Lib.ru/Классика: Диккенс Чарльз. Рассказ соседа

РАЗСКАЗЪ СОСѢДА.

Передъ тѣмъ, какъ я оставилъ торговыя занятія и переѣхалъ жить по сосѣдству съ вами, я жилъ втеченіе многихъ лѣтъ въ переулкѣ Урсайнъ.

Переулокъ Урсайнъ весьма богатый, узкій, мрачный, грязный, шумный переулокъ въ Лондонѣ, (который въ свою очередь точно такъ же богатъ, какъ мраченъ и грязенъ). Переулокъ Урсайнъ ведетъ изъ Чипсэйда въ улицу Тэймзъ, упирающуюся въ пристань сэръ Джонъ Пригга;-- но проходитъ ли переулокъ Урсайнъ -- выше церкви Бау, или ниже ея, этого я вамъ не скажу. Не скажу и того, откуда беретъ онъ свое ими: отъ Медвѣжьяго ли сада, (который, въ царствованіе королевы Елизаветы, служилъ украшеніемъ своихъ окрестностей и былъ въ большой славѣ), или отъ женскаго монастыря Св. Урсулы, процвѣтавшаго въ сосѣдствѣ съ этимъ переулкомъ, до временъ могущественнаго, но нечестиваго короля Гарри, который упразднилъ монастырь, посадивъ монахинь за прялки или назначивъ имъ занятія во ихъ способностямъ. Переулокъ Урсайнъ существовалъ до великаго лондонскаго пожара, существуетъ онъ и теперь.

Зданія въ переулкѣ Урсайнъ весьма ветхи, весьма неудобны и весьма неуклюжи; и, право, я думаю, что другой великій пожаръ (не безпокойтесь! въ этомъ переулкѣ всѣ дома застрахованы) не причинилъ бы вреда сосѣднимъ улицамъ, очистивъ весь мусоръ, изъ котораго состоитъ переулокъ. Вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ нумеръ четвертый покачнулся на бокъ,наклонился впередъ, черезъ улицу, къ нумеру шестнадцатому; уже нѣсколько лѣтъ, какъ переулокъ Урсайнъ покрывается особаго рода кровлей, въ видѣ огромныхъ деревянныхъ брусьевъ, упирающихся въ противоположныя зданія. Надзиратель этого участка весьма выразительно покачиваетъ головой, глядя на переулокъ Урсейнъ, и старается жить отъ него какъ можно дальше. Кошки, обитающія въ этомъ переулкѣ, находятъ въ упорныхъ брусьяхъ безпредѣльное удовольствіе; въ ночную пору, онѣ принимаютъ ихъ за венеціанскіе мосты,-- только не вздоховъ, а мяуканья; пѣшеходы же поглядываютъ на эти деревянныя укрѣпленія внимательно и боязливо. А все таки, переулокъ Урсайнъ существуетъ себѣ, да и только. И то сказать, что если бы вамъ вздумалось сравнять его съ лицомъ земли, вамъ бы привелось перенесть куда нибудь старую церковь Сентъ-Никласъ-Бэркрофтъ, въ которой по пятницамъ звонятъ въ колокола, согласно духовному завѣщанію мастера Мэйнивера Сквиррелла, извѣстнаго мѣховщика, который умеръ въ 1684 году, соорудивъ эту церковь въ память избавленія отъ лапъ страшнаго медвѣдя во время путешествія своего по дикимъ и пустыннымъ пространствамъ Московіи. Вамъ бы пришлось уничтожить храбраго золоченаго льва и такого же единорога на краю скамейки церковнаго старосты, который, вмѣстѣ съ клирикомъ, могильщикомъ, двумя-тремя глухими лавочниками и ихъ женами, составляютъ почти всю братію, которую высокопочтеннѣйшій Тремэпъ Попльсъ, магистръ Богословія, можетъ собрать вкупѣ и назвать конгрегаціей. Еще того хуже, если переулокъ Урсайнъ вздумаютъ уничтожить, то придется уничтожить и помпу -- это старинное учрежденіе, эту конституціонную, освященную закономъ, самимъ правительствомъ пожертвованную помпу,-- и въ добавокъ, устроенную, какъ гласитъ преданіе, надъ колодцемъ, изъ котораго утоляла жажду сама Св. Урсула.-- По этому-то переулокъ Урсэйнъ и существуетъ.

Въ нѣкоторый періодъ всемірной исторія,-- можетъ статься это было вчера, а можетъ статься и лѣтъ двадцати назадъ,-- въ этомъ мрачномъ, глухомъ захолустья обиталъ Звѣрь. Пожалуй, если хотите, и человѣкъ, но только всѣ называли его Звѣремъ. Это былъ манчестерскій оптовый торговецъ. Впрочемъ, для манчестерскаго, или для какого бы то ни было оптоваго торговца, не представлялось никакой необходимости быть звѣремъ, или животнымъ, или скотиной, или вообще чѣмъ нибудь непріятнымъ и оскорбительнымъ для человѣческаго достоинства. Совершенно напротивъ. Напримѣръ, подлѣ самыхъ дверей Звѣря находилась контора и кладовая Тапперли и Григга, тоже манчестерскихъ оптовыхъ торговцевъ,-- веселыхъ, вѣтренныхъ, добродушныхъ молодыхъ людей, съ какими вы бы чаще желали встрѣчаться. Тапперли, какъ любитель всякаго рода охотъ и конскихъ скачекъ, бывало, каждый вечеръ ѣздилъ гулять верхомъ; его постоянно можно было видѣть у входа въ "Контору конскихъ скачекъ", гдѣ онъ записывалъ свое пари, или, отъ нечего дѣлать, такъ себѣ, ротозѣйничалъ. Что касается до Григга, то онъ считался корифеемъ всѣхъ собраній средняго сословія, всѣхъ танцклассовъ и лондонскихъ баловъ, образуемыхъ посредствомъ подписокъ. Чтобъ имѣть о немъ понятіе, стоило только побывать въ маскарадѣ Друрилэнскаго Театра и посмотрѣть на него въ костюмѣ рыцаря Крестовыхъ Походовъ. Не былъ звѣремъ и старикъ сэръ Вильямъ Ватчь (товарищъ фирмы Ватчь, Ватчь и Роверъ -- манчестерскіе оптовщики), заплатившій нѣкогда штрафъ въ нѣсколько тысячъ фунтовъ стерлинговъ за открытую въ его домѣ контрабанду, -- Нѣтъ! въ немъ не было нечего ни грубаго, ни звѣрскаго. Сэръ Вильямъ Ватчь бывъ добрый, благотворительный, веселый старый джентльменъ, любившій старый портвейнъ, старыя пѣсни, старыхъ конторщиковъ и привратниковъ; его бумажникъ былъ такъ же открытъ для всѣхъ, какъ и его сердце. Лактиль, Флюитъ и Комп., жившіе напротивъ Звѣря и торговавшіе кисеями и лентами, были кроткіе, обходительные, набожные люди. Но Звѣрь былъ звѣремъ, и въ этомъ нѣтъ никакой ошибки. Всѣ говорили, что онъ звѣрь; а что говорили всѣ, то должно быть истиной. Настоящее его имя было Браддльскроггсъ.

Барнардъ Браддльскроггсъ. Онъ быль главою, туловищемъ и хвостомъ фирмы. Къ ней не прибавлялась ни Комп., ни сынъ, ни племянникъ, ни братъ: Б. Браддльскроггсъ тянулось отъ одного косяка дверей до другаго и пристально смотрѣло на васъ. Его кладовыя были обширны, мрачны и биткомъ набиты товаромъ. Мрачны были и его конторы, находившіяся большею частію въ подвалахъ и освѣщаемыя сальными свѣчами. Онъ любилъ держать своихъ подчиненныхъ въ этихъ вертепахъ, гдѣ могъ накидываться на нихъ внезапно и ворчать на нихъ, сколько душѣ угодно. Въ этихъ подземельяхъ вы ходили, натыкаясь на блѣдныхъ мужчинъ, разбиравшихъ зонтики и картоны съ разноцвѣтными лентами; на блѣдныхъ молодыхъ людей въ очкахъ, заносившихъ въ книги шелковыя и шерстяныя матеріи, при свѣтѣ мерцающихъ и вонючихъ сальныхъ свѣчей въ ржавыхъ подсвѣчникахъ. Тутъ небыло ничего общительнаго; конторки стояли по разнымъ угламъ;-- конторщики сидѣли на высокихъ табуреткахъ, прикрываемые стѣнами бумажныхъ матерій, тарлатана и барежа. Звѣрь былъ повсюду. Онъ безпрестанно рыскалъ въ подземельяхъ. Заглядывалъ въ углы и норы. Бранилъ прикащиковъ на лѣстницахъ, ревѣлъ на привратниковъ въ мрачныхъ прихожихъ. Его басистый, грубый, хриплый голосъ, втеченіе часовъ, посвященныхъ занятіямъ, непремѣнно раздавался въ какой нибудь части заведенія, какъ отдаленный гулъ страшнаго землетрясенія. Его жесткіе, веллингтоновскіе сапоги постоянно скрипѣли. Связка безчисленнаго множества ключей брянчала при немъ, какъ у тюремщика. Даже самые часы его производили какой-то дикій шумъ, имѣющій сходство со скрежетаньемъ зубовъ,-- какъ будто весь ихъ механизмъ претерпѣвалъ страшное мученіе. Это былъ звѣрь -- настоящій звѣрь.

Высокій, плечистый, жилистый, мускулистый на видъ; съ крупными и угловатыми чертами лица, съ огромной головой, покрытой сѣдыми волосами, торчавшими, какъ щетина, и упорно сопротивлявшимися всякаго рода причесыванью, приглаживанью, и помаженью; съ черными густыми бровями, почти встрѣчавшимися на переносицѣ; съ морщиной, наподобіе конской подковы, на самой переносицѣ; съ колючими бакенбартами, въ родѣ варенаго конскаго волоса, изрубленнаго на мелкія части, покрывающими не щеки, а однѣ только скулы; съ огромными, крѣпко накрахмаленными воротничками, защищавшими его лицо подобно рогаткамъ, употребляемымъ въ войнѣ противъ кавалерійскихъ атакъ; съ большими, жесткими, костлявыми руками, запущенными въ карманы; съ огромной печатью и лентою при часахъ, испускающихъ, какъ я уже сказалъ, дикіе звуки,-- вотъ, портретъ Барнарда Браддльскроггса. Отъ ушей и до ноздрей у людей подобнаго рода вы всегда увидите коротенькіе, волоса, неподчиняющіеся дѣйствію щипчиковъ; это вѣрные признаки, непоколебимости намѣреній и сильнаго, цвѣтущаго здоровьемъ мужества. У такихъ людей на ходу хрустятъ всѣ составы. У него тоже хрустѣли.

Богатый, какъ до него былъ богатъ отецъ его, старый Симонъ Браддльскроггсъ,-- Барнардъ Браддльскроггсъ не былъ корыстолюбивъ. Никто не зналъ, чтобы онъ подарилъ или далъ въ долгъ неимущему какую нибудь пенни; но своимъ конторщикамъ и вообще служащимъ у него онъ платилъ щедро: эта черта необъяснима въ Звѣрѣ. Несмотря на то, говорили, что подчиненные ненавидѣли его наравнѣ съ другими. Онъ былъ щедръ на суровую благостыню: -- приводилъ грѣшниковъ къ покаянію, подавалъ нищему кусокъ хлѣба, давалъ сиротамъ воспитаніе и, въ соразмѣрномъ количествѣ, надѣлялъ ихъ побоями. Онъ выучивалъ мальчиковъ тяжелимъ ремесламъ и помогалъ имъ эмигрировать въ суровые, убійственные климаты. Онъ былъ членъ какой-то секты самыхъ строгихъ убѣжденій, имѣлъ на нее нѣкоторое вліяніе и до половины выстроилъ на свой счетъ часовню: -- но, говорятъ, что немногіе были благодарны и признательны ему за его великодушіе. Такой онъ былъ звѣрь. Онъ не зналъ, что такое состраданіе.

Онъ подавалъ милостыню, какъ иной швыряетъ собакѣ мозговую кость. За утайку или воровство, хотя бы это была пенни, онъ жестоко преслѣдовалъ, особенно тѣхъ, кто находился у него въ услуженіи. Это было замѣчено всѣми. Онъ искалъ съ должниковъ посредствомъ суда, не принималъ никакихъ извиненій отъ несостоятельныхъ и во всѣхъ банкрутахъ видѣлъ уголовныхъ преступниковъ. Это всѣмъ было извѣстно. Купцы, биржевые маклеры и его товарищи уступали ему во всѣхъ сдѣлкахъ на биржѣ; его корреспонденты вскрывали его свирѣпыя письма съ трепещущимъ сердцемъ; его конторщики дрожали передъ нимъ; его служанки проходили мимо его (если только имѣли столько твердости духа, чтобъ пройти) со страхомъ и трепетомъ. Лакеи въ гостинницѣ Кокъ, въ улицѣ Триднидль, куда онъ ходилъ ежедневно съѣсть тарелку супу, горячаго, какъ пламень,-- не любили его. Въ клубѣ своемъ онъ одинъ занималъ крытый балконъ, набиралъ себѣ груду газетъ, обѣдалъ одинъ, вино пилъ одинъ, ворчалъ на всѣхъ одинъ.

Была у Звѣря и жена -- мистриссъ Браддльскроггсъ; нѣжная, съ голубыми глазами, маленькая дама изъ Девоншэйра. Она умерла въ раннюю пору жизни. Никто не говорилъ, что ея мужъ билъ ее или морилъ ее голодомъ, или, однимъ словомъ, дурно обходился съ ней -- нѣтъ! этого за нимъ не замѣчали; но зато онъ запугалъ ее до смерти. Это говорили всѣ. Она ни подъ какимъ видомъ не могла отвести своихъ кроткихъ голубыхъ глазъ отъ ужаснаго мужа, и умерла, боязливо глядя на него. Передъ самой смертью, мистриссъ Браддльскроггсъ подарила мужа сыномъ. Изъ него вышелъ блѣдный, бѣлокурый, боязливый юноша, съ глазами матери. Звѣрь обходился съ нимъ (на это всѣ негодовали), отъ самыхъ раннихъ его лѣтъ, съ неизмѣнной строгостью. На пятнадцатомъ году онъ былъ взятъ изъ скучнаго пансіона, гдѣ получилъ незавидное коммерческое воспитаніе, въ болѣе скучную контору отца, въ переулкѣ Урсэйнъ. Онъ имѣлъ особое отдѣленіе, освѣщаемое особой сальной свѣчей.

Конторщикъ и писцы, числомъ двѣнадцать, обѣдали и ночевали въ домѣ Звѣря. Они имѣли мрачную спальню, гдѣ-то надъ конюшнями, на задахъ переулка Урсайнъ; обѣдали они въ грязной комнатѣ наверху того же зданія, обѣдали постоянно одни и тѣже блюда: мясо, баранину и картофель,-- и всегда въ довольномъ количествѣ, потому что Звѣрь, относительно пищи, не дѣлалъ ограниченій, что также довольно замѣчательно въ такомъ Звѣрѣ. За домашнимъ хозяйствомъ наблюдала ключница -- высокая, задумчивая, среднихъ лѣтъ лэди и, какъ должно полагать, жившая нѣкогда въ богатствѣ. Въ пору молодости, она, надо полагать, была весьма миловидна, но теперь страдала какимъ-то недугомъ, и не рѣдко, отъ обмороковъ, падала съ лѣстницы, поднимаясь на нее или спускаясь. Когда не на кого было нападать въ своей конторѣ внизу, Звѣрь поднимался наверхъ, нападалъ на мистриссъ Плимметсъ и грозилъ ей увольненіемъ отъ должности и голодной смертью, какъ неизбѣжнымъ результатомъ увольненія. Конторскія занятія кончались въ восемь часовъ вечера; отъ этого часа и до десяти, писцамъ дозволялось итти куда хотѣли, но удаленіе отъ должности и изгнаніе изъ дому было неизмѣннымъ слѣдствіемъ минутной непунктуальности въ возвращеніи домой. Привратники ночевали внѣ дома и писцы смотрѣли на нихъ, какъ на существа превосходнѣйшія, какъ на людей необъятной опытности и знанія жизни -- на людей, которые могли участвовать въ оргіяхъ далеко за полночь, на людей, которые могли оставаться въ галлереяхъ театровъ до окончанія спектакля.

Изъ двѣнадцати писцовъ и конторщиковъ, которые вели книги Браддльскроггса и записывали его товары, я имѣю дѣло только съ двумя. Предметъ моего разсказа относится только до блѣднолицаго Вильяма Браддльскроггса и Джона Симкокса, конторщика, занимавшагося исключительно письмоводствомъ,

Симкоксъ назывался просто Симкоксъ въ кругу товарищей;-- мистеръ Симкоксъ -- между привратниками и швейцарами; -- Джонъ Симкоксъ -- между друзьями въ трактирѣ "Адмиралъ Бенбоу", близь Кэмбервисскихъ воротъ;-- "эй! ты, Симкоксъ!" -- его неугомоннымъ, вѣчно недовольнымъ, бранчивымъ хозяиномъ. Сѣдовласый, улыбающійся, краснолицый простакъ былъ этотъ Симкоксъ, доброй души, недальняго ума, любезнаго характера, довѣрчивой натуры, нерѣшительный въ предпріятіяхъ, веселый малый въ дружескомъ кругу. Ему было пятьдесятъ лѣтъ по возрасту и пятнадцать по уму. Нѣкогда онъ былъ на вершинѣ лѣстницы человѣческаго благоденствія -- былъ богатымъ человѣкомъ, по наслѣдству отъ родителей, имѣлъ экипажъ, лошадей и земли; но слетѣвъ съ этой лѣстницы (а это случилось на двадцать шестомъ году его жизни),-- слетѣвъ весьма быстро и до самаго низу, онъ уже не былъ въ состояніи подняться на нее. Простофиля передъ всякимъ посредственнымъ плутомъ; жертва замысловатыхъ проектовъ; отличный математикъ, но совершенно неумѣвшій двухъ сложить съ двумя въ смыслѣ практическомъ; не имѣя твердости характера даже на столько, чтобъ быть своимъ собственнымъ врагомъ, онъ всегда находилъ множество друзой, готовыхъ сдѣлаться его врагами при первой необходимости. Совсѣмъ иное дѣло, еслибъ онъ держался по дальше отъ подобныхъ друзей: тогда, быть можетъ, изъ него вышелъ бы путный человѣкъ. Онъ не промоталъ бы своихъ денегъ, еслибъ, ради ихъ, его не обманывали; онъ не сталъ бы напиваться пьянымъ самъ, но позволилъ бы напоить себя съ очаровательной готовностью и равнодушіемъ. Въ мірѣ есть много Симкоксовъ, и много негодяевъ, готовыхъ обобрать Симкоксовъ до ниточки; и хотя я охотно отправилъ бы всѣхъ такихъ негодяевъ на висѣлицу, но мнѣ бы не хотѣлось, чтобъ перевелась порода Симкоксовъ.

Джонъ Симкоксъ получалъ жалованья сто двадцать фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Еслибъ мы писали вымыслы, вмѣсто серьёзной (хотя нѣсколько замаскированной) истины, я бы представилъ его вамъ, какъ жертву злополучія, съ полсотнею совереновъ годоваго дохода. Но зачѣмъ же?-- Симкоксъ получалъ ежегодно сто двадцать золотыхъ,-- ибо Звѣрь, въ отношеніи жалованья, не позволялъ себѣ дѣлать вычеты: а это, опять таки скажу, довольно замѣчательно въ подобномъ звѣрѣ. Сто двадцать золотыхъ совереновъ получалъ Джонъ Симкоксъ; но они приносили ему столько же выгоды и пользы, сколько принесли бы сто двадцать пенни. Когда человѣкъ долженъ заплатить за квартиру двадцать семь фунтовъ,-- фунтовъ шестьдесятъ долженъ снести къ "Адмиралу Бенбоу",-- десять фунтовъ обѣщалъ дать въ долгъ (и дастъ) своему пріятелю, да самъ занялъ пять фунтовъ у другаго пріятеля, и намѣренъ заплатить ихъ; когда, кромѣ этого, онъ долженъ заплатить по маленькому счету мяснику, по маленькому счету зеленщику и портному, то не трудно представить, въ какомъ затрудненіи долженъ находиться подобный человѣкъ, стараясь удовлетворить всѣ требованія изъ маленькаго капитала. Но когда распорядителемъ капитала случится быть человѣку, какимъ былъ Симкоксъ,-- человѣку безъ всякой воли надъ самимъ собою или надъ своими деньгами,-- вамъ не трудно будетъ убѣдиться, что конецъ каждой четверти года для Симкокса былъ гораздо хуже и тяжелѣе начала.

Нисколько также не удивитъ васъ, что продажа мёбели въ маленькомъ домѣ Симкокса по террасѣ Карилэйнъ, въ Кэмбервеллѣ, была событіемъ, часто повторяемымъ, и, слѣдовательно, весьма обыкновеннымъ, что въ мѣстномъ судѣ его знали такъ же хорошо, какъ и судью, что понужденія къ уплатѣ долга всегда приходили въ надлежащее время, но долгъ никогда не уплачивался. Однакожъ, кредиторы никогда его не арестовали. Они знали, что чрезъ это онъ лишился бы мѣста. Такимъ образомъ, бѣднякъ продолжалъ существовать на бѣломъ свѣтѣ отъ одной недѣли до другой, отъ мѣсяца до другаго мѣсяца, занимая деньжонки то въ одномъ мѣстѣ, то въ другомъ, отнимая у Петра, чтобъ расплатиться съ Павломъ,-- короче, житейскія дѣла Симкокса никогда не поправлялись; -- никогда не выходилъ онъ изъ затруднительнаго положенія. Не смотря на то, онъ продолжалъ курить, выпивать стаканы грогу, распѣвать пѣсни,-- все это у "Адмирала Бенбоу", и пѣсни его всегда сопровождались громкомъ рукоплесканіемъ.

Я нисколько не думаю, что общественное положеніе Симкокса улучшилось женитьбой (въ ранній періодъ его жизни, и на дѣвицѣ прямо изъ пансіона миссъ Джимпъ, въ Гаммерсмитѣ) на молоденькой лэди, превосходно усвоившей въ пансіонѣ два полезныя и выгодныя искусства: шить по канвѣ и рисовать гвашью; въ хозяйствѣ же и въ обязанностяхъ хозяйки ровно ничего не смыслившей. Когда Симкоксъ промоталъ всѣ денежки, а это онъ сдѣлалъ съ изумительной быстротой,-- мистриссъ Симкоксъ, увидѣвъ себя съ тремя дочерьми нѣжнаго возраста и раззореннымъ мужемъ, прибѣгнула къ потокамъ слезъ; потомъ перенесла кризизъ нервной горячки, и, въ заключеніе, перешла къ постояннымъ недугамъ, папильотками и страшному неряшеству.

Когда случилось вышеприведенное событіе, три дочери мистера и мистриссъ Симкоксъ были уже взрослыя дѣвушки. Меделэйнъ, двадцати-двухъ лѣтъ, была молоденькая лэди удивительнаго роста; имѣла плечи замѣчательныхъ размѣровъ, прекрасную талію, весьма большіе черные глаза, весьма длинные черные локоны, которыми не мало гордилась, и носъ похожій... на чтобы вамъ сказать?... на горбъ. Аптекарскіе помощники посвящали ей акростихи, а одинъ молодой человѣкъ изъ книжной давки былъ, какъ полагали, влюбленъ въ нее до безумія. Елена, дочь нумеръ второй, двадцати лѣтъ, была также высокаго роста, также имѣла черные глаза, черные локоны и бѣлыя роскошныя плечи, была предметомъ обожанія аптекарей и Лаурой Петрарки въ магазинахъ модныхъ товаровъ. Въ Кэмбервельской области, эти двѣ барышни были признаны и утверждены красавицами во всѣхъ отношеніяхъ. Онѣ одѣвались въ матеріи яркихъ и самыхъ пестрыхъ цвѣтовъ; на нихъ всегда были миленькія шляпки; лайковыя перчатки плотно обтягивали ручки, а щегольскія козловыя ботинки -- ножки. Ихъ субботнее появленіе въ приходскую церковь всегда производило сильное впечатлѣніе. Помощникъ аптекаря всегда цаловалъ руку свою, когда сестрицы проходили мимо его; молодой человѣкъ изъ книжной лавки отрывался отъ молитвенника и тяжело вздыхалъ; молоденькія лэди завидовали и распускали невыгодные слухи, молодые джентльмены восхищались и въ душѣ желали обладать такимъ сокровищемъ на всю свою жизнь; между тѣмъ, миссъ Маделэйнъ, съ наступившимъ днемъ ея рожденія, исполнилось двадцать-три, и миссъ Еленѣ двадцать-одинъ годъ, а никто изъ обожателей не высказался опредѣлительно; никто не сказалъ: "я имѣю сто фунтовъ стерлинговъ въ годъ и надежды на приращеніе этого дохода; возьмите его вмѣстѣ съ моимъ сердцемъ и рукой." Правда, старикъ Моггерсъ, портной, пріятель, кредиторъ и веселый товарищъ Симкокса, намекалъ за пуншемъ, у "Адмирала Бенбоу", на готовность жениться на которой либо изъ барышень, но его супружескія предложенія обыкновенно изчезали вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ изчезало его опьяненіе; къ тому же, его считали за безнравственнаго старика, преданнаго пьянству и табаку во всѣхъ видахъ его употребленія. Кромѣ того, носилась молва, что онъ имѣлъ уже двухъ женъ, мнимыхъ и проживавшихъ въ различныхъ частяхъ государства.

А дочь, нумеръ третій,-- неужели вы полагаете, что я забылъ ее? О, нѣтъ! Ни подъ какимъ видомъ. Вѣрно она была красавица? Нѣтъ. Въ мнѣніи Кэмбервельскаго прекраснаго пола и помощника аптекаря, она не была красавицей. У нея были черные глаза, но безъ блеска. У нея были черные волосы, но они не завивались въ роскошные локоны. Она была обыкновенная дѣвочка, "такъ себѣ, маленькая штучка" согласно Камбервельскому мнѣнію; на глаза аптекарскаго помощника "въ ней ничего не было хорошаго."

Эта молоденькая особа, по имени Бесси, съ самаго ранняго и до шестнадцатилѣтняго (значитъ уже зрѣлаго) возраста, занимала въ домашнемъ быту Симкокса положеніе, имѣющее сходство съ положеніемъ знаменитой Сандрильоны. Нельзя сказать, что она сидѣла какъ Сандрильона, въ углу у камина, въ золѣ и угольяхъ; но зато, она разводила огонь, наблюдала за нимъ, стряпала, и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ была покорной и усердной слугой своихъ образованныхъ сестрицъ. Нельзя сказать и того, что она ходила въ лохмотьяхъ, но она бѣгала по дому и по улицамъ въ ветхомъ, коричневаго цвѣта, мериносовомъ платьицѣ, изъ котораго давнымъ давно выросла, въ плачевнаго вида пуховой шляпкѣ и полинялой шерстяной шали, по наружности занимавшей средину между тряпкой, которою стираютъ пыль, и носовымъ платкомъ, отслужившимъ свой терминъ. Какъ ребенка, ее наказывали за то, въ чемъ она была невиновата, и вдвойнѣ наказывали за то, въ чемъ была виновата. Какъ взрослая дѣвочка, она употреблялась на посылки, приносила пиво, разводила огонь (какъ я уже сказалъ), читала сантиментальные романы мамашѣ, когда послѣдняя нѣжилась на софѣ, и аккомпанировала сестрамъ на фортепьяно, когда онѣ повторяли тѣ восхитительные романсы и дуэты, отъ которыхъ приходило въ восторгъ все Кэмбервельское общество.

Честному Симкоксу, какъ человѣку недальняго ума, недальновидному и безхитростному, не нравилось, ни домашнее, ни Кэмбервельское мнѣніе относительно Бесси. Онъ утверждалъ, что въ ея мизинцѣ было больше ума, чѣмъ въ головахъ обѣихъ старшихъ сестеръ (и въ головѣ ихъ матери въ добавокъ, думалъ добрякъ, въ этомъ я даю честное слово, хотя Симкоксъ и не осмѣливался высказывать этой мысли). Онъ называлъ ее своей милочкой, своимъ маленькимъ менторомъ, своей услужливой, терпѣливой Бетсинетси и другими довольно глупыми именами, выражавшими, впрочемъ, ласку и любовь. Да и чего же лучшаго можно ожидать отъ красноносаго конторщика, который каждый вечеръ подпивалъ у "Адмирала Бенбоу"! Безпредѣльно покорный женѣ своей во многихъ случаяхъ, онъ часто рѣшался, во время малолѣтства Бесси, возражать своей половинѣ относительно числа ударовъ розгами, назначенныхъ младшей дочери за дѣтскіе проступки; и, однажды, даже осмѣлился показать свою власть, когда его супруга распорядилась было совершить наказаніе за вину, въ которой ребенокъ вовсе не былъ виноватъ,-- онъ рѣшился показать свою власть "освобожденіемъ обвиняемой отъ наказанія." Такимъ образомъ, съ теченіемъ времени, дружба между этой заброшенной и пренебрегаемой дѣвочкой и ея отцемъ сдѣлалась столь тѣсною, что противъ нея никто изъ семейства не смѣлъ возражать. Бесси пользовалась уваженіемъ даже въ томъ низкомъ обществѣ, до котораго Симкоксу угодно было низойти. Ей дозволялось снимать съ отца грязные сапоги, приготовлять ему обѣдъ, набивать трубки, дѣлать грогъ, когда онъ имѣлъ расположеніе пуншевать дома, и приводить его пьяненькаго отъ "Адмирала Бенбоу" домой, когда пуншеванье совершалось внѣ дома. Въ послѣднее время ей даже вмѣнили въ обязанность приводить папа своего изъ переулка Урсэйнъ въ роковой день полученья жалованья; и безропотная, усердная помощь Бесси часто сохраняла стараго и слабаго Симкокса отъ многихъ мрачныхъ и опасныхъ ловушекъ. На улицѣ, у входа въ таверны, дитя терпѣливо дожидалось той минуты, когда ея папа подготовится и выйдетъ къ ней; нѣжно, но рѣшительно, она устраняла его отъ шумныхъ гулякъ, его товарищей, или, встрѣтивъ ихъ и отведя въ сторону, страстно и со слезами умоляла не поить ея папа. Нѣкоторые изъ безпутныхъ людей, съ которыми она приводима была въ такое странное соприкосновеніе, совершенно покорялись ея безъискуственнымъ взглядамъ и словамъ. Джэкъ Флуксъ, первоначально служившій на биржѣ, а теперь преимущественно въ трактирныхъ буфетахъ, самый распутный, расточительный и безпечный изъ товарищей Симкокса, прекратилъ попойки съ отцомъ Бесси на цѣлую недѣлю, и возвратилъ ей, частнымъ и таинственнымъ образомъ, двѣ полкроны, которыя онъ занялъ у Симкокса! Этотъ дочерній надзоръ найденъ былъ и прочими членами семейства столь полезнымъ, что обязанность Бесси приводитъ домой отца въ дни полученія жалованья постепенно распространялась и сдѣлалась еженедѣльною, а потомъ и ежедневною. Интересно было видѣть эту дѣвочку, когда она, въ истасканной пуховой шляпкѣ и полинялой шали, съ кроткимъ, свѣтлымъ и добрымъ лицомъ, приходила къ тремъ четвертямъ восьмаго на уголъ улицы Тэймзъ и переулка Урсайнъ и тамъ терпѣливо ждала окончанія отцовскихъ занятій. Въ этомъ кварталѣ она сдѣлалась почти также извѣстна, какъ и церковь Сентъ Никласъ Бернардъ, или какъ знаменитая помпа. Артельщики съ пристани сэръ Джонъ Пигга, проходя мимо, кланялись ей; величавый староста прихода Сентъ Никласъ ласково разговаривалъ съ ней; всѣ конторщики Браддльскроггса знали ее, кивали ей головой, улыбались ей, и между собою выражали взаимное мнѣніе относительно того, какой звѣрь былъ Браддльскроггсъ, что не приглашалъ дѣвочку въ комнату отдохнуть немного и зимой погрѣться у камина. Разсыльный мальчикъ изъ погреба "Медвѣдь и всякая-всячина", во время вечернихъ своихъ похожденій, съ кружками вечерняго пива, влюбился по уши въ эту нѣжную и преданную дочь, и готовъ былъ предложить ей, еслибъ только смѣлъ, подкрѣпленіе, изъ всѣхъ кружекъ по немножку. Мало-того, даже самъ величественный, богатый мистеръ Дромъ, оптовый овощенный продавецъ и поставщикъ провизіи, который, запустивъ руки въ карманы, по цѣлымъ днямъ стоялъ надъ подъемнымъ краномъ своей кладовой, точь-въ-точь, какъ заплечный мастеръ Вестъ-Индскаго произведенія,-- даже и мистеръ Дромъ обращался къ ней, изъ глубины своего двойнаго подбородка, съ привѣтливыми и благосклонными рѣчами, подчивалъ ее фигами, упрашивалъ войти въ кладовую, пропитанную запахомъ сахарнаго песку, и отдохнуть на бочкахъ солонины, приготовленной для кораблей.

Когда Звѣрь переулка Урсэйнъ встрѣчалъ Бесси Симкоксъ, то, или бросалъ на нее звѣрскій взглядъ, или раскланивался съ ней съ саркастической улыбкой и спрашивалъ: въ какомъ погребѣ намѣренъ ея батюшка провести вечеръ и напиться? и успѣлъ ли онъ научить ее пить джинъ? Иногда, звѣрскимъ своимъ голосомъ, онъ выражалъ рѣшимость не подпускать къ дому своему дѣвчонокъ; иногда говорилъ ей, что ей немного разъ удастся приходить къ его дому, потому что онъ рѣшился прогнать отъ себя "эту пьяную старую собаку".-- Чаще всего, однако же, онъ проходилъ, бросивъ на нее одинъ только звѣрскій взглядъ, или только громко прозвонивъ ключами и серебряными деньгами въ карманѣ. Дѣвушка дрожала отъ страха, завидѣвъ его издали, и, когда онъ обращался къ ней съ звѣрскими словами, Бесси, прислонясь къ помпѣ, начинала плакать, при чемъ одинъ изъ угловъ полинялой шали безпрестанно приводился въ дѣйствіе. Что же касается до Вильяма Браддльскроггса, юноши съ голубыми глазами и бѣлокурыми волосами, то, при встрѣчѣ съ Бесси, лицо его покрывалось стыдливымъ румянцомъ, и онъ осмѣливался обратить ея вниманіе на прекрасный вечеръ. Въ этомъ явномъ преступленіи его нерѣдко уличалъ отецъ, и свирѣпо увлекалъ въ кладовыя.

-- Сегодня, моя милая Бесси, я получилъ жалованье, замѣтилъ Джонъ Симкоксъ своей дочери, вечеромъ двадцать-восьмаго марта: -- и мнѣ бы хотѣлось, дитя мое, выпить кружечку элю.

Было около половины девятаго; когда Бесси и ея папа пробирались по длинной улицѣ, извѣстной подъ названіемъ "Новой Кентской Дороги". Въ этой улицѣ находится, какъ вамъ извѣстно, заведеніе, подъ вывѣской "Шампанскій эль". Подъ эту-то заманчивую вывѣску и зашелъ Джонъ Симкоксъ, оставивъ свою Бесси на улицѣ, съ пятнадцатью фунтами стерлинговъ -- остаткомъ его жалованья. Ночь была темная и дождь висѣлъ за волоскѣ. Наконецъ онъ пошелъ крупными каплями; а между тѣмъ Джонъ обѣщалъ пробыть недолго.

Зачѣмъ же мнѣ разсказывать "in extenso" повѣсть, унижающую достоинство человѣка,-- разсказывать о томъ, какъ Джонъ Симкоксъ напился пьянъ въ тотъ вечеръ; -- о томъ, какъ онъ принудилъ дочь свою отдать ему изъ жалованья все до послѣдняго шиллинга; -- о томъ, какъ, послѣ величайшихъ усилій и хлопотъ, онъ приведенъ былъ, наконецъ, къ уличной двери своего дома, гдѣ внезапно бросился за бѣжавшимъ мимо его дома человѣкомъ, и изчезъ?-- О томъ, какъ его дочь бродила по улицамъ, подъ проливнымъ дождемъ, и рыдая, отъискивала своего отца; -- о томъ, какъ въ два часа ночи, къ маленькому домику въ Кэмбервеллѣ, подошелъ весьма мокрый полицейскій сторожъ, плачущая, дрожащая, промоченная до костей дѣвушка, на которую полицейскій изъ жалости набросилъ свой клеенчатый плащъ, и пьяный мужчина, безъ гроша денегъ въ карманѣ, безъ шляпы, съ головы до ногъ въ грязи, въ самомъ жалкомъ, позорномъ, отвратительномъ видѣ?-- Изъ сожалѣнія къ нему, опустимте занавѣсъ.

Послѣ взрыва упрековъ, направленныхъ на оскотинившагося мужа, первымъ побужденіемъ мистриссъ Симкоксъ было прибить Бесси. Гнѣвъ этой матроны, по обыкновенію нѣжной и чувствительной, представлялъ собою, въ нѣкоторой степени, страшное зрѣлище. Гнѣвъ овцы доходитъ иногда до бѣшенства. Однакожъ, этой исправительной мѣрѣ не суждено было исполниться: во-первыхъ, тому воспрепятствовалъ полицейскій, а во-вторыхъ, сама Бесси, мокрая, усталая и печальная, сначала упала въ обморокъ, а на другой день обморокъ этотъ перешелъ въ сильную горячку.

Въ этой горячкѣ она пролежала три долгія недѣли. Пролежала и еще три долгія недѣли въ плачевно-томительномъ состояніи выздоровленія. Барышники пронюхали это обстоятельство, и вскорѣ въ ихъ руки перешелъ коверъ, украшавшій гостинную. Въ домѣ не было никакихъ средствъ къ доставленію больной малѣйшаго комфорта; не было ни бульона, ни цыплятъ, изъ которыхъ можно бы сдѣлать бульонъ, ни саго, ни портвейна, словомъ, ничего, способствующаго къ подкрѣпленію силъ.

Впрочемъ, нѣтъ! позвольте,-- виноватъ! За больной ухаживало много докторовъ, и не было ни малѣйшаго недостатка въ лекарствахъ. Сосѣдніе аптекари, аптекарскіе помощники и вольнопрактикующіе медики оказывали особенное вниманіе къ семейству Симкокса вообще, и къ младшей больной дочери въ особенности. Никто изъ нихъ, деньгами, не пожертвовалъ пенни; за то всѣ были щедры и усердны на вниманіе. Добродушный мистеръ Сфунъ прислалъ цѣлую коробку хинина. Молодой Туккстъ, только что кончившій курсъ медицины, предложилъ для Бесси всѣ свои услуги. Онъ готовъ былъ разрѣзать ее на части, лишь бы только это средство послужило ей въ пользу. Изъ Кэмбервельской Рощи пріѣхалъ знаменитый докторъ Бибби, въ собственной каретѣ, съ собственнымъ лакеемъ, съ черной шерстяной витушкой на плечѣ; онъ величественно назначилъ перемѣну воздуха и, для подкрѣпленія силъ, красный портвейнъ. Величественный человѣкъ былъ этотъ докторъ Бибби! Видный собой, дородный, въ звучнымъ голосомъ, и богатый. Его сапоги постоянно скрипѣли, ресоры его кареты постоянно хлябали,-- оставляя больную, онъ оставилъ на каминной полкѣ золотую монету.

Послѣ этого визита, въ маленькомъ домѣ въ Кэмбервеллѣ появились нѣкоторые необходимые предметы. Кромѣ того, при больной находилась особаго рода сидѣлка, дѣятельная, преданная, терпѣливая, ласковая, нѣжная. Не мистриссъ Симкоксъ, которая продолжала лежать на диванѣ, то читая сантиментальные романы, то оплакивая семейныя обстоятельства; и не миссъ Симкоксъ старшая и средняя, которыя, хотя и прислуживали сестрѣ, но дѣлали это брюзгливо и съ ворчаньемъ, единодушно утверждая, что сестра ихъ на самомъ дѣлѣ не такъ больна, какъ думаютъ другіе. У этой няньки былъ красный носъ и дрожащія руки. Это былъ самъ Джонъ Симкоксъ. Онъ возвращался теперь изъ Сити ранѣе обыкновеннаго, и уже не заходилъ на перепутье въ заведеніе "Шампанскаго эля". Уже семь недѣль, какъ онъ не былъ у "Адмирала Бенбоу". Онъ сидѣлъ у изголовья дочери, читалъ ей, носилъ ее на рукахъ, какъ ребенка; -- плакалъ и сокрушался о томъ, что былъ виновникомъ ея страданій; обѣщалъ, намѣревался исправиться, и молилъ Небо помочь ему исполнить это намѣреніе.

Но что значили попеченія докторовъ, коробка хинина и соверенъ на каминной полкѣ?-- Ровно ничего; или все равно, что капли въ мутномъ океанѣ затруднительныхъ обстоятельствъ Симкокса. Соверена недостаточно было, чтобъ отправить Бесси въ Мальвернъ или Вентноръ; хининъ не могъ доставить ей портвейна и перемѣны воздуха. Джонъ Симкоксъ приходилъ въ отчаяніе. Денегъ негдѣ было взять, нечего было заложить ростовщику,-- не предвидѣлось получить ихъ раньше жалованья,-- а до той поры долженъ пройти еще цѣлый мѣсяцъ. Не попытаться ли занять небольшую сумму отъ самаго Звѣря -- отъ ужаснаго Браддльскроггса? Не предложить ли ему двѣсти процентовъ; не упасть ли передъ нимъ на колѣна, не написать ли къ нему просительное письмо? Не написать ли?

Однажды, вечеромъ, Симкоксъ пришелъ домой съ восторженною улыбкою на лицѣ. Послѣ многихъ затрудненій, онъ успѣлъ наконецъ занять нѣсколько денегъ у главнаго конторщика. Онъ занялъ десять фунтовъ. Ему нужно будетъ заплатить тяжелые проценты,-- но ничего!-- спасибо, что дали. Мистриссъ Симкоксъ предстояло свозить Бесси въ Вентноръ недѣли на двѣ или на три. День жалованья приближался. Семейство Симкокса замѣчало отъ времени до времени, что улыбка на лицѣ отца была одной только маской, и что подъ ней скрывался озабоченный, печальный и, въ нѣкоторой степени, страшный видъ;-- вѣроятно, его тревожила уплата процентовъ за десять фунтовъ. Мистриссъ Симкоксъ была въ восторгѣ отъ предстоящей поѣздки; бѣдная Бесси улыбалась и благодарила папа; старшія сестрицы Бесси питали въ душѣ убѣжденіе, что поѣздка на взморье въ тысячу разъ необходимѣе для нихъ, нежели для блѣдной и ни на что негодной Бесси; поѣздка эта освѣжила бы ихъ красоту;-- и потому сестрицы легли спать въ страшномъ негодованіи.

Маленькая больная и ея родительница отправились на островъ Вайтъ въ Британскій каналъ, и въ приморскіе города Гемшэйрскаго графства. Бесси собирала раковины и морской тростникъ, покупала картинки изъ разноцвѣтнаго песку и песочные часы, каталась на ослахъ при Кэрнсброкскомъ замкѣ, восхищалась миніатюрной церковью св. Лауренса и любовалась молодыми дэнди, членами Яхтъ-Клуба,-- между тѣмъ, какъ ея блѣдное личико, съ каждымъ днемъ, становилось розовѣе и въ ея черныхъ глазкахъ, съ каждымъ днемъ, замѣтнѣе разгорались искры. Ея мамаша, по обыкновенію, лежала на-диванѣ, поглощая запасъ сантиментальныхъ романовъ вентнорской библіотеки для чтенія и разнообразя это домашнее занятіе прогулкой въ коляскѣ, или награжденіемъ любезностями милую Бесси. Парочка эта возвратилась въ Лондонъ, въ Кэмбервельскій домикъ, за недѣлю до дня жалованья. Безпорядочный Симкоксъ, во время ихъ отсутствія, держалъ себя, можно сказать, примѣрно; но старшія дочери не могли не замѣтить, что онъ былъ молчаливъ, скрытенъ и чѣмъ-то озабоченъ. Вѣроятно, причиной всему этому были тяжелые проценты, которые ему предстояло заплатить за десять фунтовъ стерлинговъ, занятыхъ имъ у старшаго конторщика.

Дня за три до полученія жалованья, въ четверть девятаго вечера, Бесси Симкоксъ поджидала своего родителя. Она была довѣрчива, весела и исполнена радостныхъ надеждъ: она благодарила Бога за свою болѣзнь и за перемѣну, которую эта болѣзнь произвела въ ея неоцѣненномъ отцѣ. Было безъ четверти восемь знойнаго лѣтняго вечера. Она слѣдила глазами за зонарщикомъ, который, съ маленькой лѣстницей и потайнымъ фонарикомъ, переходилъ отъ одного фонарнаго столба къ другому, какъ вдругъ ее окликнулъ одинъ изъ привратниковъ мистера Браддльскроггса. Это былъ безобразный, отвратительный мужчина, въ отвратительной мѣховой шапкѣ (какую обыкновенно носятъ привратники и шкипера, занимающіеся перевозкою каменнаго угля),-- мущина, который никогда до этого не кланялся ей и не разговаривалъ съ нею. Бесси задрожала всѣмъ тѣломъ, когда Джонъ Мэлинджеръ (фаворитъ Звѣря,-- если только Звѣрь могъ имѣть къ кому нибудь расположеніе -- и, какъ полагали, привратникъ, который пришелся ему по душѣ) -- обратился къ ней:

-- Эй!-- сказалъ Джонъ: -- васъ требуютъ...

-- Меня... требуютъ? Куда? Кто?-- пробормотала Бесси.

-- Въ счетную контору... Хозяинъ... по какому-то дѣлу,-- отрывисто проворчалъ Джонъ Мэлинджеръ.

Бесси пошла за привратникомъ, продолжая дрожать всѣмъ тѣломъ. Привратникъ шелъ впереди ее, представляя собою воплощеннаго духа несчастія. Онъ провелъ ее изъ одной мрачной кладовой въ другую, изъ одной конторы въ другую, гдѣ сидѣли конторщики и писцы, безмолвные и унылые. Наконецъ, онъ ввелъ ее въ грязную комнату, тускло освѣщенную отѣненной лампой. Въ этомъ склепѣ лежали груды грязныхъ бумагъ -- и, еще грязнѣе, груды кассовыхъ книгъ;-- на крючкахъ, вколоченныхъ въ стѣны, висѣли большія кипы записокъ и счетовъ; по срединѣ комнаты на полу стоялъ огромный желѣзный сундукъ, бросавшій отъ себя чудовищныя тѣни на стѣны и на трехъ безмолвныхъ мужчинъ.

То есть:

На Джона Симкокса, блѣднаго, дрожащаго и съ безумно-блуждающими взглядами.

На Звѣря, который, какъ и всегда, казался настоящимъ звѣремъ.

На высокаго мужчину, съ весьма острыми воротниками, въ длиннополомъ пальто, въ черномъ галстукѣ; съ весьма рѣдкими, серебристо-желѣзистаго цвѣта волосами; съ лицомъ, которое какъ будто нѣкогда покрыто было множествомъ морщинъ и складокъ, и потомъ вдругъ оцѣпенѣло; въ сапогахъ весьма страннаго покроя, въ коричневыхъ нитяныхъ перчаткахъ, и съ такою осанкою, которая немедленно утверждала въ васъ убѣжденіе, что если бы вы ударили во немъ кузнечнымъ молотомъ, то его тѣло не издало бы глухаго, невнятнаго, "мясистаго" звука, но прозвенѣло бы громко и рѣзко, какъ металлическая вещь.

Звѣрь, запустивъ руки въ карманы, стоялъ, прислонясь къ высокой конторкѣ на жиденькихъ ножкахъ. Стоялъ также и Симкоксъ, въ углу. Стоялъ также, не то чтобы нигдѣ, но гдѣ-то и какъ-то, и около Симкокса, и въ особенности около дверей и желѣзнаго сундука, въ которомъ, повидимому, онъ принималъ живѣйшее участіе,-- высокій мужчина, въ сапогахъ страннаго покроя.

-- Подойди сюда, моя милая, сказалъ скрипучимъ голосомъ Барнардъ Браддльскроггсъ -- Звѣрь.

"Моя милая" подошла къ столу, куда ей было предложено. Она слышала скрипучій голосъ, но еще внятнѣе слышала біеніе своего сердца;-- громче всего она слышала свой вопіющій внутренній голосъ, что ея папа занялъ десять фунтовъ, что ему нужно заплатить большіе проценты, и что день полученія жалованья приближался быстро.

-- Имя вотъ этого господина -- Лорчаръ,-- продолжалъ Звѣрь.

Господинъ прокашлялъ.-- Кашель его отозвался въ душѣ бѣдной Бесси, какъ похоронный звонъ.

-- Онъ офицеръ.

Офицеръ -- чего?-- Милиціонной пѣхоты; вольно-наемной кавалеріи; батальонный офицеръ Миддльсекскаго Шерифа, или Офицеръ таможенный?-- Ничего этого не было сказано; но Бесси въ одинъ моментъ узнала, какого рода этотъ офицеръ. Она могла бы узнать его съ перваго раза по сапогамъ особеннаго покроя,-- по сапогамъ, какихъ не можетъ носить никакой офицеръ, никакой мужчина, никакая женщина. Но ей говорило ея сердце. Оно говорило очень внятно:

-- Это полицейскій офицеръ, и онъ пришелъ взять твоего отца подъ стражу.

Въ одинъ моментъ было высказано все. О Бесси, Бесси!-- Десять фунтовъ стерлинговъ, взятые въ долгъ у старшаго конторщика, и за которые бы слѣдовало заплатить большіе проценты,-- эти десять фунтовъ были вынуты изъ кассоваго сундука.

Въ отчетѣ несчастнаго Симкокса оказывалось пятнадцать фунтовъ стерлинговъ дефицита; онъ обѣщалъ пополнить этотъ дефицитъ при жалованьи; онъ и просилъ и молилъ повременить нѣсколько дней; но Звѣрь былъ неумолимъ; Лорчаръ, полицейскій офицеръ, явился сюда, чтобъ взять его подъ стражу за воровство.

-- Ты дочь этого человѣка, сказалъ Звѣрь: -- ты должна итти домой безъ него. Ты скажешь его женѣ и прочему семейству, что я посадилъ его въ тюрьму и отправлю его въ ссылку за воровство.

-- За воровство! о, нѣтъ, сэръ! вскричалъ бѣдный Симкоксъ изъ угла.-- Передъ Богомъ -- это неправда! Я только....

-- Молчать!-- проревѣлъ Звѣрь:-- я отдамъ тебя подъ судъ, я сошлю тебя въ ссылку, я повѣшу тебя.-- Чортъ возьми! я тебя передѣлаю.-- Дѣвочка, продолжалъ онъ, обращаясь къ Бесси: или домой. Или нѣтъ... постой! Я пошлю съ тобой конторщика, осмотрѣть не найдется ли у васъ моихъ товаровъ. Я увѣренъ, что у васъ ихъ много, и вы, пожалуй, сегодня же ночью сбудете ихъ. Что небось!-- не нравится! Да; я прикажу сдѣлать обыскъ въ вашемъ домѣ. Я васъ всѣхъ -- въ тюрьму...I всѣхъ въ ссылку. Эй! кто тамъ есть?-- поди съ этой дѣвчонкой въ Кэмбервелль. Лорчаръ,-- возьмите этого бездѣльника!

Что оставалось дѣлать бѣдной Бесеи?-- Что могла она сдѣлать, кромѣ того, какъ только броситься на колѣна, и припасть къ жесткимъ, негибкимъ колѣнамъ, стоявшимъ противъ нее? Что должна была она сдѣлать, какъ только среди рыданій, прерывавшихъ ея слова, сказать, что виной всему этому она одна; что ея отецъ собственно для нее взялъ деньги, что они истрачены были на ея излеченіе. Она могла только умолять Звѣря именемъ неба, изъ любви къ небу, изъ любви къ родному сыну, изъ любви къ покойнымъ родителямъ, пощадить предметъ его гнѣва, посадить въ тюрьму не его, но ее, отнять у нихъ все, что имѣютъ, оказать имъ милосердіе, которое, какъ она надѣялась, будетъ ему оказано на небѣ.

Она все это сдѣлала. Жалко было видѣть этого ребенка на колѣняхъ, въ бѣдномъ платьицѣ, съ глазами, изъ которыхъ лились горячія слезы, и на которыя опустились пряди волосъ; тяжело было слышать ея безъискусственную, но страстную мольбу. Въ лицѣ Звѣря ни одинъ мускулъ не пошевелился; -- но, говорятъ, что мастеръ Лорчаръ, поскрипѣвъ нѣсколько секундъ своими сапогами особеннаго покроя, отвернулся въ болѣе густую тѣнь желѣзнаго сундука и высморкалъ носъ.

-- Лорчаръ, замѣтилъ Звѣрь:-- повремените минуту, прежде, чѣмъ я отдамъ этого человѣка подъ стражу.

Мистеръ Лорчаръ раболѣпно поклонился, и, считая себя временно освобожденнымъ отъ надзора за плѣнникомъ, устремилъ всю силу своихъ созерцательныхъ способностей на желѣзный сундукъ, въ которомъ, повидимому, онъ похоронилъ себя.

-- Подите сюда!-- вскричалъ Звѣрь, обращаясь къ отцу и дочери. Онъ ввелъ ихъ въ другой склепъ, въ родѣ большаго шкафа, заваленнаго книгами и бумагами, и гдѣ стоялъ чудовищный прессъ для копированья писемъ, казавшійся орудіемъ пытки въ подземельяхъ инквизиціи.

-- Я пощажу твоего отца,-- и оставлю его на прежнемъ мѣстѣ,-- продолжалъ Звѣрь, не вынимая рукъ изъ кармановъ и не измѣняя даже голоса: -- но только на одномъ условіи, и только на одномъ. Моя ключница стара и слѣпа; я скоро долженъ отказать ей и отправить въ богадѣльню -- это скажетъ вамъ всякій. Въ короткій промежутокъ времени, который ей остается провести у меня, она будетъ имѣть возможность научить тебя домохозяйству. Ты будешь заниматься хозяйствомъ въ этомъ домѣ, и не должна оставлять его, кромѣ одного раза втеченіе шести недѣль, и то не болѣе, какъ на шесть часовъ. Всякаго рода свиданія и сношенія съ твоими родными, кромѣ даруемыхъ часовъ свободы, я строго воспрещаю. Ты будешь получать жалованья по двадцати фунтовъ въ годъ, половина которыхъ можетъ итти на увеличеніе жалованья твоего отца. Въ тоже время, я вытребую отъ него письменный документъ, что онъ укралъ мои деньги; такъ что, если ты вздумаешь оставить мою службу раньше срока, то, съ помощію этого документа, я представлю отца твоего въ судъ, и посажу его въ тюрьму. Рѣшай же проворнѣй -- полицейскій офицеръ ужъ давно дожидаетъ.

Что должна была дѣлать бѣдная Бесси?-- разстаться съ милымъ отцомъ, и никогда не видѣться съ нимъ, кромѣ отдаленныхъ промежутковъ, и то на короткое время; знать, что онъ находится въ томъ же самомъ домѣ, и не имѣть возможности прибѣжать къ нему и обнять его!-- Условіе тяжелое, жестокое; но чего бы не сдѣлала Бесси, на что бы она не согласилась, лишь бы только спасти отца отъ гибели, позора и тюрьмы. Она отдала бы за него свою жизнь, она бы съ радостію согласилась никогда не видѣться съ нимъ -- до дня суднаго, когда мы встрѣтимся, чтобъ никогда не разлучаться. Бесси согласилась. Мистеръ Лорчаръ, послѣ таинственнаго объясненія, былъ отпущенъ. Звѣрь предался своей обычной молчаливости; Бесси повела домой своего, убитаго горемъ, любимаго отца. Они прошли чрезъ длинный рядъ мрачныхъ кладовыхъ,-- конторщики шептались и бросали другъ на друга многозначительные взгляды, когда отецъ и дочь проходили мимо ихъ.

Гардеробъ Бесси не былъ до такой степени великъ и сложенъ, чтобъ для укладки его потребовалось много времени. Въ нѣсколько минутъ, онъ былъ уложенъ въ весьма небольшой, обшмыганный, черный сундучокъ, обитый мѣдными гвоздиками, изъ которыхъ значительнаго количества недоставало. Этотъ сундучекъ, вмѣстѣ съ Бесси, прибылъ, къ девяти часамъ слѣдующаго утра, на Чипсэйдскій уголъ переулка Урсайнъ, гдѣ ожидалъ изъ одинъ изъ привратниковъ мистера Браддльскроггса; онъ провелъ Бесси и принесъ сундучокъ въ мрачный манчестерскій торговый домъ, занимаемый Звѣремъ переулка Урсайнъ.

И здѣсь, въ верхнемъ этажѣ этого печальнаго зданія, жила втеченіе двухъ долгихъ лѣтъ, Бесси Симкоксъ. Въ назначенные періоды, она видѣлась съ родными, и потомъ возвращалась въ свое заточеніе. Она разрѣзывала мясо и баранину для голодныхъ конторщиковъ, чинила ихъ бѣлье, выдавала свѣчи и разсчитывала прачекъ. Старинная, весьма старинная сказка о Красавицѣ и Звѣрѣ повторилась въ дѣйствительности въ переулкѣ Урсайнъ. Въ этой мрачной и унылой темницѣ, изъ Бесси образовалась красавица; -- а Звѣрь по прежнему былъ звѣремъ. Красавица не обитала въ волшебномъ дворцѣ; ее не окружали ни розовые кусты, ни сады, наполненные благоуханіемъ; за столомъ ей не прислуживали невидимыя руки. Ее окружала грубая, суровая дѣйствительность. Она имѣла дѣло съ повелительнымъ, угрюмымъ, жестокосердымъ господиномъ. Всѣ это знали. Бесси обходилась съ нимъ, какъ обходилась со всякимъ. Она переносила его грубости кротко, нѣжно, терпѣливо. Она старалась пріобрѣсть его расположеніе, его уваженіе. Она пріобрѣла и то и другое, и сверхъ того пріобрѣла его любовь.

Да, его любовь! Не пугайтесь, однакожъ: Звѣрь никогда не превращался въ принца Азора. Онъ никогда не лежалъ въ розовыхъ кустахъ, умирая отъ любви, и грозя умереть, если красавица не выдетъ за него замужъ. Но черезъ два года,-- когда условіе ихъ кончилось, и когда выполненіе условія доставило ему и время и возможность узнать Бесси лучше,-- онъ упрашивалъ Бесси оставаться при немъ въ прежнемъ качествѣ, предлагая ей щедрое вознагражденіе и полную свободу относительно сношеній съ родными. Бесси осталась. Она прожила два года, прожила три года; живетъ и теперь тамъ: -- посмотрите сами, если не вѣрите.

Живетъ и теперь, только не одна. Случилось такъ, что Вильямъ Браддльскроггсъ младшій, юноша съ голубыми глазами и русыми волосами, сдѣлался высокимъ и статнымъ молодымъ человѣкомъ и страстно влюбился въ хорошенькую ключницу. Случилось такъ, что его отецъ, вмѣсто того, чтобъ уничтожитъ его съ-разу, или, въ припадкѣ звѣрскаго бѣшенства, съѣсть его живымъ, назвалъ его благоразумнымъ малымъ, и просилъ Бесси не отвергать любви молодаго человѣка. Такимъ образомъ, красавица вышла замужъ. Не за Звѣря, но за Звѣрева сына. Красавица, и Вильямъ, и Звѣрь переѣхали въ миленькій загородный домъ близь Лондона, и живутъ тамъ по сей день: -- пожалуй, посмотрите сами, если не вѣрите.

Звѣрь пересталъ быть звѣремъ. Теперь всякій скажетъ, что онъ уже больше не звѣрь; -- нѣкоторые даже сомнѣваются въ томъ, былъ ли онъ когда нибудь звѣремъ. Онъ по прежнему ведетъ свои дѣла (въ товариществѣ съ сыномъ) въ переулкѣ Урсайнъ. Грубая оболочка его сердца и грубое вещество, заключавшееся въ этой оболочкѣ, уничтожились, и теперь старикъ Браддльскроггсъ считается между своими подчиненными добрымъ и любезнымъ старикомъ. Онъ тайно помогалъ бѣднымъ, даже въ свои самыя звѣрскія времена; и вы, пожалуйста, не вѣрьте (вѣдь Браддльскроггсъ говорилъ иногда вздоръ, и онъ зналъ это), что старая ключница, когда сдѣлалась слѣпа, то была отправлена въ богадѣльню, что старому Джону Симкоксу не выдавалось количества денегъ, достаточнаго на то, чтобъ сидѣть вечеромъ у "Адмирала Бенбоу", покуривая трубку и попивая эль, или что двѣ сестрицы, миссъ Симкоксъ, при выходѣ замужъ (послѣ сверхъестественныхъ усилій) были оставлены совершенно безъ приданаго. Нѣтъ! Звѣрь вспомнилъ всѣхъ, и былъ ко всѣмъ великодушенъ.

"Современникъ", No 1, 1857
<Переводъ В. В. Бутузова>

Оставить комментарий Диккенс Чарльз (перевод: В. В. Бутузов) (bmn@lib.ru) Год: 1857 Обновлено: 21/02/2017. 53k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы Рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Современникъ", No 1, 1857. Переводъ В. В. Бутузова.

Диккенс Чарльз Рассказ соседа

РАЗСКАЗЪ СОСѢДА.

Диккенс Чарльз
Рассказ соседа