Дружинин Александр Васильевич
Деревенский рассказ

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
А. В. ДРУЖИНИНА

ТОМЪ ВТОРОЙ

(РЕДАКЦІЯ ИЗДАНІЯ Н. В. ГЕРБЕЛЯ)

САНКТПЕТЕРБУРГЪ
ВЪ ТИПОГРАФІИ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМІИ НАУКЪ
1865

   

ДЕРЕВЕНСКІЙ РАЗСКАЗЪ.

Золотой телецъ тщеславія, вырастая,
превращается въ быка Фамеридова.
Ж. П. Рихтеръ.

I.

   Между помѣщиками двухъ сосѣднихъ уѣздовъ будиловскаго и ракитинскаго --й губерніи, издревле существовала и, кажется, понынѣ отчасти существуетъ непріязнь, ничѣмъ неоправдываемая. Будиловскіе и ракитинскіе дворяне, по самому географическому положенію своихъ имѣній, обязанные жить дружно, не хотятъ водить между собой ни дружбы, ни согласія. Передъ исторіей ихъ распри меркнетъ повѣсть о Капулетахъ и драматическія ссоры Аштоновъ съ Равенсвудами кажутся чѣмъ-то блѣднымъ. Безъ всякой причины и надобности, безъ всякаго предлога и основанія оба названные уѣзда долго пылали гнѣвомъ другъ на друга. Еслибъ въ старое время вы спросили ракитинскаго дворянина о томъ, что онъ думаетъ о будиловскихъ помѣщикахъ,-- онъ непремѣнно назвалъ бы ихъ чудаками, камчадалами, достойными носить звѣриную кожу, въ знакъ свирѣпства, и красный колпакъ, въ ознаменованіе своего тупоумія. Отнеситесь съ такимъ же вопросомъ къ будиловцу и онъ объявитъ вамъ съ усмѣшкою, что ракитинское населеніе состоитъ изъ франтовъ; мотарыгъ, вертоплясовъ и щеголей египетскихъ. Выраженіе "египетскій щеголь" мнѣ случалось встрѣчать только въ одномъ будиловскомъ уѣздѣ; -- сколько можно вообразить себѣ,-- оно означаетъ фата, самаго надмѣннаго и безобразнаго.
   Начало непріязни теряется въ сумракѣ отдаленныхъ періодовъ исторіи. Надо знать, что оба названные нами уѣзда, на подробной губернской картѣ, представляютъ нѣчто въ родѣ двухъ довольно длинныхъ лентъ, лежащихъ рядомъ и оттого соприкасающихся одна другой во все свое протяженіе. Нужно думать (и какъ искусно развилъ бы эту гипотезу одинъ изъ моихъ ученыхъ пріятелей, недавно издавшій цѣлый трактатъ о значеніи камаринской пѣсни въ XIII столѣтіи!), нужно полагать, что по причинѣ постоянныхъ пограничныхъ столкновеній, крестьяне первые начали непріязненныя дѣйствія между собою, вѣка за три до нашего дня. Тамъ скашивалась чужая пожня, тамъ потравливался сосѣдскій овесъ, а инде происходила и кулачная потасовка. Въ архивахъ уѣзднаго суда можно видѣть несомнѣнное тому доказательство. Но изслѣдованіе основаній повело бы насъ слишкомъ далеко, а передъ нами находится еще долгій разсказъ о событіяхъ болѣе близкихъ къ нашему времени.
   И такъ, за двадцать лѣтъ до настоящаго времени трудно было бы любознательному туристу отыскать хотя одного ракитинца, снисходительно говорящаго про будиловскій уѣздъ, и будиловца, имѣющаго какое-либо сношеніе съ ракитинскимъ сосѣдомъ. По устройству и распредѣленію имѣній, оба пограничные уѣзда рѣзко отличались одинъ отъ другого. Ракитинскій,-- обитель египетскихъ щеголей,-- имѣлъ до десяти очень богатыхъ помѣщиковъ и огромное количество мелкихъ, тогда какъ всѣ почти будиловскіе обитатели были равны достаткомъ, независимы, но не богаты. Самое большое имѣніе этого уѣзда заключало въ себѣ 450 душъ; но владѣльцевъ мелкопомѣстныхъ, нуждающихся въ будиловскомъ уѣздѣ совсѣмъ не водилось. Ракитинцы имѣли только одно имѣніе, незаложенное въ опекунскомъ совѣтѣ; у будиловцевъ, какъ гласитъ ихъ хроника, было только одно заложенное помѣстье, всѣ остальныя были чисты, чѣмъ, конечно, уѣздъ не мало тщеславился. Правили ракитинскимъ хозяйствомъ все управители агрономы изъ Германіи, Франціи и даже Англіи, что не мѣшало имъ смотрѣть на русскаго мужичка черезчуръ строго; система же будиловскаго управленія отличалась великою простотою: надо всѣмъ самъ помѣщикъ, а подъ нимъ староста съ прикащикомъ изъ своихъ же людей, для которыхъ "утянуть" въ годъ цѣлковыхъ на пятнадцать считалось крайнимъ злоупотребленіемъ. Ракитинскіе помѣщики выписывали иностранныя агрономическія изданія, сѣяли кормовыя травы самого страннаго вида и вводили семипольное хозяйство, что возбуждало насмѣшки со стороны будиловскихъ дворянъ, хозяйничавшихъ такъ, какъ хозяйничали ихъ отцы и дѣды.
   У египетскихъ щеголей скотъ постоянно отдавался въ аренду швейцарцамъ-сырникамъ; но единственный изъ этихъ антрепренеровъ, попробовавшій предложить свои услуги въ будиловскомъ уѣздѣ, былъ изгнанъ оттуда съ суровостью. Понятно послѣ всего сказаннаго, что и образъ жизни ракитинскихъ помѣщиковъ вовсе не сходствовалъ съ образомъ жизни будиловскихъ. Первые были помѣшаны на столицѣ и хотѣли жить по столичному: богачи проматывались на дома и парки; помѣщики побѣднѣе щеголяли швейцарскими домиками, колясками на плоскихъ рессорахъ, фраками и пиджаками безукоризненнаго покроя. И да не подумаетъ иной городской житель, не знающій уѣздныхъ нравовъ, что эти подражанія петербургской роскоши имѣли въ себѣ нѣчто мизерное, полубарское -- напротивъ того, петербургское щегольство и петербургское тщеславіе здѣсь передавались, какъ будто въ дагерротипномъ изображеніи. Ракитинскій уѣздъ могъ представить съ гордостью до десяти домовъ великолѣпной архитектуры, съ башнями и золоченой мебелью,-- до тринадцати парковъ, до двадцати оранжерей, а прудамъ, выкопаннымъ безъ надобности и домикамъ, въ родѣ щегольскихъ дачъ, числа не имѣлось. И какіе балы, какіе домашніе спектакли давались въ этихъ дворцахъ и этихъ коттеджахъ, о томъ можетъ разсказать не одинъ петербургскій житель, пріѣзжавшій блистать на лѣто въ кругу ракитинскаго дворянства! Послѣ всего этого шума и великолѣпія бытъ будиловскихъ дворянъ возбуждалъ невольное посмѣяніе. Вообразите себѣ старые сѣрые дома съ мезонинами; кровли, крытыя тесомъ и вовсе некрашенныя, сады съ прямыми дорожками, наполненные яблонями и малиной, за садами неизбѣжный огородъ, а за огродомъ рощу, куда въ торжественные дни съѣздовъ, послѣ сытнаго обѣда, и гости и хозяева ѣздили въ старомодныхъ линѣйкахъ, не для танцевъ, не для фейерверка, а для отыскиванія грибовъ! Наряды будиловскаго свѣта, въ простые дни отличались простотою, иногда доходившей до небрежности,-- тамъ имѣлось еще нѣсколько добрыхъ залѣнившихся байбаковъ, питавшихъ нерасположеніе къ галстуху. При появленіи мало знакомаго гостя, добродушный байбакъ обыкновенно устремлялся бѣжать по аллеѣ къ своему кабинету, роняя туфли и всетаки поворачивая голову назадъ, будто въ ожиданіи того, что посѣтитель попроситъ его не безпокоиться и остаться въ халатѣ. Такихъ чудаковъ имѣлось немного, даже въ будиловскомъ уѣздѣ; а со времени введенія лѣтнихъ пальто, халаты и тамъ подверглись уничтоженію. Молодежь и всѣ лица, заботившіяся о своей наружности, одѣвались просто и чисто, почти всегда по зимнему, или en demi-saison, обычай весьма умный, если принять въ соображсnie измѣнчивость погоды и холодъ ночей въ нашемъ краѣ. На вечера ѣздили въ сюртукахъ, не мѣшая, впрочемъ, дамамъ наряжаться такъ, какъ только имъ того хотѣлось. Одинъ лишь разъ, въ теченіе десяти лѣтъ, на совѣщаніе и вечеръ у предводителя, помѣщики явились во фракахъ и сами расхохотались. Господинъ Вонлярлярскій, у котораго прелестная героиня повѣсти, принимая гостя у себя въ деревнѣ, страшно боялась, чтобъ онъ не пріѣхалъ въ сюртукѣ, конечно, умеръ бы во второй разъ, увидѣвъ эту коллекцію фраковъ. Тутъ были хламиды съ фалдами en queue de morue, съ таліями у затылка, съ короткими рукавами, съ воротниками, какъ у бекеши. Каждый изъ помѣщиковъ разтолстѣлъ со дня пріобрѣтенія своего параднаго наряда; оттого всѣ были красны и едва передвигали руками. На общемъ сеймѣ положено было уничтожить собранія въ такомъ видѣ, фраки же хранить затѣмъ, чтобъ каждый изъ нихъ былъ надѣтъ, съ помощью чужихъ рукъ, на своего обладателя, въ день его кончины. Ракитинскіе помѣщики, узнавъ обо всемъ вышепрописанномъ, разразилось гомерическимъ хохотомъ, на что и будиловцы не примкнули отвѣтить, по своему, тоже въ насмѣшливомъ тонѣ.
   Болѣе всѣхъ ожесточался на будиловскихъ помѣщиковъ и злѣе всѣхъ подшучивалъ надъ ихъ патріархальною жизнью, отставной гвардіи полковникъ Сергѣй Львовичъ Парховскій, владѣлецъ двухъ тысячъ душъ, и образецъ моды для ракитинскаго уѣзда. Въ этомъ человѣкѣ сосредоточивались вполнѣ всѣ добрыя качества и слабости его товарищей по краю. Щедрый и гостепріимный, одаренный завидной способностью проживать огромныя деньги съ пріятностью (а эта особенность совсѣмъ не такъ обыкновенна, какъ о ней думаютъ: всякій день мы видимъ людей, вовсе не умѣющихъ тратить деньги), умѣющій проживать свой достатокъ съ удовольствіемъ для другихъ, Сергѣй Львовичъ затѣмнялъ всѣ свои добродѣтели тщеславіемъ самымъ столичнымъ, самымъ трагическимъ, самымъ необузданнымъ. Онъ былъ когда-то красивъ собою, образованъ довольно сносно, ѣздилъ въ высшее общество обѣихъ столицъ и имѣлъ несчастіе уѣхать въ деревню, не насладясь имъ досыта, не разочаровавшись въ немъ хоть немного. Въ лучшіе свои годы, Парховскій принадлежалъ къ разряду умныхъ фатовъ, которымъ прощается многое за ихъ находчивость въ обществѣ, болтовню и пріятную, даже изящную наружность. Роскошь и блескъ были кумирами Сергѣя Львовича,-- для этихъ боговъ онъ жертвовалъ и готовъ былъ всѣмъ жертвовать; для нихъ онъ промоталъ свое состояніе, для нихъ онъ женился на персонѣ почти преклоннаго возраста, съ лицомъ, имѣющимъ цвѣтъ античной бронзы; для нихъ разсорился съ своими бѣдными родственниками, для нихъ онъ раззорилъ имѣніе, благоденствовавши много лѣтъ сряду. Судьба лишила его единственной узды, которая оказывается такъ полезною для людей, рожденныхъ тщеславными; Парховскій поздно получилъ въ свои руки состояніе, дѣтство и первая его юность прошли не въ роскоши -- оттого онъ никакъ не могъ охладѣть къ пышности, приглядѣться къ блеску. Въ сорокъ пять лѣтъ отъ роду онъ не помнилъ себя отъ радости, садясь въ какую-нибудь коляску, на заказъ сдѣланную въ Лондонѣ, въ сорокъ пять лѣтъ отъ роду, онъ чистосердечно презиралъ человѣка, у котораго въ прихожей не имѣлось швейцара съ приличною булавою. Попавши въ ракитинскій уѣздъ, въ одинъ изъ неоспоримо тщеславнѣйшихъ уголковъ Россіи (можетъ быть послѣ Петербурга), Сергѣй Львовичъ увидѣлъ себя въ своей сферѣ,-- первые его дѣла въ провинціи имѣли на себѣ отпечатокъ восторженнаго безумія. Онъ нанялъ мызу у сосѣдняго помѣщика, свой домъ въ имѣніи велѣлъ сломать, и въ два года, вмѣсто этого дома, съ неслыханными усиліями и пожертвованіями, вытянулъ зданіе, отчасти сходное съ строеніемъ новаго парламента въ Лондонѣ. Почти на полверсты тянулись башни, соединенныя крытыми галлереями, стѣны съ зубцами и маленькими башенками, чугунные подъѣзды съ мраморными вазами по краямъ, павильоны съ цвѣтными стеклами, какія-то каланчи, украшенныя часами и затѣмъ не имѣющія ровно никакого назначенія. Два славные дома въ Петербургѣ и саратовское помѣстье жены были проданы за половинную цѣну; но, зато Парховскій увидѣлъ себя обладателемъ мызы, первой не только-что въ уѣздѣ, но и во всей губерніи. Старую оранжерею сломали и, перепортивши почти все въ ней заключавшееся, для уцѣлѣвшихъ растеній соорудили маленькій палаццо въ итальянскомъ стилѣ. Вѣковые и почтенные дубы передъ фасадомъ замка были уничтожены, уступивъ мѣсто низенькимъ кусточкамъ и краснымъ дорожкамъ; лѣсъ, находившійся невдалекѣ, превратился въ паркъ, много потерпѣвъ отъ просѣкъ и витыхъ дорогъ, шириною въ петербургскую улицу. Когда потребовалось соединить садъ съ паркомъ, то съ этою цѣлію лучшія господскія поля украсились прудами и жидкими рощицами. Два года построекъ и улучшеній стоили Парховскому половины состоянія, а сколько еще денегъ вышло на меблировку комнатъ, въ которой, однакоже, не было ничего артистическаго! Всюду глядѣлъ одинъ штофъ и раззолоченныя палки, выточенныя на всевозможныя манеры художникомъ Гамбсомъ, еще недавно прославляемымъ нашими модными нувеллистами превыше Паллиси и Бенвенуто Челлини. Новоселье Сергѣя Львовича ознаменовалось баломъ, на который, даже изъ Петербурга, приглашено было семействъ пятнадцать,-- два года мечталъ объ этомъ балѣ нашъ помѣщикъ,-- и точно, праздникъ вышелъ баснословный, съ живыми стерлядями и фазанами, съ фейерверкомъ и иллюминаціею, а за баломъ еще двѣ недѣли тянулись утренніе и вечерніе праздники. Малое число будиловскихъ помѣщиковъ, приглашенныхъ справлять новоселье, явили себя отчаянными вандалами: ихъ старомодные фраки, ихъ фуражки и тарантасы, ихъ прислуга, одѣтая по домашнему, заставили хозяина насмѣшливо кусать губы. Когда въ числѣ разряженной публики появился будиловскій судья, честный старичокъ, веселаго характера, въ сюртукѣ и голубомъ жилетѣ, Парховскій не выдержалъ и сказалъ что-то очень колкое и тонкое; гость, догадавшись, что его костюмъ возмущаетъ хозяина, улыбнулся, вышелъ въ сосѣднюю комнату и, менѣе, чѣмъ черезъ минуту, явился на прежнемъ мѣстѣ, уже во фракѣ, смѣясь и показывая на свои фалды. Оказалось, что лукавый гость выпросилъ у жены четыре булавки и съ помощью этихъ орудій, отогнувши полы сюртука назадъ, привелъ свой костюмъ въ желаемое состояніе. Этого уже не могъ перенести амфитріонъ, не взирая на все свое знаніе свѣта. Онъ уже не говорилъ ни съ судьей, ни съ будиловскими помѣщиками, ни съ ихъ жонами, мимо ихъ групъ онъ проходилъ сухо и молчаливо, будто мимо столпившейся прислуги. Такое пренебреженіе, однако, не сконфузило будиловцевъ: они отъужинали съ аппетитомъ, посмотрѣли фейерверкъ и уѣхали гурьбой, толкуя о томъ, сколько хлѣба и всякаго капитала было созжено и съѣдено въ этотъ памятный вечеръ. Сергѣй Львовичъ не удерживалъ ихъ ночевать, а съ нѣкоторыми и вовсе не простился.
   Съ этой поры раздоръ между будиловскими и ракитинскими дворянами достигъ своего апогея: всѣ сношенія почти прекратились. Послѣдній обладатель сорока душъ, домика въ русскомъ вкусѣ и дрожекъ на плоскихъ рессорахъ, считалъ себя вправѣ презрительно оглядывать отъ шляпы до сапоговъ достаточнѣйшаго изъ будиловскихъ владѣльцевъ, встрѣтивъ его на общихъ выборахъ. Безграничное презрѣніе Сергѣя Львовича къ сосѣднему уѣзду, наконецъ перешло въ болѣзнь, въ манію, отъ которой иногда часто приходилось не въ моготу его собственнымъ, ракитинскимъ сосѣдямъ. "Что это у васъ, Матвѣй Поликарпычъ" -- говаривалъ онъ иногда: -- "что это у васъ домъ покосился? Чтобы вамъ выстроить домъ во вкусѣ петергофскихъ дачекъ? Вѣдь мы здѣсь не въбудиловскомъ уѣздѣ!" И домъ точно выстраивался во вкусѣ петергофской маленькой дачи, съ башенкой и бѣлыми колонками по четыремъ угламъ. "Хорошо было бы вамъ, Степанъ Ильичъ, отнести скотный дворъ подальше; да кстати не устроите ли вы его по новому способу, чтобъ кормъ спускать сверху въ городины? Право, снесите-ка его,-- это у будиловскихъ коровы гуляютъ передъ самыми окнами". И что же? скотный дворъ переносился, съ боковъ его устраивались красивые всходы до крыши, для перевозки корма, хотя, можетъ быть, на слѣдующій годъ самому строителю нечѣмъ было кормиться. Но такъ ослѣпилъ и поработилъ Сергѣй Львовичъ своихъ товарищей, что всѣ его прихоти исполнялись ими не только безпрекословно, но даже радостно.-- Это не то, что у будиловскихъ, твердилъ Петръ Ивановичъ, выстраивая посреди поля каланчу съ часами; а пусть-ка заѣдетъ сюда будиловскій помѣщикъ, помышлялъ Семенъ Игнатьичъ, проводя шоссе отъ своего обиталища, за четыре версты къ озеру, въ которомъ его дочери иногда удили рыбу, покрывшись широкими, соломенными шляпами. Поѣхать на обѣдъ въ сосѣдній уѣздъ, стало казаться преступленіемъ, которое нужно было скрывать отъ прозорливаго Сергѣя Львовича, какъ иной денди скрываетъ отъ своего собрата исторію какого-нибудь вечера, проведеннаго имъ на Пескахъ или въ шустеръ-клубѣ. Самъ Парховскій, нужно въ этомъ сознаться съ истинною горестью, велъ себя какъ мальчишка. При молодыхъ людяхъ, имѣющихъ друзей, сестеръ, родителей въ будиловскомъ краѣ, полковникъ позволялъ себѣ самыя обидныя замѣтки, иногда даже брань и анекдоты дурного тона. По его совѣту, всѣ обладатели оранжерей согласились отправлять избытокъ фруктовъ въ столицу, строго воспретивъ продавать ихъ будиловскимъ дворянамъ, за какую бы ни было цѣну.-- "Мы знаемъ, какой у нихъ толкъ въ апельсинахъ",-- выражался Парховскій, не весьма остроумно -- "неужели имъ будутъ доставаться наши абрикосы и персики?" Всѣ эти и еще другіе, неизчислимые удары булавками, надо сказать правду, сильно оскорбляли будиловцевъ. Они какъ-то осовѣли и пріуныли, видя противъ себя неослабное гоненіе. Ихъ дома стали какъ будто печальнѣе, ихъ увеселенія рѣже удавались. Женщины, эти вѣтренныя чтительницы роскоши, всегда готовыя преклоняться передъ раззолоченными залами и хорошими экипажами, начинали громко сѣтовать на своихъ мужей и сродниковъ, скучать мирною жизнью и признавать правоту въ ракитинскихъ насмѣшкахъ. Уже трое изъ числа будиловскихъ помѣщиковъ, заложивъ свои, дотолѣ дѣвственныя имѣнія, принялись отдѣлывать свои дома по дачному; но къ счастію для всего уѣзда, ихъ нововведенія, встрѣченныя общимъ негодованіемъ сосѣдей, остановились, не пришедши къ концу. Будиловское общество стало скучать и перестало на шутки ракитинцевъ отвѣчать своими прежними, добродушными шутками. На выборахъ и на ярмаркѣ губернскаго города, иной ракитинскій денди могъ, не опасаясь должнаго возмездія, сказать будиловскому жителю нѣсколько колкостей, въ твердой увѣренности, что тотъ все стерпитъ. Куражъ былъ потерянъ, даже всякая тѣнь соперничества исчезла -- робкіе, загнанные жители будиловскаго края, сами стали считать себя камчадалами.
   Послѣдній и едва ли не самый тяжкій ударъ ихъ достоинству быль нанесенъ неутомимымъ на зло Сергѣемъ Львовичемъ. Полковникъ, довольно часто имѣя надобность проѣзжать черезъ враждебный уѣздъ по пути къ губернскому городу, нѣсколько лѣтъ сряду останавливался для ночлега въ имѣніи своего петербургскаго сослуживца Семенова, единственнаго будиловца, еще кое-какъ принимаемаго ракитинскимъ кругомъ, на основаніи его давняго знакомства съ Парховскимъ. Сослуживцы встрѣчались довольно дружелюбно, и за ужиномъ много спорили о томъ, чѣмъ долженъ быть русскій помѣщикъ и до какой степени онъ по самому своему положенію поставленъ въ необходимость жить роскошно, блистательно. Семеновъ снисходительно выслушивалъ спичи Парховскаго, принималъ его совѣты на счетъ хозяйства, конечно никогда имъ не слѣдовалъ,-- но раздора между ними никогда не было. И вдругъ Сергѣй Львовичъ, наслушавшись разныхъ сплетень, нанесъ злую обиду не только своему давнишнему пріятелю, но даже всему его краю. Одинъ разъ, въ пору обычныхъ поѣздокъ, при наступленіи ночи, нѣсколько предводительскихъ экипажей проскакало мимо Семенова мызы, и не остановившись передъ ней, они пронеслись вдоль по дорогѣ,-- за коляской съ Парховскимъ и каретой съ канцеляріей его, двигался какой-то фургонъ, весь закрытый бѣлымъ. Въ пяти верстахъ отъ усадьбы, въ семеновскомъ же лѣсу, Сергѣй Львовичъ далъ повелѣніе всему поѣзду остановиться. Съ необычайной быстротою забѣгала проворная прислуга, вколотила въ землю восемь кольевъ, разгрузила фургонъ, принесла изъ него большую палатку и раскинула ее на небольшой лужайкѣ. За одной палаткой послѣдовала другая, для писцовъ и дворецкаго, за другой -- третья, для лакеевъ и кухни. Маленькій лагерь устроился отличнымъ образомъ, и поужинавши плотно, Сергѣй Львовичъ задалъ богатырскую всхрапку въ своей ставкѣ, изнутри подбитой персидскими коврами. На утро караванъ двинулся въ путь, за ночь притоптавши и потравивши траву; но этотъ ущербъ былъ еще не важенъ, въ сравненіи съ другимъ ущербомъ. Писцы и ракитниская дворня, ненавидѣвшая будиловцевъ отъ всего сердца, облупили и подлизали въ лѣсу до двадцати лучшихъ деревьевъ, срубили для топлива множество стройныхъ елочекъ и вообще распорядились такъ, какъ будто въ завоеванномъ краѣ. Семеновъ не жаловался, хотя имѣлъ на то полное право: онъ только объявилъ, что нога его больше не будетъ у Парховскихъ; исторію же передалъ сосѣдямъ, и, конечно, не безъ прибавленій. Весь уѣздъ созналъ себя оскорбленнымъ, но защищаться не было никакихъ способовъ. Куражъ былъ потерянъ, какъ мы уже имѣли случай замѣтить.
   

II.

   Въ такомъ положеніи находились дѣла, когда весною 18* года, оба уѣзда, такъ часто нами называемые, были взволнованы однимъ слухомъ, завезеннымъ изъ Петербурга. Князь Борисъ Петровичъ Кадницынъ, владѣлецъ пяти сотъ душъ въ губерніи, и двухъ усадьбъ, по одной въ каждомъ изъ соперничествующихъ уѣздовъ,-- воротясь изъ-за границы, собирался на постоянное житье въ свое помѣстьѣ. Князь происходилъ отъ самой древней и славной фамиліи, хотя и не былъ богатъ, передавши родовыя имѣнія своему старшему брату, котораго зналъ всякій житель Петербурга, въ томъ числѣ и Парховскій. Но самого князя Бориса мало кто зналъ въ нашей столицѣ, ибо онъ всю жизнь провелъ въ чужихъ краяхъ, изучая химію и ботанику, между родными считаясь за отъявленнаго чудака, о которомъ и думать не стоило, не смотря на всѣ благодѣянія отъ него полученныя. Какъ бы то ни было, вѣсть о скоромъ переселеніи князя сильно заняла и будиловскихъ и ракитинскихъ помѣщиковъ. Два вопроса были порождены этой вѣстью: что за человѣкъ князь Борисъ, и въ которой изъ двухъ усадьбъ намѣренъ онъ поселиться? Ракитинскіе жители, разумѣется, рѣшали послѣдній вопросъ единогласно въ свою пользу, тѣмъ болѣе, что въ усадьбѣ князя, находившейся посреди ихъ владѣній, имѣлся щегольской домъ, желтый и фигурный, какъ вяземскій пряникъ; между тѣмъ какъ камчадальское помѣстье украшалось истинно камчадальскимъ домомъ, угрюмымъ, тяжелымъ и полуразвалившимся. Мысль о новосельѣ, балахъ, петербургскихъ гостяхъ, славномъ женихѣ для дочекъ (князь Борисъ былъ холостъ), приводила въ упоеніе тщеславныхъ товарищей Сергѣя Львовича, а самъ онъ жаждалъ узрѣть князя, какъ друга, какъ брата, хотя въ жизнь свою не видалъ этого брата и друга. Будиловскіе дворяне были гораздо холоднѣе; они уже слишкомъ облѣнились и присмирѣли, чтобъ дорожить новымъ сосѣдомъ; со всѣмъ тѣмъ они были бы не прочь найти въ князѣ собрата съ гостепріимствомъ и вѣсомъ, способнаго хоть немного оградить ихъ отъ неутомимаго задиранія ракитинскихъ франтовъ. Какое-то смутное предчувствіе заставляло многихъ изъ нихъ произносить имя Кадницына съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ любви и надежды. И ихъ любовь, ихъ робкія надежды не пропали понапрасну, какъ мы это увидимъ въ послѣдствіи.
   Наступилъ іюнь мѣсяцъ; до слуха ближайшихъ сосѣдей кадницынской усадьбы ракитинскаго уѣзда дошла наконецъ вѣсть о прибытіи туда князя Бориса, одного, въ скромной колясочкѣ; малое число прислуги явилось ранѣе, съ обозомъ, на простыхъ телѣгахъ или телеграфахъ, какъ выражались для благозвучія въ томъ краѣ. Ревностнѣйшіе изъ почитателей чужой знатности выждали два дня, чтобы дать новому помѣщику время устроиться, а по истеченіи двухъ дней, поѣхали къ нему сами, будто невзначай, будто проѣздомъ, будто на минутку. Князь Борисъ встрѣтилъ ихъ очень ласково, покормилъ походнымъ обѣдомъ, однако ночевать у себя не оставилъ, сказавши, что хозяйство его въ безпорядкѣ, и что онъ даже не намѣренъ приводить его въ порядокъ, ибо ни усадьба, ни мѣстоположеніе ему по нравились. "Но будиловскій вашъ домъ", тутъ же замѣтилъ самый прыткій изъ сосѣдей: "совсѣмъ развалился?" -- "Я ужасно люблю развалины", сказалъ на это его сіятельство.-- "Тамъ сосѣдства нѣтъ никакого, помѣщики жить не умѣютъ, нѣтъ никакихъ развлеченій", возразили новые сосѣди. "Ахъ, я довольно развлекался въ свою жизнь", былъ отвѣтъ, сопровождавшійся и вздохомъ и улыбкою.-- "Смѣю сказать, в. с.", началъ тутъ одинъ изъ гостепріимнѣйшихъ и роскошнѣйшихъ ракитинцевъ: "что въ нашемъ краѣ балы и увеселенія едва ли уступятъ столичнымъ, по сознанію самихъ петербургскихъ жителей. Вотъ хоть бы о балахъ Сергѣя Львовича Парховскаго не разъ писали даже въ газетахъ,-- и человѣкъ онъ бывалый, женатъ на извѣстной госпожѣ Вертихвостовой!" -- "И очень у васъ веселятся"?-- спросилъ князь.-- "Да, какъ вамъ сказать? у насъ что недѣля, то пикникъ, спектакль или танцевальный вечеръ, а въ постъ дѣлаются рауты, поочередно".-- "Плохо", отвѣтилъ новый помѣщикъ, будто находя особенное наслажденіе немножко поддразнивать своихъ гостей: "значитъ, не бывать мнѣ ракитинскимъ жителемъ. Въ деревню я привыкъ ѣздить для здоровья и отдыха, а ужь коли въ мои лѣта одолѣетъ меня страсть къ раутамъ, такъ все-таки я нахожу болѣе покойнымъ искать ихъ въ Петербургѣ. Оно все какъ-то тамъ подъ рукой и разстояніе отъ дома не такое огромное". Всякій другой помѣщикъ, за подобныя дерзкія рѣчи, неминуемо подвергнулся бы остракизму отъ ракитинцевъ, но они такъ были тщеславны, что только еще болѣе полюбили князя за его отчасти сухое обращеніе. Впрочемъ, князя Бориса полюбить и оцѣнить было не трудно.
   Онъ былъ не дуренъ собою, не старъ, по большей части веселъ, хотя и слабъ здоровьемъ. Природа создала его вѣчнымъ школьникомъ, принимая это слово въ самомъ пріятномъ значеніи,-- надѣлила его оригинальной бойкостью нрава, способностью долго хранить молодость духа, способностью дѣлать людямъ добро, не требуя отъ нихъ благодарности, и подшучивать надъ ними, никогда не утомляясь. Долгое пребываніе въ германскихъ университетахъ и бродячая жизнь еще болѣе развили эту сторону его характера. Онъ воспитывался сперва въ Дерптѣ, и въ теченіи пятнадцати лѣтъ по окончаніи курса проводилъ въ этомъ городѣ хотя одинъ день въ году, въ кругу своихъ бывшихъ наставниковъ и классныхъ друзей. Списавшись съ ними и избравъ одинъ изъ такихъ дней, онъ являлся по условію съ аккуратностью графа Монте-Кристо,-- изъ Рима ли, или изъ Швейцаріи, или изъ Крыма, гдѣ имѣлась у него маленькая дачка. У князя Бориса были три страсти къ химіи, къ стариннымъ вещамъ (включая въ то число картины и статуи), да еще къ добрымъ и веселымъ людямъ всякого возраста, пола и состоянія. Безъ людей онъ не могъ жить, хотя считалъ себя строгимъ философомъ и другомъ уединенія; онъ любилъ даже дурныхъ, чванныхъ людей, ибо надъ ними, при случаѣ, можно было потѣшаться. Ракитинскіе сосѣди, съ ихъ изысканнымъ костюмомъ, съ ихъ грумами и великолѣпными экипажами, съ ихъ наивной надмѣнностью, полюбились ему не мало; онъ желалъ бы жить съ ними, но не между ними. Оригинальничать и задирать носъ князь не любилъ, а какими другими средствами можно было ему отдѣлаться отъ вторженій въ свое уединеніе, отъ приглашеній, отъ баловъ и раутовъ? Такимъ образомъ посѣщеніе сосѣдей, стремившихся очаровать князя пріятностью своего обращенія, только ускорило отъѣздъ Кадницына въ свое будиловское имѣніе.
   При началѣ пасмурнаго, но душнаго и даже бурнаго вечера прибылъ Борисъ Петровичъ къ своей дѣдовской мызѣ, во всемъ околодкѣ извѣстной подъ названіемъ сенклерскаго аббатства -- будиловскіе помѣщики еще читали госпожу Рэдклифъ,-- вотъ какова была ихъ свѣтскость. Аббатство отвсюда прикрывалось густымъ сосновымъ лѣсомъ; небольшой садъ за домомъ, когда-то устроенный и разбитый на манеръ ленотровскихъ садовъ, сдѣлался отъ времени чуть ли не хуже лѣса. Въ этомъ-то уголку, за полвѣка назадъ, на вѣкъ поселился и соорудилъ себѣ жилище прадѣдъ Кадницына, человѣкъ хорошій, но отчасти привязавшійся къ излишнему этикету, и оскорбленный въ Петербургѣ тѣмъ, что князь Потемкинъ, по разсѣянности, не позвалъ его на одинъ изъ своихъ праздниковъ. Такая, въ ужасъ повергающая исторія придала послѣднимъ годамъ старца колоритъ мрачный, свирѣпый, уныло-фантастическій.-- "Темнѣе, глуше, пустыннѣе", говаривалъ онъ архитектору, занимавшемуся отдѣлкой комнатъ, и садовнику, которому нечего было дѣлать, ибо старый князь слышать не хотѣлъ о паркахъ и другихъ вертопрашныхъ изобрѣтеніяхъ. Понятно, каковъ былъ домъ и какъ содержался онъ въ теченіе тридцати лѣтъ послѣ смерти меланхолическаго чудака. Эдгардъ Равенсвудъ, у котораго, какъ повѣдала намъ опера Лючія, имѣлись только въ старинной залѣ стулъ и столъ съ лампадою, былъ бы въ восторгѣ отъ сенклерскаго аббатства. Вѣтеръ гулялъ по пустымъ заламъ, когда князь Борисъ туда пріѣхалъ; вѣковыя сосны въ саду шумѣли и качались, отдаленный громъ гремѣлъ на горизонтѣ, а въ пустомъ домѣ тоже происходилъ громъ -- стоило только пройтись но комнатѣ, чтобъ эхо поднялось и справа и слѣва, и внизу и вверху. Слѣдовало бы, кажется, вздохнувъ, скорѣй уѣхать въ ракитинскій уѣздъ, къ дому, имѣющему видъ вяземскаго пряника; но тутъ-то и оказался молодой князь чудакомъ, совершенно достойнымъ своего дѣда. Онъ, какъ мальчикъ, бѣгалъ по звонкимъ, пустыннымъ заламъ, выбѣгалъ на дождь, къ эспланадѣ, чтобъ любоваться на форму строенія, простаивалъ по получасу около двухъ трехъ угловыхъ колоннъ, сгруппированныхъ по растрелліевски, разцаловалъ прикащика за то, что тотъ не дозволялъ себѣ сдѣлать ни одной поломки, ни одной поправки, и наконецъ объявилъ ему, что подобнаго дома можетъ быть теперь не отыщешь и во всемъ Петербургѣ. Узнавши, что на чердакахъ и въ сухихъ флигеляхъ хранится старая мебель, картины и всякій хламъ,-- за которымъ гнаться не стоило, по мнѣнію прислуги,-- князь Борисъ едва не запрыгалъ отъ радости.-- "Какой я дуракъ! какой я дуракъ!" сказалъ онъ во всеуслышаніе. Утромъ началась переноска этой старины, подъ надзоромъ самого хозяина, едва, вѣрившаго глазамъ, готоваго расплакаться отъ восторга. Все яркое, легонькое, крашеное, пестрое и металлическое, конечно, было разтащено еще за четверть столѣтія назадъ; все массивное, темное, стильное, рѣдкое и недоступное пониманію черни, осталось во всемъ блескѣ, получая еще особый, почтенный оттѣнокъ отъ своего заточенія въ чердакахъ и сараяхъ. Разные шкапы изъ цѣльнаго дуба во всю комнату, зеркальныя рамы изумительной работы, старыя саксонскія группы, три-четыре картины отличныхъ художниковъ, полдюжины пудреныхъ красавицъ въ овальныхъ рамахъ, баулы изъ слоновой кости, ящики старыхъ книгъ и фамильныхъ рукописей, мебель увѣсистая и черная, но какой купить было нельзя ни за какія деньги, нѣсколько мраморныхъ фигуръ и множество мраморныхъ столиковъ, инкрустированныхъ бауловъ, одни за другими появлялись въ старыхъ залахъ съ огромными печами, на которыхъ каждый изразецъ представлялъ изъ себя картину, голубымъ колеромъ на бѣломъ полѣ. "Вотъ какъ жили при Аскольдѣ!" напѣвалъ князь Борисъ Петровичъ, взирая на все это богатство и со смѣхомъ помышляя о петербургской квартирѣ своего брата, на уборку которой ежегодно ассигновались суммы, которыя и назвать страшно. "И никто изъ нашего семейства не зналъ о существованіи всей этой благодати,-- никто не заглядывалъ сюда десятки лѣтъ,-- и мы могли лишиться всего этого, не понимая сами чего мы лишаемся. Конечно, будиловскій уѣздъ отнынѣ будетъ моей Ѳиваидой. Здѣсь я стану жить по возможности счастливо, здѣсь я умру, можетъ быть до смерти сдѣлавши что-нибудь доброе и полезное".
   Для князя Бориса задумать, значило совершить половину исполненія, рѣшись дѣлать добро и приносить пользу своимъ подчиненнымъ; онъ тотчасъ же потребовалъ къ себѣ главнаго управляющаго нѣмца, прикащиковъ и старостъ, какъ говорилось по будиловски, на "цугундеръ". Открылись многія упущенія, притѣсненія, умничанья, и все со стороны управителя, который и былъ къ вечеру отставленъ, а на утро получилъ приказъ тотчасъ же очистить помѣщеніе, взявши съ собой супругу, домочадцевъ, всю рухлядь и двухъ гувернантокъ,-- такъ роскошно жилъ этотъ агрономъ изъ своего небольшаго жалованья. Съ гнѣвомъ оставилъ нѣмецъ теплое пристанище, всюду по дорогѣ разсказывая ужасы про молодого князя, называя его полоумнымъ, но злоязычіе его не вело ни къ чему: всѣ будиловцы громко оправдали поступокъ новаго помѣщика. Князь сошелся съ ними, и хотя поспѣшилъ отдать визитъ первымъ своимъ ракитинскимъ посѣтителямъ, но его сердце торжественно перешло на сторону своихъ, будиловскихъ, незаносчивыхъ товарищей. Даже ихъ безконечные разсказы о недостойныхъ задираніяхъ ракитинскаго дворянства онъ слушалъ не только что съ участіемъ, но съ сосредоточенною досадой, съ благороднымъ негодованіемъ. И скоро, къ ужасу египетскихъ щеголей сдѣлалось внѣ всякаго сомнѣнія то, что князь Борисъ Петровичъ Кадницынъ сдружился съ камчадалами, угощаетъ ихъ предводителя и знать не хочетъ ракитинскихъ жантильомовъ. Всѣ ахнули и пожали плечами, кромѣ Сергѣя Львовича Парховскаго, важно понюхавшаго табаку рапе изъ драгоцѣнной табакерки и сказавшаго потупясь: "это что-нибудь не такъ -- завтра я самъ у него побываю."
   

III.

   Дѣло въ томъ, что черезъ три дни имѣло быть рожденіе единственной дочери ракитинскаго Монте-Кристо, Ольги Сергѣевны, вслѣдствіе чего дѣлались приготовленія къ балу, на который требовалось пригласить князя Кадницына, во чтобъ то ни стало. Гости важные и считавшіе себѣ за удовольствіе бывать въ домѣ Парховскихъ, могли почти всѣ провалиться сквозь землю, не огорчивъ этимъ нашего полковника; ему хотѣлось другихъ гостей, хотя бы малознакомыхъ и вовсе чужихъ, но чисто петербургскихъ. Семействъ пять должно было пріѣхать изъ столицы, благодаря хорошему сообщенію; за изящною молодежью дѣло также не могло остановиться; но требовалось скорѣе завербовать чудака Калницына, ослѣпить его, завоевать и переманить на свою сторону. Къ счастью, предлогъ отыскивался превосходный; въ двадцати верстахъ за Екатерининскимъ, такъ называлась будиловская усадьба князя Бориса, продавалась пустошь съ строевымъ лѣсомъ, которую, впрочемъ, покупать Сергѣй Львовичъ не сталъ бы, да и не имѣлъ на что. Но это еще но великая бѣда: сила вся находилась въ томъ, чтобъ не пріѣхать къ новому сосѣду съ потерей собственнаго достоинства. И такъ, Парховскій взялъ съ собой полѣсовщика въ свѣтло-зеленомъ кафтанѣ, письмоводителя, еще кое-кого, и въ двухъ экипажахъ пустился въ путь, сопровождаемый пламенными обѣтами жены и дочери.
   День, выбранный нашимъ тщеславнымъ дипломатомъ, былъ днемъ истинно прекраснымъ и счастливымъ. Съ самого утра Борись Петровичъ чувствовалъ себя какъ нельзя лучше, возился съ рѣдкостями, а за обѣдомъ угощалъ у себя скромнаго молодого офицера, стоявшаго въ его имѣніи со своей ротой.
   Бесѣда вдвоемъ тянулась, тянулась и могла протянуться до поздней ночи, когда ливрейный лакей исполинскаго роста подошелъ къ пріятелямъ, весь сіяя въ позументахъ, красномъ сукнѣ и гербовыхъ пуговицахъ. "Его превосходительство Сергѣй Львовичъ Парховскій", началъ онъ, красиво ставши противъ князя: "свидѣтельствуетъ свое почтеніе вашему сіятельству и покорнѣйше пролитъ дозволенія отдохнуть на мызѣ. Они изволятъ ѣхать по пути, въ березинскій лѣсъ". Словоохотный меркурій добавилъ еще что-то въ такомъ же величественномъ тонѣ; но его краснорѣчію положилъ предѣлъ самъ князь Борисъ, взявшійся за фуражку и обязательно направившійся своею особой на встрѣчу новому посѣтителю.
   Парадная коляска и дорожный дормезъ отставного полковника стояли недоѣзжая сада, шагахъ въ ста пятидесяти отъ эспланады аббатства. Зная тонкости жизни, Сергѣй Львовичъ ни зачто въ свѣтѣ не остановился бы вблизи воротъ: это значило бы напрашиваться въ гости. Результатомъ такой щекотливости вышло то, что князь Борисъ долженъ былъ сломать порядочный путь по пыльной дорогѣ, къ голубымъ и гербами украшеннымъ экипажамъ Парховскаго. Въ замѣнъ того и Парховскій, видя хозяина направляющимся по пыли въ его сторону выскочилъ изъ экипажа, пошелъ огромными шагами, чтобъ его встрѣтить, и запыхался. Хотя такимъ образомъ вождѣленная встрѣча произошла на самомъ неудобномъ мѣстѣ, но она могла назваться радостною и дружественною. Полковникъ получилъ много благодарностей за счастливую свою мысль, вмѣстѣ съ приглашеніемъ пить чай, ночевать, кормить лошадей и такъ далѣе.
   Новые знакомцы, въ сопровожденіи штабсъ-капитана Ильина, уже представленнаго Сергѣю Львовичу, вошли въ сенклерское аббатство, внутренность котораго была уже по возможности приведена въ тотъ самый видъ, какой имѣла она въ эпоху Великой Государыни, при старомъ князѣ. Парховскій, зоркимъ окомъ оглядѣвъ комнаты, почувствовалъ на душѣ великую тягость, отъ чего уже отлетѣла надежда черезъ нѣсколько дней удивить и поразить князя Бориса великолѣпіемъ своей мызы. Въ юности своей посѣщая два или три петербургскія семейства, въ которыхъ еще сохранилось пониманіе артистической обстановки жизни, полковникъ не могъ уже считать Кадницына чудакомъ безъ вкуса, а палаццо его глупой руиной. Онъ понялъ и слишкомъ поздно понялъ на сколько пустая зала съ какимъ-нибудь вѣковымъ шкапомъ въ углу и картиной великаго мастера на стѣнѣ -- выше и прекраснѣе цѣлой анфилады модныхъ покоевъ, уставленныхъ издѣліями чародѣя-Гамбса. Вся эта благородная роскошь посреди ненавистнаго будиловскаго края наполнила его сердце нѣкоторою ненавистью къ князю, ненавистью, еще не успѣвшей развиться и хорошо скрытою. Тѣмъ не менѣе, какъ читатель догадывается, Сергѣй Львовичъ велъ съ своимъ хозяиномъ бесѣду дружескую, занимательную, поужиналъ у него, и собираясь продолжать путь, сообщилъ князю Борису, что надѣется имѣть крайнее удовольствіе видѣть его у себя въ началѣ той недѣли, по случаю маленькаго домашняго праздника, въ день рожденія своей Олиньки.
   Князь помолчалъ съ минуту, ожидая, что гость, по общему обычаю, вслѣдъ за этимъ пригласитъ и молодого офицера, съ которымъ они провели вечеръ; но Сергѣй Львовичъ, повидимому, не любилъ пѣхоты и небогатыхъ сыновъ Марса. Онъ не прибавилъ ничего къ своему приглашенію, почему и получилъ отвѣтъ двусмысленный.
   -- У меня теперь дорогой гость, вымолвилъ князь Борисъ, наклонивъ голову къ сторонѣ ротнаго командира: -- и я не позволю себѣ оставить его одного въ пустомъ домѣ. Слава Сергѣя Львовича, какъ родственнаго хлѣбосола, такъ велика, что онъ, вѣроятно, самъ меня извинитъ и оправдаетъ.
   -- Я только-что думалъ сейчасъ же просить господина офицера удостоить мой семейный праздникъ своимъ присутствіемъ,-- возразилъ Парховскій, улыбаясь самымъ невинно-обязательнымъ образомъ.
   -- Онъ ловокъ, однако, подумалъ князь Борисъ, между тѣмъ, какъ его молодой гость, не подозрѣвая ничего страннаго въ градѣ любезностей, на него посыпавшихся, съ удовольствіемъ принялъ приглашеніе, и вмѣстѣ съ Кадницынымъ проводилъ полковника до коляски.
   -- Берегите свое сердце, влюбчивый молодой человѣкъ, сказалъ князь Борисъ офицеру, возвращаясь во свояси:-- я слыхалъ, что дочка Сергѣя Львовича хороша собой, да еще и кокетка, какихъ мало на свѣтѣ. Эта неважная фраза, сказанная юношѣ съ горячей кровью и расположенному къ немалой мечтательности, сдѣлала то, что ротный командиръ всю ночь мечталъ о таинственной Ольгѣ Сергѣевнѣ, и когда пришелъ вожделѣнный день, сѣлъ въ экипажъ Кадницына съ сильнымъ трепетаніемъ сердца.
   Штабсъ-капитанъ Павелъ Ильичъ Ильинъ несомнѣнно былъ человѣкомъ очень хорошимъ, а офицеромъ превосходнымъ. Рота его находилась въ порядкѣ и любила своего начальника; ибо самъ командиръ не только любилъ и берегъ солдатъ, но понималъ солдата и умѣлъ обращаться съ солдатомъ. Въ корпусѣ онъ былъ неиизъ первыхъ учениковъ, не взирая на свои быстрыя способности,-- эти способности всегда были съ какимъ-то упрямствомъ устремлены къ практикѣ, а не къ теоріи. Въ частной своей жизни юноша велъ себя тихо и просто и немного застѣнчиво, какъ большая часть дѣльной молодежи въ его лѣта; способность имѣлъ влюбляться въ барышень и не разъ получалъ отъ нихъ ленточки или цвѣтки, засушенные въ книгѣ; наружность его могла нравиться и съ лѣтами имѣла дѣлаться характернѣе. Состоянія не имѣлъ Павелъ Ильичъ тоже никакого, ибо маленькое отдаленное имѣніе, которымъ правилъ дядя, и правилъ для своего собственнаго увеселенія, не могло назваться состояніемъ.
   И такъ, въ Ольгинъ день, кажется въ іюлѣ мѣсяцѣ, князь Борисъ съ своимъ гостемъ, за часъ до обѣда, увидѣлъ среди моря зелени на полянѣ и холмахъ, готическія башни мызы Парховскаго. Празднику предстояло начаться "обѣденнымъ столомъ", и наши путешественники, переодѣвшись понаряднѣе, гдѣ-то на постояломъ дворѣ, торопились ѣхать, думая, что явятся послѣдними. Къ изумленію, въ залахъ не было видно приготовленія къ обѣду, и гости далеко не всѣ собрались. Назначая часъ обѣда въ четыре, Сергѣй Львовичъ просто щелкалъ языкомъ безъ надобности; ему не вѣрилъ никто, зная, что у Парховскихъ садятся за столъ, по примѣру лорда Пальмерстона и иныхъ лордовъ, между шестью и семью часами. Но этотъ ранній пріѣздъ далъ гостямъ средство поближе ознакомиться съ семействомъ амфитріона, то есть съ супругой его, урожденной Вертихвостовой, и дочерью, виновницей банкета. Предводительша не представляла взору ничего интереснаго: она была дурна, черна, толста и такъ погружена въ свое собственное величіе, что, кажется, еслибъ къ ней пріѣхала въ гости сама королева Викторія, тонъ хозяйки остался бы по прежнему величавымъ, гордо-сухимъ и покровительственнымъ. Для этой женщины все было кончено и она видимо превращалась въ окаменелость.
   Другаго рода особой являлась Ольга Сергѣевна, высокая и худенькая брюнетка лѣтъ двадцати двухъ, уже отказавшая, по крайней мѣрѣ, двадцати двумъ женихамъ. Красотой она не отличалась, но имѣла миловидность, прекрасные глаза и зубы, грацію движеній и по всей фигурѣ что-то шаловливое, коварное и способное увлечь самого благоразумнаго человѣка. У ней былъ дурной цвѣтъ лица, отъ матери, что ее, однако, не совсѣмъ портило и при случаѣ могло нравиться. Ея поведеніе съ гостями выказывало умъ и тактъ, и, можетъ быть, желаніе понравиться князю Борису: съ Кадницынымъ она была проста, смѣла, но не разговорчива, гораздо болѣе разговаривая -- и ласково разговаривая -- съ молодымъ его товарищемъ, видимо поставляя себѣ въ особенную честь занять человѣка, обязаннаго вести жизнь уединенную и рѣдко имѣющаго случай пользоваться веселостями свѣта.
   Банкетъ начался не въ шесть и не въ семь часовъ, а въ половинѣ осьмого, въ залѣ, отдѣланной подъ бѣлый мраморъ, съ хорами, на которыхъ помѣщались два оркестра музыки. Музыка, какъ иногда бываетъ на обѣдахъ, играла, совершенно напрасно, разныя попури изъ оперъ; вмѣсто этихъ трудныхъ піесъ она могла бы наигрывать себѣ казачка и никто бы того не замѣтилъ. Но обѣдъ удался отлично и въ залѣ не имѣлось духоты, не смотря на многочисленную публику: у открытыхъ оконъ стояли вазы со льдомъ, и два переносныхъ фонтана, укрывшихся за цвѣтами, било въ двухъ углахъ столовой. Взыскательнѣйшій гастрономъ, нахальнѣйшій денди и даже насмѣшливѣйшій школьникъ, въ родѣ князя Бориса, не нашли бы во всемъ собраніи, во всѣхъ подробностяхъ пира, ни одной черты мизерной или неизящной. Всѣ фраки скроилъ Буту, модный портной того времени; дамскіе уборы пришли изъ мастерскихъ Сихлеръ и Гюмери; стерляди для ухи и маленькія птички къ жаркому прибыли изъ Петербурга на почтовыхъ. Свѣтскому шутнику на этомъ пирѣ работы не оказывалось, его самого бы перецыганили, унизили и закололи до смерти мегкими эпиграммами на французскомъ языкѣ, совершенно не французскомъ, ровно на столько же, на сколько и петербургскій французскій языкъ не принадлежитъ къ обыкновенному французскому языку. Въ довершеніе всей пышности, за стуломъ хозяйки стояли, ничего не дѣлая, два арапа, предметъ великой гордости супруговъ Парховскихъ. На одного изъ этихъ араповъ князь Борисъ, сидѣвшій вблизи хозяйки, нѣсколько разъ бросалъ внимательный взглядъ, и всякій разъ, при такомъ взглядѣ, черный сынъ африканскихъ степей будто конфузился и блѣднѣлъ, не смотря на свою смуглую кожу.
   Когда пиршество кончилось и вся публика вышла на балконъ пить кофе, князь Борисъ Петровичъ нарочно пріостановился въ амбразурѣ окна, и убѣдись, что никто изъ оставшихся на него не обращаетъ вниманія, кивнулъ пальцемъ арапу и тотъ подошелъ къ нему съ прежними знаками тревоги и даже ужаса. Но въ эту минуту Сергѣй Львовичъ, примѣтивши что одного изъ почтеннѣйшихъ посѣтителей на балконѣ недоставало, пришелъ въ столовую за княземъ. Примѣтивъ хозяина, князь выразительнымъ жестомъ попросилъ и его подойдти но ближе.
   -- Извините, Сергѣй Львовичъ, сказалъ онъ ему тихимъ голосомъ: -- извините, что я на минуту оторву васъ отъ хозяйскихъ заботъ; но дѣло, какъ вы увидите, встрѣтилось довольно важное. Откуда взяли вы этого эфіопа? и онъ указалъ на стоявшаго передъ ними служителя.
   -- Я просилъ, отвѣчалъ Парховскій съ самодовольною небрежностью: -- я просилъ моего шурина, графа Илью, выслать мнѣ двухъ араповъ...
   -- Про другого я ничего не знаю, перебилъ Кадницынъ: -- но этотъ африканецъ, смѣю увѣрить, такой же арапъ, какъ напримѣръ мы съ вами. Имя его Ефремъ Чупинъ, онъ служилъ у меня кучеромъ и бѣжалъ, обокравши всю мою холостую квартиру.
   Конечно, сообщая это открытіе, князь Борисъ, кромѣ весьма понятнаго желанія предостеречь хозяина, не имѣлъ въ виду никакихъ злыхъ умысловъ; но, тѣмъ не менѣе, исторія плуга, превратившагося въ арапа и попавшаго на богатое содержаніе въ услуженіе къ тщеславнѣйшему изъ чтителей роскоши, дала порядочную пищу всѣмъ насмѣшливымъ побужденіямъ. Продѣлка не могла долго оставаться въ тайнѣ, тѣмъ болѣе, что арапа взяли тотчасъ же и открыли его европейское происхожденіе. Въ домѣ стали шушукаться, и многіе изъ гостей, особенно завидовавшихъ роскоши полковника, сочли долгомъ почесать языки на его счетъ. Парховскій чувствовалъ себя оскорбленнымъ, униженнымъ, злобнымъ, какъ левъ, которому модный портной отказалъ въ кредитѣ передъ лицомъ постороннихъ. Долго дулся онъ и подозрѣвалъ князя Бориса въ злонамѣренности, а потому не могъ очень заботиться о балѣ и оживлять гостей своимъ примѣромъ.
   

IV.

   Однако всѣ почти гости нашли балъ очаровательнымъ, особенно молодежь, особенно ротный командиръ, совершенно увлеченный, обласканный и очарованный героиней праздника. Молодой человѣкъ переживалъ ту пору, когда юношѣ надо веселиться во чтобы то ни стало, когда скромнѣйшему изъ медвѣдей по временамъ грезятся валтасаровскіе пиры на волшебной мѣстности, при сіяніи безчисленныхъ огней, посреди разныхъ кіосковъ и ротондъ небывалаго великолѣпія. Обычная греза молодого воображенія въ сказанный вечеръ была дѣйствительностью для Павла Ильича; тысячи китайскихъ фонарей и десятки огненныхъ щитовъ озаряли сады и паркъ; на разныхъ площадяхъ вспыхивали бенгальскіе огни; танцы происходили на свѣжемъ воздухѣ, между цвѣтовъ, въ павильонѣ, нарочно на этотъ вечеръ сдѣланномъ; на озерѣ играла духовая музыка и въ воду глядѣлись башни помѣщичьяго палаццо, унизаннаго шкаликами и плошками. Посреди всего этого великолѣпія и веселой толпы, молодая хозяйка казалась не женщиной, а феей, и благодѣтельной феей молодого офицера. Съ нимъ она танцовала безпрестанно, съ нимъ бродила въ минуты отдыха по террасѣ, спускавшейся къ озеру, ему одному оказывала лестное и замѣтное предпочтеніе. Очень можетъ быть, что красивый молодой человѣкъ просто пришелся по вкусу Ольгѣ Сергѣевнѣ; очень вѣроятно, что лаская его, она дразнила своихъ записныхъ поклонниковъ; но возможнѣе всего намъ кажется -- соединеніе этихъ обоихъ побужденій. Штабсъ-капитанъ влюбился безъ малѣйшаго сопротивленія; его атаковали слишкомъ сильно и слишкомъ безжалостно. Даже за ужиномъ, по поводу какого-то спора о неравныхъ бракахъ, Ольга Сергѣевна закинула своему избраннику вечера такое словцо: "какъ поступили-бы вы, еслибъ вамъ пришлось понравиться женщинѣ, несравненно высшей васъ по общественному положенію?" На этотъ запросъ молодой человѣкъ отвѣтилъ безъ запинки, спросясь у своего сердца: "въ дѣлахъ любви я не признаю никакихъ общественныхъ положеній, а женщина, способная думать о такихъ различіяхъ, или не любитъ, или не можетъ нравиться". Ни одинъ изъ поклонниковъ опытной дѣвицы не былъ въ состояніи отвѣтить такъ скромно и вмѣстѣ твердо. Ольга Сергѣевна поняла, что, по словамъ Печорина, "и подъ армейскою пуговицею бьется отличное сердце",-- а вслѣдъ за тѣмъ на разсвѣтѣ почувствовала къ молодому человѣку привязанность, какой давно уже никъ кому не испытывала.
   Князь Борисъ Петровичъ, переночевавши подъ какимъ-то балдахиномъ и проснувшись съ головной болью отъ вчерашняго шума, предложилъ своему товарищу проститься съ хозяиномъ и уѣхать; но Павелъ Ильичъ попросилъ его передать письмо къ старшему изъ субалтернъ-офицеровъ, говоря, что получилъ нѣсколько приглашеній отъ сосѣднихъ помѣщиковъ и желаетъ прожить съ недѣлю въ ракитинскомъ уѣздѣ. Недѣля, за тѣмъ другая и третья прошли очень быстро для Ольги Сергѣевны, подобно одному мгновенію для Ильина, и довольно медленно для князя, успѣвшаго освоиться съ своимъ военнымъ постояльцемъ и полюбить его отъ души. Но прошествіи трехъ недѣль, ротный командиръ вернулся, и кое-какъ покончивши нужнѣйшія дѣла въ одни сутки, опять уѣхалъ въ ракитинскій уѣздъ, прямо къ Парховскому, окоторомъ отзывался какъ о гостепріимнѣйшемъ и добрѣйшемъ человѣкѣ, подверженномъ періодическимъ карманнымъ болѣзнямъ, вслѣдствіе своей необузданной "женерозности".-- "Чтожъ?" подумалъ Кадницынъ, со вздохомъ отпуская юношу, на своихъ лошадяхъ: "хоть и трудно ожидать такой развязки, а все таки, если Сергѣй Львовичъ выдастъ свою дочь за Ильина, онъ спасетъ отъ бѣды и себя и свое состояніе. Такой дѣльный зять стоитъ тысячи заложенныхъ душъ, а молодой человѣкъ, державшій свою роту въ блистательномъ состояніи, съумѣетъ подтянуть разшатавшіяся дѣла помѣщика. Дай Богъ счастья Павлу Ильичу, хоть и не знаю, желать ли ему такого счастья".
   Прошло опять нѣсколько времени, Павелъ Ильичъ опять возвратился въ Екатерининское и, явившись къ князю Борису, котораго засталъ въ кругу будиловскихъ сосѣдей, вмѣстѣ съ нимъ потѣшавшихся исторіей крашенаго арапа, сказалъ хозяину, что желаеть поговорить съ нимъ наединѣ, и какъ можно скорѣе.
   О результатѣ и о предметѣ совѣщанія читатель, безъ сомнѣнія, догадывается. Павелъ Ильичъ, признавшись въ своей безграничной любви къ дочери ракитинскаго помѣщика и давши замѣтить, что дѣвицѣ онъ болѣе чѣмъ непротивенъ, пришолъ совѣтоваться на счетъ мѣръ къ увѣнчанію своего пламени самымъ законнымъ, скорѣйшимъ и благоразумнѣйшимъ способомъ.-- "Знаютъ ли родители?" спросилъ Борисъ Петровичъ. Ему было сказано, что Парховскій, повидимому, догадывается и не сердится; что жена его, но словамъ дочери, никогда не поперечила видамъ и желаніямъ Ольги Сергѣевны.-- Стало быть Ольга на вашей сторонѣ совершенно? продолжалъ Кадницынъ.
   -- Мнѣ кажется, что ни одной дѣвушкѣ я не имѣлъ счастья нравиться болѣе, отвѣтилъ офицеръ покраснѣвши.
   -- Но гарантіи, доказательства, явное разрѣшеніе просить у родителей ея руку?
   -- Ольга Сергѣевна говоритъ, что для нея законъ сердца -- все; что она увѣрена въ силѣ своей привязанности; что, по ея мнѣнію, любовь сама по себѣ сильнѣй всѣхъ препятствій.
   -- Но желаетъ ли она быть женой вашею, жить вашими средствами, если ей не дадутъ приданаго?
   -- Она столько разъ говорила, что ей надоѣли блескъ и пышность!
   -- Наконецъ умѣетъ ли она жить тихо, холодна ли она къ роскоши?
   -- Она столько разъ отказывала богатымъ женихамъ!
   -- Чтожь она дѣлаетъ съ своей стороны: двигаетъ ли дѣло, подготовила ли отца съ матерью къ вашему предложенію?
   -- Она призналась, что боится отца.
   -- Чортъ знаетъ! не удержавшись проговорилъ князь Борисъ: -- то есть вся отвѣтственность на вашей шеѣ; и потомъ поуспокоясь прибавилъ:-- а впрочемъ можетъ быть оно такъ и дѣлается въ ракитинскомъ уѣздѣ: я плохой судья, я отвыкъ отъ новыхъ обычаевъ. Слушайте, добрый мой Павелъ Ильичъ, снова началъ онъ, дружески пожавъ руку молодого человѣка: -- я васъ люблю отъ всего сердца, да еслибъ и не любилъ, то обязанъ былъ бы чувствовать къ вамъ благодарность. Мнѣ было писано, когда я еще не жилъ въ деревнѣ, что ваша рота и вы сами спасли все село отъ пожара, и я не забуду этой заслуги; я очень хорошо это знаю, что значитъ пожаръ для мужика и для помѣщика. Все это я говорю для большаго убѣжденія насъ въ чистотѣ моихъ намѣреній. И такъ, вы спрашиваете меня какъ дѣйствовать. Мое мнѣніе не многосложно -- прямо свататься я вамъ не совѣтую: я думаю, что Сергѣй Львовичъ до сихъ поръ еще прочитъ дочь великому Моголу, и при его тщеславіи, заносчивости, объясненіе можетъ кончиться ссорой. Лучше всего выскажите отцу чувства нашей привязанности къ его дочери, дайте слегка замѣтить, что и она васъ любитъ, весь этотъ прологъ продекламируйте поскорѣе, и поосторожнѣе, а затѣмъ приступите къ цѣли всей экспедиціи. Просите только дозволенія ждать, надѣяться, видѣться съ дочкой при родителяхъ, и наконецъ скажите, что въ нашей службѣ скоро произойдетъ выгодная перемѣна. Этимъ вы смягчите чудака, во-время введете въ дѣло свою союзницу, его дочь,-- и на случай надобности, откроете себѣ путь честнаго отступленія. Чуть получите вы удовлетворительный отзывъ, увѣдомьте меня, и я постараюсь выхлопотать вамъ мѣсто въ Петербургѣ, о которомъ мы недавно говорили... Тутъ молодой человѣкъ, со слезами на глазахъ, пожалъ руку князю.
   -- А знаете ли, Павелъ Ильичъ, тутъ сказалъ Борисъ Петровичъ:-- я могу избавить васъ отъ труда и личныхъ объясненій съ Сергѣемъ Львовичемъ. Мнѣ почему-то не хочется пускать насъ къ нему. Вы не любите говорить много и слишкомъ влюблены для того, чтобъ быть краснорѣчивымъ. Пустите меня сватомъ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ ротный командиръ, почему-то самъ сознавая всю опасность объясненій съ Парховскимъ: -- я хорошо понимаю съ кѣмъ буду имѣть дѣло и не сдамъ никому за себя отвѣтственности. Прощайте, добрый князь, и пусть наградитъ васъ Богъ за все, что вы мнѣ сказали.
   Казалось, дѣла шли самымъ благоприличнымъ, установленнымъ путемъ, и особенныхъ катастрофъ опасаться было нечего. Какъ вдругъ до князя Бориса, стороной, дошли слухи, самые изумительные. Весь ракитинскій уѣздъ полонъ былъ громомъ проклятій на Ильина, несчастнаго мальчишку, рѣшившагося на дѣло баснословной дерзости -- мальчишку, предложившаго свою руку дѣвицѣ Ольгѣ Сергѣевнѣ Парховской! На утреннемъ собраніи у судьи, въ присутствіи дворянъ осьми съ дочерьми и жонами, Сергѣй Львовичъ громогласно объявилъ о позорѣ, павшемъ на ихъ семейство, о своей женѣ, которой два раза пускали кровь, о бѣдной Олинькѣ, занемогшей вслѣдствіе того, что ея простое вниманіе къ нищему перетолковали въ такую ужасную сторону, наконецъ о необъятной дерзости штабсъ-капитана, отплатившаго такимъ вѣроломствомъ за все гостепріимство супруговъ Парховскихъ.-- "Вотъ, господа -- говорилъ оскорбленный хозяинъ (и рѣчи эти передались Кадницыну во всей подробности уѣздными стенографами своего рода) -- вотъ господа, до чего доводитъ насъ наше гостепріимство и снисхожденіе. Приглашайте къ себѣ бѣдныхъ молодыхъ людей, для того, чтобъ они оскорбляли честь вашихъ семействъ! Позвольте себѣ обходиться съ ними какъ съ ровней, для того, чтобъ они сватались къ вашимъ дочерямъ и оскорбляли ихъ въ случаѣ отказа. Еслибъ не мои сѣдые волосы и не мое званіе, я съумѣлъ бы розыскать, кто набилъ Ильину въ голову его претензіи, кто избаловалъ его своимъ вниманіемъ, кто научилъ его поднятъ глаза до моей дочери! Это будиловская штука, это происки будиловской политики!" Весь уѣздъ раздѣлялъ негодованіе Сергѣя Львовича, весь уѣздъ пылалъ гнѣвомъ; во всѣхъ домахъ велѣно было не пускать Ильина въ переднюю; при одномъ его имени дѣвицы блѣднѣли. Въ теченіе двухъ недѣль вереницы экипажей тянулись изъ разныхъ усадьбъ къ дому Парховскаго: помѣщицы являлись освѣдомляться о здоровьи княгини (не извѣстно почему жену Сергѣя Львовича всѣ звали княгиней), о здоровьи Ольги Сергѣевны, и тѣмъ неоспоримо доказали спою готовность смыть, съ помощью вниманія, пятно, положенное послѣднимъ сватовствомъ на честь первой красавицы всего края. "Чудныя дѣла совершаются на свѣтѣ, думалъ князь Борисъ Петровичъ, шагая по своимъ звонкимъ заламъ: изъ за чего же нибудь да злится этотъ народъ? Ужъ не открыто ли, что Ильинъ -- арапъ, выкрашенный бѣлой краскою, или не женатъ ли онъ на двухъ жонахъ, или не погрозился ли застрѣлить Сергѣя Львовича въ случаѣ отказа? Не можетъ быть, однако, чтобъ причиной этого неистовства было простое предложеніе своей руки, да и то еще съ просьбой о срокѣ и съ другими извиняющими обстоятельствами".
   Но съ появленіемъ Павла Ильина, наконецъ вернувшагося въ Екатерининское, всѣ сомнѣнія рушились. Молодой человѣкъ пришелъ къ князю блѣдный, худой, оскорбленный до глубины души, но спокойный, говорилъ не увлекаясь, съ обычнымъ своимъ чистосердечіемъ. Просьбу свою онъ передалъ Парховскому такъ, какъ было условлено съ княземъ: Сергѣй Львовичъ при первыхъ словахъ посинѣлъ какъ носъ у индѣйскаго пѣтуха, подпрыгнулъ на креслѣ, но только запыхтѣлъ, и, не мѣшая молодому человѣку, продолжалъ слушать. Молчаніе онъ нарушилъ только при вѣжливомъ и приличномъ намекѣ ротнаго командира о чувствахъ Ольги Сергѣевны. Тутъ произошла сцена, которую разсказывать противно, тутъ полковникъ разразился потокомъ обидъ, "которыхъ -- сказалъ Ильинъ, тяжело переводя духъ -- не можетъ снести человѣкъ благородный". Но, помня въ Парховскомъ отца любимой дѣвушки, юноша только замѣтилъ ему, что никогда, нигдѣ и ни въ какой странѣ брачное предложеніе не считалось обидой для дѣвицы, и затѣмъ перенесъ все. Оставивъ домъ предводителя, Ильинъ далъ себѣ слово проститься съ Ольгой Сергѣевной и утѣшить себя, узнавши ея мнѣніе о всемъ случившемся. Онъ поселился у полѣсовщика, невдалекѣ отъ парка, и нѣсколько разъ видалъ свою возлюбленную, но она ни разу не удостоила его словомъ. Ни печали, ни измѣненія въ ея чертахъ не оказывалось. Наконецъ, когда кокетка поняла, что надо чѣмъ же нибудь кончить, она пришла на край парка, имѣя въ нѣкоторомъ отдаленіи двухъ довѣренныхъ дѣвушекъ, и сказала недавнему своему другу: "Человѣкъ, передающій другимъ слова и рѣчи, сказанныя ему женщиной въ минуты откровенности дружеской, не стоитъ и не можетъ стоить привязанности!" Тутъ Ольга Сергѣевна отвернулась, и отерши слезу, которой не было, проворно ушла къ своему прикрытію.
   -- Писала ли она къ вамъ когда нибудь, есть ли у васъ въ рукахъ какой-нибудь памятникъ вашей прошлой привязанности? вскричалъ князь Борисъ.
   -- Она не отвѣчала на мои письма, даже во время нашихъ близкихъ сношеній, былъ отвѣтъ.
   -- А! теперь я вижу ее насквозь! сказалъ Кадницынъ, съ прибавленіемъ энергическаго восклицанія.
   -- Милый мой Павелъ Ильичъ,-- продолжалъ онъ, умѣряя злобу, всегда вскипавшую въ его сердцѣ при разсказѣ о событіяхъ особенно подлыхъ и неблагородныхъ:-- вы теперь сами видите, какая это женщина, и я долженъ признаться, что такія испорченныя, вредныя женщины не часто попадаются даже въ самомъ испорченномъ обществѣ. Ольга (чорть ее возьми, не хочу называть ее даже Сергѣевной) играла вами, какъ игрушкой. Это еще побѣда, это бываетъ часто. Но замѣтьте, другія женщины, позволяя себѣ такія забавы, всегда чѣмъ нибудь рискуютъ, всегда болѣе или менѣе увлекаются, всегда могутъ зарваться въ игрѣ, или, наконецъ, подвергаются опасности быть наказанными, оклеветанными въ свѣтѣ. Ничего этого не могло быть съ молодой Парховской. Она не рисковала ничѣмъ, не опасалась ничего, не подвергалась ничему; для окончанія ея исторіи съ вами у ней всегда имѣлось подъ рукой средство; гнѣвъ отца, который скорѣе умретъ, чѣмъ допуститъ бракъ, по его мнѣнію неровный. Понимаете ли вы теперь всю ядовитость, всю дурную сторону женщины, для которой нужно бы придумать другое, особенное имя? Въ тотъ день, какъ ея прихоть и бѣшеное тщеславіе побудили ее завлечь васъ, прицѣпить васъ къ себѣ, высосать изъ васъ кровь и любовь, въ ея головѣ уже имѣлся планъ развязки; она могла отдѣлаться отъ васъ по произволу, по первой прихоти. Ясно ли вамъ теперь, почему вы не имѣете въ рукахъ строки, писанной ея рукою, ея платка, ея ленточки, однимъ словомъ всей этой дряни, которую женщины разбрасываютъ по инстинкту, будто говоря; "ты видишь, что я откровенна, ты видишь, что я тебѣ вѣрю?" И ежели вы, послѣ этого, еще можете питать къ вашей бывшей очаровательницѣ хотя искру нѣжности и любви, то я -- извините меня -- начну чувствовать къ вамъ самимъ нѣкоторое презрѣніи.
   -- Ежели я еще и храню къ этой дѣвушкѣ какое-нибудь чувство, возразилъ на этомъ мѣстѣ оскорбленный юноша, то, повѣрьте, чувство вовсе не дружеское.
   -- А la bonne heure! замѣтилъ князь Борисъ, начиная говорить по-французски, что съ нимъ случалось всегда, когда онъ бывалъ особенно взволнованъ.-- Въ добрый часъ!-- такія чувства вы можете питать смѣло, вы смѣло можете придумывать, какъ бы современемъ унизить женщину, васъ оскорбившую; вы можете строить самые неестественные планы мщенія, все это успокоиваетъ мысли. Удастся вамъ отплатить той же монетой, я буду радъ; не удастся,-- нечего сокрушаться; для женщинъ проступки подобнаго рода -- сами по себѣ лучшее изъ наказаній. Вашъ гнѣвъ справедливъ, благородный молодой человѣкъ; перенесите его на всю тщеславную, заносчивую часть общества, ненавидьте всѣмъ сердцемъ своимъ и всею мыслью своею проклятое, убійственное тщеславіе, унижайте это тщеславіе вездѣ, гдѣ только оно вамъ встрѣтится, срывайте съ него маску, разите его на честномъ бою, боритесь съ нимъ до послѣдней минуты и заготовляйте ему будущихъ враговъ въ будущихъ поколѣніяхъ. Я дамъ вамъ средства на эту борьбу и передамъ вамъ лучшую часть себя самого.
   Молодой офицеръ, дивясь этому неожиданному потоку краснорѣчія и предложеніямъ дружбы, на которую онъ никогда не могъ и не смѣлъ разсчитывать, хотѣлъ произнести нѣсколько словъ, но князь слишкомъ разшевелилъ себя и не могъ остановиться. Онъ только пожалъ руку Павлу Ильичу и далъ знать, что хочетъ сказать еще нѣсколько словъ.
   -- Вы дивитесь, опять началъ Кадницынъ: -- съ какой стати на меня напала такая необыкновенная нѣжность къ нашей персонѣ. Все дѣло объяснится нѣсколькими словами. Во первыхъ, я изучаю васъ давно и вижу въ насъ человѣка, не совсѣмъ обыкновеннаго, а сверхъ того и просто люблю васъ. Во вторыхъ, дорогой другъ, я скажу вамъ вещь, которой никому не сказывалъ: въ ваши годы я страдалъ болѣе, нежели вы теперь страдаете, и страдалъ изъ-за причинъ, почти однородныхъ съ вашей теперешней бѣдой. И я столкнулся съ свѣтскимъ тщеславіемъ, о которомъ не могу говорить безъ того, чтобъ злоба не кипѣла въ моей душѣ. Но мнѣ было хуже васъ; сцена драмы была несравненно обширнѣе, но это еще не важно, а важно другое обстоятельство: я былъ страдальцемъ не за себя, а за женщину, которую любилъ всѣмъ сердцемъ. Въ ваши годы, Павелъ Ильичъ, я былъ женатъ по страсти, на прелестной и кроткой женщинѣ. Женщина эта была незнатнаго рода, состоянія не имѣла тоже. Эту женщину, въ теченіе двухъ страшныхъ, и все-таки двухъ лучшихъ годовъ моей жизни, тѣснили и оскорбляли лучшіе мои друзья, мои сродники, семейства, облагодетельствованныя мною, люди, которымъ я не сдѣлалъ ни малѣйшаго зла. На это невинное существо злые люди два года изрыгали хулы, клеветы и оскорбленія, съ постоянствомъ неслыханнымъ. Я погорячился, хотѣлъ бороться прямо тамъ, гдѣ нельзя было бороться, и испортилъ все дѣло. Только черезъ добровольное удаленіе изъ родного города я добылъ себѣ спокойствіе, успокоилъ бѣдную жертву свѣтской антипатіи. Она жила недолго; смѣшно было бы говорить, что она умерла вслѣдствіе сплетенъ и огорченій, ей надѣланныхъ, но, кто знаетъ, на сколько разшатанъ былъ ея слабый организмъ этой неотступной, жалкой, унизительной борьбою сказанныхъ двухъ лѣтъ? По крайней мѣрѣ я такъ думалъ; мнѣ весело было такъ думать. Я вернулся въ Петербургъ послѣ долгихъ странствованій; я думаю, во мнѣ желчи было болѣе, чѣмъ крови. Я отмстилъ, кому только могъ отмстить. Я передалъ наслѣдство лучшему изъ моихъ братьевъ, лишивши остальныхъ членовъ семейства всякой надежды на поживу. Я погубилъ безъ сожалѣнія и съ радостью погубилъ женщину, которая долѣе всѣхъ и съ особеннымъ наслажденіемъ вредила моей бѣдной Настѣ. Въ свѣтѣ я нашелъ много перемѣнъ, радостныхъ для меня перемѣнъ. Многіе, бывшіе враги и непріятельницы уже гибли, вслѣдствіе своего бѣшенаго тщеславія; для нихъ наступалъ обычный пятый актъ модныхъ пьесъ: раззореніе и униженіе. О, мнѣ было весело, какъ мнѣ было весело, какъ слѣдилъ я за бѣдствіями моихъ бывшихъ гонителей, сколько горькихъ словъ высказалъ я имъ безнаказанно, сколько раскаявшихся гордецовъ оттолкнулъ я отъ себя со смѣхомъ! Но чѣмъ больше мстилъ я за Настю, тѣмъ болѣе мнѣ хотѣлось мстить. Я дѣлался золъ, ядовитъ, меня начинали бояться, я потерялъ способность быть веселымъ и наслаждаться жизнью. Мнѣ иногда чудилось, что я явился, подобно сумазбродному Монте-Кристо, въ общество людей, для того, чтобъ казнить и топтать людей тщеславныхъ. Къ счастію, мнѣ не весело дон-кихотствовать, а то, увѣряю васъ, о моихъ дѣяніяхъ была бы написана престранная, и если хотите, въ нравственномъ отношеніи полезная книга. Какъ бы то ни было, я понялъ необходимость остановиться: натура моя, по природѣ веселая и безпечная, взяла свое, стало быть вотъ почему я наконецъ очутился здѣсь, въ этомъ тихомъ уединеніи. Надо же, чтобъ судьба и здѣсь меня не оставила въ покоѣ. Наша исторія поразила меня въ самое сердце; прежнее чудовище, прежній бѣшеный врагъ лучшихъ годовъ моей жизни, опять стоитъ передо мною. Парховскаго я давно не люблю, давно хотѣлъ бы его проучить, но съ этого дня онъ мой личный врагъ. Послѣдняя моя изобрѣтательность пойдетъ на то, чтобъ со временемъ заставить этого тщеславнаго чудака плакать тяжкими слезами. Дѣлите вы мои мысли, Павелъ Ильичъ? хотите вы дѣйствовать за одно со мною, напередъ довѣрившись мнѣ слѣпо, откинувъ всякія церемоніи и докучную щекотливость?
   Лучшихъ утѣшеній оскорбленному любовнику не могъ бы придумать никто на свѣтѣ. Ротный командиръ, еще недавно такъ блѣдный и убитый нравственно, совершенно оживился; быстрая импровизація князя Бориса затронула его фантазію, заняла его умъ и наполнила сердце еще смутными, но энергическими порывами.
   -- Я вашъ, добрый князь, произнесъ молодой человѣкъ, торжественно протягивая правую руку:-- я вашъ ученикъ, сынъ и слуга. Дѣлайте со мной, что вамъ будетъ угодно, я въ вашемъ полномъ распоряженіи и повиновеніе мое безпрекословно.
   -- Ну, сказалъ Борисъ Петровичъ; -- стало быть дѣло сдѣлано. Выслушайте же все, что я придумаю для вашей пользы и своего удовольствія, Вамъ извѣстна давняя непріязнь между помѣщиками нашего уѣзда и дворянства ракитинскаго. Для меня причины несогласій очень понятны и близки: опять тщеславіе, столкнувшеесясъ простотой, опять заносчивость, наткнувшаяся на спокойствіе! Черезъ два, три, много четыре года, будиловцы -- и я въ томъ числѣ -- останемся побѣдителями безъ боя, по самому ходу вещей. Пятый актъ модной піесы, о которомъ я сейчасъ говорилъ, наступитъ, и половина ракитинскихъ имѣній пойдетъ за безцѣнокъ. Я жду этого времени, наши будиловскіе друзья ждутъ его; ждите и вы и надѣйтесь на меня, потому наконецъ, что мнѣ кромѣ васъ, не о комъ заботиться. А теперь, дорогой другъ, какъ мнѣ ни горько разставаться съ вами, я скажу вамъ то, о чемъ вы сами не разъ думали: жить вамъ здѣсь не приходится послѣ горя, вами испытаннаго. Поѣзжайте на Кавказъ, о которомъ вы давно мечтаете, довершите тамъ свое военное воспитаніе, а я вамъ дамъ въ дорогу одно только письмо, которое будетъ стоить сотни рекомендацій. Вамъ будетъ оказана лучшая изъ всѣхъ протекцій, если захотите сами, безъ васъ не обойдется ни одна экспедиція. Не считайте себя человѣкомъ одолженнымъ; помните, что мы связаны общимъ несчастіемъ и взаимнымъ чувствомъ пріязни. Продайте ваше имѣніе, и вырученныя деньги, вмѣстѣ съ деньгами, которыя вамъ достались отъ матери, оставьте у меня. Капиталъ этотъ, черезъ немного лѣтъ, дастъ вамъ барышъ немаловажный. Принимайтесь за дѣло, Павелъ Ильичъ, не теряйте для, не жалѣйте себя, отличайтесь и вѣрьте, что я вызову васъ къ себѣ, когда придетъ время дѣйствовать.
   

V.

   Прошло года три, очень тихихъ для всего свѣта, довольно бурныхъ для будиловскихъ и особенно для ракитинскихъ обитателей. Князь Борисъ Петровичъ, постоянно переписывавшійся съ Ильинымъ, уже получившимъ два чина и георгіевскій крестъ, написалъ ему въ своемъ послѣднемъ письмѣ: "а у насъ начался пятый актъ комедіи и развязка близится!" Предсказывая и разсчитывая катастрофу, какъ знатокъ картинъ и рѣдкостей, показывалъ не менѣе тонкое знаніе дѣлъ житейскихъ: благосостояніе ракитинскихъ гордецовъ уже стояло на краю пропасти. Копировать Петербургъ и дивить весь край своею роскошью становилось имъ не подъ силу. Весна послѣ неурожайнаго лѣта,-- это страшное время для неразсчетливыхъ сельскихъ жителей, открылась рядомъ драмъ, крайне патетическихъ. До десяти ракитинскихъ имѣній, большихъ и малыхъ, поступили въ продажу съ аукціоннаго торга. Первымъ пошло, за половинную цѣну, хорошенькое владѣніе Семена Игнатьича, того самого, что строилъ шоссе дли удобства своихъ дочерей, любившихъ удить рыбу въ озерѣ. На торги явилось до шести будиловскихъ помѣщиковъ, между прочимъ князь Борисъ, всѣ эти годы жившій скромно, и сверхъ того получившій порядочный капиталецъ отъ одного изъ безнадежныхъ дотолѣ должниковъ. Но ни будиловцы, ни Кадницынъ не стали набивать цѣнъ, они явились скорѣе зрителями, и отступились, чуть ихъ же судья (тотъ самый, который превратилъ свой сюртукъ во фракъ на балѣ у Парховскаго) изъявилъ намѣреніе пріобрѣсть маетность Семена Пгнатыіча. Къ вечеру все владѣніе, съ фигурнымъ домикомъ, каланчами, озеромъ и знаменитымъ шоссе поступило во владѣніе добраго жреца Ѳемиды. Будиловцы освѣдомились о времени торговъ на остальныя ракигинскія имѣнія и отправились всѣ къ судьѣ, поздравлять его съ пріобрѣтеніемъ.
   Никакими словами, никакими описаніями не можемъ мы передать всего злобнаго отчаянія, объявшаго души ракитинскихъ щеголей при разсказѣ объ этомъ событіи. Соперникъ, столько лѣтъ презираемый и унижаемый отплатилъ за все презрѣніе, и разомъ встрепенувшись отъ долгаго сна, послалъ свой авангардъ въ самое сердце ихъ страны, дотолѣ недоступной будиловскимъ медвѣдямъ! Кимвры и тевтоны стояли на рубежѣ изящныхъ ракитинскихъ владѣній, и насмѣшливо потрясая кошельками, наполненными золотомъ, только ждали своего часа. Уже было извѣстно, что половина будиловскихъ агрономовъ, чуя цѣлый рядъ отличныхъ аферъ, поспѣшила заложить свои имѣнія, вытащить изъ сокровеннѣйшихъ ларцовъ серіи и ломбардные билеты, пожелтѣвшіе отъ времени. Спасенія нигдѣ не оказывалось; доходы были прожиты впередъ за два года, проценты не плачены ни въ банкъ, ни кредиторамъ, дѣла шли такъ плохо, что въ числѣ деревень, назначенныхъ къ продажѣ красовались три деревни самого Сергѣя Львовича, составлявшія одно цѣлое помѣстье. Конечно, Парховскій говорилъ всякому, что самъ желаетъ продажи сказанныхъ деревень, давно не имѣя отъ нихъ выгоды, и ему почти вѣрили; но какъ бы то ни было, разстройство общихъ дѣлъ было неисправимо. Прошло еще страшныхъ двѣ недѣли; еще два ракитинскихъ имѣнія было куплено будиловцами; насталъ день продажи трехъ деревень Парховекаго, съ пустошами, строевымъ лѣсомъ и щегольскимъ коттеджемъ для пріѣзда. Всѣ три деревни куплены были дешево, заочно и кѣмъ же: подполковникомъ Павломъ Ильичомъ Ильинымъ. Операцію покупки совершилъ, руководясь данной ему довѣренностью. на деньги Ильина, князь Борисъ Петровичъ Кадницынъ. Нищій мальчишка, такъ оскорбившій Ольгу Сергѣевну предложеніемъ своей руки и такъ ненавидимый ракитинцами, оказался владѣтелемъ двухъ сотъ пятидесяти душъ, въ самомъ центрѣ враждебнаго ему уѣзда.
   Тутъ уже одинъ общій крикъ пронесся изъ конца въ конецъ всего ракитинскаго края. Подобно Гулливеру, въ ту минуту, когда онъ открылъ, что его руки и ноги связаны миніатюрными жителями Лиллппута, наши бѣдные щеголи, постигнутые заслуженнымъ наказаніемъ, исполненные чувствъ самыхъ горькихъ, испустили вопль убитой, опозоренной гордости. Безъ зова и предварительныхъ условій, большая часть владѣльцевъ съѣхалась къ Парховскому, блѣдная, разстроенная, требующая совѣта и быстрой помощи. Имъ нужно было спасти свои имѣнія если не для благосостоянія своихъ семействъ, то по крайней мѣрѣ изъ чувства благородной гордости. Позоръ казался хуже нищеты. Съ предпріимчивыми, озлобленными, богатыми будиловцами не было средствъ тягаться на аукціонѣ; они не торговались другъ съ другомъ, запугивали постороннихъ покупателей своей рѣшимостью, брали имѣнія за пустую плату. Богатѣйшіе и наименѣе промотавшіеся ракитинцы должны были вступиться за своихъ болѣе несчастныхъ товарищей, снабдить ихъ деньгами, открыть имъ кредитъ, оградить самихъ себя отъ позора, отъ сосѣдства съ камчадалами. И тутъ-то открылась наконецъ горькая истина: въ ракитинскомъ уѣздѣ, благодаря двадцати годамъ бѣшеной роскоши, не было богатыхъ или непромотавшихся владѣтелей. Всякій стоялъ на краю пропасти и всякій ждалъ роковой минуты.
   Пока длилось это безотрадное совѣщаніе, у чугуннаго подъѣзда виллы раздался колокольчикъ, и изъ щегольской своей брички вышелъ одинъ изъ уѣздныхъ сплетниковъ, имѣвшій дарованіе бывать повсюду и разрѣшеніе дружиться даже съ величайшими врагами Сергѣя Львовича. Сплетникъ только что вернулся съ праздника, даннаго Кадницынымъ, отъ имени новаго помѣщика Ильина, его новымъ крестьянамъ и нѣкоторымъ изъ сосѣдей, въ усадьбѣ, такъ недавно еще принадлежавшей Парховскому. Праздникъ, повидимому, удался, ибо сплетникъ и на другой день послѣ него немного покачивался, а можетъ быть его просто растрясло дорогою. То былъ господинъ очень толстый, лѣтомъ носившій соломенную шляпу, говорившій дискантомъ и очень много лгавшій. У него была одна особенность: когда онъ вралъ, голосъ его, можетъ быть отъ избытка внутренняго восторга (а онъ былъ диллетантъ своего дѣла) измѣнялся совершенно; если же сплетникъ просто сообщалъ какое нибудь событіе, необыкновенное, но справедливое, этого измѣненія не оказывалось и онъ говорилъ своимъ голосомъ. Впрочемъ трудно было сказать, какой голосъ у него могъ назваться своимъ: вся жизнь вѣстовщика проходила или во лжи, или въ разсказываніи странныхъ дѣлъ, происходившихъ по сосѣдству; говорить о предметахъ простыхъ и обыденныхъ онъ не умѣлъ вовсе.
   На этотъ разъ, очутясь посреди собранія своихъ сосѣдей и обычныхъ слушателей, гость заговорилъ какимъ-то особеннымъ, третьимъ голосомъ, какого никогда еще не исходило изъ его устъ. Вѣроятно, какое-нибудь небывалое чувство потрясло, взволновало всю натуру Петра Осипыча, такъ звали эту уѣздную газету. Онъ пробрался между гостями и ставши въ центрѣ сформировавшагося круга, повелъ рѣчь хриплымъ фальцетомъ, не предвѣщавшимъ ничего добраго.
   -- Господа, такъ началъ Петръ Осипычъ:-- все кончено, маска сброшена, наши сосѣди камчадалы замышляютъ на насъ войну самую безпощадную. Намъ остается или пропасть, или поскорѣе продать свои имѣнія въ чужія руки; какой законъ можетъ пригодиться для нашего страннаго, небывалаго положенія? Мы доведены до позора, наши долги сочтены до послѣдней копѣйки, сроки продажи лучшихъ имѣній росписаны на особомъ листѣ; будиловцы согласились помогать другъ другу; князь Борисъ ненавидитъ насъ и копитъ милліоны; Ильинъ произведенъ за отличіе въ полковники и ѣдетъ сюда лечиться отъ раны, а Кадницынъ хочетъ предложить ему, чтобъ онъ балотировался въ ракитинскіе предводители!
   -- Разсказывайте по порядку! грозно перебилъ Сергѣй Львовичъ, у котораго отъ послѣднихъ словъ въ глазахъ позеленѣло.
   -- Слушайте же, слушайте! Вчера я обѣдалъ на Ольгиной фермѣ; всѣмъ распоряжался Кадницынъ; были еще Семеновъ, два наши новыхъ помѣщика, да камчадаловъ штукъ шесть, все одни мужчины. За обѣдомъ князю подали письмо, онъ прочиталъ его и вскрикнулъ; "ура, господа, добрый нашъ Ильинъ ѣдетъ сюда и черезъ двѣ недѣли самъ угоститъ насъ съизнова!" Тутъ пошли тосты, поздравленія и рѣчи, изъ которыхъ оказывается, что всѣ камчадалы зовутъ Ильина не иначе какъ нареченнымъ сыномъ князя Бориса! Когда компанія очень разгулялась, князь сказалъ, что по случаю чрезвычайно дешевой цѣны, за которую три деревни достались полковнику, Ильинъ съ своимъ крошечнымъ капитальцемъ будетъ въ состояніи прикупить въ ракитинскомъ уѣздѣ еще одну или двѣ деревеньки!-- Меня варомъ обдало; я говорить не могъ, а только слушалъ. Дѣло въ томъ, что князь -- да нѣтъ, и княземъ не хочу его звать -- имѣетъ на сохраненіи деньги Ильина, и уже три года ждалъ случая употребить ихъ съ наибольшею выгодой. Потомъ стали трунить надъ ракитинцами; я представилъ, что не обижаюсь, однако началъ спорить, да потомъ и спорить не могъ. "Кто у васъ живетъ по состоянію, кто у васъ не промоталъ себя и имѣній?" спросилъ меня Семеновъ. Я назвалъ Луку Иваныча -- мнѣ показали листъ, на которомъ росписаны всѣ долги и просрочки Луки Иваныча. Я ухватился за графа, мнѣ сунули печатное объявленіе о продажѣ графской мызы. Попробовалъ Ивана Васильича, а одинъ изъ камчадаловъ еще вчера торговался на его село! Что же это будетъ, Господи! подумалъ я. Мы пропали, будиловцы отсчитали намъ свой долгъ съ процентами!..
   Все собраніе сумрачно слушало; а потомъ сумрачно пообѣдало и сумрачно разъѣхалось. Вечеромъ Парховскій имѣлъ горестную сцену съ женой и дочерью, бранился съ ними дней съ десять, наконецъ, на одиннадцатый день, совершенно слабый и измѣнившійся въ лицѣ, позвалъ своего камердинера, велѣлъ подавать дорожный дормезъ и уѣхалъ по дорогѣ къ будиловской границѣ.
   

VI.

   Князь Борисъ Петровичъ быстро шагалъ по заламъ своего сенклерскаго аббатства, погрузясь въ глубокую думу, не сметая пыли съ фарфоровыхъ группъ у камина и не кидая умиленныхъ взоровъ на любимыя картины, тамъ и сямъ красовавшіяся на стѣнахъ, обитыхъ дорогою, но уже давно состарѣвшеся матеріею. Мысли его были пріятны, хотя и тревожны: онъ всякій часъ ждалъ къ себѣ своего гостя и сверхъ того наслаждался такъ удачно подготовленнымъ и такъ счастливо разъигравшимся пятымъ актомъ ракитинской комедіи. Въ душѣ самого добрѣйшаго чудака есть уголокъ, гдѣ обитаютъ злобныя, свирѣпыя побужденія, и мы уже имѣли случай видѣть, каковъ являлся добрый князь, когда дѣло доходило до тщеславныхъ людей и свѣтскаго тщеславія. Ни одинъ будиловецъ, кроваво оскорбляемый своими сосѣдями нѣсколько лѣтъ сряду, не враждовалъ съ ракитинскими щеголями болѣе Кадницына; никто болѣе его не наслаждался униженіемъ высокомѣрныхъ мотовъ; никто не думалъ довести это униженіе до предѣловъ болѣе ужасныхъ. Подобно пауку, удачно разставившему свои сѣти и опутавшему ими цѣлую партію нахальныхъ мухъ, Борисъ Петровичъ радостно глядѣлъ изъ своего уединенія на отчаяніе и кривлянье несчастныхъ насѣкомыхъ. Воспоминанія прежней вражды горѣли въ его умѣ; сердце, расположенное тихою жизнью къ воспріимчивости на добрыя и злыя ощущенія, било быструю тревогу. Всѣ операціонные планы мстительныхъ будиловцевъ были построены и развиты княземъ Борисомъ, и онъ могъ сказать, подобно отличному полководцу: "еще нѣсколько времени впереди, еще нѣсколько маршей и побѣдъ,-- и весь ракитинскій уѣздъ перейдетъ въ наши руки!"
   Пока нашъ гонитель свѣтскаго тщеславія думалъ и шагалъ по залѣ, по всему дому, что-то загремѣло, эхо раздалось по всѣмъ сосѣднимъ комнатамъ, голоса послышались въ передней и вошедшій служитель произнесъ слѣдующія слова: "Сергѣй Львовичъ пріѣхалъ! "
   -- Ну, подумалъ Кадницынъ, направляясь встрѣчать гостя -- должно быть плохи дѣла въ чужомъ лагерѣ.
   -- Князь Борисъ Петровичъ, произнесъ Парховскій, остановившись прямо противъ хозяина, и посмотрѣвъ ему въ глаза своими, значительно потускнѣвшими очами: -- друга, или непріятеля вижу я въ эти минуты передъ собою?
   Хозяинъ въ свою очередь посмотрѣлъ на гостя. Сергѣю Львовичу точно приходилось плохо,-- за эти годы онъ пополнѣлъ, но сталъ блѣденъ и плѣшивъ.
   -- Полноте, полковникъ, сказалъ Кадницынъ, протягивая руку: -- я вамъ скажу одно съ полной откровенностью: я не вѣрю въ непріятелей. Если люди не сошлись -- они расходятся; но какъ они могутъ дѣлаться врагами, того я не понимаю.
   Разговоръ, повертѣвшись нѣсколько минутъ около пустыхъ предметовъ, наконецъ принялъ желаемое направленіе.-- Я пріѣхалъ къ вамъ, князь, началъ Парховскій: -- по дѣлу щекотливому, вполнѣ полагаясь на вашу честь и знаніе свѣта. Вамъ угодно было интересоваться молодымъ офицеромъ Ильинымъ, съ которымъ мы немного повздорили тому года четыре. Онъ сватался за мою дочь, сватался неловко и неосторожно, какъ всѣ почти молодые люди это дѣлаютъ; я отказалъ ему жостко и прямо, какъ сдѣлалъ бы на моемъ мѣстѣ всякій отецъ, изъ людей, жившихъ въ свѣтѣ и дорожащихъ связями. Намеки Ильина на взаимность со стороны Ольги меня вывели изъ себя: иначе и не могло быть съ человѣкомъ, всегда бывшимъ главою въ своемъ семействѣ, привыкшимъ къ безпрекословному повиновенію и слишкомъ нѣжному для того, чтобъ много думать о нѣжности молодыхъ голубковъ. Будь вся исторія ведена умнѣе и черезъ опытныхъ посредниковъ, дѣло могло бы устроиться, ибо къ молодому человѣку я чувствовалъ расположеніе. Даже отпуская его...
   -- Не прогоняя ли? улыбнувшись перебилъ князь Борисъ.
   -- Пожалуй, прогоняя, продолжалъ Сергѣй Львовичъ, тоже улыбнувшись, хотя немного кисло:-- даже прогоняя его я не потерялъ своего къ нему расположенія, хотя по правдѣ сказать,-- о возможности брака не думалъ, о капризѣ же Олиньки судилъ какъ о сантиментальности молоденькой дѣвушки. Года показали мнѣ мою ошибку. Не выдавайте тайны безукоризненной, благородной, чистой дѣвушки: моя Ольга любитъ Павла Ильича съ постоянствомъ героини. Ни разлука, ни мои жосткіе упреки, ни четыре года времени не ослабили ея впечатлѣній. Какъ ни страдаетъ во мнѣ гордость отца и свѣтскаго человѣка, но я долженъ сказать, что не имѣю силъ поперечить чувствамъ молодости. Кто любилъ самъ и женился но любви, тотъ не будетъ суровымъ отцомъ. Я слыхалъ, что Ильинъ служитъ на Кавказѣ, и, продолжая службу, можетъ современемъ занять въ обществѣ положеніе, отчасти достойное моей дочери. Вотъ все, что я желалъ сказать вамъ, князь, какъ его другу и покровителю... Онъ слишкомъ увѣренъ въ томъ, что дочь моя его помнитъ, но, можетъ быть, ему не будетъ лишнимъ, пріѣхавши въ нашъ край, узнать, что и родители ея неспособны слишкомъ долго противиться благородной привязанности.
   Всѣ эти умныя рѣчи князь Борисъ выслушалъ такъ, какъ иной диллетантъ слушаетъ пѣніе искусной пѣвицы, имѣющей и птичью методу и силу, однимъ словомъ, все нужное для пѣнія, кромѣ женскаго, простого голоса.
   -- Почтеннѣйшій Сергѣй Львовичъ, въ свою очередь началъ князь, располагая свою рѣчь самымъ искуснымъ образомъ: -- не знаю, какъ благодарить васъ и вашу откровенность за сочувствіе къ моему доброму Павлу Ильичу; на счетъ секрета прибавлять ничего не желаю: порядочные люди не выдаютъ чужихъ, особенно женскихъ, тайнъ. Слова ваши и еще болѣе смыслъ вашихъ рѣчей -- тутъ Кадницынъ улыбнулся какъ нельзя дружественнѣе, боясь не кольнулъ ли уже слишкомъ своего гостя -- будутъ переданы нашему храброму кавказцу во всей точности; онъ ихъ оцѣнитъ, ибо всегда былъ уменъ, а въ эти года поумнѣлъ еще больше. Но не примите въ дурную сторону, если я, въ благодарность за ваше снисхожденіе къ моему молодому пріятелю, скажу вамъ нѣсколько словъ относительно лица, частью заинтересованнаго ръ нашемъ дѣлѣ: вы догадываетесь, что я разумѣю Ольгу Сергѣвну. Я не могу достаточно надивиться ея геройскому постоянству, ея долгой памяти о счастливцѣ, умѣвшемъ тронуть ея сердце -- и будь я на мѣстѣ нашего полковника, я бы счелъ за счастье всю жизнь стоять на колѣняхъ передъ такимъ чистымъ, преданнымъ, безкорыстнымъ существомъ. Но, добрый Сергѣй Львовичъ, вы не дурно сдѣлаете, если на всякій случай не будете очень обнадеживать m-lle Olga; если даже, съ осторожностью отца, приготовите ее къ худшему исходу ея привязанности! Нынѣшніе молодые люди, Сергѣй Львовичъ, не то, что были молодые люди въ наше время; въ нихъ, увы! нѣтъ и тѣни рыцарскихъ чувствъ, способности къ долгой и постоянной любви. Отъ души желалъ бы я ошибаться, но мнѣ сдается, что нашъ молодой герой забылъ и прежнюю свою пассію и ваше радушное гостепріимство. Ни въ одномъ изъ своихъ писемъ, часто упоминая о дѣвицахъ и невѣстахъ, не говоритъ онъ мнѣ ни словечка про вѣрную, преданную Ольгу Сергѣевну. Это можетъ происходить отъ глубины чувствъ, а можетъ имѣть причиною и полное забвеніе. Мало того: отправляясь въ путь, Ильинъ былъ предубѣжденъ не въ пользу Ольги Сергѣевны,-- простите мою откровенность. Онъ осмѣливался думать, что это невинное созданіе съ намѣреніемъ завлекало его въ сѣти, играло имъ безжалостно и безпощадно; что она, зная ваше предубѣжденіе противъ неравныхъ браковъ, была ограждена со всѣхъ сторонъ и шла по пути слишкомъ... разсчитанному. Мало ли странныхъ мыслей приходитъ въ голову человѣку, оставшемуся съ носомъ,-- вы со мной согласны, Сергѣй Львовичъ?
   Сергѣй Львовичъ смутно чувствовалъ какую-то горечь и иронію въ словахъ князя, но придраться не могъ ни къ одному выраженію, хотя въ душѣ его нѣчто и мутилось и волновалось. Нашъ Сергѣй Львовичъ позаржавѣлъ въ деревнѣ и уже утратилъ полное разумѣніе тонкаго, дипломатическаго языка, который тѣмъ хорошъ, что, умѣя владѣть имъ, можно отдѣлать своего недруга въ глаза, при всемъ свѣтѣ, и истрепавши его самымъ безжалостнымъ образомъ, отойти прочь съ веселымъ духомъ и вѣжливой улыбкою. Князь Борисъ родился и выросъ въ семействѣ не только изящномъ и свѣтскомъ, но сверхъ того еще свято хранившемъ преданія стараго щегольского времени, тѣхъ годовъ, когда мужчины еще умѣли говорить отлично, а женщины владѣли тонкой насмѣшкой, какъ дорогимъ оружіемъ. Парховскій, хотя былъ старше князя, но по всему принадлежалъ къ нашему положительному и отчасти дубоватому вѣку; оттого въ настоящія минуты онъ состоялъ въ полномъ распоряженіи Бориса Петровича, и хотя чувствовалъ, что ему даютъ щелчки, но не могъ поймать руки ихъ расточающей. Онъ началъ раскаиваться, что повелъ рѣчь про Ильина, и сталъ отзываться обо всемъ дѣлѣ съ небрежностью стараго денди, а князь Борисъ, впадая въ тотъ же тонъ, отнялъ у него послѣднюю надежду на сдѣлку, сказавши такія слова: "Если Павелъ Ильичъ не способенъ цѣнить своего счастья, то Ольга Сергѣевна, съ ея красотою, молодостью и состояніемъ, найдетъ себѣ сотню жениховъ и болѣе знатныхъ и болѣе замѣтныхъ въ обществѣ." Или намекъ на состояніе, или можетъ быть, улыбка, его сопровождающая, наконецъ взорвали Парховскаго, одареннаго крутымъ нравомъ отъ природы и сверхъ того такъ избалованнаго долгими годами общей угодливости.
   -- Дайте мнѣ еще одинъ отвѣтъ, князь, сказалъ онъ, превозмогая свой гнѣвъ: -- правда ли наконецъ, что въ вашемъ уѣздѣ, гдѣ я никогда не пользовался общимъ расположеніемъ, теперь началась открытая война со мной и моими добрыми ракитинцами? Правда ли, что на основаніи слуховъ о будто бы разстроенныхъ дѣлахъ нашихъ, будиловскіе помѣщики точатъ зубы на лучшія изъ помѣстій нашего края? Я стыжусь и не хочу вѣрить слухамъ, которые до меня доходятъ; но согласитесь, когда слухи переходятъ въ дѣло, по неволѣ повѣришь о существованіи какого-то комплота, какой-то компаніи на акціяхъ въ наше время, какой-то партіи торгашей, клеветниковъ и сплетниковъ! Кто руководитъ этимъ народомъ (будиловцы слишкомъ просты, чтобъ дѣйствовать самимъ по себѣ), того я не знаю, но не скрою ни отъ васъ, ни отъ моихъ петербургскихъ друзей, что вокругъ насъ дѣлается что-то недостойное образованнаго свѣта. Вчера пріѣзжалъ ко мнѣ съ визитомъ какой-то медвѣдь, выторговавшій себѣ деревню бѣднаго Семена Игнатьича; на дняхъ разсказали мнѣ о какихъ то еще трехъ новыхъ ракитинскихъ помѣщикахъ! Мы не хотимъ ихъ общества, они не смѣютъ селиться возлѣ насъ, не спросясь того, хотимъ ли мы такихъ новыхъ сосѣдей... И чувствуя, что наконецъ началъ городить вздоръ, нашъ высокомѣрный господинъ замолкъ, вопросительно глядя на князя Бориса.
   -- Вы мнѣ разсказываете удивительныя, небывалыя вещи, любезнѣйшій Сергѣй Львовичъ, кротко отвѣчалъ Кадницынъ:-- и я жалѣю только объ одномъ, зачѣмъ я не имѣю власти и вѣса въ будиловскомъ уѣздѣ: я бы остановилъ подобныя дѣла, если они точно дѣлаются. Я, сами видите, живу пустынникомъ, но до меня доходили кое-какіе слухи. Одинъ разъ будиловскіе помѣщики, изгнанные остракизмомъ изъ вашего уѣзда, сказали мнѣ: "а все-таки мы попадемъ туда -- не какъ гости, а какъ хозяева"!-- Я, признаюсь вамъ, ничего не нашелъ сказать противъ, знаете: au bretteur, bretteur et demi. Идея войти обладателями въ тѣ имѣнія, гдѣ насъ считаютъ за звѣрей, даже показалась мнѣ оригинальною. Но я не предполагалъ, чтобъ острота перешла въ дѣйствительность. Я не предвидѣлъ цѣлаго ряда беззаконностей, на которыя посягнули наши камчадалы-будиловцы. Ихъ поступки нарушаютъ всѣ мѣры человѣческаго терпѣнія. Селиться въ уѣздѣ, гдѣ насъ не хотятъ признавать товарищами -- селиться ни у кого не спросясь?.. это ужасно. Жить кулаками, копить деньги и потомъ покупать на аукціонѣ сосѣднія имѣнія, поступившія за долги въ продажу -- да это беззаконіе отъявленное! Пріобрѣтать виллы, не умѣя носить фрака, выживать людей, жившихъ такъ весело, получать за свои деньги оранжереи, не зная толку ни въ апельсинахъ, ни въ персикахъ -- это нарушеніе всѣхъ свѣтскихъ приличій! Семеновъ, у котораго въ лѣсахъ какъ-то потѣшились ваши люди, на дняхъ купилъ въ ракитинскомъ уѣздѣ цѣлую лѣсную дачу; да какъ дешево!... я только могу дивиться и пожимать плечами! Вы будете совершенно правы, Сергѣй Львовичъ, если накажете будиловцовъ но заслугамъ,-- у васъ столько связей и средствъ; весь Петербургъ знаетъ, какъ изящно живутъ ракитинскіе дворяне; весь Петербургъ потеряетъ, если на ихъ мѣсто явятся вандалы и камчадалы. Нуту и мадамъ Гюмери потеряютъ въ нашей губерніи практику,-- въ глазахъ свѣтскаго человѣка и это вещь немаловажная. Что до меня, я на вѣки отступаюсь отъ будиловскихъ кулаковъ, отъ всего сердца признаю ихъ невѣждами и камчадалами...
   -- Прощайте, Борисъ Петровичъ! возопилъ Парховскій, вскакивая съ мѣста, направляясь къ двери и оборачиваясь около порога къ хозяину.-- Прощайте, ваше сіятельство, вы поступаете истинно по-дворянски и по-товарищески! Теперь я все понимаю, теперь я вижу, отчего вамъ нѣтъ мѣста въ столицѣ; теперь я понимаю, какого врага намъ послала судьба. Скажите же отъ меня новымъ ракитинскимъ владѣтелямъ, что не на радость они къ намъ поселяются. Гдѣ только наши границы сходятся съ ихъ землями, мы дадимъ себя знать. Пусть берегутъ они снои покосы и лѣсныя дачи, пусть только они выпустятъ свою собаку на нашу сторону!...
   -- Очень, очень жалѣю бѣдныхъ камчадаловъ, а впрочемъ по дѣломъ имъ, отвѣтилъ князь Борисъ, провожая Сергѣя Львовича до передней:-- имъ точно придется довольно круто. Если дѣла пойдутъ такимъ образомъ, имъ останется одно только: во избѣжаніе дѣлъ и межеваній, скупить всѣ ракитинскія помѣстья!
   -- Этого не будетъ, никогда не будетъ, говорю вамъ! отчаянно вскрикнулъ отставной полковникъ, высовывая изъ дормеза свое лицо, цвѣтомъ напоминавшее піонъ самый прекрасный.-- Этого не будетъ, пока я живъ, долго еще кричалъ онъ, и кричалъ такъ, что лошади, пугаясь крика, скакали съ удвоенной быстротою.
   Къ вечеру Павелъ Ильинъ пріѣхалъ къ Борису Петровичу, съ подвязанною рукою и усами почти до груди.
   

VII.

   Угрозы руководителя ракитинскихъ щеголей не были напрасными угрозами. Непріязненность возстала и повлекла за собой неизчислимыя непріятности для каждаго изъ будиловцевъ, осмѣлившихся купить хоть клочокъ земли въ сосѣднемъ уѣздѣ. Ставя послѣдній рубль ребромъ, и зная, что терять уже нечего, пріятели Сергѣя Львовича стали кляузничать и пускаться на дѣла ничѣмъ неизвиняемыя. Сотни дѣлъ по разнымъ пограничнымъ спорамъ поднялись изъ забвенія, а къ нимъ поминутно прибывали новыя претензіи за выкошенные луга, выловленную рыбу въ озерахъ и за другія нарушенія сосѣдняго благоприличія. Все это жаловались ракитинцы; и точно, ни одна собака, принадлежавшая новымъ владѣльцамъ, не перебѣгала межи безнаказанно, и мало того, что встрѣчала лютую смерть на чужой почвѣ, но еще навлекала на своего обладателя цѣлый процессъ. Сергѣй Львовичъ съ братьей наконецъ дошли до крайностей, поставляя себѣ за честь чѣмъ-нибудь повредить новымъ сосѣдямъ, вытоптать охотой ихъ луга, повредить лѣсъ и засѣянныя поля какимъ бы ни было способомъ. Ихъ дворовые люди, по обычаю дворовыхъ людей, всегда готовые на проказы, уже сами отъ себя цѣлыми партіями вторгались въ чужія владѣнія, съ наслажденіемъ лупили березки, стрѣляли дичь и такъ далѣе, и новые сосѣди терпѣли все, и по обыкновенію, ждали своей минуты.
   И долго не приходила эта минута, но наконецъ далеко впереди обозначился свѣтлый день, который могъ прекратить или по крайней мѣрѣ ослабить утомительную борьбу. Выборы близились, нѣсколько ракитинскихъ имѣній еще было продано,-- опять таки продано людямъ новымъ; и камчадалы, тщательно пересчитавши свои ряды, увидѣли себя, если не въ полной силѣ, то по крайней мѣрѣ въ количествѣ довольно почтенномъ. Ихъ число прибывало съ каждымъ мѣсяцемъ, съ каждымъ мѣсяцемъ число недруговъ убывало. Многіе изъ этихъ послѣднихъ господъ, сосчитавъ свои доходы и убѣдясь въ невозможности жить роскошно, спаслись въ Петербургъ, точно также какъ за нѣсколько лѣтъ назадъ укрылись отъ петербургскихъ расходовъ въ сѣнь своего сельскаго уединенія. Въ этомъ отношеніи они очень напоминали собой школьника, съ наслажденіемъ марающаго разными пробами пера, рисунками, розчерками свой единственный полулистъ бумаги -- испачкавъ одну его сторону, мальчикъ переходитъ къ другой и отдѣлываетъ ее такъ плотно, что прежде начерченная сторона кажется гораздо болѣе чистою. И опять повернувъ свой листокъ, нашъ шаловливый ученикъ снова пускается рисовать лошадокъ и солдатиковъ, пока наконецъ оба поля превратятся въ одинъ сплошной океанъ чернильныхъ пятенъ, между которыми нѣтъ мѣста, чтобъ поставить еще хоть одну точку.
   Съ отъѣздомъ нѣсколькихъ задорныхъ любителей великолѣпія, ни одинъ изъ ракитинцевъ, сколько-нибудь наклонныхъ къ осторожности, началъ мыслить о спокойствіи и сокращеніи расходовъ. "Къ чему ведетъ насъ война съ бывшими будиловцами?" такъ спрашивали они у себя сами: "мы имъ дѣлаемъ вредъ немалый, а развѣ сами отдыхаемъ на розахъ? Развѣ и безъ того незавидное положеніе наше не испортилось еще вслѣдствіе новыхъ неудовольствій?" Двое или трое осмѣлились было передать свой взглядъ Сергѣю Львовичу, но въ вознагражденіе получили много колкостей и замѣчаній, не очень вѣжливыхъ, или вѣрнѣе, очень невѣжливыхъ. Неудовольствіе быстро усилилось, разгорѣлось, и въ числѣ помѣщиковъ сыскались особы, прямо говорившія о выборѣ въ предводители Кадницына, какъ человѣка добраго, тихаго и въ добавокъ нейтральнаго. Только того и ждалъ Борисъ Петровичъ, хотя ему хотѣлось не предводительства, а только первой возможности сгрупировать возлѣ себя всѣхъ благоразумныхъ людей верхолянскаго края. Онъ собралъ въ своемъ имѣніи всѣхъ бывшихъ будиловцовъ и новыхъ своихъ пріятелей, устроилъ обѣдъ самый великолѣпный; послѣ обѣда поблагодарилъ дворянъ за честь ему предложенную, и наотрѣзъ отъ нея отказавшись, назвалъ Ильина какъ предводителя полезнаго, дѣятельнаго, молодого и совершенно способнаго воротить спокойствіе въ нѣдра ракитинскаго края. Предложеніе князя удостоилось громкаго одобренія; Павелъ Ильичъ же переконфузился, покраснѣлъ какъ дѣвушка и отъ полноты чувствъ не могъ сказать ни одного слова. Онъ уже находился въ отставкѣ и рана пророчила ему, можетъ быть, нѣсколько лѣтъ спокойствія поневолѣ. Долго и не интересно было бы передавать читателю всѣ маневры и стратегическія движенія обѣихъ партій до рѣшительной сшибки; но, чтобъ онъ съ своей стороны могъ заинтересоваться тою или другою,-- мы въ немногихъ словахъ выскажемъ мысли и побужденія, ими руководившія.
   -- Господа, говорилъ Сергѣй Львовичъ своимъ вѣрнымъ союзникамъ: претензія Ильина есть пощечина всѣмъ намъ; иначе мы смотрѣть на нее не можемъ. Устранить ее мы должны уже потому, что въ ней для насъ насмѣшка и безчестіе. Но этого мало -- коренные наши интересы запутаны въ споръ. Избраніе Ильина (если можно допустить такую нелѣпость) повлечетъ за собой иной порядокъ вещей. Мы, въ свою защиту, завели сотни дѣлъ, которыя всѣ рѣшатся не въ нашу пользу. Многія изъ этихъ дѣлъ -- для чего скрывать всю истину?-- совершенно неправы и даже подвергаютъ насъ нешуточной отвѣтственности! Думаетъ ли Лука Иванычъ, что при новыхъ людяхъ ему даромъ сойдетъ бѣда въ ильинскомъ лѣсу, или что охотничій набѣгъ графа Ильи Юрьевича на чужое поле съ хлѣбомъ, да другіе при томъ случившіеся грѣшки не навлекутъ на него порядочной грозы. Я самъ увлекался и шибко увлекался, поддерживая честь ракитинскаго края. Выборъ Ильина отдастъ насъ всѣхъ въ его руки, намъ останется только унизиться, вымаливать себѣ снисхожденіе!.. нѣтъ, живымъ я не перенесу этого безчестія!
   -- Господа,-- такъ въ свою очередь бесѣдовалъ Ильинъ съ лицами, приглашавшими его на почетное мѣсто:-- въ другое время я бы молча и не говоря одного слова, принялъ честь, мнѣ предложенную; но теперь, при нашемъ странномъ положеніи, я позволю кое-что сказать вамъ съ своей стороны. Не изъ пустого самолюбія и не для почета вступаю я на службу но выборамъ,-- но изъ сознанія пользы, которую могу сдѣлать всему краю, если вы не откажетесь мнѣ содѣйствовать, не столько до выбора, сколько послѣ. Нашъ когда-то богатый и уважаемый уѣздъ служитъ предметомъ сожалѣнія для всей губерніи, несогласія, до сихъ поръ только мучительныя, но неважныя, могутъ навлечь на всѣхъ насъ современемъ заслуженное и горькое наказаніе. Изъ причинъ мелкихъ и непонятныхъ, изъ пустѣйшаго тщеславія, половина нашихъ сосѣдей но только не хочетъ водить съ нами хлѣба и соли, но вредитъ намъ и нашему хозяйству, поднимаетъ дѣла давно рѣшенныя и ни къ чему не ведущія, напрашивается на ссоры и превращаетъ наше уединеніе въ какой-то адъ. Суды завалены жалобами и просьбами, а между тѣмъ, замѣтьте, мы только отвѣчаемъ; во всѣ эти мѣсяцы ни одинъ изъ насъ не подалъ отъ себя ни просьбы, ни жалобы! Гдѣ помѣщики не въ ладахъ, тамъ и подчиненные не въ согласіи: это вы можете видѣть на всякой границѣ, на всякомъ сельскомъ праздникѣ, на ярмаркахъ, вездѣ, гдѣ народъ собирается. Все это постыдно, грустно и наконецъ невыносимо! Сергѣя Львовича Парховскаго и еще нѣсколькихъ лицъ, совершенно увлекшихся какими-то дурно понятыми чувствами свѣтскости, я считаю за начало зла для насъ и для нихъ самихъ. Лично противъ этихъ господъ я ничего не имѣю, но дѣла ихъ мнѣ кажутся ребяческими, дурными,-- положить имъ предѣлъ я готовъ отъ всего сердца. Поставьте меня въ возможность это сдѣлать и я готовъ принять на себя какую намъ будетъ угодно должность, хоть предводителя, хоть судьи, хоть исправника. Но я прошу и буду просить васъ только объ одномъ: въ первомъ случаѣ дайте мнѣ помощниковъ, а въ другихъ двухъ -- начальника, который бы думалъ такъ, какъ мы всѣ думаемъ.
   Насталъ вождѣленный день выборовъ, и въ городъ, гдѣ имъ предстояло совершаться, съѣхались лица, до той поры никогда не хлопотавшія о дѣлахъ дворянскихъ и никогда не сооружавшія себѣ мундировъ. Всякій помѣщикъ понималъ, что дѣло происходитъ нешуточное: одни стремились защищать самолюбіе, другіе же, видя плохое положеніе уѣзднаго хозяйства и имѣя въ виду цѣлый годъ, по всей вѣроятности неурожайный, чувствовали потребность въ человѣкѣ умномъ и практическомъ, можетъ быть не совсѣмъ ловкомъ по части баловъ и обѣдовъ, но за то хорошемъ въ другихъ отношеніяхъ. Когда всѣ ракитинцы съѣхались и мысленно сочли ряды обѣихъ партій, партія Сергѣя Львовича оказалась гораздо сильнѣе, и отставной полковникъ преисполнился воинственнымъ жаромъ. Всякій день совершались у него обѣды и вечернія собранія, совершались съ полнымъ успѣхомъ и украшались многочисленною публикою, шумно твердившею за шампанскимъ, что Сергѣй Львовичъ будетъ выбранъ, а Ильинъ не получитъ ничего, кромѣ черныхъ шаровъ. Къ рѣшительному дню явилась въ городъ княгиня съ Ольгой Сергѣевной; повару заказанъ былъ обѣдъ еще великолѣпнѣе предыдущихъ, и вся когорта истыхъ ракитницевъ отправилась въ собраніе. Тутъ-то произошла катастрофа, ничѣмъ необъяснимая, катастрофа безпримѣрная, какъ въ будиловскихъ, такъ и въ ракитинскихъ лѣтописяхъ. Ильина избрали предводителемъ почти единогласно: только три бѣлыхъ шара достались Парховскому. Бѣдному Сергѣю Львовичу тутъ же пустили кровь, и домашній докторъ отвезъ его къ княгинѣ и дочери, еле живаго, въ глубокомъ молчаніи. На роскошный обѣдъ явились только три неизмѣнныхъ друга, но и тѣмъ пришлось отобѣдать у Кадницына, ибо положеніе Парховскихъ не позволяло ему принять гостей къ обѣду.
   Ильинъ вступилъ въ новую должность и на первый же годъ пріобрѣлъ общее расположеніе дворянства. Всѣ ссоры въ ракитинскомъ уѣздѣ утихли, и спорныя дѣла, возникшія за послѣдніе мѣсяцы передъ выборами, преданы были благотворному забвенію.

-----

   Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ описанныхъ произшествій, какой-то юный денди, возратившійся въ Петербургъ послѣ поѣздки въ ракитинскій уѣздъ, первой поѣздки за городъ во всю свою жизнь,-- разливался въ похвалахъ сельской жизни и сельскимъ нравамъ. Можно было подумать, слушая молодого человѣка, что онъ первый открылъ существованіе зелени на деревьяхъ, дѣльныхъ людей между сельскими жителями и образованныхъ особъ между помѣщиками. Особенно полюбился ему одинъ по богатый владѣлецъ, Сергѣй Львовичъ Парховскій, типъ истиннаго мудреца, мизантропа, философа -- и философа, какихъ мало. Этотъ благородный, высокообразованный старикъ, испытавшій все на свѣтѣ, былъ слишкомъ великъ для того, чтобъ дружиться съ людьми, и, зная себѣ цѣну, жилъ въ полномъ уединеніи; возлѣ него, подобно Антигонѣ, неотлучно, пребывала молодая дочь Ольга, тоже нелюбившая людей и общества. Съ сосѣдними помѣщиками Парховскіе не знались, но изрѣдка принимали къ себѣ небольшое число пріѣзжихъ гостей, изъ лучшихъ фамилій Петербурга. Только побывавши въ имѣніи Сергѣя Львовича, можно было понять, что значитъ и что долженъ у насъ значить умный, образованный помѣщикъ-философъ, способный сочетать изящество съ разсчетомъ и высшее пониманіе хозяйства съ благородной обстановкой. Вся усадьба нашего помѣщика состояла изъ какихъ нибудь двухъ деревенекъ,-- но она красотой своей напоминала виллы стараго времени. При этомъ маленькомъ имѣніи находились парки, пруды, оранжереи, домъ отчасти сходный съ зданіемъ лондонскаго парламента! И владѣлецъ жилъ какъ слѣдуетъ порядочному человѣку, и крестьяне благоденствовали!
   
   1855.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru