Екатерина Вторая
Записки о Екатерине-Великой, состоявшего при ея особе статс секретаря и кавалера Адриана Моисеевича Грибовского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Записки о Екатеринѣ-Великой, состоявшаго при ея особѣ статсъ секретаря и кавалера Адріана Моисеевича Грибовскаго. Съ присоединеніемъ отрывковъ изъ его жизни. Москва. Въ университетской тип. 1847. Въ 8-го д. л. 110 стр.--
   Великія дѣла истекаютъ изъ великой души, и на этомъ основаніи вамъ всегда хочется знать личность того человѣка, который для васъ великъ или какъ монархъ, или какъ государственный дѣятель, какъ полководецъ, ученый, поэтъ... Отъ такого ближайшаго знакомства всѣ эти великія лица большею частію выигрываютъ... за исключеніемъ, кажется, только однихъ ученыхъ и поэтовъ, которые, къ-несчастію, теряютъ много пріятности и величія отъ внимательнѣйшаго разсмотрѣнія ихъ душевныхъ качествъ. Должно быть, это отъ того, что поэты и ученые писали много такихъ прекрасныхъ вещей, которыхъ бы они сами не сдѣлали, что въ ихъ дѣятельности исключительно участвовали только воображеніе и умъ, а не сердце и благородная воля, и такимъ-образомъ жизнь ихъ двоилась. Но Богъ съ ними, вотъ "Записки о Екатеринѣ-Великой", которыя неоспоримо доказываютъ, что человѣкъ, котораго вы любите за великія дѣла, достоинъ любви и въ частной жизни; замѣтьте, кого вы любите -- мы не говоримъ кому вы только удивляетесь...
   Пока у насъ нѣтъ подробной исторіи царствованія императрицы Екатерины-Великой и подробныхъ записокъ о ея жизни, мы рады каждому сочиненію, которое открываетъ намъ сколько-нибудь новыхъ чертъ изъ ея жизни. Записки статс-секретаря Грибовскаго относятся не къ царствованію, а къ жизни императрицы. Грибовскій былъ недолго статс-секретаремъ, но многое подмѣтилъ; по-крайней-мѣрѣ онъ разсказалъ довольно подробно обыкновенный порядокъ жизни великой императрицы, и мы узнаёмъ теперь привычки, желанія, занятія и увеселенія ея -- словомъ, узнаёмъ, какъ проводила время эта Великая государыня...
   "Много писано о Екатеринѣ-Великой; но никто почти изъ писавшихъ о ней не былъ при ея особѣ, а многіе изъ нихъ и никогда съ нею не говори ли. Всѣ они заимствовали свѣдѣнія о сей монархинѣ изъ публичныхъ происшествій, или изъ ея законовъ, уставовъ и другихъ сочиненій. Отъ-того она представлена въ этихъ описаніяхъ торжествующею побѣдительницею, премудрою законодательницею, одаренною величайшимъ геніемъ и проч. Все сіе, конечно, справедливо; но изображеніе прекрасныхъ свойствъ ея, отъ которыхъ проистекли всѣ великія ея дѣянія, увѣнчавшія ее неувядаемою славою, изображеніе которыхъ наиболѣе для человѣчества поучительно и для каждаго вожделѣнно, почти непримѣтно въ означенныхъ сочиненіяхъ. Бывшіе приближенные къ ея особѣ подѣломъ государственнымъ, князь Потемкинъ, Зубовъ, графъ Безбородко и статс-секретари ея Поновъ, Трощинскій и другіе, имѣли, конечно, возможность узнать сіе ея свойство во всѣхъ отношеніяхъ, вѣрно и под робпо, но оставили земное свое поприще, не оставя для публики никакихъ о великой благотворительницѣ ихъ записокъ (стр. 5 и 6).
   "Но чтобы узнать и понять приватный характеръ сей необыкновенной особы, надобно было видѣть ее каждый день съ 9 часовъ утра, въ своей спальнѣ, сидя въ утреннемъ уборѣ, когда она за выгибнымъ маленькимъ столикомъ занималась государственными дѣлами съ докладчиками: статс-секретаремъ, съ вице-канцлеромъ, съ генерал-прокуроромъ, когда рѣчь шла о мѣрахъ безопасности и благосостоянія государства, о военныхъ дѣйствіяхъ во время войны и пополненіи недостатковъ государственныхъ доходовъ, о новыхъ рекрутскихъ наборахъ, о исправленій упущеній высшихъ или судебныхъ мѣстъ или начальствующихъ лицъ, когда надлежало утвердить или отмѣнить сдѣланный о дворянинѣ приговоръ: тогда и власть и величіе императрицы чудно сливались съ чувствами человѣка и во всей полнотѣ открывали самыя сокровенныя мысли и ощущенія души и сердца ея. Только въ сихъ случаяхъ можно сдѣлать справедливое о характерѣ сей монархини заключеніе."
   Изъ этихъ немногихъ словъ вы видите, что Грибовскій, подобно другимъ современникамъ, имѣвшимъ случай стоять близко у тропа императрицы, не можетъ говорить о ней безъ восторга. Что жь за обаяніе было въ этой великой женѣ, которая такъ легко умѣла заслуживать высокую награду монарховъ -- любовь народную? Многіе заставили трепетать своего имени, многіе заставили удивляться своей геніальности, она заставила любить себя?
   "Любовь и обожаніе ея подданныхъ" говоритъ Грибовскій (стр. 27): "а въ арміи любовь и пламенный восторгъ ея воиновъ, воспомянутся. Я видѣлъ сихъ послѣднихъ, въ траншеяхъ пренебрегающихъ пули невѣрныхъ и переносящихъ всѣ жестокости стихій утѣшенными и ободренными при имени ихъ матушки, ихъ божества!"
   Будемъ слѣдить за Грибовскимъ шагъ за шагомъ; будемъ повѣрять каждое его ощущеніе; будемъ смотрѣть, какимъ-образомъ онъ дошелъ до такого воззрѣнія на императрицу. Мы найдемъ множество обстоятельствъ повидимому ничтожныхъ, въ отдѣльности непредставляющихъ ничего важнаго, но въ сущности составляющихъ одно цѣлое, которое легко пояснитъ, почему современники Екатерины не могутъ вспомнить о ней безъ восторга."Въ первый разъ имѣлъ я счастіе услышать разговоръ императрицы, когда представился для принесенія ей благодарности за удостоеніе меня быть при ея величествѣ. Это было въ Таврическомъ Дворцѣ, въ 10 часовъ утра. Государынѣ было угодно, чтобъ я вошелъ въ кабинетъ, гдѣ она находилась, не чрезъ уборную, а чрезъ камеръ-юнгферскую комнату. Государыня сидѣла на большимъ письменнымъ столомъ, въ утреннемъ платьѣ. "Вы такъ много трудитесь" сказала она, взглянувъ на меня своими голубыми глазами и вмѣстѣ съ тѣмъ подала мнѣ руку, которую ставъ на колѣни, поцѣловалъ я: "хорошо, прибавила она", съ этого времени мы часто будемъ видѣться, а теперь подите съ Богомъ". Послѣднія слова были почти обыкновенная ея рѣчь при разставаніи. Когда хотѣлъ я выйдти первымъ путемъ, то она сказала; "позовите сюда графа Алексѣя Григорьевича" и взглянула на противоположную дверь, почему изъ кабинета вышелъ я въ уборную, гдѣ тогда находились уже давно въ собраніи всѣ бывшіе при собственныхъ ея величества дѣлахъ, или имѣвшіе для доклада дѣла особыя или по другому случаю во дворецъ пріѣхавшія особы, какъ-то", графъ Безбородко, Поповъ, Трощинскій, Турчаниновъ; тутъ же находился и графъ Орловъ, который въ первый разъ по пріѣздѣ изъ Москвы во дворецъ пріѣхалъ. Всѣ они не мало удивились, у видѣвъ, что я вышелъ изъ кабинета, въ который не знали, какъ я вошелъ. Хотя я никогда не видалъ еще графа Орлова, но не могъ ошибиться по высокому росту и нарочитому въ плечахъ дородству и по шраму на дѣвой щекѣ я тотчасъ узналъ въ немъ героя чесменскаго...
   "Графъ Алексѣй Григорьевичъ хотя былъ и въ отставкѣ и обыкновенно жилъ въ Москвѣ, но находился въ особенной милости у государыни; писалъ къ ней письма и всегда получалъ отъ нея собственно ручные отвѣты... (стр. 29 и 30).
   Князь Потемкинъ въ собственноручныхъ письмахъ къ государынѣ писалъ". "матушка родная, прошу тебя" и проч. Государыня къ нему въ приватныхъ собственноручныхъ письмахъ писала: "Другъ мой, князь Григорій Александровичъ!" также "во второмъ лицѣ, что было знакомъ особенной милости" (стр. 32). Въ письмѣ, въ которомъ были описаны собственноручно распоряженія императрицы по поводу послѣдней шведской войны, она спрашивала у князя Потемкина. "Хорошо ли я сдѣлала, учитель?" (стр. 16).
   "Образъ жизни императрицы въ послѣдніе годы былъ одинаковъ (стр. 37). Въ зимнее время имѣла она пребываніе въ большомъ Зимнемъ-Дворцѣ, въ среднемъ этажѣ, надъ правымъ малымъ подъѣздомъ, противъ бывшаго брюсовскаго дома, гдѣ нынѣ находится экзерциргаузъ. Собственныхъ ея комнатъ было не много: взойдя на малую лѣстницу, входишь въ комнату, гдѣ на случай скораго отправленія приказаній государыни стоялъ за ширмами для стате секретарей и другихъ дѣловыхъ особь письменный столъ съ приборомъ; комната сія окнами къ маленькому дворику", изъ ней входъ въ уборную, которой окна были на дворцовую площадь; здѣсь стоялъ уборный столикъ; отсюда была двѣ двери, одна на право въ брильянтовую комнату, а другая на лѣво въ спальню, гдѣ государыня обыкновенно дѣла слушала Изъ спальни входили прямо во внутреннюю уборную, а на-лѣво въ кабинетъ и зеркальную комнату, изъ которой одинъ ходъ въ нижніе покои, а другой прямо, чрезъ галерею въ такъ-называемый "ближній домъ"; въ сихъ покояхъ государыня жила иногда до весны, а иногда и прежде въ Таврическій-Дворецъ переѣзжала. Дворецъ сей построенъ княземъ Потемкинымъ, на берегу Невы. Главный корпусъ онаго былъ въ одинъ этажъ, кажется, нарочно, дабы государыня высокимъ входомъ не была обезпокоена" (стр. 39).
   "Во всѣхъ мѣстахъ ея пребыванія, время и занятія императрицы распредѣлены были слѣдующимъ порядкомъ. Она вставала въ седьмомъ часу утра и до девятаго занималась въ кабинетѣ письмомъ (въ послѣднее время сочиненіемъ сенатскаго устава). Однажды, она между разговорами сказала", что не пописавши нельзя и одного дня просидѣть. Въ это же время пила одну чашку кофею безъ сливокъ; въ девятьчасовъ переходила въ спальню, гдѣ у самаго почти входа изъ уборной, подлѣ стѣны садилась на стулъ, имѣя предъ собою два выгибные столика, которые впадинами стояли: одинъ къ ней а другой въ противоположную сто рону, и предъ симъ послѣднимъ поставленъ былъ стулъ. Въ сіе время, на ней обыкновенно былъ бѣлый гродетуровый шлафрокъ или капотъ, а на головѣ флеровый бѣлый же чепецъ, нѣсколько по лѣвую сторону наклоненный. Не смотря на 65 лѣтъ, государыня имѣла довольную въ лицѣ свѣжесть, руки прекрасныя, всѣ зубы въ цѣлости, отчего говорила твердо, безъ шамшанья, только нѣсколько мужественно; читала въ очкахъ, и притомъ съ увеличительнымъ стекломъ. Однажды, позванъ будучи съ докладами, увидѣлъ ее читающею такимъ образомъ. Она улыбаясь сказала: "Вѣрно вамъ еще не нуженъ этотъ снарядъ? Сколько вамъ отъ роду лѣтъ?" И когда я сказалъ: двадцать-шесть, то она прибавила: "А мы въ долговременной службѣ государству притупили зрѣніе и теперь принуждены по необходимости очки употреблять". Мнѣ показалось, что мы было сказано не для изъявленія величества, а въ противномъ смыслѣ. Въ другой разъ, отдавая мнѣ собственноручную записку о пріисканіи нѣкоторыхъ справокъ для сочиненнаго ею устава для Сената, она сказала: "Ты не смѣйся надъ моею русскою орѳографіею. Я тебѣ, скажу, почему я не успѣла ее хорошенько узнать: по пріѣздѣ моемъ сюда, я съ большимъ прилежаніемъ начала учиться русскому языку. Тётка Елизавета Петровна, узнавъ объ этомъ, сказала моей гофмейстеринѣ: полно ее учить, она и безъ того умна. Такимъ образомъ могла я учиться русскому языку только изъ книгъ, безъ учителя, и это і есть причина, что я плохо знаю правописаніе". Впрочемъ, государыня говорила по-русски довольно чисто и 1 любила употреблять простыя и коренныя русскія слова, которыхъ она множество знала" (стр. 40 и 41).
   "Государыня, занявъ вышеписанное свое мѣсто, звонила въ колокольчикъ и стоявшій безотходно у дверей дежурный каммердинеръ туда входилъ, и вышедъ, звалъ, кого приказано было. Въ сіе время собирались въ уборную ежедневно обер-полиціймейстеръ и статс-секретари; въ одиннадцатомъ же часу пріѣзжалъ графъ Безбородко; для другихъ же чиновъ назначены были въ недѣлѣ особые дни: для вице-канцлера, губернатора, губернскаго прокурора Петербургской Губерніи -- суббота; для генерал-прокурора -- понедѣльникъ и четвергъ; среда для синодальнаго обер-прокурора и генерал-рекетмейстёра; четвертокъ для главнокомандующаго въ Санктпетербургѣ. Но всѣ сіи чины въ случаѣ важныхъ и нетерпящихъ времени дѣлъ могли и въ другіе дни пріѣзжать и по онымъ докладывать" (стр. 43).
   "Первый по позыву являлся къ государынѣ обер-полиціймейстеръ, бригадиръ Глазовъ, съ словеснымъ донесеніемъ о благосостояніи столицы и о другихъ происшествіяхъ и съ запиской на одной четверткѣ листа, написанной въ полиціи некрасиво и неправильно о пріѣхавшихъ и выѣхавшихъ изъ города.
   "По выходѣ обер-полиціймейстера, статс-секретари, имѣвшіе дѣла, чрезъ каммердинера докладывались и по одиначкѣ были призваны, въ семъ числъ и я находился (стр. 44). При входѣ въ спальню наблюдался слѣдующій обрядъ: дѣлалъ государынѣ низкій поклонъ, на который отвѣчала она наклоненіемъ головы, съ улыбкою подавала мнѣ руку, которую я взявъ въ свою, цаловалъ и чувствовалъ сжатіе моей собственной руки, потомъ говорила мнѣ. садиться. Сѣвши на поставленномъ противъ нея стулѣ, клалъ я на выгибной столикъ бумаги и начиналъ читать. Я полагаю, что и прочіе докладчики при входѣ къ государынѣ то же самое дѣлали и такой же пріемъ имѣли."
   "Фельдмаршалъ Суворовъ вошедши дѣлалъ три земные поклона передъ образомъ; а потомъ обратясь, дѣлалъ земной поклонъ государынѣ, которая никакъ не могла его уговорить такъ низко не кланяться. "Помилуй, Александръ Васильевичъ, что ты дѣлаешь!" говорила она, поднимая его.-- "Матушка! отвѣчалъ онъ: послѣ Бога ты одна моя надежда".-- "Государыня подавала ему руку, которую онъ цаловалъ, какъ святыню и просила его на вышеозначенномъ стулѣ противъ нея садиться и чрезъ двѣ минуты его отпускала. Сказывали, что такой же поклонъ дѣлалъ и графъ Безбородко и нѣкоторые другіе, только безъ земныхъ поклоновъ передъ Казанскою. При сихъ докладахъ и представленіяхъ, въ Зимнемъ и Таврическомъ Дворцахъ, военные чины были въ мундирахъ со шпагами и въ башмакахъ, въ праздники же въ сапогахъ; а статскіе въ будни въ простыхъ Французскихъ кафтанахъ, а въ праздничные дни въ нарядныхъ платьяхъ: но въ Царскомъ-Селѣ, въ будни, какъ военные, такъ и статскіе носили фраки и только въ праздники надѣвали: первые -- мундиры, а послѣдніе-Французскіе кафтаны со шпагами" (стр. 46).
   "Государыня занималась дѣлами до двѣнадцати часовь, потомъ дѣлала свой туалетъ.
   "Обѣденный столъ ея былъ въ сіе время во 2-мъ часу пополудни. Въ будни обыкновенно приглашаемы были къ столу изъ дамъ камер-фрейлина Протасова и графиня Браницкая, а изъ мужчинъ тѣ, кои съ нею кушали, были каждый разъ приглашаемы: дежурный генерал-адъютантъ П. В. Пассекъ, А. А. Нарышкинъ, графъ Строгановъ, два эмигранта французскіе: добрый графъ Эстергази и черный маркизъ де-Ламбертъ; иногда вице-адмиралъ Рибасъ, генерал-губернаторъ польскихъ губерній Тутолминъ и наконецъ гофмаршалъ князь Барятинскій; въ праздничные дни сверхъ сихъ были званы еще и другіе изъ военныхъ и статскихъ чиновниковъ, въ Петербургѣ бывшихъ, до 4 то и въ чрезвычайныя торжества до 6-го класса Ежедневный обѣдъ государыни не болѣе часу продолжался. Въ пищѣ она была крайне воздержна; никогда не завтракала и за обѣдомъ не болѣе какъ отъ трехъ или четырехъ блюдъ умѣренно кушала; изъ винъ же одну рюмку рейнвейну или венгерскаго вина пила и никогда не ужинала; чрезъ что до 65-ти лѣтъ, не смотря на трудолюбивый образъ жизни, была довольно здорова и бодра." (Стр. 48.)
   "Послѣ обѣда всѣ гости тотчасъ уѣзжали. Государыня оставалась одна; лѣтомъ иногда почивала, но въ зимнее время никогда; до вечерняго же собранія иногда слушала иностранную почту, которая два раза въ недѣлю приходила; иногда книгу читала, а иногда дѣлала бумажные слѣпки съ камеевъ, что случалось и при слушаніи почты, которую часто читали иди и А. или графъ Марковъ, или Поповъ, который, однако же, по худому выговору французскаго языка, рѣдко былъ для чтенія этого призываемъ, хотя въ это время всегда почти въ секретарской комнатѣ находился. Въ шесть часовъ собирались вышеупомянутыя и другія, извѣстныя государынѣ и ею самою назначаемыя особы для препровожденія вечернихъ часовъ." (Стр. 49.)
   Сверхъ-того, до шести часовъ императрица читала любимыхъ своихъ писателей...
   "Она очень была разборчива въ своихъ чтеніяхъ: не любила ничего ни грустнаго, ни слишкомъ-нѣжнаго, ни утонченностей ума и чувствъ; любила романы Лесажа, сочиненія Мольера, Корнеля и Виланда. "Расинъ не мой авторъ," говорила она: "исключая Митридата". Нѣкогда Рабеле и Скаронъ ее забавляли, по послѣ она не могла о нихъ вспомнить. Она мало помнила пустое и маловажное, но ничего не забывала достопамятнаго Любила Плутарха, переведеннаго Аміотомъ, Тацита и Монтана. "Я скверная голова" говорила она мнѣ: "разумѣю только старинный французскій языкъ, и новаго не понимаю. Я хотѣла поучиться отъ вашихъ: умныхъ господъ и испытала это; нѣкоторыхъ сюда къ себѣ приглашала и иногда къ нимъ писала: они извели на меня скуку и не поняли меня, кромѣ одного столько добраго моего покровителя Вольтера. Знаете ли, что это онъ ввелъ меня въ моду. Онъ очень хорошо мнѣ заплатилъ за вкусъ мой къ его сочиненіямъ и многому научилъ меня забавляться." (Стр. 22.)
   "Императрица знала почти наизустъ Перикла, Ликурга, Солона, Монтескьё, Локка, и славныя времена Аѳинъ, Спарты, Рима, покой Италіи и Франціи и исторіи всѣхъ государствъ и обвиняла себя въ невѣжествѣ; по только для того, чтобы имѣть поводъ къ шуткамъ и шутить надъ врагами, надъ академіями, надъ полу-учеными и надъ важными знатоками." (Стр. 17.)
   Выше сказано, что въ шесть часовъ собирались во дворецъ на вечеръ...
   "Въ эрмитажные дни, которые обыкновенно были по четвергамъ, былъ спектакль, на который1 приглашаемы были многія дамы и мужчины, которые послѣ спектакля домой уѣзжали; въ прочіе же дни собраніе было въ покояхъ государыни. Она играла въ рокамболь или вистъ по большой части съ И А, Е. В. Чертковымъ и съ графомъ А. С. Строгоновымъ; также и для прочихъ гостей столы съ картами были поставлены."
   Сумароковъ въ своемъ "Обозрѣніи царствованія и свойствъ Екатерины Великой" говоритъ (г. I стр. 182), что она предпочитала играть съ графомъ Строгановымъ и Чертковымъ, потому-что они отбивали игры, заставляли брать кости, дѣлать ремизы. Послѣдній всегда шумѣлъ, горячился, спорилъ, до называлъ, что она играть не умѣетъ и часто съ досадою бросалъ карты. Въ эрмитажѣ, говоритъ тотъ же Сумароковъ (II. 59) всякій дѣлалъ что хотѣлъ, какъ у себя дома; отстранялась всякая принужденность. На прибитой черной доскѣ былъ написанъ законъ, состоявшій изъ десяти правилъ, между которыми замѣчательны слѣдующія: "Шляпы, трости, чины оставить за дверьми.-- Не вставать передъ императрицею, когда она къ кому подойдетъ, обходиться съ нею, какъ съ равною,-- Не казать пасмурнаго вида.-- Не горячиться.-Не спорить.-- Не досаждать.-- Сору изъ избы не выносить."
   "Всего болѣе" говоритъ Грибовскій (стр. 16) "противоположность простоты ея бесѣды въ обществѣ съ великими ея дѣлами была въ ней очаровательна. Она смѣялась отъ сказаннаго кѣмъ-нибудь неловкаго слова, даже глупости и развеселялась отъ мелочи; вмѣшивалась въ самыя малыя шутки и сама очень смѣшно ихъ повторяла. "Что мнѣ дѣлать и говорила она: "мамзель Гардель болѣе этого меня не выучила. Эта моя гофмейстерина была старосвѣтская француженка: oна не худо меня приготовила для замужства въ нашемъ сосѣдствѣ; но право, ни дѣвица Гардель, ни я сама не ожидали всего этого".
   "Въ десятомъ часу, государыня уходила во внутренніе покои; гости уѣзжали; въ одиннадцатомъ часу она была уже въ постели, и во всѣхъ чертогахъ царствовала глубокая тишина." (Стр. 50).
   И этотъ образъ жизни, должны мы прибавить, не измѣнялся въ-теченіе 34-хъ лѣтъ.
   Вотъ почти все содержаніе "Записокъ о Екатеринѣ". Сврхъ-того, въ "Запискахъ, касающихся до службы статс-секретаря А. М. Грибовскаго и прочихъ лицъ, съ 1792 г." разсказано много новыхъ свѣдѣній о приближенныхъ императрицы, о графѣ Н. Ив. Салтыковѣ, графѣ И. А. Остерманѣ, графѣ Безбородко, статс-секретарѣ Поповѣ и князѣ Потемкинѣ. О послѣднихъ двухъ, на примѣръ, говорится:
   "Въ 1779 году, князь Г. А. Потемкинъ взялъ къ себѣ Попова правителемъ своей канцеляріи, и если не нашелъ въ немъ глубокихъ свѣдѣній и отличныхъ дарованій, коихъ онъ не имѣлъ, то увидѣлъ въ немъ необыкновенную къ дѣламъ привязанность и неусыпность, такъ-что новый секретарь его не зналъ почти своей квартиры и мало раздѣвался, и безвыходно почти находился въ канцеляріи, бывшей въ однихъ покояхъ съ княземъ, готовъ будучи во всякій часъ ночи, которыя князь проводилъ часто отъ безсонницы безъ сна, во всей формѣ предъ нимъ явиться, какъ-скоро онъ его спроситъ. Симъ средствомъ и скорымъ и точнымъ исполненіемъ дѣлъ снискалъ онъ у князя почти неограниченную довѣренность, которою до самой смерти пользовался... По все сіе ничего не значило съ чрезвычайными выгодами, которыя онъ, какъ главный правитель внѣшнихъ и внутреннихъ дѣлъ и денежныхъ суммъ, въ полномъ и безотчетномъ распоряженіи бывшихъ, имѣлъ. Суммы же, бывшія у князя и поступавшія въ расходъ по запискѣ Попова, были, во-первыхъ, экстра-ординарная военная, которую возили всегда вслѣдъ за княземъ, серебромъ и золотомъ до 8,000,000 рублей; во-вторыхъ, доходы Екатеринославской Губерніи и Таврической-Области, до двухъ милліоновъ въ годъ, предоставленные на улучшеніе сего края, и третья, до 12-ти милліоновъ серебромъ, ежегодно отпускаемыхъ изъ провіантской канцеляріи, въ распоряженіи своемъ имѣлъ."
   "Необычайныя издержки правителя дѣлъ (Попова) на столъ, игру и прочее доказывали, что рѣшетиловскихъ доходовъ его (Попову пожалована была деревня Рѣшетиловка изъ 1,500 посполитыхъ Малороссіянъ) для издержекъ сихъ и на одинъ мѣсяцъ не могло бы достать. Часто на игру приносилъ онъ изъ своего кабинета полныя шляпы червонцевъ, которые никогда въ оный не возвращались. Впрочемъ, сей человѣкъ не имѣлъ дарованій своего образца: свѣдѣнія его во всѣхъ частяхъ дѣлъ были посредственны, о наукахъ же онъ не имѣлъ почти никакого понятія. Писанныя имъ отъ фельдмаршала бумаги состояли въ краткихъ генераламъ ордерахъ касательно военныхъ операцій; иногда сочинялъ онъ и донесенія къ императрицѣ, но слогъ его былъ сухъ, ни мало не похожъ на цвѣтущій и благозвучный слогъ писанныхъ Безбородко манифестовъ; всѣ же военныя бумаги, по военной'и политической части самъ князь писалъ собственноручно; стиль его былъ простъ, но силенъ; въ сихъ сочиненіе ихъ видна была обширность его превосходнаго ума и глубокость свѣдѣній во всѣхъ частяхъ; и изъ всѣхъ тогдашнихъ вельможъ онъ одинъ писалъ чисто и правильно по русски. Изъ сего видно, что князь Потемкинъ требовалъ отъ своего секретаря вѣрнаго и неусыпнаго воли своей исполненія, ни высокихъ талантовъ, ни строгихъ добродѣтелей въ немъ не искалъ..." (Стр. 80--83).
   Вотъ что говоритъ статс-секретарь Грибовскій о графѣ Безбородко:
   "Второй присутствующій (первый по смерти графа Панина былъ вице-канцлеръ графъ Остерманъ) въ Иностранной Коллегіи былъ дѣйствительный тайный совѣтникъ графъ Безбородко.. При острой памяти и нѣкоторомъ знаніи латинскаго и русскаго языковъ, не трудно ему было отличиться легкимъ сочиненіемъ указовъ тамъ, гдѣ бывшіе при государынѣ вельможи, кромѣ князя Потемкина, не знали русскаго правописанія. Матерія для указовъ обыкновенно была обработываема въ Сенатѣ или другихъ департаментахъ основательно и съ присоединеніемъ приличныхъ къ оной законовъ и обстоятельствъ; стоило только сократить его записки и нѣсколько поглаже написать; часто надобно было одѣть только сіи записки въ указную форму. Конечно, не довольно было одного кіевскаго и семинарскаго ученія для успѣшнѣйшаго отправленія государственныхъ бумагъ: потребна была память, острота ума, коими Безбородко щедро былъ награжденъ и ори помощи которыхъ въ скоромъ времени понялъ онъ хорошо весь кругъ государственнаго управленія, такъ что въ продолженіи двадцати лѣтъ, съ 1776 по 1796 годъ, достигъ онъ первѣйшихъ чиновъ и пріобрѣлъ богатѣйшее состояніе и несметныя сокровища въ вещахъ и деньгахъ, не теряя тѣмъ своей репутаціи.
   "Всѣ почти внутреннія дѣла, особенно тяжебныя о имѣніяхъ, доходившія до разрѣшенія государыни, должны были чрезъ него ей представляемы и чрезъ него окончаніе свое получали; равнымъ образомъ чрезъ него же выходили указы о винныхъ откупахъ и другихъ важнѣйшихъ казенныхъ подрядахъ и поставкахъ и наградахъ. Сверхт-того, какъ членъ иностраннаго министерства, при каждыхъ съ иностранными дворами заключенныхъ трактатахъ, получалъ онъ немалые подарки червонцами и брильянтами; сверхъ-того, по званію директора почтъ распоряжался онъ всѣми суммами сего департамента нѣсколько лѣтъ сряду. Предъ кончиною Государыни имѣлъ уже онъ крестьянъ 16,000 душъ, соляныя озера въ Крыму и рыбныя ловли въ Каспійскомъ Moрѣ. Къ сему императоръ Павелъ прибавилъ въ Орловской Губерніи упраздненный городъ Дмитріевъ съ 12,000 крестьянъ. Однимъ словомъ, ему около 20-ти лѣтъ рѣкою лилось богатство; да и надобны были чрезвычайныя суммы, чтобъ удовлетворить тогдашнія прихоти и притомъ со брать горы серебра и осыпать себя брильянтами. Всѣмъ извѣстны праздники, данные имъ, въ 1793 году, по случаю мирнаго съ Турками торжества, и пріѣзда въ 1795 году въ Петербургъ шведскаго короля. Во многихъ залахъ видны были горки (вышиною въ шесть и шириною въ три аршина), уставленныя старинными золотыми и серебряными сосудами необыкновенной величины. Самъ онъ въ торжественные праздники пріѣзжалъ ко двору въ великолѣпной позолоченной восьмистекольной каретѣ, имѣя на себѣ андреевскую звѣзду, погонъ для ленты, пуговицы на кафтанѣ, эфесъ на шпагѣ и пряжки башмачныя всѣ изъ брильянтовъ, не упоминая о драгоцѣнныхъ вещахъ, въ ящикахъ у него лежавшихъ, и которыхъ необыкновенная цѣна изумляла видѣвшихъ ихъ. Знатныхъ обществъ не любилъ, окромѣ торжественныхъ праздниковъ, гдѣ сама императрица присутствовала, никогда въ оныхъ не бывалъ, да и вовсе для нихъ не годился, по своей неловкости... Онъ не былъ женатъ и, кажется, былъ одинъ изъ первыхъ дѣдовыхъ людей, которые въ сіе время подавали другимъ примѣрь въ вольной жизни. Въ лѣтнее время, на дачѣ его, на Выборгской-Сторонѣ, бывали большія пирушки, часто съ пушечной пальбой, на которыя приглашены были всѣ его угодники, имъ взысканные и обогащенные, по большей части также съ своими пріятелями. Чтобъ имѣть понятіе о его щедрости къ своимъ, скажу, что итальянской пѣвицѣ Давіи давалъ онъ мѣсячно на прожитокъ по 2,000 руб. золотомъ, и при отпускѣ ея въ Италію подарилъ ей деньгами и брильянтами на 500,000 рублей!" (стр. 68--72...).
   Вообще, записки Грибовскаго представляютъ такъ много интересныхъ подробностей о частной жизни вельможъ вѣка Екатерины Великой, что невольно зачитываешься, жалѣешь объ одномъ, что онѣ такъ коротки, что онѣ обнимаютъ жизнь только немногихъ въ то время сановитыхъ людей... Статс-секретарь Грибовскій, какъ мы сказали выше, раздѣлялъ общую любовь окружавшихъ дворъ и народа къ императрицѣ Екатеринѣ -- любовь, доходившую до обожанія. Такъ, въ одномъ мѣстѣ онъ говоритъ, стр. II, что "еслибъ полъ Екатерины-Великой дозволялъ ей имѣть дѣятельность мужчины, который можетъ самъ все видѣть и входить во всѣ подробности лично, тогда въ ея имперіи не было бы ни одного злоупотребленія, что исключая сіи мелочи, она была, безъ сомнѣнія, выше Петра I..." Въ другомъ мѣстѣ, онъ говоритъ:
   Сила ея разсудка являлась въ томъ, что несвойственно называютъ слабостью сердца. Между тѣми, которые, во время ея отдохновенія или для раздѣленія трудовъ, удостоивались ея самой близкой довѣренности и жили въ ея дворцѣ, ни одинъ не имѣлъ ни власти, ни кредита. Но когда кто-либо ею пріученъ былъ къ дѣламъ государственнымъ и былъ испытанъ въ тѣхъ предметахъ, для которыхъ угодно ей было его предназначать, таковой уже былъ ей полезенъ. Тогда выборъ сей, дѣлающій честь обѣимъ сторонамъ, давалъ право говорить правду и его слушали".
   "Она говорила: "Мнимая моя расточительность есть на самомъ дѣлѣ бережливость: все остается въ государствѣ и со временемъ возвращается ко мнѣ; есть еще и нѣкоторый запасъ." (стр 19).

"Отечественныя Записки", No 12, 1847

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru