления и прояснения религиозно-философского сознания, религиозного освещения запросов и нужд современной культуры". Среди сотрудников газеты были заявлены: ряд священников-обновленцев, С.А. Аскольдов, H.A. Бердяев, В.Я. Брюсов, А.Л. Волынский, М.О. Гершензон, В.В. Зеньковский, Вяч. Иванов, A.B. Карташев, Н.О. Лосский, Д.С. Мережковский, В.П. Свенцицкий, Ф.К. Сологуб, Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский, В.Ф. Эри и др. Не позже 4 марта 1906 г. Булгаков писал Гершензону: "В Киеве возникает ежедневная христианская газета под моей редакцией (и Волжского), т. сказать Соловьевского и уж несомненно в общ.-полит. отношении самого прогрессивного направления, замышляется как орган всероссийский. <...> Над нами висит драконовская цензура, и лишь это омрачает перспективы" (ОР РГБ. Ф. 746. К. 29. Ед. хр. 23. ЛЛ. 36--37). По выходе семи номеров газета была закрыта властями.

⁴ Возможно, имеется в виду оттиск статьи Розанова, предполагавшейся к включению в его сборник, запланированный к изданию в Берлине Д.Е. Жуковским и вышедший в Париже в 1906 году ("Русская церковь и другие статьи"). Один из оттисков статей сборника Розанов передал в "Полярную Звезду" П. Б. Струве (об этом см. письмо Розанова С.Л. Франку начала 1906 г.: ГПБ, АДП. Ф. 753. Ед. хр, 200), -- в журнале он был опубликован с цензурными купюрами 3 февраля 1906 г. (Русская Церковь -- N 8. С. 524-540), полностью -- в отдельном издании 1912 г.

⁵ Окончание публикации писем B.C. Соловьева к Розанову (см. прим. 1) появилось в 1907 г. в журнале "Золотое Руно" (N 2--3) ив 1911 -- в газете "Новое Время" (N 12619).

⁶ Варвара Дмитриевна Розанова (урожд. Руднева, 1864--1923) -- вторая жена Розанова.

⁷ Имеется в виду книга "Темный лик. Метафизика христианства" СПб., 1911).

⁸ См. Предисловие к "Темному лику".

⁹ Ананке -- в древнегреческой мифологии: божество необходимости: Мойры -- дети Ананке, богини судьбы.

¹⁰ Ин. 3:16.

¹¹ Из стихотворения A.C. Пушкина "Элегия" (1830).

¹² См.: Булгаков С.Н. Христианство и мифология // Его же. Тихие думы. Из статей 1911--15 гг. М., 1918. С. 175--202 (впервые: Русская Мысль. 1911. N 11).

¹³ Павел Александрович Флоренский (1882--1937) -- в течение ряда лет был близок Булгакову, оказал известное влияние на философское миросозерцание Булгакова, в 1918 г. стал его духовным отцом. (См.: Булгаков С.Н. Священник о. Павел Флоренский // Философская и социологическая мысль. Киев. 1990. N 4. С. 103--108). В 1918--1919 гг. принял близкое участие в судьбе Розанова, присутствовал при его кончине.

¹⁴ Вероятно, имеется в виду книга Розанова "О подразумеваемом смысле нашей монархии" (СПб., 1912).

¹⁵ Булгаков был марксистом и, следовательно, социал-демократом в 1894--1900 гг.

¹⁶ Мария Сергеевна Булгакова (1898--?).

¹⁷ Пс. 129:1. Этот стих послужил источником названия сборника "Из глубины" (М., 1918), в котором принял участие Булгаков. Кроме того, его диалог 1922 года "У стен Херсониса" имеет подзаголовок "Jaltica. De Profundis".

¹⁸ Имеются в виду книга Розанова "Уединенное" СПб., 1912) и ее подзаголовок: "Почти на правах рукописи". Слова: "действительно, "на правах рукописи" ~ вторая ее половина" -- подчеркнуты Розановым; "Изобретение Гуттенберга не всегда годится" -- дважды.

¹⁹ Миква -- купальня для омовения у иудеев. "Мы микву прямо можем рассматривать как очищающее и разрешающее сношения омовение, или, пожалуй, -- как освящение водою на сношения" {Розанов В.В. Юдаизм // Новый Путь. 1903. N 8. С. 142).

²⁰ Пс. 50:7.

²¹ "Путь" -- московское религиозно-философское издательство. (1910--1916), основанное М.К. Морозовой при ближайшем участии Булгакова. Письмо Розанова "путникам из Пути" не обнаружено.

²² В редакционный комитет "Пути" входили: Е.Н. Трубецкой, H.A. Бердяев, Г.А. Рачинский, Булгаков и др.

²³В сборниках, вышедших в "Пути", работы Розанова не публиковались.

²⁴ См. статьи Розанова в "Новом Времени" за 1911 год: "Непризнанный ум. К.Н. Леонтьев" (N 12669), "К 20-летию кончины К.Н. Леонтьева" (N 12813), а также: Розанов В.В. Неузнанный феномен // Памяти К.Н. Леонтьева. Литературный сборник. СПб., 1911. С. 163--184. Тогда же вышло отдельное издание.

²⁵ Далее лист обрезан.

²⁶ Из стихотворения A.C. Пушкина "Элегия" (1834).

²⁷ В 1897 г. Булгаков пережил тяжелые болезни и скоропостижные смерти двух братьев (см. об этом его письма М.О. Гершензону: ОР РГБ. Ф. 746. К. 29. Ед. хр. 22. Л. 2 и ел.).

²⁸Алексей Сергеевич Суворин (1834--1912) -- журналист, издатель (в том числе "Нового Времени" и книг Розанова).

^29-30 Булгаков учился в Елецкой гимназии в 1888--1890 гг., когда Розанов преподавал там географию. Об этом времени Булгаков напоминал Розанову и в 1915 г. (см.: Автобиографические письма С.Н. Булгакова // Логос. 1991. N 2). П.Б. Струве свидетельствовал еще об одном воспоминании философа в связи с Розановым. После ряда публикаций статей, вошедших позже в книгу "Когда начальство ушло" (СПб., 1910) Розанов выступил в Религиозно-философском обществе (Москва, 1906) с докладом: "Отчего левые побеждают центр и правых": "Присутствовавшие в этом собрании С.Н. Булгаков и я <Струве> возражали тогда же против этой, на наш взгляд совершенно некритической идеализации материалистического радикализма 60-х гг., преподносимой рядом с довольно грубым высмеиванием христианства. Булгаков в прениях заметил тогда Розанову, <...> что они поменялись ролями: когда-то Булгаков, будучи гимназистом, благоговел перед писаревщиной, <...> а Розанов стоял на почве идеализма; теперь же Булгакову, ставшему идеалистом, приходится возражать Розанову..." (Петр Струве. Patriotica. Сб. ст. СПб., 1911. С. 497). 8 апреля 1907 г. в Петербурге под председательством Булгакова состоялось заседание по подготовке открытия петербургского Религиозно-философского общества, в котором Розанов прочел доклад "Отчего падает христианство". Он вызвал подобную же реакцию присутствовавших: H.A. Бердяев, например, говорил, что у Розанова "на склоне лет пробивается легкий пушок политического н_а_и_в_н_о_г_о радикализма" (Век. 15 апреля 1907. N 15. С. 208).

^31-32См. статьи Розанова в "Новом Времени" за 1912 год: "A.C. Суворин" (N 13081), "Памяти A.C. Суворина (нечто личное)" (N 13083), "Из припоминаний и мыслей об A.C. Суворине" (N 13087). Статьи Розанова и корреспонденция Суворина были объединены в книг "Письма A.C. Суворина к В.В. Розанову" (СПб., 1913)

³³ См. ежегодные издания A.C. Суворина: "Весь Петербург. Адресная и справочная книга г. С.Петербурга" (с 1894); "Вся Москва..." (с 1895), а также: "Вся Россия. Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации" (СПб., 1895--1902).

³⁴ Сергей Алексеевич Цветков (1888--1964) -- журналист, в 1910-е гг.: друг Розанова, автор его библиографии (ОР РГБ. Ф. 249. К. 11. Ед. хр. 5--14; К. 12. Ед. хр. 1). В фонде Розанова хранится недатированная визитная карточка Булгакова с надписью: "Дорогой Василий Васильевич. Рекомендую Вам своего приятеля Сергея Александровича Цветкова, Вашего читателя и почитателя. Надеюсь, что знакомство с ним не будет для Вас неприятно. Ваш С. Булгаков" (Там же. M 3823. Ед. хр. 7. Л. 15).

³⁵ Розанов В.В. Люди лунного света. Метафизика христианства. СПб., 1911.

³⁶ Николай Александрович Рубакин (1862--1946) -- писатель, журналист, исследователь чтения и книги. В 1890-е гг. -- социал-демократ, секретарь издательства О.Н. Поповой, в котором редактором работал П.Б. Струве, сотрудничал в его журналах "Новое Слово" (1897) и "Русская Мысль" (1907).

³¹ Петр Бернгардович Струве (1870--1944) -- экономист, историк, философ, публицист, издатель. Отношения его с Розановым были историей сначала отталкиваний "консервативного" публициста от его "либерально-демократического" оппонента, а с 1906 г. -- неприятия розановской политической "беспринципности" со стороны Струве. Но это не мешало Розанову сотрудничать в журналах Струве и отмечать: "Струве кой-что понял во мне, -- и понял первый" (Розанов В.В. Мимолетное // Контекст. 1989. М., 1989. С. 201). Розановское "признание в любви" к Струве 1917 года см.: ОР РГБ. Ф. 249. К. 6. Ед, хр. 43. Подробнее об их взаимоотношениях: Колеров М.А., Плотников Н.С. Комментарий // Струве П.Б. Из духовного прошлого России. (В печати.)

³⁸ Булгаков познакомился со Струве, вероятно, в 1896 г,, когда тот приезжал в Москву для организации марксистского органа вокруг издательства М.И. Водовозовой. Впоследствии Булгаков участвовал во всех предприятиях Струве: от социал-демократических до антиреволюционных, их знакомство не прекращалось и в эмиграции (надгробную речь Булгакова см. в книге: Струве П.Б. Социальная и экономическая история России. Париж, 1952).

³⁹ Федор Константинович Андреев (1887--1929) -- доцент Московской Духовной Академии.

⁴⁰ Михаил Александрович Новоселов (1864--1940) -- религиозный писатель, вокруг которого в 1900-е гг. существовал кружок православного духовенства и интеллигенции, в который входили Булгаков, П.А. Флоренский, H.A. Бердяев и др.

⁴¹ Джироламо Савонарола (1452--1498) -- итальянский проповедник.

⁴² См. главу о транссексуальной "Ученой девушке-урнинге" в Приложении к книге Розанова "Люди лунного света" (С. 227--260).

⁴³ Сепфора -- в Ветхом Завете: дочь Иофора, одна из жен Моисея.

⁴⁴ Розанов В.В, В чаду войны. Спб., 1914. Ср.: Булгаков С.Н. Война и русское самосознание. М., 1915.

Публикация и примечания М.А. Колерова

Оставить комментарий Булгаков Сергей Николаевич (bmn@lib.ru) Год: 1914 Обновлено: 13/08/2014. 41k. Статистика. Переписка: Эпистолярий Мемуары и переписка	Скачать FB2 Ваша оценка:

Булгаков Сергей Николаевич Неопубликованные письма к В. В. Розанову

Примечания

Примечания

Булгаков Сергей Николаевич
Неопубликованные письма к В. В. Розанову