Помнишь ли ты, сосѣдъ, съ какимъ любопытствомъ слушали мы расказы пріѣзжающихъ изъ столицы, которые порицали все наше, и превозносили все Петербургское, т. е. все иностранное? По словамъ этихъ господчиковъ (ежегодно толпами пріѣзжающихъ въ домовый отпускъ за деньгами), только и веселія, только и радости, что въ большомъ, свѣтѣ. Признаюсь, я и самъ такъ думалъ, полагая, что чѣмъ люди богаче и образованнѣе, тѣмъ болѣе имѣютъ средствъ къ наслажденію. И то правда, что у всякаго свой вкусъ: опишу тебѣ вчерашній вечеръ, и предоставлю судить о скукѣ или веселости большаго свѣта.
Графъ N. N., сосѣдъ нашъ по деревнямъ, пригласилъ меня къ себѣ на вечеръ, сказавъ, что у него, кромѣ другихъ забавъ, будетъ чтеніе, и что я потому увижу у него многихъ умниковъ и разумницъ столицы. Я попросилъ моего племянника заѣхать за ною, чтобъ явиться вмѣстѣ въ залу: признаюсь, я боялся моей неопытности. Въ 6 часовъ послѣ обѣда, я одѣлся въ губернскій мундиръ, надѣлъ бѣлые шелковые чулки и башмаки, и велѣлъ завить себѣ волосы. Тщетно ожидалъ я моего племянника до 9ти часовъ. Сонъ началъ меня клонить, и я уже хотѣлъ раздѣваться, какъ вдругъ появился мой повѣса. Онъ захохоталъ во все горло, увидѣвъ меня въ полномъ нарядѣ. "Что это значитъ?" воскликнулъ онъ: "куда вы нарядились, дядюшка? не подъ вѣнецъ ли?" -- "Помилуй, дружокъ!" отвѣчалъ я: "какъ же можно иначе явиться на званый вечеръ?" -- "Такъ какъ я, въ шароварахъ, во фракѣ." -- "И съ растрепанною головою?" примолвилъ я. "Непремѣнно." -- "Я не знаю, вѣрить ли тебѣ, племянникъ: у насъ въ губерніи, въ твоемъ нарядѣ не ловко было бы пріѣхать на вечеръ къ Губернатору или къ Губернскому Предводителю; какъ же я осмѣлюсь пустишься званымъ гостемъ въ моемъ вседневномъ кафтанѣ къ почтенному и богатому человѣку, гдѣ будутъ дамы?" -- "Полно споришь, дядюшка: что городъ то порокъ, что деревня то обычай. Теперь только на большіе балы, по билетамъ, ѣздятъ въ башмакахъ, а на вечера и обѣды въ сапогахъ, и если угодно, хоть со шпорами." -- Хорошо еще, что не верхомъ, подумалъ я.-- "Не то было въ прежніе годы, племянникъ: твой отецъ, прожившій почти всю жизнь въ столицѣ, расказывалъ мнѣ, что прежде не льзя было иначе явишься къ дамамъ, какъ въ башмакахъ, въ напудренной прическѣ и въ шишомъ кафтанѣ." -- "Другое время, другіе правы, дядюшка! Непринужденность составляетъ главную черту нынѣшнихъ обществъ. Прежде все дѣлалось по какимъ-то свѣтскимъ правиламъ, и даже говорили и смѣялись размѣру, по нотамъ. Нынѣ гораздо вольнѣе: всякой знаетъ, что ему угодно, хотя признаться очень многіе говорятъ, а еще менѣе смѣются."
Между тѣмъ я переодѣлся, и мы поспѣшили въ домъ Графа N. N. На лѣстницѣ и въ передней, швейцаръ и нѣсколько служителей, вѣроятно изъ забывчивости, въ третій разъ послѣ 1го Января поздравили меня съ Новымъ годомъ. Въ залѣ было множество народу, и я, проходя съ моимъ племянникомъ въ гостиную къ хозяйкѣ, извивался между толпами людей, какъ на охотѣ) въ лѣсу, между деревьями: не взирая на мои сѣдины, никто изъ молодыхъ людей не хотѣлъ посторониться, и большая часть изъ нихъ съ улыбкой презрѣнія поглядывала на меня чрезъ плечо, за то, что я просилъ на Русскомъ языкѣ дать мнѣ дорогу.-- "Въ наше время было иначе" -- шепнулъ я племяннику: "я помню, какъ на съѣздѣ, бывшемъ у насъ, при открытіи Намѣстничествѣ, всѣ молодые люди посторонились, когда мой отецъ вошелъ въ залу дворянскаго собранія." -- "Но тѣ ли молодые люди были въ ваше время, что теперь?" -- отвѣчалъ онъ: "въ старину надлежало или вовсе ничему не учиться или учиться половину жизни, чтобы другую половину слыть ученымъ и образованнымъ человѣкомъ. Въ ваше время, дядюшка, не было такого множества Французскихъ пенсіоновъ и гувернеровъ; всѣмъ наукамъ должно было учиться методически, а нынѣ, при помощи сокращенныхъ Энциклопедій, Конверсаціонсъ-лексиконовъ и Словарей на каждую науку, мы въ нѣсколько мѣсяцевъ все знаемъ." -- "То есть по наслышкѣ!" примолвилъ я. Между тѣмъ мы вошли въ гостиную.
Хозяйка сидѣла на диванѣ передъ круглымъ столикомъ, на которомъ стояла высокая бронзовая лампа, съ алебастровою крышею: это былъ маякъ, по которому новопріѣзжавшіе гости направляли путь. Рядомъ съ хозяйкою помѣщались почтенныя старушки, а на стульяхъ поставленныхъ полукружіемъ по обѣимъ сторонамъ столика, сидѣли почетные гости, дамы и кавалеры. Молодыя дамочки и дѣвицы, взявшись за руки, толпами прогуливались по комнатамъ, или сидѣли отдѣльно и повѣряли себѣ взимно различныя замѣчанія и надежды^ Молодые люди вовсе не порхали вокругъ прекраснаго пола, какъ было въ старину; не старались блеснуть умомъ, отличиться вѣжливостью, вниманіемъ къ дамамъ, и не думали занимать ихъ разговорами. Они ходили толпами или по одиначкѣ съ поднятою вверхъ головою, съ прищуренными глазами мѣнялись на лету вопросами и отвѣтами съ дамами и товарищами, и не останавливаясь, искали зеркала, чтобъ поправить галстухъ, встрепать волосы и улыбнуться граціозно.
Самодовольство) самонадѣянность, высокомѣріе рѣзкими чертами изображались на безбородыхъ лицахъ и во взорахъ нѣкоторыхъ паркетныхъ витязей, исполненныхъ какимъ-то презрѣніемъ ко всѣмъ и ко всему. Гордо и въ безмолвіи принимали они подходящихъ къ нимъ знакомыхъ) точно такъ какъ Анапскій Паша принималъ меня, плѣннаго.-- Когда я спросилъ, скоро ли можно услышать разговоры и рѣчи сихъ господъ, вѣроятно очень умные и занимательные, племянникъ отвѣчалъ: "эти господа не разговариваютъ, а рѣшатъ: они однимъ словомъ уничтожаютъ Автора, котораго не читали, Актера, котораго не видали, музыку, которой не слыхали: однимъ словомъ, опровергаютъ истины, утвержденныя вѣками, и новыя открытія, стоившія труда и опытовъ." -- "Кудесники!" сказалъ я: "по за то они вѣрно и похвалить умѣютъ, если захотятъ." -- "Они ничего не хвалятъ" -- сказалъ племянникъ: "для удостовѣренія, что они имѣютъ обо всемъ высшее понятіе." -- "Откуда же берется эта спѣсь?" спросилъ я. "Отъ нашихъ воспитателей, Французскихъ гувернеровъ," отвѣчалъ племянникъ: "которые съ дѣтства натвердили намъ, что только въ Парижѣ совершенство во всемъ, а всѣ прочія столицы блестятъ заимствованнымъ свѣтомъ." -- Съ почетными дамами разговаривали только мужчины зрѣлаго возраста о модахъ, новыхъ Французскихъ романахъ, собачкахъ, балахъ, концертахъ и общихъ знакомыхъ или родственникахъ, находящихся въ отсутствіи. Я не могъ понять ни одной фамиліи: въ модномъ языкѣ жена называется не по фамиліи, а по имени своего мужа, напримѣръ: -- "получали ли вы письма отъ Княгини Тимоѳеи (la Princesse Timothée)?" -- "Гдѣ теперь Графиня Степанъ (la Comtesse Etienne)?" -- "Я получила извѣстіе, что Госпожа Ефимъ, выѣзжаетъ за границу" и проч.-- Вездѣ слышенъ былъ Французскій языкъ, и одинъ только Французскій! Изрѣдка, Руское словцо доходило до моего слуха отъ служителей, поправлявшихъ лампы и свѣчи въ жирандоляхъ: но и тутъ командовалъ Французскій Каммердинеръ!
Описывая гостей, я позабылъ о себѣ. Я тебѣ прежде писалъ, что я нарочно объявилъ всѣмъ, кому только представлялся въ столицѣ, что вовсе не знаю Французскаго языка: мнѣ хотѣлось заставишь Русскихъ говорить со мною по Русски. Но тщетно: хозяйка спросила меня о здоровьѣ на Французскомъ языкѣ, и сама покраснѣла, чувствуя странность своего поступка. Ей не хотѣлось показать, что она принимаетъ у себя въ домѣ человѣка, незнающаго по Французски, слѣдовательно невоспитаннаго, по мнѣнію модныхъ цѣнителей дарованій.-- Мнѣ предложили партію въ вистъ, которымъ занимались въ боковой комнатѣ трудолюбивыя старушки, ихъ древніе угодники, и, къ моему удивленію -- нѣкоторые весьма молодые люди.-- Я отказался отъ игры, желая, какъ говорятъ, осмотрѣться въ новомъ для меня мірѣ.
Въ и часовъ раздались восклицанія въ залѣ: "Мосье Марабу! мосье Марабу!" -- Это былъ ожиданный чтецъ, такъ называемый Французскій Литераторъ, который, по словамъ моего племянника, ничего не писалъ и не печаталъ во Франціи, чтобъ сохранить для Россіи достоинство новости. Всѣ гости, наперерывъ одинъ передъ другимъ, осыпали его вѣжливостями, упреками, что онъ рѣдко къ нимъ ѣздитъ и обременяли приглашеніями. Я просилъ моего племянника растолковать причину сего предпочтенія Француза соотечественникамъ. "Мосье Марабу объявилъ всѣмъ за тайну," сказалъ племянникъ: "что онъ намѣренъ, возвратившись во Францію, издать свои Записки о Россіи, и какъ каждый изъ насъ имѣетъ по крайней мѣрѣ намѣреніе побывать въ Парижѣ, то не худо пріобрѣсть себѣ мѣстечко въ книгѣ, съ исчисленіемъ всѣхъ достоинствъ, а въ особенности щедрости и гостепріимства. Къ тому жъ, мосье Марабу одинъ умѣетъ оцѣнить наше искуство въ произношеніи Французскаго языка, и такъ всякой ищетъ случая поговорить съ нимъ, чтобы получить отъ него аттестатъ въ познаніи тонкостей и всѣхъ оборотовъ Французскихъ, составляющихъ основаніе свѣтской ученой репутаціи." -- Наконецъ всѣ гости усѣлись слушать отрывки изъ Поэмы сочиненія мосье Марабу, подъ заглавіемъ: Свое хорошо, а чужое лучше. Я хотя совершенно знаю Французскій языкъ, но не могъ добраться никакого смысла въ читанномъ отрывкѣ, и только понялъ похвалы нѣкоторымъ изъ присутствующихъ гостей, которыхъ имена были исковерканы на Французскій ладъ.-- Когда чтеніе кончилось, раздались громкія рукоплесканія, начавшіяся въ задней комнатѣ, куда вѣроятно не доходили звуки, а тѣмъ менѣе слова читанныхъ стиховъ. Мосье Марабу съ торжествомъ принималъ поздравленія, и я долго еще слышалъ повторяемыя дамами восклицанія: "C'est charmant! прелесть!" --
Признаюсь, это навело на меня грусть, и я задумался, близъ окна, мечтая о томъ счастливомъ времени, когда Русская Словесность войдетъ въ такую же) честь, и когда наши дамы станутъ восхищаться звуками Русскаго языка. Нѣсколько молодыхъ людей съ улыбкою посматривали на меня, и казалось, находили во мнѣ что-то смѣшное.-- "Поправились ли вамъ стихи?" спросилъ одинъ изъ лихъ. "Я не знаю Французскаго языка!" -- отвѣчалъ я бодро и громко. Они посмотрѣли другъ на друга съ, удивленіемъ. "Какъ? возможно ли, вы не говорите по Французски?" воскликнулъ другой.."Не (говорю, потому что въ Русскомъ языкѣ нахожу довольно словъ для изъясненія всѣхъ моихъ чувствованій, и для оцѣнки всего умнаго и глупаго." -- "Онъ оригиналъ, грубіянъ, невѣжа, чудакъ!" повторяли юноши на Французскомъ языкѣ. "Но это языкъ ума, образованности," примолвилъ одинъ изъ нихъ. "Невѣжество," сказалъ я, "ни на какомъ языкѣ не превратится въ премудрость. Почерпайте свѣдѣнія на всѣхъ языкахъ, по изъясняйтесь между собою по Русски. Вѣра, любовь къ отечеству, воспоминанія славы нашихъ предковъ и современниковъ, должны возбудишь въ насъ высокія чувства и привязанность ко всему Русскому, а особенно къ нашему звучному, богатому, сильному языку, передъ которымъ Французскій есть то же, что сорочье лепетанье въ сравненіи съ пѣснями соловья.-- Вспомните, господа, что только тѣ народы проживутъ въ вѣкахъ, которые имѣютъ свою Исторію и Словесность." Я хотѣлъ бы по продолжать по громкій хохотъ моихъ слушателей прервалъ мою рѣчь. Посыпались насмѣшки и эпиграммы, и я незнаю, чѣмъ бы все это кончилось, если бъ племянникъ не поспѣшилъ ко мнѣ на помощь. "Осторожнѣе, господа!" сказалъ онъ юношамъ по Французски: "этотъ чудакъ богатъ какъ Крезъ, и имѣетъ двухъ прелестныхъ воспитанныхъ дочерей, которыя въ свою очередь имѣютъ (честь быть моими кузинами." -- Тонъ разговора тотчасъ перемѣнился: меня начали ласкать, обременять комплиментами, и молодые люди согласились со мною, что Русскому можно знать десять языковъ, но не прилично говоришь со своимъ единоземцемъ иначе какъ по Русски, и что намъ должно подражать иностранцамъ только въ одной ихъ привязанности къ отечественному.
Звуки шпоръ подъ тактъ веселой музыки, возвѣстили намъ, что въ залѣ танцуютъ мазурку. Новые мои знакомые поспѣшили туда, а я, не дожидаясь ужина отправился домой, и написалъ къ тебѣ это письмо. Пріятное сновидѣніе наградило меня за печальную существенность прошедшаго вечера. Мнѣ снилось, что я дома, въ деревнѣ, въ кругу моего семейства и нѣсколькихъ добрыхъ пріятелей; что мы перебираемъ полученныя изъ столицы новыя книги и журналы, и готовимся за чайнымъ столикомъ слушать чтеніе, радоваться хорошему, смѣяться смѣшному и порицать достойное порицанія. Между тѣмъ надѣюсь я, что ты, по описанію одного вечера, не сдѣлаешь общаго заключенія о нравахъ столицы. Намъ, старикамъ, ни въ чемъ спѣшить не должно. Я увѣренъ, что поживши долѣе, я услышу и увижу здѣсь много такого, о чемъ мнѣ гораздо легче и пріятнѣе будетъ бесѣдовать съ тобою. До отправленія другаго, занимательнѣйшаго письма -- прощай.