В автобиографии 1941 года Аркадий Петрович Гайдар писал: "Родился в 1904 году, гор. Льгов Курской области. Отец -- сельский учитель, после Октябрьской революции комиссар штаба 35-й дивизии, член партии..." (Жизнь и творчество А. П. Гайдара. М., 1964, с. 8). Во Льгове, где Гайдар провел первые пять лет жизни, отец его Петр Исидорович Голиков преподавал в начальной народной школе. В 1909 году он бросает учительствовать и перебирается с семьей в Нижний Новгород, а потом в Арзамас, где поступает на службу в акцизное ведомство контролером. С самого начала первой мировой войны Петр Исидорович на фронте. Сначала -- солдатом, а после Февральской революции его выбирают командиром полка, председателем полкового комитета. В 1918 году П. И. Голиков в Красной Армии, в Пензе; в 1921 году он в составе 5-й армии, разгромившей Колчака в Сибири. В 1923 году Петр Исидорович демобилизуется и возвращается в Арзамас. Его выбирают членом Арзамасского исполкома и председателем потребсоюза. Умер он в 1927 году.
Гайдар очень любил отца, всегда нуждался в его поддержке, совете и сочувствии, скучал без него. Эта тесная дружба отца с сыном чувствуется в каждом из одиннадцати сохранившихся писем Гайдара к отцу за 1917--1923 годы. Вероятно, это не все написанные Гайдаром письма к отцу, часть из них не дошла на фронт к Петру Исидоровичу, потерявшись в дороге (об этом свидетельствуют и первое публикуемое письмо, и дневник Гайдара за 1917--1918 годы). П. И. Голиков получал письма сына и в период Февральской и Октябрьской революций, и в годы гражданской войны. Несомненно, письма эти были очень дороги отцу, и, несмотря на тяжелые военные годы и частые переезды, он сумел сохранить их.
В ЦГАЛИ письма поступили в 1969 году от Л. Н. Полякова -- сына сестры Аркадия Петровича Гайдара Натальи Петровны.
Семь писем были опубликованы в 1970 году в No 10 журнала "Смена" А. М. Гольдиным, который учился с Гайдаром в Арзамасском реальном училище. Некоторые отрывки из трех других писем были использованы тем же А. М. Гольдиным в его книге "Невыдуманная жизнь" (М., 1972).
Все письма представляют большой интерес для исследователей творчества Гайдара и его читателей, так как отражают самый ранний, наименее изученный период его жизни, время становления характера будущего писателя.
Самые ранние письма относятся к 1917 году и адресованы в действующую армию. В них Гайдар описывает отцу приметы Февральской революции в маленьком провинциальном городке, проявляя при этом живейший интерес к событиям, происходящим в стране. Тринадцатилетний мальчик, ученик 4-го класса реального училища, ищет свою дорогу в жизни. Он просит отца ответить серьезно: "...пиши мне на все ответы, как взрослому, а не как малютке" (Смена, 1970, No 10). Вопросы действительно взрослые: "1. Что думают солдаты о войне? 2. Не подорвана ли у вас дисциплина? 3. Какое у вас, у солдат, отношение к большевикам и Ленину? Меня ужасно интересуют эти вопросы, так как всюду о них говорят. 4. Что солдаты, не хотят ли они сепаратного мира? 5. Среди состава ваших офицеров какая партия преобладает? И как вообще, как они смотрят на текущие события? Какой у большинства лозунг? Неужели: "Война до победного конца", как кричат буржуи, или: "Мир без аннексий и контрибуций..." (там же). Ответы на них должны помочь будущему писателю выбрать правильный путь.
Но наряду с такими взрослыми вопросами, требующими серьезного и обстоятельного ответа, письма отражают детское, наивное восприятие жизни -- воспоминания о довоенных прогулках с отцом по берегам Оки, в Нижнем Новгороде, о весне и цветах и тут же настойчивая просьба прислать в подарок винтовку, потому что многим их уже прислали. Таково публикуемое письмо, по-видимому, от апреля 1917 года.
Интересно и значительно второе публикуемое письмо, уже относящееся к весне 1918 года, о свидании с отцом в 1918 году в Покровке около Пензы, об отъезде отца на фронт.
Письма Гайдар пишет подробные и обстоятельные. "Это отрывок из дневника моей души",-- говорит о них Гайдар. Он описывает занятия в реальном училище и свою работу в созданном в училище комитете учащихся. "Мы, ученики, отвоевали себе право устраивать комитеты и передавать на суд его большинство классных недоразумений, жалоб учителей и на учителей. Я выбран в комитет и получил большинство голосов... Наш комитет состоит из пяти членов. Комитет у нас работает довольно много. Много вынесено резолюций, которые исполняются классом довольно охотно. Наш комитет без председателя, но самую высшую должность, а именно делегата в различные учреждения, занимаю я..." (там же).
Октябрь 1917 года. Произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.
Гайдар с первых дней революции включается в работу и уже выполняет отдельные поручения местных большевиков, но работа эта кажется ему недостаточно активной. Он рвется из города, тоскует об отце и ждет от него помощи и поддержки. "...Арзамас представляет из себя не что иное, как яму. И в самом деле, чтобы здесь люди жили общественной жизнью, чтобы их захватили текущие события -- да никогда... Я бы с удовольствием уехал отсюда. Стосковался я по тебе. Вот когда ты был бы мне нужен..." (там же).
Случай уехать из города представился скоро. В ноябре 1918 года в Арзамас прибывает штаб Восточного фронта. Аркадий Гайдар вступает в Красную Армию в декабре 1918 года и уезжает адъютантом командира особого отряда на фронт. Теперь Гайдар пишет отцу иногда подробные, а иногда короткие, в несколько строк, письма с разных фронтов, на которые бросала его военная судьба. Это письма из Арзамаса, где он был на побывке после ранения, с Кубани, из Москвы и Моршанска, из Воронежа и Красноярска.
В письме из Арзамаса Гайдар приводит подробный перечень перемещений по службе за 1919 год. Ни в одной автобиографии писателя нет таких исчерпывающих сведений о его службе. Они даются по месяцам и дням, с 28 декабря 1918 года по 1 декабря 1919 года. За это время он был красным курсантом, комиссаром партизанского отряда и ротным командиром. Но и это еще не все -- "...здесь не помечено, что я был на григорьевском, ангеловском, соколовском фронтах, с тов. Подвойским при взятии Жмеринки, на петлюровском, деникинском и польском фронтах, изучил довольно хорошо Украину, ее строительство, армию и белопартизанщину..." (там же). Говоря о "григорьевском, ангеловском, соколовском фронтах", Гайдар имеет в виду свое участие в ликвидации отрядов различных бандитских атаманов на Украине.
Но превратности военного времени никогда не застигали Гайдара врасплох, он всегда был готов в путь по первому приказу. "Я не люблю никогда много с собой таскать всего в армию...-- пишет он в одном из публикуемых ниже писем 1921 года,-- ...и потому я уже вполне готов в поход". В этом же письме он выражает сожаление, что ему не удалось заехать в Арзамас, "побывать дома у детишек", то есть у своих сестер.
Гайдар, начав свою сознательную жизнь красноармейцем, мечтал, что останется военным. Он гордился армией, вставшей на защиту интересов народа, был уверен в ее непобедимости и только с ней связывал свое будущее. "Растут события, все сильнее и сильнее проявляет себя мирное пролетарское творчество, зорко охраняемое классовой армией... крепкою и мощною стала наша армия, и зорко смотрим мы, парализуя попытки "Южного орла" снова свить свое гнездо на нашей территории" (там же). "Южным орлом" Гайдар называет Врангеля. Проходят годы, а Гайдар все еще на фронте -- он участвует в ликвидации банд в Башкирии и в Сибири. В письме из Красноярска от 28 января 1923 года Гайдар пишет: "...Восемь лет времени, промелькнувшего в период с 1914 по 1923 гг., теперь иногда образно представляются мне яркой, захватывающей, но промелькнувшей в один сеанс кинолентой" (там же).
Впечатления восьми военных лет, нашедшие свое отражение в письмах, остались в душе писателя на всю жизнь и легли в основу многих литературных произведений. Это автобиографическая повесть "В дни поражений и побед", рассказ "РВС" и повесть "Школа", где описаны события гражданской войны. Публикуются четыре письма Гайдара (ф. 1672, оп. 2, ед. хр. 7, лл..1--3 об., 13--15 об.).
- - -
1
Здравствуй, дорогой папочка! Ты пишешь, что от меня ты не получил писем, жаль, я тебе два послал. А я смотрю, что ты мне не отвечаешь в своем письме на мои вопросы. Видно, письма задерживаются. Так досадно мне, я тебя спрашивал, какая у вас погода, видал ли ты аэропланы и вообще про войну. Папочка, я знаю, что некоторые присылают винтовки с фронта в подарок кому-нибудь. Как это делается? Может, можно как-нибудь и мне прислать, уж очень хочется, чтобы что-нибудь на память о войне осталось.
Полковник Аркадий Голиков
Христос воскресе.
Крепко целую.
2
Милый папочка!
Как хорошо сейчас у нас. Светит солнышко, все зелено, весело. Цветет черемуха. Так хорошо, хорошо. И мне невольно вспоминаются наши прогулки летом, весною. Помнишь, вместе с Якимовыми на мызу к берегу Оки? И узенькая тропочка, и лес, и самовары. Все так хорошо приютились в моих воспоминаниях. Передо мною букет черемухи, мне так жаль, что у тебя, должно быть, ее нет.
Мне сейчас ужасно хочется куда-нибудь ехать далеко-далеко, чтобы поезд меня уносил подальше, туда, за тобой, по той же линии, где ехал ты, с того же вокзала, где я так горько плакал. Бедный папочка, как у меня сжимается сердце и как мне тяжело при каждом воспоминании этого мимолетного сна. Когда я был у тебя, все разобрано мною до мельчайших подробностей -- выстрел, Покровка, и дальше и глубже, а особенно последнее, так и встают картины одна за другой. Эти тихие теплые вечера, когда мы брали извозчика и ехали в город, и встают они одна за другой, заставляя снова переживать моменты. Помню, когда рота остановилась, я залез на гору, я смотрел на тебя и сдерживал слезы, "неужели" -- пронеслось в голове, "неужели" -- подумал я, "неужели его могут убить?" -- точно сдавленный, рыдающий стон, вырвалось у меня... А поезд уходил все дальше и дальше, мерно стукал он по рельсам, и отрывалось от души что-то и уносилось вдаль за поездом к нему, милому и дорогому.
Это один отрывок из дневника моей души.
Пиши, дорогой, цветет черемуха, цветут цветы, расцветает великий красивый цветок свободы России, все, кажется, должно бы цвести, а не умирать, как умирают там, на войне.
Прощай, пиши, крепко целую, и напиши мне, хотя вкратце, содержание письма пропавшего.
Любящий Аркадий Голиков
3
Москва. 21 фев. 1921 г.
Дорогой друг! Не все выходит так, как предполагаешь, я писал в одном из писем к тебе, что пробуду здесь до июня. Но этому сбыться не суждено, ибо я уже окончил Высшую стр[елковую] школу и завтра уезжаю с поездом нового командующего Орловским военным округом -- т. Александрова на один из внутренних фронтов Республики. Все это вышло так быстро и неожиданно: по какому-то приказу РВСР произвели экзамены и лучшую одну пятую часть выпустили для замены старого комсостава, по большей части бывшего деникинского офицерства, действующего не всегда на руку идее укрепления Советской власти...
К сожалению, я не получил даже возможности побывать дома у детишек, хотя мне очень хотелось этого. Между прочим, когда я проходил через штаб округа, в это время у меня было сильное искушение попасть в числе четырехсот лиц комсостава в 5-ю армию, но я этого не сделал ибо был определенно назначен на фронт и проситься было неудобно, хотя и возможно. Жаль, право, что у вас там все спокойно и нет банд и шаек, а то бы я наверняка увидел тебя.
Я не люблю никогда много с собой таскать всего в армию, так как три раза у меня уже все пропадало -- на петлюровском, польском и крымском фронтах, хотя на последнем я был не больше семнадцати дней, и потому я уже вполне готов в поход.
Еду, как и всегда, охотно, с твердой уверенностью в конечной победе нашей армии, но жаль немного Москву -- никак не удается мне получить оседлость в ее черте.
Да еще, морозы того... довольно крепко зацепились за февраль, в этом отношении они никак не признают новый стиль.
Буду писать тебе с фронта, делиться впечатлениями и переживаниями, которых всегда бывает много в сфере боевой опасности.
Знаешь, я до некоторой степени люблю войну -- она приучает нас любить и ценить свою жизнь, а также и не быть слишком требовательным к окружающей обстановке. Пока прощай, мой друг, пожелай мне счастья и удачи, как от всей души искренно желаю я тебе, закопанному в глубоких недрах Сибири, но я убежден, что даже и там можно отыскать их, стоит только поставить себе цель и неуклонно преследовать ее -- а целей слишком много, только бы хватило снарядов да не износилось орудие -- будем бить верно и метко всегда до последнего выстрела -- и мы победим. Спаянные крепкой товарищеской дисциплиной, вооруженные винтовками и знанием, мы должны победить, и только тогда будет веять чистой и свежей правдой от оперативной сводки, говорящей, что "на всех фронтах РСФСР спокойно".
Крепко жму руку, и пока прощай.
А. Голиков
4
Дорогой папа! Пишу тебе из Воронежа с Юго-Восточного вокзала, на запасном пути которого стоит наш вагон.
Я недолго здесь пробыл, но у меня произошло уже довольно много перемен по службе. Был командиром батальона 10-й дивизии, чуть-чуть не попал в Щигры в гарнизон 6-й, а сейчас сижу и размышляю над той работой, какая предстоит с завтрашнего дня мне -- вступающему в командование 23-м запасным полком, насчитывающим около четырех тысяч штыков. Работа большая и трудная, тем более что многие из высшего комсостава арестованы за связь с бандами, оперирующими в нашем районе, во всяком случае при первой же возможности постараюсь взять немного ниже -- или помкомполка, или полк полевой стрелковой дивизии не такого количества и организации, да и не люблю я, по правде сказать, оставаться в запасе. Крепко жму твою руку и кончаю, желаю скорейшей ликвидации всей сволочи, которая снова заводится в Сибири -- я думаю, что вы сумеете это сделать. Письма пиши по адресу: Воронеж, 2-я бригада, 23-й запасный полк, командиру -- мне.