Булгарин Фаддей Венедиктович
Беседы у больного Литератора

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Бесѣды у больнаго Литератора.

Вечеръ первый.

   Докторъ Зебъ, который сперва жаловался на устройство сего міра, а особенно на нравственную природу человѣка, исправился совершенно отъ своихъ заблужденій, когда могущественный геній позволилъ ему населить новую планету {Планета Доктора Зеба, французская Повѣсть соч. Г. Саразеня, нѣсколько разъ переведена на Русской языкъ. Содержаніе и цѣль сей вымышленной повѣсти слѣдующія: Докторъ Зебъ находилъ вездѣ и во всемъ несовершенства, особенно въ родѣ человѣческомъ. Геній перенесъ его на необитаемую планету, и далъ власть населить ее существами по своему произволу. Докторъ Зебъ, разбирая всѣ недостатки человѣка, нашелъ, что всѣ они необходимы при нынѣшнемъ его состояніи; они составлютъ тѣнь для блеска добродѣтелей, несовершенство нашего счастія. Онъ смирился въ своей гордости, и признался, что въ мірѣ все устроено премудро и совершенно, и что отъ насъ сокрыто, того вѣрно намъ знать не нужно, слѣдовательно не должно. Примѣч. Соч.}, по своему произволу. Докторъ Зебъ, разбирая подробно всѣ страсти, всѣ причуды, всѣ недостатки рода человѣческаго, увѣрился, что они въ настоящемъ положеніи вещей, прямо или посредственно, служатъ къ сохраненію гармоніи цѣлаго, къ общему благу. Онъ даже не рѣшился согнать болѣзней съ новой планеты, полагая, и весьма справедливо, что безъ болѣзней люди не будутъ чувствовать цѣны здоровья. Это подтверждается Французскою пословицею: "le malheur est bon à quelque chose (т. e. несчастіе къ чему нибудь годится). Что можетъ быть обыкновеннѣе, какъ прохаживаться по улицѣ? никто не назоветъ этого удовольствіемъ, кромѣ человѣка, который прикованъ недугомъ въ своей постелѣ. Съ какою завистью онъ считаетъ шаги прохожихъ! какъ нетерпѣливо жаждетъ послѣдовать ихъ примѣру!-- Такъ точно во всѣхъ вещахъ, мы до тѣхъ поръ не чувствуемъ благъ, которыми можемъ наслаждаться, пока не лишимся ихъ, хотя на короткое время. Будемъ справедливы, и перестанемъ роптать на Провидѣніе, которое усѣяло жизнь нашу радостями. Наши страсти помрачаютъ ихъ, но у насъ есть разсудокъ, есть воля, способная стремишься къ добру, короче, есть душа безсмертная, которая, по первому нашему рѣшительному желанію, можетъ вознести насъ превыше всѣхъ унизительныхъ предразсудковъ. Непріятно, горько мучишься недугомъ; по книги, воображеніе, надежда и пріятная дружеская бесѣда съ милыми сердцу едва ли не перевѣшиваютъ сумму горя на вѣсахъ жизни. Я испыталъ это, мои почтенные читатели, и хочу подѣлиться съ вами моими наслажденіями, почерпнутыми на лонѣ дружбы.
   "Я читалъ, въ Сѣверной Пчелѣ, твой совѣтъ нашимъ воинамъ-Писателямъ, чтобъ они занялись собраніемъ всѣхъ анекдотовъ и малоизвѣстныхъ случаевъ, изображающихъ народный Русскій характеръ въ знаменитую войну 1812 года. Мнѣ право досадно, что ни одно острое слово Французскаго гренадера не пропадаетъ даромъ, а у насъ даже благородные подвиги покрыты неизвѣстностью, или, что еще хуже, не обращаютъ на себя вниманія. Ни одинъ народъ, ни одна армія не вели себя такъ великодушно и благородно за границею, какъ Русскіе: наши были вездѣ защитниками слабаго, грозою утѣснителя. Примѣръ Миротворца и Освободителя Европы дѣйствовалъ на всѣхъ Его вѣрноподданныхъ. Нигдѣ Русскіе не были, какъ побѣдители, вездѣ какъ друзья, какъ братья. Исторія, безъ сомнѣнія, сохранитъ для потомства великія дѣла нашего Монарха и избранныхъ имъ Предводителей, но ваше дѣло, господа Писатели, собирать частности."
   Такъ говорилъ мнѣ родственникъ мой, Графъ Т...въ, украшенный знаками отличія за истинное отличіе въ сраженіяхъ. Въ это время я прерваларазговоръ, чтобы написать рекомендательное письмо за одного честнаго мастероваго, который хотѣлъ, по взаимной любви, жениться на горничной дѣвушкѣ одной моей знакомой, и которому препятствовалъ прикащикъ госпожи, влюбленный также въ дѣвушку., вотъ общая завязка тысячи Французскихъ водевилей!" -- сказалъ Полковникъ: "между прочимъ и въ нашемъ полку случилось подобное происшествіе, которое можетъ служишь предметомъ для цѣлой оперы съ хорами и балетами, потому что въ этомъ событіи участвовалъ цѣлый городъ и весь корпусъ офицеровъ." -- "Раскажи пожалуйста, какъ это было." -- "Изволь!" -- сказалъ Полковникъ: "слушай!"
   "Когда Наполеонъ, утруждавшій столь долго фортуну своими успѣхами, вздумалъ въ послѣдній разъ испытать постоянство слѣпой богини, и съ острова Эльбы вторгнулся во Францію, Йз--й гусарскій полкъ былъ включенъ въ число тѣхъ войскъ, которыя долженствовали итти къ Рейну. Въ началѣ Іюня (1815), теперь этому ровно десять лѣтъ, полкъ нашъ пришелъ на дневку въ мѣстечко Меритъ-Нейштадтъ, въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Ольмюца, по дорогѣ къ Прагѣ. Два наши Офицера, Ротмистръ П--ль и Порутчикъ Ш--гъ, получили квартиру въ домѣ купца довольно зажиточнаго, который принялъ ихъ съ искреннимъ участіемъ, распростертыми объятіями и отличнымъ угощеніемъ. Вѣжливый пріемъ и хорошій столъ располагаютъ сердце къ радости вездѣ, а особенно въ походѣ. Началась дружеская, веселая бесѣда между хозяевами и постояльцами, и сіи послѣдніе примѣтили, что одинъ только старшій сынъ хозяина, молодой человѣкъ лѣтъ двадцати пяти, пріятной наружности, не принималъ никакого участія въ общемъ веселіи, и казался мрачнымъ, задумчивымъ. Гусарскіе офицеры хотѣли знать причину горя хозяйскаго сына, и узнали, что онъ влюбленъ въ дочь своего сосѣда, любимъ взаимно, что родители его возлюбленной согласны на сей бракъ, какъ скоро молодой человѣкъ получитъ право гражданства, съ которымъ соединено право производишь торговлю, но что Бургомистръ, влюбленный также(не взирая на свои пожилыя лѣта) въ прекрасную сосѣдку, всѣми возможными средствами препятствуетъ принятію молодаго человѣка въ почетное званіе гражданъ или биргеровъ города Меритъ-Нейштадта. "Уважаю званіе биргера вашего города," сказалъ Ротмистръ: "но никогда не думалъ, чтобъ отъ этого могло зависѣть счастіе и успѣхъ въ любви." -- "Но какое же главное препятствіе къ принятію васъ въ биргеры?" спросилъ Порутчикъ.-- "Я бы нашелъ множество голосовъ въ мою пользу," отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- "но бѣда въ томъ, что родственики не могутъ меня предложишь въ кандидаты, а чужіе не смѣютъ, опасаясь гнѣва и даже мщенія Бургомистра." -- "Нельзя ли намъ записаться въ биргеры?" сказалъ Ротмистръ: "мы бы тотчасъ исполнили ваше желаніе." -- "Я увѣренъ," возразилъ хозяинъ, "что нашъ городъ почшешъ за особенную чеешь имѣть Русскихъ офицеровъ въ числѣ своихъ гражданъ." -- "Когда такъ, съ Богомъ!" воскликнулъ Ротмистръ. Оба офицера препоясали сабли и отправились къ Полковнику. "Мы пришли къ вамъ, господинъ Полковникъ, просить позволенія вписаться въ биргеры этого города!" -- сказалъ Ротмистръ. Полковникъ отступилъ два шага назадъ, при сихъ словахъ. "Вы шутите, господа!" сказалъ онъ: "а это на что?" -- Тогда офицеры изложили причину, и Полковникъ послалъ немедленно за Бургомистромъ, который былъ въ восхищеніи отъ почести, оказываемой городу Россійскими офицерами, назначилъ завтрашній день къ принятію, и просилъ только прислать къ нему немедленно имена офицеровъ. На другой день въ 6 часовъ, Бургомистръ увѣдомилъ Полковника, что все готово, и онъ, съ двѣнадцатью офицерами, отправился въ Ратушу. У дверей встрѣтили ихъ шестьдесятъ человѣкъ городской гвардіи, въ парадныхъ мундирахъ; на лѣстницѣ господа Ратсгеры въ длинныхъ черныхъ мантіяхъ и широкихъ кудрявыхъ парикахъ съ висячими локонами, а у дверей залы самъ Бургомистръ въ такомъ же нарядъ, съ длиннымъ жезломъ въ рукѣ. Когда всѣ усѣлись по мѣстамъ, Бургомистръ, въ присутствіи всѣхъ гражданъ, произнесъ рѣчь, въ которой изъяснилъ почесть, получаемую городомъ при семъ случаѣ, вписалъ имена новыхъ гражданъ въ огромную книгу, и уволилъ ихъ отъ присяги послушанія Ратушѣ. Полковникъ, въ краткихъ словахъ, поблагодарилъ собраніе, и тогда ударили въ литавры, заиграли на трубахъ, городская гвардія; выстрѣлила три раза залпомъ, и внесли древніе кубки съ пѣнистымъ шампанскимъ, чтобы пить за здравіе Союзныхъ Государей, Россійскихъ воиновъ и новыхъ гражданъ. Когда радостное ура, и звуки музыки умолкли, Ротмистръ П--ль просилъ позволенія сказать нѣсколько словъ, и въ то же время предложилъ о принятіи въ биргеры сына своего хозяина. Трудно себѣ представишь смущеніе Бургомистра при этомъ нечаянномъ ударѣ. Онъ всячески отговаривался, и обѣщалъ чрезъ нѣсколько днеи исполнишь желаніе новыхъ своихъ согражданъ. Споръ, продолжался около получаса, и наконецъ, чрезъ посредство Полковника, кончился въ пользу влюбленнаго молодаго человѣка: онъ принятъ въ биргеры большинствомъ голосовъ. Полковникъ, съ офицерами и съ отцемъ влюбленнаго, тотчасъ пошелъ въ домъ невѣсты, объявилъ ей и родителямъ ея пріятную новость, и просилъ въ значишь день свадьбы: она была отсрочена на гори дни. На другое утро, когда полку должно было выступать въ походъ, граждане, тронутые благороднымъ и справедливымъ поступкомъ офицеровъ, угостили ихъ великолѣпнымъ завтракомъ, а солдатъ подчивали на рывкѣ. Громогласное ура раздалось въ воздухѣ, когда возгласили долголѣтіе вселюбезнѣйшему нашему Монарху; полкъ двинулся впередъ, сопровождаемый благословеніями добрыхъ горожанъ и слезами благодарности осчастливленной четы.
   Это было въ дружественной землѣ, во время мира, или, лучше сказать, когда войска наши были въ мирномъ расположеніи; къ тому жъ я расказывалъ тебѣ по случаю ходатайства твоего о женихѣ, и потому повѣствованіе мое не имѣетъ ничего военнаго, но завтра я раскажу тебѣ нѣсколько военныхъ подвиговъ.-- Теперь прощай, до свиданія."
   Когда Полковникъ вышелъ, другъ мой Александръ прочиталъ мнѣ примѣръ необыкновеннаго мужества Русскихъ, написанный имъ по словамъ отличнѣйшаго изъ Кавказскихъ нашихъ героевъ.

(Продолженіе впредь.)

"Сѣверная Пчела", No 83, 1825

   

Бесѣды у больнаго Литератора.

Вечеръ первый.

(Продолженіе.)

   "Декабрская ночь лежала на громадахъ Кавказа; туманъ дымился въ ущеліяхъ; тишь и сонъ царствовали въ Татарскомъ селеніи Чирахъ {Селеніе Чирахъ съ крѣпостцею того же имени, состоящее подъ покровительствомъ Россіи, лежитъ въ Ханствѣ Курахскомъ во 150 верст. отъ Кубы. Расположено оно на холмѣ. Рѣчка течетъ въ 200 шагахъ отъ крѣпости. Примѣч. Соч.}, охраняемомъ баталіономъ Апшеронскаго гренадерскаго полка, и только изрѣдка отклики часовыхъ съ крѣпостцы, или шопотъ коней объѣздныхъ Гребенцевъ вторились чуткою далью. Вдругъ стонъ и стрѣльба огласили окрестность -- Лезгинцы, какъ молнія, ниспали съ горъ, и внезапно вторглись въ селеніе. Настала роковая сѣча; кровь забрызгала повсюду. Восемьдесятъ гренадеровъ зарѣзаны были въ казармѣ полусонные, другіе пали, но защищаясь. Многіе успѣли скрыться въ крѣпости.
   Въ это время Прапорщикъ сего полка, Щербина, послышавъ стрѣльбу, звѣрскіе крики Лезгинцевъ, вопль убиваемыхъ женъ и дѣтей, выскочилъ изъ дому и безстрашно ринулся въ толпу враговъ, скликая къ себѣ разсѣянныхъ гренадеровъ. Собралось ихъ съ полсотни, и онъ, видя себя отрѣзаннымъ отъ крѣпости, съ саблею въ рукѣ кинулся на пробой къ высокому каменному минарету, чтобы, засѣвъ въ немъ, дорого продашь жизнь свою. По трупамъ добрался туда, и отстрѣливался до разсвѣта. Солнце озарило кровавое позорище въ селеніи, бѣдствіе осажденныхъ въ крѣпости и въ минаретѣ. Болѣе двѣнадцати тысячъ Лезгинцевъ облегли ихъ, предводимые славнымъ разбоями Сурхай-Ханомъ Кузукумыкскимъ. Прошелъ день -- стрѣлки Щербины били сверху на выборъ -- но за то десятки пуль проникали въ малѣйшія скважины, и число храбрыхъ рѣдѣло. Между тѣмъ великодушный Штабсъ-Капитанъ Овечкинъ, оставшійся главнымъ въ крѣпости, сдѣлалъ двѣ вылазки, чтобъ выручишь товарищей изъ засады. Но Щербина кричалъ ему: "возвратись! береги людей для охраны крѣпости: они нужнѣе меня отечеству.-- Я обрекъ себя на смерть, но умру не даромъ. И коли не станетъ свинцу, то своимъ паденіемъ задавлю непріятеля!" Наконецъ разсвирѣпѣвшіе Горцы отбили двери, ворвались внутрь, рѣзались тамъ кинжалами, и истребивъ всѣхъ, по узкой лѣстницѣ устремились вверхъ -- но тамъ ждалъ ихъ Щербина человѣка за человѣкомъ, и каждая голова, которая показывалась изъ подъ пола, слетала на окровавленную площадку, отъ удара его сабли. Потерявъ множество лучшихъ воиновъ, Лезгинцы отказались отъ приступа -- и стали подрывать башню. Два дни держался Щербина не сдаваясь, безъ капли воды, посреди умирающихъ и убитыхъ; на третій, минаретъ рухнулъ -- и ожесточенные Горцы, вытащивъ его полураздавленнаго изъ развалинъ, подрѣзали ему пятки, вытянули жилы, и въ глазахъ осажденныхъ, замучили его до смерти. Такъ кончилъ жизнь свою -- образецъ и жертва храбрости, Щербина, юноша, своимъ образованіемъ, умомъ и твердостію духа подававшій блестящія надежды! Но кровь его пролилась за отечество -- она напечатлѣла красную строку въ лѣтописяхъ военной славы народа Русскаго {Это случилось въ 1819 году.}!
   Осажденная крѣпостца Чирахъ состояла изъ небольшаго квадрата съ круглыми по угламъ бастіонами, съ высокимъ брустверомъ надъ амбразурами, отъ нечаяннаго нападенія. Подъ убійственнымъ картечнымъ огнемъ приблизились однако же Горцы къ крѣпости, спустились въ ровъ, и залегли подъ самыми ея стѣнами. Завязалась стрѣльба изъ ружей, но чтобы бить непріятелей, должно было стрѣлять стоя, съ гребня бруствера, и храбрые воины наши несли и принимали вѣрную смерть. Не разъ пытались Лезгинцы на приступъ, но всегда были опрокидываемы съ большимъ урономъ себѣ, съ значительнымъ для осажденныхъ. Безстрашныя, но напрасныя вылазки, гдѣ неимовѣрная отвага уступала вѣрной силѣ -- уменьшали число ихъ еще болѣе. Всѣ офицеры показали примѣръ храбрости, и запечатлѣли оный своею жизнію, въ бояхъ грудь съ грудью. Остался живъ только заслуженный Штабсъ-Капитанъ Овечкинъ; при немъ человѣкъ сто, изъ коихъ болѣе половины раненыхъ, а онъ самъ съ пробитою ногою. Положеніе гарнизона становилось часъ отъ часу ужаснѣе. Осада длилась уже 5 дни, а у нихъ ни капли воды, чтобы омыть раны, чтобы отмочишь кровью и жаждою запекшіяся уста! Правда, нѣсколько удальцовъ, спускаясь ночью со стѣнъ, прокрадывались до источника; но не многимъ удавалось ворошишься, и великодушные воины платили кровью за воду, почерпнутую для спасенія братій.-- Солдаты грызли пули, глотали порохъ, думая освѣжишь себя, но жаръ, усталость и безсонница множили ихъ страданія: они уже послѣдними пулями посылали месть за павшихъ. Между тѣмъ Лезгинцы снова кричали о сдачѣ, сколько разъ предложенной, столько разъ отвергнутой съ презрѣніемъ, и изнеможенные солдаты стали уже переглядываться между собою. "Товарищи!" сказалъ тогда имъ Овечкинъ: "я дѣлилъ съ вами труды и славу, заслужилъ съ вами всѣ раны, не однажды водилъ васъ впередъ, и никогда не видалъ въ побѣгѣ.... Не дайте же при концѣ жизни моей увидѣть васъ, какъ трусовъ, безъ оружія, а себя въ постыдномъ плѣну. Ужъ коли рѣшились вы опозорить имя Русское, то прежде пристрѣлите меня, и тогда дѣлайте, что хотите, если не можете дѣлать, что должно. Вы не слушаетесь приказа, такъ послушайте хоть просьбы моей. Убейте начальника, когда не хотите бить враговъ!"
   Говорилъ Русскій и Русскимъ; сказанное съ жаромъ было принято съ восторгомъ. Забыто все -- и одушевленные солдаты, поклявшись на саблѣ умереть не сдаваясь, снова кинулись на стѣны, и снова загремѣлъ ружейный и пушечный огонь.
   Прошло еще нѣсколько часовъ четвертаго дня -- и герой Овечкинъ, исходя кровью, изнемогая отъ судорогъ, впалъ въ смертное оцѣпенѣніе. Тогда фельдфебель одной изъ ротъ обратился къ солдатамъ съ предложеніемъ сдаться. "Надежды на помощь нѣтъ, говорилъ онъ имъ: порохъ на исходѣ, а мы уже какъ тѣни отъ жажды, отъ ранъ, отъ истомы! Если не сдадимся теперь, то чрезъ часъ Лезгинцы безъ выстрѣла возьмутъ крѣпость, и насъ переберутъ какъ мухъ -- руками. Слышите ли, какъ обѣщаютъ они честный плѣнъ -- или участь Щербины! Сдадимся, братцы! насъ никто {Изъ Лезгинцевъ.} не укоритъ, что не сдѣлали своего дѣла передъ Богомъ и Государемъ!" -- При этихъ словахъ жизнь вспыхнула негодованіемъ въ сердцѣ Овечкина. Онъ вспрянулъ неожиданно, подозвалъ фельдфебеля къ себѣ, и ударомъ руки повергъ его на землю. "Свяжите, бросьте этого бездѣльника!" вскричалъ онъ:, и я застрѣлю перваго, кто помянетъ о сдачѣ. Поднимите, принесите меня къ пушкѣ!" Надобно знать, что амбразуры орудій заслонялось тамъ досками, чтобы при заряженіи не било артилле ристовъ. Дрожащею рукою схвативъ фитиль, онъ скомандовалъ: отнимай доску!-- и пушка грянула. Но сотни пуль влетѣли въ открытое отверзтіе, и онъ, прострѣленный двумя, въ бокъ и въ ухо, покатился долой съ платформы. Воспламененные солдаты дрались съ ожесточеніемъ, и умирали безъ ропота.
   Чрезъ часъ Лезгинцы готовились на приступъ; гибель храбрыхъ защитниковъ крѣпости была неизбѣжна -- но вдругъ въ небѣ засверкали Русскіе штыки: Гребенцы спускались съ окрестныхъ вершинъ Кавказа. Скоро пыль скрыла бѣгущихъ изъ подъ крѣпости Горцевъ -- и Русскія знамена осѣнили полумертвыхъ героевъ!! Изъ баталіона ихъ осталось въ живѣ только 70, а нераненыхъ только 8 человѣкъ. Непріятельскихъ тѣлъ начли полторы тысячи, но сколько, по обычаю, увезли они съ собою!
   Избавители принадлежали къ отряду Генерала Князя Мадашова.-- Слезы радости, похвалы, удивленія, восторгъ избавленныхъ и спасшихъ, для васъ есть братское выраженіе въ рукѣ и въ лицѣ, но никогда въ словѣ. Пусть только живетъ сей высокій подвигъ Овечкина въ памяти Русскихъ, въ благодарности отечества, въ примѣръ грядущимъ его защитникамъ. Государь Императоръ наградилъ Ш. К. Овечкина чиномъ Капитана и орденомъ Св. Равноапостольнаго Князя Владиміра съ бантомъ. Георгіевскіе кресты, присланные въ баталіонъ, немногихъ застали въ живыхъ! Миръ праху, слава ихъ имени!
   Черезъ полгода Овечкинъ былъ уже въ строю и въ дѣлѣ. Главнокомандующій Кавказскою арміею Генералъ Ермоловъ назначилъ его въ награду, въ передовые на приступъ Хойсрека.
   Крѣпость была взята, и Капитанъ Овечкинъ доказалъ, что награда была ему по сердцу и что онъ стоилъ довѣрія Главнокомандующаго."

"Сѣверная Пчела", No 84, 1825

   

Бесѣды у больнаго Литератора.

Вечеръ второй.

(Продолженіе.)

   Друзья мои просили меня расказать что нибудь изъ моихъ походовъ. Надлежало повиноваться.
   Въ Біографіи покойнаго Полковника А. И. Лорера, (въ 5 книжкѣ Литер. Листковъ 1824 г.) я упомянулъ вкратцѣ о необыкновенномъ подвигѣ мужества, которому я былъ свидѣтелемъ. Теперь раскажу вамъ это подробнѣе.
   Въ 1807 году, 1 Іюня, наканунѣ большаго сраженія подъ Фридландомъ, Уланскій Его Императорскаго Высочества Государя Цесаревича и Великаго Князя Константина Павловича полкъ {Изъ котораго, послѣ того, сформированы Лейбъ-гвардіи Уланскій и Лейбъ-гвардіи Драгунскій полки. Соч.}, составлялъ авангардъ небольшаго кавалерійскаго отряда, посланнаго для развѣдыванія о непріятелѣ, который, какъ извѣстно, послѣ Гейльсбергскаго сраженія, маневрировалъ на нашихъ флангахъ для перемѣны операціонной линіи. Отъ солнечнаго восхода мы шли почти не останавливаясь: жаръ былъ несносный; жажда и сонъ морали насъ; лошади, повѣся головы, медленно передвигали ноги. Мы надѣялись отдохнуьь и подкрѣпить наши силы въ городѣ Фридландѣ, куда надлежало намъ прійти часа въ четыре по полудни. Наконецъ показались шпицы церквей: вскорѣ открылся городъ, и мы ожили будущимъ веселіемъ. Мы знали, что тамъ расположены наши обозы, и потому не предполагали никакого препятствія для входа въ городъ. Но лишь только наши передовые фланкеры поворотили на большую дорогу, ведущую къ мосту на рѣкѣ Аллѣ, текущей подъ самымъ городомъ, какъ вдругъ примѣтили ужасную пыль по той сторонѣ рѣки, съ лѣвой стороны города, и вскорѣ увидѣли бѣгущихъ къ намъ фурлейтовъ, маркитантовъ и другихъ обозныхъ служителей. Отъ нихъ узнали мы, что непріятельская кавалерія заняла городъ. Пока Орденскій кирасирскій полкъ вытягивался на линію, Уланскій Е. В, Цесаревича полкъ пошелъ на рысяхъ впередъ. Трудно себѣ представить, какими чувствами одушевлены были не только офицеры, но даже солдаты этого полка. Мы искали случаевъ, оправдать передъ армейскими полками честь, которою пользовался нашъ полкъ, называясь именемъ Брата Государева, сподвижника Суворова. Поспѣшая впередъ, мы завистливо оглядывались назадъ, чтобъ кто ни будь не лишилъ насъ славы первымъ броситься на непріятеля. Забыты труды и усталость: кони запрыгали на укороченныхъ поводьяхъ. Приближаясь къ рѣкѣ, эскадронные командиры наперерывъ другъ передъ другомъ просили у Полковаго командира, Полковника Чаликова, позволенія первому устремиться въ городъ. Никто не думалъ освѣдомляться о числѣ непріятеля, каждый хотѣлъ только какъ можно скорѣе съ нимъ встрѣтишься.-- Наконецъ, Ротмистръ Владиміровъ удостоился чести первенства. Стрѣлою понесся его эскадронъ къ рѣкѣ, и лишь только передніе вскочили на мостъ, пули посыпались градомъ съ противоположнаго берега, и наши уланы съ досадою увидѣли, что мостъ разобранъ въ срединѣ. Сдѣлалось общее смятеніе, и нѣкоторые уже начали поворачивать коней, но мужество и присутствіе духа Ротмистра Владимірова дали другое направленіе всему дѣлу. "Ребята! съ коней, поправьте раскинутыя доски!" закричалъ онъ. Между тѣмъ пули сыпались. Нѣсколько уланъ поспѣшили исполнишь приказаніе Ротмистра, но прежде нежели онъ изъяснился, та же самая мысль уже производилась въ дѣйство Порутчикомъ Старжинскимъ. Прискакавъ первый къ разобранному мосту (и примѣтивъ, что Французы перетащили часть досокъ на свою сторону, а чаешь положили по сторонамъ перилъ, чтобы, въ случаѣ нужды, тотчасъ устроишь переправу), Старжинскій бросается съ коня, хватаетъ доску, кладетъ ее въ длину чрезъ отверстіе, перебѣгаетъ подъ пулями къ кучѣ досокъ, подзываетъ къ себѣ трубача, который также спѣшился, и начинаетъ съ нимъ вмѣстѣ укладывать доски по своимъ мѣстамъ. Подивитесь, друзья мои, слѣпому счастію! Всѣ выстрѣлы устремлены были въ Порутчика Старжинскаго; въ него именно цѣлили спѣшившіеся Французскіе гусары, и ни одна пуля не попала въ него, переранивъ нѣсколько человѣкъ кругомъ его, и даже въ отдаленіи. Примѣръ Порутчика, хладнокровіе Ротмистра сильно подѣйствовали на всѣхъ. Чрезъ нѣсколько минутъ мостъ былъ починенъ, и наши уланы, какъ отчаянные, бросились въ городъ. Спѣшившіеся гусары стрѣляли въ нашихъ уланъ изъ за заборовъ и домовъ. Саксонскіе кирасиры, на отличныхъ лошадяхъ, хотѣли густою колонною удержать стремительное нападеніе. Тщетныя усилія! въ одно мгновеніе все было сбито, опрокинуто; непріятель изгнанъ изъ города на чистое поле, гдѣ нѣсколько удачныхъ, отчаянныхъ, стремительныхъ аттакъ заставили его отступить къ лѣсу. Поле сраженія осталось въ нашей власти: оно было усыпано тѣлами непріятельскими во всемъ направленіи ихъ ретирады. Мы не имѣли приказанія преслѣдовать непріятеля за лѣсъ; къ тому жъ это отчасти было невозможно, потому, что онъ превосходилъ насъ числомъ, и соединился съ своимъ авангардомъ. Уланскій Е. В. Цесаревича полкъ занялъ аванъ-посты подъ лѣсомъ, и провелъ ночь на бивакахъ, между тѣмъ, какъ Россійская армія еще съ вечера пришла къ Фридланду, и переходя рѣку, до другаго утра продолжала занимать позицію, на которой на другой день, 2 Іюня, было дано извѣстное генеральное сраженіе. Ночь прошла въ разговорахъ и приготовленіяхъ къ дѣлу: мы сидѣли кругомъ огня на трупахъ непріятельскихъ, не изъ фанфаронады, но по нуждѣ, потому, что земля отъ росы была сыра, а у насъ не было ни лишняго клочка сѣна, ни соломы, ни даже полѣна дровъ. Юнкеръ Іосиліянъ, родомъ изъ Грузинъ, человѣкъ гигантскаго роста, Геркулесовской силы. храбрости, также чрезвычайно отличился въ день 1-го Іюня. Преслѣдуя непріятеля, онъ врѣзался въ ихъ середину, свалилъ нѣсколькихъ съ коней сабельными ударами и, не взирая на то, что былъ раненъ, продолжалъ рубить во всѣ стороны, пока непріятели не разсѣялись отъ него, какъ робкое стадо отъ хищнаго волка.
   Вотъ вамъ господа, происшествіе истинное, котораго я былъ свидѣтелемъ.
   "Спасибо, любезный!" сказали мои друзья, "честь и слава Владимірову, Старжинскому и Іосиліяну!-- Пусть имена ихъ будутъ извѣстны всѣмъ Русскимъ войнамъ: въ послѣдователяхъ у насъ не будетъ недостатка."

(Продолженіе впредь.)

"Сѣверная Пчела", No 86, 1825

   

Бесѣды у больнаго Литератора.

Вечеръ второй.

(Окончаніе.)

   "Кампанія 1807 года, вообще богата примѣрами самоотверженія, " сказалъ Б.-- "но одинъ изъ нихъ сильнѣе прочихъ подѣйствовалъ на умы нашихъ непріятелей, и возвеличилъ въ ихъ понятіи рыцарскій характеръ Русскаго народа. Вы помните, господа", продолжалъ Б.-- "приключеніе Генерала Багговута." -- "Не совсѣмъ!" -- возразили нѣкоторые. "Этотъ случай былъ однако жъ описанъ во 2-й книжкѣ Сына Отечества при самомъ началѣ сего журнала." -- "Повтори, пожалуйста!" сказалъ я. "Тѣмъ охотнѣе сдѣлаю это", -- отвѣчалъ Б.: -- "что этотъ анекдотъ былъ напечатанъ съ нѣкоторою невѣрностью, въ подробностяхъ. Я, напротивъ того, знаю его изъ самаго достовѣрнаго источника."
   "Русская армія, подъ начальствомъ Генерала Беннигсена, расположена была въ окрестностяхъ Новаго Мѣста, Стрѣкочина и Чернова: Французы, переправясь чрезъ Вислу, занимали лѣвый берегъ. Наши передовые посты расположены были по берегамъ рѣки Вкры, и съ этой стороны состояли въ вѣдомствѣ Генерала Багговута. Русскіе и Французы, нетерпѣливо желая встрѣтиться, возбуждаемые ревностью къ славѣ, которая въ то время еще раздѣляла по-ровну свои вѣнки обоимъ народамъ, безпрестанно задирали другъ друга; частые выстрѣлы на аванпостахъ тревожили главныя квартиры, и препятствовали кавалеристамъ заботишься о лошадяхъ.-- Генералъ Багговутъ пртибылъ на аванпосты, подозвалъ къ берегу двухъ Французскихъ офицеровъ, и предложилъ имъ обоюдное условіе, а именно, запретишь часовымъ стрѣлять безъ нужды, и не безпокоить другъ друга до начатія движеній. Французы согласились, но въ то самое время, когда Генералъ Багговушъ прощался съ ними и махнулъ рукою, въ которой былъ бѣлый платокъ, Русскій часовой, стоявшій вблизи, принялъ этотъ знакъ за сигналъ къ стрѣльбѣ, прицѣлился и убилъ на повалъ одного изъ Французскихъ офицеровъ, разговаривавшихъ съ Багговутомъ. Представьте себѣ ужасъ и негодованіе обѣихъ сторонъ. Французы кричали: измѣна, вѣроломство! Русскіе чувствовали несправедливость укоризнъ, но не могли оправдываться. Тогда Багговушъ сказалъ оставшемуся въ живыхъ Французскому офицеру: "Не думайте, чтобы я нарушилъ права человѣчества: Русскіе не знаютъ вѣроломства. Этотъ несчастный случай произошелъ отъ недоразумѣнія, отъ поспѣшности -- но не отъ измѣны. Въ доказательство моей безвинности, и чтобы дашь вамъ случай отмстить за смерть своего товарища -- я обрекаю себя на жертву. Пусть кровь моя смоетъ подозрѣніе на щетъ правоты Русскаго характера? стрѣляйте въ меня -- я не сойду съ мѣста." -- Генералъ Багговушъ, при сихъ словахъ, обнажилъ грудь свою, и безстрашно ожидалъ выстрѣла. Приближается Французскій вольтижеръ, прицѣливается, медлитъ -- и вдругъ, отбросивъ ружье, обращается къ своему офицеру и говоритъ: "Нѣтъ! я не могу убить этого великодушнаго воина; съ этой минуты я чувствую къ нему величайшее уваженіе, увѣренъ въ его правотѣ, и готовъ драться за честь его со всѣми моими товарищами." -- "Обними меня, другъ мой!" сказалъ Французскій офицеръ своему солдату: "ты достоинъ благороднаго своего званія. Господинъ офицеръ!" воскликнулъ онъ, обращаясь къ Багговушу: "вы видите, какія чувствованія вы посѣяли въ душахъ нашихъ. Живите для славы своего отечества: Французы умѣютъ чтить великодушныхъ враговъ." -- Французы записали имя Багговута; цѣлая армія узнала вскорѣ это происшествіе, и всѣ называли его Русскимъ Курціемъ. Говорятъ, что самъ Наполеонъ, услышавъ объ этомъ, воскликнулъ: "счастливая Россія!" --
   "Въ самомъ дѣлѣ," сказалъ Р.: "поступокъ этотъ столь же великодушенъ, какъ и самоотверженіе Курція. Мы воспитаны въ убѣжденіи о неподражаемомъ мужествѣ Грековъ и Римлянъ, удивляемся каждой чертѣ ихъ народнаго характера, сохранившагося въ краснорѣчивыхъ описаніяхъ, и почитаемъ дѣлами обыкновенными такіе подвиги, за которые въ древности воздвигли бы памятники. Это доказываетъ, что родъ человѣческій усовершается постепенно, и что число великихъ дѣлъ въ ваше время ослабляетъ впечатлѣнія. Одно только корыстолюбіе, одна роскошь портитъ нравы, и какъ военное состояніе, не имѣетъ другой цѣли кромѣ чести и) славы, то въ немъ гораздо болѣе находится примѣровъ геройства, самоотверженія и простоты нравовъ." "Это правда", возразилъ отставной Подполковникъ Роз-въ: "кстати о безкорыстіи, я вамъ раскажу анекдотъ, случившійся въ Изюмскомъ гусарскомъ полку, въ которомъ я служилъ нѣкогда.
   "Въ 1814 году, когда Изюмскій гусарскій полкъ поспѣшалъ въ сраженіе подъ Бари-о-баконъ, Подполковникъ Розенбаумъ, отправилъ назадъ съ вьюками эскадроннаго Квартермистра унтеръ-офицера Исаева съ 5000 рублей казенныхъ денегъ, отпущенныхъ на жалованье эскадрону. Время не позволяло заняться денежными расчетами: надлежало итти въ дѣло. по несчастію сводныя лошади, съ немногимъ числомъ нашихъ гусаръ, были отрѣзаны непріятелемъ и взяты въ плѣнъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и Квартермистръ Исаевъ, съ казенными деньгами. Онъ однако жъ успѣлъ прежде зашить ассигнаціи въ подкладку своего мундира, и непріятели не нашли у него денегъ. Послѣ сраженія Подполковникъ Розенбаумъ извѣстился о происшедшемъ несчастій, и жалѣлъ не денегъ, но добраго и честнаго унтеръ-офицера, къ которому имѣлъ полную довѣренность. Не желая разглашать этого случая, онъ изъ своихъ собственныхъ денегъ уплатилъ эскадрону жалованье, и наконецъ, въ пылу сраженій, среди побѣдъ и торжествъ, вовсе позабылъ о происшедшемъ. Наступилъ миръ: плѣнные возвратились въ полки, и унтеръ-офицеръ Исаевъ явился къ своему Подполковнику, который чрезвычайно обрадовался этой нечаянной встрѣчѣ. "Виноватъ, Ваше Высокоблагородіе," сказалъ печально Исаевъ:, простите великодушно. Находясь въ крайней нуждѣ, я осмѣлился издержать пятьдесятъ рублей; покорнѣйше прошу вычесть эти деньги изъ моего жалованья." -- "Какія деньги?" -- спросилъ Подполковникъ, забывъ, какъ сказало, о случившемся." "Казенныя, Ваше Высокоблагородіе, которыя мнѣ удалось сберечь въ плѣну: вотъ онѣ." Тутъ Исаевъ вынулъ изъ за пазухи 4950 рублей, и вручилъ Подполковнику, который, внѣ себя отъ благородства своего Квартермистра, немедленно объ этомъ донесъ полковому Командиру.
   Въ Россіи добрыя дѣла не остаются безъ награжденія: Государь Императоръ Всемилостивѣйше произвелъ Исаева въ офицеры, и наградилъ его денежною суммою. Благородный Исаевъ заслужилъ своимъ поступкомъ благородное званіе: всѣ офицеры радовались этому, и по-гусарски поздравили новаго своего товарища.

"Сѣверная Пчела", No 87, 1825

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru