Деледда Грация
Заколдованный дом

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Грация Деледда.
Заколдованный дом

   Америка, -- надо сознаться в этом -- оказала много услуг беднякам: у тех, кто отправился туда, но не разбогател, она не отнимает надежды на это; тех же. что остаются дома, она подымает в цене и весе. Вот хотя бы. например, мастер Антони Биккири, единственный не уехавший в Америку каменщик, оставшийся даже без помощи чернорабочего на фабрике богача Бонарио Салиса, с каждым днем подымался все выше, как те стены, которые он водружал. Даже сам хозяин, Бонарио Салис, был вынужден подавать ему камни и известь. Но Бонарио, каким он был и в действительности, а не только по имени [("Bonario" -- по-итальянски -- добродушный]. в конце концов, начал входить во вкус своего нового положения: он сновал вверх и вниз, смеясь про себя и постепенно изучая, что значит день настоящего чернорабочего. Кроме того, он развлекался иногда тем, что с преувеличенной торжественностью передавал мастеру Антони послания от разных лиц, желавших, чтобы каменщик уделил им денек работы. Все жаждали этого драгоценного дня, кто собирался жениться и думал оштукатурить дом, у кого на крышах или в стенах образовались трещины, грозившие крушением... Но Бонарио смеялся над всеми.
   -- Что написано пером, того не вырубишь топором, -- говорил он: -- у него была бумага, подписанная мастером Антони, который обязался не покидать фабрики до тех пор, пока она не будет кончена.
   И никто никогда не слышал, чтобы мастер Антони изменил своему слову: это был самый честный человек в селе. Он подумал поэтому, что Бонарио шутит с ним, по обыкновению, когда тот однажды, разгрузившись от большого гранитного камня, сказал ему, прищуриваясь:
   -- На этот раз нужно, чтобы вы пошли, мастер Антони. Речь идет о половине дня. -- быть может и меньше. -- чтобы поправить несколько ступенек в доме моей племянницы Анны, которая хочет его продать...
   -- Хочет продать дом? -- сказал каменщик с невольным любопытством: -- но ведь, она его всего три месяца тому назад купила!
   -- Да, всего три месяца тому назад купила, -- подтвердил Бонарио, -- но теперь хочет его перепродать, так как там водятся слухи.
   И он принялся смеяться, убедившись, что мастер Антони стал, в свою очередь, серьезным и важным. Но каменщик не любил шутить -- даже с хозяином фабрики. Он смотрел в даль, по направлению к домику Анны Салис, уединенному в глубине сада, и вспомнил, что он сам осматривал этот дом, прежде чем он был пущен с аукциона кредиторами бывших его владельцев, которые все, -- мужчины и женщины, -- эмигрировали в Америку. Супруги Салисы, едва поженившись, почти даром приобрели этот маленький, но полный воздуха и удобств, домик, а теперь хозяин перепродает его, потому что там завелись привидения!..
   -- Мастер Антони, -- сказал Бонарио, вновь становясь серьезным -- отвечайте же мне, я не шучу. Я освобождаю вас на полдня, и кончено: Моя племянница Анна кажется взаправду заколдованной, столько огорчений переживает она. Идите и почините эту лестницу, так как завтра она должна показать этот дом покупателю. Вы сделаете доброе дело.
   Из-за желания сделать доброе дело, а также из любопытства, мастер Антони ответил согласием.

* * *

   Он отправился в тот же день, в часы отдыха между двенадцатью и двумя, -- чтобы посмотреть, какая ему предстоит работа. В это время, под ослепляющим июньским солнцем, покой вокруг домика казался еще более напряженным. Пустынный огород церкви, прорезанный тенью колокольни, благоухал кустами наполнявших его цветов. Вокруг не видно было ни одной живой души. Мастер Антони вспомнил, как он ходил в первый раз осматривать дом. И тогда он толкнул калитку и прошел через двор, никого не встретив. Он подумал о злых слухах, ходивших насчет владелицы дома, Мимии Пирас, известной своей красотой, долгами и прочими вещами. Действительно, местность была пустынная, вполне удобная для женщины, искавшей приключений.
   Но мастер Антони тотчас же прикусил язык, как он это делал всякий раз, когда ловил себя на том, что дерзко осуждал ближнего. Ведь, в конце концов, Мимия Пирас пустила свой дом с аукциона для уплаты долгов и уехала с братьями в Америку работать: она, словно умерла, а мертвых судить может лишь Бог. Но, даже и теперь, когда дом принадлежал Аннедде Салис, наиболее набожной и совестливой женщине села, -- дверь была раскрыта настежь, место же по-прежнему было пустынным. Никем не обеспокоенный, он прошел через двор, кухню, коридор, поднялся по лестнице и подошел прямо к спальне супругов.
   Женщина сидела на земле, у входа, с корзиной работы. Но она не шила. Бледная, с руками, опушенными на землю, и головой, приклоненной к стене, она казалась больной. Она не пошевелилась, увидя грубого и большого каменщика, только огромные глаза ее печально сверкнули.
   -- Я вас ожидала, -- сказала она вяло. -- Мой дядя сказал вам, что я дочу продать дом. Да, я продам его и за ту же цену, что и купила. Да избавит меня Бог взять хоть одним грошом больше! У меня уже есть покупатель, который завтра придет осматривать, но прежде я хочу кое в чем убедиться: я хочу поднять первые ступеньки лестницы, так как под ней именно должно скрываться колдовство. Нужно убрать его вон, иначе мы все пропали! Я уже здесь, наверху, два дня, мастер Антони, и не сойду больше вниз, если вы не пообещаете мне помочь снять проклятие с моего дема.
   Мужчина смотрел на нее сверлу, немного удивленный, немного растерянный: с колдовством шутки плохи, особенно если оно сделано хорошо, -- например, с помощью священника.
   -- Ладно, вставай! Не приснился ли тебе дурной сон?
   -- Эх, если б это был сон, -- воскликнула женщина, подымаясь, уже несколько утешенная, -- Дело в том, что с тех пор, как мы ступили сюда ногой, я и мой Паоло, нас преследует анафема. Разве мы прежде плохо жили? Мы любили друг друга, как голуби, -- я и мой Паоло. Но, войдя сюда, мы славно вошли в ад. Мы сразу заболели, -- сначала у него ухо, потом у меня нога, еще опухшая до сих пор. Затем у нас пала лошадь, убили собаку, даже курицы -- и те дохнут, как отравленные. Потом приползла гадюка -- и прямо к очагу. Но это все еще ничего. Хуже всего то, что мы ссоримся дни и ночи -- я и мой Паоло, -- и он уходит из дому и напивается, а я плачу и плачу. Он говорит, что я его мучу в то время, как это он мучит меня. Клянусь вам, мастер Антони с тех пор, как мы здесь, у нас не было ни одного спокойного дня. Вот и сегодня утром мы рассорились, и он ушел, сказав, что не вернется больше. Но он вернется, если мы удалим колдовство.
   -- Кто мог его учинить? -- спросил мужчина, становясь все более серьезным.
   -- Кто? И вы спрашиваете, кто? Но ведь все это знают! Все знают, что Пирас, бывшие хозяева, прокляли тех, кто приобретет их дом с аукциона, и Мимия рассыпала соль вокруг дома. Ведь поэтому-то и не было воды в колодце, и все в огороде высохло И прежде, чем она уехала, видели, как она со скрещенными руками проклинала дом. Раньше я не верила во все это, но теперь, увы, пришлось поверить! Но и этого недостаточно: мне приснилось, что колдовство находится в доме. Я рыла под дверьми, но бесполезно. Теперь надо посмотреть под лестницей, -- вы ведь знаете, что колдовство действует лучше всего там, где сильнее ступает нога. Полдня я не могу поднять ступеньки. Тогда я подумала о вас, так как вы совестливый человек и хороший христианин и поможете мне. Пойдемте же, мастер Антони.
   Они отправились. Она прихрамывала, -- более того, казалось, что она ходит только половиной тела. Сойдя с последних ступенек лестницы, она перекрестилась, потом испуганно оглянулась, поджидая мужчину, который, в свою очередь, спускался торжественно и осторожно, опасаясь упасть, и все же внимательно, глазом профессионала, присматривался к трещинам на сводах, и солидности стен и ступенек. Сказать по правде, каменная лестничка, зажатая между двумя высокими белыми стенами, со светом, лившимся сверху через слуховое окно, -- имела таинственный вид: казалось, что она ведет в подземелье.
   Сойдя вниз, мастер Антони потрогал с обеих сторон стены, и, наконец, сказал:
   -- У тебя есть небольшой лом?
   У Аннедды имелся лом, заступ н много других железных и деревянных орудий, сваленных, в кучу под лестницей.
   -- Тут должен еще быть и железный рычаг. --сказала она, отправляясь искать. И в то время, когда она искала, мастер Антони зажег спичку, и, склонившись, тоже принялся за поиски в кладовой над лестницей. В недолгом свете спички видны были заржавленные орудия, паутина, тряпки, мешки и кусок пола из утоптанной грязи, изборожденного широкими трещинами. Грубое лицо мастера Антони вдруг загорелось оранжевым цветом, а его широко раскрытые, круглые И голубые глаза, впились в расщелины пола, словно он прочитал там какие-то иероглифы [египетские письмена, трудно доступные для чтения]. Наконец, см опустил спичку, которая не погасла.
   -- Брось, -- сказал он женщине, которая тоже смотрела туда, -- если веришь мне, мы поищем здесь.
   Она повернута к нему свое страшно побледневшее лицо и содрогнулась, а потом медленно, так как колени у нее дрожали, поднялась и пошла доставать лампу из кухни, и в то время, как она зажигала свет, он, нагнувшись, долбил большим молотком пол. Достаточна его расчистив, он взялся за лом и стал рыть. Женщина вся дрожала, держа в одной протянутой руке лампу, а другой, опираясь о стену. Находившийся здесь котенок, осторожно п любопытно смотрел на происходящее, согнувшись в дугу у стены и вытянув хвост. Казалось, что он кое-что знает и следит большими зелеными глазами за тенью инструмента. Внезапно замяукав, он вскочил, схватил зубами вышвырнутую наружу вместе с разрыхленной замлей косточку и убежал.
   Аннедда испустила крик.
   Между тем появлялись все новые косточки. Она поставила лампу на землю, опустилась на колени и принялась подбирать кости, укладывая их одну за другой в передник, который она сняла с пояса.
   Мастер Антони потел, словно рыл колодец. Да, он так вспотел, что должен был рукою провести у себя по влажному, блестящему лбу, а потом осушить ее под мышкой. И все же он испытывал такое удовлетворение, что, быть может, в первый раз в своей жизни, пошутил:
   -- Какой славный миндаль и орехи я собираю, Анне!
   Когда все было кончено, он накидал в яму землю и заровнял ее ногами. Но когда они вернулись обратно на дневной свет, им почти страшно было взглянуть друг на друга и подумать то, что они думали.
   Она опустилась на ступеньки, которых уже больше не боялась, и начала плакать, поглаживая рукою передник, словно лаская ребенка.
   -- Смотри, -- всхлипывала она, -- тебя убили и погребли, бедное создание, дочь греха! Это ты так мучил нас!.. Вот почему, прежде чем уехать, злая мать твоя рассыпала вокруг соль...
   Маэстро Антони тоже не сомневался в том, что это были останки убитого младенца, но совесть советовала ему пока молчать. Он молчал и был смущен.
   Неожиданный приход мужа вывел их из-затруднения. Он был хмур и готов возобновить ссору с этой женщиной-мучительницей, которая была его женой. Но, увидя ее плачущей перед задумавшимся каменщиком, он принялся хохотать.
   -- Ну, что же, нашли вы нечистую силу? Покажите-ка мне ее!..
   Жена открыла передник и он, увидев там косточки, тоже сделался серьезным.
   -- Но что же это такое?
   -- Что это такое, мой Паоло? Это смертный грех! Не видишь? Это кости новорожденного, которого убили и погребли под лестницей. Это он-то и мучил нас, бедняжка! Но теперь я понесу его кости на святую землю, похороню, и Господь вернет нам мир. Да будет так, -- сказала она, подымаясь и завязывая концы платка на лбу, готовая уйти.
   Но мастер Антони остановил ее за руку.
   -- Постой, женщина! Надо исполнить свой долг! Надо понести кости к судье.
   Она взглянула на мужа. Муж предпочел бы не иметь возни, но, конечно, не хотел казаться человеком менее сознательным, чем мастер Антони.
   -- Дай-ка мне эту штуку, -- сказал он, расстилая на лестнице свой красный носовой платок. И женщина с изумительным послушанием медленно высыпала туда косточки и вдруг засмеялась, вспомнив слова мастера Антони: -- "Какой славный миндаль и орехи".
   Муж внимательно посмотрел на них, потом собрал в кулак кончики платка, повернул его, наполненного костями, и, встряхнув ими, сказал:
   -- Мастер Антони, скажите, по совести, вы хорошо рыли? Туг не хватает головных костей.
   -- По совести могу сказать, что больше там ничего не было. Теперь отправимся к Правосудию, и будьте спокойны.
   Вернувшись домой после вручения костей Правосудию, муж нашел Аннедду мирно стиравшей свой передник, огонь был зажжен, и покой, наконец, вернулся в их дом. Только ночью она проснулась и принялась плакать, вспомнив, что котенок унес одну косточку. Муж терпеливо встал и принялся искать ее во всех углах.
   -- Нет нигде, -- сказал он торжественно, возвращаясь в кровать: -- Но будь мужественна, Анна! Мы исполнили наш долг и совесть наша чиста!
   -- И совесть наша чиста, -- повторила она, желая ему понравиться, и они заснули умиротворенные.
   Так снизошел покой на их дом. И даже последние сомнения исчезли у нее, когда научная экспертиза через некоторое время установила, что косточки принадлежали поросенку.

----------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Сардинские рассказы / Грация Деледда; Пер. и предисл. Р. Григорьева. -- Пб.: Всемирная литература, 1919. -- 104 с.; 15 см. -- (Всемирная литература. Италия; Вып. No 9).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru