Чарская Лидия Алексеевна
Княжна Дорушка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:

   Л.Чарская. Княжна Дорушка.//Задушевное слово (журнал для старшего возраста) -- Пг-М.: т-во О.Вольф, 1915. -- No 21
   Scan, OCR, SpellCheck: Kapti, 2009 г
   

Л.Чарская

Княжна Дорушка.

   В тот год на Страстной неделе я по приглашению дяди приехала гостить в только что приобретенное им Троеполье. Имением этим, когда-то образцовым, роскошным, теперь совершенно запущенным и пришедшим в упадок, владели несколько поколений старинного княжеского рода Троепольских, медленно, но верно разоряя его при содействии целой вереницы управляющих, конторщиков, дворецких и прочей челяди.
   В конце концов, княжеское гнездо пошло с молотка и досталось дяде.
   Мне, тогда еще молоденькой институтке, с худеньким детским лицом и пытливыми глазами, склонной помечтать и пофантазировать, ужасно нравилась эта запущенная барская усадьба с огромным старинным домом, с колоннами и антресолями, с зимним садом, бильярдной и банкетной, словом, со всеми причудами прадедовской старины.
   Особенно нравилась мне картинная галерея... Портреты в старых, с облезшей позолотой, рамах в несколько рядов покрывали собой стены. Один из них исключительно привлекал мое внимание.
   Это был портрет совсем молоденькой девушки. Некрасивое грустное личико. Тонкие шнурочки бровей. Большие кроткие глаза, что-то говорящие, что-то таящие, о чем-то вспоминающие. Внизу коротенькая надпись: "Княжна Дорушка".
   Я любила забираться в картинную галерею рано утром, когда яркие блики апрельского солнца играли на бледном холсте, оживляя краски, углубляя выражение милого личика княжны Дорушки.
   Изображенные на других портретах старики -- в шляпах с плюмажем, в туго затянутых мундирах -- красавицы с неизменными розами в руках и жеманными улыбками, стройные кавалеристы, опирающиеся на сабли, -- все они далеко не привлекали так внимания, как изображение княжны Дорушки.
   -- Милая княжна! -- стоя перед портретом, шептала я, -- почему ты такая печальная? Какова была твоя судьба? Что хочешь сказать своим тоскливым взглядом? Что таится в твоей грустной улыбке?

* * *

   Была Страстная суббота. Дядя с утра хлопотал в саду. Под его наблюдением расчищали от остатков снега рыхлые дорожки. В раскрытые форточки врывались свет и аромат весны. На кухне, в столовой, в людских, -- повсюду шла суета невообразимая. В огромной русской печи медленно и важно поднимались куличи и бабы: шоколадные, шафранные, кружевные. На длинном столе красили яйца и покрывали глазурью окорока.
   Голос тетки гремел на весь дом, под аккомпанемент огромной связки ключей, которые она носила у пояса.
   -- Марфуша, пора ромовую в печь ставить... Татьяна, а телятину вынули? Смотрите, сгорит! Где лиловая краска? Куда вы ее засунули? Ах, ты Господи!
   Я убежала от этой суеты подальше, и, конечно, в картинную галерею, туда, где висел портрет княжны Дорушки. Солнце играло на облупившейся раме и блеклых красках. И нежное тоненькое личико и большие серо-голубые глаза Дорушки показались совсем живыми и такими трогательно-грустными, что меня неудержимо потянуло коснуться их губами. И отдавшись без оглядки охватившему меня чувству, я вскочила на потертый штофный диванчик и обняла раму портрета.
   Старый ржавый гвоздь не выдержал и "Княжна Дорушка" упала на пол. Рама уцелела, но холст портрета отделился и странно подпрыгнул и прислонился к дивану, а у моих ног очутился откуда-то вылетевший небольшой сверток.
   -- Что я наделала! -- вскрикнула я в отчаянии, но тут же, заметив сверток, наклонилась и подняла его. Это была небольшая тетрадь в голубой сафьяновой обложке.
   Новый крик, но уже не испуга, а радости, сорвался с моих губ, когда я прочла на обложке: "Дневник княжны Евдокии Николаевны Троепольской".
   Забыв о несчастии с портретом, о последствиях происшедшего, я тотчас. же погрузилась в чтение.

* * *

Год 1811. Декабря 12-ое.

   Нынче день моего рождения. Мне минуло 16 лет, из ребенка я превратилась в молодую девушку. Завтра меня повезут на бал показать свету.
   Это первый бал в моей жизни.
   Mademoiselle Нинет, мой милый друг и гувернантка, уезжает от нас через неделю. Остается со мной мисс Пинч, старшая surveillante которая с нынешнего дня будет называться уже не гувернанткой, а demoiselle de compagnie. Итак, я взрослая, и это чувствуется на каждом шагу.
   Папенька вышел ко мне нынче утром и передал мне футляр с жемчужным колье.
   -- Носи, дитя мое, эти жемчуга, -- сказал он мне по-французски, -- и будь всегда чиста душой, как они.
   M-lle Нинет тоже сделала мне подарок -- эту милую голубую тетрадку.
   -- Дорогая моя, -- сказала она, -- вы будете записывать в ней ваши впечатления, ваши встречи, ваши невзгоды и радости. Я так делала всю мою жизнь, и как отрадно иногда перечитывать страницы далекого прошлого!
   Милая m-lle Нинет! Я последую её совету и с нынешнего же дня начинаю записывать все то, что обратит на себя мое внимание, что произведет на меня какое либо впечатление.

* * *

Год 1811. Декабря 14-ое.

   Вчера я была на первом балу. Папенька, во фраке, в орденах, и мисс Пинч в хрустящем сером шелковом платье и блондовом чепце, величавая, седая и важная, повезли меня на Арбат, к моей тетке, княгине Мещерской. Мы вошли, когда уже танцевали. Мне прежде всего бросились в глаза Barbe и Sophie, мои кузины, княжны Мещерские. Они, заметив меня кивнули мне издали головками, а когда кончили танец, подбежали приветствовать меня и папеньку. Папенька представил меня дамам, а кузины подводили к нам без конца знакомить кавалеров. Затем меня стали приглашать на кадрили, вальсы, мазурки. Особенно много танцевал со мной один молодой офицер.
   -- Вы танцуете легко, как бабочка, -- сказал он, усаживая меня усталую в кресло.
   Мне стало стыдно от этой похвалы, совсем незаслуженной.
   Когда я рассказала папеньке, как много танцевал со мной этот офицер и как любезно и внимательно он со мной беседовал, папенька погладил меня по голове.
   -- Ты, видно, произвела большое впечатление на молодого графа Палецкого, Дорушка. Это достойный молодой человек. Я его знаю с детства. Мы с его отцом были в молодости большими друзьями. Я буду счастлив, если ты впоследствии станешь женой молодого графа. Надеюсь, он тебе понравился, Дорушка?
   -- Да, папенька, -- отвечала я, краснея до ушей, -- он очень умен, любезен, и с ним приятно говорить.
   -- Ну, вот и отлично. Я пригласил его бывать у нас, и вы познакомитесь ближе, лучше узнаете друг друга... Я бы хотел устроить твою судьбу, как можно скорее. Твоя мать давно покинула нас, а сам я чувствую себя за последнее время все хуже и хуже. Вот почему мне хотелось бы возможно скорее увидеть тебя в надежных руках доброго, любящего и преданного супруга.

* * *

1812 г. Март. Троеполье.

   Боже мой, как давно я не прикасалась к тебе, дорогая голубая тетрадь! Какая огромная перемена случилась за это время в моей жизни. Сколько впечатлений! Когда я записывала на этих листках последние строки, была зима, веселая московская зима. А теперь уже весна. И мы не в Москве, а в Троеполье, в нашем милом подмосковном имении. Зима промчалась как один сплошной радостный сон. Желание папеньки исполнилось: его Дорушка -- невеста графа Николая Сергеевича Палецкого, вернее, моего дорогого Никса.
   В декабре я протанцевала с ним мое первое лансье, а в марте, в Светлую Пасхальную ночь, я уже сделалась его невестой. Всю эту зиму Никс бывал у нас и просиживал целыми часами в нашем большом московском доме. Мисс Пинч вязала, я вышивала в пяльцах, а он читал нам английские романы Вальтер Скотта. Я их очень люблю. А на Страстной мы с папенькой уехали говеть в Троеполье и встречать там Пасху. Мне было как-то грустно покидать Москву, вернее, расставаться с графом.
   В Страстную субботу, когда я одевалась, чтобы ехать к заутрени с папенькой, вдруг слышу топот тройки, звон бубенчиков и щелканье бича.
   Отдернула кисейную занавеску и увидела: измыленная тройка стоит уже у крыльца. В ту же минуту вбегает Марфуша, моя московская горничная, красная, радостно-волнованная...
   -- Барышня... Золотая наша красавица... Граф к нам пожаловали в гости. Ей Богу, собственной своей персоной граф!
   У меня вся кровь прилила к сердцу. Мелькнула мысль: недаром он приехал в такое время, недаром!
   Так оно и вышло. Отстояли заутреню в нашей скромной Троепольской церкви, разговелись в парадном желтом зале, а потом гость попросил папеньку на несколько минут в кабинет. У меня так сердце и заколотилось в груди. Радостное предчувствие захватило всю меня. Нравился мне граф...
   Поговорили они с папенькой минут десять только, но мне эти десять минут показались целой вечностью. И вот, распахивается дверь кабинета и вышел в залу ко мне папенька, сияющий такой, светлый:
   -- Ну, поздравляю тебя, Дорушка, поздравляю, а хочешь ли ты за графа Николая замуж -- и не спрашиваю даже... Сам знаю, что за него с охотой пойдешь. Поздравляю вас, дети мои. Христос Воскрес! В Великую Светлую ночь с именем Христовым закладываете вы начало вашего нового молодого счастья.

* * *

1812 г. Июнь.

   Господи! Горе какое! Нежданное, негаданное... Кто его мог предусмотреть! Не верится как-то... Словно сон тяжелый, жуткий... Император Французов Наполеон объявил нам войну. Его армия уже на нашей земле, в России.
   Голова кружится от страшных неожиданных новостей. Никса вызвали в полк.
   Никогда не забуду нашего прощанья.
   Хотели мы венчаться с ним летом, после Петрова дня, но не успели: приданое не было готово.
   И вот война... Поход... Отъезд в армию Никса.
   Папенька, встревоженный, расстроенный, провожал его, как родного сына. Служили напутственный молебен в большом зале... Кропили святой водой отъезжавшего.Потом вышли все провожать его на крыльцо.
   Он подошел ко мне проститься к последней.
   -- Я ваш на всю жизнь, Дора, -- сказал он по-французски, -- и в этом мире и в загробном. Помните это.
   Я заплакала.

* * *

1812 г. Конец лета.

   Как недолго длилось мое счастье! Наши вечера за чтением Вальтер Скотта в Москве, наши беседы, прогулки здесь, в Троеполье -- все исчезло, кануло в вечность. И ко всему тому еще эти ужасные вести. Французы приближаются к Москве...

* * *

1812 г. Осень.

   Бородинская битва!.. Сколько разбито упований, надежд! Наша армия проявила чудеса храбрости. И все-таки решено покинуть и сдать неприятелю Москву...

* * *

1812 г. Осень.

   Все кончено... Его нет... Он погиб смертью героя. Я узнала это две недели тому назад... Его дворецкий прискакал в Троеполье... Привез его образок с прощальным письмом, написанным перед атакой. Он погиб так, как и следовало ожидать от него: ведя солдат под градом пуль на французский редут. Его верный слуга рассказывал это, рыдая. Но я, я не плакала... Я в эти минуты слышала его последние прощальные слова:
   "Я ваш на всю жизнь, Дора, и в этом мире и в будущем".
   Да, мой друг, я тоже ваша... И здесь и там.

* * *

1813 г. Зима.

   Какая тихая, грустная жизнь! После первого несчастья случилось второе. С папенькой был удар... Смерть Никса окончательно сломила его и без того надтреснутое здоровье. И в доме теперь у нас мертвая тишина. В нашем желтом зале работает заезжий художник... Он с миниатюры пишет портрет Никса и мой... Так желает папенька. Это -- воля умирающего. Когда его не станет, я закончу свой дневник, положу его за раму портрета и уйду... Поселюсь в соседней обители, стану до последнего моего дня молиться за папеньку и за Никса.

* * *

1813 г.

   Снова Пасха. Завтра меня уже не будет здесь. Поклонюсь в последний раз папенькиной могиле и уеду с Марфушей... Как странно! Ровно год тому назад я была в этот вечер так счастлива! А нынче?
   Но не смею роптать, не смею жаловаться на судьбу. Все, что ни делается на свете, все по воле Святого Провидения, -- я как будущая монахиня, должна это твердо помнить... Господь послал мне испытание, которое я должна принять со смирением и покорностью.
   Господь дал -- Господь и взял... Да будет Его святая воля...

* * *

   На этом обрывается дневник княжны Дорушки.
   Так вот какова она была, эта маленькая бледная девушка с такой большой и сильной душой! Так вот откуда эта печаль, льющаяся из-под черных ресниц, эта грустная-грустная улыбка...
   Как странно, что я узнала её коротенькую несложную жизнь именно в этот день, в день кануна Пасхи, имевший для неё такое огромное значение.
   Когда и как умерла эта милая девушка? В какой женской обители покоится её нежный прах, я не знаю, но мое сердце бьется сильно и взволнованно, когда я привожу в порядок и опять вешаю её портрет на стену, не отрывая глаз от её печального лица.
   Как раз в эту минуту в соседней Троепольской церкви ударяет тяжелый колокол:
   -- Бум!..
   Надо спешить одеваться... Надо ехать к заутрени. Я скоро вернусь, Дорушка, и, прежде чем идти разговляться, приду снова к тебе и трижды скажу:
   Христос Воскресе!
   
Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru