Дневникъ Елизаветы Дьяконовой. 1886--1902. Изд. 4 (В. М. Саблина) значительно дополненное. Подъ ред. А. А. Дьяконова. Москва. 1912. Стр. XLI + 837. Цѣна 5 руб.
Шумный успѣхъ сопровождалъ первыя изданіи "Дневника" Елизаветы Дьяконовой. Обсуждала критика, спорили читатели; мы всѣ довольны, когда счастливый случай раскрываетъ предъ нами тайны чужой души; это не всегда дурной интересъ, не только праздное любопытство: мы учимся, присутствуя при этомъ психологическомъ вскрытіи. Былъ въ этомъ обостренномъ интересѣ къ Дьяконовой и ея дневникамъ также интересъ сенсаціи. Ея трагическая смерть казалась самоубійствомъ; предисловіе къ новому изданію на основаніи неопубликованныхъ данныхъ стремится доказать, что мы имѣемъ здѣсь дѣло скорѣе съ несчастнымъ случаемъ. Но дневники подводили прямо къ этой неразгаданной трагедіи: изображали они средняго типичнаго человѣка, какъ утверждало большинство, или Дьяконова была выдающейся женщиной, какъ казалось многимъ,-- она во всякомъ случаѣ была нашей современницей и напряженно, чутко, многосторонне жила нашей современностью, судила о популярныхъ современникахъ, съ которыми старалась войти въ личныя отношенія, увлекалась такъ или иначе всѣмъ, чѣмъ увлекались ея русскіе сверстники конца прошлаго вѣка. Писала она для себя или нѣтъ,-- надо помнить, что послѣдняя часть дневника какъ будто обработана для печати -- Дьякоаова всегда была очень откровенна если не въ признаніяхъ о себѣ, то въ сужденіяхъ о другихъ. Все это вмѣстѣ взятое -- и интимность, и типичность, и связь съ злобой дня -- сдѣлало книгу Дьяконовой цѣннымъ матеріаломъ для общественно-психологической характеристики эпохи; дневникъ "одной изъ многихъ", средней русской дѣвушки, не заурядной, но и не выдающейся, сдѣлался исторической книгой, человѣческимъ документомъ. Широкой публикѣ до этого было мало дѣла; ее прельщалъ романъ, сенсація, смѣлость, доступная только ушедшимъ и щекочущая пережившихъ. Никто не смѣетъ говорить въ печати о живомъ человѣкѣ, о современномъ русскомъ ученомъ, о профессорѣ женскихъ курсовъ съ той интимной грубостью, на какую имѣлъ право авторъ дневниковъ, который и не думалъ опубликовать въ такомъ обнаженномъ видѣ свои безцеремонныя сужденія. Но смерть его дала -- сомнительное, конечно,-- право на это другимъ, и нѣтъ ничего мудренаго, что современниковъ Дьяконовой захватывали ея посмертные разсказы о томъ, о чемъ только что оживленно спорили въ кружкахъ, но о чемъ по естественной деликатности не принято говорить въ печати. Годы прошли съ тѣхъ поръ, книги Дьяконовой выдержали нѣсколько изданій -- и, намъ кажется, пора ихъ забыть. Пусть вернется къ нимъ историкъ, когда ему понадобятся матеріалы для исторіи русской общественной психологіи, пусть, пожалуй, вспомнитъ когда-нибудь старый читатель и былой современникъ Дьяконовой о бѣдной русской дѣвушкѣ, такъ жадно прожившей и такъ печально кончившей свою недолгую жизнь. Но нѣтъ смысла шумѣть теперь вокругъ Дьяконовой, наново издавать ея книги, собирать въ нихъ отзывы критики, вызывать новые отзывы, оживлять вниманіе, подновлять сенсацію, искать новыхъ читателей. Изъ уваженія къ памяти Дьяконовой, къ ея содержательной исповѣди, къ труду ея, освѣтившему ея безплодную жизнь милымъ сіяніемъ какой-то внутренней цѣлесообразности -- лучше всего отодвинуть ея книгу въ прошлое и не дѣлать романа приключеній изъ того, что должно быть по существу только спокойнымъ историческимъ документомъ.