Дженкинс Эдвард
Мальчик с пальчик

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Святочный рассказ.
    Перевод В. А. Тимирязева (1876).
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 1--2, 1876.


МАЛЬЧИКЪ СЪ ПАЛЬЧИКЪ.

СВЯТОЧНЫЙ РАЗСКАЗЪ.

ЭДВАРДА ДЖЕНКИНСА.

Автора "Джинксова Младенца".

<Пер. В. Тимирязева>

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Въ союз
ѣ и внѣ его.

I.
Вопросъ жизни и смерти.

   -- Три фунта пять съ половиною унцовъ, сказалъ поваръ приходскаго союза для бѣдныхъ, бросая пол-унца на одну изъ чашекъ вѣсовъ.
   На другой оловянной чашкѣ лежалъ завернутый въ бѣлую салфетку наименьшій образецъ человѣческой породы, когда-либо появлявшійся на свѣтъ.
   -- Ну, произнесъ докторъ:-- я никогда не видалъ такого маленькаго ребенка. Не стоило страдать изъ-за него бѣдной женщинѣ.
   -- Гм! замѣтилъ мистеръ Ми, смотритель союза:-- этотъ народъ, рожая дѣтей, никогда не думаетъ, сколько заботъ и расходовъ онъ причиняетъ союзу. Странный, право, сочинили законъ, чтобы кормить и. воспитывать нищенское отродье.
   -- Бѣдное созданіе! сказала сидѣлка, снимая маленькое живое существо съ чашки вѣсовъ, которые были нарочно принесены изъ кухни для опредѣленія его удѣльнаго вѣса:-- какое маленькое тѣло! негдѣ и жизни-то пріютиться. Его легкія, вѣрно, не больше зернышка -- не такъ ли, докторъ?
   -- Этотъ ребенокъ, отвѣчалъ медикъ, не останавливаясь на невѣжественномъ понятіи сидѣлки о сравнительной анатоміи и указывая на красный кусокъ мяса, который она завертывала въ пеленку:-- очень золотушенъ и въ головѣ у него вода; не даромъ голова такъ велика и вѣситъ почти тоже, что все остальное тѣло. Я никогда не видывалъ живаго существа съ такими ногами и руками. Онѣ годились бы любому жуку. Въ Спартѣ немедленно утопили бы такого щенка, а живи вы, мистрисъ Гуссетъ, среди индѣйскихъ племенъ Сѣверной Америки, то вамъ пришлось бы, увидавъ такую ошибку природы, прижать пальцами дыхательное горло этого маленькаго чудовища и тѣмъ спасти племя отъ лишней обузы.
   Въ эту минуту глухой стонъ прервалъ разговоръ, происходившій въ пріемномъ покоѣ кодльтонскаго приходскаго союза въ Руссетширѣ. Стонъ раздался съ кровати, на которой лежала мистрисъ Годжъ, жена Джона Годжа изъ Ганкерлея, которая явилась сюда родить на счетъ прихода въ восьмой и послѣдній разъ. Она только-что произвела на свѣтъ рѣдкую диковину, вызвавшую глубокія историческія и соціальныя размышленія доктора.
   -- Бѣдная женщина! ей недолго прожить, сказала мистрисъ Гуссетъ, поспѣшно подходя къ кровати.
   Она нѣжно наклонилась къ больной и ласково спросила, что ей нужно; но, вмѣсто отвѣта, больная съ неожиданной энергіей схватила маленькое живое существо, лежавшее на ея рукѣ и, прижавъ его къ своей груди, залилась горькими слезами. По ея блѣднымъ, изнуреннымъ нищетою щекамъ неудержимо лился потокъ горчюихъ слезъ, и въ этой купели материнской любви окрещена была молодая жизнь, грустно, печально являвшаяся на свѣтъ. Изумленная сидѣлка старалась успокоить больную и взять назадъ ребенка, но она все крѣпче и крѣпче прижимала его къ себѣ. Черезъ минуту, однако, слезы ея изсякли; порывистое дыханіе пресѣклось, и ребенокъ выпалъ изъ судорожно сжатыхъ рукъ. Приходскій союзъ сдѣлалъ все, что могъ, для живой мистрисъ Годжъ; для мертвой не нужно было ничего, кромѣ могилы.
   Сидѣлка невольно вскрикнула; докторъ подошелъ и взялъ руку умершей, но тотчасъ ее опустилъ.
   -- Я этого ожидалъ, сказалъ онъ холодно:-- у нея почти не оставалось крови. Она жила, вѣрно, всегда на капустѣ, рѣпѣ и моркови, безъ малѣйшей питательной пищи. Удивительно, какъ этотъ народъ имѣетъ еще дѣтей.
   -- Однако, они родятъ безъ счета, замѣтилъ мистеръ Ми:-- и еще приходятъ родить сюда. Этотъ союзъ пренесчастный. Теперь ребенка придется вскормить на рожкѣ, и, конечно, отецъ возложитъ это на насъ.
   -- Мать не могла бы его сама вскормить, сказала мистрисъ Гуссетъ, держа въ одной рукѣ ребенка, а другою, сдернувъ простыню, указала на блѣдно-синеватую, изсохшую отъ тридцатипяти-лѣтнихъ трудовъ и нищеты бездыханную грудь умершей женщины:-- хорошо, что она умерла, бѣдная!
   Сидѣлка почтительно покрыла мертвое тѣло и отвернулась съ ребенкомъ отъ преждевременной могилы всѣхъ его надеждъ.
   -- Подождите, я запишу въ книгу, произнесъ докторъ:-- не нужно никакого слѣдствія, не правда ли, мистеръ Ми? Смерть произошла отъ истощенія силъ послѣ родовъ. Знаете что, мистрисъ Гуссетъ? попробуйте отдать ребенка молодой дѣвушкѣ, которую вчера прислали изъ замка. Она довольна здорова для двухъ дѣтей. Нечего сказать, грустный канунъ Рождества. Впрочемъ, желаю вамъ обоимъ веселыхъ праздниковъ. Прощайте.
   

II.
Напрасное горе.

   На слѣдующее утро, Джонъ Годжъ съ помощью тринадцатилѣтней дочери одѣлъ своихъ остальныхъ дѣтей и, приготовивъ имъ похлебку изъ большого количества воды, небольшой доли хлѣба, капусты и маленькаго, не болѣе вершка, кусочка ветчины, отправился въ пріемный покой приходскаго союза узнать о здоровьѣ своей жены.
   Привратникъ грустно взглянулъ на него, зная, что за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ принесли гробъ для его жены.
   -- Съ праздникомъ, сказалъ Джонъ Годжъ.
   -- Сегодня -- грустный для васъ день, отвѣчалъ привратникъ:-- идите въ комнату смотрителя.
   -- Такъ ребенокъ родился?
   Привратникъ молча кивнулъ головою.
   -- Родился мертвый? продолжалъ Джонъ Годжъ, не подозрѣвая о случившемся:-- ну, трудно ихъ теперь вскармливать. У ней бѣдной и безъ того много труда и заботы. Но я знаю, она будетъ сильно горевать.
   -- Гм! возразилъ привратникъ:-- ребенокъ-то здоровъ, хотя, говорятъ, никогда не рождалось на свѣтъ такого крошки.
   -- Ребенокъ здоровъ, а сегодня -- грустный для меня день, произнесъ Джонъ, припоминая первыя слова привратника и внезапно постигая ихъ смыслъ:-- такъ, значитъ, не ладно съ Мэри?
   Привратникъ опять молча кивнулъ головою.
   -- О, она поправится! продолжалъ Джонъ, съ увѣренностью:-- она и прежде бывала очень больна, но всегда поправлялась. Она сильнѣе, чѣмъ кажется, моя Мэри.
   -- Она никогда не поправится, Джонъ, сказалъ привратникъ нѣжно, но твердо.
   -- Что! воскликнулъ Джонъ, и слезы мгновенно брызнули изъ его глазъ.-- Что, моя Мэри умерла? Вы говорите, Томасъ, что Мэри умерла? Это невозможно! Невозможно!
   Джонъ Годжъ былъ пораженъ, уничтоженъ. У него какъ будто оборвалась послѣдняя опора подъ ногами. Не стало соучастницы его низкаго заговора противъ общественнаго благосостоянія и экономическаго закона; подруга его тяжелой, адской жизни оставила теперь его одного съ одиннадцатью дѣтьми -- плодомъ ихъ обоюдной глупости и преступнаго легкомыслія. Уста, уничтожавшія часть его скуднаго заработка -- хотя, видитъ Богъ, эта часть была самая незначительная и самая послѣдняя -- были теперь на вѣки закрыты. Зачѣмъ же Джонъ Годжъ предавался тяжелому горю въ сѣняхъ кодльтонскаго приходскаго союза, при извѣстіи, что его Мэри умерла!
   Наревѣвшись вдоволь надъ скромнымъ гробомъ, вмѣщавшимъ въ себѣ все, что оставалось отъ его жены, онъ прошелъ въ другую комнату, гдѣ его птенецъ всасывалъ въ себя жизнь изъ полной, здоровой груди молодой дѣвушки, съ которой случилось несчастье въ замкѣ.
   -- Господи, какой маленькій! воскликнулъ онъ, увидавъ сквозь туманную дымку слезъ миніатюрное созданіе:-- у него силъ не хватитъ и жить!
   На минуту горе Годжа какъ бы стушевалось предъ уморительнымъ фактомъ, что онъ былъ отцомъ самаго маленькаго ребенка въ свѣтѣ.
   

III.
Достатокъ землед
ѣльца.

   Крошка Годжъ оставался въ продолженіи недѣли на попеченіи бѣдной дѣвушки, прогнанной изъ замка. Благодаря своимъ миніатюрнымъ размѣрамъ, онъ требовалъ немного пищи и казался отъ природы довольно тихимъ. Во всякомъ случаѣ, его крики не могли достигнуть далеко. Если бы общество и приходъ оставили его тамъ, гдѣ онъ случайно родился, то была бы достигнута идеальная цѣль консервативной политики, именно: онъ спокойно выросъ бы и сдѣлался обыкновеннымъ человѣкомъ, неимѣющимъ никакой исторіи. Но печать завладѣла имъ; а когда печать завладѣваетъ ребенкомъ или человѣкомъ, то для этого ребенка или человѣка на-вѣки пропадаетъ всякое спокойствіе. Въ мѣстной газетѣ появилось извѣстіе, что въ кодльтонскомъ приходскомъ союзѣ родился самый маленькій ребенокъ въ свѣтѣ. Конечно, это извѣстіе перешло въ столичныя газеты и такимъ образомъ достигло Америки, Австраліи и Сандвичевыхъ Острововъ. Безъ всякихъ усилій съ своей стороны, крошка Годжъ пріобрѣлъ славу. Многіе посѣтители явились въ Кодльтонъ, именно: доктора, анатомы, естествоиспытатели и два соціальные философа. Они пришли всѣ къ тому заключенію, что онъ былъ очень малъ и не могъ долго жить. Одинъ джентльменъ, извѣстный своимъ участіемъ въ различныхъ выставкахъ, рѣшился извлечь изъ этой диковины общую пользу. Онъ просилъ, обѣщая хорошее вознагражденіе, чтобы, послѣ смерти крошки Годжа, смотритель заведенія старательно положилъ бы его въ банку со спиртомъ и прислалъ въ Поктонскій музей. Такимъ образомъ, Крошкѣ Годжу предстояла счастливая судьба, сидя въ банкѣ, способствовать успѣхамъ просвѣщенія народныхъ массъ. Но принесла ли бы его смерть такую же пользу, какъ принесла его жизнь -- это вопросъ. Между тѣмъ, мѣстная его популярность была громадна. Сквайръ съ женою и дѣтьми и другіе сосѣдніе аристократы посѣтили его, предсказывая этому малюткѣ успѣшную карьеру Тома Пуса.
   Замѣчательно, что всякое физическое уродство возбуждаетъ въ насъ большой интересъ, а самыя чудовищныя явленія, нравственныя и соціальныя, оставляютъ насъ холодными зрителями. Ни ученые, ни сквайръ, ни пасторъ, ни судья не признали въ этомъ ребенкѣ признаковъ вырожденія класса, который доставляетъ намъ всѣ необходимые предметы жизни. Какъ часто мы предпочитаемъ смотрѣть на стекло, вмѣсто того, чтобъ смотрѣть чрезъ него; какъ часто мы съ любопытствомъ изслѣдуемъ конкретный фактъ и забываемъ отвлеченные принципы, лежащіе въ его основѣ. Еслибъ мы глядѣли въ микроскопъ на многіе факты, чрезъ которые скользитъ нашъ взглядъ, не сознавая настоящаго ихъ значенія, то развѣ мы могли бы по совѣсти дозволить дальнѣйшее существованіе этихъ фактовъ.
   Но еще другая власть, ближе касавшаяся Крошки Годжа, обратила на него свое вниманіе: это былъ приходъ, въ рукахъ котораго находилась его судьба по волѣ провидѣнія и англійскихъ законовъ. Его отецъ, Джонъ Годжъ, былъ земледѣлецъ у сосѣдняго фермера, который, не смотря на свою грубую одежду и грубыя манеры, назывался джентльменомъ-фермеромъ. Джонъ Годжъ получалъ въ недѣлю девять шиллинговъ, рыночную цѣну въ той мѣстности; кромѣ того, онъ имѣлъ безплатное жилище, которое я впослѣдствіи опишу. Передъ его хижиной находился уголокъ земли въ тридцать футовъ длины и шестнадцать ширины, на которомъ трудами покойной мистрисъ Годжъ весною зеленѣлъ горохъ, а осенью виднѣлись картофель и капуста.
   Все это, однако, не истощало достатковъ Годжа. Во время жатвы мистеръ Джоли, такъ звали джентльмена-фермера, давалъ каждому изъ своихъ рабочихъ награду въ тридцать шиллинговъ, увеличивая такимъ образомъ общій ихъ годовой доходъ до 24 ф. 18 ш. Во время уборки хлѣба и молотьбы они получали ежедневно по кружкѣ слабаго домашняго пива, которое самъ фермеръ всегда пробовалъ на полѣ для доказательства его отличнаго качества; онъ легко выносилъ этотъ напитокъ, но полуголодные желудки рабочихъ не всегда съ ними мирились. Семейство Годжа имѣло также свою долю въ ежегодномъ сборѣ колосьевъ послѣ жатвы, служившемъ значительнымъ прибавленіемъ къ запасу продовольствія. На Рождествѣ семейство каждаго рабочаго получало отъ сквайра кусокъ говядины, мѣшокъ картофеля и полтонны угля, а отъ прихода два одѣяла. Второй сынъ Годжа получалъ по два шиллинга въ недѣлю, въ продолженіи полутора или двухъ мѣсяцевъ въ году, за работу на полѣ.
   Итакъ, мы можемъ опредѣлить слѣдующимъ образомъ всѣ доходы семейства Джона Годжа, состоявшаго изъ двухъ взрослыхъ людей и десяти дѣтей, не принимая въ разсчетъ Крошки Годжа:

Деньгами:

ф. ст. ш. п.

   Жалованье Годжа за 52 недѣли по 9 шил. 23 8 --
   Прибавокъ за жатву 1 10 --
   Жалованье Джэка -- 8 недѣль по 2 шил. -- 16 --
   Итого въ годъ 25 14 --

Натурой:

   Сборъ колосьями послѣ жатвы 3 -- --
   60 кружекъ слабаго пива по 3 п. (?) -- 15 --
   10 фунт. говядины по 11 пен. -- 9 2
   1 мѣшокъ картофеля -- 6 --
   Полтонны угля въ 21 ш. -- 10 6
   Два одѣяла -- 12 --
   Итого 5 12 8
   
   Если мы положимъ за домъ съ маленькимъ уголкомъ земли громадную ренту въ 80 ш., окажется, что весь достатокъ Джона Годжа равнялся 35 ф. ст. въ годъ. На эту сумму онъ долженъ былъ поддерживать свои силы для работы и кормить, одѣвать и учить, если возможно, многочисленныхъ дѣтей. Онъ и его жена одинаково ненавидѣли просить помощи у прихода, но въ послѣднее время они принуждены были это дѣлать, въ критическія минуты, подобныя той, которой открылся нашъ разсказъ. Такимъ образомъ, каждый мѣстный плательщикъ податей долженъ былъ фактически увеличивать хоть на небольшую сумму доходъ Годжа и на гораздо значительнѣйшую доходы другихъ поселянъ, которые не отличались такимъ же трудолюбіемъ и совѣстливостью. Всѣмъ понятно, почему мистеръ Джоли былъ ярымъ противникомъ увеличенія заработной платы и въ доказательство своего мнѣнія многознаменательно указывалъ на переполненные приходскіе союзы. Но дешевле ли было платить налогъ для бѣдныхъ для содержанія приходскаго союза, чѣмъ платить рабочимъ такую заработную плату, которая могла бы удержать ихъ отъ приходскаго союза?
   

IV.
Иронія надежды.

   Я уже сказалъ, что приходъ занялся судьбою Крошки Годжа. "Что онъ будетъ съ нимъ дѣлать?" -- вотъ вопросъ, который могъ естественно поставить въ тупикъ торійскаго романиста и въ продолженіи еще многихъ лѣтъ будетъ ставить въ тупикъ подобныхъ писателей. Предавъ землѣ свою жену, Джонъ Годжъ, держа за руки двухъ старшихъ дѣтей, которыя одни только понимали понесенную ими потерю, возвратился домой. Первою его мыслью теперь было:
   -- Что дѣлать съ Крошкой?
   Онъ слышалъ отъ пастора, что его жена умерла съ надеждой, вполнѣ достовѣрной, на блаженную будущую жизнь. Но какая надежда была у тѣхъ, которыхъ она оставила на землѣ? Сердце Годжа болѣзненно сжалось, когда онъ сталъ лицомъ къ лицу съ этимъ вопросомъ. Пасторъ, приходъ, мистеръ Джоли и его собственное положеніе, казалось, торжественно издѣвались надъ всякой надеждой. Онъ мрачно предчувствовалъ, что законъ обяжетъ его воспитывать Крошку и что онъ не можетъ надѣяться на дальнѣйшую помощь прихода. Онъ никогда не подозрѣвалъ, что самъ неправильно отягощалъ себя излишнимъ семействомъ. Онъ считалъ дѣтей естественнымъ учрежденіемъ или даромъ Провидѣнія, такой же необходимостью, какъ дождь и вёдро. Его сердцу точно такъ же, какъ инстинкту животныхъ, не былъ доступенъ экономическій законъ Мальтуса. Какія же могъ онъ питать сомнѣнія? Поэтому онъ естественно считалъ Провидѣніе, приходъ, своего хозяина или кого-нибудь иного обязаннымъ доставить ему возможность поддерживать семейство. Въ ту минуту, когда второй столбъ семьи исчезъ, это заключеніе казалось ему еще убѣдительнѣе, чѣмъ тогда. Впослѣдствіи мы поговоримъ о результатахъ размышленій Джона Годжа по этому предмету, а теперь разскажемъ, что сдѣлалъ приходъ въ отношеніи его младшаго сына.
   

V.
Приходскій сов
ѣтъ.

   Мистеръ Бондъ, секретарь приходскаго союза для бѣдныхъ, мистеръ Ми, смотритель, и мистеръ Кольманъ, надзиратель, созвали чрезвычайное собраніе совѣта. Предстояло разрѣшить нѣсколько важныхъ вопросовъ: о контрактѣ на мясо, о доставкѣ угля, объ Аннѣ Симонсъ, 18-ти-лѣтней служанкѣ, позорно выгнанной изъ замка при открытіи нѣкоего несчастнаго обстоятельства и искавшей убѣжища въ союзѣ, тогда какъ причина ея несчастія, красивый грумъ, остался въ услуженіи сквайра, и, наконецъ, о Крошкѣ Годжѣ. О всѣхъ этихъ вопросахъ, кромѣ послѣдняго, мистеръ Ми составилъ себѣ заранѣе опредѣленное мнѣніе, но относительно Годжа онъ былъ въ сильномъ сомнѣніи. Онъ зналъ, въ какомъ положеніи находился этотъ бѣднякъ. У него было на рукахъ десять дѣтей, старшему изъ которыхъ тринадцать лѣтъ; жена его только что умерла, и онъ проводилъ отъ десяти до одиннадцати часовъ въ день на тяжелой работѣ внѣ дома; поэтому, отдавъ ему новорожденнаго младенца, союзъ поставилъ бы его въ самое безвыходное положеніе. Но, съ другой стороны, законъ обязывалъ Годжа разрѣшить неразрѣшимый вопросъ о прокормленіи ребенка. Однако, мистеръ Ми все-же надѣялся, что онъ самъ или кто-нибудь изъ попечителей придумаетъ хорошій предлогъ для оставленія маленькой диковины въ союзѣ, а потому не исполнилъ тотчасъ своей обязанности и не отправилъ Крошки Годжа къ его отцу на другой день послѣ похоронъ матери. Мистеръ Мы былъ чиновникъ и, слѣдовательно, обязанъ смотрѣть на все съ офиціальной точки зрѣнія, недопускавпіей никакихъ проявленій естественныхъ человѣческихъ чувствъ; но въ глубинѣ его сердца теплилась нѣкоторая доля человѣколюбія, которая невольно откликнулась на жалобные крики Крошки Годжа. Онъ убѣдился изъ словъ молодой дѣвушки, на попеченіе которой былъ отданъ ребенокъ, что онъ, благодаря своимъ миніатюрнымъ размѣрамъ и требованіямъ, нисколько не вредитъ ни ей, ни ея дѣтищу, и въ этомъ обстоятельствѣ старался найти себѣ оправданіе въ отступленіи отъ буквы закона.
   Составъ совѣта попечителей приходскаго союза не представляетъ, быть можетъ, для насъ ничего любопытнаго, но въ сельскихъ округахъ его вліяніе чрезвычайно велико и его юрисдикція обнимаетъ тысячи нашихъ соотечественниковъ, интересами которыхъ мы слишкомъ часто пренебрегаемъ, въ виду ихъ разрозненности и разбросанности по громадному пространству. Кодльтонскій союзъ заключалъ въ себѣ шестнадцать приходовъ, и членами его были ex-officio пасторы и мировые судьи, кромѣ того, нѣсколько мѣстныхъ сквайровъ и довольно значительное количество фермеровъ; послѣдніе не часто являлись на собранія, но все-же ихъ можно было завербовать въ важныхъ случаяхъ. Въ тотъ день, когда должна была рѣшиться судьба Крошки Годжа, въ собраніи присутствовали: достопочтенный мистеръ Винвудъ Лестеръ {Ректоръ Ганкерлея.}, капитанъ Колингсби, Сидней Биртонъ, владѣлецъ сосѣдняго замка и предсѣдатель совѣта, мистеръ Кальдвель, стряпчій, мистеръ Гаррисъ, оптовый торговецъ, и нѣкоторые другіе.
   Контрактъ на мясо былъ быстро обсужденъ, и рѣшено испробовать въ палатѣ старухъ австралійскую говядину; поставка угля была отдана племяннику мистера Гарриса, и состоялось опредѣленіе обязать красиваго грума вносить извѣстную сумму на содержаніе ребенка молодой служанки, не смотря на протестъ сквайра, который увѣрялъ, что "ея вины было гораздо болѣе, чѣмъ его". Вслѣдъ за этимъ, на очереди стоялъ вопросъ о Крошкѣ Годжѣ. Его мать похоронили на счетъ прихода, и, по словамъ мистера Ми, невозможно было взыскать эти расходы съ ея мужа, съ чѣмъ, послѣ непродолжительныхъ преній, совѣтъ вполнѣ согласился.
   -- Ребенокъ тоже умеръ? спросилъ пасторъ, помощникъ котораго хоронилъ бѣдную женщину.
   -- Нѣтъ, сэръ, отвѣчалъ мистеръ Ми.
   -- Что-жь отецъ съ нимъ сдѣлалъ?
   -- Вотъ видите, сэръ, мы не хотѣли взять на свою отвѣтственность, при такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ, отсылку ребенка. Молодая служанка Симонсъ кормитъ его, не находя въ этомъ для себя никакого затрудненія, и, такъ какъ союзу это ничего не стоитъ, то я оставилъ ребенка до разрѣшенія совѣтомъ этого вопроса.
   -- Совершенно незаконно, мистеръ Ми, сказалъ стряпчій: -- contra legem.
   -- Но, вотъ видите, мистеръ Кальдвель, возразилъ пасторъ:-- намъ это ничего не стоитъ, и потому распоряженіе мистера Ми совершенно благоразумно. Вѣроятно, у Годжа нѣтъ никого, ктобы могъ присмотрѣть за ребенкомъ.
   -- Ни души, отвѣчалъ мистеръ Ми.
   -- Ни матери, ни сестры покойной? спросилъ стряпчій.
   -- Никого.
   -- Все-же это неправильно. Благодаря новому закону о бѣдныхъ, нерадѣнію попечителей и излишней филантропіи, наши интересы теперь постоянно пренебрегаются самымъ позорнымъ образомъ.
   -- Какъ-бы то ни было, продолжалъ мистеръ Ми, чувствуя, что почва подъ его ногами становится тверже:-- вотъ факты, господа. У Годжа десять человѣкъ дѣтей, и старшему тринадцать лѣтъ; онъ получаетъ десять шилинговъ въ недѣлю, работая шесть дней съ утра до вечера. Кто-же будетъ заботиться о новорожденномъ младенцѣ?
   Это простое изложеніе обстоятельствъ дѣла произвело поразительное впечатлѣніе на всѣхъ членовъ совѣта, точно такъ же, какъ подобныя лаконическія, но фактически ясныя изреченія благороднаго англійскаго государственнаго человѣка нашего времени возбуждаютъ восторгъ печати и публики.
   -- Это до насъ не касается, возразилъ стряпчій:-- человѣкъ, родившій ребенка, долженъ самъ его содержать. Будьте увѣрены, если мы оставимъ ребенка у себя, то центральное управленіе намоетъ намъ голову. Вѣдь это -- только пустыя слова, что ребенокъ намъ ничего не стоитъ, такъ какъ его кормитъ ваша служанка, господинъ предсѣдатель.
   -- Я попрошу васъ, милостивый государь, воскликнулъ гордый сквайръ: -- придерживаться фактовъ. Она -- не моя служанка!
   -- Все равно, продолжалъ стряпчій:-- она была вашей служанкой прежде, чѣмъ явилась сюда. Повѣрьте, я не желалъ сказать ничего для васъ обиднаго. Но дѣло въ томъ, что эта женщина, какъ ее тамъ зовутъ, будетъ болѣе ѣсть бульона и пить пива при своей двойной работѣ, если я могу такъ выразиться; и, конечно, на это обратитъ вниманіе мистеръ Мордаунтъ.
   Мистеръ Мордаунтъ былъ начальникомъ центральнаго управленія. Но члены совѣта были въ веселомъ настроеніи духа и рѣшили на время оставить Крошку Годжа. Такимъ образомъ, Джонъ Годжъ освободился отъ разрѣшенія неразрѣшимаго вопроса или, лучше сказать, вопросъ этотъ былъ отсроченъ.
   

VI.
Центральное управленіе.

   Въ послѣднее время, одно изъ центральныхъ правительственныхъ управленій въ Англіи, путемъ цѣлаго ряда успѣшныхъ хитростей, забрало въ свои руки почти все мѣстное самоуправленіе. Бывало, и еще не очень давно, англійскій народъ ревниво охранялъ свое самоуправленіе. Всякое поползновеніе центральной власти встрѣчало отпоръ въ безчисленныхъ, могущественныхъ учрежденіяхъ, извѣстныхъ подъ названіемъ приходовъ. Могучъ, даже слишкомъ могучъ былъ въ тѣ дни этотъ духъ самоуправленія. Мѣстные администраторы, судьи, попечители бѣдныхъ, дорожныя комиссіи, всѣ возможные совѣты и комисары были полными господами въ своихъ округахъ; всякій инспекторъ, присланный для ревизіи ихъ книгъ, изслѣдованія ихъ дѣйствій и представленія отчета о замѣченныхъ неправильностяхъ, былъ-бы невозможной диковиной, такъ что, по всей вѣроятности, его отправили-бы ни съ чѣмъ къ тому министру, который его прислалъ. Конечно, приходъ былъ дурной администраторъ и онъ съ большею справедливостью, чѣмъ кто другой, могъ покаяться, "что дѣлалъ то, чего не слѣдовало, и не дѣлалъ того, что слѣдовало". Слишкомъ часто онъ былъ медлителенъ, слѣпъ, легкомысленъ, корыстенъ, и его услуги слишкомъ дорого стоили. Но въ немъ было одно великое достоинство, которое свободный народъ не могъ не цѣнить высоко: онъ развивалъ и поддерживалъ мѣстную независимость, мѣстное самоуправленіе. Примѣняя чудовищно-скверные законы о помощи бѣднымъ, онъ былъ достаточно человѣченъ, чтобъ обходить ихъ, если это клонилось въ его пользу, и щедро распоряжался фондами, конечно, тѣми, которые ему не принадлежали. Онъ смотрѣлъ на законъ для бѣдныхъ, какъ на средство для развитія земледѣлія, и дѣйствовалъ согласно этому взгляду. Его дѣятельность въ санитарномъ отношеніи была очень плоха, такъ какъ онъ отличался полнымъ невѣденіемъ естественныхъ законовъ народнаго здравія, подобно большинству законодателей. Для устраненія этихъ недостатковъ мѣстнаго самоуправленія современные законодатели, вмѣсто того, чтобъ образовать членовъ прихода и сдѣлать ихъ способными на лучшую дѣятельность, связали приходъ по рукамъ и по ногамъ, подчинивъ его верховной, центральной власти. Эта мѣра примѣнялась и примѣняется съ такой геройской рѣшимостью, что вскорѣ бѣдный приходъ превратится въ ученую собаченку, танцующую на веревкѣ, приводимой въ движеніе искустнымъ министромъ, засѣдающимъ въ старинномъ, полуразвалившемся храмѣ общественнаго милосердія въ Вайтголлѣ. Велика его власть и иногда совершенно необходима, но только иногда; а чѣмъ рѣже она примѣняется, тѣмъ лучше. Но если это распространеніе централизаціи будетъ продолжаться такъ-же энергично, какъ до настоящей минуты, то мы скоро дойдемъ въ Англіи до того, что никто не будетъ смѣть высморкаться безъ приказанія правительства, изъ боязни распространить міазмы, или, высморкавшись, всякій будетъ обязанъ послать свой платокъ для анализа къ правительственнымъ химикамъ. Конечно, каждому понятно, какъ проста и легка эта система, какъ неизмѣримо она легче всякихъ другихъ средствъ, напримѣръ, приведенія законовъ въ лучшую и болѣе систематическую форму и реорганизаціи мѣстнаго самоуправленія съ цѣлью сдѣлать его болѣе разумнымъ и энергичнымъ.
   Какъ-бы то ни было, великій народъ и его передовая пресса обоюдными усиліями предали себя въ руки вышесказаннаго министра, кто-бы онъ ни былъ, смотря по требованіямъ партій. Этотъ великій министръ съ гордостью засѣдаетъ въ своемъ центральномъ управленіи, вполнѣ сознавая, что всѣ мѣстныя, административныя власти и попечительные совѣты для бѣдныхъ находятся въ его рукахъ. Онъ знаетъ все: поселянинъ, заболѣвшій животомъ, старая лошадь, начавшая кашлять, сидѣлка, уволенная изъ приходской больницы -- составляютъ предметъ подробнаго донесенія этому могучему директору. Я нисколько не оспариваю безспорной пользы, доставляемой въ иныхъ случаяхъ этимъ надзоромъ, или необходимости какого-нибудь контроля; но, конечно, тотъ фактъ, что дурные законы дурно примѣнялись дурно составленными мѣстными учрежденіями, не доказываетъ еще необходимости отказаться отъ своей вѣковой системы и броситься въ объятія централизаціи. Простому человѣку казалось-бы гораздо раціональнѣе прежде испытать, какіе результаты дали-бы лучшіе законы, примѣняемые лучше составленными мѣстныли учрежденіями, подъ высшимъ надзоромъ контролирующей, но не диктаторской власти.
   Крошкѣ Годжу было суждено обратить на себя бдительное вниманіе этого могущественнаго министра. Это произошло не отъ того, чтобы приходскій питомецъ производилъ много шума; нѣтъ, его жалобные крики и требованія были не особенно назойливы. Но однажды великій министръ, сидя за письменнымъ столомъ и обсуждая съ своими двумя секретарями полученныя отвсюду донесенія, остановился на слѣдующей выпискѣ изъ отчета кодльтонскаго приходскаго союза:
   "Положеніе удовлетворительно. Число лицъ, получившихъ вспомоществованіе въ истекшую четверть года:
   
   Въ зданіяхъ союза (обоего пола) 567
   На дому 1,643
   Умерло 8
   Родилось 5
   
   "Смотритель доноситъ, что одинъ изъ родившихся дѣтей, сынъ женщины, по имени Годжъ, умершей послѣ родовъ, менѣе всѣхъ дѣтей, когда либо виданныхъ въ тѣхъ краяхъ, и вѣсилъ при рожденіи только три фунта. Въ виду его миніатюрности и невозможности со стороны отца, Джона Годжа, работника, имѣющаго десять другихъ дѣтей, оказать ему необходимое попеченіе, ребенокъ оставленъ въ союзѣ, но безъ всякихъ расходовъ, такъ какъ его кормитъ вышеназванная въ отчетѣ Анна Симонсъ".
   Прочитавъ эти слова, великій министръ насупилъ брови.
   -- Вотъ еще доказательство, сказалъ онъ:-- всей мудрости нашей недавней мѣры. Посмотрите, какъ этотъ совѣтъ попечителей самымъ незаконнымъ образомъ содержитъ ребенка на счетъ плательщиковъ податей, когда у него есть отецъ, обязанный о немъ заботиться. Мы должны обратить на это особенное вниманіе.
   -- Но, позвольте мнѣ замѣтить, произнесъ младшій секретарь:-- что этотъ случай "sui generis". Дѣло въ томъ, что отецъ не имѣетъ возможности содержать ребенка и онъ ничего не стоитъ союзу, такъ какъ его кормитъ Симонсъ.
   -- Во-первыхъ, отвѣчалъ министръ:-- для здороваго человѣка въ Англіи нѣтъ ничего невозможнаго. Во-вторыхъ, кто кормитъ Симонсъ? Вѣдь ее содержитъ союзъ, и неужели я повѣрю, что она можетъ кормить двухъ дѣтей при той же самой пищѣ и питьѣ, которыхъ было бы достаточно для прокормленія одного. Вѣдь это противорѣчило бы логикѣ и всѣмъ законамъ природы.
   -- Я только что хотѣлъ это сказать, замѣтилъ старшій секретарь.
   -- Да, прибавилъ младшій секретарь:-- это совершенно справедливо для большинства случаевъ; но этотъ ребенокъ чрезвычайно миніатюренъ, и я позволяю себѣ сказать, измѣняя нѣсколько текстъ, "de minimis non curat lex".
   -- М-ръ Докстеръ, сказалъ министръ, строгимъ тономъ:-- я удивляюсь, какъ вы, прослуживъ столько лѣтъ въ этомъ управленіи и вполнѣ ознакомившись съ нашей новой системой, рѣшаетесь повторять такой избитый, давно выдохшійся афоризмъ. Знайте, сэръ, что, при теперешнемъ управленіи, нѣтъ ничего слишкомъ мелкаго и недостойнаго нашего надзора, и я всѣми силами стараюсь организовать столь совершенную систему инспекціи, чтобы каждый атомъ въ нашей странѣ былъ подвергнутъ микроскопическому наблюденію центральной власти.
   М-ръ Докстеръ былъ совершенно пораженъ и уничтоженъ такимъ выговоромъ.
   -- Это дѣло должно быть вполнѣ изслѣдовано, сказалъ старшій секретарь.-- Вы, м-ръ Докстеръ, папишите совѣту попечителей и потребуйте подробнаго объясненія.
   И почтенная административная тройка перешла къ другимъ дѣламъ.
   Такимъ образомъ, инстинктъ стряпчаго, мистера Кальдвеля, оказался вѣрнымъ, и высшіе администраторы обратили вниманіе на Крошку Годжа, злоупотреблявшаго общественной благотворительностью.
   О, господинъ великій министръ, господинъ первый секретарь и господинъ второй секретарь! есть точка зрѣнія, съ которой приведенный выше афоризмъ является исторической истиной. Какъ долго законъ не заботился о подобныхъ мелочахъ! Какъ мало безпокоились законъ и общество, источникъ закона, о бѣдныхъ, слабыхъ, униженныхъ, мелкихъ людяхъ, разбросанныхъ по нашей обширной, богатой родинѣ! Если теперь, когда мелкіе люди возвышаютъ голосъ, заставляютъ себя слушать и пріобрѣтаютъ могучую силу, трудно и даже опасно о нихъ заботиться, то кто-жь въ этомъ виноватъ? Во всякомъ случаѣ, благословенъ будетъ тотъ день, когда мы станемъ заботиться объ этихъ мелкихъ, забытыхъ людяхъ.
   

VII.
Борьба между центральной властью и мѣстнымъ самоуправленіемъ.

   На первомъ засѣданіи кодльтонскаго приходскаго совѣта, послѣ переданнаго выше разговора, снова былъ поднятъ вопросъ о Крошкѣ Годжѣ. Секретарь прочелъ слѣдующее письмо:

"Центральное управленіе. Вайтголлъ, 30 іюня 18--".

   "Сэръ, мнѣ поручено увѣдомить господъ попечителей, что вниманіе начальника центральнаго управленія обращено на одинъ изъ фактовъ, обозначенныхъ въ послѣднемъ отчетѣ кодльтонскаго союза, а именно: что Годжъ, сынъ Джона Годжа изъ Ганкерлея, содержится союзомъ, хотя его отецъ не находится въ его учрежденіяхъ, не сумасшедшій, не умеръ и не пользуется никакою помощью союза.
   "Мнѣ поручено господиномъ начальникомъ указать на эту важную неправильность, которая, если не будетъ удовлетворительно объяснена, можетъ возбудить слѣдствіе и ревизію особымъ комисаромъ. Между тѣмъ, попечительный совѣтъ приглашаетъ представить подробное объясненіе фактовъ и причинъ, если таковые имѣются, для отступленія отъ закона.

Честь имѣю быть
Джереми Докстеръ".

   По прочтеніи этого письма, попечители взглянули молча другъ на друга. Лицо мистера Кальдвеля сіяло удовольствіемъ, какъ человѣка, который предсказалъ дурное и оно, по счастію, совершилось. Сквайръ первый прервалъ молчаніе. Щеки его гнѣвно пылали подъ тѣнью высокихъ воротничковъ и сѣдыхъ бакенбардъ.
   -- Чортъ возьми! сказалъ онъ.-- Центральное управленіе слишкомъ стало придирчиво. Какое дѣло начальнику этого управленія до того, что мы расходуемъ свои деньги на Крошку Годжа? Весь разговоръ о какихъ-нибудь сорока шилингахъ, а онъ грозитъ намъ слѣдствіемъ. Увѣряю васъ, господа, что, если дѣла будутъ такъ идти, то ни одинъ порядочный человѣкъ не пойдетъ въ попечители. Неужели представители лучшихъ, стариннѣйшихъ родовъ графства дозволятъ, чтобъ ими помыкалъ какой нибудь демократическій выскочка, покровительствуемый радикальнымъ министерствомъ? Нѣтъ, господа...
   Тутъ раздраженіе сквайра дошло до того, что онъ не могъ продолжать своей рѣчи и гнѣвно ударилъ рукою по столу.
   -- Да, замѣтилъ пасторъ, спокойнымъ тономъ: -- подобными дѣйствіями мѣстное самоуправленіе доводится до абсурда. Мы собираемся сюда, какъ люди мыслящіе (глаза пастора сомнительно остановились на нѣкоторыхъ изъ присутствующихъ), только для того, чтобъ помѣчать предписанія мистера Мордаунта. Еслибъ я не былъ обязательнымъ членомъ, то, конечно, вышелъ бы изъ собранія, имѣющаго столь комическое значеніе.
   Сквайръ бросилъ ободрительный взглядъ на пастора.
   -- Но что же мы будемъ дѣлать съ ребенкомъ? сказалъ стряпчій.-- Стоитъ ли бороться съ центральнымъ управленіемъ изъ-за такого пустяка? Если я не ошибаюсь, единственное основаніе нашего предъидущаго рѣшенія -- миніатюрные размѣры ребенка. Не правда ли, господинъ секретарь?
   -- Я не знаю другого предлога къ нашему оправданію, отвѣчалъ секретарь:-- вѣдь мы на самомъ дѣлѣ содержимъ ребенка.
   -- Весь этотъ шумъ изъ ничего, замѣтилъ мистеръ Гаррисъ:-- ребенокъ -- ничто и онъ ничего не стоитъ; не такъ ли, мистеръ Кальдвель?
   -- Ха, ха, ха! Очень остроумно, произнесъ стряпчій, имѣвшій уважительныя причины соглашаться съ Гаррисомъ, но видя, что сквайръ и пасторъ даже не улыбнулись, онъ принялъ немедленно серьёзный тонъ:-- впрочемъ, теперь, мистеръ Гаррисъ, не до шутокъ. Это -- очень важный вопросъ. Что намъ дѣлать?
   -- Бороться до смерти! воскликнулъ капитанъ Колингсби, который въ свое время воевалъ не только на словахъ, но на дѣлѣ, и безъ малѣйшаго укора совѣсти навелъ бы шестидесяти-четырехъ-фунтовую пушку на центральное управленіе.-- Тутъ дѣло не въ ростѣ; еслибъ ребенокъ былъ великанъ, то это нисколько не измѣнило бы нашего положенія. Я говорю о принципѣ. Если начальникъ центральнаго управленія будетъ совать свой носъ въ подобныя дѣла, которыя совѣтъ вполнѣ способенъ разрѣшать по своему, то пусть онъ самъ пріѣзжаетъ сюда и распоряжается. Лопни мои глаза, если я стану засѣдать здѣсь для того, чтобъ исполнять его приказанія.
   -- Э, капитанъ! сказалъ мистеръ Гаррисъ, который, какъ оптовый торговецъ и радикалъ, не нравился многимъ членамъ прихода, отличавшагося чрезвычайно отсталыми понятіями:-- я полагаю, что приходскія дѣла могли бы вестись гораздо лучше, еслибы обращалось побольше вниманія на интересы плательщиковъ налога, чѣмъ на титулы. Можетъ быть, еслибы вы удалились, то мы замѣнили бы васъ какимъ нибудь болѣе практическимъ человѣкомъ.
   -- Который умѣлъ бы обдѣлывать свои дѣлишки, прибавилъ капитанъ.
   -- Нѣтъ никакого сомнѣнія, произнесъ сквайръ, не глядя на мистера Гарриса:-- вы знаете близко все, что касается торговли углемъ, свѣчами и т. д. и, вѣроятно, мы могли бы найти другихъ подобныхъ вамъ лицъ, которыя согласились бы вступить въ совѣтъ; но я позволю себѣ сказать, что, если страна желаетъ хорошей администраціи, то въ совѣтѣ должны быть только люди способные и вліятельные.
   -- Хорошо, отвѣчалъ Гаррисъ добродушно;-- но если джентльменъ откажется отъ своего мѣста, то его замѣнитъ торговецъ.
   -- Вопросъ теперь ясенъ, сказалъ мистеръ Кальдвель;-- что же намъ дѣлать съ Годжемъ? Кстати, зачѣмъ его до сихъ поръ не крестили, г. секретарь?
   -- Онъ -- не крещеный! воскликнулъ пасторъ,-- Этого быть не можетъ. Кто нибудь да окрестилъ его?
   Паника была общая. Всѣ обратились къ мистеру Ми, и тотъ объяснилъ, что ребенокъ не былъ еще принятъ въ лоно церкви. Тогда пасторъ, къ явному неудовольствію стряпчаго и оптоваго торговца, объявилъ, что онъ не можетъ участвовать въ дальнѣйшихъ преніяхъ и по совѣсти обсуждать интересы ребенка прежде, чѣмъ онъ получитъ какія нибудь права черезъ святое крещеніе. Еслибъ онъ умеръ въ такомъ положеніи, то его не похоронили бы на кладбищѣ. Пламенная энергія пастора подѣйствовала на присутствующихъ, и было рѣшено немедленно окрестить младенца.
   Анна Симонсъ принесла Крошку Годжа, и пасторъ, прочитавъ установленныя молитвы, приступилъ къ обряду крещенія.
   -- А какое ему дать имя? неожиданно спросилъ онъ.
   -- Вы можете воспользоваться священнымъ писаніемъ, отвѣчалъ стряпчій:-- назовите его Веніаминомъ.
   -- Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, произнесъ пасторъ:-- крестится младенецъ Веніаминъ.
   Такимъ образомъ, Крошка Годжъ сдѣлался христіаниномъ.
   Когда обсужденіе спорнаго вопроса снова возобновилось, присутствовавшіе фермеры присоединились къ капитану и сквайру. Они сдѣлали это, сознавая, что вопросъ былъ серьёзный. Очевидно, министръ хотѣлъ сосредоточить въ своихъ рукахъ всю власть, сдѣлать попечителей простыми пѣшками, на что англичане никогда не согласятся. Уничтоживъ ихъ власть, онъ уменьшитъ ихъ вліяніе на рабочихъ и заработную плату. Поэтому было рѣшено, несмотря на протесты обязательныхъ членовъ совѣта и нѣкоторыхъ другихъ, послать министру отвѣтъ, въ которомъ, сожалѣя объ его вмѣшательствѣ въ дѣло, касающееся исключительно попечителей, совѣтъ, указывая на всю безвыходность положенія Годжа, объявитъ рѣшеніе попечителей объ оставленіи Крошки Годжа на попеченіи Анны Симонсъ.
   Только англичане могутъ понять смыслъ всего, что послѣдовало за этимъ постановленіемъ совѣта. Особый правительственный чиновникъ былъ посланъ въ Кодльтонъ для изслѣдованія дѣла. Онъ посѣтилъ всѣ учрежденія союза, подвергъ допросу Анну Симонсъ и смотрителя заведенія, освидѣтельствовалъ ребенка и опредѣлилъ точное количество пищи и питья, которое эта молодая женщина употребляла сверхъ обыковеннаго количества, отпускаемаго кормилицамъ. Результатомъ этого слѣдствія былъ ученый докладъ, въ которомъ докторъ Сурчасъ, послѣ химическаго анализа, пришелъ къ заключенію, что Анна Симонсъ ѣстъ болѣе въ день на четыре унца и пьетъ пива болѣе на полкружки, чѣмъ еслибы кормила одного ребенка, а слѣдовательно, плательщики налога для бѣдныхъ подвергаются явному обману.
   Вслѣдствіе этого доклада, центральное управленіе предписало совѣту попечителей кодльтонскаго приходскаго союза немедленно прекратить незаконное покровительство, оказываемое Крошкѣ Годжу, и внушить отцу его, что онъ обязанъ содержать своего ребенка. Совѣтъ исполнилъ это предписаніе, хотя и противъ воли. Англичане походятъ въ этомъ отношеніи на Фальстафа: они не любятъ исполнять даже свои обязанности изъ подъ палки, что составляетъ характеристическую черту, достойную вниманія законодателей и администраторовъ.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Изъ одного союза въ другой.

I.
Безвыходное положеніе.

   Годжъ очень нелюбезно принялъ извѣстіе о возвращеніи ему крошки сына, котораго ему приходилось теперь кормить, одѣвать и воспитывать. Безпристрастное отношеніе къ дѣлу немыслимо, когда нищета своей тяжелой пятой давитъ человѣка. Нельзя въ такихъ случаяхъ привлекать его къ отвѣтственности за то, что онъ думаетъ и говоритъ.
   Страшный вопросъ, представившійся ему передъ открытой могилой жены, теперь требовалъ немедленнаго разрѣшенія. На него нельзя было уже смотрѣть съ спокойствіемъ философа и ждать разрѣшенія его въ будущемъ; онъ стоялъ лицомъ къ лицу съ грозной задачей. Долго откладывалъ Годжъ разрѣшеніе этой злой шутки судьбы; наконецъ, на другой день, послѣ полученія имъ извѣстія, онъ, возвратясь домой, увидалъ Крошку Годжа на рукахъ своей старшей дочери Мэри. Начиная съ шести лѣтъ, Мэри постоянно няньчила дѣтей, такъ что даже ея юная спина нѣсколько сгорбилась; но никогда у ней не было питомца, который бы такъ подходилъ къ ея росту. По крайней мѣрѣ, такъ показалось Годжу, когда онъ увидалъ маленькую няньку, укачивавшую на своей ладони ребенка, походившаго на куклу. Всѣ остальныя дѣти окружали ее, оглашая воздухъ восклицаніями, которыя показались бы Годжу очень забавными, еслибъ онъ былъ въ духѣ.
   Въ глазахъ бѣдняка потемнѣло при видѣ этой сцены, прелестной на словахъ или на полотнѣ, но не въ дѣйствительности. Она казалась Годжу грустной, мрачной, и не могло быть иначе. Что было ему дѣлать? Двѣнадцати-лѣтняя Мэри не могла быть постоянной нянькой грудного ребенка. Ей было забавно подержать на рукахъ, впродолженіи часа или двухъ, здоровую, хорошо откормленную куклу, но какъ могла она ухаживать, печься и заботиться о ней постоянно? Нанять кого-нибудь для исполненія этихъ обязанностей онъ не имѣлъ средствъ, а для того, чтобъ самому взяться за это, надо было бросить работу, доставлявшую ему единственное средство къ жизни. Погруженный въ эти тяжелыя думы, онъ протянулъ палецъ къ своему миніатюрному дѣтищу, и Крошка Годжъ съ веселой улыбкой старался обвить этотъ грубый палецъ своими маленькими рученками. Потомъ онъ взялъ ребенка на руки или, лучше сказать, на одну руку, которая сильно задрожала при мысли, что достаточно было мгновеннаго движенія для отсрочки навсегда терзавшей его задачи. Но рука эта тотчасъ окрѣпла и нѣжно сжала ребенка, потому что въ этомъ простомъ поселянинѣ сердце было доброе, благородное.
   -- Мэри, сказалъ онъ наконецъ:-- что мы будемъ съ нимъ дѣлать? Кто ему будетъ матерью?
   -- Я, отвѣчала Мэри, принимая на себя материнскій тонъ, который никакъ не согласовался съ ея маленькимъ ростомъ: -- я могу отлично ходить за нимъ, если вы только, батюшка, будете одѣвать другихъ дѣтей. Томасъ такъ же можетъ намъ помочь, онъ -- ловкій мальчикъ. Не правда ли, Томасъ, ты намъ поможешь?
   Въ сущности, Томасъ предпочиталъ домашнимъ заботамъ ловлю птицъ и игры съ товарищами, но, подъ вліяніемъ присутствія отца, онъ милостиво выразилъ свое согласіе.
   -- Нѣтъ, это немыслимо! воскликнулъ Годжъ, топнувъ ногою:-- ты не можешь, Мэри, няньчиться съ нимъ. Кто тогда станетъ варить дѣтямъ супъ, одѣвать ихъ, чинить ихъ платья? но какъ онъ похожъ на свою мать! Бѣдная женщина! Ахъ, еслибъ только она была въ живыхъ! Ну, Мэри! возьми ребенка.
   Съ этими словами онъ отдалъ Крошку его импровизированной нянькѣ и вышелъ изъ комнаты. Мэри смотрѣла ему вслѣдъ и увидала, какъ онъ съ поникшей головой медленно направился къ кладбищу. Она не могла удержаться отъ слезъ, а всѣ остальныя дѣти стали ей вторить, такъ что составился раздирательный хоръ.
   

II.
Предув
ѣдомленіе.

   Видя, что попечители о бѣдныхъ отвернулись отъ него, Джонъ Годжъ счелъ себя въ правѣ обратиться къ своему хозяину. По его мнѣнію, или кто-нибудь долженъ былъ взять ребенка на свое попеченіе, или самъ онъ долженъ былъ увеличить свои средства, чтобъ имѣть возможность платить за попеченія о ребенкѣ. Мы не можемъ очень строго отнестись къ логичности этого вывода. Логика Годжа была не строго-научная, но естественная. Конечно, не подлежитъ спору, что каждый новый ребенокъ не составляетъ уважительной причины къ увеличенію заработной платы, получаемой отцомъ. Но когда человѣкъ получаетъ столь скудную плату за свой трудъ, что, при всей его честности и энергіи, приращеніе семейства переворачиваетъ вверхъ дномъ всѣ экономическія условія его жизни, то подобный фактъ достоинъ вниманія хозяина. Человѣкъ, стоящій такъ близко отъ голодной смерти, не можетъ получать справедливой заработной платы и, конечно, не можетъ хорошо работать. Годжъ не былъ въ состояніи теперь развивать такіе тонкіе аргументы, и, хотя онъ рѣшился говорить съ хозяиномъ о прибавкѣ жалованья, но никакъ не могъ привести въ исполненіе своей рѣшимости. Два или три раза онъ отправлялся съ этой цѣлью къ мистеру Джоли, но, встрѣтившись лицомъ къ лицу съ фермеромъ, онъ терялъ всякое мужество и съ трусостью голоднаго человѣка не смѣлъ громко выразить своихъ желаній.
   Между тѣмъ, съ каждымъ днемъ, его сердце все болѣе и болѣе обливалось кровью. Онъ долженъ былъ сократить скудную пищу другихъ дѣтей, чтобъ имѣть возможность платить за бутылку снятого молока, которое, смѣшанное съ мукой, составляло пищу Крошки Годжа, и за попеченія сосѣдки, спасавшей отъ времени до времени его домъ отъ ужаснаго хаоса. Но несмотря на всѣ его усилія, на блѣдныхъ лицахъ его дѣтей ясно виднѣлись изнуреніе и голодъ. Маленькое тѣло Крошки Годжа съеживалось каждый день все болѣе и болѣе. Самъ Годжъ отправлялся по утрамъ на работу безъ пищи, съ нестерпимыми спазмами въ желудкѣ и, подобно блудному сыну (онъ -- блудный сынъ, какая злобная насмѣшка судьбы!), питался желудями.
   Представьте себѣ, читатель сытый, счастливый -- все равно мужчина вы, женщина или ребенокъ -- представьте себѣ положеніе человѣка, работающаго двѣнадцать часовъ къ ряду съ пустымъ желудкомъ и знающаго, что послѣ тяжелой работы ему нечѣмъ утолить голода, что онъ будетъ такъ работать и голодать день за днемъ, недѣлю за недѣлей, годъ за годомъ! И однако, сколько несчастныхъ воздѣлывателей земли терпѣливо несутъ бремя своего дурно оплаченнаго труда и тщетно стараются сырыми кореньями поддержать въ себѣ настолько жизни, чтобы можно было продолжать работу.
   Маленькая Мэри съ вдохновеннымъ материнскимъ инстинктомъ умѣла отказывать себѣ даже въ той скудной пищѣ, которая приходилась на ея долю и, благодаря постояннымъ заботамъ о чахнувшемъ маленькомъ созданіи, она сама съ каждымъ днемъ становилась все блѣднѣе и изнуреннѣе, такъ что Джонъ Годжъ невыразимо терзался, смотря на нее. Боже мой! образъ этого человѣка, сидящаго по вечерамъ послѣ тяжелаго труда передъ одиннадцатью изнуренными дѣтьми и вполнѣ сознающаго, что въ будущемъ его ожидаютъ еще болѣе печальные дни, возстаетъ передо мною такъ ясно, такъ живо, съ такой убійственной дѣйствительностью, что рука у меня дрожитъ, перо выпадаетъ и я не могу, не смѣю сказать всего, что хотѣлъ бы. Я только удивляюсь терпѣнью этого труженика.
   Наконецъ, плоть и кровь не могли вынести долѣе подобную пытку. Отчаяніе придало Годжу смѣлости и, увидавъ однажды утромъ на сѣнокосѣ мистера Джоли, онъ подошелъ къ нему, искоса поглядывая на жирную фигуру богатаго фермера.
   -- Позвольте мнѣ, сэръ, сказать вамъ два слова.
   -- Два слова, отвѣчалъ фермеръ, пристально взглянувъ на Годжа:-- о чемъ?
   Годжъ. Вотъ видите (и онъ переминался съ ноги на ногу):-- вы, конечно, слышали...
   Джоли. Чего-жъ вы хотите, чортъ возьми? Что вамъ нужно? бутылку молока для Крошки или шиллингъ въ займы? Или вы, быть можетъ, убили зайца; я, въ такомъ случаѣ, не могу вамъ помочь. Мы рѣшились всѣми силами уничтожать противузаконную охоту.
   Годжъ. Нѣтъ, сэръ, дѣло не въ этомъ. Вотъ видите, сэръ, моя бѣдная жена Мэри умерла и у меня нѣтъ никого, кто бы могъ печься о ребенкѣ, кромѣ маленькой дочери Мэри... а она слишкомъ молода, она не умѣетъ...
   Джоли. Вы хотите, чтобъ я взялъ вашего ребенка?
   Годжъ. Нѣтъ, сэръ, но вотъ видите, сэръ, еслибъ я могъ платить сосѣдкѣ за попеченія о ребенкѣ, то дѣло бы еще пошло. Да вотъ бѣда, на это нужно три или четыре шиллинга. А откуда мнѣ ихъ взять изъ моего малаго жалованья?
   Джоли. Такъ обратитесь въ приходскій союзъ. Вы знаете, я -- одинъ изъ попечителей. Достаньте докторское свидѣтельство о болѣзни вашихъ дѣтей, и мы вамъ отпустимъ вдоволь всякой пищи.
   Годжъ. Нѣтъ, сэръ, благодарствуйте. Я -- не такой человѣкъ. Я не стану просить милостыни, когда могу честно работать. Я никогда не просилъ Христа-ради и не буду. Лучше съ голода умру.
   Джоли. Очень глупо. Для чего же устроены приходскіе союзы, какъ не для помощи вашему брату въ такихъ обстоятельствахъ. Напрасно вы себя считаете лучше другихъ.
   Фермеръ сдѣлалъ саркастическое удареніе на послѣднихъ словахъ; онъ, казалось, былъ очень доволенъ, что нашелъ выходъ изъ безвыходнаго положенія, повидимому, въ прекрасномъ, нравственномъ принципѣ.
   Годжъ. Это не потому, чтобъ я былъ лучше сосѣдей; но мы съ Мэри никогда не обращались за помощью въ приходъ, исключая самыхъ крайнихъ случаевъ, и съ Божьей помощью я не отступлю отъ этого правила. Но мое жалованье можно бы увеличить на нѣсколько шиллинговъ, не правда ли, сэръ? (Эти слова были произнесены Годжемъ отрывисто, съ необыкновеннымъ усиліемъ). Вы знаете, сэръ, что я всегда былъ хорошимъ рабочимъ: я могу сдѣлать почти вдвое противъ любого работника въ Ганкерлеѣ и стою больше ихъ всѣхъ.
   Это была совершенная правда. Годжъ стоилъ гораздо болѣе всѣхъ рабочихъ на фермѣ, какъ по искуству, такъ и по опытности, и, еслибъ заработная плата была соотвѣтственна труду, то, конечно, онъ получалъ бы отъ двѣнадцати до пятнадцати шиллинговъ въ недѣлю. Фермеръ Джоли, какъ истый англичанинъ, не могъ не признать справедливости словъ Годжа, но по той же причинѣ не могъ этого высказать, такъ какъ въ дѣлѣ замѣшанъ былъ его личный интересъ.
   Джоли. Вы хорошо знаете, что жалованье выдается всѣмъ равное, а не по достоинству работы. Къ тому же, развѣ я вамъ не даю даромъ жилища, дровъ, пива? Вы понимаете, что я не могу увеличить вашего жалованья. Сдѣлай я это, всѣ сосѣдніе фермеры возстанутъ противъ меня.
   Годжъ. Но вѣдь это -- не причина оказывать мнѣ несправедливость. Если вы признаёте, что я работаю болѣе другихъ и что они получаютъ такъ же, какъ я, жилище, дрова и пиво, то развѣ мнѣ не слѣдуетъ прибавить жалованья?
   Джоли. Я не хочу вступать съ вами въ споръ. Хотите -- такъ работайте, а нѣтъ -- такъ убирайтесь.
   Годжъ. Вы правы, сэръ, я не могу долѣе такъ жить. Мы дома всѣ умираемъ съ голода, и вотъ ужь десять дней, какъ я не обѣдалъ.
   Фермеръ увидалъ въ глазахъ Джона Годжа что-то недоброе и поспѣшно сказалъ:
   -- Если дѣло дошло до этого, то ступайте ко мнѣ въ домъ и спросите у жены каравай хлѣба, кусокъ свинины и кружку парного молока для ребенка. Но помните, сэръ, вы не должны никогда болѣе ни мнѣ, никому другому говорить о возвышеніи заработной платы. Если мы увеличимъ жалованье одному, то должны сдѣлать это для всѣхъ и, конечно, раззоримся въ пухъ.
   Онъ повернулся и хотѣлъ уйти, но Годжъ дошелъ до отчаянія и воскликнулъ.съ неожиданной энергіей:
   -- Нѣтъ, сэръ, этого мнѣ недостаточно. Благодарю васъ за хлѣбъ, свинину и молоко, но вѣдь этого хватитъ только на одинъ обѣдъ. Я вамъ сказалъ, сэръ, что не могу работать на васъ за десять шиллинговъ въ недѣлю, не могу и не хочу.
   Годжъ мало-по-малу выработалъ себя до этого смѣлаго гнѣвнаго протеста, столь противорѣчившаго его обычному, пассивному тону. Такая неожиданная перемѣна удивила и обезпокоила фермера. Хлыстъ задрожалъ въ его рукѣ.
   -- Чортъ возьми! произнесъ онъ.-- Вы забываете, съ кѣмъ вы говорите, неблагодарное животное! Вы съ своимъ семействомъ живете на моей землѣ вотъ ужь двадцать лѣтъ; я акуратно плачу вамъ жалованье, зимою и лѣтомъ, въ хорошую и дурную погоду; я былъ всегда для васъ добръ и дѣлалъ вамъ подарки на Рождество, а теперь, испытавъ впервые бѣду, вы требуете у меня прибавки жалованья. Но послушайте, Годжъ, я на этотъ разъ вамъ прощаю; но если услышу когда-нибудь отъ васъ еще слово о прибавкѣ жалованья, то въ тотъ же день выгоню васъ съ фермы и обѣщаю вамъ, что никто въ нашемъ околодкѣ, миль на двадцать вокругъ, не дастъ вамъ работы. Вотъ вамъ мой дружескій совѣтъ: подумайте хорошенько объ этомъ и постарайтесь сами выпутаться изъ бѣды, а если вашихъ силъ не хватитъ, то обратитесь за помощью туда, куда обращаются всѣ другіе. Приходскій союзъ обязанъ оказать вамъ содѣйствіе.
   -- Онъ возвратилъ мнѣ моего ребенка! воскликнулъ Годжъ вслѣдъ уходившему фермеру.
   Въ эту минуту въ сердцѣ Годжа боролись невозможныя чувства, а, главнымъ образомъ, сожалѣніе и негодованіе. Онъ не могъ затушить въ себѣ укора совѣсти (такъ несовершенны были его нравственныя идеи) за мгновенное пресѣченіе добрыхъ отношеній къ хозяину, существовавшихъ столько лѣтъ; но, съ другой стороны, Годжъ вполнѣ понималъ, что его требованія, помимо его крайняго положенія, совершенно справедливы и что доводы фермера были далеко не серьёзными доводами. Я вовсе не желаю анализировать мысли фермера Джоли, но въ своемъ родѣ это былъ добродушный человѣкъ, и мы не должны быть слишкомъ къ нему строги. Онъ столько же былъ жертвою ложной общественной системы, сколько и бѣдный Джонъ Годжъ.
   

III.
У пастора.

   Горьки, хотя естественно узки и туманны были размышленія Годжа объ его свиданіи съ фермеромъ. Но нищета его была такъ велика и голодъ его дѣтей такъ силенъ, что онъ почти автоматически пошелъ въ домъ Джоли и получилъ обѣщанную ему подачку. Его занимала теперь только одна мысль, что онъ имѣлъ возможность отдохнуть хотя двадцать четыре часа и обдумать свое положеніе.
   Приходъ отвернулся отъ него; хозяинъ отказалъ ему въ помощи; ему оставалось еще обратиться къ пастору.
   Достопочтенный Винвудъ Лестеръ, ректоръ Ганкерлея, прибылъ въ этотъ приходъ вскорѣ послѣ возвращенія изъ университета сквайра Биртона, отъ котораго зависѣло назначеніе пастора. Онъ происходилъ изъ хорошаго, но бѣднаго семейства, и привезъ изъ Оксфорда столько знанія и такую хорошую репутацію, что жаль было видѣть его въ скромной обстановкѣ сельскаго пастора. Однакожь, онъ вскорѣ привыкъ къ своей тихой, монотонной дѣятельности; его всѣ уважали, и своимъ добродушіемъ онъ снискалъ довѣріе богатыхъ и бѣдныхъ; что же касается сквайра, то онъ былъ его закадычнымъ другомъ. Въ религіозномъ отношеніи, пасторъ былъ приверженцемъ умѣренной партіи высокой церкви. Одежда его была приличная, степенная, хотя по формѣ она нѣсколько приближалась къ облаченію католическаго патера, сходство съ которымъ увеличивалось еще круглой, поярковой шляпой, не отличавшейся, однакожь, небрежностью, какъ у многихъ представителей англійскаго духовенства.
   У мистера Лестера былъ помощникъ -- пасторъ Линкбой, котораго рекомендовало ему такое авторитетное лицо, какъ докторъ Фуссей; но мистеръ Лестеръ вскорѣ нашелъ, что его слѣпое довѣріе къ авторитетной рекомендаціи поставило его въ очень неловкое положеніе. Мистеръ Линкбой принадлежалъ къ новой, передовой школѣ ритуалистовъ; онъ превосходилъ во всѣхъ отношеніяхъ своего духовнаго главу -- мистера Лестера. Его сюртукъ былъ длиннѣе, жилетъ походилъ на рясу, бѣлая манишка была почти невидима, а горло также религіозно грязно, какъ у любого католическаго патера, а главное, онъ носилъ большую, мягкую, съ поярковыми полями шляпу, которая была такихъ громадныхъ размѣровъ, что его во всемъ околодкѣ прозвали чернымъ грибомъ. Несмотря на все это, мистеръ Линкбой энергично трудился и совѣстливо боролся съ міромъ, плотью и дьяволомъ. Онъ избѣгалъ перваго, умерщвлялъ вторую и вступалъ въ единоборство съ третьимъ, въ какомъ бы видѣ онъ ни являлся. Народъ смотрѣлъ на него съ презрѣніемъ, какъ на паписта; и его поведеніе, какъ въ церкви, такъ и внѣ ея, давало полное основаніе подобному предположенію. Многіе утверждали, что онъ дѣлалъ себя предметомъ всеобщихъ насмѣшекъ ради полученія за это награды въ будущей жизни.
   Схоронивъ Мэри Годжъ, мистеръ Линкбой далъ себѣ слово посѣщать семейство бѣдной женщины. Онъ дѣйствительно заходилъ два раза къ маленькой Мэри, но его строгія, торжественныя манеры и удивительная шляпа нетолько возбудили въ ней сомнѣнія, но вызвали громкіе вопли со стороны большинства дѣтей. Среди такого плачевнаго хора, пасторъ смѣло опустился на колѣни, произнесъ нѣсколько молитвъ и, осѣнивъ крестнымъ знаменіемъ ревущихъ дѣтей, призвалъ на ихъ головы благословеніе Божіе. Услыхавъ объ этихъ посѣщеніяхъ, Годжъ, съ чувствомъ какой-то презрительной благодарности, сказалъ своей старшей дочери: "Не обращай на него вниманія, Мэри, это -- не пасторъ; это -- его помощникъ, у котораго, говорятъ, голова не совсѣмъ въ порядкѣ, но, впрочемъ, онъ старается дѣлать добро".
   Такимъ образомъ, не смотря на ясно выраженное сочувствіе къ нему со стороны мистера Линкбоя, Джонъ Годжъ обратился къ мистеру Лестеру, какъ человѣку, болѣе симпатичному. Однажды, въ прекрасный, весенній вечеръ, онъ прошелъ съ кладбища, гдѣ находилась могила его жены, къ пасторскому дому. Онъ смиренно остановился у небольшой галлереи, украшенной цвѣтами, а пасторъ, увидавъ его изъ окна, выслалъ ему стаканъ пива, хлѣба и сыру. Эта любезность имѣла прекрасное вліяніе на Годжа и измѣнила къ лучшему его настроеніе. Послѣ обѣда, пасторъ вышелъ къ нему; такъ какъ Годжъ рѣдко ходилъ въ церковь, то мистеръ Лестеръ почти не зналъ его лично, но его недавняя потеря и необыкновенная исторія Крошки сына возбуждали сочувствіе добродушнаго человѣка.
   -- Вы желаете со мною поговорить, Годжъ? сказалъ пасторъ, съ любезной улыбкой.
   Этотъ, высокаго роста, широкоплечій человѣкъ, съ сѣдыми бакенбардами и такими же сѣдыми, вьющимися волосами, былъ вѣрнымъ олицетвореніемъ доброй, свѣтлой, сочувственной церкви.
   -- Если позволите, сэръ, отвѣчалъ Годжъ, снимая шляпу.
   -- Хорошо, сядьте на скамейку, произнесъ пасторъ, небрежно опускаясь на стулъ и вынимая изъ кармана зубочистку.-- Ну, какъ здоровье ребенка? Я, кажется, окрестилъ его Веніаминомъ. Не такъ ли? Хорошо ли за нимъ ухаживаютъ?
   -- Нѣтъ; въ этомъ-то и дѣло, сэръ, что за нимъ нѣтъ хорошаго ухода и онъ очень захирѣлъ. У меня, вы знаете, одиннадцать дѣтей...
   -- Да, да, помню. Вамъ вернули ребенка изъ приходскаго союза. Неужели вы не нашли никого, кто бы взялся ходить за нимъ?
   -- Нѣтъ, сэръ, гдѣ мнѣ найти такого человѣка? Я получаю всего девять шиллинговъ въ недѣлю -- выходитъ на каждаго ребенка менѣе шиллинга.
   -- Да, вы правы. Вамъ надо бы обратиться за помощью къ приходскому союзу.
   -- Я не желаю получать милостыню; я предпочитаю быть независимымъ, сэръ...
   -- Но если это невозможно?
   -- Тогда я лучше умру съ голода.
   -- Не говорите такъ, это грѣшно. Вы -- отецъ одиннадцати дѣтей и поставлены Богомъ въ такое положеніе, что должны пользоваться всѣми средствами для ихъ поддержки. Если вы сами не можете содержать вашихъ дѣтей, вы должны просить помощи у прихода; это совершенно просто и очевидно. Вамъ слѣдуетъ пригласить доктора для освидѣтельствованія вашихъ дѣтей, и онъ, конечно, пропишетъ имъ хорошую, здоровую пищу.
   -- Нѣтъ, сэръ, я предпочитаю содержать ихъ своимъ трудомъ.
   -- Но вы сами хорошо знаете, что это невозможно при жалованьи въ девять шиллинговъ въ недѣлю.
   -- Вотъ, сэръ, гдѣ настоящая загвоздка, отвѣчалъ Годжъ, и лицо его нѣсколько прояснилось:-- я самъ тоже говорю. Я не могу долѣе существовать на девять шиллинговъ въ недѣлю, но еслибъ наше жалованье распредѣлялось справедливѣе, я могъ бы обойтись и безъ помощи прихода. Жалованье мое слишкомъ ничтожно, вы совершенно правы, сэръ.
   -- Однако, возразилъ пасторъ, видя, что онъ неосторожно зашелъ слишкомъ далеко:-- девять шиллинговъ -- хорошая плата въ нашихъ мѣстахъ, и, вѣроятно, мистеръ Джоли даетъ вамъ пиво, дрова и т. д. Вы не можете получить болѣе обыкновенной цѣны. Вы знаете, что мы съ вами не можемъ возвышать заработной платы выше существующей цѣны.
   -- Но вы сами говорите, сэръ, что я за свой, вполнѣ хорошій трудъ получаю такую сумму денегъ, на которую не могу жить; при этой платѣ, я почти умираю съ голоду; повторяю, сэръ, ее должны увеличить.
   -- Говорили вы съ мистеромъ Джоли?
   -- Да, сэръ; онъ отвѣчалъ, что не можетъ платить болѣе и что, къ тому же, остальные фермеры не потерпятъ возвышенія заработной платы.
   -- Я того же мнѣнія, Годжъ, особливо при теперешнемъ положеніи приходскаго союза. Вы должны быть довольны тѣмъ, что у васъ есть, и не желать невозможнаго. Если вы не въ состояніи печься о своихъ дѣтяхъ, то законъ предоставляетъ вамъ право пользоваться помощью прихода, и вы обязаны принять ее. Какъ я уже сказалъ, Провидѣнію угодно было поставить васъ въ одно положеніе, а меня въ другое. Я не совершенно доволенъ моимъ положеніемъ; вы жалуетесь на ваше. Но нашъ долгъ мириться съ своею судьбою и принимать съ благодарностью то, что Богъ намъ ниспосылаетъ. Любезный другъ, прибавилъ онъ очень добродушно:-- не поддавайтесь духу своеволія; подобными разговорами вы заслужите дурную репутацію и навлечете большія несчастія во всемъ околодкѣ.
   -- Я боюсь, что ваши слова исполнятся, сэръ, отвѣчалъ Годясь:-- я не могу смотрѣть, сложа руки, какъ мои дѣти умираютъ съ голоду, я знаю, что многіе раздѣляютъ мое мнѣніе. Я надѣялся, сэръ, что вы поможете намъ и уговорите фермеровъ платить намъ немного болѣе теперешняго жалованья.
   -- Я вижу, вы сами не понимаете, чего просите, сказалъ мистеръ Лестеръ, качая головою:-- я -- служитель церкви; что скажутъ фермеры, если я стану вступаться въ ихъ дѣла съ рабочими? Нѣтъ, это невозможно. Ступайте домой и обдумайте все это хорошенько. Я увѣренъ, что вы перемѣните свое мнѣніе. Я вамъ пришлю завтра мистера Линкбоя; онъ съ вами поговоритъ.
   -- Извините, сэръ, отвѣчалъ Годжъ, комкая въ своихъ рукахъ шляпу:-- не присылайте вашего помощника; онъ только пугаетъ дѣтей своими странными манерами. Къ тому же, онъ не можетъ оказать намъ никакой пользы; развѣ только если принесетъ молока и извѣстіе объ увеличеніи жалованья. Мы въ грошъ не ставимъ, сэръ, его папистскихъ выходокъ. Вотъ, еслибъ вы зашли -- дѣло другое, мы всегда рады васъ видѣть. Прощайте, сэръ, очень вамъ благодаренъ.
   Пасторъ кивнулъ головою уходившему Годжу и не могъ скрыть улыбки при мысли объ уморительномъ видѣ, который долженъ былъ представлять мистеръ Линкбой, въ своей странной одеждѣ, среди плачущихъ дѣтей. Эта уморительная картина изгнала на время изъ его головы болѣе серьёзныя мысли, возбужденныя словами Джона Годжа; но вскорѣ онъ сталъ съ безпокойствомъ спрашивать себя, не былъ ли этотъ разговоръ отголоскомъ общественнаго мнѣнія всего прихода; не дошло ли, въ самомъ дѣлѣ, положеніе скромныхъ и терпѣливыхъ сельскихъ рабочихъ до такой крайности, что необходимо немедленно и разомъ оказать имъ радикальную помощь, измѣнивъ существующія низкія цѣны на трудъ. Пасторъ хорошо зналъ, что цѣны на жизненные припасы въ этой мѣстности увеличивались далеко не соразмѣрно съ увеличеніемъ платы за трудъ земледѣльца, и потому нынѣшнимъ рабочимъ было труднѣе существовать, чѣмъ ихъ отцамъ и дѣдамъ.
   

IV.
Посл
ѣднее средство.

   Изъ пасторскаго дома Годжъ пошелъ къ своему пріятелю Тимоти Нолекенсу, служившему пахаремъ у фермера Трускота. Мистеръ Трускотъ арендовалъ отъ Чарнлейскую ферму. На скатѣ горы, близь маленькаго серебристаго ручья, который, пробѣгая по миніатюрной долинѣ, отдѣлялъ землю Джоли отъ Чарнлейской фермы, находился рядъ хижинъ, извѣстныхъ подъ названіемъ Трускотскихъ Котеджей. Онѣ были построены еще отцомъ Трускота, который былъ, такимъ образомъ, наслѣдственнымъ фермеромъ, и объ этомъ фактѣ легко было догадаться при самомъ бѣгломъ взглядѣ на ферму. Трускотъ заботился только о томъ, чтобы свести концы съ концами; но, хотя къ его фермѣ принадлежала лучшая во всемъ помѣстьи земля, которая, при хорошей обработкѣ, могла бы принести втрое болѣе дохода, сквайръ не безпокоилъ своего арендатора: во-первыхъ, изъ ложнаго чувства доброты и, во-вторыхъ, ради давности арендныхъ отношеній Трускотовъ къ его семейству, которыя начались еще при его дѣдѣ. Что же касается настоящаго Трускота, то, какъ это хорошо было извѣстно управляющему сквайра, онъ не могъ употребить и ста фунтовъ для какой бы то ни было полезной цѣли. Землевладѣльцы, поселяне и капиталисты принуждены имѣть дѣло съ тысячами подобныхъ людей, которые только прозябаютъ на богатой, плодородной землѣ, даже въ наши дни научно-земледѣльческаго прогресса. Земледѣльцы, однако, теряютъ всего болѣе отъ этого положенія; другіе классы, если и страдаютъ, то могутъ утѣшаться тѣмъ, что они -- самовольные мученики.
   Тимоти Нолекенсъ жилъ въ одномъ изъ Трускотскихъ Котеджей. Это былъ человѣкъ небольшаго роста, съ кривыми ногами, чрезвычайно смирный и тихій; но руки у него были очень длинныя и способныя на всякій трудъ, такъ что онъ иногда безропотно работалъ четырнадцать часовъ къ ряду. Мистрисъ Нолекенсъ была во всѣхъ отношеніяхъ совершенной противуположностью своего мужа и, такимъ образомъ, составляла прекрасное къ нему дополненіе. Отличаясь большимъ ростомъ и большой сметливостью, она до рожденія своего пятаго ребенка принимала участіе въ полевыхъ работахъ; но съ тѣхъ поръ она уже довольствовалась одними заботами по хозяйству. Изъ девяти дѣтей онъ потеряла трехъ: двухъ отъ скарлатины и одного отъ тифа, произвёденнаго ядовитыми міазмами бѣднаго жилища и усугубленнаго дурнымъ леченіемъ приходскаго доктора. Удивительно было, что другія дѣти избѣгли роковой эпидеміи, но Провидѣнію угодно ставить невидимыя преграды между нѣкоторыми людьми и недугами. Присмотръ за больными дѣтьми былъ таковъ, что можно было подумать со стороны, будто сама мистрисъ Нолекенсъ желаетъ создать лучшія условія для заразы въ своемъ домѣ. Правда, остальныхъ дѣтей держали въ нижней комнатѣ, тогда какъ двое больныхъ лежали на чердакѣ; но мистрисъ Нолекенсъ постоянно бѣгала взадъ и впередъ по лѣстницѣ, одѣвала и раздѣвала больныхъ и здоровыхъ дѣтей одними и тѣми же руками, въ одномъ и томъ же платьѣ. Похоронивъ умершихъ, она прибѣгала къ одному дизенфицирующему средству, именно къ мылу, и то въ очень умѣренномъ количествѣ; бѣлье умершихъ было отдано въ общую стирку и поступило къ другимъ дѣтямъ. Въ тѣ времена доктора для бѣдныхъ довольствовались леченіемъ больныхъ и нисколько не думали о предохранительныхъ средствахъ; это не входило въ ихъ обязанность.
   Источникъ, изъ котораго черпали воду семейство Нолекенсовъ и всѣ другіе обитатели Трускотскихъ Котеджей, былъ маленькій ручей, протекавшій у подножія горнаго откоса, а на самомъ скатѣ, за хижинами, были вырыты въ землѣ помойныя ямы. Свинья, которую держала мистрисъ Нолекенсъ, жила подъ окномъ кухни, откуда ей и выбрасывали всѣ остатки. Не очень давно одинъ изъ членовъ англійскаго парламента, строго относясь къ новымъ санитарнымъ теоріямъ, сослался, какъ на вполнѣ убѣдительный примѣръ, на здоровье обитателей сѣверныхъ странъ, которые живутъ среди всевозможныхъ нечистотъ. Очень полезно было бы заставить этого господина высунуть носъ изъ кухни мистрисъ Нолекенсъ. Выставка его у подобнаго позорнаго столба впродолженіи часа или двухъ, конечно, уничтожила бы или его санитарный скептицизмъ, или самую его жизнь. Однако, мы не можемъ осуждать Нолекенса и его жену за то, что они считали этотъ запахъ полезнымъ, когда съ ними вполнѣ согласенъ этотъ представитель современнаго законодательства.
   Мистрисъ Нолекенсъ съ самаго начала отнеслась сочувственно къ несчастіямъ Годжа. Иногда, по воскресеньямъ, она посѣщала могилу его жены и постоянно заходила къ Мэри, чтобы помочь ей въ хозяйствѣ; кромѣ того, позволяла ей приходить съ Крошкой Годжъ къ ней въ хижину, чтобъ посидѣть нѣсколько часовъ у пылающаго камина. Но, съ одной стороны, мистрисъ Нолекенсъ не могла оставаться долго у Годжа, а съ другой -- Мэри боялась часто отлучаться изъ дома, гдѣ оставались другія девять дѣтей; поэтому помощь, оказываемая мистрисъ Нолекенсъ, была не очень велика. Но все же она ясно выказывала свое сочувствіе къ семейству Годжа, и онъ это очень цѣнилъ. Онъ откровенно бесѣдовалъ съ Нолекенсомъ и его женою или, скорѣе, съ Нолекенсомъ черезъ посредство его жены о своемъ положеніи и не скрылъ отъ нихъ намѣренія просить у хозяина прибавки жалованья.
   -- Совершенно излишне тратить слова, отвѣчала на это мистрисъ Нолекенсъ:-- неужели вы думаете, фермеръ Джоли дастъ вамъ больше, чѣмъ всѣмъ остальнымъ, или что остальные дозволятъ вамъ получать болѣе? Если онъ вамъ прибавитъ, то долженъ прибавить и моему старику. Вотъ и Джэкъ Горнеръ давно говоритъ, что жалованье слишкомъ скудное и работы мало. Но какое до того дѣло фермерамъ! Вы сами вредите другъ другу; васъ слишкомъ много въ здѣшнихъ мѣстахъ. Вотъ что!
   Говоря это, мистрисъ Нолекенсъ, вѣроятно, думала о своихъ девятерыхъ дѣтяхъ.
   -- Она права, Джонъ, прибавилъ Нолекенсъ, значительно кивая головой.
   Она, какъ мы видѣли, была дѣйствительно права. Попытка Джона Годжа не удалась, но его тяготило положеніе, котораго они еще не испытали, и это положеніе заставляло его разрѣшать задачу, отъ которой они отвертывались. Онъ стоялъ ступенью ниже ихъ на лѣстницѣ отчаянія. Онъ и его дѣти медленно, терпѣливо умирали съ голода; а когда человѣкъ дошелъ до этого, то онъ долженъ или дѣйствовать, или околѣть, какъ собака.
   И такъ, Джонъ Годжъ отправился къ Нолекенсу, чтобъ передать результатъ его разговора съ фермеромъ Джоли. По дорогѣ, онъ встрѣтилъ Джэка Горнера и пригласилъ его съ собою.
   -- Что я вамъ говорила, Джонъ? произнесла мистрисъ Нолекенсъ, причесывавшая съ неимовѣрной энергіей своего младшаго ребенка:-- вы видите, вышло по моему! Ну, мальчишка, стой смирно! Фермеръ Джоли -- не дуракъ. Еслибъ онъ послушался васъ, то мы всѣ потребовали бы того же. Что бы тогда сказали ему другіе фермеры?
   -- Подождите минутку, Салли Нолекенсъ, перебилъ ее Годжъ:-- а что бы вы сказали, еслибъ всѣ думали такъ же, какъ я; неужели вы полагаете, что мы не добились бы прибавки двухъ шиллинговъ въ недѣлю?
   -- Еслибъ! Еслибъ! воскликнула съ презрѣніемъ мистрисъ Нолекенсъ:-- а еслибъ вы зарѣзались?
   Предложеніе Годжа было такъ ново и смѣло, что всѣ присутствовавшіе разинули рты отъ изумленія, и самъ Годжъ, впервые высказавшій свою мысль, едва, переводилъ дыханіе отъ волненія.
   -- Съ вами что-то нехорошее дѣлается, Джонъ, со дня смерти вашей жены, прибавила черезъ минуту мистрисъ Нолекенсъ.
   -- Я умираю съ голода, Салли Нолекенсъ: я не обѣдалъ цѣлую недѣлю. Мой маленькій Бенъ чахнетъ отъ недостатка пищи, хотя я достаю ему молока, сколько могу; но вы знаете, какъ трудно у насъ достать его: многіе поятъ молокомъ поросятъ, но вамъ не дадутъ его даже за деньги. Мэри совершенно изнурена, а другимъ дѣтямъ нечего ѣсть; одежда ихъ въ лохмотьяхъ, и они ростутъ безъ матери, какъ волчата. Еслибъ даже и можно было найдти какую нибудь женщину для ухода за ними, то мнѣ нечѣмъ ей заплатить.
   -- Но, отвѣчала сочувственно Салли: -- еслибъ вы походили на другихъ людей, вы бы отлично обдѣлали свое дѣло. Посмотрите на Абсалома Гичкова: онъ -- самый лѣнивый нищій во всемъ приходѣ, но умѣетъ ловко обманывать попечителей. У него всегда одинъ изъ дѣтей боленъ -- вѣроятно, поочереди -- и докторъ ему постоянно прописываетъ супъ и бѣлый хлѣбъ, такъ что у него не переводится ни то, ни другое. И вы могли бы также жить припѣваючи.
   -- Я на это никогда не соглашусь, сказалъ рѣшительно Годжъ:-- но что-нибудь надо сдѣлать. Еслибъ вы были на моемъ мѣстѣ, Салли Нолекенсъ, вы сказали бы то же самое. Предположимъ, напримѣръ, что вы умерли бы завтра...
   -- Боже избави! воскликнула мистрисъ Нолекенсъ.
   -- Это невозможно! прибавилъ ея мужъ.
   -- Но предположимъ, что она умерла бы завтра, что бы вы сдѣлали, Томъ, со всѣми вашими дѣтьми? Нѣтъ, болѣе терпѣть невозможно: мы должны, наконецъ, добиться прибавки жалованья!
   Побуждаемый своимъ отчаяннымъ положеніемъ, Годжъ дошелъ до Рубикона. Его слова о возможности внезапной смерти мистрисъ Нолекенсъ поразили въ самое сердце эту добрую женщину. Она вполнѣ сознавала, что не было человѣка на свѣтѣ, который менѣе ея мужа былъ способенъ ухаживать за дѣтьми: меньшіе всегда вываливались у него изъ рукъ, а старшіе получали при малѣйшемъ его раздраженіи сильные пинки. Мысль оставить на его попеченіи все семейство казалась мистрисъ Нолекенсъ до того страшною и нелѣпою, что она вполнѣ поняла всю шаткость положенія своей семьи. Она стояла на краю бездны, лицомъ къ лицу съ голодной смертью. Или уже не переступила ли она одной ногой черезъ край бездны?
   Джэкъ Горнеръ уже давно обдумывалъ вопросъ о низкой платѣ за трудъ земледѣльца. Онъ былъ женатъ, но не имѣлъ дѣтей -- счастье, рѣдко встрѣчающееся между бѣдными, и несчастье, часто посѣщающее богатыхъ. Онъ пришолъ къ тому убѣжденію, что лучшій исходъ -- эмиграція, и то благодаря разговорамъ съ рабочими, прокладывавшими полотно желѣзной дороги въ окрестностяхъ Кодльтона. До сихъ поръ мало обращаютъ вниманія, на ту пользу, которую приносятъ мирнымъ, уединеннымъ уголкамъ Англіи желѣзныя дороги, способствующія вездѣ развитію торговли и промышленности. Энергичные работники, строящіе эти желѣзныя дороги и посѣщающіе не только различныя части своего отечества, но и различныя страны, распространяютъ между грубыми поселянами новыя идеи и понятія объ ихъ правахъ, обязанностяхъ и проч., и проч. Вездѣ желѣзныя дороги отнимаютъ у земледѣльческаго труда лучшія руки, превращая ихъ въ новыхъ людей, болѣе энергичныхъ и предпріимчивыхъ. Этой одной причины достаточно для объясненія того движенія, которое теперь замѣчается во всемъ земледѣльческомъ рабочемъ классѣ.
   Услыхавъ предложеніе Годжа, Джэкъ Горнеръ хлопнулъ его по плечу.
   -- Ура, Джонъ! воскликнулъ онъ.-- Вы напали на вѣрную мысль. Да, Салли Нолекенсъ, онъ говоритъ дѣло. Единство -- сила, говоритъ девизъ нашего общества для похоронъ; если же мы умѣемъ соединить свои силы, чтобы хоронить другъ друга, то соединимся же, чтобы жить!
   -- Не дѣлайте вы этого, сказалъ Нолекенсъ, качая головою:-- вы перевернете всю страну вверхъ дномъ своими новыми идеями и только возстановите противъ себя фермеровъ. Нѣтъ, нѣтъ! будьте довольны своимъ положеніемъ. Вотъ я работаю сорокъ лѣтъ на той же фермѣ, на которой работалъ отецъ мой, и я получалъ прежде семь, потомъ восемь и, наконецъ, девять шиллинговъ въ недѣлю, и хотя никогда не получалъ столько, сколько зарабатывалъ, но все же не умеръ съ голода. Иногда я былъ сытъ, иногда нѣтъ; но все же прожилъ до сихъ поръ. Вы оставьте дѣла идти такъ, какъ они идутъ, работайте хорошо -- и все обойдется. Я работаю и живу, и вы будете работать и жить.
   -- Ну, замолчи! возразила мистрисъ Нолекенсъ, которая быстро поняла, что въ безуміи Годжа было много разумнаго: -- ты бы ужь давно умеръ съ голоду, еслибъ я тебѣ позволила. Ты трусливъ, какъ кроликъ. Но, слушай меня: если союзомъ всѣхъ рабочихъ можно увеличить нашъ заработокъ, то будь человѣкъ, соединись съ своими сосѣдями и стой крѣпко за свои права. Еслибъ я была мужчиною, я бы вамъ показала, какъ надо дѣйствовать.
   И мужественная матрона грозно сжала свои мощные кулаки.
   Джэкъ Горнеръ не отличался краснорѣчіемъ, но былъ человѣкъ практическій и потому предложилъ, чтобы всѣ сельскіе работники Ганкерлейскаго прихода, около ста восьмидесяти человѣкъ, составили бы союзъ въ родѣ городскихъ рабочихъ союзовъ, существующихъ по всей Англіи, признанныхъ и покровительствуемыхъ закономъ, и прежде всего пригласили бы на совѣтъ Самми Стедмана, методическаго проповѣдника въ Гокельбёри. Какъ только вѣсть объ этомъ распространилась, то всѣ поселяне единогласно объявили, что они вполнѣ согласны съ этимъ планомъ и готовы немедленно привести его въ исполненіе.
   

V.
Самми Стедманъ.

   Самми Стедманъ, къ которому обратились поселяне, жилъ въ сосѣднемъ приходѣ Гокельбёри, въ маленькомъ собственномъ котеджѣ. Тотъ фактъ, что онъ былъ собственникомъ своего жилища и прилегавшаго къ нему участка земли, имѣлъ большое вліяніе на его положеніе среди сосѣдей. Дѣдъ Стедмана, отличавшійся рѣдкимъ трудолюбіемъ, собралъ небольшую сумму денегъ и купилъ хижину на концѣ общественнаго выгона. Мало-по-малу онъ присоединялъ къ своему жилищу сосѣднюю землю, отнимая ее отъ общественной, на что въ то время не обращали никакого вниманія. Такимъ образомъ, онъ кончилъ тѣмъ, что округлилъ свой участокъ и довелъ его до трехъ четвертей акра. Въ юности Самми Стедманъ вполнѣ сознавалъ себя наслѣдникомъ помѣстья, приносившаго десять фунтовъ ежегоднаго дохода, и игралъ видную роль въ ряду сельскихъ франтовъ. Но въ то время въ Гокельбёри явились методисты, учредили тамъ молитвенный домъ, и однажды вечеромъ совѣсть Самми проснулась и онъ сдѣлался не только методистомъ, но и энтузіастомъ. Въ немъ произошла громадная умственная и нравственная перемѣна: онъ началъ заниматься и читать все, что ни попадало подъ руку. Мало-по малу его умъ развился и принялъ практическій оборотъ; онъ уже не довольствовался одною религіей и сталъ заниматься другими предметами -- между прочимъ, политикой. Газеты сдѣлались необходимой для него пищей, и часто онъ отказывалъ себѣ въ обѣдѣ, чтобъ купить газету, которую вытверживалъ наизусть. Вскорѣ онъ сдѣлался мѣстнымъ методистскимъ проповѣдникомъ. Трезвый и честный, онъ всѣми считался отличнымъ работникомъ, хотя его проповѣдническая дѣятельность дѣлала его подозрительнымъ въ глазахъ нѣкоторыхъ хозяевъ и товарищей. Самми Стедманъ много читалъ, много работалъ надъ своимъ развитіемъ; онъ убѣдился, что болѣе не можетъ довольствоваться своимъ незавиднымъ положеніемъ, счелъ себя достойнымъ лучшей доли и рѣшился достигнуть ея. Вслѣдствіе этого, онъ объявилъ своему хозяину, приводя тексты изъ библіи и цитаты изъ газетъ, что вполнѣ заслуживаетъ болѣе восьми шиллинговъ въ недѣлю и надѣется, что хозяинъ не замедлитъ исполнить его требованіе. Фермеръ, удивленный такимъ запасомъ знаній въ двадцатилѣтнемъ юношѣ, послалъ его къ чорту -- и надо сознаться, что ему ничего болѣе не оставалось, если онъ не хотѣлъ удовлетворить справедливымъ требованіямъ Стедмана. Тогда Самми отправился въ сѣверныя графства Англіи, гдѣ, по газетамъ, заработная плата была гораздо выше. Его жена осталась дома смотрѣть за дѣтьми и хозяйствомъ; такимъ образомъ, впродолженіи нѣсколькихъ лѣтъ, Стедманъ посѣщалъ различныя части Англіи и набирался всевозможныхъ знаній. Конечно онъ былъ самымъ вреднымъ, безпокойнымъ человѣкомъ для пасторовъ и фермеровъ, но современемъ, когда, благодаря тяжелымъ трудамъ и бережливости, составилъ себѣ независимое положеніе и пріобрѣлъ репутацію вполнѣ искуснаго и знающаго работника, онъ достигъ общаго уваженія и получалъ почти двойную плату въ сравненіи съ другими. Фермеры и рабочіе одинаково прибѣгали къ нему за совѣтами въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и эти совѣты всегда были честные, искренніе. Онъ дѣйствовалъ вообще очень благоразумно и осторожно, но умъ его былъ постоянно занятъ вопросами о положеніи англійскихъ рабочихъ. Стедманъ всегда знакомилъ товарищей съ своими выводами и наблюденіями. Поэтому естественно, что Годжъ и Горнеръ обратились за совѣтомъ къ Самми Стедману.
   Вскорѣ во всей окружности распространилась вѣсть, что нѣсколько человѣкъ на Чернленской фермѣ составили союзъ, и это извѣстіе вездѣ произвело сильное впечатлѣніе. Въ чемъ состоялъ этотъ союзъ, чего онъ требовалъ отъ членовъ, что могъ онъ сдѣлать и чего не могъ -- всѣ эти вопросы лихорадочно обсуждались въ ганкерлейской гостинницѣ и на поляхъ во время работы. Наконецъ, разнесся слухъ, что въ гостинницѣ будетъ собранъ митингъ и, дѣйствительно, однажды, въ среду вечеромъ, собралась со всѣхъ сторонъ такая толпа людей, что первые виновники этого движенія не могли скрыть своей радости. Гостинница переполнилась посѣтителями, но пользы отъ этого ея хозяину было мало, такъ какъ всѣ собравшіеся люди казались очень серьёзными и не требовали ни водки, ни пива. Тутъ были на лицо Джэкъ Горнеръ, Джонъ Годжъ, Джо Вельсби, который состоялъ прежде членомъ городского рабочаго союза, и Томъ Нолекенсъ, который хотѣлъ-было отказаться отъ участія въ дѣлѣ, но жена насильно притащила его. Тутъ присутствовало также много женщинъ въ старинныхъ чепцахъ и короткихъ юбкахъ; засунувъ руки въ карманы своихъ передниковъ, онѣ говорили между собою въ полголоса, вполнѣ сознавая всю торжественность настоящей минуты. Самми Стёдманъ явился рано и вступилъ въ предварительную бесѣду съ нѣсколькими избранными лицами въ столовой гостинницы. Въ виду собравшейся толпы въ нѣсколько сотенъ лицъ, митингъ существенно не могъ состояться внутри дома, и Самми Стедманъ вышелъ на поляну передъ гостинницей, взобрался на скамейку и, снявъ шляпу, обвелъ глазами громадную толпу, представлявшую невиданное еще въ земледѣльческихъ графствахъ Англіи зрѣлище.
   Тутъ были люди молодые и старые, сильные и слабые, выпрямившіеся во весь ростъ и согбенные; на лицахъ нѣкоторыхъ игралъ здоровый румянецъ, другіе были блѣдны, изнурены; на всѣхъ лежала печать тяжелаго труда и заботь, ни на однихъ губахъ не было видно улыбки. Однако, всѣ они представляли изрядное зрѣлище людей, рѣшившихся, послѣ долгихъ лѣтъ невѣжественнаго прозябанія подъ тяжелымъ ярмомъ, начать новую, лучшую жизнь.
   Лицо Самми Стедмана было также серьёзно, неподвижно, и, когда онъ махнулъ рукою, требуя молчанія, всѣмъ казалось, что онъ начнетъ говорить проповѣдь; но не успѣлъ онъ открыть рта, какъ лицо его мгновенно просвѣтлѣло. Онъ былъ врожденный ораторъ и началъ свою рѣчь тихимъ, яснымъ, рѣшительнымъ голосомъ:
   -- Братья, мы собрались сюда для важнаго дѣла, и я радъ, что вижу вокругъ себя столько народа. Я ждалъ этого дня всю мою жизнь, ждалъ пламенно, но часто съ отчаяніемъ. Я всегда считалъ земледѣльцевъ-рабочихъ самыми угнетенными созданіями въ нашей странѣ (слушайте, слушайте!). Сегодня мы собрались, чтобъ поразмыслить о нашемъ положеніи, и, если мы найдемъ, что это положеніе неудовлетворительно, то намъ предстоитъ рѣшить, какія мѣры слѣдуетъ принять для улучшенія нашего быта. Не такъ-ли? (да, да, такъ, такъ!) Ну, братья, прежде всего надо рѣшить, что намъ нужно, потомъ, какъ достичь того, что намъ нужно. И такъ, что-же вамъ нужно? Я съ радостью вижу, что вы, наконецъ, дошли до того убѣжденія, что у васъ есть нужды и потребности. Это первый шагъ къ прогрессу. Вы должны убѣдиться, что. ваше положеніе дурно, прежде чѣмъ приняться за его улучшеніе; точно также, въ религіозномъ отношеніи, человѣкъ прежде долженъ раскаяться въ своихъ дурныхъ поступкахъ, а потомъ уже стараться поступать хорошо. Если между вами есть человѣкъ довольный своимъ положеніемъ, то онъ -- или трусъ, или дуракъ. Покорность судьбѣ можетъ быть двоякая: во-первыхъ, преклоненіе передъ волей Божіей, не влекущее, однакожъ, за собою бездѣйствія, основаннаго на увѣренности, что Богъ не шлетъ намъ большихъ благъ хотя-бы мы и старались достичь ихъ; и во-вторыхъ, лѣнивое равнодушіе, которое побуждаетъ насъ сидѣть, сложа руки, не стараясь улучшить своего положенія. Послѣдняго рода покорность судьбѣ приводитъ человѣка въ богадельню.
   -- Слушайте, слушайте! воскликнула мистрисъ Нолекенсъ такимъ громкимъ голосомъ, что вся толпа разразилась единодушнымъ хохотомъ.
   -- Ваши друзья, члены комитета (о! уже образованъ комитетъ!) сообщили мнѣ, что вы недовольны заработкомъ (крики одобренія), своимъ образомъ жизни и вѣроятной будущностью вашихъ дѣтей (громкое одобреніе со стороны мистрисъ Нолекенсъ). Между вами находится Джонъ Годжъ, положеніе котораго доходитъ до абсурда; онъ остался какъ боровъ съ одиннадцатью поросятами и безъ всякихъ средствъ къ ихъ пропитанію.
   Эта грубая шутка была встрѣчена общимъ смѣхомъ, къ которому присоединился и самъ Годжъ.
   -- Вотъ до чего вы дошли теперь и до чего я дошелъ уже давно. Вы не имѣете никакихъ политическихъ правъ и въ парламентѣ нѣтъ вашихъ представителей. Вы не имѣете ни малѣйшаго понятія о великихъ вопросахъ, касающихся вашего благосостоянія. Вы связаны по рукамъ и по ногамъ фермеромъ, а фермеръ зависитъ вполнѣ отъ землевладѣльца; такимъ образомъ, въ настоящее время, въ свободной, веселой Англіи существуютъ два разряда невольниковъ, прикованныхъ другъ къ другу. Если болѣе счастливые невольники-фермеры не хотятъ проснуться отъ долгаго сна и сбросить съ себя тяготѣющее надъ ними ярмо, то, что сдѣлаютъ ихъ болѣе несчастные товарищи?
   Краснорѣчіе Самми Стедмана превосходило нѣсколько пониманіе его слушателей, но, благодаря ясному, звучному голосу и пламенной энергіи, его слова производили сильное впечатлѣніе, служа какъ бы закваской для прѣсныхъ умовъ его слушателей. Они громкими криками выражали свое сочувствіе. Между тѣмъ, необыкновенное собраніе поселянъ привлекло на мѣсто митинга нѣсколько фермеровъ, и на заднемъ планѣ виднѣлась странная, похожая на грибъ шляпа пастора Линкбоя.
   -- Потомъ, продолжалъ Самми: -- на очереди вопросъ о нашихъ отношеніяхъ съ пасторомъ. Я лично не имѣю ничего противъ духовенства нашего околодка. Пасторы получаютъ свое жалованье, служатъ обѣдни и управляютъ приходами, вѣроятно, какъ нельзя лучше. (Они получаютъ 800 фунтовъ въ годъ и живутъ въ пасторскихъ домахъ! раздалось въ толпѣ). Но я говорю о всѣхъ пасторахъ вообще и надѣюсь, что присутствующій здѣсь ихъ представитель (при этомъ Самми указалъ на круглую шляпу пастора Линкбоя) нисколько не обидится. Я говорю, что они должны бы уже давно обратить вниманіе на то, что совершается вокругъ, и смѣло указать фермерамъ на ихъ долгъ. Они проповѣдуютъ намъ покорность волѣ Провидѣнія, но зачѣмъ же они не учатъ фермеровъ ихъ обязанностямъ, согласно священному писанію? Есть одинъ текстъ въ посланіи апостола Іакова, который достопочтенный пасторъ, слушающій мои слова, могъ бы взять предметомъ своей будущей проповѣди: "Пріидите ныне богатіи, плачитеся и рыдайте -- се мзда дѣлателей, дѣлавшихъ нивы ваша, удержаная отъ васъ вопіетъ, и вопіенія жавшихъ во уши Господа Саваоѳа внидоша".
   При этихъ словахъ, произнесенныхъ съ необыкновеннымъ жаромъ, двое или трое изъ присутствующихъ фермеровъ стали шикать, что возбудило мгновенно бурю. Со всѣхъ сторонъ раздались страшные крики, громче всѣхъ раздавался голосъ мистрисъ Нолекенсъ, и вся толпа съ угрозами обратилась противъ непрошенныхъ гостей. Въ эту минуту, пасторъ въ шляпѣ, похожей на грибъ, бросился между работниками и небольшой группой фермеровъ.
   -- Господа! воскликнулъ онъ, снимая шляпу и размахивая ею по воздуху:-- ради Бога, не раздражайте ихъ ненужными оскорбленіями. Можетъ быть, они справедливы, можетъ быть, они ошибаются, но законъ даетъ имъ право говорить, что хотятъ; умоляю васъ не возбуждайте безпорядковъ.
   -- Продолжайте, сказалъ Джоли:-- мы вамъ мѣшать не будемъ. Здѣсь не мѣсто обсуждать этотъ вопросъ.
   Пасторъ надѣлъ свою шляпу и продолжалъ стоять между враждебными сторонами. Толпа, чрезвычайно взволнованная, обернулась снова къ своему оратору.
   -- Ну, продолжалъ Самми Стедманъ:-- вы убѣдились, наконецъ, что вамъ слѣдуетъ искать помощи въ самихъ себѣ. Будьте же люди и постойте за себя. Говорю вамъ прямо: это -- дѣло не легкое. Вамъ, можетъ быть, придется перенести много лишеній. И такъ, если мы всѣ соединимся для улучшенія нашего быта, то чего же мы станемъ добиваться?
   -- Прибавки жалованья, произнесъ извѣстный въ околодкѣ лѣнтяй и плохой работникъ.
   -- Лучшаго жилища! раздался голосъ Салли Нолекенсъ:-- приличнаго жилища съ садомъ и двадцать шиллинговъ въ недѣлю.
   Толпа громко захохотала. Простота поселянъ, столь очаровательная для поэтовъ и сантиментальныхъ людей, столь полезная для хозяевъ, вполнѣ выразилась при вопросѣ Самми Стедмана, какъ формулировать требованія рабочихъ. Они не могли этого сдѣлать. Они только погрузились въ воду по щиколку и не были готовы нырнуть въ самую глубину. Они даже не знали еще, слѣдуетъ ли имъ быть откровенными; они только чувствовали, что ихъ положеніе крайне тяжело, но опасались высказать прямо свое мнѣніе о средствахъ къ его улучшенію. Эта застѣнчивость -- результатъ невѣжествѣ и долгаго гнета -- послужила впослѣдствіи аргументомъ для ихъ противниковъ, которые приписали все движеніе какимъ-то агитаторамъ, которыхъ здѣсь и не могло быть. Эти люди такъ долго дѣйствовали и думали по приказанію, что готовы были поблагодарить всякаго, кто, явившись, какъ Deus ex machina, научилъ бы ихъ, въ чемъ состояли ихъ скромныя требованія и какъ ихъ добиться. Въ настоящее время, подобнымъ оракуломъ былъ Самми Стедманъ.
   -- Нѣтъ, мистрисъ Нолекенсъ, продолжалъ онъ: -- не надо запрашивать слишкомъ много. Рѣдкіе изъ фермеровъ при теперешнемъ хозяйствѣ, могутъ платить рабочимъ двадцать шиллинговъ въ недѣлю, да и немногіе рабочіе, при нынѣшнихъ цѣнахъ, заслуживаютъ этой платы. Я не стою за то, чтобъ всѣ получали одинаковую плату. Извѣстную цифру должны получать всѣ, а сверхъ того, каждый, сколько можетъ, по своему достоинству. Но посмотримъ, въ чемъ дѣло. Вы, большею частію, получаете по 9 или 10 шиллинговъ въ недѣлю деньгами; пива въ годъ на 1 ф. 13 шил. 6 пенсовъ; сметку послѣ жатвы и подарки на Рождество. Соединяя все это вмѣстѣ и принимая въ соображеніе, что пиво идетъ въ ваши желудки, мы приходимъ къ вопросу: можете ли вы жить, работать и прилично содержать свои семейства на эти средства?
   -- Нѣтъ, громовымъ хоромъ произнесли всѣ присутствующіе.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы должны ограничить свои требованія той суммой, которая можетъ васъ обезпечить. Вы -- часть машины, работающей для фермеровъ, и вы не можете работать, если вамъ не дадутъ достаточно средствъ поддержать огонь и пары, а также смазать машину. Необходимая для этого сумма называется "минимумъ". Достигнувъ подобной платы, имѣете ли вы права на что-нибудь большее?
   -- На долю барыша, произнесло нѣсколько голосовъ.
   -- Да, вы имѣете полное право требовать большей или меньшей доли барыша. Вашъ трудъ -- тотъ же капиталъ, и вы имъ рискуете такъ же, какъ хозяева своими деньгами, а всякая часть общаго капитала должна получать и долю общаго барыша.
   Я не намѣренъ приводить дальнѣйшей рѣчи Самми Стедмана. Онъ говорилъ долго и ясно доказалъ, что единственнымъ практическимъ и вѣрнымъ средствомъ къ уравненію взаимныхъ отношеній хозяина и рабочаго было соединеніе рабочихъ въ союзы, основанные на принцицахъ взаимной помощи и справедливости, какъ къ рабочимъ, такъ и къ хозяевамъ.
   Впечатлѣніе этой длинной рѣчи, которую терпѣливо слушала толпа въ продолженіи двухъ часовъ, было громадно и вполнѣ очевидно. Дѣйствительно, какъ выразился одинъ изъ присутствовавшимъ на этомъ собраніи, можно было ясно видѣть, какъ бѣльма спадали съ глазъ слѣпыхъ, невѣжественныхъ поселянъ. Эти люди вдругъ преобразились и сдѣлали гигантскій шагъ впередъ, какъ теоретически, такъ и практически. Фактическимъ результатомъ этой нравственной перемѣны была единодушная рѣшимость образовать союзъ. Немедленно была составлена извѣстная "Кодльтонская хартія правъ земледѣльцевъ", и такъ какъ, можетъ быть, нѣкоторымъ изъ моихъ читателей она неизвѣстна, то я приведу ее цѣликомъ:
   "Мы, нижеподписавшіеся, кодльтонскіе рабочіе, находимъ, что съ нами обращаются не такъ, какъ слѣдуетъ обращаться человѣку съ человѣкомъ, и мы желаемъ, чтобы съ нами обращались иначе.
   "1) Наша жалоба заключается въ томъ, что мы мало получаемъ жалованья и должны получать больше. Мы получаемъ только отъ 9 до 11 шил. въ недѣлю (нѣкоторые 8), и тѣ изъ насъ, которые имѣютъ семейства, заявляютъ, что имъ невозможно содержать семью при такомъ заработкѣ. Кромѣ того, мы почтительно указываемъ на несомнѣнный фактъ, что заработная плата увеличилась для всѣхъ рабочихъ, кромѣ сельскихъ, остающихся въ положеніи невольниковъ.
   "2) Наши жилища, по крайней мѣрѣ, большинство ихъ, негодны для человѣческихъ существъ.
   (Во время принятія этой статьи происходитъ бурная сцена; мистрисъ Нолекенсъ съ необыкновенной энергіей требуетъ прибавленія слѣдующаго примѣчанія: "Особливо хижины на чарнлейской фермѣ и, главнымъ образомъ, хижина Нолекенса, въ которой нельзя жить отъ сырости". Но собраніе настаиваетъ на общихъ выводахъ и предоставляетъ мистрисъ Нолекенсъ выйти своими средствами изъ ея затруднительнаго положенія).
   "Кромѣ того, хижины нанимаются отъ фермеровъ понедѣльно: слѣдовательно, они могутъ выгнать насъ, когда угодно, безъ малѣйшаго предупрежденія. Поэтому мы просимъ, чтобы приличныя и близь фермы жилища отдавались намъ въ годичную аренду за благоразумную плату, которую вычитали бы изъ нашего жалованья.
   "3) Точно также во многихъ случаяхъ при хижинѣ нѣтъ огорода, и поэтому негдѣ садить картофеля или другихъ овощей. Мы почтительно просимъ, чтобы въ подобныхъ случаяхъ намъ отдавался въ аренду, вмѣстѣ съ хижиной, и небольшой кусокъ земли.
   "4) Еще важное соображеніе составляютъ коровы. Мы полагаемъ, что каждый отецъ семейства долженъ быть въ состояніи содержать корову и поить молокомъ своихъ дѣтей. Нѣкоторые хозяева даютъ возможность содержать корову лучшимъ изъ рабочихъ, но мы просимъ, чтобы это было дозволено всѣмъ семейнымъ людямъ.
   (Тутъ снова вмѣшивается мужественная Салли Нолекенсъ и требуетъ, чтобы, кромѣ коровъ, были упомянуты и свиньи; нѣкоторые изъ присутствующихъ ее поддерживаютъ, но большинство высказывается противъ нея, и она громогласно восклицаетъ при общемъ хохотѣ: "Какую-же послѣ этого вы пишете бумагу? Чортъ возьми! Если писать, такъ надо все, а не останавливаться на полдорогѣ. Трусы вы всѣ! Вотъ, еслибы я написала бумагу, такъ задала бы страха фермерамъ"),
   "5) Мы согласились, что жалованье должно быть 16 шил. въ недѣлю лѣтомъ и 14 зимою; точно также задѣльную плату мы не будемъ брать менѣе 3 пенс. въ часъ.
   "6) Мы, нижеподписавшіеся, симъ обязываемся составить союзъ для достиженія означенныхъ цѣлей и дружно стоять другъ за друга, пока не добьемся успѣха.
   Такова была резолюція, принятая сельскими рабочими, собравшимися въ памятный майскій вечеръ на ганкерлейской полянѣ. Рабочіе союзы, составлявшіе исключительное достояніе городовъ, распространились по забытымъ, отдаленнымъ уголкамъ сельской Англіи. Кто могъ оцѣнить или предсказать результаты этого знаменательнаго явленія?
   Прежде чѣмъ разойтись, члены перваго земледѣльческаго союза обложили себя взносомъ трехъ пенсовъ для покрытія предварительныхъ издержекъ, выбрали комитетъ подъ предсѣдательствомъ Самми Стедмана для переговоровъ съ фермерами и рѣшили прекратить работу, если имъ откажутъ въ прибавкѣ заработной платы.
   

VI.
Б
ѣгство.

   Я еще не описалъ жилища Годжа. Это была старая хижина, стоявшая особнякомъ въ углу фермы близь дороги. Стѣны ея были изъ бураго бута, крыша чрезвычайно ветхая, соломенная, окна маленькія съ свинцовыми рамами и гранеными стеклами. Хижина эта стояла въ саду, о которомъ я уже говорилъ. Внутри полъ былъ устланъ неровными плитами, а единственная комната очень низкая, безъ потолка и когда-то выбѣленная, имѣла въ ширину десять футовъ, а въ длину двѣнадцать, изъ которыхъ два были заняты каминомъ. Вся мебель состояла изъ стола сосноваго дерева, чрезвычайно чисто содержаннаго во времена мистрисъ Годжъ, двухъ или трехъ прибитыхъ къ стѣнѣ полокъ, старой.скамьи, трехъ стульевъ и табуретки. На высокомъ каминѣ виднѣлись три пестрыя фаянсовыя фигуры: герцогъ Велингтонъ въ зеленомъ мундирѣ, съ краснымъ носомъ и такими же щеками, желтый левъ и спящій баранъ на зеленой травѣ. Кромѣ этого, единственнымъ украшеніемъ комнаты былъ старый стѣнной календарь, пожелтѣвшій отъ времени и испещренный мухами. На полкахъ стояли два мѣдныхъ подсвѣчника, изъ которыхъ одинъ сгорбился отъ старости, и семейная посуда, прикрытая шерстяной занавѣской; что же касается до родового серебра, то оно заключалось въ большой желѣзной ложкѣ и въ нѣсколькихъ оловянныхъ чайныхъ. Дверь въ задней стѣнѣ выходила на маленькую четыреугольную площадку, съ которой шла наружная лѣстница на чердакъ. Въ верхній этажъ ступенекъ было немного, такъ какъ нижняя комната имѣла всего восемь футовъ вышины; что же касается до верхней, освѣщенной слуховымъ окномъ, то она находилась подъ самой крышей, и Годжъ могъ стоять выпрямившись только въ срединѣ ея. Въ ней была кровать или, вѣрнѣе сказать, низенькая, деревянная рамка, поддерживающая тощій матрасъ; подлѣ на полу. лежалъ единственный въ дому коверъ въ видѣ стараго, изношеннаго куска войлока. Я надѣюсь, что меня не сочтутъ скандальнымъ хроникёромъ, если я скажу, что при жизни мистрисъ Годжъ и послѣ ея смерти, маленькая Мэри спала на одной постелѣ съ отцомъ. Слава Богу, они были люди простые!
   Таково было жилище Джона Годжа. Однако, снаружи съ темной соломенной крышей, маленькими окнами и низенькими стѣнами, оно было очень живописно, и каждый прохожій могъ удивиться роскошной прелести англійской сельской жизни, ибо жасминъ, жимолость и другія ползучія растенія вились вокругъ оконъ и дверей. Если бы удобства жизни могли зависѣть отъ удовлетворенія эстетическаго вкуса, то эти бѣдные люди, вѣроятно, жили бы припѣваючи.
   Въ то время, какъ въ Кодльтонѣ составлялся первый земледѣльческій союзъ, въ этой обстановкѣ сельскаго благоденствія семья Годжа быстрыми шагами шла къ голодной смерти. Ея ужасное положеніе ухудшалось съ каждымъ днемъ въ геометрической прогресіи. Въ теченіи нѣсколькихъ недѣль, одежда, въ которой покойная мистрисъ Годжъ ухитрялась водить своихъ дѣтей, дошла до такого положенія, что обращала на себя вниманіе даже неопытнаго глаза Годжа. Въ тѣ рѣдкія минуты, когда Мэри удавалось заглушить ревъ Крошки Годжа и его инстинктивныя требованія пищи, что было очень трудно, ее можно было видѣть за стиркой семейнаго бѣлья или съ иглой въ рукахъ, старающейся привести въ порядокъ лохмотья, покрывавшія бѣдныя, изнуренныя тѣла ея братьевъ и сестеръ. Блѣдное, съ посинѣвшими губами и черной полосой подъ глазами, это мужественное маленькое созданіе геройски смотрѣло прямо въ лицо своему безвыходному положенію и старалось пѣснями и веселыми разсказами занимать младшихъ дѣтей, а старшихъ посылала собирать вележникъ для топлива. Только изрѣдка, оставшись наединѣ, она, поникнувъ головою, горько плакала объ умершей матери и о своей несчастной, горькой участи.
   Крошка Годжъ съ каждымъ днемъ становился все блѣднѣе и болѣзненнѣе. Мэри раза два или три получала для него лекарства изъ приходской аптеки, но мятныя капли не могли изцѣлить его отъ болѣзни -- голода. Ему нужны были молоко и пища. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Мэри видѣла, что нельзя было долѣе скрывать отъ отца крайнюю нужду остальныхъ дѣтей въ одеждѣ. Дѣйствительно, по словамъ мистрисъ Нолекенсъ, имъ надо было сшить новое платье или положить ихъ въ постель. Бѣдный Годжъ самъ нѣсколько разъ замѣчалъ ихъ лохмотья и даже легкомысленно упрекалъ Мэри, говоря, что при жизни матери они были совершенно иныя дѣти. Какъ мало понималъ онъ, чего стоило это несчастной женщинѣ! Впрочемъ, кто изъ мужей это понимаетъ?
   Однажды Годжъ возвратился съ работы и ждалъ ужина. На столѣ былъ приготовленъ каравай ситнаго хлѣба, пучекъ креса, собраннаго маленькимъ Томасомъ, и щепотка соли. Въ каминѣ варился чай, то-есть ложка самаго простого чая, разведеннаго такимъ количествомъ воды, какое можетъ выпить человѣкъ послѣ тяжелаго дневнаго труда. Крошка Годжъ лежалъ въ старомъ, грязномъ ящикѣ, служившемъ колыбелью для всего семейства.
   -- Батюшка, сказала Мэри, пристально смотря на отца:-- что съ нами будетъ?
   Въ эту минуту Годжъ подносилъ ко рту большой кусокъ хлѣба и щепотку креса, но, услыхавъ слова Мэри, онъ невольно остановился. Его поразило, что Мэри дошла сама до того вопроса, который мучилъ его и днемъ, и ночью.
   -- Ахъ, Мэри! отвѣчалъ онъ.-- Что будетъ съ нами? Это извѣстно Богу, а не мнѣ.
   -- Батюшка, продолжала жалобнымъ тономъ бѣдная дѣвочка:-- я берегла деньги, какъ могла, но онѣ всѣ вышли, и мы должны четыре шиллинга булочнику, а молочница въ Чарнлеѣ сказала Томасу, что не отпуститъ молока прежде, чѣмъ мы не уплатимъ ей долга. Потомъ, батюшка, у дѣтей не осталось почти никакой одежды; право, я не виновата, все у нихъ износилось, а, чтобъ купить новое, надо много денегъ. Я чинила уже сколько могла, но теперь ничего не подѣлаешь.
   Съ этими словами Мэри горько расплакалась, и мрачное лицо Годжа еще болѣе омрачилось.
   -- Боже милостивый! произнесъ онъ, бросая на Мэри какой-то странный взглядъ:-- я не могу болѣе этого терпѣть.
   -- А вотъ бѣдный Крошка, батюшка, почти два дня ничего не ѣлъ. Посмотрите на него; онъ скорѣе походитъ на трупъ, чѣмъ на живого ребенка.
   -- Бѣдный Бенъ! отвѣчалъ отецъ, тяжело вздыхая:-- и все это мы терпимъ по его милости. Мы могли бы обойтись безъ него, Мэри, если бы Богу было такъ угодно.
   -- О, нѣтъ, батюшка! воскликнула Мэри, съ нѣжностью обнимая ребенка:-- я не могу обойтись безъ него! Ну, ну, шш, шш!
   Годжъ не могъ вынести долѣе этого зрѣлища и поспѣшно вышелъ изъ дома, а Мэри принялась убаюкивать бѣднаго ребенка, разбуженнаго ея неожиданными ласками.
   Возвратясь домой, Джонъ Годжъ уже засталъ Мэри спящею. Онъ зажегъ огарокъ, и, при мерцающемъ свѣтѣ, лицо его, нѣкогда столь чисто выбритое, а теперь заросшее волосами, имѣло какой-то странный видъ; глаза его дико блестѣли. Онъ прибралъ кое-что въ комнатѣ, потомъ, снявъ сапоги, пошелъ наверхъ и, взявъ изъ комода нѣсколько вещей, снесъ ихъ внизъ. Тамъ онъ связалъ эти вещи въ узелъ и, улегшись на полу, вскорѣ заснулъ.
   При первыхъ лучахъ утренней зари, Джонъ Годжъ поднялся съ своего жесткаго ложа. Онъ сосчиталъ деньги, находившіяся у него въ карманѣ, всего 2 ш. 9 пенс. и, оставивъ половину себѣ, остальныя завернулъ въ бумагу и положилъ на столъ. Потомъ, онъ принесъ воды и дровъ, положилъ на столъ, подлѣ денегъ, ножъ и двѣ моркови, такъ чтобъ Мэри, вставъ, могла тотчасъ приготовить похлебку для дѣтей. Тутъ же на столѣ лежали его шляпа, палка и узелъ, а тяжелые башмаки стояли на полу, у стула. Покончивъ со всѣми приготовленіями, онъ пошелъ тихонько наверхъ, чтобъ проститься съ дѣтьми. Нѣкоторыя изъ нихъ лежали на кровати, а остальныя на полу въ живописномъ безпорядкѣ. Онъ поцѣловалъ каждаго изъ нихъ и устремилъ на Мэри, крѣпко спавшую съ Крошкой Годжемъ въ объятіяхъ, взглядъ, полный слезъ.
   -- Христосъ съ тобою, милая Мэри, думалъ онъ:-- какъ ты похожа теперь на свою мать! Богу извѣстно, какъ тяжело мнѣ оставлять тебя одну со всей этой ордой! Но что жь мнѣ дѣлать, что-жь мнѣ дѣлать? Если я уйду, то приходъ будетъ о нихъ печься и, можетъ быть, дастъ имъ воспитаніе; я могу только уморить ихъ съ голода. Прощай, Мэри. Горько съ тобою разставаться!
   Онъ нагнулся надъ спавшей дѣвочкой, и крупная слеза упала ей на щеку. Она встряхнула головой, полуоткрыла глаза, но тотчасъ снова уснула отъ усталости и изнуренія, нисколько не сознавая, что ее разбудила послѣдняя дань родительской любви.
   Тогда Джонъ Годжъ выпрямился во весь ростъ, причемъ задѣлъ головою за потолокъ, и торжественно произнесъ:
   -- Если Богу будетъ угодно благословитъ мой трудъ въ чужой странѣ, и заработываемыхъ мною денегъ будетъ достаточно для содержанія васъ всѣхъ въ Канадѣ, то я васъ выпишу къ себѣ. Клянусь, что я это сдѣлаю, и да поможетъ мнѣ Богъ.
   Потомъ онъ поспѣшно сошелъ съ лѣстницы, машинально надѣлъ башмаки, взялъ палку и узелъ, нахлобучилъ на глаза свою старую поярковую шляпу и безъ оглядки бѣжалъ изъ дома отъ своихъ дѣтей, отъ прихода, отъ пастора, отъ хозяина, отъ попечителей о бѣдныхъ и отъ англійскихъ законовъ.
   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
Союзъ и вражда.

I.
Борьба.

   Въ то время, какъ Годжъ слѣпо старался перерубить узелъ своей мрачной судьбы, событіе, побудительной причиной котораго были онъ и его крошка сынъ, возбудило говоръ во всей странѣ. Для однихъ вѣсть объ этомъ событіи была роковымъ предзнаменованіемъ грядущихъ бѣдствій, а для другихъ, напротивъ, радостной надеждой на улучшеніе быта безпомощнаго класса людей. Филантропы, соціологи, радикалы, чартисты, защитники женскихъ правъ, противники законовъ объ охотѣ, поборники рабочихъ союзовъ и всякіе политическіе и соціальные реформаторы воспламенились сочувствіемъ къ Годжу, исторія котораго описывалась въ газетахъ на всевозможные лады, какъ простодушными провинціальными репортерами, такъ и знаменитѣйшими военными корреспондентами. Дѣйствительно, въ наши промышленные дни нѣтъ ни одного событія религіознаго, скандальнаго, страшнаго или патетическаго, котораго газеты не сдѣлали бы источникомъ блестящихъ, цвѣтистыхъ статей, увеличивающихъ мгновенно ихъ розничную продажу. И въ этомъ случаѣ газеты раскупались на расхватъ и читались съ жадностью. Хотя ярые редакторы съ пламеннымъ негодованіемъ заступались за своихъ сельскихъ патроновъ, хотя землевладѣльцы выходили изъ себя, но всѣ одинаково признавали, что многое можно было сказать и многое слѣдовало сдѣлать для бѣдняковъ, воздѣлывавшихъ землю. Несмотря на это, для нихъ было ясно, чего во всякомъ случаѣ не слѣдовало дѣлать: именно нарушать мирный покой и тихую гармонію сельскихъ отношеній введеніемъ рабочихъ союзовъ и ознакомленіемъ Годжа, Стайльса и Нолекенса съ экономическими теоріями. Все это было наслѣдіемъ городовъ, а отношенія хозяевъ и рабочихъ въ селеніяхъ были естественнымъ плодомъ вѣковой патріархальной простоты; поэтому грѣшно было эти отношенія нарушать наплывомъ грубыхъ коммерческихъ принциповъ. Подобные аргументы постоянно встрѣчались въ печати.
   Съ другой стороны, всѣ городскіе рабочіе союзы выразили свое сочувствіе новорожденному земледѣльческому союзу и по братски подѣлились съ нимъ своими средствами; всѣ либеральныя учрежденія открыли подписки въ пользу кодльтонскихъ поселянъ, и во многихъ мирныхъ жилищахъ Англіи сердца добрыхъ людей забились сочувственно при радостной вѣсти, что "умершій братъ воскресъ и погибшій найденъ". Подобная радость была понятна и естественна; только богатый старшій братъ съ негодованіемъ возсталъ противъ общаго ликованія при возвратѣ погибшаго сына. Что стало съ воскресшимъ Годжемъ, мы увидимъ изъ послѣдующаго разсказа; что будетъ съ дѣломъ, начатымъ Годжемъ, повѣдуетъ намъ великая книга судебъ человѣческаго рода.
   Хартія правъ земледѣльцевъ была напечатана и роздана всѣмъ фермерамъ кодльтонскаго прихода. Въ то же время, было объявлено, что рабочіе будутъ твердо стоять на увеличеніи заработной платы до той цифры, которая опредѣлена въ хартіи. Большая часть фермеровъ смотрѣла на эти заявленія рабочихъ, какъ на шутку, но тѣ изъ нихъ, которые присутствовали на ганкерлейскомъ собраніи, вскорѣ разсѣяли это заблужденіе. Джоли, Трускотъ и ихъ товарищи убѣдились въ тотъ памятный вечеръ, что рабочіе дѣйствовали искренно. Дѣйствительно, по истеченіи недѣли, всѣ ганкерлейскіе рабочіе, получивъ свое жалованье, прекратили работу. Фермеры, вставшіе рано въ понедѣльникъ въ полномъ убѣжденіи, что все это -- шутка, горько разочаровались. Лошади, плуги, сохи и другія земледѣльческія орудія отдыхали отъ своего тяжелаго труда, и ни одного поселянина не было видно. На слѣдующій день фермеры собрали митингъ. Сквайръ Биртонъ предсѣдательствовалъ, а вокругъ него сидѣли многіе достопочтенные изъ сосѣднихъ землевладѣльцевъ, а также мистеръ Лестеръ и пасторы двухъ другихъ ближайшихъ приходовъ. Прочитавъ объ этомъ собраніи въ мѣстной газетѣ, Самми Стедманъ лукаво улыбнулся: пасторы играли ему въ руку. Естественно, что на этомъ собраніи болѣе кипятились, чѣмъ разсуждали, и только рѣшили, что необходимо "противодѣйствовать введенію въ земледѣльческую систему пагубнаго принципа рабочихъ союзовъ, возбуждавшаго борьбу классовъ и уничтожавшаго счастливыя отношенія между хозяевами и рабочими". Эти слова произнесъ пасторъ Лестеръ, ихъ повторилъ предсѣдатель, и они были встрѣчены всеобщими рукоплесканіями. Двое или трое изъ присутствующихъ признали, что заработная плата была дѣйствительно слишкомъ низка и что ее слѣдовало увеличить, но всѣ единогласно рѣшили, что прежде, чѣмъ исполнить свой долгъ въ этомъ отношеніи, необходимо уничтожить организацію, открывшую имъ глаза. Между прочимъ, фермеръ Джоли, отказавшій въ прибавкѣ Годжу, теперь заявилъ, что было бы благоразумно возвысить плату тѣмъ рабочимъ, которые не войдутъ въ составъ союза. Что же касается до членовъ союза, то рѣшено было не допускать ихъ до работъ, а сквайръ Биртонъ объявилъ, что онъ выгонитъ тѣхъ изъ нихъ, которые жили на его землѣ.
   Этотъ вызовъ на бой со стороны хозяевъ возбудилъ въ ихъ слабыхъ противникахъ ту энергію, которая одна могла придать имъ силу. Многіе изъ рабочихъ, не вступавшіе въ союзъ, теперь примкнули къ нему; его организація получила окончательное устройство: Самми Стедманъ выбранъ предсѣдателемъ, а Джэкъ Горнеръ секретаремъ. Рабочій классъ во всей странѣ пришелъ въ волненіе, и движеніе грозило распространиться по всѣмъ земледѣльческимъ округамъ, но, по совѣту одного изъ лондонскихъ союзовъ, было рѣшено ограничить борьбу кодльтонскимъ приходомъ, и потому всѣ согласились, что ни одинъ рабочій не перейдетъ черезъ границу прихода для поданія помощи фермерамъ. Такимъ образомъ, фермеры должны были сами одинъ на одинъ разрѣшить свой роковой споръ съ рабочими. Теперь еще они чувствовали себя могучими: стоялъ май мѣсяцъ, всѣ поля были засѣяны, и впродолженіи нѣсколькихъ недѣль они могли обойтись безъ рабочихъ рукъ; а ко времени жатвы, они были увѣрены, что все измѣнится и рабочіе придутъ къ нимъ съ повинной головою.
   

II.
Безспорный вопросъ.

   Хартія правъ земледѣльцевъ возбудила всего болѣе негодованія въ сквайрѣ Биртонѣ. Этотъ благородный, чистосердечный человѣкъ относился съ любовью къ преданнымъ, послушнымъ слугамъ и съ презрѣніемъ отвертывался отъ джентльменовъ-холоповъ; онъ высоко чтилъ англиканскую церковь и питалъ отвращеніе ко всѣмъ темнымъ сектамъ, плодившимся, какъ грибы, подъ ея великими готическими сводами; онъ съ восторгомъ и уваженіемъ смотрѣлъ на существовавшій порядокъ вещей и съ неописаннымъ презрѣніемъ относился къ тѣмъ, которые хотѣли его пошатнуть. Поэтому неудивительно, что у него вскипѣла жолчь при видѣ "роковой вспышки всѣхъ вредныхъ человѣческихъ чувствъ" передъ самыми окнами его стариннаго, родоваго жилища.
   Возвратясь съ кодльтонскаго митинга, онъ былъ такъ взволнованъ, что его семейство невольно обратило на это вниманіе. Семейство мистера Биртона было большое, почтенное; достойная, благородная жена, красивая, златокудрая старшая дочь съ голубыми глазами и налитыми, какъ вишня, губами, живой портретъ отца, двѣ младшія дочери съ каштановыми волосами и карими глазами, напоминавшими мать, здоровые загорѣлые мальчики и малютка Каролина, любимица всего дома -- по истинѣ дозволяли сквайру съ гордостью и надеждою смотрѣть на свою судьбу.
   Старшей дочери его, Эмили, недавно минуло двадцать одинъ годъ, и неудивительно, что эта прелестная, граціозная, стройная, какъ пальма, молодая дѣвушка побѣдила сердце Генри Юбанка, сквайра, адвоката, сына сэра Генри Юбанка, владѣльца большаго помѣстья въ десяти миляхъ отъ Биртонъ-Голла. Точно также неудивительно, что этотъ молодой англичанинъ съ красивымъ, хотя обыкновеннымъ, широкимъ лицомъ, съ благороднымъ выраженіемъ, мужественнымъ характеромъ и большими природными способностями, снискалъ любовь молодой дѣвушки, которая вела очень уединенную жизнь. Выйдя изъ кембриджскаго университета, молодой Юбанкъ бросилъ всѣ юношескія забавы, несмотря на то, что онъ былъ однимъ изъ лучшихъ гребцовъ между товарищами, и предпочелъ заняться адвокатствомъ, чѣмъ ничего не дѣлать, ожидая смерти отца. Сэръ Генри и мистеръ Биртонъ были большіе пріятели и вполнѣ сходились въ политическихъ мнѣніяхъ; поэтому сквайръ съ удовольствіемъ ожидалъ скораго вступленія въ родственную связь съ семействомъ баронета. Одно только было ему непріятно: молодой человѣкъ имѣлъ свои собственныя мнѣнія. Онъ съ гордостью носилъ имя своеіо отца, но презрительно смѣялся надъ его политическими мнѣніями; онъ самъ составилъ себѣ самостоятельныя убѣжденія въ религіи и политикѣ, совершенно отрѣшась отъ предразсудковъ своей касты. Въ виду этого, сквайръ постоянно упрекалъ дочь, что она выходитъ замужъ за радикала. Эмили Биртонъ совершенно спокойно переносила эти упреки. По правдѣ сказать, она съ пользою употребляла свои способности и свободное время, такъ что была далеко не такой куклой, какъ обыкновенная современная женщина, о развитіи которой такъ хлопочетъ соціологія нашихъ дней. Генри Юбанкъ съ восторгомъ смотрѣлъ на ея чистосердечные, юношескіе порывы и благородныя мысли.
   Возвратясь домой съ митинга, сквайръ поспѣшно переодѣлся и явился къ обѣду съ пурпурнымъ отъ негодованія лицомъ. Быть можетъ, Эмили слѣдовало бы оставить его въ покоѣ, пока его гнѣвъ прошелъ бы самъ собою, но, видя волненіе отца, она не могла отказать себѣ въ удовольствіи его помучить и, кромѣ того, ея сердце, переполненное сочувствіемъ къ несчастнымъ поселянамъ, просилось наружу.
   -- Что папа, спросила она:-- какъ у васъ прошелъ митингъ?
   -- О, отлично! Мы приняли единогласно такую систему дѣйствія, которая непремѣнно образумитъ этихъ бѣдныхъ дураковъ.
   -- Что же, вы ихъ посадите въ тюрьму?
   -- Нѣтъ, а хорошо было бы, еслибъ мы могли это сдѣлать. Еслибъ не подлые радикалы, то законы о сходкахъ еще существовали бы. Никогда не было такого нечестиваго заговора.
   -- Увѣрены ли вы, что это -- заговоръ. Не правильнѣе ли признать, что бѣдные люди вынуждены къ этому недостаточнымъ жалованьемъ? Вы знаете, что Генри, пріѣзжая сюда, постоянно бесѣдуетъ съ поселянами, и онъ мнѣ передавалъ, что дѣйствительно они получаютъ ужасно мало. Онъ старается побудить своего отца принять участіе въ этомъ дѣлѣ.
   -- О, о! Онъ бесѣдуетъ съ поселянами, скажите, пожалуйста? Я теперь понимаю, откуда все это явилось. Вотъ кто главный заговорщикъ!
   -- Но вѣдь онъ не проповѣдывалъ имъ никакихъ идей, а только задавалъ вопросы, потому что, по его словамъ, не хорошо внушать имъ надежды, которыя въ ихъ настоящемъ положеніи не могутъ осуществиться.
   -- Въ настоящемъ ихъ положеніи! Да откуда онъ знаетъ, чортъ возьми! въ какомъ положеніи находятся поселяне? Углубленный въ математику и законы, онъ совсѣмъ отсталъ отъ нашихъ дѣлъ.
   -- Это правда. Но, папа, онъ знаетъ очень многое объ этомъ вопросѣ. Онъ изучилъ, вы знаете, политическую экономію, системы пользованія землею, плодоперемѣнную систему и пр.
   -- Нѣтъ, слава Богу, я этого не знаю. Политическая экономія сочинена только для пользы радикальной партіи. Она почти совершенно раззорила Англію. Зачѣмъ политической экономіи вмѣшиваться въ систему, которая существуетъ столько вѣковъ и хорошо до сихъ поръ дѣйствовала. Мы всегда радовались, что въ деревняхъ освобождены отъ проклятыхъ, городскихъ рабочихъ союзовъ, и вотъ, они появились въ нашемъ приходѣ. Впрочемъ -- не бѣда: мы справимся съ этими молодцами!
   -- Но, милый папа, неужели вы въ своемъ сердцѣ не признаёте, что многое можно сказать за нихъ. Я сама не знаю, но Генри говоритъ...
   -- Я вовсе не желаю знать, что говоритъ твой Генри. Это -- вопросъ безспорный. Но вотъ что я тебѣ скажу, голубушка: если Генри Юбанкъ пріѣзжаетъ сюда для того только, чтобъ учить тебя радикальнымъ и революціоннымъ идеямъ, то...
   -- Шш! шш! воскликнула Эмили, зажимая ротъ отца своею маленькою ручкой.
   -- Я его выгоню въ шею! произнесъ сквайръ, съ трудомъ освобождая свой ротъ отъ неожиданной преграды.
   Эмили разсмѣялась, и сквайръ послѣдовалъ ея примѣру, такъ что непріятный разговоръ болѣе не продолжался. Мы должны здѣсь прибавить, что Эмили утромъ получила письмо отъ Генри Юбанка, который извѣщалъ о своемъ прибытіи на другой день; но теперь она благоразумно не сказала ни слова объ этомъ отцу.
   

III.
Ректоръ и его помощникъ.

   Мистеръ Лестеръ всей душою сочувствовалъ сквайру и сосѣднимъ землевладѣльцамъ, что вполнѣ объяснялось его положеніемъ, идеями и воспитаніемъ. Хотя онъ охотно произнесъ бы въ пользу миссіонернаго общества краснорѣчивую проповѣдь на текстъ: "Господь создалъ всѣ народы изъ одной плоти и крови"; но онъ не могъ не допустить теоретически и практически въ этой теоріи исключенія въ пользу англійской аристократіи. Онъ готовъ былъ всегда снизойти до выраженія сочувствія къ бѣднымъ рабочимъ и оказать помощь, но онъ никогда не протянулъ бы имъ руки на почвѣ человѣческаго и христіанскаго равенства.
   Достопочтенный пасторъ почелъ своимъ долгомъ произнести къ ганкерлейской паствѣ проповѣдь на текстъ "имѣющіе пищу и одежду да будутъ довольны". Цѣль ея не была совершенно достигнута, такъ какъ большинство тѣхъ, для которыхъ она предназначалась, не явились въ церковь, но краснорѣчивыя слова пастора чрезвычайно понравились сквайрамъ и фермерамъ. Они съ удовольствіемъ видѣли, что ихъ идеи выражались правильнымъ, красивымъ языкомъ и поддерживались авторитетомъ церкви. Въ этой умилительной картинѣ союза церкви и мѣстной аристократіи представлялъ мрачное пятно помощникъ ректора, пасторъ Линкбой. Его поведеніе во время митинга рабочихъ возбудило негодованіе ганкерлейскихъ фермеровъ и послужило предметомъ замѣчанія со стороны сквайра, который прямо сказалъ своему другу, мистеру Лестеру:
   -- Что будетъ съ этой страной, съ обществомъ, со всѣми нами, если духовенство станетъ поддерживать или даже терпѣть распространеніе революціонныхъ идей?
   Внѣ ганкерлейскаго прихода, поступокъ мистера Линкбоя обсуждался двояко. Нѣкоторыя изъ клерикальныхъ газетъ самымъ грубымъ образомъ характеризовали его вмѣшательство въ дѣла, не касавшіяся до церкви, а другія газеты, напротивъ, старались его оправдать. Что же касается до органовъ печати, поддерживавшихъ еретическій радикализмъ, то они первые единодушно рукоплескали представителю высокой церкви. Въ такомъ положеніи дѣлъ мистеръ Лестеръ считалъ своею обязанностью сдѣлать внушеніе молодому человѣку по поводу его излишней смѣлости.
   -- Любезный сэръ, сказалъ онъ:-- мы съ вами расходимся по многимъ вопросамъ, но я смотрю на это сквозь пальцы въ виду вашей ревностной и энергичной дѣятельности. Я могу не обращать на это вниманія, пока дѣло идетъ о личномъ убѣжденіи и церковь не приходитъ въ столкновеніе съ обществомъ; но когда вы идете далѣе, вмѣшиваетесь въ чуждую намъ борьбу и кладете на ту или другую чашку вѣсовъ свое вліяніе, какъ служителя алтаря, то вы злоупотребляете своими обязанностями и ставите себя и меня въ самое затруднительное положеніе.
   -- Мнѣ очень прискорбно слышать, сэръ, отвѣчалъ мистеръ Линкбой:-- что вы считаете обязанности миротворца выходящими изъ круга дѣятельности служителя алтаря. Развѣ прошло то время, когда миротворцы именовались сынами Божьими? Тѣ, которые вамъ жаловались на меня, должны быть страшными фанатиками, ибо я не перешелъ ни на ту, ни на другую сторону, а только предотвратилъ опасное столкновеніе. Я увѣренъ, что вы поступили бы точно также, еслибъ находились на моемъ мѣстѣ.
   Мистеръ Лестеръ насупилъ брови; онъ, дѣйствительно, при случаѣ поступилъ бы именно такъ, какъ поступилъ его помощникъ, и потому онъ возсталъ противъ него съ тѣмъ большею строгостью.
   -- Это дѣло вовсе до насъ не касается, началъ онъ торжественно.
   -- Извините, сэръ, перебилъ его Линкбой:-- я совершенно противнаго мнѣнія. Я полагаю, что мы обязаны принять участіе въ этомъ дѣлѣ. Многочисленныя посѣщенія поселянъ, которые, однако, не всегда принимали меня такъ радушно, какъ я желалъ бы, вполнѣ меня убѣдили, что современное положеніе земледѣльцевъ составляетъ позоръ для нашей страны.
   -- Да, мы всѣ это признаемъ, но излишнее сочувствіе -- только сантиментальность и вовсе непрактично. Положеніе сельскихъ рабочихъ обусловливается такими обстоятельствами, которыхъ мы не можемъ ни измѣнить, ни улучшить. Мы можемъ только оказать помощь несчастнымъ частной благотворительностью и правильнымъ примѣненіемъ закона для бѣдныхъ. Нашъ вѣкъ не допускаетъ вмѣшательства энтузіастовъ въ разрѣшеніе вопросовъ, чисто экономическихъ. Наша обязанность, какъ служителей алтаря, не заключается въ уничтоженіи общественныхъ золъ политической дѣятельностью; мы должны довольствоваться распространеніемъ христіанскихъ принциповъ.
   -- Не указывая ихъ практическаго примѣненія? воскликнулъ мистеръ Линкбой съ жаромъ.-- Нѣтъ, сэръ, я не такъ понимаю свой долгъ. Моя совѣсть побуждаетъ меня идти далѣе.
   -- Я нисколько не желаю ограничивать вашей свободы совѣсти, отвѣчалъ мистеръ Лестеръ: -- но вашъ человѣколюбивый, хотя ошибочный взглядъ на этотъ вопросъ грозитъ всѣмъ такими опасностями, что я принужденъ говорить съ вами откровенно. Я рѣшительно не могу дозволить вамъ принимать дальнѣйшее участіе въ этой серьёзной борьбѣ. Несмотря на все мое уваженіе къ вамъ, я буду вынужденъ принять свои мѣры, и, если вы будете попрежнему открыто выражать ваше сочувствіе къ одной сторонѣ, то это приведетъ къ очень грустнымъ послѣдствіямъ для насъ обоихъ. Вы своими поступками поставите церковь въ ложное положеніе врага установленнаго порядка и спокойствія.
   -- Въ ложное положеніе? воскликнулъ мистеръ Линкбой съ необыкновеннымъ оживленіемъ: -- но церковь всегда борется съ зломъ, существующимъ въ мірѣ!
   -- Мой юный другъ, торжественно произнесъ мистеръ Лестеръ:-- позвольте мнѣ вамъ посовѣтовать, обращаться осторожнѣе съ общими фразами. Онѣ нарушаютъ равновѣсіе въ умахъ многихъ людей и мѣшаютъ имъ быть полезными дѣятелями.
   Этой торжественной, общей фразой достопочтенный пасторъ прекратилъ разговоръ, грозившій зайти слишкомъ далеко.
   

IV.
Ноевъ голубь.

   Въ то утро, когда Годжъ бѣжалъ изъ своего дома, Мэри, проснувшись, съ удивленіемъ увидала, что отца ея не было на постелѣ. Взглянувъ въ окно и замѣтивъ, что солнце уже высоко, она немного успокоилась; она просто проспала, и отецъ ушелъ на работу. Она тотчасъ одѣла двухъ или трехъ изъ дѣтей и, предоставивъ прочимъ прикрыть, какъ умѣли, свои бренныя тѣла, она сошла внизъ съ Крошкой Годжемъ на рукахъ. Сдѣланныя отцемъ приготовленія ее нѣсколько смутили, но она тотчасъ догадалась, что онъ вѣрно ушелъ на цѣлый день. Одно только ее грустно поразило -- деньги на столѣ, которыя доказывали, что его отсутствіе имѣло какую-то связь съ разговоромъ, происходившимъ наканунѣ; но и тутъ она утѣшала себя мыслью, что онъ отправился куда-нибудь искать лучшаго заработка или какой-либо другой помощи. Часы шли за часами; Мэри, какъ всегда, работала, убирала, чистила, мыла, штопала; на деньги, оставленныя отцомъ, Томасъ досталъ для Крошки Годжа хорошаго молока, такъ что семейство бѣглеца, лишившись своего главы, не представляло такого грустнаго зрѣлища, какого можно было ожидать. Вечеромъ, зашла навѣстить Мэри мистрисъ Нолекенсъ, которая принесла кое-что для малютки и помогла молодой дѣвушкѣ пересмотрѣть несчастные остатки дѣтской одежды. Ея приговоръ въ этомъ отношеніи былъ рѣшительный, безапелляціонный.
   -- Эти лохмотья не годятся даже для цыганъ и бродягъ, а не то что для приличнаго семейства, сказала она.
   -- Батюшка говоритъ, что ему не на что насъ долѣе содержать, отвѣчала Мэри.-- Мнѣ что-то страшно. Онъ ушелъ сегодня до разсвѣта, безъ завтрака. Какъ вы думаете, мистрисъ Нолекенсъ, у него, кажется, голова не въ порядкѣ?
   Мистрисъ Нолекенсъ подвергла Мэри искусному допросу и, хотя не сказала ни слова, но стала подозрѣвать горькую истину. Это казалось ей тѣмъ вѣроятнѣе, что въ подобныхъ обстоятельствахъ ея мужъ поступилъ бы точно также. Кромѣ того, она не могла не почувствовать укора совѣсти при воспоминаніи о той роковой идеѣ, которую она, быть можетъ, впервые вселила въ голову Годжа. Однако, она осталась сколько могла у Мэри, причесала всѣхъ дѣтей съ такою энергіею, какую они никогда впослѣдствіи не забыли, и, уходя домой, оставила бѣдную семью въ болѣе приличномъ положеніи.
   Въ эту ночь Мэри долго сидѣла, поджидая отца и вперивъ тревожные взгляды въ окружающій мракъ. Онъ не явился. Она, наконецъ, взяла на руки Крошку Годжа и пошла на верхъ. Улегшись на постель, она не могла сомкнуть глазъ и прислушивалась къ малѣйшему шороху въ ночной тиши. Но ничто не нарушало гробоваго безмолвія; мало по малу она забылась и заснула, но и во снѣ она по временамъ восклицала тревожно: отецъ! отецъ! Настало утро, и, открывъ глаза, она снова не увидала подлѣ себя спящей, неуклюжей фигуры дорогого человѣка.
   Такимъ образомъ прошли день, два, три; Мэри и всѣ сосѣди стали сильно безпокоиться.
   -- Это все -- твоя вина, говорилъ Нолекенсъ женѣ:-- ты обошлась съ нимъ слишкомъ жестоко. Помнишь, какъ ты посовѣтовала ему повѣситься? Онъ, можетъ быть, это и сдѣлалъ. Его смерть будетъ на твоей душѣ.
   Молчаніе со стороны мистрисъ Нолекенсъ служило лучшимъ доказательствомъ, что ей доступны были укоры совѣсти.
   На третій день извѣстіе объ исчезновеніи Джона Годжа распространилось повсюду. Мистеръ Джоли навелъ всѣ справки и послалъ за смотрителемъ бѣдныхъ. Между тѣмъ, Мэри находилась въ самомъ отчаянномъ положеніи. У нея оставались только нѣсколько пенсовъ, а вопросъ объ одеждѣ съ каждымъ часомъ все болѣе и болѣе упрощался. На четвертый день явился смотритель и подвергнулъ ее допросу; ясно было, что одиннадцать дѣтей безъ пищи и одежды должны были поступить на попеченіе союза для бѣдныхъ; Однако, комитетъ Земледѣльческаго Союза, не смотря на скудость своихъ средствъ, рѣшился взять на свое содержаніе Мэри и Крошку Годжа, которые были отданы мистрисъ Нолекенсъ. Остальные были немедленно отправлены въ союзъ для бѣдныхъ. Между тѣмъ, было выставлено во всѣхъ окрестностяхъ громадное объявленіе о наградѣ за поимку Джона Годжа. Это объявленіе было написано такимъ торжественнымъ слогомъ и такими большими буквами, словно дѣло шло о розысканіи убійцы. Мистеръ Ми взялъ у судьи, который былъ не кто иной, какъ пасторъ Лестеръ, исполнительный листъ для ареста Годжа, "какъ бродяги и мошенника", и мѣстный полисменъ былъ отправленъ въ сосѣднія графства для розысканія бѣглеца.
   Что касается самого Годжа, то онъ искалъ спасенія въ бѣгствѣ, подъ вліяніемъ самыхъ смутныхъ идей. Ближайшей цѣлью его было достигнуть какого нибудь приморскаго города, откуда онъ хотѣлъ отправиться въ Канаду. Въ Ганкерлеѣ сохранялось преданіе объ одномъ мѣстномъ жителѣ, который, переселившись въ Канаду, нажилъ большое состояніе, и оно засѣло глубоко въ умы невѣжественнаго народа, что ясно доказываетъ, какое громадное вліяніе на сельское населеніе могутъ имѣть подобныя обстоятельства, еслибъ администрація умѣла понимать свой долгъ и желала общественной пользы. Вотъ подъ вліяніемъ какой смутной идеи дѣйствовалъ Годжъ, и это неудивительно, если мы вспомнимъ его недостаточное образованіе и недостаточную опытность. Втеченіи трехъ дней, онъ все шелъ впередъ, разспрашивая дорогу въ Лондонъ, который онъ считалъ ближайшимъ приморскимъ городомъ. Тамъ и сямъ добрые люди оказывали помощь бѣдному скитальцу. Но съ каждымъ часомъ будущее становилось для него страшнѣе, и передъ нимъ грозно возставалъ вопросъ: чѣмъ онъ будетъ существовать до отъѣзда въ Канаду? Наконецъ, онъ достигъ одного изъ провинціальныхъ городовъ и, проходя по улицѣ, изнуренный, голодный, онъ остановился передъ ратушей, на которой красовалось объявленіе объ его поимкѣ. Онъ былъ неграматный и потому самъ не могъ его прочитать, но вниманіе его было обращено на этотъ документъ знакомымъ ему голосомъ, и въ ту же минуту ганкерлейскій полисменъ Филиппъ Ноксъ ударилъ его по плечу и объявилъ, что арестуетъ его именемъ закона. Годжъ былъ такъ убитъ, что не сказалъ ни слова и пошелъ за полицейскимъ, какъ ребенокъ. Филиппъ не произнесъ ни малѣйшаго упрека, а, напротивъ, выразилъ сожалѣніе, что обязанъ его отвезти обратно въ Ганкерлей. Такимъ образомъ, они безмолвно достигли арестантскаго дома въ Ганкерлеѣ, куда Годжъ и былъ заключенъ до преданія его суду.
   

V.
Декретъ на англійской почвѣ.

   Женихъ Эмили, прибывъ въ Биртонъ-Голлъ, встрѣтилъ тамъ самый радушный пріемъ отъ всѣхъ старыхъ и молодыхъ, кромѣ самого сквайра, который въ подобныхъ обстоятельствахъ не желалъ имѣть подлѣ себя юнаго радикала. Мистеръ Биртонъ находился въ нервномъ, взволнованномъ положеніи и не чувствовалъ себя въ состояніи спокойно переносить присутствіе человѣка, не раздѣлявшаго его мыслей и убѣжденій.
   Только что передъ пріѣздомъ молодого Юбанка онъ приказалъ своему управляющему обнародовать прокламацію ко всѣмъ арендаторамъ и работникамъ, жившимъ на его землѣ. Въ этомъ замѣчательномъ документѣ онъ, какъ феодальный владѣлецъ, заявлялъ, что "онъ чувствовалъ всю тяжелую отвѣтственность, которая лежала на немъ, касательно поддержанія добрыхъ отношеній между всѣми обитавшими на его землѣ, и потому съ грустью замѣчалъ что хорошее расположеніе и доброжелательство, долженствовавшія существовать между рабочими и фермерами, могутъ быть нарушены вмѣшательствомъ агитаторовъ, возстающихъ противъ престола, церкви и конституціи". "При такихъ обстоятельствахъ (sic!), говорилось далѣе въ этомъ декретѣ землевладѣльца:-- я чувствую себя вынужденнымъ принять мѣры, которыя обезпечатъ, съ одной стороны, фермеровъ отъ опасныхъ послѣдствій незаконныхъ ассоціацій, а съ другой -- рабочихъ отъ происковъ агитаторовъ. Для достиженія этой двоякой цѣли я приказалъ заявить всѣмъ рабочимъ, нанимающимъ у меня жилища или землю, что каждый изъ нихъ, поступившій въ члены земледѣльческаго союза, будетъ мною немедленно удаленъ изъ занимаемаго имъ жилища или съ обработываемой имъ земли; теперь же я приглашаю всѣхъ моихъ арендаторовъ содѣйствовать мнѣ въ строгомъ примѣненіи этого правила. Только подобными мѣрами можно сохранить фермерамъ необходимыя для нихъ руки, предотвратить уничтоженіе всегда существовавшихъ добрыхъ отношеній между рабочими и фермерами и пресѣчь распространеніе вредныхъ принциповъ, подрывающихъ общественный порядокъ и здравые экономическіе законы".
   Молодой Юбанкъ прочелъ этотъ документъ съ удивленіемъ и сожалѣніемъ. Онъ умолялъ своего нарѣченнаго тестя отмѣнить его распоряженіе, но получилъ въ отвѣтъ только строгій выговоръ. Такъ какъ отецъ его вполнѣ одобрялъ всѣ дѣйствія мистера Биртона, то излишне было обращаться къ нему, и потому Генри довольствовался частыми посѣщеніями рабочихъ, которыхъ онъ уговаривалъ быть умѣренными въ своихъ требованіяхъ, избѣгать крайностей рабочихъ союзовъ и твердо держаться ихъ программы. Около этого времени комитетъ уже собралъ значительную сумму денегъ и имѣлъ возможность содержать всѣхъ земледѣльцевъ, лишившихся работы. Кромѣ того, сквайръ и его сторонники съ негодованіемъ увидѣли, что фермеры, какъ ни были они сердиты на своихъ работниковъ, не желали раззориться ради принципа и потому мало по малу, въ виду созрѣвшей жатвы, нанимали рабочихъ, принадлежавшихъ къ союзу, по возвышенной цѣнѣ. Всегда такъ бываетъ: вы можете разсчитывать на содѣйствіе людей, затронувъ ихъ самолюбіе, до той минуты, пока подобное содѣйствіе имъ выгодно, но лишь только личный интересъ потянетъ ихъ въ другую сторону, они немедленно бросятъ васъ и ваши принципы.
   

VI.
Правосудіе законовъ и судей.

   Годжъ предсталъ передъ судомъ въ малую сессію. Судьями были пасторъ Лестеръ и сквайръ Биртонъ. Въ провинціальной жизни многое очень спутано и смѣшано. Такъ одинъ судья-пивоваръ испрашиваетъ позволеніе открыть пивную лавку у своего товарища, другого судьи, который, быть можетъ, соединенъ съ нимъ узами родства или, во всякомъ случаѣ, постоянно съ нимъ охотится; или арендаторъ судится съ своимъ работникомъ у ихъ общаго землевладѣльца. Въ настоящемъ случаѣ два попечителя о бѣдныхъ ex-officio судили дѣло, въ которомъ былъ заинтересованъ совѣтъ попечителей. И это дѣлалось согласно строгому смыслу парламентскаго акта. Годжъ не замѣчалъ этой аномаліи: онъ въ продолженіи всей своей жизни видѣлъ, что эти господа судили и рядили по всѣмъ дѣламъ, касавшимся поселянъ, и, еслибъ они приговорили его къ висѣлицѣ, то и тогда онъ едва ли бы сталъ сомнѣваться въ ихъ компетентности.
   Мрачный, съ поникшей головой, съ красными влажными глазами, съ всклокоченными волосами, съ чертами лица, искаженными страданіями, стоялъ въ залѣ суда этотъ безпомощный, безнадежный бѣднякъ. Сквайръ придалъ своему почтенному, сіявшему здоровьемъ лицу неподвижную маску безчувственнаго сфинкса. Зубы мистера Лестера не сіяли, какъ всегда, между улыбающимися губами, а были скрыты стиснутымъ ртомъ. Оба они полагали, что Джонъ Годжъ былъ виновенъ въ одномъ изъ самыхъ неблагородныхъ проступковъ, въ которыхъ могъ бы быть обвиняемъ англичанинъ, и смотрѣли на него съ той безжалостной строгостью, съ которою они взглянули бы, напримѣръ, на человѣка, обвиняемаго въ незаконной охотѣ на чужой землѣ, а это легко сказать!
   Однако, они говорили тихо, спокойно, торжественно.
   Обведя глазами залу суда, Годжъ остановился на мистрисъ Нолекенсъ и Мэри съ крошкой Беномъ на рукахъ. Онъ не хотѣлъ встрѣтить ихъ взглядовъ и еще ниже поникъ головою. При этомъ бѣгломъ обзорѣ присутствующихъ онъ не замѣтилъ молодого человѣка, сидѣвшаго близь скамьи подсудимыхъ, въ мѣстахъ, отведенныхъ для лицъ судебнаго вѣдомства; это былъ Генри Юбанкъ, который такъ волновался и переминался съ ноги на ногу, что обратилъ на себя вниманіе сквайра.
   Первыми были допрошены мистеръ Ми и смотритель бѣдныхъ. Они были вызваны для доказательства того факта, что дѣти Годжа были оставлены безъ всякаго присмотра, безъ одежды и пищи. Послѣ несовсѣмъ связныхъ показаній этихъ свидѣтелей сквайръ спросилъ смотрителя:
   -- Обвиняемый пилъ?
   -- Я всегда слыхалъ, сэръ, что онъ -- трезвый человѣкъ, и ничего не могу сказать противъ него въ этомъ отношеніи.
   -- Такъ что же онъ дѣлалъ съ своими деньгами?
   О, небесное правосудіе, отвѣть этому англійскому судьѣ, что дѣлалъ несчастный бѣднякъ съ своими деньгами!
   -- Никто этого не знаетъ, отвѣчалъ чиновникъ:-- но, судя по внѣшнему виду его жилища, онъ, вѣрно, не дома проживалъ всѣ свои деньги.
   Въ эту минуту раздался звонкій дѣтскій голосъ, поразившій всѣхъ присутствовавшихъ:
   -- Это -- ложь: отецъ отдавалъ мнѣ каждый грошъ, который онъ заработывалъ. Но онъ получалъ только девять шиллинговъ въ недѣлю.
   -- Да, и на эти деньги надо содержать одиннадцать дѣтей! воскликнула съ жаромъ мистрисъ Нолекенсъ:-- зачѣмъ же вы несете такую чушь господамъ судьямъ?!
   -- Не прерывать тишины въ судѣ! произнесъ секретарь.
   Мистеръ Лестеръ сдѣлалъ внушеніе нарушителямъ спокойствія и потомъ прибавилъ:
   -- Это -- дочь обвиняемаго?
   -- Да, сэръ.
   -- Подойдите сюда.
   Мэри, держа на рукахъ Крошку Годжа, который съ улыбкой смотрѣлъ на судей, вышла впередъ и, подвергнутая допросу, разсказала исторію несчастной жизни Годжа за послѣдніе три мѣсяца. Годжъ слушалъ ея разсказъ, закрывъ лицо руками; черты судей потеряли свою строгую неподвижность, и сквайръ пересталъ походить на безчувственнаго сфинкса.
   -- Отецъ не сдѣлалъ ничего дурного, сэръ. Онъ не въ состояніи обидѣть даже мухи. Онъ ушелъ изъ дома для пріисканія лучшей работы, сэръ. Не наказывайте его. Это все по милости крошки Бэна: до смерти матери все шло кое-какъ. Отпустите его, сэръ, на этотъ разъ.
   Тутъ Мэри и Крошка Годжъ подняли такой ревъ, что ихъ на время удалили изъ суда. Еслибъ дѣло кончилось на показаніи Мэри, то Годжъ отдѣлался бы очень легко. Умѣйте привести здравомыслящихъ людей въ хорошее расположеніе духа, и они всегда найдутъ способъ обойти чудовищныя ошибки англійскихъ законовъ. Но секретарь предложилъ обвиняемому обычный вопросъ: что онъ имѣетъ сказать въ свою защиту? И Джонъ Годжъ, внѣ себя отъ отчаянія, терзаемый укорами совѣсти и сознаніемъ причиненнаго ему зла, воскликнулъ:
   -- Что я скажу въ свою защиту?-- ничего; я не намѣренъ защищаться. Вы, господа, знали меня всю мою жизнь, и нѣтъ человѣка, который бы до настоящей минуты сказалъ про меня дурное слово. Я всегда жилъ честно и хотѣлъ умереть честно, но вы мнѣ не дозволили. Я пошелъ къ фермеру Джоли -- онъ здѣсь и можетъ подтвердить мои слова -- и спросилъ у него прибавки жалованья, чего вполнѣ заслуживалъ, но онъ мнѣ отказалъ; я пошелъ тогда къ вамъ, сэръ, и вы не хотѣли ничего сдѣлать для нашего брата. Стоило ли послѣ этого поддерживать себя и дѣтей въ положеніи голодной смерти? Я бы еще кое-какъ продержался, еслибъ мистеръ Джоли увеличилъ жалованье или попечители бѣдныхъ взяли бы моего маленькаго Веніамина до тѣхъ поръ, пока я не нашелъ бы себѣ другую жену для ухода за дѣтьми; но я умиралъ съ голоду, господа, и еслибы вы умирали съ голоду, то поступили бы такъ же, какъ я. Не стоило и пытаться одному мнѣ ухаживать за дѣтьми и работать цѣлый день при такой скудной пищѣ. Нѣтъ, человѣкъ не можетъ оставаться честнымъ при такомъ жалованьѣ, какое мы получаемъ. Мнѣ оставалось только бѣжать и дожидаться того времени, когда союзъ побудитъ фермеровъ возвысить заработную плату.
   -- Что? Вы принадлежите къ земледѣльческому союзу? спросилъ сквайръ.
   -- Да, отвѣчалъ угрюмо Годжъ.
   -- Извините, сэръ, онъ -- одинъ изъ основателей союза, произнесъ фермеръ Джоли, являясь, такимъ образомъ, безприсяжнымъ и самовольнымъ свидѣтелемъ.
   Молодой Юбанкъ еще болѣе, чѣмъ прежде, заметался на своемъ мѣстѣ.
   -- Я этого не зналъ, сказалъ судья:-- онъ -- опасный человѣкъ, очень опасный. Бросилъ своихъ дѣтей и состоитъ членомъ союза. Ну, господинъ секретарь, прибавилъ мистеръ Биртонъ въ полголоса:-- я полагаю, дѣло кончено. Онъ самъ призналъ себя виновнымъ. Теперь остается только произнести приговоръ.
   Секретарь кивнулъ головою и, подыскавъ подлежащій законъ, подалъ его судьямъ. Вслѣдъ за этимъ, произошло совѣщаніе, въ которомъ принималъ участіе и секретарь. Волненіе Генри Юбанка все увеличивалось, и онъ вскочилъ, какъ бы желая что-то сказать, но потомъ снова сѣлъ. Между тѣмъ, сквайръ Биртонъ откашлялся и торжественно произнесъ:
   -- Джонъ Годжъ! Вы обвиняетесь въ проступкѣ, по счастью, рѣдкомъ въ нашихъ краяхъ. Въ теченіи двадцатипятилѣтней практики судьи и попечителя бѣдныхъ я никогда не встрѣчалъ такого возмутительнаго дѣла. Я не буду ссылаться на тотъ фактъ, признанный вами, что вы принадлежите къ кружку безнравственныхъ людей, которые стараются ввести въ нашей странѣ вредную и тираническую систему рабочихъ союзовъ. Я упоминаю объ этомъ только, какъ о доказательствѣ того духа, который васъ одушевляетъ, такъ какъ судъ обязанъ принять это въ соображеніе. Вы обвиняетесь попечителями кодльтонскаго союза въ томъ, что вы бросили вашихъ дѣтей. Вы -- отецъ одиннадцати малютокъ, которыхъ Богъ вамъ даровалъ для того, чтобъ вы пеклись объ нихъ и воспитывали ихъ. Вы подлымъ образомъ бросили ихъ на вѣрную погибель!
   -- Нѣтъ, нѣтъ! воскликнула съ пламеннымъ негодованіемъ маленькая Мэри въ дверяхъ.-- Онъ никогда не хотѣлъ намъ сдѣлать вреда!
   -- Выведите ее изъ суда, произнесъ сквайръ, и, послѣ исполненія этого приказанія, среди неодобрительныхъ комментаріевъ въ полголоса со стороны мистрисъ Нолекенсъ и безмолвнаго отчаянія Годжа, судья продолжалъ:
   -- Законъ предвидѣлъ подобный случай. Вы обвиняетесь сегодня совершенно справедливо, какъ бродяга и мошенникъ...
   Годжъ вскочилъ съ мѣста, и въ глазахъ его блеснулъ огонь.
   -- Да, какъ бродяга и мошенникъ, и вы будете подвергнуты подобающему наказанію. По акту о бродяжничествѣ, изданному при Георгѣ IV, глава 83, "всякій, обращающійся въ бѣгство и оставляющій жену и своихъ или ея дѣтей на попеченіе прихода или городского общества, признается мошенникомъ и бродягой". Это постановленіе, чрезвычайно здравое и полезное, почти такъ же древне, какъ законъ о бѣдныхъ, такъ какъ въ гораздо древнѣйшемъ актѣ сказано, "что всякій, обращающійся въ бѣгство, долженъ быть признанъ неисправимымъ мошенникомъ и подвергнутъ наказанію, положенному для неисправимыхъ мошенниковъ". Ваша вина усиливается еще вашей защитой.
   Въ эту минуту, въ залу суда вошелъ человѣкъ, появленіе котораго произвело сильное впечатлѣніе на всѣхъ присутствующихъ. Это былъ Самми Стедманъ, и Генри ІОбанкъ вступилъ съ нимъ въ жаркій разговоръ.
   -- Вы защищали себя, продолжалъ судья:-- такими несправедливыми и нестерпимыми аргументами, что судъ считаетъ своею обязанностью наказать васъ примѣрно. Въ виду всего этого, судъ постановляетъ подвергнуть васъ заключенію въ исправительномъ домѣ на шесть недѣль.
   -- Боже мой! воскликнула мистрисъ Нолекенсъ.-- Вы за это дорого заплатите! А еще рядомъ сидитъ пасторъ и участвуетъ въ подобномъ нечестіи! Какъ Богъ святъ...
   Тутъ ея краснорѣчіе было прервано, и полисменъ вывелъ ее изъ залы суда.
   Только что водворилась въ залѣ тишина, какъ она снова была прервана.
   -- Стойте, господа! рѣзко произнесъ Самми Стедманъ, вставая.-- Все производство этого дѣла незаконно. Этотъ судъ не компетентенъ.
   -- Сядьте, сэръ! Какое право вы имѣете обращаться къ суду?
   -- Право каждаго честнаго англичанина, который видитъ, что совершается несправедливость, воскликнулъ Генри Юбанкъ, который не могъ болѣе сдержать себя:-- онъ правъ, сэръ. Этотъ судъ не компетентенъ, согласно принципамъ Великой Хартіи, ибо судьи принадлежатъ къ числу обвинителей.
   -- Генри, вы съума сошли! воскликнулъ сквайръ, страшно поблѣднѣвъ.-- Садитесь, сэръ.-- Я... Я... Что? прибавилъ онъ, обращаясь къ секретарю, который шепталъ ему что-то на ухо.
   -- Приговоръ произнесенъ, сказалъ громко секретарь:-- компетентность суда, мистеръ Юбанкъ, неизмѣнна и опредѣлена статутомъ. Уведите арестанта.
   Молодой адвокатъ сдѣлалъ громадную ошибку. Его убѣжденія были лучше его знаній, и не удивительно. Онъ могъ по истинѣ думать, что англійскій законъ не можетъ допустить такой чудовищной аномаліи; но на дѣлѣ это такъ. Внѣ Лондона не. можетъ быть ни одного дѣла, касающагося попечителей бѣдныхъ, въ которомъ судьи, сами попечители ex officio, не были бы стороною, и, если кто-нибудь полагаетъ, что одинъ и тотъ же человѣкъ, какъ обвинитель и судья, можетъ дѣйствовать безпристрастно, то вышеприведенный случай, конечно, убѣдитъ его, что человѣкъ, рѣшившій, однажды, дѣло административнымъ порядкомъ, какъ попечитель, не можетъ судить его вторично, какъ судья, тѣмъ болѣе, когда вопросъ идетъ о свободѣ англійскаго гражданина.
   

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Зенитъ вражды.

I.
Возвращеніе домой.

   Быстро вертѣлось колесо рабочей мельницы въ Ганкерлейскомъ исправительномъ домѣ, и въ опредѣленные часы арестантъ Джонъ Годжъ, какъ новый Сизифъ, ходилъ съ монотоннымъ однообразіемъ по его вѣчно опускавшимся и поднимавшимся ступенямъ. Быстро вертѣлось великое колесо времени, и по его неумолимымъ ступенямъ шагала вверхъ и внизъ безпомощная нищета, пока, наконецъ, въ головѣ путались мысли, а въ сердцѣ исчезалъ послѣдній лучъ надежды, застилаемый мракомъ отчаянія. Быстро вертѣлось колесо труда, и безпомощно ступали по немъ сильные и слабые, хорошіе и дурные, вѣчно двигаясь, но не дѣлая ни шага впередъ, стараясь по временамъ остановить роковое движеніе или бросить свою сводящую съ ума работу, но удерживаемые на вѣчно вращающихся ступеняхъ притягательной силой необходимости и принуждаемые неустанно идти, никуда не достигая. Быстро вращался годъ, приближаясь къ своему концу со всѣми ознаменовавшими его умственными и физическими страданіями людей, въ томъ числѣ неутѣшнымъ горемъ Эмиліи Биртонъ, разлученной съ ея возлюбленнымъ, которому не дозволяли съ ней видѣться и переступать порогъ дома, гдѣ онъ былъ такъ счастливъ. Въ тотъ день, когда Генри Юбанкь поддался въ судѣ благородному, но неосторожному побужденію совѣсти, онъ получилъ записку, наскоро набросанную сквайромъ. Мистеръ Биртонъ увѣдомлялъ его, что онъ навсегда лишился его довѣрія, и воспрещалъ ему видѣться съ дочерью. "Съ глубокимъ сожалѣніемъ, прибавлялъ онъ:-- сообщаю я это сыну моего старѣйшаго и лучшаго друга, но побуждаетъ меня къ тому глубокое сознаніе долга. Ваши сочувствія также безсмысленны какъ ваши сужденія. Ваши юридическія свѣдѣнія такъ же дурны, какъ ваше поведеніе, и вы публично заявили себя дуракомъ". Молодые люди замѣчательныхъ способностей и благороднаго образа мыслей должны быть въ наше время очень осторожны. Опасно высказывать свои идеи. Преждевременное разоблаченіе мыслей и чувствъ, какъ бы онѣ ни были справедливы, можетъ погубить человѣка, хотя, быть можетъ, онъ самъ доживетъ до того времени, когда другіе возвысятся, проповѣдуя тѣ самыя идеи, которыя помѣшали его успѣху. Юбанкъ былъ слишкомъ честный человѣкъ, чтобъ во зло употребить любовь Эмиліи, и потому онъ переносилъ тяжелую разлуку, какъ мужественный человѣкъ, энергично предавшись своей адвокатской дѣятельности.
   Мы не станемъ разсказывать грустнаго существованія Джона Годжа въ исправительномъ домѣ, а скажемъ только, что на него дѣйствовалъ болѣе всего стыдъ заключенія. Между тѣмъ, Крошка Годжъ и Мэри процвѣтали, благодаря попеченіямъ мистрисъ Нолекенсъ. По остроумному распоряженію начальства, выходъ Годжа изъ исправительнаго дома совпалъ съ возвращеніемъ изъ пріюта остальныхъ его девяти дѣтей. Придя къ своей хижинѣ съ поникшей головой, онъ увидалъ этихъ бѣдныхъ, безпомощныхъ дѣтей и приведшаго ихъ попечителя бѣдныхъ. Перо мое отказывается описать эту встрѣчу. Попечитель былъ однако человѣкъ добрый и, вмѣстѣ съ ключемъ хижины, принесъ немного пищи. Но все же онъ строго сказалъ:
   -- Ваша прямая и законная обязанность -- заботиться объ этихъ малюткахъ. За вами будутъ зорко слѣдить, и не думайте бѣжать вторично.
   Годжъ ничего не отвѣчалъ. Онъ какъ-то безсознательно посмотрѣлъ на дѣтей, которыя подняли такой громкій и жалобный плачъ, что попечитель бѣдныхъ быстро удалился.
   Приговоръ суда въ дѣлѣ Годжа до того сообразовался съ общимъ духомъ англійскихъ законовъ, что нельзя было придумать болѣе безполезнаго и дорогого результата. Приведеніе въ исполненіе этого приговора стоило странѣ 200 фунтовъ стерлинговъ, на которые все семейство Годжа могло бы существовать, сравнительно съ роскошью, впродолженіи четырехъ лѣтъ.
   

II.
Разр
ѣшеніе вопроса.

   Глаза всей страны были сосредоточены теперь на борьбѣ, происходившей въ Кодльтонскомъ округѣ. Старая система, существовавшая искони, переживала тяжелое испытаніе и была сильно поколеблена. Теорія: "будь доволенъ тѣмъ положеніемъ, въ которое тебя судьба поставила", руководившая англійскими пасторами и сквайрами изъ поколѣнія въ поколѣніе, оказалась непримѣнимой къ Годжу, Крошкѣ Годжу и всѣмъ будущимъ Годжамъ. Патріархальныя отношенія между землевладѣльцами и поселянами, "столь не похожія на отношенія между другими хозяевами и рабочими и потому не подлежащія чуждому вмѣшательству", подвергались опасности и не обнаруживали тѣхъ твердыхъ условій непреодолимаго вѣчнаго учрежденія, какъ воображали люди, полные буколической вѣры. Коммерческіе принципы прокладывали себѣ дорогу въ сельскую, романтичную область. Поселяне заявляли свое право образовывать союзы и дѣйствовать за одно. Политическая экономія проникла изъ нечестивыхъ городовъ въ невинныя селенія. Между тѣмъ, земледѣльческій союзъ успѣшно развивался. Подписка въ пользу его фонда достигла значительныхъ размѣровъ и дала ему твердую, финансовую основу, благодаря чему, онъ могъ выказать необыкновенную силу съ самаго начала своего существованія. Когда фермеры отказывали рабочимъ въ трудѣ, то союзъ давалъ имъ средства переселяться въ Сѣверную Англію или эмигрировать въ Канаду или Новую Зеландію. Еслибъ вожаки этого движенія не отличались здравымъ смысломъ и честностью, то фондъ союза могъ бы сдѣлаться источникомъ опасности, но съ пожертвованными суммами обращались точно такъ же, какъ съ деньгами, поступавшими отъ рабочихъ и излишекъ пускался въ оборотъ. Самми Стедманъ всѣми силами старался убѣдить членовъ союза аккуратно взносить въ теченіи лѣта слѣдуемую съ нихъ долю, въ виду тяжелаго зимняго времени, когда -- онъ предчувствовалъ -- фермеры отомстятъ рабочимъ въ томъ или другомъ видѣ. Такимъ образомъ, пріучались къ экономіи многіе, никогда прежде объ этомъ не думавініе. Какъ важенъ былъ этотъ урокъ, доказали послѣдующія событія..
   Съ наступленіемъ жатвы забастовка прекратилась. Какъ мы уже видѣли, рабочіе не являлись изъ другихъ частей Англіи. Попытка вывезти ирландцевъ не удалась. Китай и Индія отстояли слишкомъ далеко, чтобы снабдить капиталистовъ жнецами. Правительство не хотѣло вмѣшиваться въ распрю и отказало въ дозволеніи солдатамъ наниматься въ рабочіе. Фермеры были вынуждены пойти на сдѣлку. Заработная плата возвысилась, и землевладѣльцы возвратились на поля. Отношенія между недавними противниками остались холодными; слышались даже угрозы возмездія, но ни одному поселянину не было отказано въ работѣ. Фермеры во время жатвы охотно сознавались, что никогда работа не шла такъ хорошо. Увеличеніе платы произвело удивительную перемѣну въ лѣнтяяхъ прежнихъ лѣтъ. Самми Стедманъ искусно пользовался печальной исторіей Годжа, который вообще выставлялся, какъ первый мученикъ земледѣльческихъ союзовъ, а Крошка Годжъ сталъ эмблемой безпомощнаго и несчастнаго положенія поселянъ. Мистеръ Лестеръ и сквайръ Биртонъ жестоко осуждались либеральными газетами; торійскіе же органы выхваляли ихъ за твердость, выказанную въ такое время, когда было въ модѣ потакать демократіи.
   Около этого времени союзъ составилъ правила о прекращеніи работъ, и, еслибы землевладѣльцы прочли ихъ, то уничтожились бы всѣ ихъ опасенія. Всякое насиліе было воспрещено. Никакой рабочій не могъ отстать отъ работы, не предувѣдомивъ хозяина за мѣсяцъ впередъ, а, чтобъ не употребляли во зло время жатвъ, было постановлено, что, въ случаѣ непредувѣдомленія хозяевъ или незаключенія особаго условія, заработная плата, существующая въ началѣ жатвы, сохраняется до ея окончанія. Число рабочихъ часовъ въ день было опредѣлено, и всякая излишняя работа должна оплачиваться особо. Не было постановлено никакихъ правилъ о раздѣленіи труда; а самымъ произвольнымъ правиломъ было воспрещеніе женщинамъ производить полевую работу. Это постановленіе, конечно, было очень здравое, но противорѣчащее личной свободѣ. Вообще, земледѣльческій союзъ, при хладнокровномъ обсужденіи, оказывался простымъ и справедливымъ учрежденіемъ, основаннымъ для уравненія взаимныхъ отношеній между работниками и хозяевами. Но, крупные землевладѣльцы, фермеры и пасторы не хотѣли замѣчать всѣхъ этихъ хорошихъ сторонъ земледѣльческаго союза и придали ему вымышленный ими самими видъ политическаго заговора. Они боролись съ миѳомъ собственнаго изобрѣтенія и увѣряли, что цер
   ковь была въ опасности и поземельный вопросъ лежалъ въ основаніи этого движенія. Подобныя, ни на чемъ не основанныя опасенія, подали однако мысль настоящимъ агитаторамъ вмѣшаться въ дѣло, и не было въ Англіи политическаго общества, представители котораго не отправились бы въ Кодльтонъ, чтобы привить свои принципы къ только-что возникшей ассоціаціи. Конечно, дѣло земледѣльцевъ отъ этого ничего не выиграло, а благородное, искреннее и честное отношеніе землевладѣльцевъ къ союзу могло бы вполнѣ удержать обѣ стороны отъ совершенно ненужнаго, искусственнаго распространенія борьбы. Къ партіи хозяевъ также примкнули своего рода агитаторы, но, такъ какъ это были пэры, епископы, баронеты и члены парламента, то ихъ разглагольствованія въ пользу закона и порядка печатались въ газетахъ съ хвалебными отзывами. Остроумнѣйшій карандашъ Англіи, такъ часто оказывавшій услуги великому дѣлу прогреса, въ этомъ случаѣ измѣнилъ своему призванію и, угождая богатымъ, сталъ изображать въ грубыхъ каррикатурахъ защитниковъ слабыхъ противъ злоупотребленій сильныхъ. Вообще, всѣ сторонники привилегій всякаго рода ополчились противъ кодльтонскаго земледѣльческаго союза и его друзей.
   Мистеръ Биртонъ искренно вѣрилъ, что земледѣльцевъ обманывали революціонные агитаторы, и всѣми силами старался распространить между ними правильныя понятія объ экономическихъ принципахъ и справедливыхъ отношеніяхъ между классами. Онъ пригласилъ къ себѣ извѣстнаго епископа, и тотъ произнесъ къ ганкерлейскимъ поселянамъ краснорѣчивую рѣчь, въ которой доказывалъ, что существовавшія отношенія между трудомъ и капиталомъ были установлены самимъ Провидѣніемъ и что сохраненіе дружеской связи съ хозяевами было дороже для рабочихъ всякаго эгоистическаго возвышенія заработной платы. Его разсужденія объ опасности агитаціи были такъ грубы и рѣзки, что никто не повѣрилъ бы мнѣ, еслибы я ихъ привелъ дословно. Правда, впослѣдствіи онъ раскаялся въ этихъ словахъ, и только по своей непогрѣшимости въ томъ не сознался.
   Одинъ изъ англійскихъ пэровъ, извѣстный замѣчательными способностями, счелъ своимъ долгомъ произнести рѣчь къ фермерамъ по этому вопросу. Прежде всего, онъ замѣтилъ, что, такъ какъ земледѣльцы составили союзъ, то невозможно оставить этотъ фактъ безъ вниманія, и потому совѣтовалъ фермерамъ принять это въ соображеніе. Потомъ онъ указалъ на то, что собственно въ ассоціаціи не было ничего незаконнаго, даже если ее учреждали агитаторы, но ихъ самихъ онъ полагалъ полезнымъ и необходимымъ совершенно уничтожить. Далѣе онъ выставилъ новый принципъ, что рабочіе имѣли право и должны были получать плату за трудъ, но если, съ одной стороны, они запрашивали слишкомъ дорого, то не получали работы, а если, съ другой, хозяева предлагали слишкомъ малую плату, то не могли имѣть рабочихъ. "Такимъ образомъ, говорилъ онъ: -- вы ясно видите, что эти вопросы регулируются твердыми, неизмѣнными принципами, которые и слѣдуетъ примѣнять на практикѣ. Другого выхода нѣтъ... и т. д., и т. д." Фермеры были изумлены такимъ простымъ разрѣшеніемъ сложнаго вопроса, но громко рукоплескали пэру, который пользовался большой репутаціей здравомыслящаго человѣка.
   Но всѣхъ замѣчательнѣе въ числѣ добровольныхъ совѣтниковъ рабочаго класса, былъ сэръ Вальтеръ Вагинтонъ, баронетъ и членъ парламента, политическія мнѣнія котораго были до того смутны, что онъ самъ не вполнѣ ясно ихъ сознавалъ. Никогда не было среди государственныхъ людей такого добраго человѣка; онъ былъ прежде торійскимъ министромъ, а теперь соціальнымъ реформаторомъ. Никто такъ не жаждалъ, какъ онъ, примирить непримиримое и одержать консервативную побѣду на соціалистическихъ принципахъ. Онъ открылъ великую истину, что нашъ вѣкъ былъ прогрессивный, и потому желалъ, чтобы человѣчество шло впередъ, а торизмъ торжествовалъ бы по всей линіи. Онъ видѣлъ, что рабочіе начинали имѣть надежды на лучшее существованіе, и старался ихъ поддержать. По его мнѣнію, каждый работникъ долженъ былъ имѣть удобную хижину, участокъ земли и корову. Онъ оспаривалъ права рабочихъ добиться подобнаго положенія путемъ насилія, настоятельнаго требованія, измѣненія законовъ или покупки, но желалъ даровать имъ все это, даровать парламентскимъ актомъ, не измѣняя настоящаго порядка вещей. Какъ было это сдѣлать, онъ не говорилъ. Его добродушіе и умѣренный либерализмъ возбуждали восторгъ довѣрчивыхъ рабочихъ, а если находились злые языки, смѣявшіеся надъ его краснорѣчивыми, туманными фразами, то это не удивительно. Свѣтъ не былъ достоинъ такого человѣка. Его уже давно слѣдовало бы сдѣлать первымъ министромъ, но объ этомъ никто и не думалъ. Между тѣмъ, вдали отъ власти, онъ оставался все тѣмъ же добродушнымъ джентльменомъ и съ искреннимъ одушевленіемъ говорилъ ганкерлейскимъ поселянамъ:
   -- Друзья мои! счастье не зависитъ отъ богатства. Счастье зиждется на гораздо высшихъ основаніяхъ: на чувствѣ благодарности и на довольствѣ малымъ. Бѣдный человѣкъ, обладая этими качествами, имѣетъ въ себѣ элементы счастья, которыхъ лишенъ богатый, если онъ не исполняетъ обязанностей своего положенія. По моему мнѣнію (а я нисколько не преувеличиваю хорошихъ сторонъ вашего положенія), рабочимъ нѣтъ никакого основанія составлять союзы и поддаваться безпокойнымъ агитаторамъ. Я считаю, что въ этой странѣ они нуждаются въ трехъ вещахъ: въ лучшемъ воспитаніи, въ лучшемъ жилищѣ и въ лучшей пищѣ. Еслибъ эти законныя ихъ потребности были даны имъ парламентскимъ актомъ, то рабочіе перестали бы быть жертвами лицъ, распространяющихъ повсюду недовольство, и стали бы вести лучшую, болѣе благородную жизнь.
   Рабочіе восторженно рукоплескали этимъ словамъ. Но большаго они не могли ничего добиться отъ подобныхъ покровителей. Пэръ, епископъ и баронетъ проповѣдывали довольство малымъ, проклинали политическую агитацію и спокойно удалялись, забывая, конечно, что о такой филантропіи сказалъ еще апостолъ Іаковъ: "Аще же братъ или сестра наги будутъ и лишены будутъ дневныя пищи, речетъ же имъ кто отъ васъ: идите съ миромъ, грѣйтеся и насыщайтеся, не дастъ же имъ требованія тѣлеснаго -- кая польза?"
   

III.
Новый членъ союза.

   Фермеръ Джолли не могъ обойтись безо всѣхъ своихъ работниковъ, а потому, въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль, въ домѣ Годжа царило довольство. Получаемые имъ шестнадцать шиллинговъ въ недѣлю дозволили ему нанять женщину для присмотра за Крошкой Годжемъ, что дало возможность Мэри собирать по прежнему на поляхъ колосья. Годжъ былъ избранъ въ члены комитета союза и выказалъ неожиданныя способности, здравый смыслъ и находчивость. Теперь каждый приходъ имѣлъ свою мѣстную отрасль союза, и, работая въ этихъ комитетахъ, поселяне впервые стали обучаться искуству государствовѣдѣнія или, лучше сказать, обществовѣдѣнія, столь цѣнимому англичанами и столь необходимому для безопасности государства.
   У мистера Джолли былъ любимый пахарь, по имени Ричардъ Ро, который получалъ шестнадцать шиллинговъ въ недѣлю и до сихъ поръ оставался глухъ на всѣ убѣжденія членовъ союза пристать къ нимъ. Но все же онъ былъ человѣкъ и питалъ нѣкоторое сочувствіе къ Годжу, а также внутренно одобрялъ движеніе, начавшееся между земледѣльцами, хотя изъ хитрости не высказывалъ своихъ мнѣній хозяину. Мало по малу, онъ однако видѣлъ, что результатомъ союза было увеличеніе заработной платы людей, менѣе его способныхъ, до той цифры, которую онъ самъ получалъ, а фермеръ Джолли нисколько не думалъ возвышеніемъ его жалованья возстановить прежнюю, по его словамъ, справедливую пропорцію. Это его сильно разгнѣвало, и онъ невольно спрашивалъ себя, какую пользу онъ извлекъ изъ того, что отдѣлился отъ своихъ товарищей? Его увѣряли, что, благодаря союзу, установится ровная для всѣхъ заработная плата, но на дѣлѣ оказалось, что Годжъ и нѣкоторые другіе получали двумя или тремя шиллингами болѣе людей, менѣе ихъ способныхъ, что такимъ образомъ союзъ не только побудилъ фермеровъ вообще возвысить заработную плату, но и фактически примѣнять принципъ естественнаго подбора, т. е. платить большее жалованіе лучшимъ работникамъ. Поэтому однажды, въ сентябрѣ, вечеромъ, Ричардъ Ро пошелъ къ Годжу, чтобы переговорить о многомъ, давно его мучившемъ. До насъ касается не этотъ разговоръ, а только его результатъ. Ро, наконецъ, рѣшился вступить въ союзъ и, выходя изъ хижины Годжа, встрѣтилъ проходившаго мимо фермера Джолли, который возвращался домой съ ежемѣсячнаго обѣда ганкерлейскаго земледѣльческаго клуба, и голова его была полна не только гнѣвомъ противъ членовъ союза, но и парами дурнаго вина. Выйдя съ большой дороги на тропинку, проходившую мимо хижины Годжа, онъ увидѣлъ, какъ знакомая фигура его пахаря пробиралась въ сумеркахъ изъ жилища его врага.
   -- Эй! Дикъ, чортъ возьми! вы были у проклятаго члена союза?
   -- Да, сэръ.
   Джолли бросился на него и схватилъ за шиворотъ. Онъ былъ пьянъ и внѣ себя, а Ро былъ трезвый и сильный человѣкъ.
   -- Вы поступаете въ союзъ! воскликнулъ Джолли, блѣднѣя отъ злобы.
   -- Оставьте меня, произнесъ пахарь, сверкая глазами и нервно сжимая кулаки.
   -- Проклятый! Вы поступаете въ союзъ? повторилъ фермеръ.
   -- Да, поступаю, отвѣчалъ Ричардъ Ро и ударилъ изо всей силы пьянаго по лицу, такъ что тотъ упалъ на землю, какъ срубленное дерево.
   Джонъ Годжъ видѣлъ все это съ порога своего дома и слышалъ каждое слово въ ночной тишинѣ. Послѣ удара, Ричардъ Ро преспокойно удалился, а Джолли, присѣвъ на землѣ, сталъ отирать лицо платкомъ, громко проклиная своего пахаря и Годжа. Послѣдній подбѣжалъ къ нему и помогъ встать. Фермеръ принялъ его помощь, но, уходя домой, пробормоталъ съ пѣной у рта:
   -- Проклятый, я тебѣ отомщу!
   

IV.
Argumentum ad Hominem.

   На слѣдующее утро, когда большая часть поселянъ работала на фермѣ, Годжъ отправился съ лошадью и мальчикомъ пахать на отдаленное поле. Съ 7 часовъ онъ терпѣливо проходилъ борозду за бороздой по большому полю, а около 10 часовъ съ удивленіе увидалъ Джолли, приближавшагося къ нему на сѣрой лошади. Было что-то роковое въ лицѣ фермера и, не смотря по сторонамъ, онъ ѣхалъ прямо къ мѣсту, гдѣ пахалъ Годжъ.
   -- Стой! воскликнулъ онъ.
   Годжъ остановилъ лошадь и снялъ шляпу. Въ рукѣ онъ держалъ толстый бичъ пахаря съ мѣдной, тяжелой ручкой, страшное оружіе въ сильныхъ рукахъ. Подъѣхавъ ближе, Джолли выхватилъ бичъ изъ его рукъ.
   -- Держи лошадь! сказалъ онъ мальчику.
   Годжъ видѣлъ во взглядѣ фермера страшную рѣшимость, а подъ его правымъ глазомъ ясные слѣды кулака Ричарда Ро.
   -- Проклятый! я тебѣ покажу, какъ набирать на моей фермѣ членовъ союза! воскликнулъ Джолли и ударилъ рукояткой бича по плечамъ Годжа, который не устоялъ на мѣстѣ и упалъ на воздѣлываемую имъ землю.
   Удары слѣдовали быстро одинъ за другимъ по плечамъ, спинѣ, рукамъ и ногамъ несчастнаго, распростертаго Годжа. Мальчикъ отъ страха бѣжалъ, оставивъ лошадь. Нанеся такимъ образомъ около шестидесяти или семидесяти ударовъ, могучая рука фермера устала, и тогда только онъ остановился, перевелъ дыханіе и преспокойно пошелъ къ своей лошади. Стоны несчастнаго, избитаго человѣка тщетно взывали къ небу.
   

V.
В
ѣсы правосудія.

   Очнувшись отъ обморока, который послѣдовалъ за побоями, Годжъ увидалъ передъ собою Салли Нолекенсъ, ея мужа, Ричарда Ро и нашего пріятеля, доктора стараго приходскаго союза. Онъ ненавидѣлъ новый союзъ, но у него было доброе сердце, и осмотрѣвъ избитое тѣло Джона Годжа, онъ не могъ удержаться отъ искренняго гнѣва: онъ засвидѣтельствовалъ присутствіе шестидесяти шести ударовъ и шрамовъ. На cпинѣ... Но нѣтъ, я не буду этого описывать; Годжъ былъ въ худшемъ положеніи, чѣмъ тотъ преступникъ, который, достойно принявъ наказаніе, возбудилъ недавно сожалѣніе англійской читающей публики. Вы можете найдти подробное описаніе ранъ Годжа въ Электрическомъ Метеорѣ, и пусть ваше воображеніе добавитъ остальное. Я прибавлю только, что Годжъ не могъ встать съ постели ранѣе двухъ недѣль.
   Общее негодованіе и отвращеніе, возбужденное повсюду этой исторіей, дѣлали честь англійскому обществу. Мистеръ Лестеръ навѣщалъ нѣсколько разъ больного, а сквайръ посылалъ постоянно узнавать объ его здоровьѣ, причемъ посланный никогда не ходилъ съ пустыми руками. Эмили Биртонъ, какъ истая женщина, была очень рада случаю свободно выказать сочувствіе къ Годжу, что ей дотолѣ воспрещали, и часто появлялась въ хижинѣ бѣдняка, то няньчая миніатюрнаго Крошку Годжа, то читая книги старику. Въ одно изъ такихъ посѣщеній совершенно неожиданно вошелъ въ хижину Генри Юбанкъ, пылая негодованіемъ и желая лично убѣдиться, до чего могла дойти жестокость хозяевъ. Положеніе молодыхъ людей было такое неловкое, такое непріятное, особливо, когда глупый больной, повернувшись къ стѣнѣ, заснулъ. Спустя полчаса, Эмили Биртонъ выбѣжала изъ двери хижины, съ блестящими глазами и раскраснѣвшимся лицомъ, спасаясь отъ удерживавшихъ ее могучихъ рукъ. Вечеромъ въ этотъ день, сквайръ съ удивленіемъ замѣчалъ румянецъ на щекахъ дочери, которая была въ послѣднее время такъ страшно блѣдна.
   Фермеры и сквайры осуждали поведеніе Джолли, хотя заявляли, что, по всей вѣроятности, Годжъ вполнѣ заслужилъ полученные побои. Рабовладѣльцы въ Америкѣ обыкновенно возставали противъ особенныхъ случаевъ жестокости, которые ихъ компрометировали. Друзья всего болѣе бранили фермера за то, что онъ своей глупостью портилъ ихъ дѣло. Очень немногіе изъ нихъ питали сочувствіе къ несчастному, потерпѣвшему человѣку. Большинство ихъ сдѣлало бы тоже, еслибъ посмѣло. Гуманность людей вѣситъ очень мало, если на другую чашку вѣсовъ положить ихъ кошелекъ.
   Стряпчіе Джолли старались мирно окончить дѣло съ Годжемъ, и жена его ухаживала за больнымъ. Ему предлагали за поврежденія и потерянное время значительную денежную сумму, но, несмотря на сильный соблазнъ, онъ отказался. Онъ не былъ герой, однако, и, вѣроятно, взялъ бы деньги, еслибъ его не подстрекали Самми Стедманъ и Генри Юбанкъ, а союзъ не обѣщалъ бы его вознаградить. Окончаніе этого дѣла очень поучительно для всякаго изучающаго англійскую жизнь, англійское общество и англійскіе законы. Дѣло разбиралось на обыкновенной сессіи. Мистеръ Лестеръ не присутствовалъ, а судъ состоялъ изъ сквайра и двухъ другихъ, сосѣднихъ землевладѣльцевъ. Генри Юбанкъ явился адвокатомъ обвинителя, а стряпчаго союзъ выписалъ изъ Лондона, такъ какъ ни одинъ изъ мѣстныхъ стряпчихъ не хотѣлъ взяться за это дѣло. Джолли не имѣлъ защитника, да, впрочемъ, онъ въ немъ и не нуждался. Обвиненіе старалось подвести поступокъ фермера подъ насиліе и нанесеніе ранъ, потому что, въ подобномъ случаѣ, онъ былъ бы преданъ уголовному суду и подлежалъ бы тюремному заключенію на годъ или на два. Но судъ рѣшилъ, что Джолли имѣлъ намѣреніе только подвергнуть Годжа наказанію бичемъ, а не нанести ему раны, а потому, признавъ его поступокъ простымъ буйствомъ, подвергнулъ его штрафу въ пять фунтовъ стерлинговъ.
   Въ тотъ же день, въ томъ же самомъ судѣ, тѣми же судьями было разсмотрѣно дѣло по обвиненію правительственной властью Ричарда Ро въ томъ, что онъ, рабъ, напалъ на своего господина и избилъ его. Свидѣтель Годжъ доказалъ, что его господинъ былъ пьянъ, но судъ нашелъ, что онъ долженъ былъ въ такомъ случаѣ уважить слабость и безсознательность Джолли. На основаніи всего этого, онъ былъ приговоренъ къ тюремному заключенію на двѣ недѣли. При этомъ судъ торжественно заявилъ, что необходимо было для поддержанія общественной безопасности сокрушить мятежный духъ, обнаруживавшійся между поселянами того графства.
   О! справедливое, святое правосудіе! Взгляни съ высоты своего величія на твоихъ презрѣнныхъ представителей и пожалѣй насъ, глупыхъ людей, не привлекая насъ къ отвѣтственности за подобное безобразіе!
   

VI.
Противод
ѣйствіе фермеровъ.

   Жатва кончилась. Поля и житницы были полны хлѣбомъ и овсомъ, веселившими сердца фермеровъ. Повсюду слышались стукъ цѣповъ въ ригахъ и шумъ молотилокъ. Потомъ ранніе морозы прибили всю растительность,и жестокіе, октябрьскіе вѣтры, обнажая деревья отъ послѣднихъ листьевъ, разносили ихъ цѣлыми тучами по лугамъ или полямъ и нагромождали высокія кучи въ лѣсахъ. Наконецъ, наступилъ ноябрь съ перемежающимися свѣтлыми, холодными днями и страшными бурями, съ туманными ночами и сильными морозами, предвѣщавшими стужу. Въ это печальное время бѣдность и трудъ, соединенные неразрывными узами, съ ужасомъ видѣли, что теплое, благодатное лѣто прошло и что на мрачномъ небѣ и на еще болѣе мрачной землѣ не было для нихъ ни тѣни надежды.
   Тогда-то фермеры стали совѣщаться между собою и, разсчитавъ сколько имъ стоило возвышеніе заработной платы, рѣшились обнаружить практически свое противодѣйствіе движенію, начавшемуся между поселянами. Политика сквайра была принята всѣми. Они отказывали многимъ рабочимъ и часто очень жестоко; но впродолженіи нѣкотораго времени союзъ ограждалъ рабочихъ отъ тяжелыхъ послѣдствій подобныхъ отказовъ и доставлялъ имъ новыя мѣста въ сосѣднихъ графствахъ или отправлялъ ихъ въ колоніи. Въ числѣ ихъ были лучшіе люди околодка, и они уже болѣе никогда не возвращались на родину. "Если вамъ необходима высшая заработная плата, говорили фермеры:-- то мы не можемъ платить ее всѣмъ работникамъ круглый годъ. Мы оставимъ на зиму какъ можно менѣе людей и то самыхъ лучшихъ, а остальныхъ будемъ нанимать по мѣрѣ надобности". Эта система грозила большими бѣдствіями рабочимъ, но она была естественной политикой и никто не могъ сказать слова противъ нея. Нѣкоторые фермеры толковали о превращеніи своихъ полей въ луга, такъ какъ тогда имъ понадобилось бы гораздо менѣе рукъ; но для этого необходимъ былъ значительный капиталъ для покупки скота, который пасся бы на этихъ лугахъ, и потому общее примѣненіе этой системы было невозможно, по крайней мѣрѣ, на время. Фермеру Джолли, послѣ исторіи съ Годжемъ, было совѣстно отказать ему, но онъ вполнѣ одобрялъ систему отказовъ. Бѣдный мистеръ Трускотъ сердился болѣе своихъ сосѣдей, такъ какъ возвышеніе заработной платы грозило ему вѣрнымъ раззореніемъ. Ясно, что подобный результатъ можетъ послѣдовать отъ борьбы противоположныхъ интересовъ, когда привилегія одного класса или клики уничтожается на пользу всѣхъ; но нелѣпо было бы проповѣдывать противъ благодѣтельной реформы только потому, что она можетъ погубить нѣсколько слабыхъ, несчастныхъ людей. Фермеры, утверждавшіе, что они не могутъ давать той заработной платы, которую требовали члены союза, или что ихъ раззоритъ увеличенная плата за трудъ, просто приводили доводъ ad misericordiam въ пользу заработной платы ниже рыночной цѣны. Также благоразумно было бы требовать, чтобъ англійскій банкъ не возвышалъ дисконтнаго процента на томъ основаніи, что легкомысленные сцекуляторы и купцы, которыхъ дѣла шли плохо, по всей вѣроятности, раззорились бы. Буколическіе экономисты, ссылавшіеся въ защиту низкой заработной платы, на всемогущее вліяніе закона требованія и предложенія, не могли послѣдовательно утверждать, что этотъ законъ долженъ подчиняться способности нѣкоторыхъ или цѣлаго класса людей получать выгоду изъ обработки земли только при низкой заработной платѣ; это было бы все равно, что купцамъ протестовать противъ высокаго дисконтнаго процента, потому что онъ дѣлалъ прибыль шаткой и невѣрной.
   Однако, были ли они правы, или нѣтъ въ своей политико-экономической теоріи, фермеры дружно рѣшились вести борьбу противъ земледѣльческаго союза. Но нѣкоторые изъ ихъ союзниковъ теперь ихъ покинули. Англиканская церковь могла защищать привилегированное положеніе одного класса, но не жестокую тиранію. Ректоръ Ганкерлея, въ послѣднее время, часто задумывался о томъ, какъ слѣдовало ему поступать въ этомъ соціальномъ вопросѣ. Мистеръ Линкбой, пользуясь всякимъ удобнымъ случаемъ, сообщалъ ему всѣ собираемые имъ факты, и мистеръ Лестеръ начиналъ сомнѣваться въ справедливости той стороны, за которую онъ прежде такъ пламенно стоялъ. Онъ очень охладѣлъ къ сквайру, принесшему въ жертву предразсудкамъ счастье дочери, а, узнавъ о побояхъ, нанесенныхъ фермеромъ Джолли Годжу, онъ пришелъ въ благородное негодованіе и, отправившись къ фермеру, такъ пламенно и искренно сталъ выговаривать ему, что послѣдній былъ совершенно ошеломленъ и приведенъ въ тупикъ. Мало того, мистеръ Лестеръ открыто осуждалъ судебные приговоры по дѣламъ Ро и Годжа. Въ виду всего этого, онъ непремѣнно разсорился бы съ сквайромъ, еслибъ это было возможно для такихъ старыхъ друзей.
   

VII.
Неожиданный пос
ѣтитель.

   Однажды пасторъ и его помощникъ были заняты бесѣдой о церковныхъ дѣлахъ, какъ вдругъ подъ окнами пасторскаго дома раздался стукъ колесъ. Кабріолетъ съ Кодльтонской станціи желѣзной дороги быстро приближался, и рядомъ съ возницею въ немъ сидѣлъ человѣкъ, который обратилъ бы на себя всеобщее вниманіе, какъ въ Уджиджи, на озерѣ Танганіикѣ, такъ и на парижскихъ бульварахъ. Чрезмѣрная длина его фигуры, такъ какъ правильнѣе говорить объ его длинѣ, чѣмъ о высотѣ, не уравновѣшивалась пропорціональной толщиной. Впрочемъ, зрителямъ необходимо было отгадывать, какого именно сложенія былъ этотъ человѣкъ, потому что его одежда, очевидно, имѣла въ виду туловище громадныхъ размѣровъ, и такимъ образомъ можно было придти къ заключенію, что незнакомецъ принадлежалъ къ гигантской расѣ и носитъ платье своихъ праотцевъ, хотя самъ не достигъ полнаго физическаго развитія. Его загорѣлое лицо было испещрено рябинами и морщинами, такъ что имѣло видъ рельефной карты Швейцаріи; всѣ эти впадины и выпуклости казались изваянными изъ алебастра, пока какая-то внутренняя пружина не приводила въ движеніе этого страннаго хаоса чертъ, представлявшихъ тогда такое зрѣлище, которое невозможно было забыть. Большая голова его изобиловала длинными, сѣдыми волосами, а нижняя часть выдающагося лица была покрыта такой же сѣдой остроконечной бородкой. Быстрые, безпокойные, проницательные глаза, какъ у ястреба, сверкали съ необыкновенной, магнетической силой въ глубокихъ впадинахъ между густыми, сѣдыми бровями и высокими скуловыми костями.
   Этотъ джентльменъ по дорогѣ со станціи велъ бесѣду съ возницей, который замѣчалъ съ удивленіемъ, что онъ постоянно что-то записывалъ въ свою памятную книжку. Возницу также изумляло, что незнакомецъ, повидимому, зналъ всѣ окрестности, хотя, очевидно, онъ былъ иностранецъ и никогда прежде не появлялся въ этомъ околодкѣ.
   -- А, произнесъ незнакомецъ, когда кабріолетъ въѣхалъ въ селеніе: -- это -- Ганкерлей. Это, если я не ошибаюсь -- колыбель свободы угнетенныхъ рабовъ вашей страны. Отсюда раздался трубный гласъ, призывающій къ новой жизни невольниковъ труда. Да, сэръ.
   Возница съ любопытствомъ смотрѣлъ на незнакомца и спрашивалъ себя, не имѣетъ ли онъ дѣло съ съумасшедшимъ.
   -- Ну, продолжалъ странный джентльменъ, выпрямляясь вб весь ростъ въ кабріолетѣ и взирая на окружающіе его дома и лавки съ высоты своихъ шести футовъ и трехъ дюймовъ:-- прежде всего, мнѣ надо взглянуть на маленькаго человѣчка, изъ-за котораго все загорѣлось. Потомъ, ради простаго любопытства, я брошу взглядъ отвращенія на подлаго мошенника Джолли, если чортъ еще не унесъ его въ адъ. Наконецъ, я посмотрю на Самюэля Стедмана, величайшаго человѣка нашего времени, сэръ, послѣ Джона Брайта изъ Бирмингама и Генри Варда Бичера изъ Бруклина. Главное же, если Господь продлитъ мнѣ жизнь еще на сутки, я долженъ повидать мистера Биртона, важнѣйшаго землевладѣльца здѣшнихъ мѣстъ и достопочтеннаго Винвуда Лестера, доктора философіи, и высказать имъ мнѣніе американскаго гражданина о настоящемъ кризисѣ въ исторіи этого сгнившаго, стараго государства. Ну, а потомъ можно будетъ и уѣхать.
   Говоря это, онъ въ большомъ волненіи махалъ руками, причемъ его одежда принимала фантастическія формы, все къ большему и большему изумленію возницы. Прежде всего, незнакомецъ посѣтилъ Годжа и, цѣлуя его Крошку сына, промолвилъ про себя: "еслибъ онъ былъ у меня на Наполеоновской Горѣ, то я привелъ бы его миніатюрную фигурку въ должные размѣры". Шляпа незнакомца и его голова сильно пострадали отъ низкаго потолка хижины, такъ что у него на лбу вскочила шишка, которую, по его словамъ, онъ покажетъ американскимъ дѣтямъ въ доказательство того, какъ ихъ братья и сестры живутъ въ старой Англіи. Оставивъ Крошкѣ Годжу цѣлую связку книгъ и брошюръ о трезвости, тюрьмахъ и другихъ филантропическихъ вопросахъ, американецъ отправился къ Джолли и, не заставъ его дома, подъѣзжалъ теперь къ пасторскому дому. Выйдя изъ кабріолета, онъ послалъ пастору печатную карточку слѣдующаго содержанія:

Джехоахинъ Сетль.
Институтъ д
ѣтскихъ переселенцевъ.
Наполеоновская Гора, Нью-Іоркъ.

   Войдя въ гостинную, по приглашенію пастора, незнакомецъ съ странной улыбкой взлянулъ на мистера Линкбоя, странная одежда котораго остановила на себѣ его вниманіе.
   -- Я имѣю удовольствіе говорить съ достопочтеннымъ Винвудомъ Лестеромъ, докторомъ философіи? Извините, сэръ, прибавилъ онъ, когда ему объяснили его ошибку:-- но я могъ ошибиться, такъ какъ никогда не видалъ ни одного изъ васъ. Я пріѣхалъ къ вамъ, сэръ, ради гуманной цѣли. Дайте мнѣ руку.
   Мистеръ Лестеръ протянулъ руку и попросилъ гостя садиться.
   -- У меня нѣтъ къ вамъ рекомендательнаго письма, сэръ, продолжалъ американецъ: -- но, по моему, человѣкъ, посѣщая человѣка, не нуждается въ рекомендаціи. Вы видите по моей карточкѣ, сэръ, что я служу дѣлу человѣчества. Я укрываю, кормлю, одѣваю, воспитываю, нахожу положеніе въ свѣтѣ и женю, а также спасаю отъ пьянства, преступленія и грѣха три тысячи пятьсотъ дѣтей ежегодно въ штатѣ Нью-Іоркъ. Если это -- не рекомендація въ вашихъ глазахъ, сэръ, то я отказываюсь отъ своей вѣры въ человѣчество.
   Мистеръ Лестеръ, видя съ кѣмъ онъ имѣлъ дѣло, увѣрилъ американца, что онъ вполнѣ заслужилъ его сочувствіе.
   -- Сэръ, снова началъ странный посѣтитель:-- путешествуя по Европѣ для ознакомленія съ ея учрежденіями, я узналъ изъ газетъ о Крошкѣ Годжѣ, живущемъ въ вашемъ Ганкерлейскомъ приходѣ, гдѣ вы, я полагаю -- лордъ-ректоръ.
   Мистеръ Линкбой и пасторъ не могли удержаться отъ смѣха, за что поспѣшили извиниться.
   -- Я долженъ сознаться, сэръ, что не знаю подробно устройства вашей епископальной церкви, но, конечно, вы -- оффиціальный служитель алтаря въ этой странѣ, и я увѣренъ интересуетесь преобразованіемъ міра. Вотъ видите, сэръ, я составилъ изъ себя одночленный комитетъ отъ имени Американской націи, для заявленія вамъ о нашемъ братскомъ сочувствіи къ разрѣшенію вами великихъ соціальныхъ задачъ, а также для объясненія результатовъ дѣятельности нашей новой страны. Сэръ, вы извините меня, если я замѣчу, что, со времени моего пріѣзда въ Англію, двѣ недѣли тому назадъ, я замѣчаю у васъ одно общее заблужденіе. Вашъ народъ держится старыхъ идей. Вы поклоняетесь прошедшему, потому, вѣроятно, что у васъ есть прошедшее. Мы, сэръ, американская нація, не имѣя прошедшаго, должны поклоняться настоящему и будущему, такъ что, несмотря на всю нашу энергію, у насъ недостаетъ возможности поклоняться чему-нибудь другому.
   -- Извините меня, сказалъ пасторъ, боясь, что гость будетъ витать безъ конца въ отвлеченной области и желая возвратить его на практическую почву: -- но имѣетъ ли все это что-либо общее съ цѣлью вашего посѣщенія? Я, право, очень занятъ.
   -- Да, сэръ, воскликнулъ американецъ, вскакивая съ мѣста и вымѣряя комнату громадными шагами:-- мои слова касаются великаго вопроса, намѣрены ли вы низвергнуть эту древнюю страну, какъ нѣкогда сказалъ о моемъ отечествѣ вашъ знаменитый Карлейль, въ Ніагарскую пучину, благодаря тому, что вы носитесь съ старыми, кровавыми, нелѣпыми остатками общественнаго строя, который Господь долженъ уничтожить на благо человѣчества, или вы обратите свои взоры къ лучезарному свѣтилу будущаго, обѣщающему вѣчную свободу и блаженство на землѣ?
   Американецъ произнесъ эти слова торжественно и съ жаромъ, такъ что произвелъ бы большой эфектъ въ общественномъ собраніи. Пасторъ не зналъ, что ему дѣлать съ этимъ страннымъ посѣтителемъ и предложилъ ему стаканъ вина.
   -- Нѣтъ, сэръ, Джехоахинъ Сетль не пьетъ вина. Этотъ ядъ не касается моихъ губъ. Я -- ораторъ общества трезвости и великій мастеръ Каюгской Ложи Масоновъ.
   -- Позвольте узнать, чѣмъ могу вамъ служить?
   -- Служить мнѣ, сэръ? Служить -- слово не американское съ тѣхъ поръ, какъ Авраамъ Линкольнъ уничтожилъ рабство. Мы, въ нашей странѣ не служимъ и не требуемъ служенія отъ другихъ. Нѣтъ, сэръ, мнѣ отъ васъ ничего не нужно. Я пріѣхалъ, чтобъ посмотрѣть, не могу ли я вамъ помочь, сэръ. Вы здѣсь разрѣшаете великую задачу нашего времени, хотя, быть можетъ, и сами этого не знаете. Да, господа, несчастныя существа, которыхъ вы называете сельскими рабочими, начинаютъ просыпаться подъ звуки свободы, и положеніе вашей страны мнѣ напоминаетъ старую курицу на моей фермѣ въ Каюгѣ. Главнымъ ея недостаткомъ было самолюбіе. Она, однажды, снесла двѣ дюжины яицъ и вздумала высидѣть ихъ всѣ. Вытянувъ свои крылья такъ, что каждое перо исполняло двойную обязанность, она успѣла поддержать въ нихъ значительную теплоту до того времени, когда приблизилось время цыплятамъ вылупляться. Я съ любопытствомъ слѣдилъ за ней; она ловко повертывала яйца, поддерживая во всѣхъ равную температуру, которая, однако, была не очень высока. Наконецъ, прошло время появленія на свѣтъ ея семейства, и она, поникнувъ головою, серьёзно задумалась. Послѣ такого двухъ-дневнаго размышленія она разбила одно изъ яицъ, чтобъ посмотрѣть въ чемъ дѣло. На повѣрку оказалось, что теплота, сообщенная курицей яйцамъ, была только достаточна для приведенія въ движеніе цыплятъ, но они не могли открывать рта для сохраненія жизни. Этимъ яйцемъ она пожертвовала, но зато просидѣла на остальныхъ еще недѣлю и, наконецъ, съ отчаянія, разбивъ всѣ яйца, выпустила цыплятъ на солнечный свѣтъ; хотя они сначала были очень щедушны, но мало-по-малу развились и стали до того сильными и красивыми, что я продалъ ихъ за двадцать шесть центовъ штуку. Но старая мать такъ утомилась этой работой, что разстроила себѣ совершенно здоровье и вскорѣ умерла. Точно также, сэръ, ваша нація сидитъ цѣлыми вѣками на невысиженныхъ яйцахъ, и я увѣренъ, что они никогда не будутъ высижены, если вы сами не разобьете ихъ и не выпустите цыплятъ на свѣтъ божій Я видѣлъ бѣднаго Годжа и полагаю, что онъ -- первое разбитое яйцо, которое подаетъ примѣръ, но ваша аристократія и епископальная церковь не походятъ на ту благоразумную насѣдку и наврядъ ли помогутъ невысиженнымъ цыплятамъ вылупиться изъ скорлупы.
   Пасторъ и мистеръ Линкбой съ любопытствомъ слушали оригинальную, чисто американскую рѣчь незнакомца, но не понимали, чего онъ хотѣлъ.
   -- Позвольте спросить, сказалъ мистеръ Линкбой, желая перемѣнить разговоръ: -- что за учрежденіе институтъ дѣтскихъ переселенцевъ?
   -- Да, сэръ. Этотъ институтъ я основалъ съ цѣлью подбирать дѣтей изъ нью-іоркскихъ трущобъ и переселять ихъ въ Каюгу, гдѣ мы ихъ чистимъ и обмываемъ, а потомъ уже снова переселяемъ на фермы далекаго запада. Не одна бездѣтная женщина на этихъ фермахъ благословляетъ меня теперь за доставленіе готовыхъ сыновей или дочерей, не требующихъ заботъ и труда на рожденіе и воспитаніе. Да, сэръ, съ помощью Божіей, это учрежденіе спасло сотни маленькихъ человѣческихъ душъ отъ преступленія, голодной смерти и вѣчной погибели.
   Американецъ произнесъ эти слова съ неподдѣльнымъ одушевленіемъ, и оба пастора взглянули на него съ большимъ сочувствіемъ, чѣмъ прежде.
   -- Ну, сэръ, продолжалъ онъ: -- въ послѣдніе три дня, я изучилъ вопросъ о вашихъ сельскихъ рабочихъ и полагаю, что напалъ на его суть. Прочитавъ все, что писалось объ этомъ въ вашихъ газетахъ, я пришелъ къ убѣжденію, что всѣ ваши мыслители и ораторы сильно заблуждаются: они ищутъ одного всеобщаго цѣлебнаго средства. Въ этомъ отношеніи, они впадаютъ въ ту же ошибку, какъ и докторъ Джейнъ изъ Филадельфіи. Онъ сочинилъ всеобщее цѣлебное средство, но, спустя немного, долженъ былъ пустить въ продажу новое средство отъ червей. Вамъ необходимы съ полдюжины цѣлебныхъ средствъ. У васъ есть поземельный вопросъ... Я не буду его разбирать, но только упоминаю о немъ. Потомъ, на очереди стоитъ кооперація; она не спасетъ общества и не насытитъ всѣхъ, подобно тому, какъ этого не сдѣлало и открытіе пара; но она, конечно, окажетъ большую пользу человѣческому развитію. Рабочіе союзы одинаково не спасутъ сельскаго населенія, но это -- могучій рычагъ и въ рукахъ могучихъ людей принесетъ много добра. Наконецъ, у васъ есть эмиграція, это -- по моей части. Вотъ видите, сэръ, еслибъ Британская Имперія, въ которой солнце никогда не садится, принадлежала намъ, американцамъ, то мы обработали бы это маленькое помѣстьице въ такомъ видѣ, что вы туземцы ахнули бы отъ изумленія. Вы, можетъ быть, удивитесь, сэръ, если я вамъ скажу, что главной причиной нашего презрѣнія къ вамъ, англичанамъ, служитъ ваше неумѣлое управленіе столь могущественной страной. Какъ бы то ни было, я увѣренъ, что вашъ народъ испробуетъ всѣ эти средства и вскорѣ броситъ, какъ неудобную одежду, ваши приходскіе союзы для бѣдныхъ, замѣнивъ ихъ училищами для дароваго воспитанія.
   -- Я боюсь, что вы тѣшите себя слишкомъ радужными надеждами, отвѣчалъ мистеръ Лестеръ:-- законы для бѣдныхъ вкоренились глубоко въ этой странѣ, а средства, о которыхъ вы говорите, всѣ уже испробованы за исключеніемъ рабочихъ союзовъ; что же они дадутъ въ результатѣ -- никто не можетъ сказать.
   -- Что они дадутъ въ результатѣ? Ну, сэръ, я не могу ручаться ни за что въ этой выжившей изъ ума странѣ, но полагаю, что, во всякомъ случаѣ, гора не родитъ мыши. Пора взборонить подпочву вашей аристократіи, такъ какъ паханье поверхности ни къ чему не поведетъ. Я изучилъ этотъ вопросъ, сэръ, и полагаю, что настоящее движеніе измѣнитъ англійское общество, сельское хозяйство и поземельные законы, улучшитъ положеніе рабочаго класса, возбудитъ въ большихъ размѣрахъ эмиграцію фермеровъ и земледѣльцевъ, очиститъ англиканскую церковь!..
   -- Я бы очень желалъ, перебилъ его мистеръ Лестеръ, услыхавъ столь революціонныя предсказанія:-- побесѣдовать съ вами объ этихъ важныхъ вопросахъ, но увѣряю васъ, сэръ, у меня нѣтъ ни минуты свободнаго времени; прошу васъ меня извинить.
   -- Сэръ, сказалъ добродушно американецъ:-- дайте мнѣ вашу руку. Вы -- англійскій джентльменъ, и я понимаю вашъ намёкъ. Я сейчасъ уйду, но позвольте сказать на прощанье два слова: вы, какъ служитель Господа, которому я также служу, хотя иначе, чѣмъ вы, конечно, обдумаете серьёзно мои слова; помните, что не пройдетъ и года, какъ вы будете смотрѣть на всѣ эти вопросы съ совершенно новой точки зрѣнія, и, если тогда Джехоахинъ Сетль будетъ все еще странствовать по вашей безумной странѣ, то вы можете послать за нимъ. Онъ явится на вашъ зовъ и поможетъ разрѣшить всѣ ваши затрудненія.
   Съ этими словами американецъ крѣпко пожалъ своими большими, холодными руками нѣжные пальцы пастора и, продѣлавъ ту же церемонію съ его помощникомъ, вышелъ изъ комнаты. Черезъ минуту, кабріолетъ съ его неуклюжей, громадной фигурой отъѣхалъ отъ пасторскаго дома. Но мистеръ Линкбой очень заинтересовался страннымъ посѣтителемъ и вечеромъ того же дня имѣлъ съ нимъ длинную бесѣду въ сельской гостинницѣ.
   

VIII.
Мрачный декабрь.

   Когда Годжъ могъ выдти изъ дома, на дворѣ уже стоялъ декабрь. Длинныя, мрачныя, холодныя ночи и короткіе, туманные, дождливые, бурные дни, сѣрыя, навислыя тучи на небѣ, бѣлый иней на деревьяхъ и кустахъ, грязь, снѣгъ, леденящій сѣверо-восточный вѣтеръ, краснорѣчиво свидѣтельствовали безпомощной нищетѣ о роковомъ наступленій зимы. Десятки и сотни рабочихъ въ Кодльтонскомъ округѣ были теперь безъ работы или работали только полдня. По выздоровленіи Годжа, мистеръ Джолли, обладая извѣстной долей англійскаго благородства, далъ, сколько могъ, работы своей несчастной жертвѣ, но ея было очень мало, и онъ строго придерживался правила платить только за то, что сдѣлано. Рабочій союзъ, поддерживавшій Годжа во время его болѣзни, теперь имѣлъ столько другихъ расходовъ, что рѣшительно не могъ долѣе оказывать ему помощи. Единственнымъ его средствомъ къ существованію были нѣсколько шиллинговъ, отложенныхъ отъ высокой заработной платы въ теченіи шести или семи недѣль. Дѣти его находились въ самомъ несчастномъ положеніи. Лѣтняя одежда, выданная изъ богадельни, плохо предохраняла ихъ отъ стужи. Были дни, когда въ хижинѣ вовсе не разводили огня, и единственное существо, получавшее въ домѣ пищу, былъ Крошка Годжъ. Мэри не знала, что ей дѣлать. Такъ шли дни и ночи до Рождества. Веселый праздникъ обѣщалъ хотя минутный роздыхъ отъ голода и холода; рабочіе ожидали обычныхъ подарковъ отъ хозяевъ: уголь, одѣяла, вкусный обѣдъ. Весь околодокъ былъ въ большомъ волненіи. Но фермеры рѣшились воспользоваться этимъ случаемъ, чтобъ окончательно уничтожить рабочій союзъ, и грозили выселить поселянъ изъ ихъ жилищъ и лишить обычныхъ праздничныхъ подарковъ, если они не обяжутся покинуть союзъ и не подпишутъ условія на годъ по низкой заработной платѣ. Въ виду подобныхъ угрозъ и подъ вліяніемъ голода, такъ какъ союзъ не могъ удовлетворить всѣмъ требованіямъ, рабочіе стали давать волю своей злобѣ. Полусдержанныя проклятія замѣнились открытыми насильственными дѣйствіями. Они начали подбрасывать угрожающія письма, жечь стога и стрѣлять дичь на воспрещенныхъ мѣстахъ; нѣсколько серьёзныхъ стычекъ съ лѣсниками еще болѣе разожгли страсти съ обѣихъ сторонъ. Полицейская сила была увеличена и постоянно находилась на готовъ.
   Такимъ образомъ, когда богатая нація радовалась невѣроятному увеличенію своего благосостоянія въ истекавшемъ году, когда всѣ, старые и молодые, въ пасторскихъ домахъ и частныхъ жилищахъ приготовлялись весело отпраздновать великій праздникъ, возвѣщавшій "на землѣ миръ и въ человѣцѣхъ благоволеніе", причемъ богатые ликовали среди своего благоденствія, а бѣдные надѣялись, что имъ перепадутъ крохи со стола богатыхъ, надъ несчастнымъ Кодльтонскимъ округомъ собрались мрачныя тучи, а въ сердцахъ хозяевъ и рабочихъ свирѣпствовалъ роковой, братоубійственный духъ Каина.
   

IX.
Конецъ в
ѣнчаетъ дѣло.

   Настроеніе ума мистера Биртона было очень трудно анализировать, и вообще его положеніе было далеко незавидное. Онъ съ пламенной энергіей принялъ сторону эгоизма, а въ подобномъ случаѣ совѣсть необходимо усыплять искуственными средствами. Онъ очень тяжело чувствовалъ такъ же, какъ бѣдная Эмили Биртонъ, потерю драгоцѣннаго для него общества молодаго Генри тѣмъ болѣе, что сэръ Генри Юбанкъ очень оскорбился его поведеніемъ въ отношеніи сына. Мистеръ Лестеръ также покинулъ его, и онъ еще болѣе поколебался въ своей вѣрѣ въ себя. Но, чѣмъ окружающія обстоятельства становились печальнѣе, тѣмъ болѣе упорствовалъ онъ въ своей ненависти къ рабочему союзу. Онъ считалъ его единственной причиной всѣхъ непріятностей, и потому его злоба усиливалась, по мѣрѣ того, какъ его положеніе становилось слабѣе и совѣсть менѣе оправдывала его дѣйствія. Грустное лицо Эмили Биртонъ становилось все грустнѣе, чѣмъ ближе подходило время къ Рождеству. Это было постояннымъ, живымъ упрекомъ для сквайра и такъ тревожно волновало его сердце, такъ сильно колебало его рѣшимость, что, по какому-то странному извращенію нравственныхъ понятій, онъ утѣшалъ себя мыслью, что онъ -- мученикъ. Если человѣкъ можетъ дойти до такого самообольщенія, то остается только одинъ шагъ до оправданія убійства.
   Эмили Биртонъ всегда считала рождественскіе праздники за самое лучшее, веселое время года. Со всѣхъ сторонъ большихъ помѣстій ея отца сходились тогда въ Биртонъ-Голлъ арендаторы, съ женами и дѣтьми, и, въ продолженіи многихъ лѣтъ, она среди веселаго смѣха, радостныхъ улыбокъ и добрыхъ пожеланій раздавала бѣднымъ поселянамъ различные подарки. Веселѣе и громче всѣхъ слышался при этомъ голосъ самого сквайра, который увеличивалъ цѣнность своихъ подарковъ личнымъ присутствіемъ и добрымъ словомъ. Этотъ обычай такъ вкоренился въ ихъ жизнь, что молодая дѣвушка не могла понять, какъ отецъ могъ отказаться отъ такого любимаго удовольствія; но Рождество приближалось, и обычныя приготовленія не дѣлались, изъ Лондона не выписали, какъ всегда, груды одѣялъ; мяснику не заказано было громадныхъ ростбифовъ. Эмили со страхомъ смотрѣла на отца и, хотя встрѣчала на его лицѣ постоянную улыбку, но эта улыбка не могла скрыть страшной перемѣны, происшедшей въ его сердцѣ.
   -- О! папа, папа! воскликнула она наивно:-- отчего вы стали такъ жестоки, что вамъ сдѣлали эти люди?
   Сквайръ поблѣднѣлъ и отвернулся; большихъ усилій ему стоило, чтобъ не разразиться проклятіями. Но эти слова глубоко запали въ его сердцѣ.
   Наконецъ, насталъ рождественскій сочельникъ, нѣкогда самый веселый и счастливый день во всемъ году въ помѣстьяхъ сквайра, начиная съ его дома до самой скромной хижины. Черныя тучи цѣлый день заволокивали небо, вѣтеръ уныло свисталъ между обнаженными деревьями, и у всѣхъ смотрѣвшихъ на эту мрачную погоду было еще мрачнѣе на сердцѣ. Въ Биртонъ-Голлѣ все происходило по старому обычаю: ранній обѣдъ, сожженіе въ каминѣ рождественскаго чурбана, игры и танцы, но не было истиннаго веселья, и всѣ были какъ-то мрачны, неестественны. Эмили, душа этого празднества, несмотря на всѣ свои усилія, была очень разсѣянна и, по временамъ, грустно задумывалась; сквайръ ни въ чемъ не находилъ удовольствія и натянуто, судорожно смѣялся, а мистрисъ Биртонъ съ чисто женскимъ инстинктомъ спрашивала себя, чѣмъ все это кончится. Когда наступило время идти спать, сквайръ радостно зѣвнулъ, а Эмили, ни съ кѣмъ не простившись, схватила свѣчу и убѣжала въ свою комнату, гдѣ долго плакала, спрятавъ лицо въ подушку.
   Жестокая, страшная была эта ночь. Буря свирѣпствовала съ неудержимой силой, мракъ окутывалъ своимъ свинцовымъ саваномъ разсвирѣпѣвшую природу. Несчастные, бездомные скитальцы, скрываясь подъ тѣмъ утлымъ кровомъ, который можно было найти въ такую ночь, судорожно дрожали, и люто гудѣвшій вѣтеръ обращалъ ихъ унылые стоны въ адскую, раздирающую мелодію. Эта ночь была многимъ долго памятна; веселые собутыльники, возвращаясь домой изъ гостей, забывали свое веселье, среди окружающихъ ужасовъ, и не одинъ сынъ нищеты въ эти мрачные часы предалъ свою жизнь въ кровавыя руки демона отчаянія. Эту ночь сквайръ, никогда не забылъ; не смыкая глазъ, онъ безпокойно метался съ боку на бокъ, и въ сердцѣ его отражалась борьба мрачныхъ стихій, происходившая вокругъ его роскошнаго жилища. Наконецъ, уже къ утру, онъ тревожно заснулъ, и большимъ утѣшеніемъ было для него проснуться подъ мелодичные, веселые звуки дѣтскихъ голосовъ, громко распѣвавшихъ рождественскій гимнъ съ акомпаниментомъ органа.
   Утро было ненастное, какъ и слѣдовало ожидать послѣ такой ночи. Тяжелыя, мрачныя тучи дико носились по небу, холодный, леденящій вѣтеръ свистѣлъ въ трубахъ и глухо стоналъ между сухими сучьями деревъ; тамъ и сямъ въ уединенныхъ закоулкахъ виднѣлся выпавшій ночью снѣгъ, какъ бы искавшій убѣжища отъ жестокой непогоды.
   Сквайръ былъ не въ духѣ, ничего не ѣлъ за завтракомъ и, вставъ изъ-за стола, мрачно смотрѣлъ въ большое окно, выходившее на лужокъ и на простиравшіеся далѣе поля и лѣса. Все, что могъ видѣть его глазъ, составляло его собственность, но не радостны были мысли этого крупнаго землевладѣльца въ рождественское утро.
   Когда всѣ домашніе ушли въ церковь, сквайръ медленно направилъ шаги въ библіотеку и усѣлся въ покойное кресло передъ огнемъ, положивъ ноги на рѣшетку камина. Вѣтеръ, холодъ и мракъ могли царствовать извнѣ, но какъ было имъ достичь до этого свѣтлаго, теплаго, роскошнаго уголка? И, однако, сквайръ судорожно посматриваетъ по сторонамъ, недоумѣвая, откуда на него дуетъ стужа, и ближе пододвигается къ огню, весело, ярко пылавшему въ каминѣ. Онъ сидитъ задумчиво, мрачно устремивъ глаза въ пространство. Въ головѣ его невольно гнѣздятся тревожныя мысли; въ ушахъ его раздаются безпокойные звуки. Въ свистѣ вѣтра ему чудятся вопли дѣтей и стоны голодныхъ, холодныхъ. Наконецъ, становятся тщетными всѣ его усилія побороть это тяжелое, отчаянное настроеніе.
   -- Жаль, что я не пошелъ въ церковь, громко произноситъ онъ и, вставъ съ кресла, подходитъ къ окну.
   Въ эту минуту его любимая собака, "Нелли", подбѣгаетъ снаружи къ большому окну библіотеки и, увидавъ хозяина, барабанить лапами по стеклу съ громкимъ лаемъ и визгомъ полурадостными, полутревожными.
   -- А! красавица, съ праздникомъ! восклицаетъ сквайръ, отворяя окно и впуская собаку:-- но, что съ тобой?
   "Нелли" съ минуту радостно лижетъ ему руки, но потомъ продолжаетъ жалобно визжать, безпокойно озираясь по сторонамъ.
   -- Кушъ, кушъ, красавица! Что тебѣ нужно? А, понимаю, ты хочешь побѣгать! Славная идея! Прогулка разсѣетъ мои мрачныя мысли.
   Черезъ нѣсколько мгновеній, сквайръ идетъ уже по лужку, а собака прыгаетъ вокругъ него съ веселымъ лаемъ.
   -- Вотъ что тебѣ было нужно, красавица. Я сейчасъ смекнулъ, произноситъ онъ, поворачивая на лѣво чрезъ громадное поле, въ пару.
   На противоположной сторонѣ виднѣлись церковь, домъ фермера Джолли и рядъ хижинъ, въ которыхъ образовался рабочій союзъ. Сквайръ гнѣвно отвернулся. Миновавъ поле съ рѣпою и отворивъ калитку въ изгороди, онъ остановился на перепутьи между тропинкою, которая вела къ хижинѣ лѣсника, и широкой дорогой, пересѣкавшей лѣсъ. Собака побѣжала по тропинкѣ.
   -- Ты хочешь, красавица, посѣтить Роберта Кэна! промолвилъ сквайръ:-- что тебѣ отъ него нужно?
   Тропинка очень крутая, и сквайръ тяжело дышетъ, идя противъ вѣтра, но эти физическія усилія не прогоняютъ его мрачныхъ мыслей. Въ дверяхъ хижины лѣсника стоитъ Кэнъ съ женою, издали узнавшій лай собаки.
   -- Съ праздникомъ, сэръ, произноситъ онъ, почтительно кланяясь.
   -- А! это вы, Кэнъ? съ праздникомъ! отвѣчать сквайръ, не замѣчая пріятной улыбки мистрисъ Кэнъ и машинально слѣдуя за собакой, бѣжавшей впереди на разстояніи восьми или десяти шаговъ.
   Старый охотникъ не спускаетъ глазъ съ Нелли и послушно идетъ за нею по короткой, прибитой морозомъ травѣ, по грудѣ желтыхъ листьевъ, валяющихся на землѣ, среди обнаженныхъ деревьевъ и кустарниковъ. Вдругъ собака бросается въ сторону и оглашаетъ воздухъ громкимъ лаемъ.
   -- Кушъ, Нелли, кушъ! произноситъ сквайръ: -- сюда, красавица!
   Но Нелли продолжаетъ лаять и, возвратясь на минуту къ своему хозяину, снова исчезаетъ за деревьями съ жалобнымъ воемъ.
   -- Нелли! Нелли! Что такое?
   Что такое? Сквайръ сдѣлалъ два шага въ сторону и всплеснулъ руками отъ ужаса.
   За кустомъ орѣшника, на сухихъ листьяхъ виднѣлись капли крови, а немного далѣе лежалъ бездыханный трупъ Джона Годжа съ окровавленнымъ ножемъ въ рукахъ. Внѣ себя отъ ужаса, сквайръ схватываетъ его посинѣвшія руки, щупаетъ оледенѣвшій лобъ, кладетъ руку на безмолвное сердце и быстро отдергиваетъ ее всю въ крови.
   -- Годжъ! Годжъ! восклицаетъ онъ съ отчаяніемъ.
   Безжизненныя губы не шевелятся. Только собака продолжаетъ жалобно выть.
   -- Эй! Эй! кричитъ во все горло сквайръ, и громкій, звучный его голосъ явственно слышится въ хижинѣ Кэна.
   -- Это кричитъ хозяинъ! восклицаетъ лѣсникъ:-- Боже мой! что случилось?
   Онъ схватываетъ ружье и бѣжитъ въ лѣсъ безъ шапки. Собака встрѣчаетъ его за нѣсколько шатовъ до роковаго мѣста.
   -- Кэнъ! Кэнъ! Посмотрите, что здѣсь! произноситъ сквайръ.
   Кэнъ также поблѣднѣлъ, увидавъ трупъ несчастнаго. И не удивительно. Наканунѣ вечеромъ, возвращаясь домой къ рождественскому ужину изъ биртонскаго кабачка, онъ встрѣтилъ этого самаго человѣка, лежавшаго теперь бездыханно на землѣ. Онъ украдкою пробирался въ лѣсъ, и лѣсникъ грозилъ его избить за ловлю или стрѣлянье птицъ въ заповѣдномъ, хозяйскомъ лѣсу. "Ступай прочь, Годжъ, сказалъ онъ:-- или я тебѣ задамъ, низкій бродяга!" Это были послѣднія слова, которыя слышалъ на землѣ Джонъ Годжъ отъ своего ближняго.
   Сквайръ закрылъ лицо мертваго платкомъ и теперь съ помощью Кэна старается его приподнять.
   -- Понесемъ его въ вашу хижину, произноситъ онъ.
   Но Кэнъ замѣчаетъ, что круглое, цвѣтущее лицо сквайра испещрено синеватыми пятнами, а губы судорожно дрожатъ. Онъ приподнимаетъ за руки мертвеца, но вдругъ останавливается и, опустившись на землю, закрываетъ лицо руками и горько плачетъ, какъ рѣдко плачутъ мужчины. Лѣсникъ внѣ себя отъ изумленія почтительно отвертывается и также утираетъ слезы рукавомъ своей новой плисовой куртки. Нелли, сидя передъ ними на корточкахъ, жалобно воетъ, некрупныя слезы текутъ по ея невинной, длинной мордочкѣ. Холодный, пронзительный вѣтеръ поётъ реквіэмъ своимъ несмолкаемымъ свистомъ.
   -- Лучше отнесите его домой, Кэнъ, произноситъ, наконецъ сквайръ: -- я не могу вамъ помочь, но посижу здѣсь, пока вы пойдете за людьми.
   Лѣсникъ поспѣшно бросился исполнять приказаніе хозяина, хотя боялся оставить его наединѣ съ мертвецомъ. Не много минутъ оставался онъ одинъ, но эти минуты стоили дороже золота. Горькія, но здоровыя, цѣлебныя мысли тѣснились въ его головѣ. И, когда сбѣжались люди, созванные Кэномъ, то онъ смотрѣлъ на мертвеца совершенно другимъ, болѣе спокойнымъ взглядомъ и сталъ отдавать приказанія прежнимъ тономъ.
   Черезъ минуту, печальная процессія тронулась подъ гору по той самой тропинкѣ, по которой наканунѣ долженъ былъ идти несчастный Годжъ. Сквайръ шелъ впереди и, достигнувъ хижины Годжа, вошелъ въ дверь, не постучавъ. За нимъ вбѣжала Нелли, подозрительно втягивая воздухъ въ свои токія ноздри, и ворвался холодный, рѣзкій вѣтеръ, со свистомъ вылетѣвшій въ трубу. Холодно, сыро, мрачно было въ этомъ нищенскомъ жилищѣ; все оставалось въ томъ же положеніи, въ какомъ Годжъ покинулъ свой домъ наканунѣ: обнаженныя стѣны, полъ и столъ, открытый шкафъ съ нѣсколькими крошками черстваго хлѣба на полкѣ, а подъ очагомъ небольшая кучка сухихъ листьевъ и щебня, послѣдній трудъ отца передъ смертью. Сердце сквайра ёкнуло. Неужели онъ убилъ и дѣтей! Онъ бросился, какъ сумасшедшій, по лѣстницѣ на чердакъ. Слава Богу, тамъ раздаются вопли, но глазамъ сквайра представляется такая сцена, отъ которой навернулись бы слезы даже и у приходскаго совѣта, хотя у него, какъ у юридическаго лица, не полагается сердца. Мэри сидитъ въ углу съ закрытыми глазами и блѣднымъ лицомъ; на рукахъ ея спитъ Крошка Годжъ, завернутый въ юбку, которую она сняла съ себя, чтобъ сохранить въ немъ искру жизни. Во-кругъ -- лежатъ и сидятъ остальныя дѣти; одни спятъ, у другихъ глаза открыты, но очевидно они не могутъ шевелиться. Болѣе сутокъ онѣ оставались безъ пищи и огня. Нелли подбѣгаетъ къ спящей дѣвочкѣ и жалобно лижетъ ей лицо. Она не трогается съ мѣста.
   -- Господи! восклицаетъ сквайръ, топая ногами: -- Эй вы! Какъ васъ тамъ зовутъ! Мэри, Джонъ, Томасъ, Джени, Сузанъ, Бетси! Проснитесь! Я пришелъ вамъ пожелать веселаго праздника!
   Томасъ и двое другихъ дѣтей проснулись, но, при видѣ незнакомца, громко заплакали; Мэри не подавала признака жизни.
   -- Господи! помилуй насъ грѣшныхъ, промолвилъ сквайръ и, сойдя съ лѣстницы, бѣгомъ пустился къ дому фермера Джолли, такъ что люди, несшіе покойника, подумали, что онъ сошелъ съ ума. Черезъ нѣсколько минутъ, онъ возвращается съ фермеромъ и двумя или тремя женщинами, которыя захватили съ собою вина, мяса и хорошую охапку дровъ. На шумъ прибѣгаетъ и мистрисъ Ноллекенсъ съ своимъ мужемъ; узнавъ грустную вѣсть, она вспоминаетъ о жестокихъ словахъ, сказанныхъ ею нѣкогда покойному, и падаетъ на полъ въ сильной истерикѣ. Между тѣмъ, тѣло Годжа положили на столъ и покрыли плисовой курткой Роберта Кэна, который въ одной рубашкѣ принялся разводить огонь.
   -- Эй! Джолли! Пойдемте наверхъ! Несите за мною вино! Только ни слова дѣтямъ объ отцѣ! восклицалъ сквайръ, поспѣшно направляясь къ лѣстницѣ:-- а вы, Ноллекенсъ, уймите свою жену. Вмѣстѣ съ фермеромъ сквайръ переноситъ Мэри на постель, пропускаетъ ей въ ротъ ложку вина и мало по малу приводитъ въ чувство; затѣмъ возвращаютъ къ жизни и остальныхъ дѣтей, полумертвыхъ отъ голода и холода. На время покойника выносятъ въ сарай, а дѣтей согрѣваютъ у пылающаго огня, пока посланный ходитъ въ Биртонъ-Голлъ за фургономъ. Мистрисъ Ноллекенсъ и мистрисъ Джолли принимаются за мытье и одѣваніе одиннадцати дѣтей, которыя такимъ образомъ принимаютъ христіанскій видъ; во все это время, сквайръ сидитъ подлѣ и съ улыбкою смотритъ на все происходящее вокругъ него; на его лицѣ уже не видно болѣе синихъ пятенъ и никакое облако не заволакиваетъ его ясныхъ, голубыхъ глазъ. Тутъ же лежитъ Нелли, протянувъ морду къ огню и очевидно сочувствуя всему, что дѣлается.
   Наконецъ, прибылъ фургонъ; его нагружаютъ дѣтьми, а Крошку Годжа, который все еще внушаетъ опасенія своею неподвижностью, сквайръ беретъ къ себѣ на руки. Такимъ образомъ шествіе двигается въ путь, и мгновенный лучъ свѣта исчезаетъ изъ мрачнаго жилища, гдѣ остается одинокій покойникъ.
   Но кто это медленно подходитъ, безъ шляпы, къ сараю, гдѣ временно находилось тѣло несчастнаго Годжа, и, постоявъ съ минуту, удаляется, бормоча про себя: "Господи! прости меня, я горько заблуждался!"
   Фермеръ Джолли искренно раскаявался въ эту минуту, и, конечно, это раскаяніе было ему зачтено.
   Въ Биртонъ-Голлѣ фургонъ былъ встрѣченъ радостной толпой съ громкими криками сочувствія, и златокудрая Эмили выбѣжала во дворъ, бросилась на шею къ отцу, смѣясь и плача отъ счастья.
   -- О! милый папа! восклицаетъ она:-- дайте мнѣ ребенка!
   Мало по малу, всѣхъ дѣтей высаживаютъ изъ экипажа и несутъ въ кухню.
   -- Нѣтъ, кричитъ во все горло сквайръ:-- не въ кухню, а въ гостиную.
   Послѣ этого долго царитъ въ домѣ суматоха; женщины суетятся, собираютъ старыя тряпки и приводятъ въ порядокъ дѣтей Годжа, такъ что много прошло часовъ прежде, чѣмъ кто-нибудь подумалъ объ отдыхѣ или удовольствіи.
   Передавъ Крошку Годжа старой нянькѣ, Эмили пошла къ отцу и взявъ его за плечо, взглянула прямо въ глаза.
   -- Папа, начала она...
   -- Стой! перебилъ онъ ее, нѣжно цѣлуя.-- я знаю, что ты скажешь. Пошли Вильямса верхомъ. Вильямсъ, изъ любви къ своей юной госпожѣ, проскакалъ маршъ маршемъ десять миль, отдѣлявшія замокъ сэра Генри Юбанка отъ Кодльтона, и съ такой же быстротою возвратился вмѣстѣ съ Генри, который, соскочивъ съ лошади, очутился въ объятіяхъ Эмили Биртонъ.
   -- О! Гарри, слава Богу, что ты наконецъ вернулся! воскликнула молодая дѣвушка, обвивая его шею руками, несмотря на то, что вокругъ стояли слуги.
   -- Что вы тамъ дѣлаете, молодежь? произнесъ весело сквайръ, стоя на верху лѣстницы:-- какъ вамъ не стыдно!
   Я не стану описывать всѣхъ эпизодовъ этого веселаго вечера: вкуснаго, обильнаго обѣда, дружескихъ изліяній между юными аристократами и дѣтьми нищеты, шумныхъ игръ, необыкновенно довольной улыбки, не сходившей съ устъ сквайра, радостнаго блеска прелестныхъ глазъ Эмили, веселаго юмора молодаго Юбанка, неподдѣльнаго счастья хозяйки дома, видѣвшей, наконецъ, мужа и дочь въ прежнемъ радостномъ настроеніи, радушной встрѣчи мистера Лестера, который, узнавъ о происшедшемъ, тотчасъ явился къ своему другу. Все это я могу перечислить, но рѣшительно отказываюсь представить въ живой, вѣрной картинѣ.
   

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
Союзъ и примиреніе.

I.
Вм
ѣшательство янки.

   Сквайръ откровенно сознался, что событіе, случившееся въ Рождество, произвело въ немъ громадную перемѣну. Онъ довелъ сопротивленіе до крайнихъ предѣловъ и въ результатѣ видѣлъ одно только горе. Мистеръ Лестеръ, котораго сильно волновало роковое столкновеніе между хозяевами и рабочими, съ радостью увидалъ перемѣну въ сквайрѣ и тотчасъ выразилъ ему свое глубочайшее сочувствіе. Мистеръ Линкбой также примкнулъ къ нимъ, и по его совѣту послали за Самми Стедманомъ. По пріѣздѣ этого послѣдняго, мистеръ Биртонъ заявилъ желаніе сдѣлать попытку къ прекращенію той страшной борьбы, которая свирѣпствовала въ Кодльтонѣ, и чистосердечно просилъ его помощи.
   -- Боже мой! сказалъ торжественно Стедманъ:-- еслибъ вы только, сэръ, поступили такъ сначала! Еслибъ хозяева относились къ рабочимъ не съ злобой и местью, а разумно, человѣколюбиво, то предотвратили бы много несчастій.
   -- Напрасно сожалѣть о томъ, что прошло, мой другъ, отвѣчалъ спокойно сквайръ: -- но никогда не поздно исправиться. Хотите вы намъ помочь въ этомъ дѣлѣ?
   Съ этого дня сквайръ, при содѣйствіи мистера Джолли, который взялъ къ себѣ двухъ дѣтей Годжа, принялся энергично за уничтоженіе всего, что было сдѣлано ими въ продолженіи послѣднихъ семи или восьми мѣсяцевъ. Они понимали всю трудность предпринимаемаго ими дѣла и не совершенно ясно видѣли его исходъ, но они дѣйствовали искренно и не теряли надежды на успѣхъ. Обсудивъ большое количество плановъ, представленныхъ со всѣхъ сторонъ, сквайръ и Самми Стедманъ согласились, наконецъ, что лучше всего было созвать собраніе фермеровъ и работниковъ для общаго разсмотрѣнія вопроса, какъ улучшить ихъ временныя отношенія. На это предложеніе всѣ рабочіе отозвались радостью, такъ какъ событія послѣднихъ дней были извѣстны всѣмъ, и обѣ стороны горѣли нетерпѣніемъ выйти изъ своего невыносимаго положенія.
   На этомъ митингѣ сквайръ занялъ предсѣдательское кресло и, въ нѣсколькихъ теплыхъ словахъ, объяснилъ перемѣну, происшедшую въ немъ, и просилъ обѣ стороны приступить къ обсужденію ихъ взаимнаго положенія терпѣливо, сочувственно и безъ всякой желчи. Послѣ него говорили мистеръ Лестеръ и Самми Стедманъ, который въ очень осторожныхъ выраженіяхъ заявилъ, что союзъ между рабочими нельзя уничтожить, но если фермеры захотятъ, то онъ можетъ сдѣлаться не врагомъ ихъ, а помощникомъ, и приносить одинаковую пользу, какъ рабочимъ, такъ и хозяевамъ.
   Сквайръ просилъ фермеровъ сразу признать правильность заявленія Стедмана. "Я смотрю на союзъ рабочихъ, сказалъ онъ:-- совершенно иначе съ тѣхъ поръ, что основательно изучилъ его правила и выслушалъ объясненія Стедмана объ основныхъ его цѣляхъ. Я вполнѣ сознаю, что каждый работникъ можетъ благоразумно желать усилить свое положеніе, вступивъ въ союзъ съ своими товарищами; подобное чувство раздѣляется членами всякихъ корпорацій, ремесленныхъ цеховъ и т. д. Опасность, конечно, заключается въ томъ, чтобы рабочіе не употребили силы, пріобрѣтенной ими отъ образованія между собою союза, на подчиненіе себѣ капитала; но, подобно тому, какъ образованіе и опытъ побудили другія ассоціаціи благоразумно пользоваться своей силой, такъ и рабочіе вскорѣ поймутъ, что они не могутъ безнаказанно выходить изъ предѣловъ права и справедливости. Въ концѣ концовъ, тѣ злоупотребленія и насилія, которыя они себѣ позволяютъ, горько отзовутся на нихъ самихъ. У насъ также есть орудія противъ нихъ, если дѣло дойдетъ до борьбы, но я убѣжденъ, что, при обоюдномъ, искреннемъ желаніи жить въ мирѣ другъ съ другомъ, подобное столкновеніе никогда не произойдетъ".
   Опредѣливъ такъ умѣренно и примирительно свою цѣль, собраніе приступило къ обсужденію средствъ ея достиженія.
   Этотъ митингъ происходилъ въ большой залѣ гостиницы "Бартонскій гербъ", въ Кодльтонѣ. За джентльменами, сидѣвшими вокругъ сквайра, въ переднемъ углу комнаты, находилась дверь, и въ ту самую минуту, какъ собраніе приступило къ обсужденію самаго существеннаго животрепещущаго вопроса, эта дверь неожиданно отворилась и на высотѣ, по крайней мѣрѣ, фута надъ поверхностью обыкновенной человѣческой головы, показалось лицо, такое лицо, какого никогда не видали всѣ триста присутствовавшихъ людей. Добродушная улыбка освѣщала странныя черты этого лица и громкій голосъ произнесъ:
   -- Я не помѣшаю вамъ, если войду?
   Это былъ Джехоахинъ Сетль, и его неожиданное появленіе, особливо его чудовищно высокій ростъ, возбудили общій хохотъ, къ которому онъ самъ присоединился.
   -- Я -- не Крошка Годжъ, замѣтилъ онъ:-- въ нашей странѣ не родятся карлики. Впрочемъ, я согласенъ, что меня знатно вытянуло.
   Когда новый посѣтитель усѣлся, было приступлено къ преніямъ, и поставлены слѣдующіе вопросы:
   1) Дѣйствительно ли въ округѣ существуетъ излишекъ рабочихъ силъ, и, если -- да, то какъ помочь горю?
   2) Какъ платить рабочимъ, поденно или поштучно, деньгами или частью натурой?
   3) Какъ отнестись къ рабочимъ различныхъ способностей? Что дѣлать съ старыми, слабыми, больными?
   4) Могутъ ли фермеры возвысить заработную плату?
   5) Необходимо ли и полезно ли давать рабочимъ долю барыша? И, если давать, то на какомъ основаніи?
   6) Можетъ ли кооперація быть введена съ успѣхомъ въ земледѣльческихъ работахъ, и на сколько она послужитъ къ улучшенію быта поселянъ?
   7) Какими средствами, естественными или искуственными, можно сократить излишекъ рабочихъ силъ, если таковый существуетъ (переселеніе, эмиграція и т. д.)?
   Подобнымъ вопросамъ не было конца, и, очевидно, ихъ невозможно было разрѣшить въ одинъ день.
   Послѣ непродолжительныхъ преній, сквайръ заявилъ, что они не въ состояніи правильно обсудить эти вопросы, такъ какъ у нихъ не было достаточно фактовъ. Прежде всего, надо собрать свѣдѣнія о числѣ хозяевъ и рабочихъ въ округѣ, о числѣ лицъ, имѣющихъ постоянную или временную работу, о количествѣ людей, немогущихъ вовсе работать, получающихъ помощь отъ смотрителей для бѣдныхъ, о системахъ земледѣлія, о количествѣ производства и т. д. Однимъ словомъ, прежде чѣмъ составить новый союзъ, для разрѣшенія этой важной задачи должно было собрать всѣ факты. Увы! сколько времени и силъ потребовалось на то, чтобы придти къ такому простому заключенію! Наконецъ, собраніе выбрало комитетъ для изслѣдованія всѣхъ этихъ вопросовъ и представленія полнаго основательнаго доклада.
   Передъ закрытіемъ засѣданія, мистеръ Джехоахинъ Сетль просилъ позволенія сказать нѣсколько словъ.
   -- Друзья мои, произнесъ онъ:-- я -- янки изъ Нью-Іорка, воспитывавшійся въ Массачузетсѣ, и вы можете спросить, какое мнѣ дѣло вмѣшиваться въ ваши семейныя распри. Но у меня нѣтъ дѣтей, нѣтъ своихъ заботъ, и потому я всегда вмѣшиваюсь въ дѣла другихъ; въ настоящемъ случаѣ, какъ братъ и христіанинъ, я не могу не интересоваться вашими треволненіями.
   Объяснивъ затѣмъ свой взглядъ на ихъ положеніе, онъ продолжалъ:
   -- Господа, ваша страна -- лучшая въ свѣтѣ почва для разведенія совершеннѣйшихъ видовъ мужчинъ, женщинъ, скота и лошадей, но вы слишкомъ быстро размножаетесь, подобно потомкамъ Авраама. Я разсчиталъ, что черезъ двадцать пять лѣтъ ваше соединенное королевство будетъ биткомъ набито, и тогда я не желалъ бы находиться среди васъ. Вамъ придется поубавить ваше число или вы лопнете и дойдете до банкротства. Ну, господа, мой конекъ -- эмиграція дѣтей. Въ моей странѣ это дѣло процвѣтаетъ; я не знаю, почему бы вамъ съ вашими колоніями, разбросанными по всему свѣту, не дѣлать того же. У васъ не только излишекъ народонаселенія, но подростаетъ другой излишекъ, а вы родите третій. Ну, я возьмусь за подростающій излишекъ и его значительно поубавлю. Во-первыхъ, я обяжусь освободить васъ отъ всѣхъ сиротъ; потомъ я облегчу ваши большія семейства. Дайте мнѣ одного или двухъ дѣтей изъ каждаго семейства, въ десять или двѣнадцать человѣкъ, и увезя ихъ отсюда, я принесу большую пользу семействамъ, а еще большую дѣтямъ. Я отправлюсь съ этими дѣтьми въ одну изъ вашихъ колоній, положимъ, въ Канаду, и тамъ найду женатыхъ, но бездѣтныхъ людей, которые разберутъ охотно вашихъ дѣтей и будутъ печься о нихъ, словно о своихъ собственныхъ. Вотъ, напримѣръ, Крошка Годжъ, который послужилъ поводомъ всей этой исторіи, онъ ростомъ не больше жука; я возьму его черезъ нѣсколько лѣтъ и помѣщу въ колоніи, гдѣ онъ на хорошей пищѣ выростетъ до человѣческаго образа. Я сдѣлалъ свое дѣло въ Америкѣ; мой институтъ процвѣтаетъ, а теперь, изъ любви къ Богу и ближнимъ, я согласенъ, если вы позволите, посвятить свое время на совершеніе того же самаго для старой Англіи.
   Это обѣщаніе невооруженнаго вмѣшательства брата Іонафана, возбудило громкіе крики одобренія честныхъ поселянъ, и Джехоахинъ Сетль былъ единогласно выбранъ въ члены комитета.
   

II.
Очень сухая глава.

   Комитетъ съ жаромъ принялся за дѣло; количество собранныхъ имъ свѣдѣній было громадно, но всего удивительнѣе былъ представленный имъ докладъ. Я хотѣлъ-было напечатать его въ приложеніи, но издатель полагаетъ, что приложеніе въ святочномъ разсказѣ, такъ же, какъ хвостъ на человѣческомъ тѣлѣ, излишне и чудовищно; поэтому я рѣшился поговорить объ этомъ докладѣ въ особой главѣ, и всякій, предпочитающій факты теоріи, можетъ, если угодно, пропустить ее.
   Въ этомъ докладѣ доказывалось ясно, фактически, что кодльтонскій округъ не находился въ томъ положеніи, въ какомъ онъ могъ быть при другихъ условіяхъ, что предложеніе труда было одной третью болѣе спроса, что этотъ излишекъ предложенія, главнымъ образомъ, обнималъ ту часть населенія, которая пользовалась въ своихъ жилищахъ пособіями отъ попечителей бѣдныхъ, что заработная плата была недостаточна для приличнаго существованія рабочихъ съ ихъ семействами, что результатомъ этого положенія было неудовлетворительное качество труда, что фермеры были въ состояніи платить гораздо большую плату хорошимъ рабочимъ, что не только излишекъ предложенія былъ великъ въ настоящее время, но, въ виду быстраго распространенія народонаселенія, грозилъ еще увеличиться, что такимъ образомъ извѣстное количество рабочихъ не могло получать оплачиваемой работы, и въ будущемъ этой возможности не предвидѣлось, что въ трехъ четвертяхъ всего числа рабочихъ замѣчалось отсутствіе бережливости, что нѣкоторые изъ нихъ постоянно пользуются общественною помощью и что, наконецъ, для уничтоженія чрезмѣрнаго распространенія пауперизма необходимо постепенно уничтожить вспомоществованіе, оказываемое бѣднымъ въ ихъ жилищахъ, а оказывать помощь только тѣмъ, которые поступаютъ въ рабочіе дома, благодаря чему, сильно уменьшится количество лицъ, живущихъ налогомъ для бѣдныхъ.
   Касательно отношеній между хозяевами и рабочими, докладъ полагалъ, что они должны были сохранить прежній добродушный, дружескій характеръ, приписываемый старой системѣ, но на лучшихъ основахъ -- именно необходимо было уничтожить принципъ зависимости рабочихъ отъ доброй воли хозяевъ, а основать всѣ ихъ взаимныя отношенія на болѣе практическомъ, раціональномъ и справедливомъ принципѣ добровольнаго договора; при этомъ, въ составъ заработной платы не должны были входить никакія выдачи натурой, пиво, мякина, сборъ колосьевъ и т. д., а эта плата должна была производиться деньгами по рыночной цѣнѣ.
   Переходя къ вопросу о жилищахъ поселянъ, докладъ выражался въ пользу оставленія ихъ въ рукахъ землевладѣльцевъ, которые отдавали бы ихъ въ аренду рабочимъ по одинаковой во всемъ округѣ цѣнѣ, сообразно количеству комнатъ, и, кромѣ того, при каждой хижинѣ былъ бы обязателенъ полуакръ земли, если того пожелалъ бы арендаторъ. Относительно вопроса о коровахъ докладъ не предлагалъ никакого общаго правила, но указывалъ, что вблизи общинныхъ выгоновъ или въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ можно нанять пастбище, было гораздо практичнѣе держать общую молочню между рабочими, чѣмъ стремиться къ пріобрѣтенію каждымъ семействомъ своей собственной коровы. Кромѣ того, въ докладѣ выражалось мнѣніе, что сосѣдніе землевладѣльцы могли сговориться между собою и уступить цѣлое селеніе для рабочихъ съ нѣсколькихъ помѣстій, что было бы гораздо удобнѣе и дешевле, но, конечно, это было чисто дѣломъ частной предпріимчивости.
   Далѣе докладъ разсматривалъ проекты кооперативныхъ фермъ и промышленныхъ товариществъ. Онъ относился съ большимъ сочувствіемъ къ тому и другому и заявлялъ, что можно было испробовать практически систему коопераціи на фермѣ бѣднаго Трускота, которая оставалась свободной. Промышленныя товарищества также рекомендовались докладомъ, но подъ условіемъ предварительнаго опредѣленія суммы, оплачивающей собственно трудъ рабочаго, такъ какъ онъ могъ рисковать только своей чистой прибылью, какъ капиталистъ рискуетъ прибылью съ своего капитала.
   Что касается до поземельнаго вопроса, то докладъ только неопредѣленно, хотя и знаменательно упоминалъ о неудовлетворительности современныхъ условій пользованія землею. Но зато докладъ подробно разсматривалъ вопросъ о распредѣленіи и пропорціональности заработной платы. Онъ указывалъ на трудность опредѣленія пропорціональной стоимости рабочихъ при большомъ ихъ числѣ и совѣтовалъ прибѣгать въ этомъ случаѣ къ одному изъ двухъ слѣдующихъ способовъ: принять или систему заключенія контракта съ цѣлымъ обществомъ рабочихъ, подъ распоряженіемъ избраннаго главы, при чемъ сами рабочіе дѣлили бы между собою заработную плату, или систему задѣльной платы, гдѣ это практически возможно; послѣдній способъ особенно рекомендовался докладомъ.
   Наконецъ, относительно излишка предложенія труда надъ спросомъ, докладъ совѣтовалъ -- образовать особый комитетъ для переселенія и эмиграціи рабочихъ, а также одобрительно отзывался о предложеніи Джехоахина Сетля объ отсылкѣ сиротъ и другихъ дѣтей, по согласіи родителей, въ Канаду, для помѣщенія ихъ у фермеровъ, лавочниковъ и т. д. Подобная же система переселенія могла быть, по мнѣнію доклада, примѣнена и въ Англіи.
   Вотъ въ краткихъ словахъ содержаніе доклада комитета, составлявшаго первую попытку разрѣшить распрю между хозяевами и рабочими; конечно, въ немъ было много гадательнаго, требовавшаго практической провѣрки, но главная его заслуга заключалась въ томъ, что онъ признавалъ невозможность одного всеобщаго, чудеснаго средства, а указывалъ на значительное количество мелкихъ способовъ улучшить положеніе рабочихъ и на ассоціацію, какъ орудіе для примѣненія этихъ способовъ. Въ этомъ смыслѣ, подобная попытка формулировать способы разрѣшенія рабочаго вопроса имѣла большое значеніе. Во многихъ общественныхъ вопросахъ самая большая преграда для правильнаго ихъ разрѣшенія заключается не въ самомъ вопросѣ, а въ настроеніи, характерѣ и желаніяхъ тѣхъ лицъ, которыя занимаются его разрѣшеніемъ.
   

III.
Маленькіе переселенцы.

   Года шли за годами. Десять лѣтъ минетъ въ слѣдующее Рождество съ того времени, какъ Джонъ Годжъ разрубилъ Гордіевъ узелъ своихъ несчастій и затрудненій его братьевъ рабочихъ. Въ одно прекрасное іюньское утро, на Кодльтонской станціи желѣзной дороги замѣтно было необыкновенное движеніе. Вокругъ шумной группы дѣтей всякаго роста и возраста кишѣла толпа мужчинъ и женщинъ. Мистеръ Лестеръ стоялъ среди нихъ и отъ времени до времени утѣшалъ плачущихъ родителей. Тутъ же находился мистеръ Линкбой въ его странной шляпѣ (я надѣюсь, не въ той же, какъ въ былыя времена) и съ дорожной сумкой черезъ плечо. Онъ очень похудѣлъ, и на его щекахъ виднѣлся роковой румянецъ чахотки. Надъ всѣми же царила высокая, смѣшная фигура дѣятельнаго американскаго гражданина Джехоахина Сетля.
   -- Дѣти, и вы, добрые люди! восклицаетъ онъ, вынимая часы:-- вамъ остается на прощаніе только двѣ минуты. Поплачьте, дѣти, хорошенько, это будетъ въ послѣдній разъ. Въ обѣтованной землѣ слезамъ нѣтъ мѣста, а только смѣху и радости.
   Среди громкихъ рыданій и криковъ толпы, Джехоахинъ усаживаетъ свой маленькій полкъ въ вагоны и послѣднимъ беретъ на руки ребенка миніатюрныхъ размѣровъ, который крѣпко прижимается къ груди красивой молодой женщины.
   -- Прощай, Мэри, лепечетъ мальчикъ сквозь слезы.
   -- Прощай, Крошка, Христосъ съ тобою! Не забывай Мэри.
   -- Всѣ! произноситъ Сетль.-- Ну, молодцы, затяните "Мы идемъ въ обѣтованную землю".
   Черезъ минуту поѣздъ двигается среди оглушительныхъ криковъ: ура! маханья платками и громкаго пѣнія Джехоахина Сетля, съ его юной ватагой:
   
   "Мы идемъ въ обѣтованную землю,
   Въ счастливую, лучезарную землю!"
   
   Мистеръ Лестеръ долго стоитъ на галлереѣ, снявъ шляпу и устремивъ сочувственный взглядъ на удаляющійся поѣздъ, а мистеръ Линкбой, въ качествѣ секретаря и распорядителя мѣстнаго общества для эмиграціи, сопровождаетъ до Ливерпуля этотъ четвертый отрядъ юныхъ переселенцевъ, высылаемыхъ изъ Кодльтона. Разговаривая съ Джехоахиномъ Сетлемъ о будущности дѣтей, онъ весь оживляется и глаза его блестятъ грустной радостью. Американецъ хорошо понимаетъ, что мистеру Линкбою болѣе не суждено заниматься дѣломъ, которому онъ предался всею душой.
   Достигнувъ устья Мерси, они перебираются въ маленькомъ пароходикѣ на громадный Канадскій пароходъ, уже готовый къ отплытію. Мистеръ Линкбой нѣжно цѣлуетъ и благословляетъ каждаго изъ дѣтей, а Джехоахинъ, крѣпко сжавъ пастора въ своихъ могучихъ объятіяхъ, произноситъ со слезами на глазахъ:
   -- Прощай, братъ! Увидимся по ту сторону Іордана! Прощай.
   Громадное судно приходитъ въ движеніе; изъ его мрачныхъ нѣдръ вылетаетъ могучій, глухой стонъ; раздается плескъ воды, и великанъ медленно отходитъ отъ своего Пигмея-товарища. Внизу на кожухѣ парохода стоитъ пасторъ, а на носу удаляющагося судна виднѣются дѣти, посылающія послѣднее прости своей родинѣ. Надъ этой юной группой высится на рукахъ Джехоахина Сетля маленькая фигурка Крошки Годжа, махающаго платкомъ.
   

IV.
Веселый праздникъ.

   Наступило Рождество. Прошло ровно десять лѣтъ, какъ мертвое тѣло Годжа произвело то, чего никогда бы не сдѣлалъ живой Годжъ. Время наложило свою тяжелую руку на головы, но не на сердца (столь же юныя, какъ прежде) пастора и сквайра. Громадное зданіе кодльтонскаго союза кипитъ жизнью и весельемъ. У подъѣзда останавливаются одни за другимъ экипажи крупныхъ землевладѣльцевъ и тележки фермеровъ; старые и молодые джентльмены и поселяне радушно здороваются и желаютъ другъ другу веселаго праздника.
   Вотъ раздаются звуки колокола, и всѣ спѣшатъ изъ сѣней въ женскій флигель, гдѣ бѣдная Мэри Годжъ и многія другія, родивъ на свѣтъ новаго бѣдняка, поплатились за это жизнью. Но теперь зданіе это не похоже на кодльтонскій союзъ, въ которомъ оно умерло. Комната, гдѣ родился Крошка Годжъ, болѣе не существуетъ; она вошла въ составъ большой залы кодльтонскаго земледѣльческаго общества, членами котораго одинаково сквайры, фермеры и поселяне. Старинный приходскій союзъ для бѣдныхъ дожилъ до черныхъ дней; лѣтъ шесть тому назадъ, онъ принужденъ былъ сократить свое помѣщеніе на половину, и несчастный мистеръ Ми завѣдуетъ послѣдними остатками отжившаго учрежденія. Многіе изъ бѣдняковъ, жившихъ на средства приходскаго союза, теперь существуютъ честнымъ трудомъ и въ настоящую минуту съ нетерпѣніемъ ожидаютъ вкуснаго, обильнаго обѣда въ кодльтонской земледѣльческой залѣ.
   Сидней Биртонъ сквайръ стоитъ во главѣ средняго стола, а на право отъ него сэръ Вальтеръ Вагинтонъ, баронетъ и членъ парламента, сіяетъ, какъ всегда, добродушной улыбкой. Они ждутъ пастора, чтобъ благословить трапезу; вотъ въ залу входятъ, рука въ руку, ганкерлейскій ректоръ мистеръ Лестеръ и кодльтонскій методистскій пасторъ, мистеръ Роджеръ. Мало этого, въ залѣ находятся еще нѣсколько служителей алтаря различныхъ вѣроисповѣданій. Кто опишетъ этотъ удивительный обѣдъ и веселыя, дружескія бесѣды разнородныхъ членовъ кодльтонскаго земледѣльческаго общества? Я рѣшительно отъ этого отказываюсь.
   Послѣ обѣда, достопочтенный мистеръ Роджеръ произнесъ прочувствованное, но слишкомъ продолжительное слово, и, наконецъ, всѣ требуютъ прочтенія отчета о дѣятельности общества за истекшій годъ. Самми Стедманъ встаетъ и читаетъ отчетъ, который до того написанъ въ розовомъ цвѣтѣ, что можно было бы заподозрить Стедмана въ написаніи его въ веселомъ, пьяномъ настроеніи, еслибъ, какъ извѣстно, онъ не принадлежалъ къ обществу трезвости. Положеніе Кодльтонскаго округа самое удовлетворительное; заработная плата хороша и достигаетъ отъ 14-- 20 шиллинговъ въ недѣлю, соразмѣрно способностямъ рабочихъ, причемъ разсчетъ почти вездѣ дѣлается задѣльный. Въ теченіи всего года къ посредникамъ ни разу не обращались съ просьбою о разрѣшеніи какого бы то ни было спора между хозяевами и рабочими. Самми посѣтилъ весь округъ и съ удовольствіемъ свидѣтельствуетъ, что ни одинъ землевладѣлецъ не нарушалъ заключенныхъ шесть лѣтъ тому назадъ контрактовъ на постройку удобныхъ хижинъ съ принадлежащими къ нимъ участками земли; вообще, рабочіе живутъ очень хорошо, но все же Самми не считаетъ, что достигнута конечная цѣль ихъ стремленій. Онъ надѣется на еще лучшее положеніе рабочаго въ будущемъ поколѣніи, когда распространится повсюду образованіе. Почти всѣ хижины въ округѣ арендуются у землевладѣльцевъ; но строительное общество дѣйствуетъ очень успѣшно, и нѣкоторые изъ рабочихъ пріобрѣли въ собственность хижины и участки земли, что замѣтно "имѣетъ благодѣтельное вліяніе на нихъ". Дѣятельность школьнаго совѣта также очень успѣшна, и дѣти безъ принужденія ходятъ въ школу. Въ этомъ отношеніи пасторы Лестеръ и Роджеръ заслуживаютъ всякихъ похвалъ своими неутомимыми усиліями въ дѣлѣ просвѣщенія. Кооперативная ферма въ Гарнлеѣ достигла въ прошломъ году самыхъ счастливыхъ результатовъ. "Она успѣшно соперничаетъ съ лучшими, сосѣдними фермами (слушайте, слушайте!), купила двѣ или три земледѣльческія машины и нанимала одинъ изъ паровыхъ плуговъ изъ земледѣльческаго общества. Есть основаніе полагать, что система обработки земли, принятая на этой фермѣ, берется за образецъ всѣми другими фермами въ округѣ". Кромѣ того, всѣ сознаютъ, что сто членовъ ассоціаціи кооперативной фермы составляютъ великолѣпный резервъ труда для сосѣднихъ фермеровъ, которые пріобрѣли возможность имѣть лучшихъ рабочихъ въ околодкѣ, послѣ окончанія ими своей работы на фермѣ. Отзывъ Самми о дѣятельности кооперативныхъ складовъ въ селеніяхъ заставилъ бы заскрежетать зубами не одного лавочника. Комитетъ, говорилось въ концѣ отчета:-- обращалъ, какъ всегда, бдительное вниманіе на то, чтобъ предложеніе труда было пропорціонально потребностямъ нашей мѣстности. Въ этомъ отношеніи, нашему обществу содѣйствовалъ земледѣльческій союзъ. Соединенный комитетъ о переселеніи и эмиграціи рабочихъ заботился объ отправленіи молодыхъ людей въ другія части Англіи и колоніи; въ виду распространенія по округу практическихъ свѣдѣній о колоніяхъ, многія семейства нашли возможнымъ отложить довольно значительную сумму и съ небольшой помощью вашего комитета эмигрировать. Комитетъ объ эмиграціи дѣтей подъ личнымъ руководствомъ Джехоахина Сетля (громкія рукоплесканія) и мистера Линкбоя, смерть котораго вскорѣ послѣ отправки въ Канаду послѣдней группы дѣтей составляетъ горькую потерю для нашего общества, отправилъ за океанъ 22 сироты и многихъ другихъ дѣтей. Въ числѣ этихъ юныхъ переселенцевъ находился и младшій сынъ Джона Годжа. Общества, подобныя нашему, ведутъ постоянную переписку съ комитетомъ о различныхъ вопросахъ, касающихся общихъ интересовъ земледѣльческаго класса, и приняты уже мѣры къ организаціи всеебщаго національнаго земледѣльческаго союза. Такимъ образомъ, мы всѣ должны быть благодарны милосердному Провидѣнію за дарованное намъ въ прошломъ году благоденствіе и молить Его о продленіи между нами духа братства и единомыслія".
   Послѣднія слова Самми Стедмана, сказанныя его обычнымъ тономъ проповѣдника, вызвали громкія и продолжительныя рукоплесканія. Вслѣдъ затѣмъ предсѣдатель этого знаменательнаго банкета провозгласилъ единственные тосты, допускаемые въ подобный день: "за здоровье королевы" и "за успѣхъ кодльтонскаго земледѣльческаго общества". Когда восторженные клики, привѣтствовавшіе эти тосты, умолкли, сквайръ сказалъ нѣсколько прочувствованныхъ словъ:
   -- Въ этотъ день, десять лѣтъ тому назадъ, я прошелъ чрезъ тяжелое, но благодѣтельное испытаніе, которое меня совершенно переродило. Тоже впослѣдствіи случилось съ нѣкоторыми изъ моихъ друзей, сидящими въ этой залѣ. Одушевлявшіе насъ прежде гордость, холодный эгоизмъ и всевозможные предразсудки уступили мѣсто добротѣ и человѣколюбію, однимъ словомъ, тому чувству, которое мой другъ Стедманъ справедливо назвалъ братствомъ. Мы можемъ вѣрить или не вѣрить въ непогрѣшимость экономическихъ законовъ, но должны признать, что ихъ примѣненіе сильно облегчается вліяніемъ этого элемента, т. е. сознаніемъ своего долга, не только къ самому себѣ, но и ко всѣмъ ближнимъ на какой бы общественной ступени они ни находились. Политическая экономія безъ человѣколюбія въ обширнѣйшемъ значеніи этого слова также безпомощна, какъ человѣколюбіе безъ политической экономіи. Сегодня мы празднуемъ результаты нашего перерожденія. Хозяева и рабочіе вели нѣкогда кровавую борьбу, и казалось, что эта борьба должна была кончиться не иначе, какъ совершеннымъ уничтоженіемъ одной изъ сторонъ. Но когда мы поняли, къ какимъ страшнымъ послѣдствіямъ должна была привести эта распря, и стали искренно заботиться объ ея прекращеніи, то нашлись практическія мѣры къ примиренію. Оказалось, что, въ сущности, наши интересы одни и тѣ же, и теперь я полагаю никто не сомнѣвается, что они совершенно слились въ одно. Вамъ, конечно, будетъ пріятно узнать, что, по статистическимъ свѣдѣніямъ прошедшаго года, земля въ нашемъ округѣ приноситъ болѣе дохода, чѣмъ во всей остальной Англіи; это -- очевидное, безспорное доказательство, какъ благотворно дѣйствуетъ перемѣна нашихъ взаимныхъ отношеній. Я долженъ еще упомянуть, какъ о значительномъ фактѣ, о распространеніи бережливости между рабочими, благодаря тому, что они убѣждены въ возможности достигнуть лучшаго положенія. Одна изъ моихъ фермъ, оставшаяся свободной по смерти мистера Гольдинга, взята въ аренду Ричардомъ Ро, нѣкогда простымъ пахаремъ, а въ послѣднее время распорядителемъ кооперативной фермы".
   Послѣ сквайра обратился къ присутствующимъ съ характеристической рѣчью сэръ Вальтеръ Вагинтонъ.
   -- Господа, сказалъ онъ между прочимъ:-- я однажды протестовалъ противъ введенія комерческихъ принциповъ въ отношенія между земледѣльческимъ трудомъ и капиталомъ, но на практикѣ я убѣдился послѣ перваго же опыта, что примѣненіе этихъ принциповъ не только увеличило цѣнность моихъ владѣній, но способствовало болѣе всего къ распространенію добрыхъ дружескихъ чувствъ между мною и моими, менѣе состоятельными, ближними, чего я прежде не могъ достичь, несмотря на всѣ усилія.
   Вслѣдъ затѣмъ, Самми Стедманъ обратилъ вниманіе своихъ почтенныхъ сочленовъ на слѣдующее письмо, полученное имъ изъ Канады отъ младшаго сына бѣднаго Джона Годжа, перваго и послѣдняго мученика земледѣльческаго движенія въ Англіи:

Ферма Гопъ *, близъ Отавы, 30-го ноября.

"Любезный сэръ,

   "Скажите мистеру Линкбою, что, послѣ того, какъ мы съ нимъ разстались, большой корабль долго шелъ по морю. Мнѣ было очень тошно и всѣмъ другимъ также. Прибывъ въ Квебекъ, мы сошли на берегъ, и мистеръ Сетль отвезъ насъ въ Монреаль, а потомъ мы пріѣхали сюда, въ Отаву. Я живу здѣсь у одного джентльмена и лэди, которые выпросили меня у мистера Сетля. Они очень добры ко мнѣ. Я называю ихъ папа и мама. Она цалуетъ меня каждое утро и вечеръ. Мнѣ даютъ вдоволь кушать и у меня красивая одежда. Я очень выросъ. Прежде меня здѣсь не любили, потому что я былъ очень малъ ростомъ, а теперь все болѣе и болѣе меня любятъ. Я также люблю маму. Она дала мнѣ другое имя. Я надѣюсь, что тутъ нѣтъ ничего дурнаго. Меня теперь зовутъ Веніяминъ Гопъ. Папу и маму также зовутъ Гопъ. Надѣюсь, что вы получите это письмо къ Рождеству, когда всѣ господа собираются на большой обѣдъ. Скажите имъ, что я очень-очень благодарю ихъ за то, что они меня прислали сюда. Также скажите мистеру Линкбою и мистеру Лестеру, что я молюсь о нихъ каждое утро и вечеръ. И вообще прошу васъ, встаньте за обѣдомъ въ день Рождества и пожелайте всѣмъ господамъ отъ меня веселыхъ праздниковъ и счастливаго новаго года.

Вашъ многолюбящій
Крошка Годжъ.

   P. S. Мама говоритъ, что въ послѣдній разъ подписываюсь этимъ именемъ.

Веніяминъ Гопъ".

   * Гопъ (Hope), значитъ по-англійски надежда.

КОНЕЦЪ.

"Отечественныя Записки", NoNo 1--2, 1876

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru