Аннотация: Изданіе Земскаго. Въ типографіи Ф. Іогансонъ. 1875.
ШАРЛЬ РИБЕЛЬ
РАЗСКАЗЪ
ГО! ЭЙ! ЛАМБЕРЪ! ГО! ЭЙ!
ИЗДАНІЕ ЗЕМСКАГО.
ВЪ ТИПОГРАФІИ Ф. ІОГАНСОНЪ. 1875.
Пятнадцатаго августа 1864 года былъ Императорскій праздникъ. Французы, жадные до увеселеній всякаго рода, во множествѣ стекались въ Парижъ и наполняли собою всѣ улицы города.
Въ этотъ же день и я прибылъ въ Парижъ, но не для того, чтобы упиваться шумомъ и блескомъ церемоній и празднествъ, а просто для того, чтобъ уви дѣться съ нѣкоторыми лицами, съ которыми я имѣлъ дѣла.
Столица волновалась и ликовала.
Лишь только успѣлъ я выйти изъ вагона, какъ очутился среди невообразимо шумной толпы. Слышу -- на всѣхъ пунктахъ кричатъ:
-- Го! эй, Ламберъ! го! эй!
-- Ахъ, Ламберъ, ахъ!
Съ одной стороны слышенъ въ народѣ крикъ: го! эй, Ламберъ! го, эй! Съ другой стороны, въ нѣкоторомъ отдаленіи, раздается: ахъ, Ламберъ! ахъ!
Вдругъ подбѣжала какая-то женщина, смѣло проникла въ толпу и закричала:
-- Не видали ли вы Ламбера? Не здѣсь ли онъ? Го! эй, Ламберъ! го! эй!
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!-- отдавался чей-то другой въ отдаленіи.
Самодовольная, смѣющаяся толпа подхватила эти звуки, и стали повторяться въ воздухѣ восклицанія:
-- Го! эй, Ламберъ! го, эй!
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!
-- Не видали ли Ламбера?
И эти крики, словно какимъ-то злобнымъ геніемъ разносимые по толпѣ, производили взрывы хохота и смѣха.
Мнѣ стало наконецъ тяжело и непріятно. Эти вѣчные крики: го! эй, Ламберъ! го, эй! ахъ, Ламберъ! ахъ!-- надоѣдали до крайности.
Какъ отъ кошемара, я старался избавиться отъ этого шума и, собравъ свои силы, выпутался изъ толпы и пробрался къ углу улицы Матюренъ; но здѣсь, какъ на бѣду, очутился я лицемъ къ лицу съ той смѣлой женщиною, которую я уже видѣлъ при выходѣ съ вагона желѣзной дороги.
Точно сумасшедшая, бѣжала она и кричала что есть мочи:
-- Го! эй, Ламберъ! го! эй!
Вдрутъ она увидѣла, что какой-то мужикъ, вооруженный бичомъ, подбѣгаетъ къ ней и кричитъ изовсѣхъ силъ:
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!
Приблизившись къ женщинѣ, мужикъ остановился, посмотрѣлъ на нее и спросилъ:
-- Ты тоже ищешь Ламбера?
-- Да! отвѣчала женщина; развѣ ты видѣлъ его?
-- Кого?
-- Да Ламбера-то.
-- Напротивъ, я самъ ищу его.
-- Ахъ! и ты тоже ищешь его?
-- Да, вотъ ужъ больше часу, какъ я розыскиваю его.
-- Все равно-какъ и я,-- но что же онъ не откликается? вѣдь онъ не долженъ быть далеко. Какой упрямецъ!
-- И я знаю, что онъ не далеко, но, по всей вѣроятности, кто-нибудь укралъ, увелъ его.
-- Укралъ! укралъ Ламбера! Что ты говоришь? Возможно ли это! Боже мой? Украсть Ламбера! Нѣтъ, быть этого не можетъ! Не повѣрю!
-- Ахъ, напротивъ, это совершенно вѣрно. Намъ медлить нечего: здѣсь нужна быстрота дѣйствій. Если ты хочешь отыскать негодяя, то или направо, а я пойду влѣво; мы обойдемъ эти улицы и воротимся опять сюда же. Тотъ изъ насъ, кто первый найдетъ его, пусть схватитъ его за-воротъ и приведетъ сюда. Согласна ли ты?
-- Пойдемъ! сказала добрая женщина, но это невозможно, чтобъ украли Ламбера. Во всякомъ случаѣ, жители Парижа еще не настолько безчестны.
-- Не теряй времени, спѣши!
И каждый изъ нихъ отправился въ свою сторону, оглушительно крича:
-- Го! эй, Ламберъ! Ахъ, Ламберъ, ахъ! Не видали ли Ламбера?
А народъ въ свою очередь съ смѣхомъ повторялъ тѣ же звуки:
-- Го! эй, Ламберъ! го! эй!
-- Не видали ли Ламбера?
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!
Изумленный и озадаченный, стоялъ я на мѣстѣ и ожидалъ, скоро ли возвратятся эти причудливые два соискателя Ламбера.
Я горѣлъ нетерпѣніемъ узнать, что за личность, бывшая причиною такого необыкновеннаго шума.
Я дожидался, по крайней мѣрѣ, полчаса, и въ продолженіе этого полчаса толпа не переставала съ полнымъ самоуслажденіемъ восклицать и кричать:
-- Го! эй, Ламберъ! го, эй!
-- Не видали ли Ламбера?
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!
Ламберъ въ одно мгновеніе достигъ такого значенія, которое достается только на долю легендарнаго героя.
Я хотѣлъ было удалиться, не будучи уже въ состояніи выносить безконечныхъ криковъ: го, эй, Ламберъ! Не видали ли Ламбера? Но въ эту минуту увидѣлъ я мужика, возвращающагося съ поисковъ и имѣющаго какой-то свирѣпый видъ.
Онъ махалъ своимъ бичомъ и кричалъ:
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ, негодяй! еслибы я поймалъ тебя!
Въ свою очередь воротилась и женщина. Она плакала и кричала:
-- Ахъ, я несчастная! Увы! Эти Парижане навѣрное украли его; а у него былъ кошелекъ съ деньгами. Ахъ, онъ несчастный! Зачѣмъ онъ оставилъ меня? Могла ли я представить себѣ это! Ахъ, Боже мой!
Мужикъ подбѣжалъ къ женщинѣ и громко спросилъ ее:
-- Ну, что? не видѣла?
-- Ахъ! никакъ нѣтъ! Однако всѣ зовутъ его.
-- Увы! украли его -- это вѣрно; и притомъ это животное позволило дать увести себя со всѣмъ тѣмъ, что было на немъ.
-- Ты полагаешь? его увели?
-- Впрочемъ, его увести не совсѣмъ-то легко: онъ необыкновенно упрямъ, и я совершенно увѣренъ, что онъ не пойдетъ за первымъ встрѣчнымъ.
-- Ахъ, въ этомъ я совершенно увѣрена, что не легко его связать: онъ скорѣе позволитъ убить себя тутъ же на мѣстѣ.
-- Убить на мѣстѣ! И притомъ здѣсь въ Парижѣ? Ахъ, мой Боже! Что вы это сказали?
-- Увы! меня постигла бѣда, какъ только въ первый разъ я повела его съ собой.
-- Съ собой? Какъ? Развѣ съ тобой шелъ Ламберъ? Онъ не отставалъ отъ меня никогда. Въ самомъ дѣлѣ, какъ же ты то его знаешь?
-- Го! эй, Ламберъ! Не видали ли Ламбера? раздалось въ толпѣ.
-- Помилуй! да въ Бришѣ его знаютъ всѣ. И нѣтъ другаго Ламбера, кромѣ него, на пространствѣ цѣлыхъ двадцати верстъ.
-- Все это совершенно вѣрно; всѣ его, дѣйствительно, знаютъ. Только дѣло въ томъ, что я не изъ Бриша.
-- Ахъ, это все равно: можно хорошо знать Ламбера и не живши въ этой мѣстности.
-- Ги -- ганъ! ги -- ганъ! ги -- ганъ!
-- Чортъ побери! сказалъ мужикъ, -- это должно быть онъ зоветъ меня...
-- Ги -- ганъ! ги -- ганъ! ги -- ганъ! отвѣчалъ ему какой-то отголосокъ.
-- Вотъ Ламберъ! кричали прохожіе.
-- Вотъ онъ! вотъ онъ! Слава Богу, наконецъ-то я добрался до него! Ахъ, Ламберъ! ахъ!
-- Вотъ видишь, продолжалъ мужикъ, обращаясь къ женщинѣ: я теперь знаю, гдѣ онъ; онъ меня кличетъ.
-- И я пойду туда съ тобой: вѣдь и у меня не меньше твоего заботы о Ламберѣ.
И она начала кричать усиленнѣе:
-- Го! ге, Ламберъ! го, ей!
-- Но ты оставь меня: ты -- причина моего несчастія.
И ускоривъ шаги, побѣжалъ мужикъ и живо очутился на Гаврской площади.
-- Ги -- ганъ! ги -- ганъ! ги -- ганъ! раздавалось въ воздухѣ.
-- Вонъ онъ, я узнаю его. Негодяй мнѣ за него заплатитъ.
А толпа все вторила:
-- Ахъ, Ламберъ! ахъ!
Женщина же кричала въ свою очередь:
-- Го! эй! Ламберъ! го! эй!
Все это возбуждало такой шумъ, такую оглушительную какафонію, что потрясались самые крѣпкіе нервы.
Наконецъ мужикъ остановился.
На углу улицы онъ увидѣлъ городскаго сержанта, который велъ осла подъ-уздцы.
-- А-а! вотъ онъ! я не ошибся. И такъ это -- ты, негодяй, увелъ его?
Мужикъ подошелъ къ сержанту и хотѣлъ было схватить осла за узду.
Но сержантъ спросилъ мужика:
-- Слушай это животное твое?
-- Чортъ бы тебя побралъ! я и безъ тебя отлично знаю, что животное мое.
-- Вѣдь и ты узналъ меня, продолжалъ мужикъ, обращаясь уже съ этими словами не къ сержанту, а къ ослу. А сколько времени я искалъ-то тебя!
-- А! такъ это животное твое? сказалъ сержантъ. Ну, теперь ты пойдешь за мной къ коммиссару. Твое животное имѣло дерзость какъ-то попасть въ кондитерское заведеніе, и надѣлало тамъ поврежденія на семь или восемь сотъ франковъ. Итакъ ты долженъ сначала заплатить за поврежденіе, а за тѣмъ тебѣ объявятъ приговоръ, которымъ твоего осла лишатъ права ходить по общественнымъ дорогамъ.
-- Восемьсотъ франковъ поврежденія! произнесъ разстерявшійся мужикъ, и -- кромѣ того еще судебный приговоръ -- многонько!...
-- Нѣтъ, это невозможно, продолжалъ онъ. Ламберъ -- одинъ съѣлъ на восемь сотъ франковъ пирожнаго!
-- Ламберъ съѣлъ на восемь сотъ франковъ пирожнаго! вскричала женщина, которая только что прибыла сюда, и до слуха которой долетѣли только эти послѣднія слова крестьянина. Ахъ, нѣтъ! это невозможно! Онъ конечно голоденъ,-- это вѣрно; но все-же и въ мѣшокъ не уложить на восемьсотъ франковъ пирожнаго.
-- Вотъ однако выставляютъ обвиненіе, сказалъ крестьянинъ. Ахъ, я лучше желалъ бы остаться на этотъ разъ въ Бришѣ!
-- А ты видѣлъ осла? проговорилъ какой-то пьяница крестьянину.
-- Да вотъ онъ! сказалъ этотъ послѣдній, указывая на своего осла.
И мужикъ хотѣлъ было скрыться изъ вида, но сержантъ, покинувъ на минуту осла, догналъ мужика и повелъ къ коммиссару.
Мужикъ проклиналъ Ламбера.
Изумленная женщина собралась наконецъ съ разу момъ и сказала:
-- Такъ это не мой Ламберъ съѣлъ на восемьсотъ франковъ пирожнаго?
-- И не мой оселъ, котораго вы такъ усердно кличите.
-- Ахъ, нѣтъ! я кличу и ищу своего мальчика.
-- Такъ это онъ называется Ламберомъ. Ахъ, онъ обжора! можетъ быть онъ сдѣлалъ такія поврежденія въ кондитерской. Очень можно ошибиться, и смѣшать осла Ламбера съ Ламберомъ -- осломъ на двухъ ногахъ.
Сержантъ выказывалъ нетерпѣніе и побуждалъ мужика идти поспѣшнѣе.
А добрая женщина опять принялась бродить по окрестностямъ, продолжая кричать:
-- Го! эй, Ламберъ! то эй!
Наконецъ она увидѣла въ отдаленіи сорванца -- мальчишку, который держалъ въ рукѣ свою фуражку.
Въ фуражкѣ, какъ видно, было для него что-то заманчивое.
-- Ахъ, это Ламберъ! вскричала женщина, узнавъ въ этомъ мальчишкѣ своего вспотѣвшаго и раскраснѣвшаго сына.
-- Ахъ! ты, негодяй! сказала она: гдѣ-жъ ты былъ?
-- Ой, ой, ой! говоритъ мальчикъ, хватаясь за животъ. Намъ нужно уйти отсюда.
-- Какъ уйти? Зачѣмъ же мы и явились сюда, какъ не провесть весело это праздничное время?
-- Ай-ай! мнѣ больно.
-- Отчего-жъ тебѣ больно? И что находится въ твоей фуражкѣ?
-- Ахъ! ахъ! мнѣ хочется удалиться отсюда.
-- Да скажи же -что у тебя въ фуражкѣ?
-- Тутъ пирожное, которое повалилъ и опрокинулъ оселъ съ оконъ одного великолѣпнаго магазина, такъ какъ окна были не закрыты. Очень многіе приходили и брали пирожное, а вотъ и я сдѣлалъ то же. Какое оно сладкое!
-- Обжора! недовольный! Да если бы тутъ былъ ядъ? И что ежели принудятъ заплатить за утрату, чтобы научить тебя не касаться того, что тебѣ не принадлежитъ?
-- Ахъ, пойдемъ!
-- Да... пойдемъ; но для чего же мы пріѣзжали сюда и истратили на дорогу три франка и десять су?
Въ этотъ моментъ раздалось со всѣхъ сторонъ!
-- Го! эй, Ламберъ, го! эй!
-- Ахъ! вѣдь я нашла его,-- къ чему же это кричатъ еще!
-- Не видали ли Ламбера, послышалось вслѣдъ за симъ.
-- Ахъ, Боже мой! вѣдь уже ищутъ насъ, сказала крестьянка. Я увѣряла, что придется намъ платить убытки. Я не хочу, чтобъ ты несъ эти пироги....
И съ этими словами она вырвала изъ рукъ мальчика фуражку и все, что было въ ней, выбросила въ ручей, и вслѣдъ за тѣмъ отправилась съ мальчикомъ на желѣзную дорогу.
И опять съ разныхъ сторонъ раздались крики:
-- Не видали ли вы Ламбера?
-- Ахъ, Боже мой! размышляла бѣдная женщина: оставятъ ли насъ въ покоѣ? Ужели будутъ преслѣдовать до самаго Гонеса?
-- Впрочемъ, продолжала она утѣшать себя, не надобно предаваться унынію: вѣдь всю бѣду накликалъ оселъ; такъ пусть хозяинъ его и отвѣчаетъ за него. Зачѣмъ онъ назвалъ своего осла Ламберомъ? Не прилично давать христіанское имя животному, и притомъ еще ослу.
Между тѣмъ маленькій Ламберъ медленно проговорилъ:
-- Ахъ, если бы мнѣ взять то, что осталось тамъ!
-- Тс! сказала ему мать, замолчи! тебя слѣдуетъ наказать, обжора!
Мать Ламбера находилась въ серьезномъ безпокойствіи, такъ какъ по всей линіи желѣзной дороги вплоть до прибытія домой то и дѣло слышались со всѣхъ сторонъ неумолкающіе крики:
-- Го! эй, Ламберъ! го! эй! Видѣли ли Ламбера?
Въ теченіе дня или двухъ народъ былъ словно сумасшедшій.
Каждаго -- кто бы ни былъ -- встрѣчали не иначе, какъ крикомъ:
-- О! эй, Ламберъ! Видѣлъ ли ты Ламбера?
Наконецъ вынуждена была вступиться въ это дѣло полиція, чтобъ оградить общественное спокойствіе отъ этой горячки, отъ этихъ безумныхъ криковъ толпы.
Словомъ имя Ламбера произвело фуроръ.
Молва о немъ, зародившись въ Парижѣ, разнеслась,разрослась и зацвѣла по провинціямъ, и въ самое кратчайшее время имя Ламбера сдѣлалось популярнѣйшимъ именемъ во всей Франціи.
И надобно замѣтить при этомъ, что всѣ тѣ, которые громче другихъ кричали и разносили это магическое имя Ламбера, вовсе не понимали, въ чемъ дѣло, нисколько не знали настоящей исторіи о весельчакѣ, выведшемъ изъ скуки Парижъ, и были слишкомъ далеки отъ того, чтобъ заниматься осломъ изъ Бриша и обжорой -- мальчишкой изъ Гонеса.
Прибывъ въ Гонессъ, маленькій Ламберъ похваралъ -- да такъ похваралъ, что едва и не умеръ.
А бѣдная мать его -- мало того, что была въ огорченіи по случаю болѣзни сына -- она постоянно была удручаема скорбью, что вотъ-вотъ придутъ, вотъ-вотъ возьмутъ съ нея деньги для пополненія утратъ въ кондитерскомъ магазинѣ.
И долго она еще обречена была на печальное удовольствіе каждый часъ днемъ и ночью съ горечью выслушивать подъ окнами собственнаго дома все -- тѣже монотонные, раздирающіе душу звуки праздной толпы:
-- О! эй, Ламберъ! Видѣла ли ты Ламбера?
Притихъ наконецъ и загасъ фуроръ, произведенный Ламберомъ, какъ притихаетъ и угасаетъ все на свѣтѣ.
Дождалась, наконецъ, своихъ свѣтлыхъ дней и эта горемычная женщина.
Много должно быть перенесла она. Она порѣшила отречься отъ общественныхъ удовольствій и дала клятву за себя и за сына -- ни разу не присутствовать на общемъ народномъ праздникѣ въ шумномъ Парижѣ.
Все это, конечно, не прошло даромъ и сыну ея Ламберу: такой тревожный, ощутительный случай коснулся и его начинающагося самосознанія.
Что же касается другаго Ламбера, другаго героя -- именно крестьянскаго осла, то и онъ получилъ строгое внушеніе о послушаніи, произведенное бичомъ хозяина.