Мы на съемках в Армавире[i]. В совхозе Хуторок. Ночь. Только что, тревожно оглашая спящую степь, прошли, стуча, трактора. Эти колонны из соседних совхозов идут к месту съемок на завтра. Они потащат тридцать два комбайна.
Вдруг стучат в двери. Принесли телеграммы. Молнию. Не люблю телеграммы. Всегда какая-нибудь неприятность... На этот раз нет. Молния от Бубекина. "Комсомольская правда" хочет выслать специального корреспондента[ii]. Розенфельд. Молнию обратно: "Приветствую согласен". День. Два. Три. Проходят большие съемки. Подходят малые. Проходят и они. Чемоданы сложены. Розенфельда нет... Появляется Майк (так звали его американцы в Номе на Аляске, где он был со Слепневым)[iii] уже в Харькове. Оказывается, был приступ малярии. Не мог выехать в Армавир. Не верю. Не верю! Майк не из тех, кого может трясти кто-либо. Даже малярия. При встрече с ней не она, а он окажется трясущим! Таков Майк. Таково от него впечатление. И впечатление здесь вряд ли обманчиво. Майк очеркист. Им дано нас обследовать. Терзать пером. Подглядывать за нами. Влагать нам в уста высказывания, о которых мы не думали, и налагать неумолимую печать молчания именно на то, что наш брат хотел бы особенно видеть в печати. Мы то, что из нас угодно сделать очеркисту. Око за око. Кто сделает то же в отношении очеркиста? Зуб за зуб. И на этот зуб возьмем Михаила (Майка) Розенфельда.
Я видел многих журналистов всех цветов, пород и оттенков. Язвительных молодых людей соц[иал]-демократических газет, старавшихся исказить каждое слово и мысль; чрезмерно усердных энтузиастов, перехлестывавших в другую сторону, предвзятых писак буржуазных листков; загнанных коней репортажа, блестящих мастеров самопишущего пера (во всех отношениях) в обслуживании американских газет; непробудно пьянствующих и скучающих "специальных корреспондентов" газетных трестов в отдаленных тропических местечках. Примеры энергии, апатии, находчивости, недобросовестности, добропорядочности.
В галерее их вышеупомянутый Майк -- совсем особое явление. С совершенно баснословной энергией, настойчивостью, находчивостью, которыми может похвастать не один из иностранных очеркистов, он соединяет замечательное качество. Думаю, что качество это сугубо советское: замечательное растворение внутри того коллектива, куда он попадает. Майк становится членом того коллектива, куда его заносит воля редакции "Комсомольской правды". И тут характерно, что он отнюдь не беспрекословен и едет лишь туда, куда его влечет. Майк меньше всего наблюдатель. И Майк больше всего -- участник. Я это вижу по своей киноэкспедиции. Я сужу об этом по тому углу зрения, с которого он рассказывает в перерывах между делом о бесчисленном ряде экспедиций, которые зачерчивало его перо. Этот угол -- изнутри. И поэтому он такой объемлющий, и потому в его очерках бьется настоящий пульс и по строчкам его пробегает действительная жизнь и действительность. Во время спасения "Малыгина"[iv] это достигает предельной степени -- спецкор становится политруком спасательных команд, и на груди его орден за заслуги, выходящие далеко за пределы литературной работы. Майк прежде всего строитель. И, попадая на новый участок познавания нашей действительности, он прежде всего становится ее участником. Вот где, по-видимому, основной "профессиональный секрет" этого замечательного парня с манерами лучших представителей мировой прессы, а стилем и содержанием -- никого, поскольку то, что он описывает в очерках -- от ЭПРОНА до челюскинцев, от спасения на Истре до полета стратостата -- беспрецедентно по внутренним качествам своей социалистической значимости. Вот где тайна обаяния его очерков. Вот где тайна обаяния его самого.
Наша харьковская киноэкспедиция -- тяжелая экспедиция. Тяжела не горячкой работы. Тяжела -- обратной стороной. Поднять съемку среди города, отнюдь не привыкшего к урагану кинодействительности. Города, живущего своими планами: промфин и другими. Города, имеющего свои цели, задачи, задания. Поднять съемку среди такого города нелегко. Где сочувствие и содействие налицо, там не всегда соответствие темпов. А кое-где и самочувствие надо воспитать, вызвать, распалить. Порывы наталкиваются на затруднения. Вязнут в телефонных проводах переговоров с Москвой, виснут на телеграфных сетях перевранных разговоров. Обычная картина. Ее дополняют осадочки не всегда кстати... Биография съемочной группы знает и месяц дождей в Муганских степях[v]. И шесть недель тропических ливней в Тетлапайаке[vi] еще более отдаленной Мексики. И Зимний дворец, внезапно обросший лесами ремонта, ровно за сутки до съемок осады его для "Октября", чем были сорваны первые дни съемки. И эскадру на Черном море, ушедшую на зимовку за два дня раньше, и т. д. и т. д.
Выдержка на "простой" (неизбежный) воспитана годами. Но на этот раз -- нервность повышена. Если Майк стал сочленом коллектива экспедиции, то и его дело стало делом экспедиции. Наши перерывы -- его перерывы. Нарушение хода съемок -- нарушение нормального тока его специальной корреспонденции...
На кинофестивале мы видели прекрасную картину "Вива Вилья". При штабе Панчо Вильи есть журналист. Он посылает в газету сообщение о взятии Вильей одного города раньше, чем Панчо его взял. Чтобы не выставить своего друга лгуном, Панчо Вилья срочно берет город. Чтобы не создавать перерыва в корреспонденции Майка, съемочная группа делает сверхусилия. Дело Майка -- наше дело, как наше дело -- дело Майка.
Сворачиваются последние сопротивления. Мы выходим в поля. На своем посту Розенфельд. Съемки двинулись. Трактора идут. Ручка аппарата крутится... Ручка Майка забегала по бумаге.
Есть в "Вива Вилья" еще одна сцена -- финал. Когда, подстреленный предательской рукой, умирает Панчо. Рядом с ним его друг. И Панчо просит в отчете об его смерти средактировать ему слова, достойные последних его мгновений...
Я не знаю, где меня застигнет пуля. И это не в шутку. В случае войны киноаппарат наш зарядится пулеметной лентой. Киноработа на фронтах -- впереди у всех нас. И как армия и все сыны великой страны готовы в любой момент стать на защиту нашей родины, так и армия кинематографистов только ждет сигнала, чтобы ринуться в бой.
Но обещаю, если меня хватит пуля, крепко зажимать свою рану до приезда Розенфельда (если "Комсомольская правда" его пришлет ко мне). Так как вряд ли догадаюсь, что надо будет сказать по такому случаю...
Впрочем, Майк может не беспокоиться. За глаза ему доверяю за меня сказать "последние слова". Хотя, думаю, и слов не будет нужно. Какие тут слова.
Да вряд ли хватит пуля. Ведь не посмеет подлый враг подняться на Союз, если впредь с таким же размахом все мы будем крепить его мощь.
Ну а уж если же и будет война, то уверен, с Майком рядом будем драться в первых же рядах!
Комментарии
Публикуется впервые по автографу Эйзенштейна, хранящемуся в его архиве (ЦГАЛИ, ф. 1923, оп. 2). Статья написана в 1940 г.
Литературный портрет известного советского журналиста Михаила Константиновича Розенфельда (1906 -- 1942). М. К. Розенфельд (как его именует Эйзенштейн -- "Майк") известен своим участием в полярных экспедициях 1930-х гг., путешествиями по Северу, по Монголии и Средней Азии. Ему принадлежит сценарий фильма "Ущелье Аламасов" (реж. В. Шнейдеров, 1937). М. К. Розенфельд присутствовал при съемках фильмов Эйзенштейна "Бежин луг" и "Александр Невский". Погиб во время Великой отечественной войны. Архив М. К. Розенфельда хранится в ЦГАЛИ (ф. 1669).
-----
[i]Мы на съемках в Армавире. -- Речь идет о съемках фильма "Бежин луг" на Северном Кавказе в 1936 г., в районе города Армавира.
[ii]"Комсомольская правда" хочет выслать специального корреспондента. -- М. К. Розенфельд числился специальным корреспондентом "Комсомольской правды", употребляя его шутливое выражение "по особо важным делам". Бубекин, о котором упоминается в статье Эйзенштейна, -- ответственный редактор "Комсомольской правды".
[iii]Слепнев М. Т. (р. 1896) -- летчик полярной авиации, принявший в 1934 г. участие в спасении экипажа ледокола "Челюскин", раздавленного льдами в Восточно-Сибирском море. Самолет М. Т. Слепнева (на борту которого находился М. К. Розенфельд) летел в район поисков челюскинцев через Америку, через Аляску. М. Т. Слепневу (как и другим летчикам, принимавшим участие в спасении челюскинцев) было присвоено звание Героя Советского Союза.
[iv]Во время спасения "Малыгина"... -- Ледокол "Малыгин" в 1933 г. потерпел крушение около о. Шпицбергена. Работы по спасению "Малыгина" и снятию его с камней проводились в очень широком масштабе; был привлечен ЭПРОН -- Экспедиция подводных работ особого назначения. В "Комсомольской правде" М. К. Розенфельд подробно освещал эту эпопею.
[v] ... месяц дождей в Муганских степях. -- Съемка фильма "Старое и новое" проводились зимой 1926 г. в Муганских степях, в Азербайджане.
[vi]И шесть недель тропических ливней в Тетлапайаке... -- Имеются в виду съемки фильма "Да здравствует Мексика!" в Мексике в 1930 г.