Екатерина Вторая
Аллегорические сказки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 4.69*16  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка о царевиче Хлоре
    Сказка о царевиче Февее

Екатерина II

Аллегорическія сказки

   Сочиненія императрицы Екатерины II.
   Произведенія литературныя. Подъ редакціей Apс. И. Введенскаго.
   С.-Петербургъ. Изданіе А. Ф. Маркса. 1893.
   

http://az.lib.ru

   1. Сказка о царевичѣ Хлорѣ
   2. Сказка о царевичѣ Февеѣ
   

I.

СКАЗКА О ЦАРЕВИЧѢ ХЛОРѢ.

   
   До временъ Кія, князя кіевскаго, жилъ да былъ въ Россіи царь добрый человѣкъ, который любилъ правду и желалъ всѣмъ людямъ добра: онъ часто объѣзжалъ свои области, чтобъ видѣть, каково жить людямъ, и вездѣ навѣдывался, дѣлаютъ ли правду.
   У царя была царица. Царь и царица жили согласно; царица ѣзжала съ царемъ и не любила быть съ нимъ въ разлукѣ.
   Пріѣхалъ царь съ царицею въ одинъ городъ, построенный на высокой горѣ посреди лѣса. Тутъ родился царю сынъ дивныя красоты, ему дали имя Хлоръ; но посреди сей радости и тридневнаго празднества царь получилъ непріятное извѣстіе, что сосѣди его неспокойно живутъ, въѣзжаютъ въ его земли и разныя обиды творятъ пограничнымъ жителямъ. Царь взялъ войски, кои въ близости въ лагерѣ стояли, и пошелъ съ полками для защиты границы. Царица поѣхала съ царемъ. Царевичъ остался въ томъ городѣ и домѣ, гдѣ родился. Царь приставилъ къ нему семерыхъ нянь разумныхъ и въ дѣтскомъ воспитаніи искусныхъ. Городъ же царь укрѣпить велѣлъ стѣною изъ дикаго камня, по угламъ съ башнями по старинному обычаю; на башняхъ пушекъ не поставили, тогда еще нигдѣ не имѣли пушекъ. Домъ, въ которомъ жить остался царевичъ Хлоръ, хотя и не построенъ былъ изъ сибирскаго мрамора и порфира, но весьма хорошъ и покойно расположенъ былъ; позади палатъ насажены были сады съ плодовитыми деревьями, возлѣ которыхъ выкопаны пруды съ рыбами украшали мѣстоположеніе; бесѣдки же разныхъ народовъ вкуса, откуда видъ далеко простирался въ округъ лежащихъ поляхъ и долинахъ, придавали пріятство тому обитанію.
   Какъ царевичъ сталъ вырастать, кормилица и няни начали примѣчать, что сколь былъ красивъ, столь же былъ уменъ и живъ, и повсюду слухъ носился о красотѣ, умѣ и хорошихъ дарованіяхъ царевича. Услышалъ о томъ какой-то ханъ киргизской, на дикой степи кочующій съ кибитками, полюбопытствовалъ видѣть толь дивное дитя, и увидѣвъ, пожелалъ дитя увезти съ собою въ степь, зачалъ просить нянь, чтобъ поѣхали съ царевичемъ къ нему въ степь; няни сказали со всякою учтивостію, что имъ того безъ дозволенія царя дѣлать нельзя, что онѣ не имѣютъ чести знать господина хана, и съ царевичемъ не ѣздятъ къ незнакомымъ людямъ въ гости. Ханъ не былъ доволенъ тѣмъ учтивымъ отвѣтомъ, присталъ пуще прежняго, подобно какъ неѣвшій къ тѣсту, одно просилъ, чтобъ няни поѣхали къ нему съ дитятею въ степь; но, получивъ твердый отказъ, наконецъ понялъ, что просьбами не успѣетъ въ своемъ намѣреніи, прислалъ къ нимъ подарокъ; онѣ, поблагодаря, отослали дары обратно и велѣли сказать, что онѣ ни въ чемъ нужды не имѣютъ. Ханъ упрямъ былъ, пребывая въ своемъ намѣреніи, думалъ, какъ быть? Пришло ему на умъ, нарядился въ изодранную одежду и сѣлъ у воротъ сада, будто человѣкъ старый и больной, просилъ милостыни у мимоходящихъ. Царевичъ прогуливался въ тотъ день по саду, увидѣлъ, что у воротъ сидитъ какой-то старикъ, послалъ спроситъ, что за старикъ. Побѣжали, спросили, что за человѣкъ. Возвратились съ отвѣтомъ, что больной нищій. Хлоръ, какъ любопытное дитя, просился посмотрѣть больного нищаго; няни унимали Хлора, сказали, что смотрѣть нечего, и чтобъ послалъ къ нему милостыню. Хлоръ захотѣлъ самъ отдать деньги, побѣжалъ впередъ, няни побѣжали за нимъ; но чѣмъ няни скорѣе побѣжали, то младенецъ шибче пустился бѣжать, побѣжалъ за ворота, и подбѣжавъ къ мнимому нищему, зацѣпился ножкою за камешекъ и упалъ на личико; нищій вскочилъ, поднялъ дитя подъ руки и спустился съ нимъ подъ гору. Тутъ стояли вызолоченныя роспуски, бархатомъ обитыя, сѣлъ на роспуски и ускакалъ съ царевичемъ въ степь; няни, какъ добѣжали до воротъ, не нашли уже ни нищаго, ни дитяти, ни слѣда ихъ не видали да и дороги тутъ не было, гдѣ ханъ съ горы спустился, сидя держалъ царевича передъ собою одною рукою, какъ будто курочку за крылышко, другою же рукою махнулъ шапкою чрезъ голову, и кричалъ три раза "ура". На сей голосъ няни прибѣжали къ косогору, но поздно, догнать не могли. Ханъ благополучно Хлора довезъ до своего кочевья и вошелъ съ нимъ въ кибитку, гдѣ встрѣтили хана его вельможи. Ханъ приставилъ къ царевичу старшину лучшаго; сей взялъ Хлора на руки и отнесъ его въ богато украшенную кибитку, устланную китайскою красною камкою и персидскими коврами, дитя же посадилъ на парчевую подушку и началъ тѣшить его; но Хлоръ очень плакалъ и жалѣлъ, что отъ нянь шибко побѣжалъ впередъ, и непрестанно спрашивалъ, куда его везутъ, зачѣмъ, на что, и гдѣ онъ? Старшина и съ нимъ находящіеся киргизцы насказали ему много басней; иной говорилъ, будто по теченію звѣздъ такъ опредѣлено, иной сказывалъ, будто тутъ лучше жить, нежели дома, всего насказали, окромѣ правды, но увидя, что ничто не унимало слезъ Хлора, вздумали его стращать небывальщиною, сказали: "перестань плакать, или оборотимъ тебя летучею мышью или коршуномъ, а тамъ волкъ, или лягушка тебя съѣстъ". Царевичъ небоязливъ былъ, посреди слезъ расхохотался такой нелѣпости. Старшина, увидя, что дитя пересталъ плакать, приказалъ накрыть столъ; столъ накрыли и кушанье принесли, царевичъ покушалъ, потомъ подали варенья въ сахарѣ и разные плоды, какіе имѣли; послѣ ужина раздѣли его и положили спать.
   На другой день рано, до свѣта, ханъ собралъ своихъ вельможъ к сказалъ имъ слѣдующее: "извѣстно вамъ да будетъ, что я вчерашній день привезъ съ собою царевича Хлора, дитя рѣдкой красоты и ума. Хотѣлось мнѣ заподлинно узнать, правда ли слышанное объ немъ; для узнанія же его дарованій употребить я намѣренъ разные способы". Вельможи, услыша слова ханскія, поклонились въ поясъ; изъ нихъ ласкатели похвалили ханскій поступокъ, что чужое, и то еще сосѣдняго царя, дитя увезъ; трусы потакали, говоря: "такъ, надёжа государь ханъ, какъ инако быть, какъ тебѣ на сердце прійдетъ"? Нѣсколько изъ нихъ, кои прямо любили хана, тѣ кивали головою, и когда ханъ у нихъ спрашивалъ, для чего не говорятъ, сказали чистосердечно: "дурно ты сотворилъ, что у сосѣдняго царя увезъ сына, и бѣды намъ не миновать, буде не поправишь своего постудка". Ханъ же сказалъ: "вотъ такъ, всегда вы ропщете противу меня", и пошелъ мимо ихъ, и какъ царевичъ проснулся, приказалъ принести его къ себѣ; дитя, увидя, что нести его хотятъ, сказалъ: "не трудитесь, я ходить умѣю, я самъ пойду", и вошедъ въ ханскую кибитку, всѣмъ поклонился, во-первыхъ хану, потомъ около стоящимъ направо и налѣво, послѣ чего сталъ предъ ханомъ съ почтительнымъ, учтивымъ и благопристойнымъ такимъ видомъ, что всѣхъ киргизцовъ и самого хана въ удивленіе привелъ. Ханъ однако, опомнясь, рекъ тако: "царевичъ Хлоръ! про тебя сказываютъ, что ты дитя разумное; сыщи мнѣ, пожалуй, цвѣтокъ розу безъ шиповъ, что не колется; дядька тебѣ покажетъ обширное поле, сроку же даю тебѣ трои сутки". Дитя паки поклонился хану, сказалъ: "слышу", и вышелъ изъ кибитки, пошелъ къ себѣ.
   Дорогою попалась ему на встрѣчу дочь ханская, которая была замужемъ за Брюзгой султаномъ. Сей никогда не смѣялся и серживался на другихъ за улыбку, ханша же была нрава веселаго и весьма любезна; увидя Хлора сказала: "здравствуй, царевичъ, здорово ли живешь? куда изволишь идти?" Царевичъ сказалъ, что, по приказанію хана батюшки ея, идетъ искать розу безъ шиповъ, которая не колется. Ханша Фелица, такъ ее звали, дивилась, что дитя посылаютъ искать таковой трудной вещи, и возлюбя младенца въ сердцѣ своемъ, сказала: "царевичъ, подожди маленько, я съ тобою пойду искать розу безъ шиповъ, которая не колется, буде батюшка ханъ позволитъ". Хлоръ пошелъ въ свою кибитку обѣдать, ибо часъ былъ обѣда, ханша къ хану, просить позволенія итти съ царевичемъ искать розу безъ шиповъ, которая не колется. Ханъ не токмо не позволилъ, но и запретилъ ей накрѣпко, чтобъ не шла съ дитятею искать розу безъ шиповъ, которая не колется.
   Фелица, вышедши отъ хана, мужа своего Брюзгу султана уговорила остаться при отцѣ ея ханѣ, сама же пошла къ царевичу; онъ обрадовался, какъ увидѣлъ ее, просилъ, чтобъ сѣла возлѣ него, на что она согласилась, и сказала ему: "Ханъ мнѣ не велитъ итти съ тобою, царевичъ, искать розу безъ шиповъ, которая не колется; но я тебѣ дамъ совѣтъ добрый, пожалуй не забудь; слышишь ли, дитя, не забудь, что тебѣ скажу". Царевичъ обѣщалъ вспомнить. "Отселѣ, въ нѣкоторомъ разстояніи", продолжала она, "какъ пойдешь искать розу безъ шиповъ, которая не колется, встрѣтишься съ людьми весьма пріятнаго обхожденія, кои стараться будутъ тебя уговорить итти съ ними, наскажутъ тебѣ веселій множество и что они то провождаютъ время въ безсчетныхъ забавахъ; не вѣрь имъ, лгутъ, веселія ихъ мнимыя и сопряжены со множествомъ скукъ. За симъ пріидутъ другіе, кои о томъ же еще сильнѣе тебя просить будутъ; откажи имъ съ твердостію: отстатнутъ. Потомъ войдешь въ лѣсъ, тутъ найдешь льстивыхъ людей, кои всячески стараться будутъ пріятными разговорами отвести тебя отъ истиннаго пути; но ты не забудь, что тебѣ единой цвѣтокъ, розу безъ шиповъ и которая не колется, искать надлежитъ. Я тебя люблю и для того я къ тебѣ вышлю на встрѣчу сына моего, и онъ поможетъ тебѣ найти розу безъ шиповъ, что не колется". Хлоръ, выслушавъ рѣчь Фелицы, сказалъ: "развѣ такъ трудно сыскать розу безъ шиповъ, что не колется?" "Нѣтъ;" отвѣтствовала ханша: "не такъ чрезвычайно трудно, буде кто прямодушенъ и твердо пребываетъ въ добромъ намѣреніи". Хлоръ спросилъ, нашелъ ли уже кто тотъ цвѣтокъ? -- "Я видѣла", сказала Фелица, "мѣщанъ и крестьянъ, кои въ томъ успѣвали не хуже вельможъ и царей и царицъ". Сказавъ сіе, ханша простилась съ царевичемъ, старшина же дядька отвелъ дитя искать розу безъ шиповъ, которая не колется, и для того пустилъ его сквозь калитку въ превеликій звѣринецъ. Тутъ увидѣлъ Хлоръ передъ собою множество дорогъ: иныя прямо лежащія, иныя съ кривизнами, иныя перепутанныя. Дитя не зналъ сначала, по которой итти; но, увидя юношу, ждущаго ему на встрѣчу, поспѣшилъ къ нему спросить, кто онъ таковъ. Юноша отвѣтствовалъ: "я Разсудокъ, сынъ Фелицынъ; меня мать моя прислала идти съ тобою искать розу безъ шиповъ, которая не колется". Царевичъ, благодаря Фелицѣ сердцемъ и устами, взявъ его за руку, навѣдывался, по которой дорогѣ итти. Разсудокъ съ веселымъ и бодрымъ видомъ сказалъ ему: "не бойся, царевичъ, пойдемъ по прямой дорогѣ, по которой не всѣ ходятъ, хотя она пригожѣе другихъ". "Для чего же по ней не ходятъ"? спросилъ царевичъ. "Для того", сказалъ юноша, "что на другихъ дорогахъ останавливаются или сбиваются". Идучи юноша показалъ Хлору прекрасную дорожку, говоря: "посмотри, царевичь, дорога сія называется благорасположенныхъ душъ младенчества, она хороша, да кратка".
   Пошли сквозь лѣсъ къ пріятной долинѣ, въ которой увидѣ;ли рѣчку прозрачной воды, подлѣ которой нашли нѣсколько молодыхъ людей; иные изъ нихъ сидѣли, иные лежали по травѣ и подъ деревьями. Какъ увидѣли царевича, встали и подошли къ нему; одинъ изъ нихъ со всякою учтивостію и привѣтливостію сказалъ: "позвольте, сударь, спросить: куда вы идете? нечаянно ли вы сюда зашли? и не можемъ ли мы имѣть удовольствіе чѣмъ нибудь вамъ услужить? Взглядъ вашъ наполняетъ насъ уже почтеніемъ и дружбою къ вамъ и мы внѣ себя отъ радости видѣть толь многія блистающія ваши качества". Царевичъ, вспомня слова Фелицы, улыбнулся и сказалъ: "я не имѣю чести васъ знать, ни вы меня не знаете, и такъ ваши слова приписываю единой обыкновенной свѣтской учтивости, а не моимъ достоинствамъ; иду же искать розу безъ шиповъ, которая не колется". Другой изъ тамо находящихся вступилъ въ рѣчь и сказалъ: "намѣреніе ваше показываетъ великія ваши дарованія; но сдѣлайте милость, одолжите насъ, останьтеся съ нами хотя нѣсколько дней и берите участіе въ нашемъ безподобномъ веселіи". Хлоръ сказалъ, что ему срокъ поставленъ и остановиться недосугъ; опасается ханскаго гнѣва. Они же старались его увѣрить, что ему отдохновеніе нужно для здоровья, и что лучше и способнѣе мѣста не найдетъ, ни людей усерднѣе ихъ, и нивѣсть какъ просили и уговаривали остаться за ними. Наконецъ, мужчины и женщины, взявъ другъ друга за руки, сдѣлали около Хлора и его проводника кругъ, начали плясать и скакать, и не пускать ихъ далѣе; но пока вкругъ вертѣлись, Хлора подъ руку ухватилъ Разсудокъ, и выбѣжали изъ круга такъ скоро, что въ кругу вертѣвшіеся не могли ихъ удержать.
   Отошедъ подалѣе, нашли Лѣньтягъ-мурзу, главнаго надзирателя того мѣста, который прогуливался съ своими домашними. Увидя Хлора съ провожатымъ, принялъ ихъ съ ласкою и просилъ зайти въ его избу; они, уставъ маленько, пошли къ нему. Вошедъ въ его горницу онъ посадилъ ихъ на диванъ, самъ же легъ возлѣ нихъ посреди пуховыхъ подушекъ, покрытыхъ старинною парчею; его же домашніе сѣли около стѣны. Потомъ Лѣньтягъ-мурза приказалъ принести трубки курительныя и кофе. Услыша же отъ нихъ, что табаку не курятъ кофе не пьютъ, благовонными духами опрыскивать ковры велѣлъ послѣ чего спросилъ Хлора о причинѣ его прихода въ звѣринецъ. Царевичъ отвѣтствовалъ, что по приказанію хана онъ ищетъ розу безъ шиповъ, которая не колется. Лѣньтягъ-мурза дивился, что въ такихъ молодыхъ лѣтахъ предпріялъ таковой трудъ, говоря, "что и старѣе тебя едва ли станетъ; отдохните, не ходите далѣе, у меня здѣсь есть люди, кои находить старались, но, уставъ, покинули". Одинъ изъ тутъ сидящихъ всталъ съ мѣста и сказалъ: "я самъ неоднократно хотѣлъ дойти, но скучилъ, а вмѣсто того я остался жить у моего благодѣтеля Лѣньтягъ-мурзы, который меня поитъ и кормитъ". Между сихъ разговоровъ Лѣньтягъ-мурза уткнулъ голову въ подушку и заснулъ. Какъ около стѣны сидящіе услышали, что Лѣньтягъ-мурза храпитъ, то они полегоньку встали, иные пошли убираться и украшаться, иные легли спать, иные начали всякія празднословія говорить, иные ухватились за карты и кости, и при всѣхъ сихъ упражненіяхъ иные сердились, иные радовались, и на лицахъ всѣхъ разныя ихъ внутреннія движенія оказывались. Какъ Лѣньтягъ-мурза проснулся, всѣ паки собрались около него, и внесли въ горницу, столъ со фруктами. Лѣньтягъ-мурза остался посреди пуховыхъ подушекъ и оттудова потчивалъ царевича, который весьма прилежно примѣчалъ все, что тамо ни дѣлалось. Хлоръ лишь принялся было отвѣдать предлагаемое имъ отъ Лѣньтягъ-мурзы, какъ его проводникъ Разсудокъ его за рукавъ дернулъ полегоньку; кисть прекраснаго винограда, которую царевичъ въ рукахъ держалъ, по полу разсыпалась, онъ же, опомнясь, тотчасъ всталъ, и оба вышли изъ хоромъ Лѣньтягъ-мурзы.
   Не въ дальнемъ разстояніи увидѣли домъ крестьянскій и нѣсколько десятинъ весьма удобренной земли, на которой всякій хлѣбъ, какъ-то: рожь, овесъ, ячмень, гречиха и проч. засѣянъ былъ; иной поспѣвалъ, иной лишь вышелъ изъ земли. Подалѣе увидѣли луга, на которыхъ паслися овцы, коровы и лошади. Хозяина они нашли съ лейкою въ рукахъ: обливаетъ разсаженныя женою его огурцы и капусту; дѣти же упражнены были въ другомъ мѣстѣ, щипали траву негодную изъ овощей. Разсудокъ сказалъ: "Богъ помочь, добрые люди"; они отвѣтствовали: "спасибо, баричи"; кланялись же царевичу незнакомо, но Разсудокъ пріязненно просили, говоря: "посѣти, пожалуй, наше жилище, и матушка твоя ханша насъ жалуетъ, посѣщаетъ и не оставляетъ". Разсудокъ согласился къ нимъ войти; пошли съ Хлоромъ на дворъ. Посреди двора стоялъ ветхій и высокій дубъ, а подъ нимъ широкая, чисто выскобленная лавка, а передъ лавкою столъ; гости сѣли на лавку, хозяйка съ невѣсткою разостлали по столу скатерть и поставили на столѣ чашу съ простоквашею, другую съ яичницею, блюдо блиновъ горячихъ и яицъ въ смятку, а посрединѣ ветчину добрую, положили на столѣ ситный хлѣбъ да поставили возлѣ каждаго крынку молока, а послѣ вмѣсто закусокъ принесли соты и огурцы свѣжіе да клюкву съ медомъ. Хозяинъ просилъ: "покушайте, пожалуй". Путешественники, которые проголодались, ничѣмъ не гнушались, и межъ тѣмъ разговаривали съ хозяиномъ и хозяйкою, кои имъ разсказывали, какъ они живутъ здорово, весело и спокойно и во всякомъ удовольствіи по ихъ состоянію, провождая вѣкъ въ крестьянской заботѣ и преодолѣвая трудолюбіемъ всякую нужду и недостатокъ. Послѣ ужина на той же лавкѣ разослали войлочки; Хлоръ и Разсудокъ на нихъ положили свои епанчи, хозяйка каждому принесла подушку съ бѣлою наволочкою, легли спать и заснули крѣпко, для того что устали.
   Поутру встали на разсвѣтѣ, поблагодарили хозяина, который за ночлегъ ничего съ нихъ взять не захотѣлъ, и пошли въ путь. Отшедъ съ полверсты, услышали издали, что играютъ на волынкѣ. Хлоръ вздумалъ подойти поближе, но Разсудокъ молвилъ, что волынкою отведутъ ихъ отъ пути. Любопытство Хлора принудило его; подошелъ къ волынкѣ, но, увидя шалости пьяношатающихся въ безобразіи около волынишника, испугался и кинулся Разсудку на руки. Сей его отнесъ паки на прямую дорогу, гдѣ вскорѣ, прошедъ рощу, увидѣли возвышеніе крутое. Разсудокъ сказалъ царевичу, что тутъ растетъ роза безъ шиповъ, которая не колется. Здѣсь Хлоръ почувствовалъ зной солнечный и усталъ; началъ скучать, говорилъ, что конца нѣтъ той дорогѣ, долго ли это будетъ, нельзя ли итти по иной дорогѣ? Разсудокъ отвѣчалъ, что онъ ведетъ его ближнимъ путемъ, и что терпѣніемъ однимъ преодолѣвается трудъ. Царевичъ съ неудовольствіемъ сказалъ: "авось либо самъ сыщу дорогу", и, махнувъ рукою, удвоилъ шагъ, удалился отъ провожатаго.
   Разсудокъ остался позади, и пошелъ за нимъ молча тихимъ шагомъ. Дитя забрелъ въ мѣстечко, гдѣ мало кто-бы на него поглядѣлъ, ибо торговый день былъ и всѣ люди заняты были торгомъ и мѣною на рынкѣ. Царевичъ, ходя между телѣгами и посреди торговаго шума, заплакалъ. Одинъ человѣкъ, который его не зналъ, пошелъ мимо его и, увидя, что дитя плачетъ, сказалъ ему: "перестань, щенокъ, кричать, и безъ тебя здѣсь шума довольно". Разсудокъ дошелъ до него въ самое то время; царевичъ жаловался на того человѣка, что щенкомъ его называлъ. Разсудокъ, ни слова не говоря, вывелъ его оттуда; когда же Хлоръ спросилъ, для чего онъ не говоритъ попрежнему съ нимъ, Разсудокъ на то сказалъ: "ты моихъ совѣтовъ не спрашиваешь, самъ же забрелъ въ непристойное мѣсто, такъ не прогнѣвайся, буде нашелъ людей или рѣчи не по твоимъ мыслямъ". Разсудокъ продолжать хотѣлъ рѣчь, но встрѣтили они человѣка не молодого, но пріятнаго вида, который окруженъ былъ множествомъ юношъ. Хлоръ, всегда любопытствуя о всемъ, отозвалъ одного изъ нихъ, спросилъ, кто таковъ? Юноша сказалъ, что "сей человѣкъ есть учитель нашъ; мы отучились, идемъ гулять; а вы куда идете?" На что царевичъ отвѣтствовалъ: "мы ищемъ розу безъ шиповъ, которая не колется". "Слыхалъ я", сказалъ юноша, "толкованіе розы безъ шиповъ, которая не колется, отъ нашего учителя; сей цвѣтокъ не что иное значитъ, какъ добродѣтель; иные думаютъ достигнуть косыми дорогами, но никто не достигнетъ окромѣ прямою дорогою; счастливъ же тотъ, который чистосердечною твердостію преодолѣваетъ всѣ трудности того пути. Вотъ гора у васъ въ виду, на которой растетъ роза безъ шиповъ, которая не колется, но дорога крута и камениста". Сказавъ это, простился съ ними, пошелъ за своимъ учителемъ.
   Хлоръ съ провожатымъ пошли прямо къ горѣ и нашли узкую и каменистую тропинку, по которой шли съ трудомъ. Тутъ попались имъ на встрѣчу старикъ и старуха въ бѣломъ платьѣ, равно почтеннаго вида; они имъ протянули посохи свои, сказали: "упирайтеся на нихъ, не спотыкнетеся". Здѣсь находящіеся сказывали, что имя перваго Честность, а другой Правда.
   Дошедъ, упираючись на тѣхъ посохахъ, до подошвы горы, принуждены нашлись взлѣзть съ тропинки на вѣтвь, да съ вѣтви на вѣтвь, добрались до вершины горы, гдѣ нашли розу безъ шиповъ, которая не колется. Лишь успѣли снять ее съ куста, какъ въ тамо находящемся храмѣ заиграли на трубахъ и на литаврахъ, и разнесся повсюду слухъ, что царевичъ Хлоръ сыскалъ въ такихъ молодыхъ лѣтахъ розу безъ шиповъ, которая не колется. Онъ поспѣшилъ къ хану съ цвѣткомъ, ханъ же Хлора и со цвѣткомъ отослалъ къ царю. Сей обрадовался столько пріѣзду царевича и его успѣхамъ, что позабылъ всю тоску и печаль. Царевича царь и царица и всѣ люди любили часъ отъ часу болѣе, для того что часъ отъ часу укрѣплялся въ добродѣтели. Здѣсь сказка кончится, а кто больше знаетъ, тотъ другую скажетъ.
   
   (1781-82 г.)
   

II.

СКАЗКА О ЦАРЕВИЧѢ ФЕВЕѢ.

   
   Сказываютъ, будто въ Сибири пребываніе имѣлъ народъ многочисленный, промышленный и богатый. У сего народа жилъ и былъ рода китайскихъ Уановъ, именемъ Тао-ау, царь умный и добродѣтельный человѣкъ, который подданныхъ своихъ любилъ, какъ отецъ дѣтей любитъ: онъ излишними податьми не отягощалъ никого, и при всякомъ случаѣ людей сберегалъ, колико могъ. Онъ великолѣпіе, пышность и роскошь весьма презиралъ; однакоже при дворѣ его все было прилично его сану, чистенько. У царя была царица столъ красиваго вида, колико отличны были качества сердца ея и ума. Она старалась угодить своему мужу и ему подражать при всякомъ случаѣ. Жили они въ любви и согласіи съ удовольствіемъ многіе годы, но не имѣли дѣтей. Приписывали сіе тому, что въ свѣтѣ нѣтъ совершеннаго счастія. Царица часто недомогала разными припадками, что видя царь съ прискорбіемъ, призывалъ врачей ближнихъ и дальнихъ, своихъ и чужихъ, которые разсуждали о болѣзни много и долго, и часто, не бывъ согласны между собою, предписывали однакоже ей лекарства, составленныя изъ такого множества травъ и иныхъ произращеній и составовъ, что одно именованіе и количество тѣхъ вещей занимало длинные столбцы тогдашняго обычая бумаги. Царица и окружающія ее барыни и барышни съ отвращеніемъ и ужасомъ смотрѣли на великіе кувшины лекарствъ, кои къ ней приносили для принятія. Царица говорила, что лекарство вкуса противнаго, а барыни и барышни, что оно цвѣта нехорошаго; царь же сумнѣвался о полезномъ дѣйствіи толь различнаго свойства травъ и составовъ смѣси; бывъ въ безпокойствіи, открылъ свои мысля своимъ приближеннымъ. Сказываютъ, будто у умныхъ царей не бываетъ безъ разумныхъ совѣтодателей; такъ то случилось, знатно, и тутъ. Одинъ баринъ, прозваніемъ Рѣшемыслъ, сказалъ дарю: "Надёжа государь, на что печалишься! буде усумнишься, что лекарство царицѣ сдѣлаетъ болѣе вреда, нежели пользы, одно слово тебѣ стоитъ: прикажи вылить. Я же тебѣ сыщу искуснаго человѣка въ излѣченіи болѣзни, отъ котораго царица исцѣлится. Его здѣсь нѣту, a живетъ онъ не очень далеко во уединеніи". Возвеселилось сердце царя, и наполнился надеждою о облегченіи своей жены. Тотчасъ послали гонца по того искуснаго человѣка; гонецъ нашелъ его жило въ лѣсу, въ маломъ домѣ. Покрытъ былъ домъ соломою. Гонецъ постучался у воротъ, дворная собака залаяла, а изъ калитки выглянулъ человѣкъ и спросилъ: "кто стучится у воротъ?" Гонецъ сказалъ: "я гонецъ царскій; дома ли хозяинъ?" "Дома", отвѣтствовалъ человѣкъ, я отперъ ворота. Гонецъ нашелъ хозяина, что сидитъ у огня, читаетъ книгу. Онъ тотчасъ всталъ и, услыша отъ гонца, что царь его спрашиваетъ, одѣлся, сѣлъ на коня и поѣхалъ съ гонцомъ ко дарю во дворецъ. Царь, увидя его, спросилъ, "какъ его зовутъ? и откудова онъ?" На первый вопросъ отвѣтъ его былъ: "зовутъ меня Катунъ"; а на второй началъ разсказывать, что онъ былъ изъ приближенныхъ людей зенгорскаго князя, что при дворѣ того князя вытерпѣлъ многія напрасныя нападки отъ лихихъ людей, кои, зависти ради, его обнесли; жаловался, что онъ лишился своего имѣнія, своихъ друзей, и что онъ былъ угнетаемъ несправедливо, и прибавилъ, что онъ, не любя лицемѣрія или говорить инако, нежели думаетъ, что зѣло обычно при дворѣ зенгорскаго князя, пошелъ жить уединенно въ лѣсу, гдѣ упражняется спознаніемъ свойства травъ, дабы оныя употребить къ случаю въ пользу ближняго. Окончавъ съ нимъ рѣчь, царь повелъ Катуна къ царицѣ. Нашли ее лежащею протянувъ ноги на постелѣ мягкой; покрыта была одѣяломъ бархата краснаго; подбито одѣяло чернолисьимъ мѣхомъ. Цвѣтъ лица ея былъ блѣденъ, глаза слабости крайней, жаловалась ломомъ въ ногахъ, безсонницею и отвращеніемъ ото всякой пищи. Онъ навѣдался о образѣ ея жизни, услышалъ, что царица лежитъ день и ночь въ теплой горницѣ, не дѣлаетъ движенія ни малѣйшаго и воздухомъ свѣжимъ не пользуется, кушаетъ же повсечасно, что не вздумаетъ, спитъ днемъ, ночь пробалагуриваетъ съ барынями и барышнями, кои поперемѣнно гладятъ ей ноги и сказываютъ ей сказки либо вѣсти, кто что дѣлаетъ и не дѣлаетъ, кто что говоритъ или не говоритъ. Лѣсной нашъ врачъ сказалъ царю: "надёжа государь, запрети своей царицѣ спать днемъ, говорить ночью, кушать и пить не въ обѣдъ и ужинъ, и прикажи ей встать и не лежать окромѣ ночи; одѣяла же лисьяго употреблять въ теплой горницѣ вовсе не годится; царицу заставь ходить, ѣздить и пользоваться воздухомъ". Царь уговаривать началъ царицу, чтобъ поступала по словамъ лѣсного врача. Она отговаривалась, говоря: "я привыкла такъ жить; какъ мнѣ перемѣнить свой обычай, свой образъ жизни?" Однако просьбы царя убѣдили привычку, подняли царицу съ постели изъ-подъ теплаго одѣяла бархатнаго на черно-лисьемъ мѣху; сначала водили ее подъ руки, потомъ стала ходить сама, погодя посадили ее въ сани, запряженныя шестью оленями; у оленей рога были вызолочены, хомуты же горностаевы съ яхонтовыми пряжками; ѣздила цѣлые два часа. Возвратясь домой, царица стала кушать и опочивать порядочно, цвѣтъ лица поправился, оказался красивъ попрежнему, глаза ея паки свѣтилися аки искры. Барыни и барышни съ радости сложили пѣсню, которая начиналася сими словами: "выздоровѣла наша царица, выздоровѣла и безъ лекарства". И правда, царица не токмо выздоровѣла отъ порядочнаго образа жизни, но чрезъ годъ Богъ далъ дарю и царицѣ сына, прекраснаго царевича. Дали ему имя, назвали его Февей, то-есть, красное солнышко. Царь наградилъ щедро того искуснаго человѣка, который безъ лекарства исцѣлилъ царицу, и отпустилъ его жить, гдѣ самъ избралъ. Царь же прилежно упражнялся воспитаніемъ своего сына. Приставили къ нему маму, вдову разумную, которая умѣла различатъ, кричитъ ли дитя отъ нужды, болѣзни, или своеволія; его не пеленали, не кутали, не баюкали, не качали никакъ и никогда, кормили-же его порядочно и во-время. Дитя росло, что любо было смотрѣть. Какъ минуло шесть недѣль, принесли большой коверъ пестрый съ цвѣтными разводами, коверъ былъ сажени двѣ длинника и столько же поперечника; послали коверъ на землю въ опочивальнѣ дѣтской, и какъ дитя проснулся, положили царское дитя на землю на тотъ коверъ, на бочокъ на правой, дитя же повернулся тотчасъ на брюшко; всякой день дѣлали тоже, помаленьку повадился упираться ручками и ножками, и вскорѣ всталъ на ноги, ходилъ прежде года по стѣнкѣ, а потомъ по горницѣ. Начали дитя забавлять игрушками, игрушками отборными, которыя давали ему спознаніе всего того, что его окружало въ свѣтѣ семъ; и его понятію дѣтскому сходственно было дитя, не умѣя еще говорить, самъ себѣ сдѣлалъ означеніе всего того, что хотѣлъ изъяснить, и даже до азбучныхъ словъ зналъ; когда у него спрашивали, гдѣ которая литера, то указывалъ. Въ болѣзни повадился быть терпѣливъ и держался какъ возможно тише, чрезъ что болѣзненные припадки преодолѣвалъ, сномъ же уменьшались. Трехъ лѣтъ ему привили оспу, послѣ которой получилъ наивящшее любопытство и охоту ко спознанію всего. Самъ собою безъ принужденія выучился читать, писать и цыфири. Любимыя его игрушки были тѣ, чрезъ кои онъ получалъ умноженіе знанія. Царевичъ имѣлъ доброе сердце, былъ жалостливъ, щедръ, послушливъ, благодаренъ, почтителенъ къ родителямъ и приставникамъ своимъ; онъ былъ учтивъ, привѣтливъ и съ доброхотствомъ ко всѣмъ людямъ, не спорливъ, не упрямъ, не боязливъ, повиновался всегда и вездѣ истинѣ и здравому разсудку, любилъ говорить и слушать правду, лжи же гнушался, даже и въ шуткахъ не употреблялъ. Его водили на свѣжій воздухъ лѣтомъ и зимою во всякое время, когда сіе не вредило его здоровью. Какъ миную царевичу семь лѣтъ, приставили къ нему дядьку, барина пожилого, человѣка честнаго. Баринъ началъ сажать царевича юнаго верхомъ, сперва понемногу; учился стрѣлять изъ лука и изъ ружья, металъ копья въ цѣль, лѣтомъ купался и плавалъ въ рѣкѣ, въ рѣкѣ въ Иртышѣ. Избрали для царевича игры всякія, кои придаютъ тѣлу силы и поворотливость, уму бодрость и расторопность, книгами и ученіемъ подкрѣпляли душевныя его дарованія. Царевичъ выросъ и окрѣпчалъ тѣломъ, здоровьемъ и душою. Лѣтъ пятнадцати сталъ скучать тихою, спокойною и одинакою жизнію отцовскаго дома, желалъ чего самъ не зналъ, хотѣлъ видѣть пространной свѣтъ, что водится въ иной странѣ; слышалъ заочно о многомъ, какъ бываетъ въ той землѣ, въ иной землицѣ, при такомъ дворѣ; въ какихъ войскахъ ка-кой обычай, гдѣ веселье, гдѣ нравы, гдѣ чрезвычайное, гдѣ лучше, гдѣ хуже, въ чемъ распорядокъ. Царь и царица, услыша о намѣреніи царевича, не скоро согласились его отпустить; царь позадумался, а царица вошла въ свой покои, стала плакать и говорить своимъ барынямъ, что царевича отпуститъ не хочетъ, что ей жить горько безъ него. Барыни же говорили: "не плачь, царица, мы уговоримъ царевича, чтобъ не ѣздилъ въ чужую землю". Царица послала барынь уговаривать. Пришли барыни къ царевичу, доложили ему, что царица прислала къ нему приближенныхъ барынь; онъ тотчасъ приказалъ ихъ пустить предъ себя. Вошли барыни въ покой царевича и начали ему говорить: "свѣтъ нашъ, царевичъ! прислала насъ царица государыня матушка твоя тебя уговаривать, останься ты съ нами жить; батюшка и матушка тебѣ сыщутъ жену красавицу, сошьютъ тебѣ шубу богатую, шубу золотую на собольемъ мѣху; у насъ зимою горницы теплыя, лѣтомъ яблоки красныя, луга зеленые; что тебѣ дѣлать на чужой странѣ? наживешь дѣтокъ, будетъ у насъ дворецъ не пустъ, отпустятъ тебя тогда гулять по свѣту по бѣлому, а теперь ты одинъ у матушки надежда и отрада". Царевичъ сказалъ въ отвѣтъ: "барыни сударыни, сожалѣю я весьма, что матушка кручинится; вѣдь въ свѣтѣ жить, не вѣчно мнѣ дома по вѣтру змѣи спускать, хочу видѣть своими глазами, что люди бывалые разсказываютъ; хочу глядѣть очами, что въ книгахъ печатаютъ, хочу спознать вещи не заочнымъ дѣломъ, хочу узнать силу и безсиліе сосѣдное и иныхъ земель, смотрѣть горы, лѣса и крѣпости, морскія волненія, и пристани, и города купеческіе, привезу и вамъ гостинцы нескудныя". Барыни поклонились царевичу въ поясъ, вышли изъ его покоя, пошли къ царицѣ, пересказали ей рѣчи царевича. На тотъ часъ царь вошелъ въ покой и съ нимъ баринъ Рѣшемыслъ; нашли царицу въ печали, въ безпокойствѣ, барыни стояли у стѣны руки сложа. Посовѣтовали, что начать. Рѣшемыслъ былъ въ думахъ; царь : спросилъ: "что баринъ размышляешь?" Рѣшемыслъ сказалъ: "надёжа государь, призови царевича, и скажи, что любя его молодость, отпустить не можешь въ чужіе люди, пока опытами не докажетъ, колико послушенъ онъ тебѣ, въ душѣ имѣетъ твердости, въ несчастіи терпѣнія, въ счастіи умѣренности, что непрерывно смѣлъ и щедръ, великодушенъ и кротокъ, да будетъ ему въ людяхъ честь и тебѣ хвала". Царю рѣчь та понравилась; рукою правою потрепалъ онъ Рѣшемысла по плечу по лѣвому, говоря ему: "ой, совѣтодатель мой ты еси добросовѣстный, дарю тебѣ шапку высокую съ золотою кистью, какову ношу я самъ по среднимъ праздникамъ". Рѣшемыслъ поклонился царю рукою до земли, сказалъ: "благодаренъ я весьма и слуга твой всепокорный завсегда". Послали ко царевичу, объявили ему царское о немъ рѣшеніе. Царевичъ принялъ велѣніе отцовское съ покорностію, сказалъ: "да будетъ воля даря государя батюшки со мною, я изъ оной не выступлю, и готовъ исполнить, что прикажетъ, во всякомъ случаѣ". На другой день царь съ царевичемъ пошли прогуливаться по саду. Царь, увидя на деревѣ сучокъ сухой висячій, снялъ и воткнувъ оный въ землю твердую, приказалъ сыну въ день дважды, утромъ и вечеромъ, лейкою сучокъ сухой обливать водою цѣлой годъ. Царевичъ въ день дважды, утромъ и вечеромъ, ходилъ, лейкою сучокъ сухой обливалъ водою. Окружающимъ его молодчикамъ показалось то странно, говорили съ ропотомъ ему: "обливай сколько изволишь сухой сучокъ, дерево не вырастетъ изъ онаго; отецъ твой затѣялъ невозможное, а тебѣ приказываетъ небылицу". Царевичъ отмалчивался долго. Наконецъ сказалъ имъ: "слушайте вы, друзья добрые молодцы, кто повелѣваетъ, тому и разсуждать, а наше дѣло слушаться, исполняя слово повелѣнное съ покорностію безропотно, не разсуждая много". Погодя нѣсколько времени, царь пришелъ въ садъ будто осмотрѣть, пустилъ ли сухой сучокъ коренья, покачалъ, выдернулъ изъ земля, кинулъ сучокъ сухой, и болѣе не велѣлъ царевичу лейкою обливать водою. Къ осени поѣхалъ царевичъ на бѣломъ конѣ со птицами, со кречетами, съ соколами, со ястребами въ отъѣзжее поле веселиться на нѣсколько дней; лишь успѣлъ отъѣхать верстъ семь, доскакалъ до него гонецъ, сказалъ ему: "царь государь приказалъ тебѣ ѣхать въ обратный путь, прислалъ къ тебѣ платье богатое; пріѣхали къ нему послы калмыцкіе, желаютъ тебя видѣть въ нарядѣ". Царевичъ тотчасъ повернулъ бѣлаго коня вспять, не остановясь поскакалъ однимъ духомъ конскимъ къ отцу своему. Бѣлой конь запыхался и потѣлъ; царевичъ, сходя съ лошади, лицо утиралъ платочкомъ полотна голландскаго. Царь, увидя его въ кафтанѣ охотничьемъ небогатомъ, спросилъ: для чего не надѣлъ платья наряднаго? Царевичъ же отвѣтствовалъ: "потъ лица моего, спѣша исполнить ваше соизволеніе, для меня честнѣе, нежели богатое украшеніе; перерядясь я могъ опоздать; пусть послы калмыцкіе увидятъ своими глазами, съ какою скоростію сынъ вашъ исполняетъ ваши приказанія". Калмыцкіе послы вручили царевичу письмо родственника царицы, монгольскаго князя Агрея. Онъ просилъ царевича о посѣщеніи его. Царевичъ по тогдашнему обычаю написалъ отвѣтъ въ такой силѣ: "Царевичъ Февей къ Монгольскому князю Агрею. Извѣстно вамъ, что я при царѣ государѣ батюшкѣ нахожусь, безъ воли котораго я къ вамъ пріѣхать не могу. Повинуясь ему, учусь какъ ко временамъ повелѣвать приличествуетъ; что же болѣе того происходило, о томъ пусть послы вамъ скажутъ сами". А вотъ что происходило. Послы калмыцкіе были люди пронырливые; они, видя, что отъ царя не получили по своему желанію отвѣта, старались пріобрѣсть довѣренность Февея; хотѣлось калмыкамъ присвоить себѣ частицу земли царской со людьми и со скотомъ, думали успѣть по молодости въ обманѣ царевича, видя, что онъ къ нимъ, какъ и ко всѣмъ людямъ, ласковъ съ откровенностію; сперва стали лукавыми рѣчьми уговаривать, и потомъ просить Февея. Всѣ ихъ происки замыкались въ томъ, чтобъ Февей имъ далъ за своею рукою письмо, чтобъ пустить калмыцкія войска въ пограничную крѣпость; они хотѣли его разжалобить, говорили: "мы люди бѣдные, а вы богатые, что вамъ въ такой малости?" Царевичъ, несмотря на то, сказалъ имъ съ твердостію, "что того дѣлать никакъ не будетъ, что города не его, но царскіе, и имъ совѣтуетъ впредь подобною просьбою его не обезпокоивать". Потомъ обѣщали ему и окружающимъ его корысть, дары многіе, чтобъ старался склонить царя дозволить имъ пасти овецъ на лугахъ той крѣпости; но Февеевъ отвѣтъ былъ непремѣнно твердъ; съ насмѣшкою молвилъ онъ, не возвышая голоса: "бѣдные обыкновенно не имѣютъ чѣмъ дарить богатыхъ; самъ дары я не принимаю, и служащимъ мнѣ вѣрно дѣлать то запрещено". Калмыки, словами и посулою не имѣя успѣха, поѣхали въ обратный путь, встрѣтились со татарами изъ Большой Орды, кои ѣхали на промыслъ торговый, стали говорить симъ рѣчь такую: "отъ насъ ушелъ сынъ меньшой посольскій, человѣкъ молодой; буде найдете, привезите его къ отцу". Татары сказали: "добро, привеземъ, буде найдемъ". Татары были люди тогда невѣжливые и грубые; отъѣхавъ нѣсколько дней, увидѣли на полѣ молодого человѣка -- идеть пѣшкомъ, прогуливается за-просто. Татары вздумали, что посольской сынъ, окружили его толпою, хотѣли увести по-неволѣ, говоря: "конечно, ты бѣглецъ, котораго мы ищемъ". Молодой тотъ человѣкъ сказалъ на то: "ваши затѣи весьма напрасны, я не бѣглецъ, я сынъ отца честнаго". Они тому не вѣрили, но силою увести его старались; молодой тотъ человѣкъ, сіе увидя, прислонился спиною къ дереву, вынулъ саблю изъ ноженъ, молвилъ имъ: "кто приступитъ ко мнѣ первый, тотъ домой не возвратится". Татары, обробѣвъ немного, не знали какъ его схватить; онъ же глядѣлъ на нихъ съ твердостію и, насмѣхаясь, имъ сказалъ: "мнѣ кажется, вы устрашить меня столько же предуспѣли, какъ я вамъ придаю смѣлости". На тотъ часъ проѣхала тутъ мимо стража царская, она разогнала татаръ, изымая въ бѣгу непоспѣшныхъ. Съ ужасомъ узрѣлъ предводитель стражи, что царевичъ Февей былъ тотъ молодой человѣкъ, котораго татары приняли за посольскаго сына, хотя отнюдь не былъ похожъ на калмыка. Царевичъ, видя невѣжество, незнаніе и недоразумѣніе тѣхъ людей, просилъ самъ о освобожденіи ихъ изъ-подъ караула. Отпустили татаръ во-свояси, что услыша, царь Тао-ау прогнѣвался зѣло, почитая то власти его противно, что отпустили безъ вѣдома его важныхъ преступниковъ, кои покусились увести царевича Февея Тао-ауковича; говорилъ и ему со гнѣвомъ: "чего тебѣ было просить за нихъ? мѣшаешься ты, мой свѣтъ, въ дѣла тебѣ неприличныя, я одинъ воленъ простить и наказать; сынъ ты мой любезной, а власти царской я преемникъ я ревнитель". Царевичъ, видя надъ собою отцовской гнѣвъ, сказавъ: "виноватъ, государь батюшка, причиною тому одна жалость",-- стоялъ въ почтеніи безмолвно; но царь, бывъ разсерженъ, тѣмъ былъ недоволенъ, спросилъ: "что стоишь безсловесно, какъ будто на умѣ судишь рѣчи мои? тому ли баринъ дядька тебя научилъ?" "Нѣтъ", сказалъ Февей тихимъ голосомъ, "онъ вѣкъ твердитъ мнѣ съ терпѣніемъ сносить вашъ гнѣвъ и противъ онаго не быть упорнымъ; вина моя предо мною, мысленно скорблю я, что прогнѣвилъ васъ". Рѣчь та отцовское сердце немного умягчила, онъ сказалъ: "поди домой". Царевичъ, поцѣловавъ руку родительскую, пошелъ въ свою комнату; въ вечеру почувствовалъ ознобъ и боль въ боку и въ головѣ тягость, ночь всю насквозь не почивалъ, къ утру жаръ оказался великъ, послали сказать царю, царицѣ, что боленъ царевичъ. Родители пришли къ нему. Боль умножалась ежечасно, Февей же сносилъ ее съ бодростію, былъ столь терпѣливъ и покоенъ, что мало жаловался инако, какъ на вопросъ врача, когда сей хотѣлъ узнать, что и гдѣ болитъ. Наконецъ его молодость и усердное попеченіе окружающихъ Февея преодолѣли болѣзнь, царевичъ выздоровѣлъ совершенно, и въ то время выросъ вершка на два. Простолюдины же толковали, что та болѣзнь была къ росту, ино, -- къ бородѣ; правда, что послѣ того вскорѣ исподоволь сталъ стричь усы ножницами оправки золотой. О выздоровленіи его радость была чистосердечна, стихотворцы о томъ сложили пѣсни новыя съ похвалами необычайными. Февей ласкательствъ не любилъ; онъ, размышляя о семъ, сказалъ комнатнымъ своимъ: "не дайте душѣ моей возгордиться никогда, и для того ежедневно, какъ пробужусь отъ сна ночного, скажите вы мнѣ рѣчь сію: "Февей, вставай съ одра, и помни во весь день, что ты еси человѣкъ такой же, какъ и мы". Потомъ стала весна, царевичъ поѣхалъ верхомъ за го-родъ, мимоѣздомъ заѣхалъ невзначай къ барину Рѣшемыслу, сошелъ съ лошади, вошелъ въ переднюю его и остался тутъ, пока побѣжали сказать барину, что Февей пріѣхалъ его посѣтить. Нѣсколько времени протекло, окружающіе царевича молодчики стали скучать и говорить, "что баринъ неучтивъ, заставилъ долго ждать Февея". Царевичъ же на то сказалъ: "баринъ Рѣшемыслъ много царскихъ дѣлъ имѣетъ; знатно, я время избралъ для него не очень досужее; намъ по молодости ждать не трудно, баринъ Рѣшемыслъ самъ ждалъ недавно не скучая въ моей гостиной комнатѣ". Погодя немного, баринъ пришелъ поспѣшно со извиненіемъ; царевичъ, обнявъ его, сказалъ: "легко извинить того, чье усердное служеніе помнить завсегда я долженъ, о чемъ слыхалъ я много отъ моихъ родителей". Баринъ Рѣшемыслъ низко поклонился, отвѣтствовалъ на то со слезами радости: "слуху моему пріятныя словеса ваши прибавятъ мнѣ. вѣку". Царевичъ позавтракалъ у него въ бесѣдкѣ на большомъ озерѣ. Сидя на лавкѣ, увидѣлъ изъ окна малую лодку; въ ней сидитъ рыбакъ, ѣдетъ по водѣ; царевичу вздумалось ѣхать въ той лодкѣ; всталъ съ лавки, вышелъ изъ дверей, кликнулъ рыбака, идетъ садиться въ лодку. Подбѣжали люди, иные говорили, "что опасно ѣхать въ такой малой лодкѣ", другіе, "что стара лодка", третьи "что не выконопачена", четвертые, что "валка", пятые, "что она гнила", шестые, "что погода вдрутъ подымется". Насказали тысячи и одинъ страхъ. Февей же, между тѣмъ, взялъ у рыбака весла и сказалъ имъ: "вѣдь рыбакъ человѣкъ, ѣхалъ въ лодкѣ -- не тонулъ; Февей человѣкъ же, ѣхать можетъ не утонувъ; въ страхѣ Божіи я воспитанъ, инаго же теперь не знаю"; сѣлъ на лодку и поѣхалъ по озеру на греблѣ и на парусѣ, ѣздилъ долго въ нарочитой погодѣ, и возвратился благополучно къ пристани, простился съ хозяиномъ, ногу лѣвую поставилъ въ стремя, сѣлъ на бѣлаго коня и поскакалъ домой. Рѣшемыслъ, радуяся зѣло посѣщеніемъ царевича, сказалъ своимъ друзьямъ подъ вечеръ: "наипаче Февей имѣетъ достохвальный даръ, разговаривая съ кѣмъ, вести рѣчь такъ, будто ищетъ онъ твоего благоволенія, и не даетъ тебѣ малѣйшаго знака, чтобъ говорилъ съ тобою изъ одной милости; въ царевичѣ нѣтъ надменности, онъ любитъ ближняго какъ самого себя, и бывъ самъ человѣкъ, когда съ кѣмъ говоритъ, то помнитъ, что говоритъ со человѣкомъ; всякъ же изъ насъ, говоря съ нимъ и впервые, чувствуетъ въ своей душѣ нѣкое ободреніе и довѣренность, кои Февей возбуждаетъ снисхожденіемъ и учтивостію, душѣ его природною". Слова толь достопамятныя въ хвалу царевича баринъ Рѣшемыслъ произносилъ при друзьяхъ; на другой день они старались оныя разсказывать точно, но не умѣли вспомнить слова. Люди любопытные хватаютъ иногда поверхности, ино средину, или конецъ рѣчей, не зная связи вещи. Баринъ Рѣшемыслъ имѣлъ завистниковъ, попался имъ тотъ разговоръ исковерканъ весь; довели рѣчь превратно до ушей царевича, сказали, будто Рѣшемыслъ говорилъ, что Февей надменъ, и иныя велъ рѣчи подобныя не въ хвалу царевича. Февей услышалъ тѣ рѣчи, съ холодностію сказалъ: "стараніе всегда я прилагаю исправить мои недостатки; спасибо Рѣшемыслу, что рѣчьми мнѣ далъ къ тому новой способъ". Обхожденія же своего не перемѣнилъ никакъ противу Рѣшемысла, и вскорѣ узналъ, какъ все то заподлинно происходило.
   Лѣтомъ Февей невзначай зашелъ къ богатому купцу, хотѣлъ узнать чѣмъ промышляетъ. Купецъ сей, бывъ обрадованъ приходомъ къ нему царевича, вздумалъ поднести ему даровъ множество, какъ тогда велось въ обычаѣ; принесли въ горницу кувшины серебряные на блюдахъ вызолоченыхъ, мѣшки парчевые, наполненные монетою, также мѣхи драгоцѣнные и ковры тканые персидскіе шелковые. Тутъ вошла и дочь хозяйская, вдова, молодая красавица въ черномъ платьѣ и въ печальномъ видѣ; она дары устлала передъ царевичемъ. Отецъ ея просилъ Февея принять дары, о дочери же сказалъ: "обижаютъ ее мужнина родня и должники". Февей отвѣтствовалъ: "дары ваши я принимаю охотно и отдаю ихъ всѣ въ приданое вашей дочери; при томъ желаю, чтобъ наискорѣе сыскался ей женихъ, который бы любилъ добродѣтели болѣе, нежели красоту ея и богатство". Возвращаясь домой, Февей услышалъ, что подъ его стремяннымъ спотыкнулся конь, ему зашибъ больно ногу;-- пошелъ его смотрѣть, послалъ по лекаря, и пока перевязывали ногу, Февей сапогъ его велѣлъ насыпать деньгами, сказалъ: "на, отдайте стремянному, на первой случай будетъ чѣмъ платить за лекарство". Въ то время, или скоро послѣ того, на царскія земли Золотой Орды народы нашли войною, брали царскихъ подданныхъ въ плѣнъ, хотѣли увести съ собою; царь нарядилъ свои войска, послалъ прогнать Золотой Орды людей. Воины пошли весною въ походъ, прогнали тѣхъ народовъ паки за границу, и ко царю послали со обратно взятыми его подданными нѣсколько Золотой Орды людей плѣнниковъ. Многіе тогда говорили: "какъ съ нашими плѣнными обходились худо люди Золотой Орды, надлежитъ и намъ обходиться также съ плѣнными той Орды". Какъ рѣчь та дошла до Февея, то сказалъ онъ на то: "неприлично перенимать намъ худое обхожденіе, пусть перенимаютъ у насъ люди Золотой Орды человѣколюбивое обхожденіе съ людьми и иныя добродѣтели, и да будетъ у насъ всякаго добра образецъ". Годъ спустя царевичъ женился, женясь нажилъ дѣтокъ весьма похожихъ на него, погодя нѣсколько лѣтъ еще ѣздилъ въ разныя мѣста и земли, возвратился домой. Февей и весь родъ его жилъ до глубокой старости, и нынѣ славенъ въ народѣ томъ, гдѣ онъ былъ.
   
Оценка: 4.69*16  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru