Убогое горное село Ластовки расположилось у верховьевъ Стрыя, въ толъ мѣстѣ, гдѣ онъ послѣ своей большой излучины подъ Турку поворачиваетъ къ Синеводску, извиваясь между горъ и лѣсовъ. Въ этомъ небольшомъ заброшенномъ селѣ среди лѣсовъ и дебрей прячутся разбросанныя, убогія хатки бойковъ {Карпатскіе горцы-малороссы.}. Ниже села, за отрѣзкомъ чернаго лѣса, достигающаго самаго берега рѣки, надъ Стрыемъ торчитъ высокая скала. Отвѣсной стѣной громоздится она надъ самымъ поворотомъ рѣки, а вершиной, зеленой отъ мху и папоротниковъ, высится надъ окрестными горами. Лѣтомъ Стрый плещется объ ея основаніе, но осенью онъ грозно реветъ и цѣнится, заливая узкую тропинку, вьющуюся подъ скалою вдоль его берега. А кругомъ расположились горы, покрытыя чернымъ сосновымъ лѣсомъ; только кой-гдѣ верхушки ихъ свѣтятся безлѣсными полянами, которыя кажутся сѣрозелеными пятнами на темпомъ фонѣ. Пусто и жутко въ осенній день у скалы -- только волны Стрыя ревутъ и разбиваются объ острые камни.
Пусто и жутко было также въ душѣ стражника, который въ осенній слякотный день, въ плащѣ и шляпѣ, съ пѣтушьимъ перомъ, съ ружьемъ за плечами, шелъ тропинкою надъ рѣкой и внимательно озирался кругомъ. Нигдѣ ни живой души, ни голосу людского, и если-бъ не утоптанная тропинка надъ рѣкой, то можно было бы подумать, что здѣсь, въ этой дикой лѣсной котловинѣ, не ступала еще человѣческая нога отъ сотворенія міра.
-- Тьфу ты, собачья служба!-- ворчалъ стражникъ, обтирая платкомъ усы, съ которыхъ капала дождевая вода.-- Лазь да лазь, какъ проклятый, по этимъ чертовскимъ вертепамъ, и все попусту. Эти мерзавцы бойки боятся стражника, какъ чорта; всякій, какъ только гдѣ встрѣтитъ, обходитъ его на тысячу шаговъ. Такъ и кажется, что каждый изъ нихъ только-что что-нибудь укралъ или убилъ кого-нибудь. А если ужъ кого поймаешь, то скорѣе что-нибудь узнаешь отъ этой скалы, нежели отъ него. Чортъ бы побралъ этотъ скверный, глупый народъ. Такъ ворча, приближался стражникъ къ скалѣ и поминутно поглядывалъ на Стрый, который сердито разбивалъ свои волны о камни, какъ-будто и самъ злился на этихъ дикихъ, тупыхъ бойковъ.
-- О, сколько воды!-- продолжалъ ворчать стражникъ.-- Какъ бы только она не залила тропинки да мостковъ не снесла, не добраться тогда мнѣ сегодня до этихъ чортовыхъ Ластовокъ, хотя до нихъ ужъ рукой подать. Въ этихъ горахъ мнѣ совсѣмъ нѣтъ счастья, хоть сядь да плачь! Вотъ ужъ четвертый разъ обхожу эти вертепы и ни разу еще мнѣ не посчастливилось поймать вора или разбойника. А между тѣмъ стоитъ только взглянуть, чтобы убѣдиться, что воровъ и разбойниковъ здѣсь должно быть изрядное количество и, что хуже всего, даже какого-нибудь несчастнаго бродягу или старика-иищаго не пришлось мнѣ до сихъ поръ арестовать. Какъ-будто сговорились не попадаться мнѣ на глаза. А другой пойдетъ, такъ каждый разъ этихъ бродягъ, нищихъ да цыганъ пригонитъ цѣлую ораву, полную тюрьму набьетъ. А я хоть бы тебѣ одного привелъ! Чортъ бы побралъ такое счастье-и только!..
И стражникъ сердито смотрѣлъ впередъ. Онъ стоялъ ужъ передъ самой скалой. Тропинка поднималась тутъ немного въ гору и какъ-бы шла по каменной заваленкѣ, то приближаясь къ отвѣсной каменной стѣнѣ, то опять опускаясь чуть-чуть не къ самой водѣ. Еще издали стражникъ увидѣлъ, что сейчасъ-же на первомъ такомъ спускѣ тропинка была залита мутной, пѣнистой водой.
-- Вотъ тебѣ разъ!-- крикнулъ онъ раздраженно,-- опять помѣха! Придется обойти вокругъ этого препятствія, полчаса карабкаться по кустамъ и разсѣлинамъ, а за это время я могъ бы уже быть въ Ластовкахъ. А пусть тебя громы небесные побьютъ съ такими порядками!
И скользя въ своихъ тяжелыхъ сапогахъ по мокрому мху, стражникъ повернулъ направо, межъ пнями, подъ гору, чтобъ обойти скалу. Нечаянно какъ-то онъ бросилъ взглядъ въ сторону -- и остановился. Что за чортъ! Ему показалось, что изъ скалы легонькими клубами выползалъ дымъ, который, словно испугавшись чего-то, быстро расплывался и исчезалъ въ воздухѣ. Сразу стражникъ своимъ глазамъ не повѣрилъ. Но когда онъ остановился и вглядѣлся внимательнѣе, то увидѣлъ, что дѣйствительно, изъ-за острыхъ зубовъ скалы, какъ-будто изъ самой средины ея толщи, выходилъ дымъ. Можетъ-ли это быть? Стражникъ былъ не трусъ, а все-таки у него дрожь по тѣлу пробѣжала, ибо онъ никоимъ образомъ не могъ постигнуть, что бы это могло быть. Наконецъ, онъ бросилъ размышлять.
-- Вѣрно, гдѣ-то дровосѣки огонь разводятъ. А. можетъ быть, воры? Что бы тутъ дровосѣки дѣлали? Пойду, взгляну.
И онъ съ трудомъ началъ взбираться по скользкимъ скаламъ туда, гдѣ, словно великанъ, торчала высокая каменная стѣна. Сначала онъ ничего не могъ разглядѣть. Наступали уже сумерки; тѣнь отъ скалы густымъ туманомъ покрывала именно то мѣсто, откуда выходилъ дымъ. Напрасно стражникъ напрягалъ взоръ и слухъ -- ни увидать, ни услышать нельзя было ничего, кромѣ бѣшенаго рокота прибывающей подъ скалою рѣки да осенняго протяжнаго стона лѣса.
-- Эй, кто тамъ? Откликайтесь!-- крикнулъ стражникъ, но только голосъ его мрачно прозвучалъ среди скалъ, да противоположная гора повторила конецъ его оклика: "айтесь". Тогда стражникъ началъ карабкаться еще дальше. На небольшой площадкѣ межъ камней видны были поломанные сухіе сучья, какія-то еще свѣжія кости и даже куски полусгнившихъ тряпокъ. Ну, конечно, это слѣдъ человѣка!-- подумалъ стражникъ. Присмотрѣвшись ближе, онъ увидѣлъ едва замѣтную тропинку, которая змѣйкой выползала изъ камней, тянулась потомъ поперекъ площадки и терялась въ тѣни, подъ отвѣсною стѣною, какъ разъ въ томъ мѣстѣ, откуда выходилъ дымъ. И только, приблизившись шага. на два, стражникъ увидалъ выдолбленную въ скалѣ небольшую дыру, заткнутую обгорѣлымъ сосновымъ бревномъ. Богъ вѣсть отчего, сердце стражника вдругъ какъ-то неспокойно забилось въ груди. Схвативъ обѣими руками карабинъ, какъ-будто готовясь къ нападенію, онъ сталъ осторожно приближаться. Тишь внутри темной ямы еще сильнѣе тревожила его и въ душѣ онъ началъ сердиться на себя за то, что за минуту крикнулъ было такъ громко и выдалъ свое приближеніе. Кто знаетъ, можетъ быть, врагъ, предупрежденный его крикомъ, уже наблюдаетъ за нимъ изъ какой-нибудь скрытой засады? Но вернуться было, можетъ быть, еще опаснѣе, и онъ пошелъ дальше. Наконецъ, онъ остановился предъ самой пещерою, осмотрѣлъ саблю и патронташъ, а потомъ сразу толкнулъ штыкомъ бревно и очистилъ входъ въ пещеру. Дымъ клубами бросился ему въ лицо, но за дымомъ ничего не было видно. Чтобъ заглянуть внутрь пещеры, онъ долженъ былъ нагнуться. Только когда дымъ немного разсѣялся, стражникъ увидѣлъ внутренность высѣченной въ скалѣ пещеры. Сѣрыя каменныя стѣны сходились въ горѣ какъ-бы сводомъ. Влага такъ и висѣла на нихъ зеленоватыми каплями. Внизу, въ каменномъ полу, посреди пещеры была выдолблена небольшая яма, въ которой тлѣлъ огонь, прикрытый полусгнившимъ, сильно дымившимся бревномъ. Вокругъ огня сидѣло нѣсколько человѣкъ, дѣтей и взрослыхъ, ея'на прикрытыхъ грязными лохмотьями. Лицъ ихъ стражникъ не могъ еще разглядѣть, онъ видѣлъ только, какъ нѣсколько паръ черныхъ, испуганныхъ глазъ съ тревогою уставились въ него.
-- Кто вы? крикнулъ онъ грозно.
-- Цыганы, господинъ!-- отозвался грубый, но смирный голосъ.
-- А что вы тутъ дѣлаете?
-- Бѣдствуемъ, господинъ!
Стражникъ еле-еле протиснулся внутрь пещеры и началъ оглядывать жилище и людей. Въ одномъ углу на маленькомъ возочкѣ лежали кузнечныя принадлежности: мѣхъ, наковальня и молоты: въ другомъ -- кучка сухихъ сучьевъ для топлива. На сучьяхъ развѣшано было какое-то грязное бѣлье. Посреди пещеры. недалеко отъ огня, находилась постель всей семьи -- куль на половину сгнившей соломы, разложенной на камнѣ, да куча сухого мху и листьевъ. Только на одномъ концѣ этой постели, на самомъ почетномъ мѣстѣ, лежала невыдѣланная конская шкура, которою ночью прикрывался старый ромъ {Цыгане называютъ себя ромами.}.
-- А сколько васъ здѣсь? снова грозно спросилъ стражникъ, оборачиваясь къ огню.
-- Пятеро, господинъ, пятеро, -- отвѣтилъ цыганъ и всталъ, весь дрожа отъ холода. Остальные цыганы также повставали. Кромѣ старика, была тутъ еще цыганка, парень и двое маленькихъ, совсѣмъ голыхъ цыганятъ. Всѣ они посинѣли отъ холода и казались распухшими -- должно быть, съ голоду.
-- Чѣмъ же вы тутъ живете, бродяги?-- продолжалъ стражникъ.
-- Милостью Божьей, господинъ, милостью Божьей. Вотъ кобыла у насъ издохла недавно, такъ еще до сегодняшняго дня было мясо.
-- А давно вы тутъ?
-- Двѣ недѣли, господинъ.
Стражника почему-то злили эти слишкомъ покорные отвѣты стараго цыгана. Въ его плаксивомъ голосѣ, въ этомъ ежеминутно повторяемомъ "господинъ" -- стражникъ видѣлъ скрытую насмѣшку надъ своей властью.
-- А много крадете по селамъ?-- спрашивалъ онъ дальше.
-- Нѣтъ, господинъ, мы не крадемъ ничего. Ромъ Пайкушъ не крадетъ. Ромъ Пайкушъ, пока въ состояніи, живетъ трудомъ своихъ рукъ. Но теперь, когда кобыла пала, мы не можемъ двинуться дальше. Мы должны пробыть здѣсь, пока немного не распогодится.
-- Пока новаго коня не украдете!-- передразнивалъ стражникъ.-- Ну-ка, собирайтесь, маршъ со мною.
-- Куда, господинъ?-- спросилъ старый цыганъ дрожащимъ голосомъ.
-- Не спрашивай. Собирайся съ своимъ поганымъ отродьемъ -- пойдемъ въ село." А тамъ ужъ увидимъ, что съ вами дѣлать.
Старый цыганъ стоялъ остолбенѣлый, въ то время какъ старая цыганка, словно камень съ неба, бросилась стражнику въ ноги и заревѣла, какъ будто ее кто рѣзать хотѣлъ.
-- Ой, господинъ! Голубчикъ нашъ! Что тебѣ сдѣлалъ старый Пайкушъ, что тебѣ сдѣлали бѣдные ромы, что хочешь насъ въ такой холодъ выгнать на улицу? Погляди только -- моя мелюзга совсѣмъ голешенька, да и мы сами не выдержимъ такой стужи. Сжалься, господинъ, сжалься, не гони насъ никуда. Пусть бѣдные ромы поживутъ еще на свѣтѣ Божьемъ!
-- Будешь ты молчать, чучело! крикнулъ на нее стражникъ и оттолкнулъ старую цыганку.-- Сейчасъ мнѣ собирайтесь!
Но тутъ вся семья, маленькіе и большіе, съ визгомъ и плачемъ бросились стражнику въ ноги и начали просить и умолять его, чтобъ онъ оставилъ ихъ въ каменной хатѣ. Тѣмъ временемъ стражникъ и самъ раздумывалъ, что ему дѣлать. Село далеко, дорога неровная, безлюдная, приближается ночь, тяжело ему будетъ одному препроводить въ село всю эту ораву.
Онъ быстро передумалъ.
-- Ну,-- сказалъ онъ,-- чего ревете, глупые цыганы? Не бойтесь, авось не съѣмъ васъ живьемъ. Пусть будетъ по вашему -- оставайтесь тутъ! Но слушай, старый, пока я вернусь, не смѣй мнѣ отсюда трогатьcя!
Старый цыганъ стоялъ, какъ столбъ. Удивленными, испуганными глазами глядѣлъ онъ на стражника, почуявъ въ его словахъ какую-то новую бѣду.
-- Ну, чего-жъ ты такъ уставился на меня, чего хлопаешь глазами, какъ баранъ?-- крикнулъ стражникъ.-- Слышишь или нѣтъ, что я тебѣ говорю? Не смѣй трогаться отсюда, пока я на обратномъ пути не приду сюда, а то бѣда тебѣ!
Старый цыганъ все еще стоялъ, словно окаменѣлый. Только цыганка, низко кланяясь, сказала стражнику: -- хорошо, господинъ, хорошо!-- стражникъ еще разъ оглядѣлъ пещеру, сплюнулъ съ отвращеніемъ -- и вышелъ.
-- Бродяги проклятые!-- ворчалъ онъ, съ трудомъ сходя со скалы.-- Вотъ куда ихъ занесло! Однако я ихъ отыскалъ. Ну авось хоть теперь какой нибудь "бельобунгъ" {Награда.} будетъ!
II.
Ластовскій войтъ, какъ и всякій бойко, былъ неграмотенъ, покоренъ и угодливъ съ властями, а съ подчиненными упрямъ тѣмъ безсмысленнымъ упорствомъ, которымъ отличаются люди съ ограниченнымъ умомъ. Стражники рѣдко заходили въ это село,-- поэтому каждое появленіе стражника вызывало въ селѣ настоящій переполохъ. Люди эти, выросшіе въ горахъ да лѣсахъ, считали должность войта тяжелымъ бременемъ, главнымъ образомъ, потому, что войтъ каждый разъ обязанъ былъ являться передъ разными наѣзжающими въ село господами, долженъ былъ отвѣчать на ихъ вопросы, исполнять ихъ приказанія. Кого въ громадѣ разъ насильно "посадили войтомъ", тотъ обыкновенно оставался на этомъ посту нѣсколько, иногда болѣе десятка, лѣтъ, пока только могъ держаться на ногахъ, потому что безъ крайней необходимости другой никто не рѣшался взять на себя эту страшную обязанность.
Нашъ войтъ былъ только недавно выбранъ, поэтому онъ не совсѣмъ еще освоился съ господами. Онъ немало испугался, когда стражникъ позднимъ вечеромъ вошелъ въ его хату. Но еще больше онъ испугался, когда прибывшій стражникъ разсказалъ ему о цыганахъ. Правда, войтъ зналъ, что цыгане живутъ въ скалахъ; слѣдовательно, не самыхъ цыганъ онъ испугался. Испугался онъ того, что стражникъ таки и тамъ открылъ ихъ и что теперь, вѣрно, и его вмѣстѣ съ цыганами будутъ таcкать въ Подбужъ.
-- Ну, а вы знаете объ этихъ цыганахъ?-- спрашивалъ стражникъ войта.
-- Да какъ-будто знаю.
-- Что-жъ они, крадутъ?
-- Да, вѣроятно, не безъ того. Гдѣ-жъ цыгану выдержать безъ этого! Только старый временами что-то стучитъ молотомъ, какъ-будто работаетъ. Но такая ужъ его цыганская работа...
-- Я такъ и зналъ,-- проворчалъ стражникъ.-- Ну, войтъ, на васъ лежитъ отвѣтственность за нихъ.
-- На мнѣ!-- крикнулъ перепуганный войтъ.-- Если они что украдутъ, то я за это долженъ отвѣчать?
-- Да. Отвѣтите за все, что произойдетъ въ предѣлахъ вашего села. У васъ долженъ быть порядокъ. Такой цыганской голытьбы нельзя оставлять безъ призора.
-- Ну, а что же мнѣ съ ними дѣлать? Взять ихъ на веревку, что-ли?
-- Гдѣ только встрѣтите въ селѣ, сейчасъ ихъ арестовать и отдать въ руки стражниковъ.
-- Э, господинъ, да, вѣдь, вельможные "стражники" такъ рѣдко къ намъ заглядываютъ. А тутъ, если-бъ я одного арестовалъ, то другіе подожгутъ меня.
-- Подожгутъ!-- крикнулъ стражникъ.-- Такъ вотъ они каковы? Подождите, приберемъ ихъ къ рукамъ. Войтъ, поберегите мнѣ этихъ цыганъ, пока я вернусь изъ обхода. Я ихъ заберу съ собой въ Подбужъ.
Поѣвъ молока и свѣжаго овечьяго сыру, стражникъ легъ на скамьѣ, завернулся въ плащъ и заснулъ. А тѣмъ временемъ войтъ не спалъ, хоть и лежалъ въ постели.
-- Какой дьяволъ принесъ этого стражника,-- думалъ онъ,-- что откопалъ цыганъ въ такой дырѣ, гдѣ ихъ до сихъ поръ никакое начальство не замѣчало? И что теперь съ ними дѣлать? Положимъ, я ихъ арестую и препровожу въ село, то что изъ того, что стражникъ заберетъ ихъ въ Подбужъ? Посидятъ подъ арестомъ пару дней, а потомъ выйдутъ на волю -- и, конечно, опять направятся въ Ластовки. Имъ ничего не стоитъ обокрасть или поджечь меня. Что цыгану? Стражникъ далеко, а цыганъ бродяжничаетъ множество: стоитъ одну только шайку задѣть, то всѣ тебѣ враги. Охъ, жизнь моя горькая! Тьфу на твою голову! Развѣ вотъ я что сдѣлаю! Да, да, это будетъ самое наилучшее! Если цыгане убѣгутъ, то что мнѣ стражникъ сдѣлаетъ? Могутъ же они удрать еще въ эту ночь, прежде чѣмъ я узналъ отъ стражника, что ихъ нужно арестовать. Это будетъ самое лучшее, безусловно самое лучшее!..
И съ этой мыслью войтъ заснулъ ужъ около полуночи.
Между тѣмъ стражникъ, несмотря на то, что спалъ на твердой скамьѣ, видѣлъ очень, пріятные сны -- "бельобунгъ", денежную награду и переходъ въ лучшія мѣста, въ Подолію, на русскую границу, гдѣ легко можно "устроить" выгодную контрабанду и повышеніе, и добычу. Этотъ сонъ придалъ ему еще больше охоты и увѣренности. На другой день онъ раненько всталъ, собрался и, еще разъ строго наказавъ войту стеречь цыганъ, спѣшно отправился въ дальнѣйшій путь, чтобъ еще сегодня дойти до предѣла своего обхода, а завтра вернуться назадъ въ Ластовки.
Тотчасъ по его уходѣ, войтъ намоталъ на ноги тройныя портянки, обулся въ кожаные лапти, надѣлъ на себя тулупъ и баранью шайку, перевѣсилъ черезъ плечо мѣшокъ съ "цесарскимъ орломъ" и вложилъ въ него пару овсяныхъ хлѣбовъ и кусокъ овечьяго сыру. Приготовившись такимъ образомъ, не говоря никому ничего, пустился онъ въ дорогу къ скалѣ.
-- Добрый день вамъ, Пайкушъ,-- сказалъ онъ, входя въ пещеру.
-- Добраго вамъ здоровья, господинъ войтъ, -- отвѣтилъ старый цыганъ.
-- А что здѣсь у васъ новаго слышно?-- спросилъ войтъ, по бойковскому обычаю не приступая прямо къ дѣлу.
-- Скверно, господинъ войтъ! Былъ тутъ у насъ вчера "кокорудза" {На воровскомъ жаргонѣ -- стражникъ.}, хотѣлъ вести насъ въ село.
-- Что-жъ я вамъ; бѣдняги, посовѣтую?-- сказалъ войтъ.-- Онъ мнѣ велѣлъ стеречь васъ, пока самъ не вернется, и тогда отдать ему васъ въ руки.
-- И вы хотите насъ теперь арестовать?-- сказалъ спокойно, но съ скрытой въ голосѣ угрозой старый цыганъ.
-- Богъ съ вами, Пайкушъ!-- сказалъ войтъ.-- Что-жъ это я васъ отъ сегодняшняго дня знаю, что-ли? Я тотчасъ сказалъ стражнику, что цыганъ -- вѣтеръ въ полѣ: вотъ онъ тутъ, вотъ его нѣтъ. Кто его на привязь возьметъ? Вотъ знаете что, тутъ есть немного хлѣба и сыру, возьмите это отъ меня и идите, куда хотите, чтобъ я о васъ и не слышалъ ничего. Не хочу вамъ приносить хлопотъ, но и самъ не хочу черезъ васъ въ бѣду попасть. Понимаете?
-- Понимаемъ, господинъ, войтъ, понимаемъ! Пусть вамъ Богъ святой заплатитъ!-- сказалъ цыганъ, кланяясь, а за нимъ начала кланяться вся его семья. Положивъ на каменномъ полу хлѣбъ и сыръ, войтъ торопливо пошелъ назадъ въ село, стараясь остаться никѣмъ незамѣченнымъ. А въ душѣ онъ смѣялся надъ тѣмъ, какъ будетъ злиться стражникъ, если завтра придетъ, а цыганъ ужъи слѣдъ простылъ.
III.
Правду говорятъ, что горная осень стоитъ хорошей зимы въ долинахъ. Едва только нашъ стражникъ вышелъ за противоположную границу Ластовокъ, едва только войтъ, совершивъ свою политичную миссію, вернулся обратно въ село, какъ высокая вершина Пирашки, торчащая вверхъ въ видѣ величественнаго трезубца, покрылась густой мглой, или, какъ говорятъ, "задымилась". Громадными клубами катилась эта мгла внизъ, гонимая сильнымъ свистящимъ вѣтромъ. Въ полчаса ужъ все исчезло въ вихряхъ и клубахъ снѣжнаго урагана, который со всѣхъ сторонъ билъ въ глаза, и слѣпилъ пѣшехода, заметая у него подъ ногами тропинку.
Ругаясь и поминутно отплевываясь, боролся стражникъ съ мятелью и упрямо шелъ впередъ. Уже недалеко было село, докотораго онъ разсчитывалъ добраться къ ночи -- крайній пунктъ его обхода. Оставалось еще только перейти по мостику на другой берегъ рѣки. Но этотъ былъ очень опасенъ. Рѣка какъ бѣшеная шумѣла подъ мостикомъ, а вверху бушевалъ вѣтеръ, словно руками дергая за перила. Мостикъ былъ скользкій отъ снѣга, а вѣтеръ слѣпилъ глаза. Уже недалеко отъ берега стражникъ поскользнулся и упалъ въ воду. Вода была неглубока, но страшно быстра. Въ одну минуту теченіе сорвало съ плеча стражника карабинъ, а съ головы шапку съ пѣтушьимъ перомъ. Большой камень-круглякъ, который вода катила по дну, ударился объ его ноги и свалилъ его. Съ большимъ усиліемъ стражникъ выкарабкался на берегъ. Онъ вымокъ до послѣдней ниточки, промерзъ и испугался. Чтобы согрѣться, бѣдняга во весь духъ пустился бѣжать въ село, къ знакомому священнику. но какъ это ни было близко, все-таки, пока онъ добѣжалъ до хаты, мокрая одежда на немъ затвердѣла отъ мороза, какъ кость, и голосъ замеръ въ его груди. Правда, у священника стали растирать его, согрѣвать. Эта помощь и желѣзное здоровье стражника сдѣлали то, что онъ обошелся безъ тяжкой болѣзни, но все-таки долженъ былъ пролежать въ постели цѣлую недѣлю въ сильной горячкѣ. Всю эту недѣлю шелъ снѣгъ, свисталъ вѣтеръ, трещалъ морозъ, такъ что даже здоровому человѣку не впору было пускаться въ горахъ въ дорогу изъ одного села въ другое. Наконецъ, черезъ недѣлю вѣтеръ стихъ, распогодилось, но морозъ сталъ еще крѣпче. Стражникъ не хотѣлъ мѣшкать далѣе, но священникъ не рѣшался отпустить его, еще полубольного, отъ себя пѣшкомъ. Онъ велѣлъ запречь сани и отвезти его въ Подбужъ, куда еще раньше далъ знать о случившемся съ нимъ.
Когда стражникъ проѣзжалъ черезъ Ластовки, онъ вспомнилъ о цыганахъ, о которыхъ во время своей болѣзни совсѣмъ было забылъ. Онъ велѣлъ возницѣ остановиться противъ хаты войта, вызвалъ его и спросилъ:
-- А что вы сдѣлали съ цыганами?
-- Да что жъ было съ ними дѣлать,-- отвѣтилъ войтъ, почесывая свою косматую голову,-- если мы ихъ ужъ не застали?
-- Какъ -- не застали?
-- А такъ. Какъ только вы отъ меня ушли, я сейчасъ же собрался и пошелъ, чтобы арестовать ихъ и доставить въ село. Но въ скалѣ я никого не засталъ. Видно, испугались и въ ту же ночь сбѣжали.
-- Экія бестіи!-- крикнулъ стражникъ.-- Подождите лишь, я еще васъ гдѣ-нибудь накрою.
Войтъ поклонился, а въ душѣ только усмѣхался, что ему удалось такъ ловко избавиться отъ бѣды. А стражникъ, злой и раздраженный, завернулся въ свой плащъ и въ тяжелый бараній тулупъ, который далъ ему въ дорогу священникъ, и велѣлъ ѣхать дальше.
IV.
Стрый съежился отъ мороза. Внизу подъ скалою переѣздъ былъ свободенъ, а такъ какъ дорога эта была самая близкая, то стражникъ велѣлъ везти себя по ней. Только что выѣхали за лѣсъ, черной стѣной отдѣляющій Ластовки отъ остального міра, какъ глаза стражника съ какой-то тревогою устремились въ великана-скалу, который такъ невдалекѣ вынырнулъ передъ нимъ. Вершина скалы не была покрыта снѣгомъ, такъ какъ вѣтеръ смелъ оттуда этотъ зимній пухъ и разметалъ его по нижнимъ уступамъ. Екнуло что-то въ сердцѣ стражника, когда онъ увидалъ всю вершину скалы покрытой воронами, галками и другими хищными птицами, которыя то сидѣли, то носились цѣлыми тучами кругомъ, и своимъ зловѣщимъ крикомъ и шумомъ наполняли воздухъ.
Но что это? Изъ темноватой разсѣлины въ горѣ, глубоко засыпанной снѣгомъ, такъ же, какъ восемь дней назадъ, вьются едва видные клубочки блѣдно-синеватаго дыма. Нѣсколько минутъ стражникъ сомнѣвался, правда-ли это или ему это такъ только послѣ болѣзни кажется, но его возница увѣрилъ его, что дымъ въ самомъ дѣлѣ выходитъ изъ скалы. Неужто тамъ еще кто-нибудь есть? Стражникъ задрожалъ отъ нетерпѣливаго желанія узнать, что это значитъ. Они ужъ приблизились къ скалѣ. Тропинка, ведшая въ гору, была засыпана снѣгомъ и ни одного слѣда человѣческой ноги не было видно на его бѣлой скатерти. Только галки да вороны при ихъ приближеніи подняли еще большій шумъ.
-- Недобрый это знакъ, что столько птицъ сюда налетѣло,-- сказалъ возница.-- Не случилось-ли тутъ какого-нибудь несчастья? Эта проклятая птица тотчасъ почуетъ.
Стражникъ, не говоря ни слова, сбросцлъ съ себя тулупъ и даже плащъ, чтобъ ему легче было вскарабкаться на скалу; возница выломалъ пару дубинокъ для опоры -- и, помогая одинъ другому, съ большимъ трудомъ вскарабкались они на верхнюю площадку. Галки съ крикомъ носились тутъ надъ ихъ головами, словно желая отстоять свою вѣрную добычу.
Входъ въ пещеру былъ, какъ и раньше, заваленъ бревномъ и заткнутъ мхомъ,-- только черезъ маленькую трещину вверху вырывался дымъ. Оттолкнули колоду и вошли. Въ пещерѣ было тихо и темно. Только черезъ нѣкоторое время глаза ихъ настолько привыкли къ темнотѣ, что могли разглядѣть посреди пещеры какую-то черную безформенную массу. Это были сбившіеся въ кучу цыгане, покрытые мхомъ и листьями -- и мертвые, повидимому, ужъ нѣсколько дней. На кострѣ дымилось еще послѣднее дотлѣвающее бревно.
Что было причиной ихъ смерти? Голодъ? Холодъ? А, можетъ, угаръ отъ спертаго дыма? Тѣла ихъ были синія, окостенѣлыя, смерзшіяся. Разрывая кучу, стражникъ увидѣлъ, что подъ старымъ цыганомъ не было уже невыдѣланной конской шкуры, на которой онъ спалъ: недогрызанные куски той шкуры нашлись... въ рукахъ дѣтей.
Долго стояли стражникъ и возница надъ покойниками нѣмые, пораженные, охваченные испугомъ и жалостью. Можетъ бытъ, передъ ихъ душою встали долгіе дни и ночи мучительной агоніи этихъ несчастныхъ, плачъ и стоны дѣтей, безпомощность и отчаяніе стариковъ,-- море нужды, горя и терпѣнія. И отъ всего этого осталось только неподвижная, безпорядочная груда труповъ...
Молча, въ подавленномъ настроеніи духа вышли, наконецъ, стражникъ и возница изъ пещеры на свѣжій воздухъ, и завалили входъ въ пещеру камнями, чтобы птицы не налетѣли къ трупамъ. Когда же потомъ они сѣли въ сани, возница перекрестился и обернувшись къ пещерѣ, сталъ шептать молитву, а стражникъ мысленно сталъ составлять рапортъ о случившемся.