Lib.ru/Классика: Джером Джером Клапка. Младенец вносит свой вклад

Джером К.Джером

Младенец вносит свой вклад

Из книги "ТОММИ И Кº", 1904

Перевод Зинаиды Журавской

Источник текста: Джером К.Джером. Избранные произведения в 2-х т. (М.: ГИХЛ, 1957)

Scan, OCR, SpellCheck: sad369, 2005

О новом журнале "Хорошее настроение" люди со вкусом и с понятием говорили, что это самый веселый, самый умный, самый литературный из дешевых еженедельников, какой когда-либо издавался в Англии. И Питер Хоуп, редактор и один из совладельцев его, был счастлив это слышать. Уильям Клодд, издатель и второй совладелец, не приходил в особенный восторг от этих похвал.

-- Смотрите, как бы вам не переборщить по части литературности, -- говорил Уильям Клодд. -- Золотая середина, вот чего надо держаться.

Люди -- люди со вкусом и с понятием -- говорили, что "Хорошее настроение" заслуживает поддержки читающей публики больше, чем все остальные еженедельные журналы, вместе взятые. Люди со вкусом и с понятием -- по крайней мере некоторые из них -- шли даже дальше, они подписывались на журнал. Питер Хоуп, уносясь мыслями в будущее, предвкушал богатство и славу.

Уильям Клодд, больше озабоченный настоящим, говорил:

-- Не кажется ли вам, милейший, что наше издание слишком уж первосортное, а?

-- Почему вы так думаете?

-- Да взять хотя бы распространение. За последний месяц мы выручили...

-- Если вам все равно, нельзя ли без цифр? -- попросил Питер Хоуп. -- Цифры меня почему-то всегда угнетают.

-- Не могу сказать, чтобы и меня они особенно радовали, -- согласился Клодд.

-- В свое время придет и это, -- утешал его Питер Хоуп. -- Надо воспитать публику, поднять ее до нашего уровня.

-- Насколько я заметил, публика меньше всего склонна платить за то, чтобы ее воспитывали.

-- Что же нам делать?

-- А я вам скажу. Нужно взять мальчишку рассыльного.

-- Разве это может способствовать распространению журнала? -- удивился Питер Хоуп. -- И потом, мы ведь решила первый год обходиться без рассыльного. Это только лишний расход. К чему?

-- Я имею в виду не просто рассыльного, -- возразил Клодд, -- а юношу вроде того, с которым я вчера ехал в одном вагоне в Стрэтфорд.

-- Чем же он замечателен -- этот ваш юноша?

-- Ничем. Он читал последний номер "Библиотеки дешевых романов". Это издание покупают по крайней мере двести тысяч человек. И он -- один из них. Так он сказал мне. Покончив с книжкой, он вытащил из кармана последний выпуск "Балагура" -- в розничной продаже стоит полпенни, распространение тоже имеет большое, до семидесяти тысяч. И читал его, давясь от смеха, до самого Стрэтфорда.

-- Но...

-- Погодите минутку. Я сейчас объясню вам. Этот юноша -- представитель читающей публики. Я поговорил с ним. Ему нравятся больше всех как раз те газеты и журналы, которые имеют наибольшее распространение. Он ни разу не ошибся. А остальные -- насколько они ему известны -- он называет "трухой". Ему нравится то, что нравится массе. Сумейте угодить ему, -- я записал его имя и адрес, он согласен поступить к нам на восемь шиллингов в неделю, -- и вы угодите читателям. Не тем, что просматривают случайный номер, взяв его со стола в курительной клуба, и говорят вам, что "журнал, черт возьми, отличный", но тем, что платят за него пенни и уносят его к себе домой. Вот такие читатели нам и нужны.

Питер Хоуп, талантливый журналист и редактор с идеалами, был шокирован, возмущен. Уильям Клодд, человек деловой, без идеалов, оперировал цифрами.

-- И об объявлениях надо подумать, -- настаивал он. -- Я, конечно, не Джордж Вашингтон*, но что пользы врать, когда и сам себе не веришь, не говоря уж о других? Доведите мне тираж до двадцати тысяч, и я берусь вам убедить публику, что он перевалил за сорок. Но, когда мы и до восьми не можем долезть, у меня руки связаны... совести не хватает.

[* -- В хрестоматийных рассказах о детстве Вашингтона (первого президента США) часто говорится о том, какой это был правдивый мальчик.]

-- Вы давайте публике каждую неделю столбцов двенадцать вполне доброкачественного литературного материала, -- вкрадчиво убеждал Клодд, -- но подсластив это двадцатью четырьмя столбцами варенья. Только так и можно кормить читателей -- воспитывать их незаметно для них самих. А пилюля без варенья? Да они ее и в рот не возьмут.

Клодд умел настоять на своем. Пришел день, когда в редакции "Хорошего настроения" появился Филипп -- в обиходе Флип -- Твитл, официально в качестве рассыльного, на самом деле, без его ведома, в качестве присяжного литературного дегустатора. Рукописи, которыми зачитывался Флип, принимались. Питер стонал, но довольствовался тем, что исправлял в них наиболее грубые грамматические ошибки: опыт решено было провести добросовестно. Шутки и анекдоты, над которыми смеялся Флип, печатались. Питер, для успокоения совести, увеличил свой взнос в кассу помощи неимущим наборщикам, но это помогло ему лишь отчасти. Стихи, вызывавшие слезы на глазах Флипа, шли в разрядку. Люди со вкусом и с понятием жаловались, что "Хорошее настроение" не оправдывает их надежд. Тираж еженедельника медленно, не неуклонно возрастал.

-- Вот видите! Я вам говорил! -- восклицал ликующий Клодд.

-- Прискорбно думать... -- начал Питер.

-- Думать вообще прискорбно. Отсюда мораль -- поменьше думать. Знаете, что мы сделаем? Мы с вами разбогатеем на этом журнале. И, когда у нас заведутся лишние деньги, мы, наряду с этим, будем издавать другой журнал, специально для интеллигентной публики. А пока...

Внимание Клодда привлекла пузатая черная бутылочка с ярлыком, стоявшая на письменном столе.

-- Когда это принесли?

-- С час тому назад.

-- Для рекламы?

-- Кажется.

Питер поискал на столе и нашел письмо, адресованное: "Уильяму Клодду, эскв., заведующему отделом рекламы журнала "Хорошее настроение". Клодд разорвал конверт и пробежал письмо.

-- Прием объявлений еще не кончился?

-- Нет. До восьми часов.

-- Отлично! Присядьте-ка и черкните об этом пару строк. Только сейчас же, не то забудете. На страничку "После обеда".

Питер сел к столу и поставил в заголовке: "Стр. п. о. ".

-- А это что, -- спросил Питер, -- какое-нибудь вино?

-- Особый портвейн, который не ударяет в голову.

-- По-вашему, это преимущество?

-- Конечно. Больше можно выпить.

Питер начал писать: "...обладает всеми качествами хорошего старого портвейна, без его вредных свойств..." Я ведь его не пробовал, Клодд.

-- Это ничего. Я пробовал.

-- И что же? Хорошее вино?

-- Отличное. Пишите: "...восхитительное на вкус и бодрящее". Это наверняка будут цитировать.

Питер продолжал писать: "Мы сами отведали его и нашли восхитит..."

-- Клодд, ей-богу же, следовало бы и мне попробовать. Ведь я его рекомендую от своего имени.

-- Да вы кончайте, а то я не успею сдать в набор. Потом возьмете бутылочку к себе домой и пейте на здоровье.

Клодд, по-видимому, очень торопился. Это только усилило подозрения Питера. Бутылка стояла тут же, под рукой. Клодд хотел было перехватить ее, но не успел.

-- Вы не привыкли к таким, безалкогольным напиткам, -- протестовал он. -- Вы в нем не разберетесь.

-- Во всяком случае, я почувствую, "восхитительное" оно или нет, -- заявил Питер, откупоривая бутылку.

-- Объявление в четверть страницы и заказ на тринадцать недель. Не будьте ослом и поставьте бутылку, не то еще опрокинете.

-- Я именно и хочу ее опрокинуть, -- возразил Питер, сам первый смеясь своей шутке. Он налил себе полстакана и отпил глоток.

-- Ну что? Нравится? -- свирепо осклабился Клодд.

-- Вы уверены... вы уверены, что бутылка та самая? -- пролепетал Питер.

-- Совершенно уверен. Выпейте еще. А то вы не распробовали.

Питер рискнул сделать еще глоток.

-- Вы не думаете, что его лучше было бы рекомендовать как лекарство, -- ну, например, такое, которое не мешает иметь под рукой на случай нечаянного отравления? Это бы их не устроило?

-- Подите и предложите им сами. Я умываю руки. -- Клодд взялся за шляпу.

-- Мне жаль, мне очень жаль, -- вздохнул Питер. -- Но я, по совести, не могу...

Клодд злобно швырнул шляпу на стол.

-- Будь она проклята, эта ваша совесть! А о кредиторах своих вы никогда не думаете? Что толку от того, что я для вас из кожи лезу, когда вы на каждом шагу связываете мне руки?

-- Не благоразумнее ли было бы, -- сказал Питер, -- обратиться к более солидным объявителям, которым не нужны такие уловки?

-- Обратиться! -- фыркнул Клодд. -- Вы думаете, я к ним не обращался? Ведь они, что овцы. Залучите одного -- к нам придет все стадо. А пока вы этого одного, первого, не залучили, остальные и слушать вас не станут.

-- Это правда, -- задумчиво проговорил Питер. -- Я давеча толковал с Уилкинсоном из фирмы Кингсли. Он посоветовал мне попытать счастья у Ландора. Сказал, что, если мне удастся убедить Ландора, чтобы он давал нам объявления, может быть, и он сможет уговорить своих патронов.

-- А пойди вы к Ландору, он бы посоветовал вам сперва заручиться согласием Кингсли.

-- Все в свое время, они придут. -- Питер не терял бодрости. -- Тираж наш с каждой неделей поднимается. Скоро от них отбоя не будет.

-- Не грех бы им поторопиться, -- проворчал Клодд. -- А то пока у нас нет отбоя только от кредиторов.

-- Статьи Мак-Тира обратили на себя общее внимание, -- напомнил Питер. -- Он обещал мне еще ряд статей.

-- Джауит, вот кого бы залучить, -- вздохнул Клодд. -- Остальные пойдут за ним, как стадо гусей за вожаком. Нам бы только добраться до Джауита, а дальше все будет просто.

Джауит был фабрикант знаменитого "мраморного" мыла. Уверяли, будто на рекламу он тратит четверть миллиона в год. Джауит был столпом и опорой периодической печати. Новые издания, сумевшие заручиться объявлениями о мраморном мыле, жили и процветали; новые издания, которым было отказано в этих объявлениях, хирели и гибли. Джауит -- и как бы залучить его; Джауит -- и какой бы найти к нему ход; это была главная тема, обсуждавшаяся на совещаниях большинства новых редакций, в том числе и редакции "Хорошего настроения".

-- Я слышала, -- сказала мисс Рэмсботем, еженедельно заполнявшая последние две страницы журнала "Письмом к Клоринде", которая вела уединенную деревенскую жизнь и которой мисс Рэмсботем, по-видимому вращавшаяся в высшем свете, рассказывала всякие новости и сплетни, всякие остроумные и неостроумные выходки своих аристократических друзей, -- я слышала, -- сказала мисс Рэмсботем однажды утром, когда в редакции, как всегда, зашла речь о Джауите, -- что старичок неравнодушен к женским чарам.

-- Я давно об этом думаю, -- сказал Клодд. -- Тут бы нужно сотрудницу, а не сотрудника. Уж даму-то, во всяком случае, не вышвырнут за дверь.

-- Как знать, -- возразил Питер. -- Если эта идея привьется, такие господа начнут брать в швейцары женщин с хорошо развитой мускулатурой.

-- Ну, это пока они еще додумаются... -- не сдавался Клодд.

Помощница редактора насторожила ушки. Однажды -- уже давно -- помощница редактора ухитрилась добиться того, что не давалось ни одному из лондонских журналистов -- интервью с видным иностранным политическим деятелем. Она этого не забыла -- и никому не давала забыть.

-- Мне кажется, я бы могла достать для вас это объявление, -- сказала помощница редактора.

Редактор и издатель заговорили в один голос очень решительно и твердо.

-- А почему нет? Ведь сумела же я тогда проинтервьюировать принца...

-- Знаем. Слыхали, -- перебил ее Клодд. -- Будь я в то время твоим отцом, я бы этого не допустил.

-- Как же я мог не допустить? -- возразил Питер. -- Ведь она мне ни слова не сказала.

-- Надо было получше смотреть за ней.

-- Усмотришь за ней! Вот погодите, будет у вас своя дочка -- тогда узнаете.

-- Когда у меня будет дочка, я сумею заставить ее слушаться.

-- Ладно! Знаем мы, какие дети бывают у холостяков, -- иронически усмехнулся Питер Хруп.

-- Предоставьте это мне, -- молила помощница редактора. -- На этих же днях вы получите объявление.

-- Если ты принесешь его, я брошу его в корзину, -- решительно объявил Клодд.

-- Вы же сами говорили, что даме это могло бы удаться.

-- Даме, но не тебе.

-- Почему же не мне?

-- А потому.

-- Но если...

-- Мы увидимся в типографии в двенадцать, -- бросил Клодд Питеру Хоупу и поспешно вышел.

-- Вот идиотство! -- возмутилась Томми.

-- Мы редко сходимся, -- заметил Питер Хоуп, -- но в данном случае я с ним вполне согласен, добывать объявления -- вовсе не женское дело.

-- Но какая же разница между...

-- Огромная разница.

-- Вы же не знаете, что я хотела сказать.

-- Я знаю, к чему ты ведешь.

-- Но позвольте же мне...

-- Я и так тебе слишком много позволяю. Пора мне взяться за тебя как следует.

-- Я предлагаю только...

-- Что бы ты ни предлагала, ты этого не сделаешь, -- был решительный ответ. -- Если кто придет, скажи, что я буду в половине первого.

-- Мне кажется, что...

Но Питер уже ушел.

-- Как это на них похоже! -- жаловалась Томми. -- С ними невозможно разговаривать: когда начинаешь им объяснять что-нибудь, они уходят. Меня это до того злит!

Мисс Рэмсботем смеялась:

-- Бедная Томми, как они тебя угнетают!

-- Как будто я маленькая! Не сумею сама уберечь себя! -- Подбородок Томми задрался кверху.

-- Да будет тебе, -- успокаивала ее мисс Рэмсботем. -- Меня так вот никто не останавливает и ничего мне не запрещает. Я бы охотно поменялась с тобою, если б могла.

-- Я бы только зашла в кабинет к старику Джауиту -- и через пять минут у меня было бы объявление. Уж я знаю, я умею обращаться со стариками.

-- Только со стариками? -- смеялась мисс Рэмсботем.

Дверь отворилась.

-- Есть кто-нибудь в редакции? -- осведомился Джонни Булстрод, просовывая голову в дверь.

-- Как будто вы не видите, что есть, -- огрызнулась Томми.

-- Так уж как-то принято спрашивать, -- пояснил Джонни Булстрод, более известный среди друзей под кличкой Младенец, входя и притворяя за собою дверь.

-- Что вам нужно? -- осведомилась помощница редактора.

-- Ничего особенного, -- ответил Младенец.

-- Не вовремя пришли -- теперь только половина двенадцатого.

-- Что с вами сегодня?

-- Я зла, как черт, -- призналась Томми.

Детская рожица Младенца приняла сочувственно-вопросительное выражение.

-- Мы страшно возмущены, -- пояснила мисс Рэмсботем, -- что нам не позволяют сбегать на Кэннон-стрит и выманить у старика Джауита, фабриканта мыла, объявление для нашего журнала. Мы уверены, что стоит нам только надеть нашу лучшую шляпку, и он не в состоянии будет отказать нам.

-- И вовсе незачем выманивать, -- сказала Томми. -- Стоило бы только повидаться с ним и показать ему цифры, и он сам прибежит к нам.

-- А Клодда он не примет? -- спросил Младенец.

-- Никого он теперь не принимает и ни в какие новые газеты не хочет давать объявлений, -- ответила мисс Рэмсботем. -- Это все я виновата. Я имела неосторожность пустить слух, что он не может устоять перед женским обаянием. Говорят, будто миссис Саркитт удалось выпросить у него объявление для "Фонаря". Но, конечно, может быть, это и неправда.

-- Жалко, что я не мыльный фабрикант и не имею возможности раздавать объявления, -- вздохнул Младенец.

-- Да, очень жалко, -- согласилась помощница редактора.

-- Я бы все их отдал вам, Томми.

-- Мое имя -- мисс Хоуп, -- поправила его помощница редактора.

-- Извините, пожалуйста. Но я как-то привык уж называть вас Томми.

-- Я буду вам очень признательна, если вы отвыкнете от этого.

-- Простите...

-- С условием, чтоб это не повторялось.

Младенец постоял сперва на одной ноге, потом на другой и, видя, что ничего из этого не выходит, сказал:

-- Я, собственно, просто так заглянул -- узнать, не нужно ли вам чего.

-- Нет, благодарствуйте.

-- В таком случае, до свиданья.

-- До свиданья.

Когда Младенец спускался с лестницы, детское личико его имело такое выражение, как будто его поставили в угол. Большинство членов клуба Автолика хоть по разу в день заглядывало в редакцию узнать, не нужно ли чего-нибудь Томми. Иным везло. Не далее как накануне Порсон -- толстый, неуклюжий, совершенно неинтересный мужчина -- был послан ею в Плэстоу справиться о здоровье мальчика из типографии, которому повредило машиной руку. Юному Александеру, писавшему такие стихи, что многие в них даже и совсем не находили смысла, было дано поручение обойти всех лондонских букинистов в поисках Мэйтлендовой "Архитектуры". А Джонни, -- с тех пор как две недели назад его попросили прогнать шарманщика, который не желал уходить, -- не получал никаких поручений.

Раздумывая о горькой своей участи, Джонни свернул на Флит-стрит. Тут на него налетел мальчик с картонкой в руках.

-- Извините... -- мальчуган заглянул в лицо Джонни и прибавил: -- мисс, -- после чего, ловко увернувшись от удара, скрылся в толпе.

Младенец, обладавший детски смазливым личиком, привык к такого рода оскорблениям, но сегодня они ему особенно досаждали. Почему у него, в двадцать два года, не растут хотя бы усы? Почему в нем росту всего только пять футов и пять с половиной дюймов? Почему проклятая судьба наделила его бело-розовым цветом лица, за который товарищи по клубу дразнят его Младенцем, а уличные мальчишки пристают к нему, выпрашивая поцелуй? Почему у него голос, как флейта, более подходящий для... Внезапно у него мелькнула блестящая мысль. Джонни бросилась в глаза вывеска парикмахерской, и он поспешил зайти.

-- Постричься, сэр? -- осведомился парикмахер, окутывая его простыней.

-- Нет, побриться.

-- Извините. -- Парикмахер поспешил заменить простыню полотенцем. -- И часто вы бреетесь, сэр?

-- Да.

-- Тэк-с... Хорошая сегодня погодка.

-- Очень хорошая.

От парикмахера Джонни направился к костюмеру Стинчкумбу, на Друри-Лэйн.

-- Я участвую в пантомиме, -- объявил ему Младенец. -- Пожалуйста, подберите мне полный костюм современной молодой девушки.

-- Найдется, -- сказал костюмер. -- У меня есть как раз то, что вам надо. Пожалуйте.

-- Имейте в виду, -- предупредил его Младенец, -- что мне нужно все, от ботинок до шляпки включительно, -- и корсет и юбки, словом, вся обмундировка.

-- О, у меня здесь полное приданое. -- Костюмер уже доставал вещи из холщового мешка и выкладывал их на прилавок. -- Вот, прошу примерить.

Младенец удовольствовался тем, что примерил платье и ботинки.

-- Словно на вас шито, -- восхищался костюмер.

-- Немного широко в груди.

-- Это ничего. Подложите парочку полотенец -- ничего не будет заметно.

-- Вы не находите, что этот костюм слишком криклив?

-- Криклив? Помилуйте! Он на редкость элегантен.

-- Вы уверены, что тут все, что нужно?

-- Будьте благонадежны. Хоть сейчас надевать.

Младенец оставил задаток. Костюмер записал его фамилию и адрес и обещал через час прислать ему вещи на дом. Младенец, вошедший во вкус этой игры, купил себе новые перчатки и сумочку и направился на Боу-стрит.

-- Мне нужен дамский парик, светло-каштановый.

Парикмахер предложил ему два, на выбор. Второй, по мнению парикмахера, давал полную иллюзию.

-- Он выглядит естественнее, чем ваши собственные волосы, ей-богу, сэр! -- уверял парикмахер.

Парик тоже обещали прислать через час. Теперь, кажется, все. По пути домой Младенец приобрел еще дамский зонтик и вуаль.

Четверть часа спустя после ухода Джонни Булдстрода от костюмера, в тот же самый магазин зашел некий Гарри Беннет, актер и также член клуба Автолика. В магазине никого не было. Гарри Беннет постучал тростью об пол и стал дожидаться хозяина. На прилавке лежала целая куча женского платья, а сверху листок с фамилией и адресом. Гарри Беннет, от нечего делать, подошел ближе и прочел фамилию. Потом разворошил тростью кучу, разбросав по прилавку разные принадлежности дамского туалета.

-- Что вы делаете! -- воскликнул вошедший в эту минуту костюмер. -- Это сейчас надо посылать.

-- На кой черт Джонни Булстроду понадобилось это тряпье? -- спросил Гарри Беннет.

-- А я разве знаю. Должно быть, участвует в любительском спектакле. Это ваш приятель?

-- Да. А из него выйдет прехорошенькая девушка. Интересно бы взглянуть.

-- Ну что ж, попросите у него билет. Да осторожнее же -- не запачкайте.

-- Попрошу, -- сказал Гарри Беннет и стал выбирать костюм для своей новой роли.

Парик и костюм были доставлены Джонни на квартиру не через час, а через три часа; впрочем, он другого и не ждал. На одеванье ушел почти час, но вот он, наконец, стоял перед зеркалом, совершенно преображенный. Джонни остался доволен: из зеркала платяного шкафа на него глядела высокая, красивая девушка -- пожалуй, немного кричаще одетая, но бесспорно шикарная.

-- Интересно знать, нужно ли сверху надеть пальто, -- размышлял Джонни, в то время как солнечный луч, скользнувший в окно, осветил его изображение в зеркале. -- Впрочем, пальто у меня все равно нет, так что нечего и раздумывать.

Солнечный луч погас. Джонни захватил сумочку и зонтик и осторожно приотворил дверь. В коридоре ни души. Джонни, крадучись, спустился с лестницы и на нижней площадке подождал. Из кухни в подвале доносились голоса. Чувствуя себя, словно сбежавший преступник, Джонни тихонько нажал на ручку входной двери и выглянул на улицу. Шагавший по тротуару полицейский обернулся и посмотрел на него. Джонни поспешно отскочил назад и затворил дверь. Послышались шаги: кто-то поднимался из кухни. Очутившись между двух огней и не имея времени раздумывать, Джонни выбрал более близкий путь к спасению и выскочил на улицу. Ему показалось, что вся улица на него сейчас набросится. Навстречу ему скорым шагом шла женщина. Что она ему скажет? Что он ей ответит? К удивлению Джонни, женщина прошла мимо, словно и не заметив его. Не понимая, какое чудо его спасло, он сделал несколько шагов по тротуару. Два юных клерка, обогнавших его, обернулись, но, встретив его испуганный и сердитый взгляд, видимо сконфузились и пошли своей дорогой. Джонни начинал думать, что люди менее сообразительны, чем он опасался. Приободрившись, он благополучно дошел до Холборна. Здесь было людно, но на него никто не обращал внимания.

-- Извините, -- сказал Джонни, наткнувшись на толстого пожилого господина.

-- Это я виноват, -- улыбнулся толстяк, поднимая упавшую шляпу.

-- Извините, -- повторил Джонни минуты две спустя, нечаянно толкнув высокую молодую даму.

-- Не худо бы вам полечиться от косоглазия, -- строго заметила дама.

"Что это со мной такое? -- думал Джонни. -- Как будто туман какой перед глазами. Ах да! Это вуаль, черт бы ее побрал".

Джонни решил дойти до конторы Мраморного Мыла пешком. "Так, постепенно, я успею освоиться с этим дурацким костюмом, -- думал он. -- Надо надеяться, что старикашка будет на месте".

Дойдя до Ньюгет-стрит, Джонни остановился и прижал руки к груди. "Странная какая-то боль, -- подумал он. -- Сейчас бы коньяку глотнуть, да, наверно, нельзя -- народ испугаешь".

"Все время теснит в груди, -- уже с тревогой говорил себе Джонни на углу Нипсайда. -- Уж не болен ли я?.. Тьфу, да ведь это чертов корсет давит... Не удивляюсь, что девицы иной раз бывают так раздражительны".

В главной конторе Мраморного Мыла Джонни приняли чрезвычайно любезно. Мистера Джауита сейчас нет, но он обещался быть к пяти часам. Не угодно ли барышне подождать, или, может быть, она зайдет попозже? Барышня решила -- раз уж она здесь -- лучше подождать. Вот в этом кресле барышне будет покойнее. Как прикажет барышня -- закрыть окно или оставить его открытым? Не желает ли барышня посмотреть последний номер "Таймса"?

-- Или "Шутника"? -- предложил самый юный из клерков, за что и был моментально выпровожен за дверь.

У многих из старших клерков нашелся повод пройти через приемную. Двое даже остановились, весьма пространно обмениваясь замечаниями о погоде. Джонни начинало это нравиться. Приключение сулило ему много радостей. К тому времени, когда хлопанье дверей и беготня клерков возвестили о приходе шефа, Джанни уже с удовольствием предвкушал свидание с ним.

Оно было кратко и не вполне оправдало ожидания Джонни. Мистер Джауит очень занят -- он, собственно, принимает только по утрам, но, разумеется, для дамы... Не сообщит ли мисс...

-- Монтгомери.

-- Не сообщит ли мисс Монтгомери мистеру Джауиту, чему он обязан удовольствием?..

Мисс Монтгомери сообщила.

Мистеру Джауиту, видимо, было и смешно и досадно.

-- Право же, -- сказал мистер Джауит, -- это не дело. От нашего брата мужчины мы умеем себя оградить, но если нас атакуют дамы -- право же, это даже недобросовестно.

Мисс Монтгомери стала просить.

-- Я подумаю, -- вот все, что обещал мистер Джауит. -- Зайдите ко мне еще раз.

-- Когда?

-- Какой сегодня день? Четверг? Ну, скажем: в понедельник. -- Мистер Джауит позвонил и отечески потрепал по плечу гостью. -- Послушайтесь моего совета, барышня, -- предоставьте дела нам, мужчинам. Вы хорошенькая девушка. Вы можете устроиться иначе -- и лучше.

Вошел один из клерков. Джонни встал.

-- Так, значит, в понедельник? -- переспросил он.

-- В четыре часа. Будьте здоровы.

Джонни ушел, несколько разочарованный, хотя в конце концов дело обошлось не так уж плохо. Как бы то ни было, придется подождать до понедельника. А теперь скорей домой, переодеться и поесть. Он кликнул извозчика.

-- Квин-стрит, номер двадцать восьмой... Нет. Не так. Остановитесь на углу Квин-стрит и Линкольнс-Инн-фильдс.

-- Правильно, мисс. На углу оно, понятное дело, удобнее, -- сплетен меньше.

-- Что такое?

-- Не обижайтесь, мисс. Все мы были молоды.

На углу Квин-стрит и Линкольнс-Инн-фильдс Джонни вышел и, думая совсем о другом, машинально сунул руку туда, где он привык находить карман. Потом он опомнился.

"Да взял ли я с собой деньги?" -- соображал Джонни.

-- Посмотрите в сумочке, мисс, -- посоветовал извозчик.

Джонни посмотрел. Сумочка была пуста.

-- Может быть, он в кармане, -- вслух подумал Джонни.

Извозчик намотал вожжи на ручку кнута и расположился поудобнее.

-- Где-нибудь он должен же быть, -- бормотал себе под нос Джонни. -- Я помню, я видел его. Простите, что заставляю вас ждать, -- обратился ой к извозчику.

-- Не извольте беспокоиться, мисс, -- дело привычное, мы за подождание берем только по шиллингу за четверть часа.

-- Надо же случиться такой глупости... -- бормотал Джонни.

Двое мальчуганов и девочка с грудным ребенком на руках остановились, заинтересованные.

-- Ступайте отсюда, -- сказал извозчик. -- Подрастете -- тогда узнаете, какие бывают в жизни неприятности.

Мальчуганы отошли немного и опять остановились; к ним присоединилась неряшливо одетая женщина и еще один мальчик.

-- Есть! -- крикнул Джонни, не в силах удержать восторга, когда рука его, наконец, скользнула куда-то внутрь. Девочка с ребенком на руках пронзительно захохотала, сама не зная чему. Но радость Джонни мгновенно погасла -- дыра оказалась не карманом. Выходило, что карман можно найти, только если снять юбку и вывернуть ее наизнанку.

И тут, когда надежды почти не оставалось, Джонни вдруг нашел его. Увы! Он был пуст, как и сумочка.

-- Мне очень жаль, -- обратился Джонни к извозчику, -- но, по-видимому, мой кошелек остался дома.

Извозчик сказал, что это старая штука, и начал спускаться на землю. Зрители, которых набралось уже одиннадцать человек, насторожились в ожидании скандала. Впоследствии Джонни сообразил, что мог бы предложить извозчику свой зонтик: он стоил уж конечно больше восемнадцати пенсов. Но такие мысли приходят в голову задним числом. В данный же момент он видел единственное спасение в бегстве.

-- Эй вы, подержите-ка кто-нибудь лошадь! -- крикнул извозчик.

Дюжина рук услужливо выхватила у него вожжи, и задремавшая было кляча стала бешено порываться вперед.

-- Эй! Остановите ее! -- кричал извозчик.

-- Упала! -- в восторге заорали зрители.

-- На подол себе наступила, -- пояснила неряшливо одетая женщина. -- В этих юбках бегать -- не дай бог.

-- Нет, ничего, встала! -- взвизгнул юный водопроводчик и в упоении шлепнул себя по ляжке. -- Ох, и здорово бежит, черт ее подери!

К счастью, площадь была безлюдна, а Джонни был мастер бегать. Высоко подобрав левой рукой юбки, верхнюю и нижнюю, он мчался через площадь со скоростью пятнадцати миль в час. Мальчишка из мясной кинулся ему наперерез, расставив руки, чтобы загородить дорогу. Мальчишку этого потом три месяца дразнили тем, как "барышня" швырнула его наземь. К тому времени, когда Джонни добежал до Стрэнда, погоня осталась далеко позади. Джонни опустил юбки и перешел на более женственный аллюр. Через Боу-стрит и Лонг-Эйкр он благополучно добрался до Грейт-Квин-стрит и на пороге своего дома покатился со смеху. Приключения его были очень забавны, но все же он не жалел, что они пришли к концу. Даже и самые остроумные шутки могут надоесть. Джонни позвонил.

Дверь отворилась. Джонни хотел войти, но рослая костлявая женщина загородила ему дорогу.

-- Вам чего? -- осведомилась костлявая женщина.

-- Хочу войти, -- объяснил Джонни.

-- А зачем это вам понадобилось?

Вопрос показался Джонни нелепым, но, поразмыслив, он сообразил. Перед ним была не миссис Пегг, его хозяйка, а, видимо, какая-то ее приятельница.

-- Да вы не беспокойтесь. Я живу здесь. Просто я забыл взять с собой ключ, только и всего.

-- Тут во всем доме ни одной женщины нет. И не будет, -- решительно заявила костлявая женщина.

Все это было очень досадно. Джонни совершенно не предвидел таких осложнений. Он так радовался, что добрался до дому. А теперь придется объяснять... Хоть бы по крайней мере не дошло до клуба!..

-- Попросите миссис Пегг выйти сюда на минутку.

-- Ее дома нет.

-- Как -- дома нет?

-- Уехала в Рамфорд, если желаете знать, -- с матерью повидаться.

-- В Рамфорд?

-- Сказано вам: в Рамфорд, чего же еще?

-- Когда... когда она вернется?

-- В воскресенье вечером, к шести часам.

Джонни взглянул на костлявую женщину, представил себе, как он будет рассказывать ей истинную, неприкрашенную правду, а она не поверит ни единому его слову. И вдруг его осенило.

-- Я сестра мистера Булстрода, -- робко сказал Джонни. -- Он ждет меня -- он знает, что я приеду.

-- Да ведь вы, кажется, говорили, что живете здесь.

-- Я хотела сказать, что он живет здесь, -- еще более четко пояснил бедный Джонни, -- во втором этаже, вы же знаете.

-- Знаю. Есть такой. Но только его сейчас дома нету.

-- Дома нету?

-- Ушел -- еще в три часа.

-- Я пройду в его комнату и подожду его.

-- Никуда вы не пройдете.

На минуту у Джонни мелькнула мысль отшвырнуть ее и силой войти, но вид у костлявой женщины был грозный и решительный. Выйдет скандал -- чего доброго, пошлют за полицией. Джонни часто хотелось увидать свое имя в печати, но сейчас он такого желания почему-то не испытывал.

-- Пожалуйста, впустите меня, -- взмолился Джонни. -- Мне больше некуда идти.

-- А вы погуляйте -- проветритесь. Он, наверное, скоро вернется.

-- Но дело в том, что...

Костлявая женщина захлопнула дверь.

У подъезда ресторана на Веллингтон-стрит, откуда доносились всякие вкусные запахи, Джонни остановился, чтобы собраться с мыслями.

-- О черт! Куда же это я девал свой зонтик? Я... нет, нет! Должно быть, я обронил его, когда этот осел хотел меня задержать. Ну и везет же мне, ей-богу!

У следующего ресторана, на Стрэнде, Джонни опять остановился.

-- Как же мне дожить до воскресенья вечером? Где я буду ночевать? Дать телеграмму домой? Черт побери, ведь мне же не на что даже телеграмму послать. Вот потеха, честное слово!.. -- Сам того не замечая, Джонни стал говорить вслух. -- О, поди ты к...

Последние слова Джонни обращены были к долговязому рассыльному, вздумавшему было выразить ему сочувствие.

-- Вот так здорово! -- изумилась проходившая мимо цветочница. -- А небось корчит из себя благородную!

Торговец, продававший пуговицы и запонки с ларька на углу, вздохнул:

-- Нынче все благородные...

Мысль, сперва неясная, потом все более и более отчетливая, увлекала Джонни по направлению к Бедфорд-стрит. "Почему бы и нет? -- говорил себе Джонни. -- Пока еще ни у кого не явилось подозрения. Почему именно они должны догадаться? Если они узнают меня, они меня задразнят насмерть -- но почему непременно они должны узнать? А что-нибудь предпринять необходимо".

Он быстро пошел дальше. У подъезда клуба Автолика он минутку помедлил, потом набрался храбрости и толкнул входную дверь.

-- Мистер Херринг -- мистер Джек Херринг здесь?

-- Вы найдете его в курительной, мистер Булстрод, -- ответил старик швейцар, не поднимая глаз от вечерней газеты.

-- Будьте добры, попросите его на минутку выйти сюда.

Старый Гослин поднял голову, снял очки, протер их и опять надел на нос.

-- Скажите, пожалуйста, что его спрашивает мисс Булстрод -- сестра мистера Булстрода.

Когда старый Гослин заглянул в курительную, там шел серьезный спор о Гамлете -- был он помешан или только притворялся.

-- Мистер Херринг, вас спрашивает дама.

-- Кто меня спрашивает?

-- Дама, сэр. Мисс Булстрод, сестра мистера Булстрода. Она дожидается внизу.

-- Я даже не знал, что у него есть сестра, -- сказал Джек Херринг, вставая с места.

-- Погодите минутку, -- сказал Гарри Беннет, -- затворите-ка дверь. Не уходите. -- Швейцар притворил дверь и вернулся обратно. -- Дама в сиреневом платье с кружевным воротничком и тремя воланами на юбке?

-- Точно так, мистер Беннет.

-- Это он сам -- Младенец.

Вопрос о помешательстве Гамлета был мгновенно забыт.

-- Я нынче утром заходил к Стинчкумбу, -- объяснил Гарри Беннет, -- и видел на прилавке полный женский костюм, который собирались отправить Джонни на квартиру. Платье -- то самое. Это он вздумал подшутить над нами.

Члены клуба переглянулись.

-- Я вижу здесь большие возможности, если только взяться за дело умеючи, -- помолчав, заметил Шотландец.

-- Правильно, -- поддержал его Джек Херринг. -- Подождите меня здесь, -- жаль будет, если мы испортим дело.

Через десять минут Джек вернулся и шепотом стал рассказывать.

-- Необычайно грустная история: бедная девушка сегодня приехала из Дербишира повидаться с братом, не застала его дома, -- оказывается, он ушел в три часа, и она боится, не случилось ли с ним чего-нибудь! Хозяйка уехала в Рамфорд, к матери, и оставила вместо себя какую-то старую каргу, которая не пускает бедняжку в комнату брата подождать его.

-- Как это печально, когда невинное, беспомощное существо попадает в беду! -- вздохнул Сомервилль, по прозвищу Адвокат-без-практики.

-- Это еще не самое худшее, -- продолжал Джек. -- Бедную девочку обокрали, даже зонтик стащили, и она сидит без гроша: не обедала и не знает, где бы ей переночевать.

-- Ну, это он уж того, переборщил, -- заметил Порсон.

-- Мне кажется, я понимаю, -- сказал Адвокат-без-практики. -- Случилось вот что. Он решил потешиться над нами, нарядился барышней и вышел из дому, не захватив с собой ни денег, ни ключа от входной двери. Хозяйка, может быть, действительно уехала в Рамфорд, а если даже не уехала, все-таки ему пришлось бы звонить, объясняться. Чего же он просит -- соверен взаймы?

-- Даже два.

-- Ага, это он хочет купить себе костюм. Не давай ему, Джек. Наш долг -- показать ему все безрассудство таких нелепых эскапад.

-- Ну, покормить его обедом все же следовало бы, -- вставил словечко добрый толстяк Порсон.

-- Я предлагаю вот что, -- усмехнулся Джек. -- Давайте, сведем его к миссис Постуисл. Она мне до известной степени обязана -- это я устроил в ее лавочке почтовую контору. Препоручим его ее материнским заботам, -- пусть там переночует, а завтра мы начнем его "развлекать", и вы увидите: ему первому надоест эта шутка.

План понравился, -- семеро членов клуба Автолика пошли проводить "мисс Булстрод" до ее новой квартиры, и все завидовали Джеку Херрингу, удостоившемуся чести нести ее сумочку. Все семеро дали понять "мисс Булстрод", что они душою рады услужить ей, хотя бы из дружеского расположения к ее брату -- "удивительно милый мальчик! Правда, умом не блещет, ну да это ведь не его вина". Однако "мисс Булстрод" особой признательности, по-видимому, не чувствовала. Она твердила свое -- может, кто-нибудь даст ей взаймы два соверена, тогда она никому больше не доставит хлопот. Но на это они, в ее же интересах, не соглашались. Джек напомнил ей, что ведь один раз ее уже обокрали. Лондон -- город опасный для молодых и неопытных. Гораздо лучше, если они будут оберегать ее и заботиться о ней -- много ли девушке надо? Очень неприятно отказывать даме в таком пустяке, но благополучие сестры их дорогого товарища превыше всего. "Мисс Булстрод" сокрушалась, что отнимает у них столько времени. Джек Херринг возражал, что ни один порядочный англичанин не пожалеет о времени, потраченном на то, чтобы выручить из беды прелестную девушку.

Прибыв на место, Джек Херринг отозвал миссис Постуисл в сторонку.

-- Это сестра одного нашего хорошего знакомого, -- сообщил Джек Херринг.

-- Красивая девушка, -- одобрила миссис Постуисл.

-- Я утром опять зайду. А пока что вы не спускайте ее с глаз и, главное, не давайте ей денег взаймы.

-- Понятно, -- сказала миссис Постуисл.

"Мисс Булстрод" отлично поужинала холодной бараниной и бутылкою пива, откинулась на спинку стула, заложила ногу на ногу и, глядя в потолок, мечтательно заметила:

-- Интересно знать, какой вкус в папироске. Мне часто хотелось попробовать.

-- Прескверный вкус, особенно если кто не привык, -- ответила миссис Постуисл, сидевшая тут же, с вязаньем в руках.

-- А я слыхала, что некоторые девушки курят.

-- Ну, это что уж за девушки!

-- Я знала одну очень милую девушку, -- продолжала "мисс Булстрод", -- которая всегда выкуривала папироску после ужина. Она говорила, что это успокоительно действует на нервы.

-- Будь она на моем попечении, она бы этого не говорила, -- заметила миссис Постуисл.

"Мисс Булстрод" беспокойно заерзала на своем стуле.

-- Знаете, что? Я не прочь прогуляться перед сном, -- сказала она.

Миссис Постуисл отложила вязанье.

-- Ну что ж, пойдемте.

-- Зачем же вам беспокоиться? Вы, наверно, устали.

-- Ничуть. Мне тоже будет полезно подышать свежим воздухом.

В некоторых отношениях миссис Постуисл оказалась весьма удобной спутницей. Она не задавала вопросов, а только отвечала, когда ее спрашивали, что в этот вечер бывало не часто. Через полчаса "мисс Булстрод" сказала, что у нее разболелась голова и, пожалуй, ей лучше вернуться домой и лечь спать. Миссис Постуисл тоже нашла, что это будет самое благоразумное.

-- Да уж, конечно, лучше, чем без дела шататься по улицам, -- проворчал Джонни, притворяя за собой дверь своей спальни. -- Завтра я должен добыть себе папирос, хотя бы для этого пришлось обокрасть ее кассу. Это что же такое? -- Джонни на цыпочках подкрался к двери. -- Черт побери! Заперла!

Джонни сел на кровать и принялся обдумывать свое положение. "Я, кажется, никогда не выпутаюсь из этой истории!.. -- Он расшнуровал корсет. -- Слава тебе господи!-- прошептал он благочестиво, любуясь тем, как тело его постепенно принимает нормальные очертания. -- Но, кажется, я успею привыкнуть к нему раньше, чем мне удастся от него избавиться".

Ночью ему снились самые нелепые сны.

Весь следующий день -- пятницу -- Джонни оставался "мисс Булстрод", надеясь, вопреки рассудку, что ему удастся вернуть себе свободу, ни в чем не сознавшись. Весь клуб Автолика, по-видимому, влюбился в него.

"Мне казалось, что я сам слабоват по части женского пола, -- размышлял Джонни. -- Но эти идиоты! Можно подумать, будто они никогда не видали женщины!"

Они являлись поодиночке и небольшими группами и изъявляли свои чувства. Даже миссис Постуисл, привыкшая все принимать спокойно и без рассуждений, на этот раз сказала Джеку Херрингу:

-- Когда это вам надоест, вы меня предупредите.

-- Как только мы разыщем ее брата, разумеется, мы тотчас же свезем ее к нему.

-- А вы бы поискали его там, где его можно найти.

-- Что вы хотите сказать? -- удивился Джек.

-- А ничего -- то, что сказала.

Джек посмотрел на миссис Постуисл. Но лицо у нее было не из выразительных.

-- Ну что -- как у вас идет дело с почтовой конторой? -- осведомился Джек.

-- Почтовая контора для меня -- большое подспорье, и я не забыла, что обязана этим вам.

-- Полноте, я не к тому.

Они приносили подарки -- недорогие, больше так, для памяти или в знак уважения: конфеты, букетики, флаконы духов: Сомервиллю "мисс Булстрод" намекнула, что, если он действительно хочет доставить ей удовольствие, а не просто "заливает" -- за это жаргонное словечко она извинилась, выразив опасение, что позаимствовала его у брата, -- то пусть бы он принес ей коробку папирос Мессани N2. Сомервилль огорчился. Он, может быть, отстал от века, но... "Мисс Булстрод" оборвала его на полуслове, подтвердив, что так оно и есть, а потом надулась и замолчала.

Юную гостью водили в Музей восковых фигур. Водили на самый верх Монумента. Водили в Тауэр. Вечером ее повели в Политехникум смотреть "Духа Питера".

-- Вот этим так весело, -- говорили с изумлением и завистью другие туристы.

-- Ну, барышне-то не видно, чтобы было очень весело, -- возражали более наблюдательные.

-- Да, она у них какая-то угрюмая, -- соглашались дамы.

Стойкость, с какою "мисс Булстрод" переносила таинственное исчезновение своего брата, повергала ее поклонников в изумление и восторг.

-- Может, телеграфировать вашим родным в Дербишир? -- предлагал Джек Херринг.

-- Ради бога, не надо! -- горячо протестовала "мисс Булстрод", -- они страшно перепугаются. Самое лучшее будет, если вы одолжите мне два соверена и дадите мне возможность вернуться домой.

-- Ах нет, что вы! Вас, чего доброго, опять ограбят. Я поеду провожать вас.

Но "мисс Булстрод" уже передумала:

-- Может быть, Джонни завтра вернется. Он, вероятно, поехал погостить к кому-нибудь из знакомых.

-- Ему не следовало этого делать, раз он знал, что вы приедете.

-- Ну уж он всегда такой...

-- Если б у меня была молодая и красивая сестренка...

-- Ах, как вы мне надоели! Поговорим о чем-нибудь другом.

Джек Херринг, в особенности, выводил из терпения Джонни. Он, видимо, с первого взгляда был покорен красотой "мисс Булстрод", и в начале это даже забавляло Джонни. В уединении своей девичьей светелки Джонни теперь горько корил себя за то, что своим кокетством поощрял ухаживания Джека. От восхищения Херринг быстро перешел к влюбленности и теперь смотрел совсем идиотом. Настолько, что, не будь Джонни так поглощен своими заботами, это могло бы показаться ему подозрительным. Но после всего случившегося он ничему уже не удивлялся. "Слава богу, -- говорил он себе, гася свечу, -- эта миссис Постуисл, кажется, надежная женщина".

В тот самый момент, когда Джонни склонил на подушку усталую голову, его товарищи в клубе обсуждали план развлечений на завтрашний день.

-- Я думаю, -- говорил Джек Херринг, -- самое лучшее будет утречком свести ее в Хрустальный дворец. Утром там никого не бывает.

-- А днем в Гринвичский госпиталь, -- посоветовал Сомервилль.

-- А вечером послушать негритянский оркестр, -- предложил Порсон.

-- Вряд ли это удобно для молодой девицы, -- усомнился Джек. -- Они иной раз отпускают такие шуточки...

-- Мистер Брэндрем завтра вечером читает "Юлия Цезаря", -- сообщил Шотландец ко всеобщему сведению.

-- О чем это вы совещаетесь? -- спросил только что вошедший Александер-Поэт.

-- О том, куда бы повести завтра вечером мисс Булстрод.

-- Мисс Булстрод? -- не без удивления переспросил Поэт. -- Вы говорите о сестре Джонни?

-- Вот именно. А ты откуда знаешь? Ведь ты же был в Йоркшире.

-- Вчера вернулся. И ехал с нею вместе.

-- Ехал с нею вместе?

-- Да, от Мэтлок-Бата. Да что с вами со всеми? У вас такой вид...

-- Присядь, -- пригласил его Адвокат-без-практики. -- Давайте обсудим все спокойно.

Александер, заинтересованный, сел.

-- Ты говоришь, что вчера приехал в Лондон с мисс Булстрод. Ты уверен, что это была мисс Булстрод?

-- Уверен? Да я ее с детства знаю.

-- Когда ты приехал в Лондон?

-- В половине четвертого.

-- И что же с нею сталось? Куда она должна была ехать с вокзала?

-- А я не спросил ее. Видел только, как она садилась в кэб. Я торопился и... что это такое с Херрингом?

Херринг вскочил и, схватившись за голову, быстро шагал из угла в угол.

-- Не обращай внимания. Мисс Булстрод -- ей сколько лет?

-- Восемнадцать -- нет, уже девятнадцать исполнилось.

-- Она такая высокая, красивая?

-- Да. А что, с ней что-нибудь случилось?

-- Ничего. С нею-то ровно ничего не случилось. Весело проводит время, и только.

Поэт был рад это слышать.

-- Час тому назад, -- начал Джек Херринг, все еще сжимая голову руками, как бы для того, чтоб удостовериться, что она на месте, -- час тому назад я спросил ее, может ли она когда-нибудь полюбить меня. Как вы думаете, можно рассматривать это как предложение руки и сердца?

Все члены клуба сошлись на том, что это равносильно предложению.

-- Но позвольте. Почему же? Я просто так спросил, без всякой цели.

Члены клуба в один голос заявили, что это увертка, недостойная джентльмена.

Времени терять было нельзя. Джек Херринг тут же сел писать письмо мисс Булстрод.

-- Но я не понимаю... -- начал Поэт.

-- Господа, да уведите его куда-нибудь и объясните ему! -- простонал Джек Херринг. -- Я не в состоянии думать, когда кругом такой шум.

-- Но почему же Беннет?.. -- прошептал Порсон.

-- А где Беннет? -- крикнуло сразу несколько голосов.

Беннета со вчерашнего дня не видали.

Письмо Джека "мисс Булстрод" получила на другое утро, за завтраком. Прочитав его, "мисс Булстрод" встала и попросила миссис Постуисл дать ей взаймы полкроны

-- Мистер Херринг наказывал мне ни под каким видом не давать вам денег, -- сказала миссис Постуисл.

"Мисс Булстрод" протянула ей письмо.

-- Прочтите это, и вы, может быть, согласитесь со мной, что ваш Херринг осел.

Миссис Постуисл прочла письмо и принесла полкроны.

-- Я бы вам советовала первым делом побриться -- конечно, если вам не надоело валять дурака.

"Мисс Булстрод" сделала большие глаза. Миссис Постуисл преспокойно продолжала завтракать.

-- Не говорите им! -- умолял Джонни. -- По крайней мере сейчас не говорите.

-- И не подумаю. Мне-то какое дело.

Двадцать минут спустя настоящая мисс Булстрод, гостившая у своей тетки в Кенсингтоне, изумлялась, читая наскоро набросанную записку, которую доставил ей в конверте рассыльный: "Мне нужно поговорить с тобой -- наедине. Не кричи, когда увидишь меня. Ничего особенного не случилось. Объясню в двух словах. Любящий тебя брат Джонни".

Двух слов оказалось мало, но в конце концов Младенец все объяснил.

-- Долго ты еще будешь смеяться? -- спросил он.

-- Но ты такой уморительный в этом наряде, -- оправдывалась сестра.

-- Они этого не находили. Я их здорово провел. Держу пари, что за тобой никогда так не ухаживали.

-- А ты уверен, что провел их?

-- Приходи в клуб сегодня вечером в восемь часов и увидишь. Может быть, потом я сведу тебя в театр -- если ты будешь умницей.

Сам Младенец явился в клуб около восьми часов. Его встретили очень сдержанно.

-- Мы уж хотели разыскивать тебя через полицию, -- сухо заметил Сомервилль.

-- Меня вызвали неожиданно -- по очень важному делу. Страшно признателен вам, господа, за все, что вы сделали для моей сестры. Она только что рассказала мне.

-- Ну полно, стоит ли об этом говорить?

-- Нет, правда, я вам страшно благодарен. Не знаю, что бы она делала без вас.

Члены клуба наперебой уверяли, что это сущие пустяки. Их скромность и упорное нежелание вспоминать о своих добрых делах были прямо трогательны. Они все время старались перевести разговор на другую тему.

-- Особенно восторженно она отзывалась о тебе, Джек, -- упорствовал Младенец. -- Я никогда не слыхал, чтоб она кем-либо так восхищалась.

-- Ты же понимаешь, голубчик, что для твоей сестры... все, что я был в силах...

-- Знаю, знаю; я всегда чувствовал, что ты меня любишь.

-- Ну полно же, будет об этом! -- умолял Джек Херринг.

-- Только вот письма твоего сегодняшнего она как-то не поняла, -- продолжал Младенец, игнорируя просьбу Джека. -- Она боится, что ты счел ее неблагодарной.

-- Видишь ли, -- принялся объяснять Джек Херринг, -- я опасался, что две-три моих фразы она могла истолковать неправильно. И я написал ей, что бывают дни, когда я как будто не в себе -- сам не знаю, что делаю.

-- Это неудобно, -- заметил Младенец.

-- Очень. Вот и вчера был один из таких дней.

-- Сестра мне говорила, что ты был очень добр к ней. Сначала ей показалось не очень любезным с твоей стороны, что ты не хотел одолжить ей немного денег. Но, когда я объяснил ей...

-- Конечно, это было глупо, -- поспешил согласиться Джек. -- Теперь я это вижу. Я сам нынче утром пошел объясниться с ней. Но ее уже не было, а миссис Постуисл советовала мне лучше и не объясняться. Я так ругаю себя...

-- Голубчик, за что же ты ругаешь себя? Ты поступил благородно. Она нарочно хотела сегодня зайти в клуб, чтобы поблагодарить тебя.

-- Ни к чему это, -- сказал Джек Херринг.

-- Вздор! -- сказал Младенец.

-- Нет, право. Ты извини меня: но все-таки я лучше не выйду к ней. Лучше мне с ней не встречаться.

-- Да она уже здесь, -- возразил Младенец, беря из рук швейцара визитную карточку. -- Ей это покажется странным.

-- Нет, право, я лучше не пойду, -- жалобно повторил Джек.

-- Это невежливо, -- заметил Сомервилль.

-- Иди сам.

-- Меня она не желает видеть.

-- Как не желает? -- возразил Младенец. -- Я забыл сказать, что она обоих вас желает видеть.

-- Если я ее увижу, -- сказал Джек, -- я скажу ей всю правду.

-- А знаешь -- я думаю, это будет проще всего, -- решил Сомервилль.

Мисс Булстрод сидела в вестибюле; и Джек и Сомервилль нашли, что ее теперешнее, более скромное платье гораздо больше ей к лицу.

-- Вот они, -- торжественно возвестил Джонни. -- Вот Джек Херринг, а вот и Сомервилль. Представь себе, я едва убедил их выйти повидаться с тобой. Милый старый Джек, он так застенчив.

Мисс Булстрод поднялась с кресла и сказала, что не знает, как благодарить их за всю их доброту к ней. Мисс Булстрод, по-видимому, была очень растрогана; голос ее дрожал от волнения.

-- Первым делом, мисс Булстрод, -- начал Джек Херринг, -- мы считаем необходимым признаться вам, что все это время мы принимали вас за вашего брата, переодетого в женское платье.

-- А-а! -- воскликнул Младенец. -- Так вот в чем дело? Если б я только знал... -- Он запнулся и горько пожалел о своих словах.

Сомервилль схватил его за плечи и поставил рядом с сестрой под газовым рожком.

-- Ах ты... негодник! -- сказал Сомервилль, -- Да ведь это все-таки был ты.

Младенец, видя что игра проиграна, и утешаясь тем, что не он один одурачен, сознался во всем.

В тот вечер -- и не только в тот вечер -- Джек Херринг и Сомервилль были с Джонни и его сестрою в театре. Мисс Булстрод нашла Джека Херринга "очень милым" и сказала об этом брату. Но Сомервилль, Адвокат-без-практики, понравился ей еще больше и впоследствии, когда Сомервилль, уже утративший право на свое прозвище, подверг ее допросу, призналась ему в этом сама.

Но все это не имеет отношения к нашей истории. Кончается она тем, что в условленный день, в понедельник, мисс Булстрод явилась под видом "мисс Монтгомери" к Джауиту и заручилась для последней страницы "Хорошего настроения" объявлением о мраморном мыле на шесть месяцев, по двадцати пяти фунтов стерлингов в неделю.

Оставить комментарий Джером Джером Клапка (перевод: Зинаида Журавская) (yes@lib.ru) Год: 1904 Обновлено: 04/09/2010. 56k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы Томми и Кo	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Перевод Зинаиды Журавской.

Джером Джером Клапка Младенец вносит свой вклад

Младенец вносит свой вклад

Из книги "ТОММИ И Кº", 1904

Джером Джером Клапка
Младенец вносит свой вклад