Гарднер Екатерина Ивановна
Гордая воля

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ГОРДАЯ ВОЛЯ.

(Повѣсть.)

I.

   Теплый, майскій вечеръ. Послѣдніе отблески заката золотятъ ландшафтъ; чистый, легкій воздухъ пропитанъ пріятною влажностью. поднимающеюся изъ ближняго озера. За озеромъ полоса луговъ, а далѣе песчаный берегъ рѣки, опять зеленая полоса и лѣсъ, гдѣ раздаются чудные, шевелящіе душу звуки соловьиной весенней пѣсни: все дышетъ свѣжестью, прохладой. Что-то мучительно сладкое охватываетъ душу, пробуждается жажда жизни. Жизни полной, въ которой дрожалъ бы каждый нервъ, напрягались всѣ фибры.
   Въ саду надъ озеромъ царствовало затишье; въ одной сторонѣ его густая аллея липъ смутно зеленѣла, на другой -- темнѣла аллея акацій: воздухъ, весь теплый, влажный, пахучій отъ близости луговъ,-- дрожалъ. Закутанный въ зелень, на скатѣ передъ озеромъ, стоитъ двухъ-этажный деревянный сѣренькій домъ съ крытою террасой. Сбѣжавъ съ террасы, приходится сдѣлать не болѣе десяти шаговъ по прямому направленію, чтобы спуститься къ озеру. На берегу его вбитъ колъ, привязана лодка; весла лежатъ вблизи, какъ бы ожидая скорой работы.
   Въ воротахъ, ведущихъ въ липовую аллею, показались двѣ дѣвушки. Одна изъ нихъ -- довольно высокая, стройная блондинка съ продолговато-круглымъ лицомъ, на которомъ особенно привлекали большіе темно-сѣрые глаза, и если бы не эти блестящіе выразительные глаза -- ее можно было бы назвать скорѣе некрасивой. Другая маленькая, хорошенькая смуглянка съ живыми китайскими карими глазами, прямымъ посомъ и приподнятой верхней губкой, надъ которой пробивался легкій пушокъ. Обѣ были въ черныхъ платьяхъ: на пепельно-русые локоны накинута черная кружевная косынка; на смуглянкѣ оранжевый кашемировый башлыкъ.
   Онѣ видимо были заняты какимъ-то живымъ разговоромъ, а можетъ быть и споромъ, такъ что войдя въ садъ, первое время, будто не замѣтили всей прелести, всей новизны окружающаго ихъ. Былъ первый майскій вечеръ. Но вотъ рѣчи ихъ прервались, онѣ присмирѣли, увидавъ что-то новое, чарующее, и затихнувшій садъ огласился живыми голосами.
   -- Лиза, голубчикъ, посмотри, какъ хорошо -- умирать не надо.
   
   Такъ и рвется душа
   Изъ груди молодой!
   Хочетъ воли она,
   Проситъ жизни другой...
   
   пропѣлъ ей въ отвѣтъ голосъ блондинки. Ея необработанный, грудной контральтовый голосъ могуче раздался надъ озеромъ: въ немъ слышался непритворный отзывъ проснувшейся весны, жажда, жизни и какіе-то новые свѣтлые звуки. Голосъ дѣвушки оборвался на послѣдней фразѣ и она, ласково гладя волосы подруги, сказала:
   -- Что это я распѣлась сегодня? Поѣдемъ кататься по озеру, Надя!
   -- Нѣтъ, пой, моя радость, пой дальше, я помогу тебѣ,-- и сильнымъ чистымъ сопрано она продолжала пѣсню:
   
   То ли дѣло вдвоемъ
   Надъ рѣкою сидѣть,
   На зеленую степь,
   На цвѣточки глядѣть?
   То ли дѣло вдвоемъ
   Зимню ночь коротать,
   Друга нѣжной рукой
   Ко груди прижимать?
   Поутру на зарѣ
   Обнимать, цѣловать --
   Вечеркомъ у воротъ
   Его вновь поджидать?
   
   соловьемъ заливалась Надя; по контральтовый голосъ не подтягивалъ ей: онъ оборвался, какъ бы все сказавъ, -- и замеръ. Большіе сѣрые глаза дѣвушки смотрѣли не то вопрошающе, не то вызывающе вдаль, и что-то неуловимое промелькнуло по ея лицу.
   -- А ты и не пѣла? только сейчасъ опомнилась увлекшаяся пѣсней Надя.-- И опять задумалась! Да кто же задумывается въ такіе вечера. Мнѣ пѣть, танцовать, обнимать, жить хочется -- закружиться, не думая ни о чемъ:
   
   Теперь гонись за жизнью дивной
   И каждый мигъ въ ней воскрешай,
   На каждый звукъ ея призывный
   Отзывной пѣснью отвѣчай...
   
   -- И мнѣ жить хочется! Я, право, также какъ и ты, подъ обаяніемъ вечера.
   И то была правда. Стоило только взглянуть на задумчивый взглядъ ея блестящихъ глазъ, на легкое судорожное подергиваніе лѣвой ноздри и на всю какую-то затихшую фигуру дѣвушки, чтобы убѣдиться въ томъ, что внутри ея кипитъ энергическая работа, что это видимое затишье передъ бурей. Но подругѣ ея было не до наблюденій: она была въ экспансивномъ настроеніи и снова звонко затрещала:
   -- И что ты иногда такая заколдованная, точно философскій камень отыскиваешь? А, между, прочимъ, умѣешь быть и иной; такъ увлекаешься подъ часъ разговоромъ, сыплешь тонкія остроты, такъ вѣрно схватываешь типическія черты встрѣтившагося лица, что увлекаешь за собою и другихъ, но вглядись въ тебя внимательнѣе, можно замѣтить, что не отъ всей души, участвуешь ты въ этихъ разговорахъ, что твое видимое оживленіе скрываетъ отвлеченную работу мысли.
   Лиза въ недоумѣніи взглянула на подругу. Та продолжала:
   -- Ты удивляешься? всѣ признавали у меня отсутствіе шишки наблюдательныхъ способностей, но я признаюсь тебѣ, что не сама сдѣлала эти наблюденія; меня натолкнулъ на нихъ братъ, и вглядываясь иногда въ тебя, я только подтвердила вѣрность его заключенія. Онъ удивительный психологъ! Не правда ли, вѣдь не легко подмѣтить раздвоеніе мысли? Однако, онъ еще не разгадалъ тебя и часто говоритъ, что отдалъ бы многое за возможность этой разгадки. Не будь же такъ неуловима! Раскрой мнѣ хоть часть того, что такъ сильно волнуетъ тебя -- отчего ты то нервно весела, то сумрачнѣе ночи? Къ чему на показъ наружное спокойствіе, обыденность, когда внутри что-то подтачиваетъ тебя? Зачѣмъ быть вѣчно особнякомъ? Переломи свою гордую волю.
   -- Да полно, Надя, что за изліянія; на что вамъ всѣмъ моя откровенность? Наружно я живу тою же жизнью, какъ ты и всѣ другіе, а что до внутренней -- "чужая душа потемки." Кто далъ вамъ право врываться въ эти потемки?
   -- Что за право? я люблю тебя и мнѣ больно и грустно видѣть, какъ ты ломаешь себя: это вѣчное раздвоеніе мысли, эта сдержанность ненормальны; ты не вынесешь всего этого и заболѣешь.
   -- Здоровье у меня крѣпкое, а ты съ нѣкотораго времени все твердишь о болѣзни. Не признаешь ли и ты меня, какъ Ожигинъ, за психо-патологическій феноменъ? Мнѣ смѣшно, что всѣ вы, смотря на меня съ предвзятой мыслью отыскать что-то оригинальное, подмѣчаете то, чего и нѣтъ.
   -- Можетъ быть, я многое и преувеличиваю, но согласись, Лиза, что ты сама даешь мотивы предполагать нѣчто выходящее изъ ряда вонъ. Отчего ты никого не любишь, хотя со многими ласкова и добра? Отчего ты и со мной даже не откровенна? Мы росли и воспитывались вмѣстѣ, а я не могу сказать, что знаю тебя. Ты самая трудная психологическая загадка, какъ говоритъ братъ. Онъ увѣряетъ, что упрекнуть тебя ли въ чемъ нельзя: ты ласкова, добра, не эгоистична, ты отдаешь съ охотою все, не отдаваясь сама. Ты даже бываешь сообщительна, ведешь задушевный разговоръ -- но, коснись только вопроса о твоемъ внутреннемъ раздвоеніи, и, какъ улитка, ты съеживаешься и уходишь въ свою раковину.
   -- Какъ ты оживлена сегодня, Надя! Произносишь безъ отдыха такіе монологи, что я не имѣю возможности отвѣчать тебѣ на всѣ вопросы, да, повидимому, ты и не нуждаешься въ этомъ, съ улыбкой промолвила блондинка.
   -- Послушай, Лиза, къ чему холодный тонъ; неужели ты не поддашься и въ этотъ дивный вечеръ? Вѣчно будешь держать себя на цѣпи, даже со мною, съ твоимъ другомъ? Вѣдь мы друзья, не правда ли?
   -- Нѣтъ, не друзья.
   -- Спасибо, промолвила смуглянка обиженнымъ голосомъ, въ которомъ звучали слезы, и высвободила свое плечо изъ-подъ обнимавшей его руки подруги.-- А я думала...
   Лиза снова обняла ее и ласково заглянула ей въ глаза.
   -- Полно дуться, моя хорошая. Если помнишь, я никогда не называла тебя другомъ; я слишкомъ достаточно люблю тебя, чтобы выказывать болѣе, чѣмъ чувствую. Я плохо вѣрю въ дружбу женщинъ: мнѣ приходилось слышать и наблюдать, что она -- до первой попавшейся кости. Я думаю, что дружба мыслимѣе между мужчиной и женщиной, и сама имѣла друга въ Любимовѣ.
   -- А по моему, въ дружбѣ женщины съ мужчиной -- одинъ шагъ до любви, возразила Надя.-- Ты меня будешь увѣрять, что Любимовъ тебя любилъ, какъ друга, котораго онъ зналъ съ дѣтства, за развитіемъ котораго слѣдилъ съ любовью,-- а я головой ручаюсь, что онъ былъ влюбленъ въ тебя.
   -- Я столько разъ говорила тебѣ о моей привязанности къ Любимову, такъ старалась познакомить съ его личностью, такъ неутомимо вела эти разговоры, что...
   -- Да, и при этомъ такъ блистали твои глаза, что... А впрочемъ, вы ледышокъ, сударыня!
   -- За это еще спасибо, милостиво. Другіе такъ говорятъ, что мнѣ незнакомо безкорыстное расходованіе души, что все мое поведеніе -- цѣлая стройная система и выражается она словами: "я держу себя на сторожѣ". Конечно, при этомъ прибавляютъ, что вина, можетъ быть, на ихъ сторонѣ, и другія фразы къ случаю... Что отвѣчать на это? Пусть думаютъ такъ, хоть иногда и тяжело дѣлается отъ подобныхъ предположеній, -- голосъ дѣвушки нервно дрогнулъ.
   -- Вотъ и испортили впечатлѣніе вечера! по дѣтски опечалилась смуглянка,-- Полно, Лиза, бросимъ этотъ разговоръ: онъ такъ плохо гармонируетъ съ окружающей насъ обстановкой. Запоемъ-ка лучше пѣсню и къ лодкѣ, предложила Надя.
   -- Нѣтъ, погоди, ты начала его, а потому дай мнѣ отвѣтить на твои полувопросы, полуобвиненія: "отчего ты никого не любишь?" Это поклепъ: я всей душою люблю отца и мать и тѣхъ изъ знакомыхъ, съ которыми приходилось проводить столько свѣтлыхъ, разумныхъ часовъ. У меня-немного привязанностей, но за то онѣ сильны, и все, что касается ихъ, глубоко западаетъ мнѣ въ душу.
   -- Все такъ -- правда; но это вѣдь не любовь, а уваженіе.
   -- Но неужели ты никогда не полюбишь всей душой, всѣмъ сердцемъ, какъ многіе любятъ тебя.....
   -- Не увлекайся, Надя!
   -- Не разсуждая, безъ оглядки, продолжала съ увлеченіемъ смуглянка.-- Ну вотъ какъ я сегодня говорила тебѣ о моей настоящей любви. Вѣдь скучно такъ!
   -- Холодно, хочешь ты сказать. Жить безъ любви не эгоистично, любить -- это одна изъ самыхъ глубокихъ потребностей человѣческой природы.
   -- Если ты такъ хорошо сознаешь это, то отчего не влюбилась еще ни разу, между тѣмъ, какъ я была влюблена уже разъ пять. Если бы ты знала, какъ весело быть влюбленной, сколько поэзіи!
   -- Полно, Надя, развѣ это любовь! Ты просто клеплешь на себя.
   -- Конечно, я немного преувеличиваю счетъ.... Но отчего же ты не полюбишь по своему?
   -- Развѣ я закаивалась? Можетъ быть и полюблю, и если полюблю, то не иначе какъ всѣмъ существомъ, -- я высоко и серьезно смотрю на любовь. Моя натура изъ тѣхъ, которыя не легко поддаются впечатлѣнію, за то и не скоро освобождаются отъ его вліянія; играть въ любовь скуки ради я и не могу и считаю подлостью. Пока не полюбила я еще никого, можетъ быть, потому, что вполовину отдаваться не умѣю, а отдаться вся не могу теперь. Какъ ни мало я откровенна, ты догадываешься, что у меня есть что-то, что поглощаетъ всѣ мои мысли, ради чего я живу; назови это "что-то" какъ хочешь -- ну хоть идеей. Не думай, что я хочу рисоваться громкимъ словомъ -- идея, я просто не могу въ данную минуту подобрать болѣе подходящаго выраженія, промолвила Лиза и глаза ея заискрились и все лицо оживилось.
   -- Жить для идеи! какъ это холодно звучитъ и вмѣстѣ съ тѣмъ высоко! Но отчего же ты не пропагандируешь ее?
   -- Что сказать тебѣ на это? Вѣдь, по природѣ, всякій человѣкъ имѣетъ неодолимую склонность проводить свои взгляды -- даже едва зародившіеся -- и нужно имѣть достаточно силы воли и твердаго убѣжденія, чтобы воздержаться отъ этого. Какъ пропаганда ни заманчива -- я хочу прежде провѣрить и ясно сознать. что можетъ выйти изъ моей идеи и есть ли у меня способности къ пропагандѣ?
   -- Способности -- да, мы недавно еще говорили объ этомъ съ Петей. Я всегда считала тебя выше окружающей среды и этимъ объясняла то, что ты жила особнячкомъ.
   -- Въ институтѣ вы прозвали меня "особнячкомъ", вотъ и теперь, при совершенно иной обстановкѣ, меня упрекаютъ въ томъ-же, съ прибавленіемъ; гордой, холодной и другихъ желчныхъ эпитетовъ, сквозь которые подчасъ прорывается, впрочемъ, столько участія ко мнѣ, такъ много теплоты, чего я ужь и не стою вовсе.
   -- Доброта, участіе! ну къ чему это ты говоришь? Скажи попросту: они всѣ такъ любятъ меня, что я не знаю, куда дѣться отъ ихъ любви. Кстати, я передала брату твою карточку и онъ хотѣлъ благодарить за нее лично, если не задержитъ кто нибудь изъ паціентовъ. Неправда ли, что слово "кстати" -- вышло очень не кстати: извини: сангвиничность мысли, перескакиванье de coq à l'âne, сказала Надя, глядя съ лукавою улыбкой на подругу.
   Лиза слегка покраснѣла, угадавъ смыслъ Надиной болтовни, и сказала:
   -- Я давно невидала Петра Гавриловича: какъ подвигается его диссертація? Скоро ли онъ ѣдетъ въ Петербургъ? Какъ вы рѣшили: ѣдешь ли и ты въ Петербургъ или останешься у насъ до отъѣзда на югъ? Впрочемъ, я задала тебѣ такъ много вопросовъ, что отвѣты на нихъ удобнѣе будетъ получить въ лодкѣ. Смотри, ужь небо запестрѣло звѣздами. Вотъ и моя запоздавшая звѣздочка выглянула. Ѣдемъ.
   И дѣвушки, взявшись за руки, быстро побѣжали къ озеру. Надя первою вскочила въ лодку и завладѣла веслами; рулемъ управляла Лиза. Обѣ онѣ мастерски исполняли свое дѣло и лодка, мѣрно покачиваясь, заскользила по гладкому озеру. Прошло нѣсколько минутъ молчанья, потомъ снова завязался прерванный разговоръ; опять молчаніе, вслѣдъ за которымъ раздалась веселая, огневая пѣсня:
   
   "Какъ по вольной волюшкѣ,
   "По зелену морю
   "Ходятъ все кораблики...
   "Да бѣлопарусники..... "
   
   Запѣвала Надя и ея звучный сопрано покрывалъ грудныя ноты контральто.
   

II.

   Въ тотъ же вечеръ, въ небольшой уютной комнатѣ, развалившись въ вольтеровскомъ креслѣ, съ сигарою во рту и съ стаканомъ чаю, у открытаго окна сидѣлъ молодой человѣкъ лѣтъ двадцати восьми; звали его Петромъ Гавриловичемъ Былинскимъ, Это былъ высокаго роста брюнетъ съ узкими свѣтлокарими выразительными глазами, съ живой южной физіономіей, безъ строгой правильности очертаній. Лицо гармонировало и съ нравственной особой; въ немъ было много здраваго смысла, остроумія, наблюдательности; его взглядъ, его рѣчи, движенія дышали правдой. Увлекался онъ часто и въ это время во всемъ существѣ его проглядывала порывистая, огневая дѣятельность; но у него не было ни той силы воли, ни сосредоточенности, безъ которыхъ всякое увлеченіе изчезаетъ быстро; Это былъ сангвиникъ, въ полномъ значеніи слова, со всѣми хорошими и дурпыми качествами темперамента. Въ прошедшемъ его -- трудовая жизнь ради возможности получить университетское образованіе; впереди -- много свѣтлыхъ надеждъ.
   Уже минуло пять лѣтъ со времени окончанія имъ курса медицины въ одномъ изъ южныхъ университетовъ, гдѣ онъ, въ настоящее время, надѣялся получить открывающееся мѣсто секретаря факультета. Диссертація на степень доктора медицины подвигалась къ концу и скоро онъ долженъ былъ оставить губернскій городъ, въ которомъ прослужилъ четыре года въ качествѣ врача при одномъ изъ учебныхъ заведеній. Кромѣ казенной должности, онъ имѣлъ въ городѣ большую практику и часто не находилъ ни часа свободнаго времени.
   Если Былинскій не искалъ случая помогать бѣднымъ, за то онъ никогда не отказывался посѣщать ихъ, и иногда съ самоотверженіемъ ѣхалъ въ слякоть и непогоду, положительно не разсчитывая на возмездіе. Городская практика дала ему возможность вести болѣе чѣмъ безбѣдную жизнь и взять къ себѣ сестру, которая до того времени жила у какой-то тетушки: отца и матери они не помнили. Сестра его окончила курсъ въ одномъ изъ институтовъ, гдѣ познакомилась и сошлась съ Лизой Русовой.
   Сегодня Былинскій только-что окончилъ свою послѣднюю визитацію и, возвратясь домой, сѣлъ за чай. Въ открытое окно вливался одуряющій ароматъ черемухи; вѣтеръ отъ времени до времени шевелилъ волосами молодого человѣка. Онъ сдѣлалъ два или три глотка чаю, потомъ подошелъ къ письменному столу и остановился передъ фотографическимъ портретомъ: его глаза съ любовью смотрѣли на задумчивое лицо сѣроглазой дѣвушки. Онъ замечтался...
   Припомнилось ему прожитое и изъ всей этой жизни, подъ обаяніемъ вечера, вырывались только свѣтлыя стороны ея порывы и ощущенія свѣжихъ, нерастраченныхъ силъ, испытанныя тревоги; -- на всемъ съ отрадою останавливался онъ и свѣтла казалась ему жизнь. Передъ нимъ мелькали сцены, глубоко волновавшія его сердце, и все окрашивалось яркою краскою любви. Онъ вспомнилъ тотъ день, когда встрѣтилъ дѣвушку съ своеобразнымъ, чистымъ взглядомъ на міръ, съ горячею вѣрою въ будущее. Какъ поразила она его! Какъ онъ привязывался къ ней постепенно и съ каждымъ днемъ яснѣе и яснѣе сталъ сознавалъ въ себѣ зарожденіе новаго чувства, охватившаго весь его организмъ. О чемъ бы ни начиналъ думать Былинскій -- исходной точкой всѣхъ мыслей его была Лиза. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ узналъ ее, прежніе идеалы показались ему туманной картиной фантасмагоріи и приняли новыя формы и краски. Ея вліяніе на него было неизмѣримо и онъ охотно, съ покорностью, рождаемою страстью, поддавался ему. Какъ часто мечталъ Петръ Гавриловичъ, что если Лиза полюбитъ его -- его жизнь наполнится чѣмъ-то новымъ и высокимъ, какимъ-то трудно ожидаемымъ блаженствомъ. Онъ любилъ ее бурно, всѣми силами своей страстной натуры и тѣшилъ себя мечтами о взаимности. При каждомъ свиданіи порывался онъ высказаться, но, замѣчая въ ея яркихъ глазахъ какую-то тревожную мысль -- отпечатокъ затаеннаго безпокойства,-- уходилъ, не сдѣлавъ признанія.
   Сегодня онъ окончательно рѣшился идти къ Русовымъ: благодарить Лизу за присланный переводъ изъ Черчейля, за карточку и высказать ей все; добиться рѣшительнаго отвѣта и уѣхать въ Петербургъ или полнымъ радостныхъ ожиданій или съ разбитыми надеждами.
   Былинскій въ волненіи ходилъ по комнатѣ, отъ времени до времени подходилъ къ портрету и вглядывался:
   -- Нѣтъ, ея физіономія положительно неуловима -- портретъ похожъ, но въ немъ не достаетъ чего-то такого, только ей одной присущаго, именно взгляда полнаго вниманія, за которымъ скрывается отвлеченная мысль. Онъ взялъ портретъ въ руки и сталъ разсматривать еще внимательнѣе.
   Почему-то ему припомнился послѣдній разговоръ съ Лизой и онъ подумалъ: въ ней есть еще что-то непонятное.
   -- Удивительное существо!-- надобно быть замѣчательнымъ психическимъ діагностомъ, чтобы разгадать ее, произнесъ онъ вслухъ.
   -- А вотъ таковой и является къ твоимъ услугамъ, какъ фатумъ, раздался веселый голосъ, и въ комнату вошелъ довольно высокаго роста мужчина въ легкомъ сѣромъ костюмѣ съ сумкою черезъ плечо. За нимъ извощикъ вносилъ чемоданъ и подушки.
   -- Кто это? Михаилъ Васильевичъ! Пріятель, здорово! Какими судьбами? Я начиналъ уже подумывать, что не отправился ли ты ad patres. Просто не могу очнуться отъ удивленія, видя тебя снова. Не грѣшно ли было не подать ни малѣйшей вѣсточки, торопливо сыпалъ Былинскій, какъ бы пойманный въ расплохъ. Пріятели обнялись.
   -- Объ этомъ послѣ, возразилъ пріѣзжій.-- А пока, братъ, угости-ка меня чаемъ; смерть хочется съ дороги. Да вотъ объясни еще, что ты тутъ за спичи произносилъ и давно ли пріобрѣлъ привычку философствовать со стѣнами? Кстати, что за удивительныя созданья у васъ тутъ? я давно не встрѣчалъ ничего оригинальнаго,-- и онъ заглянулъ на карточку Лизы.
   -- Ба! да я встрѣчалъ гдѣ-то это лицо. Гдѣ бы это?... и онъ сталъ напряженно припоминать.
   Пока онъ припоминаетъ, разскажемъ вкратцѣ его исторію и нарисуемъ его портретъ.
   Михаилъ Васильевичъ Зданскій былъ высокій, плечистый господинъ лѣтъ 35-36. Густые золотисто-русые, нѣсколько вьющіеся волосы его откинуты назадъ; длинная золотая борода, блѣдный цвѣтъ кожи, выразительныя черты лица, энергично очерченный орлиный носъ, маленькіе свѣтло-голубые глаза съ перваго раза производили впечатлѣніе. Одинъ глазъ былъ всегда прищуренъ, что придавало физіономіи не то насмѣшливый, не то презрительный видъ. Въ каждой чертѣ его красиваго лица проглядывала какая-то сила и рѣзко выдавалась одна особенность: когда онъ улыбался, смѣялись одни глаза, ротъ оставался серьезнымъ.
   Зданскій принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые глубоко убѣждены, что къ нимъ нельзя относиться равнодушно: если вы не были влюблены въ него, то должны или ненавидѣть его, или бояться. Это былъ эгоистъ на рѣдкость. Отбить невѣсту у пріятеля или недруга -- все равно, смутить покой замужней женщины -- ему было ни почемъ. Весь эгоизмъ, вся сухость и черствость прикрывались веселой или насмѣшливой улыбкой, сопровождаемой утонченною вѣжливостью.
   Въ обществѣ мужчинъ Зданскій былъ неоцѣненнымъ товарищемъ, всегда успѣвавшимъ возбудить оживленіе и смѣхъ тамъ, гдѣ показывалась его львиная голова и раздавались тонкія остроты рѣзкаго язычка. Способности его были далеко не дюжинныя и изъ него вышелъ бы, можетъ быть, замѣчательно тонкій юристъ; но родители рано приготовили ему иную карьеру.
   Михаилъ Васильевичъ росъ въ богатой помѣщичьей семьѣ, въ одномъ изъ уголковъ Бѣлоруссіи; росъ, исподтишка балованный матерью и крѣпко стянутый уздечкой деспота-отца. Онъ рано сталъ понимать, что для того, чтобы понравиться отцу, надо высказывать холодность матери, и политично велъ свои дѣла между двухъ огней.
   До шестнадцатилѣтняго возраста онъ воспитывался дома подъ надзоромъ отца, а затѣмъ отданъ былъ юнкеромъ въ школу гвардейскихъ подпрапорщиковъ. Ко времени его производства въ офицеры умеръ его отецъ и Зданскій очутился владѣльцемъ большого, но заложеннаго имѣнія. Широко и дурно жилъ онъ, вырвавшись изъ подъ опеки, не щадилъ своихъ молодыхъ силъ и изъ всей этой жизни не вынесъ ничего теплаго, могущаго освѣтить его дальнѣйшій путь.
   Наскучивъ службою и обстановкой полковой жизни, онъ, ради новыхъ ощущеній, перевелся на Кавказъ, гдѣ и женился. Семейная жизнь, съ ея обыденностью и тихими привязанностями, не пришлась ему по сердцу. Зданскій началъ чувствовать припадки нестерпимой тоски и развлекался только на время, пока имъ овладѣвало какое нибудь увлеченіе, которое не надолго удовлетворяло его избалованную успѣхами и испорченную натуру. Мелкому самолюбію его не было границъ: онъ зачастую бросался въ споры единственно ради того, чтобы блеснуть своими способностями краснорѣчія, не обращая вниманія на мнѣнія другихъ и готовый презирать ихъ, если они думали не такъ, какъ онъ; онъ любилъ побѣды, искалъ господства и нерѣдко устраивалъ такъ, что это господство нравилось.
   Жену свою онъ бросилъ въ первый же годъ и та вскорѣ умерла отъ несчастныхъ родовъ, ребенокъ тоже не выжилъ. Зданскій вышелъ въ отставку и поѣхалъ въ Малороссію; но тамъ, неизвѣстно вслѣдствіе какихъ побужденій, поступилъ студентомъ на медицинскій факультетъ въ одинъ изъ нашихъ университетовъ. И здѣсь обнаружились его способности: заявивъ себя дѣльнымъ студентомъ, онъ на 31-мъ году, окончивъ курсъ прямо докторантомъ, не замедлилъ диссертаціей и получилъ мѣсто ассистента въ клиникѣ по терапевтическому отдѣленію. Дѣльный и свѣдущій докторъ, онъ скоро завладѣлъ значительною практикой въ городѣ; успѣху его много способствовала красивая наружность (въ которую безъ ума влюблялись барыни) и слухи объ оригинально позднемъ поступленіи въ университетъ, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ военной службы.
   Зданскій, и при новой обстановкѣ, повелъ свой прежній образъ жизни: игралъ, влюблялся ради развлеченія и не мало жертвъ принесъ въ угоду своему мелкому тщеславію, иногда единственно ради желанія выиграть пари. Одинъ случай тріумфа, кажется, не прошелъ совсѣмъ безслѣдно и для его черствой эгоистической натуры; по крайней мѣрѣ, онъ замѣтно хандрилъ первое время и затѣмъ уѣхалъ изъ города, гдѣ розыгралась эта тяжелая исторія.
   Въ одномъ семействѣ Зданскій познакомился съ дѣвушкой -- кроткимъ, простенькимъ, нѣсколько мечтательнымъ созданіемъ. Она понравилась ему за длинныя, шелковистыя каштановыя косы, за мечтательный взглядъ голубыхъ глазъ и за свою какую-то поэтическую фигуру. Онъ началъ свои ухаживанія и былъ непріятно удивленъ тѣмъ явнымъ презрительнымъ, предубѣжденнымъ взглядомъ, которымъ она его надѣляла, несмотря на очевидные знаки его вниманія и расположенія. Самолюбіе страдало и онъ мысленно рѣшилъ: -- ты влюбишься въ меня!
   Какъ! Онъ ощутилъ въ себѣ что-то похожее на любовь и ему отвѣчаютъ презрѣніемъ!-- Онъ возненавидѣлъ Зину.
   Встрѣчаясь съ дѣвушкой довольно часто у тетки ея Вольской, гдѣ былъ домашнимъ врачемъ, Зданскій пускался съ нею въ длинные споры и, замѣтивъ ея предпочтеніе къ одному изъ посѣщавшихъ домъ тетки, сталъ изощрять надъ нимъ заочно свое остроуміе въ ея присутствіи. Зина не вытерпѣла этого и съ глазами, пылающими негодованіемъ, проговорила ему:
   -- И мелочно, и подло смѣяться надъ отсутствующими, которые не могутъ ничего сказать въ свою защиту! Я васъ ненавижу.
   Зданскій не потерялъ самообладанія и не упустилъ случая граціозно порисоваться въ такомъ положеніи, которое большинство людей нашло бы чрезвычайно для себя неловкимъ. Онъ сдѣлалъ почтительный поклонъ и, насмѣшливо глядя на Зину, промолвилъ:
   -- Отъ ненависти -- одинъ шагъ до любви, Зинаида Николаевна; я смѣю надѣяться, что вы не замедлите въ меня влюбиться.
   -- Да я скорѣе позволю отрубить себѣ голову, чѣмъ полюбить такого низкаго человѣка, какъ вы.
   Зданскій едва замѣтно поблѣднѣлъ.
   -- Къ чему голову -- ужь это слишкомъ. Лучше назначимъ срокъ пари на четыре мѣсяца, и если втеченіе этого времени вы влюбитесь въ меня, то обязуетесь обстричь ваши чудныя косы и прислать ихъ мнѣ. Если нѣтъ -- я долженъ буду сбрить свою золотую бороду. Надѣюсь, впрочемъ, что это пари останется между нами.
   -- Я согласна, отвѣтила Зина;-- но вѣдь, влюбившись въ васъ, я могу скрыть это и сказать противное. Вы рискуете.
   И дерзкія, и сладкія рѣчи были у него всегда на готовѣ.
   -- Я глубоко вѣрю въ ваше благородство, сказалъ онъ, низко кланяясь, и протянулъ ей руку,-- она не дала ему своей.
   Зданскій уѣхалъ и съ этого времени сталъ все рѣже и рѣже бывать у Сольской, а, бывая,-- обращалъ мало вниманія на Зину. Та, первое время, забыла о пари и не замѣчала, даже отсутствія Зданскаго; но затѣмъ, послѣ каждаго его короткаго визита, начинала скучать и, незамѣтно для самой себя, думать о немъ съ чувствомъ неудовлетворенной непріязни, смѣшанной съ сильнымъ желаніемъ получше узнать этого гадкаго, самоувѣреннаго человѣка. Зданскій, какъ нарочно, не показывался.
   Однажды желаніе видѣть его достигло въ ней степени нервнаго раздраженія, подъ вліяніемъ котораго она стала строить планы достиженія этой цѣли, какимъ бы то ни было образомъ. Въ концѣ концовъ Зина рѣшилась ѣхать къ одной знакомой дамѣ, антипатичной ей до глубины души, лишь бы увидѣть Зданскаго, который проводилъ у нея всѣ свободные вечера.
   Встрѣтивъ его тамъ, она ласково протянула, ему руку, а онъ, небрежно, едва замѣчая, пожалъ кончики ея пальцевъ и продолжалъ разговоръ съ какимъ-то солиднымъ господиномъ: о дѣйствіи сѣрнокислаго винкеля въ нервныхъ болѣзняхъ.
   Зина, неумѣвшая хорошо владѣть собой, затуманилась отъ такой встрѣчи, сумрачная просидѣла весь вечеръ, а воротясь домой, залилась горькими слезами. Она полюбила этого человѣка. Не раздумывая, на другой же день, она, обрѣзавъ свои каштановыя роскошныя косы, послала ихъ Зданскому; а домашнимъ объяснила, что обрѣзала, волосы отъ головной боли.
   Развернувъ посылку, Зданскій самодовольно улыбнулся, спряталъ косы и поѣхалъ къ Сольской. Зина не вышла къ нему.
   Отъ Сольской онъ заѣхалъ къ двумъ-тремъ знакомымъ дамамъ и каждой, по секрету, сообщилъ о своей новой побѣдѣ; при чемъ много смѣялся надъ неопытной дѣвушкой.
   Слухи объ этомъ дошли до Зины. До глубины души возмущена была ея прямая натура; для нея наступила реакція, закипѣла мучительная борьба между любовью и оскорбленнымъ самолюбіемъ. Зина начала задумываться, почти перестала сознавать различіе во времени и въ лицахъ. Испуганная тетка послала за Здаискинъ,-- онъ былъ въ отъѣздѣ. Пріѣхалъ другой докторъ и объявилъ, что у Зины сильно потрясена вся нервная система, что можно опасаться нервной горячки,-- нужно принять рѣшительныя мѣры и, по возможности, удалить то, что. такъ тревожитъ больную. Но что такъ тревожило ее -- тетка не знала.
   Между тѣмъ Зина не поправлялась; и днемъ и ночью ей грезились какія-то смутныя, тревожныя сновидѣнія, и яснѣе всего выступала мысль о невозможности жить (она продолжала любить Зданскаго, несмотря ни на какіе доводы разсудка.), и она рѣшилась покончить съ собою. Ее нашли въ постели, отравившуюся мышьякомъ.
   Возвратясь въ городъ, непредупрежденный о случившемся, Зданскій поѣхалъ съ утреннимъ визитомъ къ Сольской, заранѣе представляя себѣ смущенное личико дѣвушки, и, задумавшись о предстоящемъ свиданіи, разсѣянно позвонилъ и вошелъ въ залу: тамъ на столѣ онъ увидалъ замершее, кротко-спокойное лицо Зины, инстинктивно положилъ земной поклонъ и съ блѣднымъ, нервно-искривленнымъ лицомъ воротился домой.
   Вскорѣ онъ уѣхалъ за границу, чтобы слушать лекціи германскихъ профессоровъ. Кто знаетъ, можетъ быть, ему хотѣлось въ занятіяхъ и при новой обстановкѣ заглушить въ себѣ голосъ совѣсти.
   Пробывъ два года за границей, Зданскій воротился въ другой уже городъ, гдѣ получилъ мѣсто инспектора врачебной управы. Два года мало измѣнили его физически, только на лѣвомъ вискѣ пробивалось нѣсколько сѣдыхъ волосъ; нравственно онъ остался тѣмъ же и, втеченіе своего короткаго пребыванія въ N, успѣлъ пріобрѣсти славу непобѣдимаго льва.
   Наступилъ 64 годъ; въ западномъ краѣ шли преобразованія,-- Зданскій бросилъ практику, отказался отъ мѣста и уѣхалъ въ Бѣлоруссію мировымъ посредникомъ по назначенію отъ правительства. Онъ разсчитывалъ принести много пользы краю, думая возвысить умственный уровень населенія забитой Литвы, завести школы и больницы. Не осталось ли только все это мечтами?
   Съ тѣхъ поръ о немъ не было ни слуха, ни духа до сегодняшняго пріѣзда его къ Былинскому, съ которымъ они были товарищами по университету и находились въ дружественныхъ отношеніяхъ, хотя давно уже разстались и рѣдко переписывались.
   -- А! наконецъ вспомнилъ: это та дѣвушка, которую я встрѣчалъ разъ шесть въ Х-скомъ собраніи, она еще поразила, меня своимъ непритворнымъ оживленіемъ и блескомъ сѣрыхъ глазъ. Дай-ка, я взгляну еще разъ. Да, это Русова, если только она не замужемъ. Мнѣ помнится, что я дѣлалъ визитъ ея семейству, но ихъ въ тотъ день не было дома, а потомъ я уѣхалъ въ Бѣлоруссію и потерялъ ее изъ вида. Какая странная случайность! Такъ она здѣсь постоянная жительница? И ты, конечно, у нихъ часто бываешь?
   При этомъ неожиданномъ или, вѣрнѣе, слишкомъ ожидаемомъ вопросѣ, на лицѣ Былинскаго появилась краска какого-то замѣшательства, и онъ торопливо отвѣчалъ:
   -- Да, довольно часто; сестра моя воспитывалась вмѣстѣ съ Лизаветой Игнатьевной и онѣ очень дружны и видятся ежедневно; къ тому же я у нихъ домашнимъ врачомъ.
   -- Ты живешь съ сестрою!-- ну, такъ извини, пріятель, что прямо съ вещами перебрался къ тебѣ. Я сегодня же переѣду въ гостиницу.
   -- Нѣтъ, Зданскій, ты не стѣснишь меня; мы помѣстимся вмѣстѣ въ кабинетѣ. Надя будетъ рада такому рѣшенію.
   -- Нѣтъ, не останусь. Если бы я зналъ, что ты живешь на семейной ногѣ, не заѣхалъ бы прямо съ дороги; не люблю ни стѣснять, ни стѣсняться.
   -- Переночуй хоть сегодня, а завтра я пошлю занять тебѣ померъ. Согласенъ?
   -- На это согласенъ. А вотъ какъ я пріодѣнусь немного ты познакомь меня съ сестрой.
   -- Ея нѣтъ дома; она съ утра еще у Русовыхъ, и вернется, вѣроятно, не рано. Если хочешь, мы попозднѣе отправимся ей на встрѣчу; кстати ты ознакомишься съ городомъ. Русовы живутъ на противоположномъ концѣ его, у самаго выѣзда, и дорога къ нимъ идетъ по лучшимъ улицамъ.
   -- Хорошо! я не чувствую ни малѣйшей усталости съ дороги. А завтра поѣдемъ съ визитами къ городскимъ, и къ Русовымъ также. Скажи-ка, Петръ Гавриловичъ, по совѣсти, ты немножко этакъ пріударяешь за. сѣренькими глазками?
   -- Нѣтъ, да и неловко какъ-то за ней пріударять, отвѣтилъ Былинскій недовольнымъ тономъ.-- Впрочемъ, ты самъ убѣдиться, познакомясь съ Лизаветой Игнатьевной; она, рѣдкая, энергическая, самостоятельная дѣвушка.
   -- Увидимъ, увидимъ. Эхъ, братъ, молодъ ты еще, жизни не знаешь, а потому волнуешься, увлекаешься и видишь въ каждой дѣвушкѣ что-то высокое, энергичное.
   -- Нѣтъ, Русову нельзя ставить подъ общій уровень нашихъ барышень; ея натура не изъ дюжинныхъ, не можетъ она. удовлетвориться тѣми мелкими радостями и разнообразіемъ, которыми живетъ окружающая ее среда, и если это недовольство не высказывается ею открыто, то, я думаю, это болѣе всего изъ обязни огорчать отца, и мать, не принося себѣ жалобами ника кого облегченія. Хотя здѣсь мало ей простора и нужна бы была, широкая арена, жизни, но она и здѣсь находитъ себѣ дѣло и не станетъ ныть, сложа руки, что вотъ-де даромъ гибнутъ силы. Сколько разъ я пытался узнать тайну того внутренняго оживленія, которое въ ней такъ сильно, что она не скучаетъ, повидимому, при добровольно замкнутомъ образѣ жизни.
   -- Ты ее ставишь на какой-то пьедесталъ, какъ всѣ влюбленные, -- не оправдывайся, не оправдывайся, -- это ясно, какъ Божій день; а я вотъ что скажу тебѣ: перебродятъ мечтанія, сживется съ своей долей, выйдетъ замужъ и обабится, какъ большинство женщинъ.
   -- Нѣтъ, Русова не изъ податливыхъ: изъ ея головы не такъ-то легко выбить всѣ стремленія и убѣжденія; если ей придется смириться, зажить общей пошлой жизнью, то это только наружно, а внутри не перестанетъ кипѣть борьба, которая или окончится торжествомъ, или сломитъ ее. Да и теперь, только послѣ долгаго знакомства, тщательно наблюдая, можно замѣтить, что не вся отдается'она окружающей жизни, что для нея милѣе всего свой особый, внутренній міръ. Вредно только, что, подчасъ, она слишкомъ сдержанна и слишкомъ ломаетъ себя.
   -- Да, да, нехорошо. Чѣмъ сильнѣе мы сдавливаемъ какія бы то ни было силы, тѣмъ энергичнѣе рвутся онѣ на просторъ, при первой представившейся возможности, говорилъ Зданскій въ раздумьѣ.-- Не влюблена ли она въ кого нибудь?
   -- Не знаю, по крайней мѣрѣ, этого не замѣтно. Одно скажу тебѣ, что я не разгадалъ еще ее, хотя, повидимому, она такъ проста и ясна, что нечего и задумываться.
   -- Завтра съѣздимъ къ нимъ непремѣнно; ты заинтересовалъ меня. Я встрѣчалъ Русову только при бальной обстановкѣ, ловко вальсирующею, съ раскраснѣвшимися щеками и блестящими глазками. Но, мой милый, что это за глаза у нея были!-- свѣтлые, искрящіеся, -- они то блестѣли энергіей, то задумчиво глядѣли вдаль, то будто проникали тебѣ въ душу, а теперь?
   -- Все тѣ же, -- въ глазахъ вся она!
   Подали чай; молодые люди усѣлись къ окну и Зданскій началъ разсказъ о своей бѣлорусской жизни и всѣхъ перемѣнахъ, совершившихся со времени ихъ послѣдняго свиданія. А пересказать было что.
   -- Итакъ, ты болѣе не мировой посредникъ? Чѣмъ же думаешь теперь заниматься? Опять медициной, начнешь практиковать или, можетъ быть, займешься улучшеніемъ въ имѣніи, станешь вводить сельское хозяйство на раціональныхъ началахъ и сдѣлаешься истымъ помѣщикомъ? спрашивалъ Былинскій, послѣ молчанія, водворившагося на нѣсколько минутъ по окончаніи разсказа Зданскаго.
   -- Нѣтъ, не по мнѣ осѣдлая жизнь. Имѣніе въ Бѣлоруссіи я продалъ, какъ только подвернулся хорошій покупатель,-- надоѣла возня съ управляющими да арендаторами. За уплатою долга въ опекунскій совѣтъ, я получилъ довольно круглую сумму и думаю теперь, какъ птица вольная, облетѣть свѣтъ. Совсѣмъ было собрался за границу -- въ Англію, а тутъ подвернулось наслѣдство отъ тетки по матери, верстахъ въ 40 отъ вашего города, какой-то клочекъ земли съ усадьбой; я и поѣхалъ осмотрѣть и продать его, кстати заглянулъ къ тебѣ -- для друга и 40 верстъ не крюкъ, а прямая дорога!
   -- Спасибо, Михаилъ Васильевичъ. Ну, а долго ли разсчитываешь прожить здѣсь?
   -- И самъ еще не знаю; можетъ быть, недѣлю, другую, а то и цѣлый мѣсяцъ, смотря по ходу продажи. Во всякомъ случаѣ, чѣмъ скорѣе она кончится, тѣмъ лучше.
   

III.

   Наступила ночь; дѣвушки еще все не возвращались съ катанья И что за ночь!-- тихая, великолѣпная, прозрачно-голубая, смотрящая внизъ сверкающими звѣздами. Какъ спокойно и свѣтло озеро, отражающее ихъ! Какъ сильно, раздражающе-сладко пахнетъ черемуха и вызываетъ радостное кипѣніе жизни юной, свѣжей; такой же юной, какъ наступившая весна.
   Отъ времени до времени долетаютъ изъ-за рѣки звуки музыки и пѣсни -- то нѣсколько городскихъ семействъ празднуютъ 1-е мая. Въ городѣ понемногу зажигаются огни и еще красивѣе выглядываетъ онъ съ озера.
   Но вотъ послышались всплески воды, и изъ за темныхъ стволовъ деревьевъ, растущихъ пядъ озеромъ, показалась причаливающая лодка. Дѣвушки, выйдя на берегъ, привязали ее и направились къ дому.
   -- Я думаю поздно, Лиза; вели проводить меня домой -- братъ станетъ безпокоиться. И что бы могло его задержать, положительно не знаю.
   -- Я скажу, чтобъ тебя отвезли, а пока посидимъ на террасѣ.-- Лиза позвала горничную и распорядилась, чтобъ запрягли лошадь.
   -- Тотчасъ скажите, Таня, какъ будетъ готова. Который теперь часъ?
   -- Ужь скоро двѣнадцать, Лизавета Игнатьевна! Закатались вы, -- маменька изволили безпокоиться.
   -- Я схожу домой, успокою своихъ, да и прощусь кстати, они, я думаю, уже собираются спать.
   Она медленно поднялась по лѣстницѣ, вошла въ домъ и, пройдя нѣсколько комнатъ, остановилась передъ спальней и отворила дверь. Тамъ, передъ образами теплилась лампада и мать Лизы уже молилась, а отецъ, сидя въ креслѣ, дочитывалъ газету. Лиза подошла къ нему проститься, поцѣловала у него руку; онъ благословилъ ее и замѣтилъ:
   -- Можно ли такъ поздно кататься? Ужь вы съ Надей непремѣнно схватите простуду.
   -- Нѣтъ, намъ было тепло, ночь такая тихая и хорошая, оправдывалась она и наклонилась поцѣловать мать, которая нѣжно обняла и благословила ее, продолжая читать молитву.
   Лиза вернулась на террасу.
   -- Лошадь готова, барышни! послышался голосъ Тани.
   Дѣвушки распростились.
   Проводивъ подругу до калитки, Лиза долго еще гуляла но саду, а когда возвратилась домой, тамъ все было погружено въ сонъ. Она осторожно прошла наверхъ, въ свою комнату, торопливо раздѣлась, разчесала русые локоны и, подойдя къ зеркалу, стала пристально вглядываться, видимо безсознательно, погруженная въ постороннія мысли, подъ сильнымъ впечатлѣніемъ минувшаго вечера. Долго стояла она у зеркала; наконецъ, какъ бы опомнясь, отошла и отворила окно въ садъ; на нее повѣяло свѣжимъ, росистымъ ночнымъ воздухомъ. Ни звука, ни рѣчи въ саду; одинъ за другимъ замираютъ голоса въ городѣ, только по временамъ съ противоположнаго берега озера доносятся какіе-то неопредѣленные звуки. Все засыпаетъ, только въ молодой дѣвушкѣ не успѣла улечься жажда жизни и кипѣла энергичная работа Мысли. Глаза ея смотрѣли вызывающе вдаль; въ нихъ однихъ сосредоточивалась какъ бы вся жизнь Лизы, и сколько силы, сколько твердости было въ этой жизни!
   Какъ ни сосредоточивайся въ себѣ человѣкъ -- все-таки есть у него потребность подѣлиться съ кѣмъ нибудь своими думами и чувствами. И теперь Лиза дѣлилась съ нѣмою, безучастною природой всѣмъ, что накипѣло у нея на душѣ; она, по крайней мѣрѣ, не приметъ за, корыстное расходованіе души всѣ пламенные монологи молодой дѣвушки.
   Со смерти Любимова не было у нея друга, которому довѣрила бы она свои мысли, сомнѣнія и надежды, къ которому была бы такъ привязана, какъ къ нему, и нечего говорить, что потеря такого человѣка была для нее ничѣмъ не возяаградимой потерей.
   Отъ Любимова она впервые узнала о многихъ вещахъ, о которыхъ прежде едва догадывалась; онъ научилъ ее строже анализировать свои поступки и побужденія; его честныя, горячія рѣчи объ истинныхъ нравственныхъ человѣческихъ качествахъ глубоко западали ей въ душу. Какъ загорались ея глаза, когда онъ говорилъ, что назначеніе человѣка, вѣнца созданія, -- идти смѣло по пути саморазвитія, вырабатывать духъ спокойнаго и безпристрастнаго анализа., духъ неустрашимой любви къ правдѣ, въ какомъ бы суровомъ видѣ она ни представлялась, стремиться къ ней всѣми силами ума и ставить ее выше мелкихъ внушеній себялюбія.
   Въ натурѣ Лизы было много пылкости, страстности и нервной раздражительности; она сдерживала себя, старалась быть терпѣливой до крайности, много работала надъ собою и хотя, благодаря силѣ своего характера и твердости рѣшенія, успѣвала, но въ ней всегда оставалось чувство неудовлетворенности своими поступками, служащее зародышемъ къ дальнѣйшимъ стремленіямъ и труду.
   Подъ вліяніемъ Любимова она энергично рвалась въ жизнь, исполненная надеждъ и опасеній, восторга и отчаянія, ища вѣрнаго пути и стараясь глубже проникнуть въ смыслъ жизни и энергичнѣе развить свои нравственныя силы. Ея пытливый, анализирующій умъ не могъ, однако, принимать на вѣру всѣ мнѣнія, хотя бы и такого друга и учителя, какъ Любимовъ. Она подкапывалась подъ его положенія и отбрасывала тѣ изъ нихъ, которыя находила невыдерживающими строгой критики. И какъ дорожила она свободой мысли.
   "Умственное развитіе ведетъ къ нравственной свободѣ", нерѣдко говаривалъ Любимовъ, и эта мысль стала ея девизомъ. Но, чѣмъ болѣе развивалась Лиза, тѣмъ чаще начинала она чувствовать разладъ между своими убѣжденіями и своей личной жизнью; этотъ разладъ возбуждалъ въ ней мучительно-жгучіе вопросы, рѣшеніе которыхъ не всегда обходилось ей легко. Она вела жизнь не разсѣянную и не совсѣмъ уединенную, хотя имѣла способность сосредоточиваться въ себѣ. У себя въ комнатѣ, за рѣшеніемъ различныхъ нравственныхъ вопросовъ, Лиза пережила не мало свѣтлыхъ часовъ, вдумываясь внутрь своего я. За то какъ тяжело бывало ей, когда, анализируя свои отношенія къ окружающимъ, она находила, что онѣ ненормальны; что, можетъ быть, вслѣдствіе ея недомолвокъ, ее считаютъ вѣчно спокойной, холодной резонеркой,-- когда, напротивъ, она была весьма впечатлительна; что въ поступкахъ ея подозрѣваютъ совсѣмъ не тѣ чувства, которыя руководили ею. Въ этомъ, впрочемъ, была своя доля утѣшенія: пусть думаютъ такъ, говорила она себѣ, ничто не можетъ быть выше внутренняго сознанія, что я права, что вполнѣ согласна сама съ собою.
   Какъ часто терзалась она своей неумѣлостью ни на чемъ остановиться, какъ корила себя за безхарактерность. На дѣлѣ же у ней не было недостатка въ характерѣ -- она переживала только тотъ разладъ, которымъ можетъ характеризоваться начало шестидесятыхъ годовъ. Но она не страдала умственной праздностью, а такъ какъ недовольство собою ведетъ къ умственному напряженію, сила котораго подчинена энергіи мысли, то для Лизы послѣ періода броженія наступила заря новой жизни. Она еще энергичнѣе отдалась саморазвитію и не хотѣла остановиться на какихъ-то неясныхъ порываніяхъ, когда жизнь уже заявляла свои права на дѣло, а не на сочувственныя слова. Она сознавала, что недостаточно порѣшить: что такія-то условія жизни неудобны и успокоиться или потратить всю энергію и способности на безплодное изнываніе. Нѣтъ, она отыскивала лучшія цѣли, чтобы потомъ смѣло идти къ ихъ достиженію: училась, работала надъ собой; одна идея смѣнялась другой, понятія выяснялись, развитіе шло прогрессивно и выработалась цѣль жизни.
   Теперь ее нельзя было совратить съ пути, который она сознательно избрала, на основаніи логическихъ доводовъ разума, трудясь много и терпѣливо надъ промелькнувшей идеей, критикуя ее, разсматривая ее со всѣхъ сторонъ, при разныхъ освѣщеніяхъ.
   Цѣль жизни, или, какъ она. называла ее -- идея, охватившая весь ея организмъ,-- не давала Лизѣ покоя. Она вся отдалась ей: сіяла, видя ее яснѣе и ближе, и съ трепетомъ томительнаго ожиданія стремилась къ ея достиженію. Она переходила отъ надежды къ опасеніямъ за свое безсиліе; можно выразиться, что она то умирала, то оживала, смотря по ходу дѣла. И были люди, думавшіе, что есть возможность такъ легко отказаться отъ того, что срослось съ ея душой. Нѣтъ! она рѣшилась свободно идти своей дорогой, не дѣлая никакой уступки, не принимая помощи, и въ этомъ рѣшеніи почерпала новыя силы. Вѣра въ свои силы -- это Архимедовъ рычагъ!
   Сегодня, подъ обаяніемъ пробуждающейся весенней природы, въ ней сильнѣе обыкновеннаго кипѣла жажда жизни. Голова Лизы горѣла, всѣ нервы были напряжены. Она высунулась въ окно и съ жадностью втягивала въ себя ночную влагу.
   -- Я жить хочу! шептали ея губы.-- Я хочу такъ жить, чтобы дрожалъ каждый нервъ!.. Я буду жить!.. Я сама проложу себѣ дорогу, сама отстою себя единственно силою своей нравственной энергіи -- я разобью стѣну или... или перейду Рубиконъ.
   -- Но что могутъ силы одного человѣка? подстрекалъ внутренній голосъ.
   -- О, много могутъ, если только онѣ разумно направлены. Вѣдь слѣпой силы нѣтъ въ природѣ. Иногда я чувствую себя крѣпко закаленною для борьбы! Вѣрить въ себя, въ свою нравственную силу -- какое это великое счастіе.
   Лицо ея постепенно свѣтлѣло и свѣтлѣло и она говорила:
   -- Не надо мнѣ вашей помощи, учителя и вожди слѣпые титаны на словахъ,-- на дѣлѣ -- дѣти! Лучше, чѣмъ довѣряться руководству такихъ слѣпцовъ, какъ они -- я постараюсь излечиться отъ слѣпоты. Не преклоню я передъ вами свою гордую волю! Я хочу быть об занной только себѣ въ достиженіи цѣли, хотя мнѣ это труднѣе, нежели вамъ, мужчинамъ, пользуюш, имся привиллегіями физической силы. Вамъ доступъ всюду: и къ общественной и къ ученой карьерѣ: В'-я умственная и матеріальная сила въ вашихъ рукахъ, а женщины изолированы отъ сферы общественной жизни, въ которой идетъ работа мысли, и имъ приходится бороться за кое-какія права.
   -- Все воспитаніе женщины направлено къ тому, чтобы обезличить ее, сдѣлать вѣрной хранительницей консервативныхъ элементовъ, безсильной въ дѣлѣ осмысленной самостоятельной жизни. Скрывать свои убѣжденія въ груди, быть рабой, покоряющейся рутинѣ и обычаямъ, всей отдаться волѣ мужчины, приноравливаться къ чужой жизни, не давать хода своимъ стремленіямъ, ломать свою природу и, въ концѣ концовъ, горько оплакивать жизнь -- в"тѣ, въ большинствѣ случаевъ, доля женщины!..
   -- Сколько изъ нихъ находятся въ невозможности измѣнить свое положеніе?.. Что тогда остается: или безплодная порча крови съ пагубнымъ слѣдствіемъ нервныхъ болѣзней (а вѣдь въ наше время рѣдкая женщина не страдаетъ ими), или вѣчное недовольство,-- или опошленіе.
   -- Нѣтъ, я не хочу послѣдняго; лучше буду биться, пока хватитъ силъ. А на долго ли ихъ хватитъ?
   На нее напало какое-то тяжелое сомнѣніе и промелькнула мысль:
   -- Да полно, стоитъ ли это такой борьбы, такой трудной ломки жизни? Вѣдь все ничто въ сравненіи съ вѣчностію.
   Ее стала пробирать нервная дрожь, пульсъ забился слишкомъ скоро.
   На ряду съ тяжелыми мыслями поднималась какая-то непонятная жажда жизни и не покидала Низы. Мысль работала сангвинично, если можно такъ выразиться.
   -- Да и кто можетъ мнѣ помочь? думала она.-- Только тотъ, кто въ состояніи безраздѣльно отдаться моей идеѣ, а развѣ это возможно, не перестрадавши настолько, чтобы она сдѣлалась его собственной идеей, вошла бы въ плоть и кровь.
   Образы знакомыхъ лицъ мелькали передъ ней, какъ въ панорамѣ, и ни въ въ одномъ изъ нихъ не видѣла она той умственной и нравственной силы, которой поклонялась. Чѣмъ сознательнѣе воскресали въ ней воспоминанія прошлаго, тѣмъ рельефнѣе возникала въ представленіи только одна энергическая фигура -- Болеславича, и невольно говорила она себѣ:
   -- Такого человѣка тебѣ не приходилось ужь болѣе встрѣчать. И если ты оттолкнула и не приняла его руку помощи, то отъ другихъ не примешь и подавно!
   Передъ ней какъ-то назойливо, какъ бы живой, стоялъ его образъ съ спокойной, увѣренной осанкой, съ глубокой серьезной выразительностью лица. Лиза старалась не думать болѣе о немъ и, ради разсѣянія мысли, начала читать какую-то популярную брошюру: "О туманныхъ пятнахъ". Нѣтъ, не читается. Тяжелыя, головоломныя мысли толпятся въ головѣ. Между тѣмъ забрезжило утро; сонъ мало-по-малу овладѣвалъ ею и она, совершенно измученная, не закрывъ окна и не загасивъ свѣчи, опустилась она на кровать и уснула тревожнымъ, лихорадочнымъ сномъ.
   И снится ей высокая, высокая лѣстница, на ступеняхъ которой сверху до низу стоятъ тропическія растенія; она взбирается по ней и доходитъ до какой-то чудной страны съ зелеными берегами, дѣвственнымъ лѣсомъ, громадными рѣками, блестящими волнами. Солнце свѣтитъ ярко, воздухъ ароматиченъ. Лизѣ какъ-то вольно, хорошо дышется здѣсь, грудь ширится и хочется пѣть. "Такъ и рвется душа", вырвалось у ней, но звука не послѣдовало. "Громче" -- слышится ей откуда-то, и, собравъ силы, она почти закричала: "Такъ и рвется душа"; въ тотъ же мигъ гдѣ-то вдали стали вторить птицы и на ихъ голоса она пошла далѣе.
   Она стремится впередъ -- дорога съуживается и часто за ноги цѣпляются ползучія растенія и замедляютъ путь. Она съ трудомъ прокладываетъ себѣ дорогу; вотъ не видится уже и просвѣта -- деревья не раздаются. Лиза, цѣпляясь за сучья, взбирается на дерева, и чѣмъ выше -- тѣмъ сильнѣе охватываетъ ее влага; она почти изнемогаетъ отъ усталости и отъ невозможности дышать разрѣженнымъ воздухомъ; но внутренній голосъ шепчетъ: "не робѣй, дальше, дальше!"
   Вотъ она уже на вершинѣ, и что за чудный видъ передъ ея глазами! У подножія дерева разлилась громадная рѣка; лучи солнца золотятъ ея поверхность и по срединѣ образуютъ какъ бы огненную лѣстницу на луну.
   "Бросься внизъ и плыви къ лѣстницѣ, по ней дойдешь до луны -- конечной цѣли твоего путешествія! Впередъ -- иного пути. нѣтъ; или, можетъ быть, ты вернешься назадъ, струсишь?" Лизѣ страшно, жутко; она колеблется, но изъ-за рѣки слышатся счастливые, свободные голоса, они прославляютъ свою жизнь. Подъ чарующимъ обаяніемъ этихъ пѣсень, она стремительно бросается въ воду и плыветъ. "Достигнешь желанной цѣли, только не теряй увѣренности! Посмотри, какая свѣтлая и разумная жизнь ждетъ тебя впереди," ободряетъ внутренній голосъ.
   Лиза плыветъ; она уже въ трехъ взмахахъ отъ лѣстницы, но вдругъ сильный страхъ и сомнѣніе оковываютъ ея душу и она начинаетъ тонуть. Спасите! что было мочи крикнула она.
   -- Что съ тобой, Лизочка? вѣрно снится что нибудь нехорошее -- ты лежишь, закинувъ голову назадъ, рука касается пола, заботливо говорила Анна Александровна, прибѣжавшая на крикъ.
   -- Какъ хорошо! бредила Лиза,-- я опять поплыву.
   -- Плыви, плыви, замѣтила съ улыбкой мать, ласково крестя снова засыпающую дѣвушку.
   Закрывъ окно и погасивъ свѣчу, Анна Александровна ушла въ свою спальню, недоумѣвая, что сдѣлалось съ Лизой, обыкновенно осторожной насчетъ огня.
   Возвратясь домой, Надя рѣшила подождать брата и Зданскаго, о которомъ слышала много интереснаго, но утомленная прогулкой, заснула, сидя въ своей комнатѣ на диванѣ, и только на слѣдующее утро познакомилась съ пріѣзжимъ.
   Заговорившись наканунѣ, Былинскій и Зданскій поздно вышли на встрѣчу Надѣ и, такъ какъ ее везли кратчайшимъ путемъ, разошлись съ нею.
   

IV.

   На другой день, Лиза проснулась поздно, съ лихорадочной ломотой въ тѣлѣ и отуманеннымъ лицомъ. Подъ вліяніемъ вчерашнихъ надеждъ, мечтаній и опасеній -- она производила неотступный анализъ своимъ ощущеніямъ, какъ бы зондировала себя и порывисто ходила взадъ и впередъ по комнатѣ. Казалось, на лицѣ ея, какъ бы изъ души, просвѣчивало какое-то тяжелое для нея, но твердое намѣреніе побороть неотступный паплывъ мыслей.
   Наконецъ она сѣла къ письменному столу и достала англійскій журналъ "British and forcing medico-chirurgical review," изъ котораго переводила матеріалы для диссертаціи Вылняскаго. Сперва дѣло шло вяло -- въ головѣ Лизы толпились постороннія мысли, по пересиливая себя съ большею противъ прежняго энергіей, она успѣла сосредоточить свое вниманіе и мало-по-малу работа закипѣла; ужь нѣсколько страницъ было исписано ея твердымъ почеркомъ.
   -- Лизавета. Игнатьевна, вамъ письмо, проговорила вошедшая въ комнату Таня, -- почталіопъ ждетъ денегъ.
   Взявъ письмо и торопливо распечатавъ его, Лиза начала читать съ какимъ-то тревожнымъ чувствомъ. Письмо было изъ X. отъ одной изъ ея подругъ, Рахманиной.
   "Между прочимъ, писала она, предупреждаю тебя, что въ скоромъ времени въ вашъ городъ ѣдетъ, на все лѣтнее вакаціонное время, Болеславичъ. Онъ командированъ совѣтомъ университета въ N губернію для какихъ-то геологическихъ изслѣдованій, не могу тебѣ сказать именно для какихъ. Онъ просилъ меня дать къ тебѣ письмо и, при свиданіи, ты сама распросишь о цѣли его поѣздки. Весна у насъ въ разгарѣ, бѣлыя акаціи въ полномъ цвѣту и напоминаютъ мнѣ весну прошлыхъ лѣтъ, когда мы были вмѣстѣ, и становится горько, что судьба унесла тебя такъ далеко, что почти полторы тысячи верстъ лежитъ между нами. Поневолѣ забираешься въ мечты объ усовершенствованіи воздухоплаванія, когда бы, и проч. и проч. Но мечты и остаются мечтами, и приходится сказать спасибо, что есть хоть одинъ способъ сношеній -- письменный.
   "Отъ всего сердца желаю тебѣ и твоимъ всего хорошаго; мысленно, по крѣпко жму твою руку.

"Твоя А. Рахманина.

   "P.S. Мой поклонъ Надѣ Былинской и ея брату."
   Точно крылья выростали у Лизы за плечами, когда она читала письмо Рахманиной. Лицо выражало смѣсь радости и тревоги, а на душѣ закипало чувство недовольства собою за то, что сердце забилось съ необыкновенной быстротою при прочтеніи извѣстія о пріѣздѣ Болеславича. Развѣ не старалась она заглушить въ себѣ развивавшуюся привязанность и, хотя съ трудомъ, развѣ не достигла этого? Развѣ не вспоминала о немъ, какъ о промелькнувшемъ видѣніи? И вотъ снова при одной мысли о возможности увидѣть его -- ея сердце бьется сильнѣе, наплываетъ что-то радостное и рвется на лицо въ видѣ улыбки.
   Вслѣдъ за этими мыслями возникали новые смягчающіе доводы.
   -- Еслибъ разумъ могъ всегда управлять нашими ощущеніями, не поддаваясь вліянію внѣшнихъ впечатлѣній! А то вѣдь все это рефлексы.
   Однако, посреди сомнѣній, въ ней съ неудержимой силой возникало какое-то чувство радостнаго ожиданія. Она прошлась по комнатѣ съ какой-то особенной легкостью, ей хотѣлось бы съ кѣмъ нибудь подѣлиться полученнымъ извѣстіемъ.
   Съ письмомъ въ рукахъ она сбѣжала по лѣстницѣ внизъ, направляясь къ матери, но, спускаясь съ послѣдней ступеньки въ прихожую, увидѣла въ окно отъѣзжавшій экипажъ и высокую шляпу какого-то незнакомаго человѣка -- и страшно поблѣднѣла при промелькнувшей мысли: не Болеславичъ ли это?
   Торопливо спрятавъ письмо въ карманъ, Лиза пошла на встрѣчу входящимъ: Былинскому и гостю.
   -- Мы васъ ждали вчера вечеромъ, кататься на лодкѣ, Петръ Гавриловичъ, промолвила она въ замѣшательствѣ.
   -- Меня задержалъ пріѣздъ пріятеля, вашего стараго Xскаго знакомаго, Михаила Васильевича. Зданскаго, котораго честь имѣю представить.
   Лиза привѣтливо протянула руку пріѣзжему, кацъ бы въ благодарность, что при видѣ его точно гора свалилась съ ея плечъ и возвратилось веселое настроеніе духа.
   -- А, monsieur Зданскій; я васъ узнала, а вѣдь ты давно не видались.
   Зданскій, крѣпко пожимая ей руку, по привычкѣ заглянулъ въ глаза.
   -- Да, давно, Лизавета Игнатьевна, не думалъ я ужь болѣе встрѣтиться съ вами.
   -- Однако, что же мы тутъ остановились, замѣтила Лиза.-- Проходите, Петръ Гавриловичъ, въ гостиную, а я схожу къ мамѣ -- она будетъ рада видѣть стараго знакомаго.
   Вскорѣ вышла и мать Лизы; это была женщина лѣтъ подъ сорокъ, когда-то очень красивая. И теперь ея продолговатое, блѣдное, похудѣвшее лицо было чрезвычайно привлекательно. Каштановые волосы, отчасти посѣдѣвшіе, прямымъ рядомъ раздѣлялись надъ высокимъ лбомъ, внизу котораго сіяли блестящіе синіе глаза. Все лицо ея дышало любовью и было олицетвореніемъ разумной доброты. Мужъ и дѣти составляли для нея весь міръ, въ котородъ она управляла лаской, а не приказаніями.
   Былинскій представилъ ей Зданскаго, и скоро между ними завязался оживленный разговоръ, столь понятный между людьми, имѣющими общихъ знакомыхъ.
   Зданскій говорилъ много и увлекательно. Онъ втеченіе своей жизни пріобрѣлъ искуство ловить людей и дѣлать ихъ ручными, легко освоиваясь со всякими новыми взглядами и умѣя быстро согласовать ихъ съ своими непосредственными цѣлями.
   Онъ завелъ разговоръ о X; вспоминалъ то время, когда они познакомились въ собраніи, во время первыхъ выѣздовъ Лцзы, ея оживленіе, успѣхи -- словомъ, тѣшилъ материнское самолюбіе и расположилъ въ свою пользу Анну Александровну.
   Разговаривая съ Былинскимъ, Лиза мелькомъ слышала разсказъ Зданскаго и, при его воспоминаніи о X., лицо ея просвѣтлѣло -- она отдалась мысли о своемъ знакомствѣ съ Болеславичемъ, о свѣтлыхъ разумныхъ дняхъ, проведенныхъ въ его обществѣ. Глаза ея блестѣли и смотрѣли вдаль -- ей рисовался его туманный образъ и на душѣ стало и смутно, и радостно.
   Былинскій недоумѣвалъ, что значитъ оживленная игра ея физіономіи. Потомъ какое-то нехорошее чувство подозрѣнія промелькнуло въ его умѣ.
   -- Ужь не была ли она влюблена въ Зданскаго, еще въ X. Она съумѣетъ молчать... Нѣтъ, быть не можетъ... А, впрочемъ, чему же приписать блѣдность и смущеніе при его входѣ и радостную улыбку, освѣтившую лицо ея, когда она протягивала ему руку? Вообще она въ какомъ-то странномъ настроеніи духа: сидитъ, повидимому, спокойно, а на душѣ ея цѣлое море счастія, которое рефлективно отражается на лицѣ... Отчего же она почти никогда и не упоминала о Зданскомъ? Надо постараться узнать правду... Ну, а если Лиза точно любитъ его, что тогда? Тяжело, гадко будетъ: по, во всякомъ случаѣ, знаніе лучше томительной неизвѣстности и подозрѣнія, гдѣ нѣтъ ничего вѣрнаго, гдѣ полумракъ, полусвѣтъ.
   По лицу Былинскаго пробѣжали мрачныя тѣни, имъ овладѣло какое-то тревожное недоумѣніе, однако, онъ не переставалъ наблюдать за всѣмъ его окружавшимъ.
   Зданскій, разговаривая съ матерью, взглядывалъ отъ времени до времени на Лизу и любовался ея блестящими глазами. Въ немъ пробудилось желаніе понравиться ей, заслужить ея доброе мнѣніе -- къ чему? онъ и самъ, вѣроятно, мало сознавалъ.
   -- Я все присматриваюсь къ вамъ и удивляюсь, какъ вы мало измѣлились, Лизавета Игнатьевна, или, вѣрнѣе, измѣнились совершенно логично, согласно съ условіями вашей внутренней жизни -- богатой, плодотворной, заговорилъ онъ вкрадчиво, стараясь польстить ея самолюбію.
   На лицѣ Лизы промелькнуло насмѣшливое выраженіе, и она отвѣчала ему холоднымъ, равнодушнымъ тономъ:
   -- Вы такъ мало знаете меня, monsieur Зданскій, что мнѣ болѣе чѣмъ странными кажутся ваши послѣднія слова.
   -- Я мало знакомъ съ вами, но я жилъ, переиспыталъ и видѣлъ многое, и развилъ въ себѣ способность физіономиста. Въ моей многоопытной жизни мнѣ доводилось встрѣчать немногихъ женщинъ, стремящихся возвыситься надъ уровнемъ толпы. Къ этимъ немногимъ, я не ошибусь, если причислю и васъ.
   Теперь, какъ и прежде, его смутила суровая серьезность ея прекрасныхъ сѣрыхъ глазъ и холодный размѣренный тонъ, какимъ она произнесла:
   -- Не привыкла я слушать комплименты и не люблю ихъ, monsieur Зданскій.
   -- Я и не хотѣлъ сказать комплиментъ, -- я слишкомъ уважаю васъ, чтобы позволить себѣ это.
   На лицѣ Лизы промелькнула неуловимая искра насмѣшки. Былинскій усердно курилъ, шатая по комнатѣ.
   Искусно лавируя, Зданскій свернулъ разговоръ на женскій вопросъ и, обращаясь къ Аннѣ Александровнѣ, видимо говорилъ для Лизы. Онъ упомянулъ о равноправности женщинъ и выставилъ тѣ соціальныя причины, которыя обусловливаютъ то или другое положеніе ихъ. Во всемъ разговорѣ его проглядывала разсчитанность на эффектъ и желаніе втянуть въ разговоръ Лизу, чтобы ознакомиться съ ея воззрѣніями. Но она не поддавалась на эти уловки, и вообще не заводила рѣчи о женскомъ вопросѣ, но избѣжаніе услышать пошлыя, избитыя сентенціи.
   -- Если женщина, по нѣжности своей организаціи, ораторствовалъ Зданскій,-- не можетъ участвовать въ нѣкоторыхъ родахъ дѣятельности, то это не должно еще ставить ее въ зависимое положеніе отъ мужчины и закрывать доступъ къ тому труду, который ей подъ силу. Это нравственная эксплуатація. Если бы знали женщины, какъ много онѣ могутъ сдѣлать, при извѣстной долѣ развитости въ соединеніи съ природной впечатлительностью! Впрочемъ, женскій вопросъ играетъ теперь не маловажную роль въ политико-экономическихъ трактатахъ передовыхъ мыслителей и въ лучшихъ беллетристическихъ произведеніяхъ.
   Лизѣ надоѣло слушать эти заѣзженныя фразы и, пользуясь тѣмъ, что Зданскій обращался съ ними къ ея матери, а не къ ней, она собиралась уже уйти въ залу, гдѣ Былинскій пересматривалъ брошенную ею книгу, но подали кофе, Былинскій присоединился къ остальному обществу и разговоръ принялъ другой оборотъ, перейдя на свѣжія еще воспоминанія о повстаньи и вообще на западный край.
   -- Вы пробыли оба года въ Бѣлоруссіи? спросила Анна Александровна.
   -- Да, вѣдь я служилъ тамъ мировымъ посредникомъ.
   -- Скажите, m-r Зданскій, вмѣшалась Лиза,-- мнѣ помнится, что вы ѣхали туда съ широкими планами; осуществились ли они?
   -- Нѣтъ, Лизавета Игнатьевна, въ большинствѣ случаевъ планы и остались только планами. Нѣтъ возможности, не вторгаясь въ частную дѣятельность и но контролируя матеріальныхъ средствъ крестьянина, заставить его заводить больницы, школы и другія заведенія, а контроль по по вкусу богачамъ.
   -- Ну, а предполагаемыя артели? допрашивала Лиза.
   -- Артельное дѣло не пошло въ ходъ, потому что крестьяне недовѣрчиво относились къ моимъ, будто бы, своекорыстнымъ причудамъ,-- сотоварищи не сочувствовали и всячески интриговали,-- я же не на столько богатъ, чтобы заводить на собственный счетъ образцовыя заведенія. Да, сказать правду, надоѣли всѣ неудачи, интриги. Я продалъ свое имѣніе, вышелъ въ отставку и теперь намѣреваюсь путешествовать.
   -- Я думаю, вамъ очень горько было отъ всѣхъ этихъ неудачъ и разочарованій?
   -- Конечно, но что же дѣлать, Лизавета Игнатьевна. Повѣрьте мнѣ, что ничего не значатъ единицы, когда масса не развита -- онѣ равны нулю, каплѣ въ морѣ.
   -- Ну, ужь здѣсь я буду придираться къ словамъ. Вы говорите, что единицы ничтожны, равны пулю -- это грубая ошибка: изъ однихъ нулей не составить никакого числа, а изъ единицъ строится масса, -- слѣдовательно онѣ не ничтожны, хотя существованіе, можетъ быть, большинства изъ нихъ и незамѣтно.
   -- Вы ловко словили меня въ незнаніи арифметическихъ основъ, шутилъ Зданскій,-- я всегда считался плохимъ математикомъ. Но я хотѣлъ подтвердить пословицу: "одинъ въ полѣ -- не воинъ."
   -- Придираясь къ оговоркѣ въ словѣ, я желала показать ошибочность мнѣнія относительно ничтожности единичныхъ сильныхъ личностей, отвѣтила Лиза.-- Упомянутая нами пословица -- строго вѣрна только по отношенію къ физической силѣ. Однако, не случается ли иногда, что, теряя увѣренность въ этой силѣ, масса отступаетъ, но энергичное, могучее "ура" предводителя возбуждаетъ упавшій духъ, и она, стремительно кидаясь впередъ, одерживаетъ побѣду? Физическая сила на сторонѣ массы, но, не смотря на это, она же отступала, и если побѣда осталась за нею, то единственно благодаря нравственной-силѣ предводителя.
   -- Такъ бываетъ на войнѣ-съ; но въ обыденной жизни -- человѣкъ, обладающій нравственной силой, стремящійся къ саморазвитію и общечеловѣческой дѣятельности, нерѣдко остается незамѣтнымъ явленіемъ и масса, или такъ называемая среда, въ концѣ концовъ засасываетъ его. Вотъ гдѣ велика сила, массы и мизерна сила -- единичной личности.
   -- Однако, встрѣчаются же такія личности, которыя обаяніемъ своей честной, сильной натуры вліяютъ на кружки молодежи. возбуждая ихъ къ дѣятельному труду мысли, который считая'Я ими до тѣхъ поръ, можетъ быть, труднѣйшей изъ работъ, чуть ли не пыткой. Тѣ, въ свою очередь, вліяютъ на другихъ и такимъ образомъ, одинъ разумный импульсъ ведетъ послѣдующіе.
   -- Счастливъ тотъ, кому случалось наталкиваться въ такихъ людей -- я скептично отношусь къ ихъ существованію. Изъ пыпѣшней молодежи (я причисляю себя къ старому лагерю), я знаю только одного съ такими качествами, о которыхъ вы говорите и я цѣню ихъ, потому что въ Болеславичѣ,-- я говорю о немъ,-- это не напускное. Я слышалъ, что вскорѣ послѣ моего отъѣзда изъ X. онъ получилъ кафедру геологіи въ университетѣ, потомъ пронесся слухъ о его смерти.
   -- Болеславичъ не умеръ -- я сегодня только получила письмо изъ X., въ которомъ упоминается о его командировкѣ въ нашу губернію для геологическихъ изслѣдованій.-- Лиза старалась говорить какъ можно равнодушнѣе.
   -- Такъ слухъ былъ невѣренъ? Это очень пріятное извѣстіе.
   Послышался стукъ подъѣхавшаго экипажа и скоро въ комнату вошелъ самъ хозяинъ, Игнатіи Семеновичъ Русовъ, воротившійся со службы. Онъ привѣтливо поздоровался съ гостями и пригласилъ ихъ къ обѣду.
   -- Нѣтъ, благодаримъ, Игнатій Семеновичъ, дали слово обѣдать дома; Надежда Гавриловна ждетъ насъ. Гости взялись за шляпы.
   -- Такъ ужь вы, Михаилъ Васильевичъ, извините, если я не скоро соберусь съ визитомъ, а заходите къ намъ безъ церемоній пообѣдать или посидѣть вечеркомъ -- мы всегда дома.
   Зданскій поблагодарилъ.
   Прощаясь съ Былинскимъ, Лиза извинилась, что запоздала съ переводомъ.
   -- Можетъ быть остановка за нимъ? во всякомъ случаѣ я постараюсь окончить его на этой недѣлѣ.
   -- Не торопитесь, Лизавета Игнатьевна, у меня не окончены еще опыты, говорилъ Былинскій, крѣпко дожимая ей руку и благодаря за карточку.
   -- Какъ вамъ нравится Зданскій? тихо и нѣсколько наклонясь спросилъ онъ у ней.
   -- У него есть что-то лживое въ глазахъ, отвѣтила Лиза.
   Словно что-то тяжелое отлегло отъ души его послѣ отвѣта Лизы. Дорогою онъ спросилъ Зданскаго:
   -- Ну что, какое впечатлѣніе произвели на тебя Русовы?
   -- Ты хочешь сказать -- Лизавета Игнатьевна? Ничего, въ ней много яснаго, здраваго смысла; съ душкомъ дѣвушка и глаза хороши. А ты что сегодня былъ какъ будто не въ духѣ? замѣтилъ Зданскій, лукаво улыбаясь.
   -- И самъ не знаю, должно быть плохо выспался.
   

V.

   Лиза оканчивала обѣщанный Былинскому отрывокъ перевода. Ей оставалось дописать только нѣсколько строкъ, когда она заслышала по лѣстницѣ легкіе, торопливые шаги Нади и, не вставая съ мѣста, закричала ей:
   -- Здравствуй, Надя! только погодимъ немного разговаривать -- я сейчасъ окончу.
   Надя, видимо, съ нетерпѣніемъ ожидала разрѣшенія заговорить. Ей многое хотѣлось разсказать и о чемъ-то просить Лизу.
   -- Окончила, проговорила та, подавая тетрадь подругѣ.-- Передай это брату, если онъ самъ не зайдетъ сегодня. Ты на долго ко мнѣ?
   -- Нѣтъ, я только пришла пригласить васъ участвовать въ прогулкѣ въ лѣсъ -- съ чаемъ и музыкой. Эта мысль пришла вчера на умъ брату и Зданскому, они устроили все и пригласили музыку. Компанія будетъ веселая -- вчера, навернулись Ремизовы и тоже обѣщались быть и уговорить Лаврову и другихъ общихъ знакомыхъ. Братъ самъ придетъ просить Игнатія Семеновича и Анну Александровну, а пока я пришла узнать твое рѣшеніе, отъ котораго будетъ зависѣть и ихъ согласіе.
   -- Я не поѣду сегодня, Надя; ты знаешь, что я запоздала съ срочнымъ переводомъ и твердо рѣшила втеченіи короткаго времени наверстать потерянное.
   -- Ну полно, Лиза, ты разстроишь все гулянье, почти для тебя затѣянное, промолвила Надя просящимъ и боящимся отказа голосомъ.
   -- Странно,-- для меня, а между тѣмъ я не просила и вообще не люблю такихъ шумныхъ прогулокъ. Неужели изъ-за того, что это дѣлается будто бы для меня я должна отказаться отъ спѣшнаго дѣла и ѣхать на увеселеніе, которое не будетъ для меня веселымъ.
   -- Ну, Лиза, голубушка, сдѣлай это хоть для меня, не будь эгоисткой. Ты еще успѣешь съ переводомъ, къ тому же сегодня, кажется, праздникъ -- какая работа?
   -- Хорошъ праздникъ, когда ты недовольна собою, а если вѣчно откладывать работу,-- она далеко не уйдетъ. Нѣтъ, я не поѣду и если нужно, то сообщи объ этомъ брату заранѣе и, пожалуйста, не проси.
   -- Это твое послѣднее слово?
   Лиза утвердительно кивнула головой.
   Надя написала брату ея отвѣтъ и вмѣстѣ съ запиской послала оконченный переводъ.
   -- Можетъ быть, ты сейчасъ хотѣла бы приняться за работу и я тебѣ мѣшаю, Лиза?
   -- Нѣтъ, надо же отдохнуть немного. Я очень рада твоему приходу. Посидимъ и поболтаемъ.
   -- Я слышала, что ты получила письмо отъ Рахманиной; ну что новенькаго въ X.?
   -- Да ничего особеннаго, все по старому. Анюта шлетъ поклонъ тебѣ и брату, и сообщаетъ о пріѣздѣ сюда нашего стараго знакомаго, Болеславича; ты видѣла его на частныхъ институтскихъ балахъ, говорила Лиза совершенно спокойнымъ тономъ, въ которомъ только чуткое ухо могло уловить волненіе.
   -- Кажется, видѣла -- такой блѣдный, высокій, серьезный. Ахъ! кстати, какъ тебѣ правится Зданскій, онъ, кажется, очень хорошій господинъ?
   -- Да, ничего себѣ, человѣкъ славный, когда спитъ -- не кусается. Я знавала его еще въ X.
   -- Нечего сказать, охарактеризовала ты его, смѣялась покраснѣвшая Надя.-- А онъ совсѣмъ иное говорилъ сегодня о тебѣ.
   -- Да, въ самомъ дѣлѣ? замѣтила. Лиза такимъ тономъ, въ которомъ звучала мысль, что это мало интересуетъ ее.
   Разговоръ не клеился и, отговариваясь необходимостью зайти въ магазинъ, Надя ушла домой, а Лиза снова принялась за работу.
   Въ ожиданіи возвращенія сестры, Былинскій сидѣлъ за фортепіано и розыгрывалъ этюдъ Мошолеса, а Зданскій, медленно ходя по комнатѣ, курилъ и отъ времени до времени поглядывалъ въ окно. Ему казалось, что Надя слишкомъ долго не возвращается и, пожалуй, чего добраго, вернется съ неблагопріятнымъ отвѣтомъ. А онъ еще такъ спорилъ съ Былинскимъ, когда тотъ не ручался за непремѣнное согласіе Рутовыхъ участвовать въ прогулкѣ. Помимо всего этого, ему очень хотѣлось видѣть Лизу, которую послѣ перваго визита видѣлъ всего одинъ разъ и то на самое короткое время. Ежедневное общество Нади, которая мало-по-малу начинала увлекаться имъ, и почти безсознательно, наивно поддавалась его вліянію, стало наскучать ему.
   Прошло еще нѣсколько времени. Вошедшій лакей подалъ свертокъ и записку.
   Лицо Былинскаго озарилось радостной улыбкой, при воспоминаніи о строго исполненномъ обѣщаніи насчетъ перевода; и онъ былъ даже до нѣкоторой степени доволенъ отказомъ Лизы. Прочитавъ записку, онъ передалъ ее Зданскому.
   -- Оригинальничанье! замѣтилъ тотъ.-- Не можетъ ѣхать, потому что не окончила работы -- какой вздоръ! Впрочемъ, все это дѣло поправимое; я сейчасъ иду просить Анну Александровну и уговорю ихъ ѣхать.
   -- Совершенно напрасно, Михаилъ Васильевичъ,-- Лизавета Игнатьевна не измѣнитъ своего рѣшенія; вѣдь она отказала Надѣ.
   -- Гдѣ не дѣлается для подруги -- тамъ легче ожидать уступки постороннему мужчинѣ.
   -- Нѣтъ, это ни къ чему не поведетъ. Да и что тебѣ такъ хочется, чтобы Русовы ѣхали? и безъ нихъ компанія не мала.
   -- Очень просто, почему.-- они мнѣ болѣе всѣхъ знакомы изъ здѣшняго общества, остальныхъ я видѣлъ всего одинъ разъ.
   Зданскій говорилъ, улыбаясь, а злость за неуда вшіеся планы наполняла сто душу.
   У него промелькнула мысль:-- разстроить гулянье.-- Но участвующіе могли обидѣться и оно должно состояться. Хоть бы дождь поспѣшилъ на выручку!-- Нѣтъ, небо безоблачно и вечеръ обѣщаетъ быть великолѣпнымъ.
   Все недовольство Зданскаго вылилось на возвратившуюся Надю. Онъ сталъ слегка подсмѣиваться надъ ея неспособностью къ дипломатіи и острить; она сперва ловко отражала его нападки, потомъ, надувшись, ушла въ свою комнату.
   Придирчивость Зданскаго умѣрила ея веселое настроеніе духа, но онъ такъ хорошо извинился передъ ней, объяснивъ все своимъ несчастнымъ желчнымъ темпераментомъ, что она забыла обо всемъ другомъ, кромѣ предстоящей прогулки.
   Въ 6 часовъ вся компанія собралась въ путь.
   Дорога шла полями и солнце сильно грѣло, такъ что отрадно было очутиться наконецъ въ лѣсу. У его опушки оставили экипажи и все общество потянулось по тропинкѣ къ той полянѣ, гдѣ приготовленъ былъ чай и откуда раздавались звуки музыки, игравшей австрійскій маршъ. Вечеръ былъ превосходный; въ воздухѣ стояла невозмутимая тишина и разливался ароматъ отъ вновь распустившихся листьевъ; въ лѣсу раздавалась призывная трель соловья, замиравшая вдали -- звучная, мягкая, какъ самъ весенній воздухъ.
   Часть общества расположилась на полянѣ, а другая -- молодежь -- въ ожиданіи чая,.устроила горѣлки. Зданскій примкнулъ къ оставшимся.
   -- Михаилъ Васильевичъ, что же вы тутъ засѣли, идемте играть, прибѣжала звать его веселая, разрумянившаяся отъ быстрой ходьбы Надя.
   -- Нѣтъ, Надежда Гавриловна, я устарѣлъ для такихъ забавъ.
   Надя настаивала, но всѣ увѣщанія остались безполезны.
   Зданскій былъ въ желчномъ настроеніи духа и молча курилъ одну папиросу за. другой.
   Издали раздавался веселый смѣхъ и хлопанье въ ладоши, смѣшанные съ звуками вальсовъ и полекъ, что еще болѣе сердило его.
   Чай былъ вскорѣ готовъ и молодежь, уставшая, веселая, прибѣжала на призывъ. Надя сѣла недалеко отъ Зданскаго и весело заговорила съ нимъ.
   -- Знаете, Михаилъ Васильевичъ, меня сегодня никто не поймалъ, я очень скоро бѣгаю. Да что это -- вы хотите смычокъ потерять? вдругъ обратилась она къ Зданскому, который, слушая ее и задумавшись, не замѣчалъ, что наливаетъ слишкомъ много рому.
   -- Что такое?! съ удивленіемъ и улыбкой переспросилъ онъ ее.
   -- Ахъ, извините, я и забыла, что вы не знаете этого выраженія, -- для меня, Лизы и брата оно техническое.
   -- Что же оно значитъ? объясните.
   -- Вотъ видите ли: гуляя разъ втроемъ, мы встрѣтили пьянаго музыканта-солдата, который, пошатываясь, подошелъ сообщить намъ, что онъ въ большомъ горѣ, потерялъ смычокъ и не можетъ найти его. Онъ такъ забавно разсказывалъ про свое горе и спрашивалъ: не видали ли мы его смычка, что съ этого времени "потерять смычокъ" стало у насъ техническимъ выраженіемъ для выпившаго лишнее.
   Окончивъ разсказъ, Надя нѣсколько покраснѣла.
   Въ разговорѣ произошелъ небольшой перерывъ.
   -- Скажите, messieurs, отчего это Русовы не согласились ѣхать въ лѣсъ? Надя предполагала, вчера, что и они будутъ, спрашивала молодая красивая дама, Ремизова, обращаясь къ Былинскому и Зданскому.
   -- Осуществленію этихъ плановъ помѣшали нѣсколько неоконченныхъ главъ перевода, который никакъ не хотѣла бросить Лизавета Игнатьевна, подсмѣялся Зданскій.
   -- Ну, положимъ, это не совсѣмъ вѣрно, вступился Былипскій.-- Надя, вѣроятно, забыла объяснить вамъ, что Лизавета Игнатьевна не любитъ загородныхъ прогулокъ. Русовы и не собирались ѣхать, мы сегодня только дали имъ знать о предполагаемомъ гуляньѣ.
   -- Вы, какъ всегда, вѣрный защитникъ, Петръ Гавриловичъ, замѣтила Лаврова.-- Я рѣшительно не знаю, чѣмъ очаровываетъ Ругова васъ всѣхъ, мужчинъ, -- вѣдь она положительно некрасива?
   -- Кокетка, порѣшила мать Ремизовой.
   -- Я согласенъ признать ее кокеткой, только въ томъ случаѣ, если принять, что самое большое кокетство -- въ отсутствіи всякаго кокетства -- которое есть справедливое сознаніе собственной умственной и нравственной силы; все равно, какъ красавицы -- сознавая свою красоту -- перестаютъ ужь заботиться о ней, промолвилъ Былинскій.
   -- У Лизы такіе прекрасные глаза, заступилась Надя,-- да и вообще очень симпатичная физіономія.
   -- У нея самые обыкновенные сѣрые глаза, которые никогда не могутъ быть такъ выразительны, какъ черные или голубые, возразила Ремизова.
   -- Ну, что касается этого, то, по моему мнѣнію, именно сѣрые глаза и способны выражать всѣ малѣйшіе изгибы и оттѣнки чувствъ, замѣтилъ Зданскій,-- а у Русовой замѣчательно выразительные и блестящіе глаза.
   -- Посреди колебаній различныхъ вкусовъ и мнѣній, трудно представить себѣ безусловную идею о красотѣ. Я называю красивыми тѣ черты, которыя соединены съ извѣстными свойствами, нравящимися мнѣ, замѣтилъ Былинскій.
   -- Ужь это совершенно произвольное сужденіе, Петръ Гавриловичъ, возразила Ремизова.-- Слѣдовательно, влюбившись въ урода, предположимъ, вы будете доказывать его красоту.
   -- Можетъ быть, да, хотя вы взяли для примѣра крайность.
   -- Мы отклонились отъ вопроса: чѣмъ же такъ обаятельна mademoiselle Русова, снова начала молодая Ремизова:-- умна необыкновенно?
   -- Да, она мыслящая, развитая личность.
   -- Этого нельзя замѣтить сразу,-- я скорѣе готова была принять ее за что-то иное.
   -- Есть личности, производящія сразу впечатлѣніе; другія нелегко поддаются оцѣнкѣ; къ послѣднимъ можно причислить и Лизавету Игнатьевну.
   Чай былъ оконченъ и общество разбрелось группами по лѣсу, разговоръ утратилъ общій характеръ, но и въ отдѣльныхъ кружкахъ имя Русовыхъ припоминалось почему-то нерѣдко.
   Надя шла съ Лавровой, ея кузиной, и Бебутовымъ, небольшого роста, съ рыжими бакенбардами, артиллерійскимъ офицеромъ, пріѣхавшимъ въ отпускъ по окончаніи курса въ академіи; онъ приходился родственникомъ Ремизовымъ. Надя почти не слышала о чемъ у нихъ шла рѣчь, такъ какъ безпрестанно отставала рвать попадавшіеся цвѣты, собирая изъ нихъ букетъ.
   -- Вы по повѣрите, monsieur Бебутовъ, какая славная эта Надя -- совсѣмъ не похожа на нынѣшнихъ дѣвушекъ, лѣзущихъ въ синіе чулки, говорила. Лаврова.
   -- Я ничего не скажу противъ стремленія женщинъ учиться, Валентина Павловна, возразилъ артиллеристъ,-- только жаль, что въ большинствѣ случаевъ -- это диллетантизмъ. Поверхностное изученіе науки рождаетъ въ женщинѣ желаніе схватывать верхи, ради возможности блеснуть, а не развиваетъ стремленія къ усовершенствованію.
   -- Вотъ и я говорю совершенно то же. Опять это домогательство какихъ-то гражданскихъ правъ? Вѣдь если мы, женщины, не пользуемся равными съ мужчиной гражданскими правами, за то и не несемъ гражданскихъ обязанностей; въ обществѣ же мы равны и наше положеніе еще почетнѣе.
   На послѣднія фразы подошла Надя.
   -- Да, мы окружены тѣмъ вниманіемъ и предупредительностью, которыя такъ живо напоминаютъ о нашей слабости, -- полуразмышляя, полуотвѣчая, промолвила она.
   Бебутовъ проницательно и вмѣстѣ съ доброю улыбкой посмотрѣлъ на говорившую.
   -- Ну, Надя, и вы заразились отъ Русовой! Мнѣ такъ и кажется, что вы повторяете заученый урокъ. Мы знаемъ васъ давно и я не замѣчала за вами прежде такихъ тенденцій.
   Все это было сказано Лавровою наставительно-колкимъ тономъ. Обиженная Надя, вся вспыхнувъ, отвѣтила рѣзко и задорно:
   -- Кстати, вы всего одинъ разъ видѣли Русову и вовсе не слыхали ея разговора и мнѣній. Одно могу вамъ сказать, что они далеко не сходятся съ вашими.
   Быстро повернувшись, дѣвушка пошла отыскивать брата, оставивъ Лаврову выпутываться изъ не совсѣмъ ловкаго положенія.
   -- Что съ тобой, Надя? ты вся красная и почти собираешься плакать, спросилъ ее братъ.
   -- Я поссорилась съ Лавровой!
   Надя наскоро передала весь разговоръ брату.
   На возвратномъ пути Надя ѣхала въ одномъ экипажѣ съ братомъ и Зданскимъ и всю дорогу весело смѣялась и острила надъ негодующей барыней.
   -- Что онѣ такъ вооружились противъ Лизы, почти но зная ея? спрашивали она.-- Вѣрители, это постоянная исторія: бранятъ за глаза, а сами добиваются еще познакомиться и подавно Лаврова дѣлала Русовымъ визитъ.
   -- Зависть, отвѣтилъ Былинскій.
   Зданскій упорно молчалъ. Онъ досадовалъ на свою неумѣстную выходку за чаемъ и вообще былъ недоволенъ проведеннымъ вечеромъ, и, не заходя къ Бшинскимъ, несмотря на упрашиваванія Нади, уѣхалъ домой.
   А Лиза., между тѣмъ, сидѣла за работой и только отъ времени до времени, ради отдыха, вставала, подходила къ раскрытому окну, полною грудью вдыхала свѣжій воздухъ и вглядывалась въ мягкій, бархатистый мракъ ночи. Какія думы волновали дѣвушку? старалась ли она осмыслить, какое вліяніе на ея рѣшеніе можетъ имѣть предполагаемый пріѣздъ Болеславича, заглядывала ли впередъ въ новую долю -- какъ узнать?
   

VI.

   Зданскій началъ часто бывать у Русовыхъ. Чѣмъ сдержаннѣе и холоднѣе становилась Лиза, чѣмъ болѣе старалась удаляться отъ него, недовольная ухаживаньями, тѣмъ сильнѣе и сильнѣе разгоралась его страсть. Онъ досадовалъ на самого себя, что слишкомъ увлекается, не получая взамѣнъ ничего, кромѣ самаго ограниченно-вѣжливаго вниманія, давалъ себѣ слово: перестать думать объ этой холодной дѣвушкѣ, вовсе не ходить къ Русовымъ и поскорѣе уѣхать изъ N. Но, чѣмъ тверже были его рѣшенія наканунѣ, тѣмъ съ большимъ нетерпѣніемъ ждалъ онъ случая увидать Лизу, поговорить съ нею, и въ опредѣленный часъ, вечеромъ, звонилъ у подъѣзда сѣренькаго дома. Въ городѣ, между знакомыми, уже ходили слухи о его сватовствѣ.
   Русовы всегда радушно принимали Зданскаго, посѣщенія котораго составляли пріятное разнообразіе въ ихъ жизни, принося съ собою атмосферу юмора и остроты. Анна Александровна къ нему положительно благоволила, онъ, съ своей стороны, искалъ случая оказывать ей многія мелкія услуги. Усаживаясь около рабочаго столика въ гостиной, онъ занималъ ее разсказами о своихъ заграничныхъ путешествіяхъ, а самъ, отъ времени до времени, поглядывалъ на часы въ ожиданіи вечерняго чая, когда къ нимъ приходила Лиза.
   Въ какой добрый, ласковый тонъ переходилъ его обыкновеи но саркастическій разговоръ, когда онъ обращался къ Лизѣ; каждое слово его звучало какъ-то особенно, не такъ, какъ въ разговорѣ съ другими. Говоря, онъ пытливо вглядывался въ ея лицо, какъ бы желая прочитать мысли, а на лицѣ ея, послѣднее время, лежалъ отпечатокъ тревоги, такъ-что у него иногда мелькало предположеніе:
   -- Можетъ быть она влюблена въ Бшинскаго и скучаетъ въ виду скорой разлуки?... Нѣтъ, онъ ей не пара, подсказывалъ червячекъ самолюбія; однако, въ душѣ закипало нехорошее чувство противъ товарища. Ихъ прежнія дружескія отношенія съ Былинскимъ, при Лизѣ, незамѣтно переходили въ пикировку, такъ что оба избѣгали бывать у Русовыхъ одновременно.
   А Лиза, между тѣмъ, продолжала бороться съ своею поднимавшеюся любовью къ Болеславичу, ради чего-то равно, а можетъ быть еще и болѣе, дорогого -- ради цѣли, стремленіе къ достиженію которой было огнемъ, одушевлявшимъ ее -- реактивомъ, движущимъ всѣмъ ея нравственнымъ существомъ. Живя втеченіе долгаго времени исключительно надеждой осуществить свою идею, отдавая ей всѣ свои мысли, Лиза почти негодовала на вновь возрождающееся чувство, которое соперничало въ ней съ этимъ двигателемъ. Однако, мысль ея, разъ вырвавшись изъ замкнутой области, не могла безъ борьбы вернуться къ ней.
   Послѣднія двѣ недѣли Лиза съ жаромъ работала, стараясь не поддаваться своимъ размышленіямъ: читала, переводила и съ усиленной дѣятельностью занималась изученіемъ латинскаго языка. Она пыталась въ неутомимомъ трудѣ заглушить поднимавшіяся на каждомъ шагу сомнѣнія въ своей твердости и работа дѣйствовала на нее благотворно, не допуская частаго сосредоточиванія. Внѣ занятій, смѣсь неудержимой радости съ чувствомъ тревоги и недовольства собою не покидали ее въ ожиданіи пріѣзда Болеславича.
   Это долгое ожиданіе положительно измучило ее; она почти завидовала тѣмъ, для которыхъ ожиданіе составляетъ не малое наслажденіе, но все-таки напряженно ждала пріѣзда, могущаго разрѣшить колебанія и выяснить предполагаемое рѣшеніе.
   Какъ искусно, повидимому, ни скрывала она волновавшія ее мысли, однако, анализъ жизненныхъ явленій показываетъ намъ, что стѣсняя мысль, мы не всегда можемъ стѣснить ея проявленіе,-- вся внутренняя борьба, весь разладъ отразились на измѣнившемся, поблѣднѣвшемъ лицѣ дѣвушки.
   Родные подозрѣвали нездоровье, Зданскій -- любовь къ Былинскому. Съ послѣднимъ Лиза была по прежнему хороша, даже лучше, какъ бы въ благодарность за чуткость, съ которою онъ обходилъ пока вопросы о ея измѣнившемся лицѣ, а она сама находила въ этомъ нервозномъ лицѣ большую перемѣну.
   Былинскій давно замѣтилъ въ ней что-то новое, съ перваго дня пріѣзда Зданскаго, но, сколько ни наблюдалъ, не могъ уловить никакого соотношенія между этимъ фактомъ и перемѣной въ Лизѣ. Изъ переданнаго ему Надей разговора о занимавшей ее какой-то идеѣ, онъ вывелъ нѣкоторыя, недалекія отъ истины, предположенія и продолжалъ наблюдать. Болѣзненное состояніе любимой дѣвушки сильно тревожило его и онъ всячески старался развлекать Лизу, не подавая вида, что желаетъ развлечь. Она догадывалась о его намѣреніи, слала ему безмолвную благодарность, но упорно отказывалась отъ всѣхъ развлеченій. Одинъ разъ только она согласилась придти съ отцомъ и матерью къ Былинскимъ на вечерній чай. Иниціатива этого вечера принадлежала Зданскому. Ему хотѣлось выискать случай поговорить съ Лизой по долѣе, чего не удавалось сдѣлать въ домѣ Русовыхъ.
   Весело встрѣтили гостей Былинскіе. Надя, по просьбѣ Анны Александровны, сѣла за рояль и пѣла любимые романсы, а Лиза слушала Петра Гавриловича, который передавалъ ей о своемъ послѣднемъ удачномъ опытѣ и принесъ показать тѣ мѣста диссертаціи, гдѣ онъ ссылается на итальянскіе и англійскіе источники, съ которыми познакомился, благодаря ей. Потомъ онъ предложилъ ей разсмотрѣть вновь полученныя книги и помогалъ въ установкѣ микроскопа.
   Сидя за роялемъ, Надя не разъ безсознательно оборачивалась въ ожиданіи чьего-то появленія. Вошелъ Зданскій и лицо ея загорѣлось радостью, а по его лицу пробѣжало легкое облако при видѣ оживленнаго разговора товарища съ не менѣе оживленной Лизой. Она не замѣчала злобныхъ взглядовъ, которые Зданскій какъ бы невольно бросалъ въ ту сторону, гдѣ они сидѣли, хотя, повидимому, онъ внимательно слушалъ разсказы Игнатія Семеновича о разныхъ событіяхъ дня и не упускалъ случая вставить меткое словцо.
   Играя "Nocturne Döhler'а", Надя уловила взглядъ Зданскаго, устремленный на Лизу, и съ чуткостью влюбленной поняла его значеніе: у нее защемило сердце, щеки поблѣднѣли, а глаза засверкали, потомъ къ нимъ стали подступать слезы. Съ трудомъ проглотивъ ихъ и на половинѣ оборвавъ пьесу, она подошла къ тому кружку, гдѣ былъ Зданскій, и вмѣшалась въ разговоръ. Она шутила такъ мило и остроумно, что никто, кромѣ ея самой, не замѣтилъ ея нервнаго состоянія. Съ этого вечера между нею и Лизой пробѣжала черная кошка.
   Нѣсколько поодаль отъ этой группы Былинскій то жадно вслушивался въ рѣчь Лизы, то оживленно разсказывалъ ей что-то. Она слушала, устремивъ на него внимательный взоръ, изрѣдка отвѣчая длинной и видимо убѣдительной рѣчью. Зданскій бѣсился, когда до него долетали отрывочныя фразы изъ разговора, въ которомъ хотѣлось бы участвовать ему самому.
   Наконецъ, онъ не выдержалъ.
   -- Я слышалъ, Лизавета Игнатьевна, что вы хороню рисуете и любите гравюры. Не позволите ли мнѣ показать вамъ мой художественный альбомъ? Путешествуя за границей, я собралъ фотографическія снимки посѣщенныхъ мною мѣстъ, -- между ними есть много германскихъ видовъ, но по преимуществу итальянскіе; кромѣ того у меня собрана богатая коллекція этюдовъ Каляма.
   -- Рисую я плохо, но гравюры, дѣйствительно, люблю и съ охотою пересмотрю ихъ, при случаѣ.
   -- Къ чему излишняя скромность, Лиза, промолвила Надя,-- ты считалась у насъ въ классѣ одною изъ лучшихъ ученицъ рисованія.
   -- Ну, это еще не великая оцѣнка, Надежда Гавриловна, вмѣшался Зданскій.-- Мнѣ случалось встрѣчать институтокъ, съ отличными дипломами и съ отсутствіемъ тѣхъ познаній, о которыхъ такъ похвально отзывались въ дипломахъ. Этимъ я по хочу отрицать возможности таланта у Лизаветы Игнатьевны, и попрошу васъ одолжить мнѣ альбомы -- я помогу вамъ принести ихъ.
   -- Ну, пожалуй, я обойдусь и безъ вашей помощи, сказала Надя,-- только не лучше ли заняться разсматриваніемъ ихъ послѣ чая.
   -- Конечно, замѣтила Лиза.
   Помѣ чая Зданскій сѣлъ подлѣ нея и сталъ показывать ей виды, коментируя ихъ собственными замѣчаніями и личными впечатлѣніями.
   Вечеръ прошелъ довольно оживленно.
   Но отъѣздѣ гостей, Надя пришла проститься съ братомъ; ея лицо выражало признаки душевнаго волненія.
   -- Здорова ли ты, Надя? заботливо спросилъ Былинскій, цѣлуя и обнимая дѣвушку.
   Она не выдержала: на ея глаза навернулись слезы. Пристально посмотрѣвъ на сестру, Петръ Гавриловичъ какъ бы инстинктивно угадалъ, что у нея было на душѣ, взялъ ея руку, поцѣловалъ и крѣпкимъ пожатіемъ выразилъ свое сочувствіе и сожалѣніе. А она, прижавшись къ нему, залилась слезами и плакала горько, почти истерически, пока не выбилась изъ силъ. Тогда онъ отвелъ ее въ комнату, уложилъ въ постель и не оставлялъ до тѣхъ поръ, пока не увидѣлъ, что она заснула крѣпкимъ сномъ.
   Сидя у постели сестры, Былинскій порѣшилъ уѣхать какъ можно скорѣе изъ N и увезти съ собою Надю. Для этого ему надобно было поторопиться съ диссертаціей, и онъ съ слѣдующаго же дня дѣятельнѣе принялся за работу, никуда не выходя; онъ даже не заглядывалъ къ Русовымъ, хотя ему сильно хотѣлось повидать Лизу. Онъ далъ себѣ слово исполнить это желаніе не ранѣе окончанія дѣла и не иначе, какъ съ тѣмъ, чтобы рѣшительно узнать свою судьбу.
   Надя продолжала бывать у Русовыхъ. Въ ея отношеніяхъ къ Лизѣ уже не было прежней довѣрчивой простоты -- она ревновала Зданскаго къ подругѣ, хотя ясно видѣла, что та не подаетъ къ этому ни малѣйшаго повода. Вспоминая слови Лизы о кратковременности женской дружбы, Надя краснѣла и упрекала, себя, но тѣмъ не менѣе вниманіе Зданскаго къ Лизѣ болѣзненно щемило ея сердце; ревность и оскорбленное самолюбіе не давали покоя.
   Лиза, погруженная въ свои думы и занятія, сначала какъ бы и не видѣла вниманія Зданскаго, а замѣтивъ его, стала еще болѣе удаляться отъ непрошеннаго ухаживателя.
   Зданскій бѣсился и съ досады началъ хлопотать о продажѣ имѣнія, о чемъ-было вовсе позабылъ; когда же дѣло пошло въ ходъ -- онъ пріостановилъ его снова.
   

VII.

   Былинскій засталъ Лизу за чтеніемъ Спенсера. Завидя Петра Гавриловича, она сложила книгу и съ ласковой улыбкой протянула руку.
   -- Мы васъ заждались, Петръ Гавриловичъ. Шутка ли, другую недѣлю не показывались. И такъ не долго намъ видѣться -- Надя говорила, что вы въ самомъ скоромъ Времени ѣдете въ Петербургъ.
   -- Да, ѣду, Лизавета Игнатьевна, остановка была за окончаніемъ нѣкоторыхъ опытовъ для диссертаціи и за пересмотромъ всего труда. Теперь уже все кончено; я усиленно занимался втеченіи послѣдняго времени, отчего но заглядывалъ и къ вамъ.-- Ну, какъ вы живете-можете? здоровы?
   Онъ бѣгло оглядѣлъ ея физіономію и удивился перемѣнѣ, происшедшей въ такой короткій срокъ. Ему показалось, что въ ней опять кипитъ какая-то новая жизнь и совершается мучительная борьба, но не могъ отгадать изъ-за чего, и грустно сдѣлалось ему при мысли о ея непонятной для него внутренней жизни.
   Неужели онъ такъ и уѣдетъ, не разгадавъ ее, и она навсегда останется для него яркою, по далекой звѣздой?.. Нѣтъ, онъ попытается вызвать Лизу на откровенность и, по возможности, отдалить то, что такъ сильно тревожитъ ее съ нѣкотораго времени.
   -- Почти здорова, отвѣтила Лиза.-- У меня немного болитъ голова, вѣроятно, отъ продолжительнаго сидѣнья за чтеніемъ.
   -- А мнѣ кажется, что вы больны не на шутку, Лизавета Игнатьевна.
   По ея задумчивому лицу вдругъ пробѣжалъ огонь необыкновеннаго одушевленія. Она сдѣлала быстрое движеніе, какъ бы желая говорить, но потомъ на лицѣ появилось прежнее, неотступное мрачное облако.
   -- Что съ вами? переспросилъ Былинскій.
   -- Да вѣдь я говорила вамъ -- голова болитъ. Я не гуляла еще сегодня, не пройдемся ли по саду?
   -- Охотно, но довѣрьте мнѣ, пожалуйста, отчего вы такъ измѣнились, что за борьба у васъ, ласково спрашивалъ Былинскій, идя съ нею по аллеѣ изъ акацій; -- неужели изъ-за осуществленія идеи?..
   -- А Надя уже успѣла передать вамъ нашъ разговоръ?
   -- Да, только не сердитесь, я почти нечаянно вывѣдалъ это у нея и, вѣрьте, не мало передумалъ объ этомъ извѣстіи и пришелъ къ тому убѣжденію, что, должно быть, въ настоящее время ваше дѣло не идетъ на ладъ, да и вообще, можетъ быть, трудно исполнимо?
   Лиза утвердительно кивнула головой.
   -- Боже мой! да если всѣ труды ваши не могутъ привести къ желаемому результату, если это безполезная трата энергіи и здоровья, такъ постарайтесь не думать болѣе о вашей идеѣ. Вы настолько развиты, что вездѣ можете съ пользою приложить свои силы.
   -- А легко ли бываетъ приходить къ убѣжденію, что при всемъ, твоемъ стремленіи къ развитію, ты все-таки безполезная, безсильная личность?..
   -- Не клевещите на себя, напротивъ, вы одна изъ тѣхъ личностей, которыя могутъ увлекать за собою массу, вліять на нее обаяніемъ своего цѣльнаго энергичнаго характера. Такія натуры, какъ ваша, всегда могутъ найти выходъ изъ тяжелаго положенія и пойти по иному пути.
   -- Этакъ вся жизнь пройдетъ въ отыскиваніи новыхъ цѣлей и безполезной тратѣ силъ; я избрала себѣ путь, идя по которому, я лучше выполню спою задачу. Я буду держаться его, покуда хватитъ силъ.
   Въ ея голосѣ послышались энергическія ноты и глаза загорѣлись. Блестящій взглядъ, суровый, почти вызывающій тонъ, которымъ были произнесены послѣднія слова, произвели на Былинскаго тяжелое, какъ бы леденящее впечатлѣніе.
   -- Вопросъ въ томъ: стоитъ ли цѣль такихъ трудовъ и избранный вами путь есть ли лучшій, Лизавета Игнатьевна?
   -- Я отвѣчу на это фразой, которую нерѣдко слышала отъ васъ же: всякое дѣло значительно, только стоитъ значительно на него взглянуть! У каждой личности есть своя цѣль и стремленія къ чему нибудь возможно лучшему, по ея мнѣнію. Избирая цѣль, всякій воленъ идти къ ней по такому или другому пути дѣятельности -- я выбрала извѣстный путь, и не сойду съ него, хотя знаю, что мнѣ предстоитъ встрѣчаться съ многими тормозами, говорила Лиза, увлекаясь все болѣе и болѣе.
   Былинскій не возражалъ; онъ находился подъ вліяніемъ яснаго взгляда ея сѣрыхъ глазъ и всей фигуры, дышащей рѣшительностью и энергіей. Она говорила быстро и смотрѣла впередъ, не останавливая взгляда ни на чемъ въ особенности. Пульсъ ея забился сильнѣе, рѣчь полилась пламеннѣе и живѣе.
   -- Вы говорите -- не думать объ этомъ! отвѣчала она, видимо, на свои неотвязныя мысли.-- Но подумали ли вы, Петръ Гавриловичъ?.. Не думать о томъ, что составляетъ цѣль твоего существованія, какъ бы частицу самого тебя, для чего потрачены уже и годы лучшей, молодой жизни, и столько силъ. Нѣтъ, я сознательно представила себѣ тотъ путь, по которому рѣшилась идти для осуществленія своей цѣли; я знаю, что мнѣ нечего и думать о счастьи, пока не сдвину всѣ препятствія на велъ, но я не дамъ имъ надъ собою вліянія, не сдѣлаю никакой уступки.
   -- И, можетъ быть, не вынесете тѣхъ затрудненій, которыя добровольно приняли на себя одну. Та же самая борьба, которая такъ трудна для одного человѣка, замкнутаго въ самомъ себѣ, съ его единичными, хотя и недюжинными силами, -- будетъ гораздо легче въ ассоціаціи.
   -- Да, ваша правда, ассоціація могучее учрежденіе и давай Богъ ему процвѣтать и развиваться! Но, въ данномъ случаѣ, много можетъ сдѣлать и одинъ человѣкъ, если безраздѣльно отдастся своей идеѣ. Анализируя свои поступки, я нахожу, что неуспѣхъ моего дѣла, можетъ быть, въ томъ-то и состоитъ, что я еще не предалась-ему вся, что я слишкомъ увлекаюсь и отдаюсь впечатлѣніямъ, но не аскетъ же я, въ самомъ дѣлѣ?..-- Ея сѣрые глаза блестѣли огнемъ жизни и энтузіазмомъ мысли и убѣжденія.
   -- И прекрасно, увлекайтесь, Лизавета Игнатьевна, увлекайтесь! Вѣдь увлеченіями и красна жизнь: зачѣмъ вы портите ее себѣ? Къ чему это подглядыванье, этотъ холодный разсудокъ, контролирующій каждое ваше движеніе. Вамъ пришлось, вслѣдствіе такъ сложившихся обстоятельствъ, рано пережить или, вѣрнѣе, переживать процессъ броженія нашего вѣка и вслѣдствіе этого, въ соединеніи съ богато-одаренпой природой, во многомъ вы опередили большинство окружающихъ васъ и вамъ трудно удовлетворяться тѣми условіями жизни, въ которыхъ вамъ приходиться стоять. Прекрасно, вотъ вамъ великая задача: если вы умнѣе и болѣе развиты, чѣмъ окружающіе васъ, -- такъ возвысьте ихъ до себя.
   Щеки Лизы пылали; локоны поразвились отъ жара; она казалась такой оживленной, такой внимательной вначалѣ, но теперь, послѣ своихъ горячихъ рѣчей и послѣднихъ словъ Былинскаго, на губахъ ея мелькнуло что-то въ родѣ горькой усмѣшки. Въ головѣ бродили нерадостныя мысли.
   -- Не по плечу мнѣ возвышать людей до себя, я сама ничего не знаю, все стремлюсь подняться до болѣе высокаго умственнаго уровня, колеблюсь, изнемогаю, и успѣю ли еще?
   Затѣмъ она опять сосредоточилась и лицо приняло обычное выраженіе раздвоенной мысли.
   Былинскій продолжалъ:
   -- Что можетъ быть выше силы женщины умной и любящей. Какъ легко ей поддержать честнаго мужчину на пути къ доброй цѣли! Какъ легко можетъ она направить его на все великое и благородное. Какая обязанность выше обязанности жены и матери? Если какая нибудь женщина честно выполнитъ ее, ее можно назвать святою -- я готовъ преклониться передъ нею. Если такая женщина дастъ обществу хоть одного полезнаго члена, развѣ не много уже сдѣлала она?
   -- Да, безспорно, это высокія обязанности; по легко ли выполнить ихъ? Здѣсь нужна не одна безграничная любовь матери къ ребенку -- она такъ естественна, что противное -- аномалія; здѣсь все женское образованіе должно измѣнить характеръ, которымъ эта любовь отличается теперь. Для того, чтобы умѣть удовлетворять разумными и понятными отвѣтами всѣ пытливые вопросы ребенка, мать должна обладать солиднымъ научнымъ образованіемъ, а его-то у большинства изъ насъ, женщинъ, не достаетъ.
   -- Это такъ, Лизавета Игнатьевна, но все же вамъ дается пансіонское образованіе, какъ бы фундаментъ къ дальнѣйшему развитію.
   -- Мнѣ странно слышать это, Петръ Гавриловичъ. Я думала, что Надя достаточно ознакомила васъ съ системой пансіонскаго воспитанія. Оно такъ поверхностно, такъ нелогично направлено или, вѣрнѣе, такъ логично -- съ предвзятой идеей: не дать хода умственному развитію женщины. Это жалкіе обрывки какихъ-то знаній, на изученіе которыхъ тратится шесть лѣтъ юной жизни, между тѣмъ, какъ все могло бы быть пройдено съ легкостью и съ большимъ толкомъ въ гораздо меньшій срокъ. Наше образованіе какъ бы стремится развить ту поверхностность и неспособность къ серьезному труду, которыя считаются атрибутами женскаго ума.
   -- Но въ институтахъ стремятся теперь къ болѣе толковому воспитанію, введеніемъ курсовъ педагогики.
   -- Такъ было и въ наше время, но если бы вы знали, какъ плохо преподаются педагогика и естественныя науки, которыя и должны бы были служить краеугольнымъ камнемъ женскаго образованія, такъ какъ вопросы ребенка болѣе всего вращаются въ сферѣ природы. Ребенокъ такъ наблюдателенъ съ самаго ранняго возраста, что почти никакое явленіе физическаго міра не проходитъ, не затронувши его вниманія. Не правда ли, что матери, какъ первыя воспитательницы, чаще другихъ слышатъ вопросы: отчего, да почему? по рѣдкая въ состояніи отвѣтить такъ, чтобы у ребенка осталось вполнѣ сознательное представленіе объ интересующемъ его явленіи. Въ большинствѣ случаевъ, онѣ или совсѣмъ не отвѣчаютъ, или отдѣлываются отвѣтами въ родѣ слѣдующихъ: рано еще тебѣ знать, выростешь -- все узнаешь и т. п...
   -- Правда, правда!
   -- Сколько безсилія слышится въ этихъ отвѣтахъ! Я увѣрена, что не мало горя переживаютъ бѣдныя матери, сознавая свою неумѣлость вести дѣтей. Я говорю, конечно, о массѣ -- исключенія рѣдки... Что вы такъ смотрите на меня? вдругъ спросила она Былинскаго, который, не отводя глазъ, слѣдилъ за ея одушевленнымъ лицомъ.
   -- Я васъ внимательно слушаю, Лизавета Игнатьевна, продолжайте!
   -- Да, я кончу то, что хотѣла сказать. Не естественно ли, что ребенокъ, получая неудовлетворяющіе его отвѣты отъ матери, начинаетъ обращаться къ постороннимъ, по слыша отовсюду или "некогда", или "узнаешь послѣ", онъ сосредоточивается въ самомъ себѣ и рѣшаетъ своимъ еще незрѣлымъ умомъ вопросы, которые не подъ-силу и взрослому. Какъ собственное рѣшеніе, оно ему дорого и трудно разубѣдить его въ томъ, что оно невѣрно; онъ крѣпко держится за него -- вотъ гдѣ, мнѣ кажется, источникъ упрямства дѣтей.
   -- Ужь будто это единственный исходъ?
   Лиза, проходя, сорвала вѣтку акаціи и медленно, одинъ за другимъ, обрывала лепестки, какъ бы раздумывая.
   -- Нѣтъ, не единственный, продолжала она, помолчавъ.-- Представленный мною исходъ бываетъ у болѣе способныхъ дѣтей, а то, зачастую, ребенокъ совсѣмъ охладѣваетъ и живетъ, какъ живется. Отсюда корень болѣзни, которою страдаетъ большинство насъ, -- умственная праздность. А между тѣмъ, что можетъ быть отраднѣе для матери -- возможности самой руководить ребенка на пути живого наблюденія, служить для него источникомъ знанія, слѣдить за его развитіемъ, за побѣдами и неудачами его молодого, только-что пробуждающагося ума? Кто изъ матерей не желаетъ вліять на ребенка? А способны ли мы женщины къ тому, чтобы вліять на него не только нравственно, но и умственно? Я, по крайней мѣрѣ, говорю, положа руку на сердце, что не чувствую себя готовой къ такой роли,
   -- Нѣтъ, если кто способенъ къ этому, такъ именно вы, Лизавета Игнатьевна! Вы умная, развитая дѣвушка! Вы, сами того не замѣчая, можетъ быть, вліяете на все, что васъ окружаетъ! Вы въ состояніи расшевелить и рутинера, и такого холоднаго эгоиста, какъ Зданскій. Сближаясь съ вами, начинаешь какую-то новую жизнь, полную обаятельнаго труда и неистощимаго наслажденія...
   Былинскій потерялъ самообладаніе и былъ въ разладѣ съ самимъ собою. Онъ чувствовалъ, что началъ то, чего кончать не слѣдовало и однако кончилъ:
   -- Я люблю васъ! я люблю васъ, и какъ буду я счастливъ, если вы дадите мнѣ право назвать васъ моей женой, почти закричалъ онъ.
   Лиза, какъ и всякая другая женщина, ощутила радость при такихъ ясныхъ признакахъ своего вліянія; но это было только на одно неуловимое мгновеніе. У нея тотчасъ же явилось мучительное чувство недовольства собою, и много дала бы она за возможность не слышать и не понимать происходящаго. Однако всякое промедленіе было неудобно, отвѣта ждали, и она коротко и глухо сказала:
   -- Я никого не люблю настолько, чтобы отдаться ему всей душой.
   Былинскій быстро схватилъ ея руку и нѣсколько минутъ прижималъ къ губамъ, потомъ поднялъ голову и ласково заглянулъ въ ея поблѣднѣвшее, видимо страдающее лицо. Но неизбѣжное отреченіе отъ своихъ самыхъ дорогихъ надеждъ было для него слишкомъ тягостно: онъ почувствовалъ, что не можетъ болѣе владѣть собою, что слезы подступали къ горлу; прежняя чарующая ласка изчезла съ лица и, какъ раненый звѣрь, онъ глухо застоналъ и опрометью кинулся вонъ изъ сада.
   Лиза слышала, какъ захлопнулась калитка, какъ шаги его зазвучали по каменной тропинкѣ, ведущей къ выходу, а сама все продолжала стоять на одномъ мѣстѣ; ни звука, ни шага не сдѣлала она. Потомъ, очнувшись, она. встряхнула головой, какъ бы желая сбросить какую-то тяжесть, и медленнымъ шагомъ пошла по дорожкѣ къ дому.
   Когда она вышла къ вечернему чаю, домашніе съ безпокойствомъ оглядѣли ея физіономію.
   Послѣдніе часы произвели въ ней такую перемѣну, какую дѣлаетъ тяжелая болѣзнь: глаза ея были мутны и ничего невыражающій взглядъ только усиливалъ общее впечатлѣніе измѣнившагося лица.
   -- Не больна ли ты, Лизочка? ласково-озабоченнымъ голосомъ спросила ее мать.
   -- Что, въ самомъ дѣлѣ, съ тобою? обратился къ ней отецъ.-- Можетъ быть, послать за Былинскимъ или Зданскимъ? Не схватила ли ты лихорадку? ужь доведутъ до бѣды ваши позднія катанья на лодкѣ; вчера еще было довольно свѣжо.
   -- Нѣтъ, папа, я почти здорова, нѣсколько болитъ голова, отвѣтила Лиза, стараясь переломить себя и вмѣшаться въ общій разговоръ, но голосъ звучалъ какъ-то болѣзненно. Отговорившись небольшой головной болью, она рано простилась и ушла въ свою комнату.
   

VIII.

   Вернувшись домой, Былинскій долго и быстро ходилъ по кабинету; лицо его выражало сильную работу мысли и глубокое страданіе; онъ переживалъ тяжелыя минуты жизни. Наконецъ, на что-то, повидимому, рѣшившись, онъ сѣлъ за письменный столъ и торопливо написалъ письмо къ своему товарищу въ Петербургъ, увѣдомляя его о скоромъ своемъ прибытіи.
   Написавъ письмо, онъ сдѣлался спокойнѣе и, какъ сангвиникъ, уже началъ рисовать въ своемъ воображеніи главныя черты предстоящей перемѣны образа жизни. Мысли его до того были поглощены этимъ, что онъ, машинально выйдя въ залу, подошелъ къ роялю и сталъ наигрывать какіе-то мотивы, но голосъ и прикосновеніе руки Нади, нѣжно обнявшей его и звавшей пить чай, напомнили ему его внутреннюю борьбу. И снова передъ нимъ, какъ метеоръ, промелькнулъ образъ сѣроглазой дѣвушки съ распустившимися локонами, припомнился то ласкающій, то леденящій взглядъ блестящихъ глазъ,-- и, нервно засмѣявшись, онъ заигралъ какой-то порывистый вальсъ.
   -- Ну что ты, иль съума сошелъ, Петруша! идемъ пить чай -- я давно жду тебя.-- Надя взявъ подъ руку брата, увлекла его за собой, какъ послушное дитя.
   За чаемъ она замѣтила, что братъ былъ сильно занятъ какими-то посторонними мыслями, совершенно безсознательно кивалъ головой въ отвѣтъ на ея вопросы, и по временамъ издавалъ глухіе горловые звуки, что было у него признакомъ внутренней борьбы.
   Послѣ чая Былинскій взялся за шапку и, простясь съ сестрой, вышелъ на улицу.
   -- Куда ты такъ поздно, милый? спросила его Надя въ отворенное окно.
   Къ Зданскому, отвѣтилъ онъ, и быстро зашагалъ по тротуару.
   Въ довольно просторномъ нумеръ одной изъ лучшихъ гостиницъ города, у Зданскаго собралось человѣкъ пять-шесть его новыхъ знакомыхъ и шла оживленная игра. Хозяинъ металъ. Завидя Былинскаго, онъ остановился и, протянувъ ему руку, пригласилъ его участвовать въ игрѣ.
   Противъ обыкновенія, Былинскій не отказался. Зданскій, пытливо взглянувъ въ него, продолжалъ метать. Петръ Гавриловичъ поставилъ карту -- дали; другую -- тоже; онъ началъ гнуть углы, ставить транспорты и въ большинствѣ случаевъ выигрывалъ; ужь б олѣе двухсотъ рублей перешло въ его карманъ.
   -- Ты сегодня что-то необыкновенно счастливо играешь, подсмѣялся хозяинъ.
   -- Кто счастливъ въ картахъ, тотъ несчастливъ въ любви, ввернулъ избитую, пошлую фразу одинъ изъ понтеровъ -- обрюзгшій и вѣчно подвыпившій почтмейстеръ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?! полувопросительно, полувосклицательно проговорилъ Былинскій.-- Скажите, пожалуйста!
   Онъ поставилъ еще нѣсколько картъ, наконецъ, какъ бы уставъ выигрывать, забастовалъ, закурилъ сигару и, усѣвшись къ открытому окну, сталъ машинально разсматривать вывѣску бакалейнаго магазина. Долго сидѣлъ онъ въ такомъ странномъ состояніи, сидѣлъ до тѣхъ поръ, пока его не вывели изъ безсознательнаго созерцанія голоса прощавшихся съ хозяиномъ и расходившихся гостей. Онъ также приподнялся.
   -- Ты-то куда, Петръ Гавриловичъ? уговаривалъ Зданскій.-- Посидимъ, потолкуемъ немного.
   -- Нѣтъ, сестра заждалась, скучаетъ, я думаю, одна.
   -- Да что ты, иль рехнулся? станетъ ждать тебя Надежда Гавриловна, до пяти часовъ утра; я думаю, давно ужь покоится безмятежнымъ сномъ.
   -- И мнѣ пора, заупрямился Былинскій,-- спать хочется.
   Зданскій проводилъ его насмѣшливой улыбкой.
   Пробродивъ по улицамъ нѣсколько часовъ безъ опредѣленной цѣли, Былинскій, только къ восьми часамъ утра, окончательно измученный нравственно и физически, вернулся домой. Имъ овладѣло сильное изнеможеніе; онъ чувствовалъ себя одинокимъ, разбитымъ, смертельно уставшимъ и, повались на диванъ, заснулъ крѣпкимъ, убитымъ сномъ.
   Черезъ нѣсколько дней онъ съ сестрой уѣхалъ въ Петербургъ.
   Прощаясь съ Петромъ Гавриловичемъ, Лиза говорила мало, только крѣпко пожала его руку. Въ его же словахъ было столько теплаго, искренняго чувства, что она была тронута до глубины души.
   

IX.

   Познакомимся съ Лизой, со времени ея рожденія въ сѣрый осенній петербургскій день.
   Тяжело доставалась она молодой матери; за то первый крикъ дѣвочки заставилъ мать забыть всѣ мученія и порадоваться появленію на свѣтъ маленькаго краснаго существа.
   Радуются мать и отецъ, а старуха акушерка горюетъ, что, впопыхахъ не успѣла положить подъ голову новорожденной ни орденской ленты, ни денегъ, ни книги.
   -- И что это со мной случилось, кажется, никогда не забываю?-- Ну, будетъ мужъ небогатый, нечиноввый, да и сама-то не умница, думала Мавра Ивановна, но не высказывала своихъ мыслей вслухъ.
   Не сбылись ея предсказанія -- Лиза росла понятливымъ,f хорошимъ, только излишне впечатлительнымъ ребенкомъ. Ей было три года, когда отца ея перевели на югъ, въ Х-скую губернію. Здѣсь, въ шести верстахъ отъ губернскаго города, вблизи отъ военнаго техническаго заведенія, въ которомъ должна была начаться его новая служба, поселился Русовъ съ семьею,
   Игнатій Семеновичъ Русовъ принадлежалъ къ числу людей, которые вслѣдствіе ранней жизненной ломки, способности вглядываться въ многосложныя явленія жизни, замѣчать противорѣчіи, -- рано вырабатываютъ себѣ нравственные принципы: суровой, неподкупной честности слѣдовалъ онъ втеченіи всей своей служебной карьеры. Въ смутную годину отечественной войны, на шестомъ году отъ рожденія, онъ потерялъ отца и былъ отданъ матерью по неимѣнію средствъ, въ корпусъ для малолѣтнихъ, гдѣ выросъ среди немыслимой теперь, душной, казарменной обстановки, лишенный женской ласки, отсутствіе которой, можетъ быть, и повліяло на нѣсколько суровый складъ его характера.
   Какъ охарактеризовать корпусное воспитаніе давно былыхъ временъ? Полное невниманіе къ развитію ума и характера воспитанниковъ и самое строгое исключительное наблюденіе за исполненіемъ субординаціи, хорошей выправки -- словомъ, фронтъ и шагистика.
   Ежедневныя класныя занятія, фронтовое ученіе и субботняя расправа, -- вотъ какъ проходила недѣля кадетъ, съ оффиціальной стороны. Недостойныя человѣка наказанія и придирки къ новичкамъ, отрадное явленіе корпоративнаго духа товарищества, какъ оплотъ противъ внѣшняго гнета, рѣдкіе проблески и стремленія къ саморазвитію, горячее поклоненіе нѣкоторыхъ болѣе развитыхъ личностей, благодаря вліянію извнѣ,-- идеямъ мыслителей и писателей запада,-- вотъ внутренняя сторона тогдашней корпусной жизни.
   Годы проходили, а съ ними отживали многія прежнія убѣжденія и вырабатывались новые взгляды на жизнь.
   Выйдя изъ корпуса въ спеціальный родъ войска и очутившись на свободѣ отъ гнета школьной жизни, Русовъ почувствовалъ новый гнетъ -- бѣдности. Онъ поставленъ былъ въ необходимость содержать мать и двухъ уже.взрослыхъ сестеръ.
   Помогать имъ, работать безъ устали онъ былъ бы не прочь, но дѣло въ томъ, что спеціальное военное образованіе служило тормазомъ къ отысканію сколько нибудь оплачивающаго труды занятія. Русовъ бился, какъ рыба объ ледъ, и въ концѣ концовъ бросился въ самое строгое исполненіе служебныхъ обязанностей, какъ бы желая заглушить въ себѣ ваплывъ горькаго сознанія неумѣлости и неспособности ни къ какой другой службѣ, кромѣ военной, -- онъ сталъ служакой. Его замѣтили и отличили, назначивъ на штатную должность въ одинъ изъ многочисленныхъ въ то время штабовъ, гдѣ имъ дорожили какъ самымъ дѣятельнымъ и честнымъ исполнителемъ. "Служба прежде всего" -- стало его девизомъ; въ ней онъ видѣлъ возможность обезпеченія семьи и средство заглушить неотвязное желаніе какой-то иной жизни, которое дѣйствительно угомонилось мало-по-малу, навсегда оставивъ слѣдъ только въ его вообще малосообщительномъ характерѣ.
   Впослѣдствіи отыскалась ему частная должность, благодаря которой матеріальное положеніе семьи улучшилось, за то Русовъ изнемогалъ подъ бременемъ занятій. Рѣдкіе, свободные отъ службы часы онъ проводилъ въ семьѣ одной вдовы, обѣднѣвшей помѣщицы, куда влекла его шестнадцати-лѣтняя дочь ея Анюта. Онъ полюбилъ ее и, видя полную взаимность, женился.
   Анна Александровна воспитывалась дома, или вѣрнѣе, не воспитывалась вовсе, а росла и думала свою думу. Хотя родители ея имѣли прежде довольно хорошее состояніе, тѣмъ не менѣе они не позаботились дать дочери какое нибудь, по ихъ мнѣнію, вовсе излишнее образованіе. Отъ природы умная, Анюта неясно сознавала свое малое развитіе, но вся сонная обстановка помѣщичьяго дома, а потомъ замужество съ человѣкомъ, хотя развитымъ и спеціально образованнымъ, во сильно запятымъ службою -- помѣшали трезвымъ занятіямъ. Она умѣла вознаградить потерянное только страстною жаждой чтенія -- да и то романовъ. Черезъ годъ послѣ замужества у нихъ родилась дочь, на которую обратились всѣ заботы молодой матери, и даже самъ Русовъ все свободное отъ служебныхъ занятій время проводилъ у кровати ребенка.
   Хороши были первые годы жизни дѣвочки, несмотря на то, что два сильныхъ воспаленія въ легкихъ пережила она за это время. Къ четыремъ годамъ Лиза незамѣтно выучила азбуку съ сосѣдомъ гимназистомъ и, шутя, начала читать. По складамъ разбирала она "Хаджи Абрека" и другія произведенія Лермонтова, съ которымъ въ часы досуга, не разставался Лосевъ, такъ звали гимназиста. Странно, что и впослѣдствіи ей приходилось начинать изученіе языковъ съ труднѣйшаго: такъ, едва выучившись читать по-англійски, по неимѣнію другихъ книгъ, она принялась за переводы романовъ Диккенса, гдѣ попадаются народные идіотизмы, а изученіе итальянскаго языка начала съ "Божественной комедіи" Данта.
   Родители не нарадовались развитію дѣвочки. Въ ея счастливой, беззаботной жизни этихъ лѣтъ, было одно только тяжелое воспоминаніе, которое такъ повліяло на ея впечатлительный организмъ, что она нѣсколько дней пролежала въ горячкѣ.
   Мимо дома однихъ знакомыхъ, къ которымъ часто хаживала Лиза, пролегала большая дорога -- путь на Владимірку; здѣсь она въ первый разъ увидала прогонъ сквозь строй. Несчастный арестантъ, въ бѣлой окровавленной рубашкѣ, съ цѣпями на ногахъ, возмутилъ ея дѣтскую добрую душу.
   -- Что это дѣлаютъ? закричала Лиза.
   -- Преступника наказываютъ, отвѣтила ей нянюшка подруги,-- вѣрно укралъ что нибудь, несчастный.
   -- Что укралъ? спрашивала дѣвочка, дрожа всѣмъ тѣломъ.
   -- А вотъ такія сережки, можетъ, какъ у васъ барышня, или крестикъ.
   Не долго думая, Лиза вытащила изъ ушей серьги и, выбѣжавъ изъ комнаты, въ одномъ платьѣ, несмотря на рѣзкій мартовскій вѣтеръ и грязь, стремглавъ пустилась догонять преступника.
   -- Вотъ тебѣ серьги, отдай ихъ, чтобъ тебя не били, говорила она, задыхаясь отъ усталости и преграждая дорогу арестанту.
   Тотъ на минуту остановился, выслушалъ дѣвочку, взялъ серьги и погладилъ ее по головѣ. На его изстрадавшемся, загрубѣломъ лицѣ мелькнуло что-то въ родѣ слезы.
   За Лизой уже была, погоня. Вернувшись домой, она пролежала нѣсколько дней въ жару и бреду и долго не выходило изъ ея памяти первое горькое воспоминаніе.
   Время шло быстро, Лиза росла по немногу, за то головка ея работала неутомимо. Въ семь лѣтъ она была живая, наблюдательная дѣвочка, ея глаза безпрестанно зачѣмъ нибудь слѣдили и ничто не ускользало отъ ихъ зоркихъ взглядовъ. Во время прогулокъ въ общественномъ саду, куда частенько хаживала она съ бонной Миной Карловной, та жаловалась, что она вела себя тамъ не такъ, какъ подобаетъ благовоспитанной дѣвочкѣ: то бросится въ кусты, завидя какое нибудь насѣкомое или красивое растеніе, то остановится собирать попадающіеся на дорогѣ голыши или оборванныя крылышки жуковъ и другія не менѣе интересныя для нея вещи; на улицѣ она заглядывалась въ окна магазиновъ, замѣтивъ что нибудь новое и привлекательное. Но Мина Карловна любила шалунью Лизу, которая прыгала, распѣвала и оживляла весь домъ своей дѣтски-шаловливой рѣзвостью.
   Она не была красивымъ ребенкомъ, только замѣчательно хороши были у ней большіе, темпосѣрые съ мягкимъ блескомъ и длинными рѣсницами глаза; но въ минуты веселости лицо ея освѣщалось такой ясной улыбкой, глаза блестѣли живымъ огнемъ -- изъ полуоткрытыхъ губъ бѣлѣли маленькіе ровные зубы, и въ это время она была положительно мила. Ея физіономія, чрезвычайно подвижная, могла передавать малѣйшіе оттѣнки настроенія духа.
   Быстро начавъ читать, Лиза страстно привязалась къ книгамъ и читала все, что ни попадалось ей подъ руку: сказки, Лермонтова и сочиненія Гоголя, на которыя наткнулась случайно, найдя ихъ въ комнатѣ Лосева. Первымъ попался ей "Вій" и сильно занялъ и разсмѣтилъ се: послѣ того перечитала она всѣ "Вечера на хуторѣ близь Диканьки", съ особенной чуткостью останавливаясь на поэтическихъ описаніяхъ природы и мѣткихъ словахъ Гоголя. "Не вытанцовывается" -- выраженіе, встрѣченное въ "Ночи наканунѣ Ивана Купала", привело ее въ восторгъ, а описаніе украинской ночи запомнилось наизусть.
   Никто не мѣшалъ ея занятіямъ; такъ называемаго систематическаго ученія еще не начинали, а задаваемыя молитвы и басни дѣвочка выучивала шутя, потомъ усаживалась за книгу и, подъ вліяніемъ различныхъ разсказовъ, создавала силою своего поэтическаго воображенія свой особый внутренній мірокъ. Однако, все это несистематичное и раннее развитіе не сдѣлало изъ нея мечтатель наго ребенка --сангвиника,-- нервный темпераментъ оградилъ ее отъ такой невзгоды.
   Она любила игры, веселье; жизнь такъ и била, такъ и просвѣчивалась въ ея большихъ темносѣрыхъ глазахъ -- и хорошъ казался ей міръ.
   -- Что мы будемъ дѣлать сегодня? задавала она себѣ вопросъ, просыпаясь. Быстро одѣвшись, она летѣла въ садъ и, вдоволь набѣгавшись, садилась за чай. Потомъ читала или выдумывала какую нибудь игру, въ которую нерѣдко втягивала и мать, до безумія любившую свою сѣроглазую рѣзвушку.
   Развивалась Лиза быстро и нерѣдко вопросы ея: отчего да почему? что это значитъ? ставили Анну Александровну въ тяжелое положеніе, но она, по крайней мѣрѣ, скорѣе впрочемъ по внутренней честности, чѣмъ по сознанію вреда, -- не прибѣгала къ общимъ уловкамъ: "Ты не поймешь этого теперь, будешь больше -- все узнаешь". Нѣтъ, она прямо говорила дочери:
   -- Сама не знаю, Лизочка; мало училась -- пока мы спросимъ объ этомъ папашу, а тебя будемъ лучше учить и ты постараешься узнать много и новаго, и полезнаго. Не такъ ли, моя дѣвочка?
   Какъ блестѣли глаза и билось сердчишко Лизы, когда она слушала такія рѣчи и давала себѣ слово: узнать многое, многое -- все узнать. Анна Александровна и не подозрѣвала, какой нектаръ вливали ея слова въ сердце дочери, какія свѣтлыя, разумныя силы вызывали въ ея душѣ. Странная неотступная жажда знанія загоралась въ головѣ дѣвочки и она искала себѣ выхода въ чтеніи.
   Одно случайное знакомство доставило ей возможность систематичпѣе усвоивать разныя знанія и пробудило любовь къ изученію природы.
   У ея родителей было много знакомыхъ въ городѣ и, отправляясь къ кому нибудь изъ нихъ, -- они всегда брали съ собою и дочь. Особенно любила Лиза посѣщать семейство профессора Солнцева, который, замѣтивъ смѣтливый и острый умъ и любознательность дѣвочки, подолгу разговаривалъ съ нею и предоставлялъ свой кабинетъ въ полное ея распоряженіе.
   Однажды, пріѣхавъ къ Солнцеву и обѣгавъ всѣ комнаты, Лиза, но обыкновенію, побѣжала въ его кабинетъ, и тутъ въ первый разъ увидѣла какого-то некрасиваго студента, съ носами усѣвшагося на диванъ. Не поклонившись ему, она подошла къ столу, за которымъ сидѣлъ профессоръ и ласково поздоровалась съ нимъ.
   -- Что же это вы мнѣ не кланяетесь, маленькая барышня? спросилъ студентъ, улыбаясь; его некрасивое лицо стало еще некрасивѣе при улыбкѣ.
   -- А вы мнѣ также не поклонились, да еще сидите-то какъ -- съ ногами на диванѣ.
   Любимовъ, такъ звали студента, всталъ и пресерьезно низко поклонился.
   Лиза нѣсколько смутилась и покраснѣла, а потомъ, взглянувъ на неуклюжую фигуру студента, звонко расхохоталась.
   -- Боже мой, да какой же вы мѣшокъ, некрасивый! воскликнула она.
   Любимовъ смѣшался. Онъ самъ хорошо сознавалъ, что онъ неуклюжъ, что лицо его отличается угловатыми и чрезвычайно некрасивыми чертами, и вслѣдствіе этого былъ застѣнчивъ и жолченъ.
   -- Ну, ужь ты его совсѣмъ осмѣяла, "козлушка! вступился Солнцевъ; -- а еслибъ знала ты, какой онъ умный, какъ много знаетъ, шепнулъ онъ ей на ухо.-- Онъ можетъ объяснить тебѣ всѣ картинки въ моемъ большомъ зоологическомъ атласѣ и разсказать много интереснаго.
   Дѣвочка недовѣрчиво-испытующимъ взглядомъ посмотрѣла на Любимова.
   -- Алексѣй Леонтьевичъ, обратился къ нему Солнцевъ,-- займитесь-ка съ этой барышней разсматриваніемъ атласа, а то она сомнѣвается въ вашей учености.
   Любимовъ добродушно улыбнулся и медвѣжьей походкой приблизился къ столу. Лиза, сперва нехотя, послѣдовала за нимъ, но вскорѣ уже безъ устали задавала ему вопросы и съ напряженнымъ вниманіемъ слушала его разсказы, полные интереса и излагаемые крайне доступнымъ языкомъ. Любимовъ, увлекаясь разсказами, изрѣдка спрашивалъ Лизу: понятны ли они ей? Она отвѣчала мѣтко и, поясняя, вдавалась въ подробности. Студента поразило, что на первомъ планѣ въ ея отвѣтахъ проглядывала не обычная ходячая истина, а оригинальная мыслящая сторона натуры; видно было, что тѣ жизненныя явленія, съ которыми ей приходилось сталкиваться, не проходили мимо, не затронувши ея вниманія.
   Любимовъ и дѣвочка не замѣтили, какъ сблизились,-- она произвела на него обаяніе ясностью и полнотой жизненныхъ силъ, которыя такъ и пробивались изъ-за ея дѣтскихъ рѣчей; а онъ покорилъ ее знаніемъ. Къ концу вечера она умѣла уже разсказать ему, какъ проводитъ время, назвала свои любимыя игрушки и книги, и студентъ удивился, что восьми-лѣтняя дѣвочка знакома съ Лермонтовымъ и Гоголемъ.
   -- Кто васъ учитъ? спросилъ онъ Лизу.
   -- Мама учитъ молитвамъ и священной исторіи, а папа иногда арифметикѣ, -- больше я ничему не учусь. Читаю да пишу къ мамѣ записки.
   -- Кто вамъ даетъ книги?
   -- Я сама ихъ беру у Евграфа Лосева -- это сосѣдъ, гимназистъ. Еслибъ вы знали, какъ хорошо все у Гоголя! И хорошо такъ и забавно; я многое наизусть знаю.
   -- Въ самомъ дѣлѣ хорошо? притворился Любимовъ.-- Ну, скажите мнѣ что нибудь.
   Съ глазами, блестящими отъ удовольствія подѣлиться своими знаніями, Лиза продекламировала:
   -- "Знаете ли вы украинскую ночь? Нѣтъ, вы не знаете украинский ночи! Вглядитесь въ нее: посреди неба горитъ мѣсяцъ, необъятный небесный сводъ раздался, раздвинулся еще необъятнѣе, горитъ я дышетъ онъ! земля вся въ серебряномъ свѣтѣ".
   Она говорила хорошо, Богъ знаетъ откуда научась такой декламаціи. Глубокое сочувствіе и наслажденіе описываемой картиной дышало въ ея рѣчи.
   Похвалилъ дѣвочку, Любимовъ обѣщалъ, при слѣдующемъ свиданіи, привезти ей такихъ же интересныхъ книгъ -- и она въ восторгѣ обняла и поцѣловала студента, который совершенно растерялся отъ неожиданной ласки. По просьбѣ Игнатія Семеновича и Анны Александровны онъ обѣщался бывать у нихъ, и скоро сдѣлался ежедневнымъ гостемъ въ загородномъ домикѣ Русовыхъ.
   Подошли вакаціи; Любимовъ согласился пронести ихъ у Русовыхъ, подготовляясь къ экзамену и занимаясь съ Лизой.
   Студентъ медицинскаго факультета -- онъ привезъ съ собою микроскопъ, модели скелета, атласы, много книгъ для себя и для Лизы, и съ перваго же дня началъ съ лею занятія -- ученица вышла понятливая на диво и страстно желающая учиться. Невольно его любовь къ естествознанію отразилась и на ученицѣ; подъ его руководствомъ она получила точныя свѣденія о многихъ явленіяхъ физическаго міра и никогда не уставала слушать его разсказы. Вмѣстѣ отправлялись они въ лѣсъ или поле, собирали травы и цвѣты для гербарія или ловили бабочекъ, жуковъ, медвѣдокъ и другихъ насѣкомыхъ, изъ которыхъ составлялись богатыя коллекціи. Только съ Лизой былъ сообщителенъ и ласковъ этотъ медвѣдь; для нея у него всегда находилось теплое, задушевное слово; съ остальными онъ былъ, большею частію, и жолченъ, и рѣзокъ.
   Любимовъ, сынъ довольно богатаго откупщика, еще въ дѣтствѣ чувствовалъ на себѣ тяжелый гнетъ самодурства отца, протестовалъ противъ него, сколько могъ, своими дѣтскими силами и искалъ выхода. Вольнѣе вздохнулъ онъ, когда изъ уѣзднаго города, гдѣ жила его семья, былъ отданъ въ губернскую гимназію. Онъ никогда не изъявлялъ желанія съѣздить домой на каникулы и, впослѣдствіи, когда въ пятомъ классѣ досталъ себѣ уроки, пересталъ брать у отца деньги на свое содержаніе. Живя на всемъ готовомъ у одного чиновника и занимаясь репетиціями съ его сыновьями, онъ изъ своихъ же трудовыхъ денегъ вносилъ плату за ученіе въ гимназію. Отецъ его заводилъ сначала разные скандалы, грозилъ взять его изъ гимназіи, но видя сильное сопротивленіе "змѣеныша", махнулъ на все рукой.
   Изъ своей жизни Любимовъ вынесъ идею труда, а отъ природы имѣлъ неутомимую, постоянно ведущую впередъ, безграничную любознательность и, окончивъ курсъ въ гимназіи, поступилъ студентомъ на медицинскій факультетъ. Отказавшись, по убѣжденію, отъ отцовскаго наслѣдства, онъ продолжалъ уроками и переводами съ англійскаго языка, который изучилъ самоучкой и превосходно зналъ въ теоріи, содержать себя и еще помогать бѣднымъ гимназистамъ, внося плату за ихъ ученіе. Это узналось, много лѣтъ позднѣе, только послѣ его смерти.
   Борьба съ обстоятельствами, житейская ломка неблагопріятно подѣйствовали на его здоровье,-- онъ сталъ жолченъ и недовѣрчивъ; сознаніе своей некрасивости родило застѣнчивость, которая теперь вполнѣ исчезала только въ обществѣ Лизы.
   Дѣвочка, день ото дня все болѣе и болѣе привязывалась къ нему, какъ-то инстинктивно умѣя разгадать, что его жолчная, неласковая оболочка скрываетъ безконечно теплую душу. Ему она охотнѣе, чѣмъ колу нибудь, повѣряла, свои дѣтскія радости и тревоги; ихъ взаимныя отношеніи носили характеръ полушутливой, полусерьезной дружбы. Какъ скучала она во время каждой недолгой разлуки и съ какою радостью бѣжала встрѣтить и обнять своего дорогого друга. Любимовъ также сроднился съ дѣвочкой и хандрилъ, если случались долгіе промежутки въ свиданіи.
   Такъ прошелъ годъ -- счастливый годъ для Лизы и болѣе теплый въ жизни Любимова, который, окончивъ курсъ, на время оставленъ былъ при клиникѣ и приготовлялся къ экзамену на степень доктора. Ихъ свиданія стали еще чаще, а дружба -- тѣснѣе. Онъ пользовался каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы знакомить ее съ цѣлою массою новыхъ фактовъ, свѣденій, готовъ былъ поддерживать ее во всемъ добромъ, хорошемъ, а въ малѣйшей невзгодѣ -- укрыть, какъ любимое, дорогое дитя.
   Родители Лизы, иногда въ шутку ревновали ее къ другу, какъ называла она Алексѣя Леонтьевича, но не могли не порадоваться успѣхамъ въ наукахъ и развитію дѣвочки.
   -- Она подготовлена лучше, чѣмъ требуется для поступленія въ институтъ, а ее можно отдать туда только черезъ годъ, разсуждали они между собой и не принуждали дѣвочку заниматься болѣе.
   Лиза пріобрѣла дома столько свѣденій, сколько въ три года не далъ бы ей институтъ -- и эти свѣденія не были сухи, нѣтъ, всѣ онѣ почерпывались большею частію изъ жизни природы. Природная острота ума и смѣтливость дѣвочки были ей хорошими подспорьями при изученіи арифметики, которой не требовалось вовсе для поступленія въ первый классъ, куда по годамъ едва могла бы она поступить,-- а ей знакомы уже были и именованныя числа.
   Разговоры о поступленіи въ казенное заведеніе стали раздаваться все чаще и чаще. Подали прошеніе о допущеніи къ баллотировкѣ въ столичныхъ институтахъ -- билетъ выпалъ несчастливый; тогда рѣшено было отдать ее, на собственный счетъ, въ Х-скій губернскій первоклассный институтъ. Живя въ семи верстахъ отъ города, родители ея не имѣли средствъ приглашать учителей на домъ, женской гимназіи еще не было и въ поминѣ, да и институтское образованіе многими считалось тогда весьма солиднымъ и даже блистательнымъ.
   

X.

   Тяжело было Лизѣ разставаться съ роднымъ домомъ, гдѣ жилось такъ свободно и счастливо, и очутиться въ замкнутой пансіонской средѣ, гдѣ затруднялось всякое свободное проявленіе индивидуальной жизни, всякое движеніе живой мысли.
   Программа и стремленіе пансіонскаго образованія обусловливаютъ развитіе въ женщинѣ поверхностности, неспособности къ глубокимъ умозаключеніямъ и обобщенію мысли, которыми характеризуется умственная работа. Исключенія рѣдки, да и ходъ ихъ развитія сопровождается случайностями или благодѣтельнымъ вліяніемъ извнѣ. Если женское воспитаніе имѣетъ задачей развивать болѣе сердце, чѣмъ умъ, какъ говорятъ и желаютъ многіе, то и тутъ пансіонскій методъ не выполняетъ назначенія, портя характеры, а не смягчая ихъ.
   Трудно было Лизѣ, послѣ свободы и ласки, привыкать къ дисциплинѣ; проявленіе лжи въ каждомъ шагу первое время смущало ее и не мало пострадала ея самолюбивая, гордая воля отъ мелкихъ придирокъ, а нервная организація отъ тяжелаго, шестичасового сидѣнія на вытяжкѣ, какъ требовалось по дисциплинарнымъ правиламъ. Тогда еще не было дивановъ со спинками и дѣвицы сидѣли на круглыхъ табуретахъ, уничтоженныхъ въ 63 году.
   Нерѣдко, забывши дисциплинарныя правила. Лиза облокачивалась на пюпитръ и тогда неумолимое:
   -- Otez vos coudes, mademoiselle! отчетливо раздавалось въ классѣ.
   Утомись и снова, безсознательно, повторявъ тотъ же маневръ, она слышала:
   -- Vcs coudes -- je vous marque!
   Каждая замѣтка сбавляла баллъ за поведеніе и если въ концѣ недѣли получалось девять, то воспитанница лишалась права ѣхать домой, чѣмъ болѣе всего дорожили дѣвочки.
   Живая, энергичная и сметливая натура Лизы не пришлась по вкусу классной дамѣ ея отдѣленія: пытливые, недоумѣвающіе взгляды дѣвочки въ тѣхъ случаяхъ, когда къ ней обращались съ придирчивостью, желавъ выставить дѣло по правдѣ бѣсили воспитательницу: той нравились покорныя овечки, которымъ она всячески и протежировала.
   На вопросы начальницы, знавшей Лизу еще до поступленія ея въ пансіонъ и прозвавшей ее "Ге-prit mathématique":
   -- Ну что. какъ идетъ Русова? у классной дамы былъ всегда готовый отвѣтъ.
   -- По ученію первая, большія способности, по дьявольски-сазіолюбива и характеръ вообще дуренъ.
   Начальница дѣлала дѣвочкѣ замѣчанія строго наставительнымъ тономъ, та пыталась оправдываться, но начальница деспотически отклоняла оправданіе.
   Пользуясь такой методой начальницы, классныя дамы всячески придирались къ Лизѣ, и втеченіе почти года не ставили ей болѣе десяти изъ поведенія въ мѣсячныхъ табеляхъ, думая хоть этимъ лишить ее мѣста первой ученицы, которое она. однако, продолжала занимать, такъ какъ общее число ея балловъ превышало число балловъ другихъ воспитанницъ.
   Подготовлена Лиза была хорошо, развивалась умственно быстро и учители симпатично относились къ ея замѣчательно острому уму; слѣдовательно ученье шло успѣшно. Все свободное отъ занятій время она посвящала чтенію; все, что можно было получить изъ бѣдной для младшаго возраста пансіонской библіотеки, было ею перечитано; не мало книгъ доставлялъ ей такъ же Любимовъ.
   Характеръ Лизы, по природѣ склонный къ откровенности и живости, началъ, подъ вліяніемъ безпрестанныхъ, хотя и мелкихъ толчковъ самолюбію, искусно изыскиваемыхъ классными дамами, переработываться въ скрытный. Съ каждымъ днемъ она все болѣе и болѣе углублялась въ свой внутренній міръ, только здѣсь свободно и хорошо жилось ей въ гнетущей средѣ. Она стала сдержаннѣе и. вслѣдствіе этого, но пансіонскому кодексу, менѣе правдива: ей было страшно получить 9 изъ поведенія и лишиться возможности провести дома праздники. Спасибо этому пансіону хотя за эту благую уступку, за отпуски дѣвочекъ домой! Какъ отдыхала Лиза дома, среди дорогой семьи и Любимова, не пропускавшаго ни одного воскресенья, чтобъ не провести его вмѣстѣ съ своимъ юнымъ другомъ. Посѣщалъ онъ Лизу и въ пріемные дни въ общей залѣ, гдѣ не такъ-то удобно могли вестись задушевные разговоры; но замѣчая поблѣднѣвшее и подчасъ нервное личико дѣвочки, онъ пытался узнать, какъ ей живется, и вначалѣ всегда слышалъ полную исповѣдь; во потомъ, по привычкѣ къ сдержанности, Лиза стала менѣе откровенной и съ Любимовымъ. Изъ дома она привозила въ кружокъ подругъ много свѣтлыхъ, разумныхъ разсказовъ и такъ жила отъ воскресенья до воскресенья.
   Время шло -- ей минуло 10 лѣтъ и близился переходъ изъ перваго отдѣленія во второе, того же младшаго класса. Она съ чуткимъ самолюбіемъ старалась избѣгать всякихъ лишнихъ столкновеній съ кла сними дамами, но тѣ всегда изыскивали поводы къ непріятностямъ.
   Одна изъ нихъ особенно сильно ненавидѣла Лизу. Но знаете ли отчего? Ея маленькіе, черные плутоватые глаза не переносили взгляда большихъ проницательныхъ глазъ дѣвочки и она почти никогда не.глядѣла ей въ лицо. Другая (обѣ старыя дѣвы, лѣтъ подъ пятьдесятъ), во всемъ старалась слѣпо подражать Рено и доводила свое подражаніе до смѣшного.
   Одинъ случай столкновенія ея съ Лизой имѣлъ тяжелое вліяніе на всю нравственную и даже физическую сторону дѣвочки, которую также пришлось взять домой.
   Къ обѣду и чаю пансіонерки, по звонку, становились по-парно, подъ ростъ, и въ такомъ порядкѣ сбѣгали внизъ по высокой пологой лѣстницѣ. Лиза, увлекаемая общимъ движеніемъ, бѣгала быстро. Однажды, за болѣзнью подруги, ей пришлось идти съ слѣдующей воспитанницей, Уткиной; не зная, насколько хорошо бѣгаетъ ея новая пара, Лиза побѣжала по обыкновенію и нисколько не скорѣе остальныхъ. Уткина упала, не поспѣвъ за Лизой, и даже почти не ушиблась, такъ какъ паденіе случилось на послѣдней ступенькѣ, но раздраженная смѣхомъ остальныхъ воспитанницъ, закричала:
   -- Что это, Русова, ты меня ушибла!
   На крикъ подошла шедшая впереди класная дама, чтобы разузнать, въ чемъ дѣло.
   -- Русова уронила меня, жаловалась Уткина.
   -- Что такое? спросила классная дама.
   -- Но вѣдь я не нарочно уронила тебя, Уткина, какъ это глупо! обратилась Лиза къ подругѣ.
   Та не успѣла еще отвѣчать, какъ дама приняла послѣднюю фразу, которую пансіонерки часто употребляли но привычкѣ, на себя.
   -- Какъ, in-lle Roussoff, вы осмѣлились назвать меня глупой?! замѣтила она.-- Въ столовой вы станете на колѣни къ стѣнкѣ, въ виду всѣхъ классовъ. Impértinente!
   Такое наказаніе считалось однимъ изъ сильныхъ, тѣмъ болѣе, что къ обѣду заходила начальница, которую, какъ огня, боялись воспитанницы; а для самолюбивой, да еще невиноватой Лизы оно было пыткой.
   -- Я не вамъ сказала это, m-lle, оправдывалась она,-- я обращалась къ Уткиной.
   Но классная дама, не принимая во вниманіе подтвержденія этихъ словъ и со стороны самой упавшей, еще разъ повторила приказаніе.
   -- Я ни за что не стану на колѣни, отвѣтила Лиза нервознымъ тономъ, -- я не виновата.
   Разсвирѣпѣвшая дама, придя въ столовую, гдѣ уже собрались остальные классы, вытащила Русову изъ рядовъ и, схвативъ за руку, завертѣла и съ размаху поставила на колѣни у стѣны.
   Лиза, внѣ себя отъ боли въ рукѣ и отъ волненія, быстро вскочила и что было мочи пустилась бѣжать по корридору, куда глаза глядятъ. Воспитательница бросилась за нею, втащила къ себѣ въ комнату, гдѣ снова поставила на колѣни, заперла на ключъ и удалилась къ своему покинутому классу.
   По уходѣ дамы, дѣвочка, положивъ голову на диванъ, рыдала долго и сильно, почти истерически, не думая уже вставать съ колѣней, которыя начинали млѣть отъ усталости. Рыданія смолкли; она, кажется, забыла о физической боли и почти остолбенѣла, только изрѣдка вырывались всхлипыванья. Удивляться такому сильному порыву горя можетъ развѣ тотъ, кто не знаетъ, какъ сильно это наказаніе, какія послѣдствія вызываетъ такъ разыгравшаяся исторія, кто не знаетъ того страха, какой испытывали воспитанницы передъ своей начальницей, всегда умѣющей ловко и безпощадно издѣваться надъ провинившейся, не обращая вниманія, что это ребенокъ и, можетъ быть, очень самолюбивый ребенокъ.
   Проводивъ воспитанницъ изъ столовой въ рекреаціонный залъ подъ присмотръ дежурной воспитанницы изъ старшихъ, Дубовицкая ушла къ себѣ, и втеченіи всего обѣда не переставала пилить и допекать Лизу. Дѣвочка ничего не отвѣчала и, повидимому, напряженно о чемъ-то думала. Дама не напоминала ей встать съ колѣней, видя въ нежеланіи дѣвочки просить прощенія -- упрямство. Лиза не просила. Тогда, окончивъ обѣдъ и кофе, классная дама вернулась въ рекреаціонный залъ, забывъ запороть комнату на ключъ.
   Прошло часа четыре послѣ обѣда; только въ восемь часовъ опомнилась вдругъ Воспитательница, что дверь ея комнаты не заперта, что тамъ заключенная, и пошла взглянуть на нее. Она нѣсколько испугалась при видѣ дѣвочки, лежавшей на полу, въ обморокѣ отъ страшнаго утомленія, перешедшаго въ сонъ, прерываемый всхлипываньями. При помощи горничной, она растолкала Лизу и свела въ больницу, гдѣ та и пролежала болѣе недѣли въ жару и бреду. О происшествіи въ своей комнатѣ дама передавала послѣ иначе.
   Выпущенная къ воскресенью изъ больницы и привѣтливо встрѣченная дежурной, освѣдомлявшейся о ея здоровьѣ, Лиза думала, что дѣло уже и окончилось. Отецъ пріѣхалъ взять со домой. Отпросясь у начальницы, которой классныя дамы не носили еще недѣльныхъ отчетовъ, Лиза, еще слабая, почти бѣжала одѣваться, но не успѣла накинуть теплаго платья, какъ посланныя дежурныя воспитанницы прибѣжали звать ее къ начальницѣ, разсказавъ вкратцѣ, что ея классная дача принесла отчетъ, гдѣ изъ поведенія у Лизы стояла единица, и нажаловалась на нее начальницѣ.
   Дѣвочка затрепетала; единица изъ поведенія влекла за собой наказаніе карцеромъ, самое тяжелое "за неисправимо-дурное поведеніе", между тѣмъ, до этого времени она ни разу даже не стояла debout sa обѣденнымъ столомъ и всѣ жалобы на ея дурной характеръ были голословны.
   Не успѣвъ предупредить отца, Лиза, блѣдная и дрожащая, вошла въ гостиную начальницы, гдѣ стояли классныя дамы съ отчетами и пять дежурныхъ воспитанницъ старшаго класса.
   -- Tu os un mauvais enfant, встрѣтила ее начальница презрительно-строгимъ взглядомъ.
   -- Qu'ai je fait, madame?
   Класная дама врала заранѣе сочиненную исторію, остальныя дамы съ видомъ ужаса и негодованія качали головами, хотя знали, какъ было дѣло въ дѣйствительности. Лиза пыталась оправдаться, давая честное слово, что дѣло было вовсе не такъ. Она думала, что ея честному слову, которое еще дома пріучили ее ставить выше всякихъ увѣреній, повѣрятъ. Разсказъ ея сталъ переходить въ рыданіи; нервная дѣвочка еще не вполнѣ оправилась отъ болѣзни.
   Начальница обратилась къ дамѣ;
   -- Посадите ее пока въ карцеръ на хлѣбъ и воду; но за несознаніе въ своей винѣ, ей мало этого наказанія -- только розги... (тогда уже закономъ воспрещенныя, но о запрещеніи этомъ не было объявлено).
   Услыхавъ послѣднюю фразу, Лиза почти обезумѣла.
   -- Нѣтъ, этому не бывать! закричала она.-- Вы мнѣ не вѣрите, а между тѣмъ я говорю святую правду, а она лжетъ и лжетъ. Я не хочу больше оставаться здѣсь! Я не позволю наказать себя розгами! Папаша пріѣхалъ за мной и я попрошу его взять меня совсѣмъ, тотчасъ же.
   Начальница, непривыкшая къ такому сопротивленію, смутилась, а Лиза убѣжала въ пріемный залъ, гдѣ ее ждалъ отецъ, и бросилась къ нему на шею; рыданія душили ее и она могла выговорить только одно:
   -- Возьмите меня отсюда, дорогой мой, золотой. Меня хотятъ наказать розгами и все лгутъ. Идите сейчасъ же къ начальницѣ.
   -- Успокойся, что съ тобою, утѣшалъ ее отецъ.-- Я исполню, все исполню; только успокойся и разскажи, въ чемъ дѣло.
   Тутъ подошла одна изъ подругъ Лизы и подробно передала Игнатію Семеновичу происшествіе.
   Встревоженный болѣзнью дочери, о которой ему не давали знать, и всей этой исторіей, Русовъ отправился къ начальницѣ объявить, что тотчасъ же беретъ Лизу, причемъ высказалъ много рѣзкой правды.
   Та говорила ему, что классныя дамы давно жалуются на дурной характеръ его дочери; что, безъ сомнѣнія, она скорѣе должна повѣрить воспитательницѣ, нежели дѣвочкѣ, и прибавила:
   -- Наказать Лизу розгами я и не подумала бы, а только хотѣла пристращать ее.
   -- Еслибъ моя дочь и дѣйствительно была виновата, чему я не вѣрю, -- она не лжетъ, то и тогда все перенесенное ею нравственное и физическое наказаніе слишкомъ искупало бы вину, возразилъ Русовъ.-- Оскорбленное самолюбіе, а вы сами, madame, говорите, что она чертовски самолюбива -- четырехъ-часовое стояніе на колѣняхъ, доведеніе ее до обморока и наконецъ болѣзнь вслѣдствіе нравственнаго потрясенія -- это ужь слишкомъ. Дочери своей, несмотря на всѣ ваши доводы, ради острастки, я не оставлю, а вамъ совѣтую получше приглядываться къ воспитательницамъ, а не довѣряться имъ слѣпо.
   Русовъ говорилъ отчетливо-рѣзкимъ тономъ. Начальница пансіона была поражена, но тактично отговаривалась и успокоивала Игнатія Семеновича.
   -- Вы, какъ нѣжный отецъ, конечно, взволнованы теперь; но я совѣтую вамъ одуматься и оставить Лизу. Я не накажу ее болѣе и хорошенько разузнаю дѣло.
   -- Оно и не мѣшало бы, вставилъ Русовъ.
   -- Не хорошо потакать дѣтскимъ капризамъ, портить и безъ того дурной характеръ дѣвочки.
   -- У моей дочери былъ хорошій характеръ, и если вы его находите дурнымъ, то такая перемѣна къ худшему совершилась здѣсь, а потому я все-таки остаюсь при своемъ рѣшеніи. Завтра же я пришлю прошеніе о возвращеніи мнѣ документовъ.
   Съ этими словами Русовъ раскланялся и вышелъ. Лиза не заставила долго ждать себя и, распростясь съ начальницей, которая сухо обошлась съ ней. и съ другими дамами, уѣхала домой.
   Что это за тяжелое время было для дѣвочки и сколько можетъ пережить и передумать въ нѣсколько часовъ ребенокъ при такомъ положеніи.
   

XI.

   Возвратясь домой, Лиза не сразу вошла въ прежнюю колею; по временамъ во снѣ она видѣла себя въ пансіонѣ и нервно вздрагивала. Въ ея только-что начинавшейся жизни уже появилось прошедшее, такое тяжелое, непріятное воспоминаніями и стоившее ей не мало горя.
   Отецъ, мать и Любимовъ старались всячески развлекать ее и не упоминали совсѣмъ о происшедшемъ, потому что при разсказѣ объ этомъ Лизу била нервная дрожь.
   Мало-по-малу всеизцѣляющее время сгладило острую боль, но все же дѣвочка перестала быть по прежнему откровенной, и нерѣдко Анна Александровна горевала при мысли о томъ, какъ ея ласковая, живая Лиза стала сдержанна въ своемъ обращеніи даже съ нею и ласкалась только изрѣдка, и то какъ-то порывисто.
   Лиза стала глубже вдумываться въ себя, въ свои отношенія ко всѣмъ; старалась учиться владѣть собою, наблюдать за своими поступками, корила себя за проявленіе въ чемъ нибудь слабости. Умъ ея пытался найти выходъ изъ того лабиринта, въ который вовлекся вслѣдствіе пережитаго. Она старалась вникнуть въ цѣль и смыслъ жизни и еще съ большею страстно отдалась чтенію, ища себѣ въ книгахъ отвѣта, одиноко переживая многіе нравственные вопросы. Съ этого времени начинается ея стремленіе къ самовоспитанію, стремленіе провѣрить себя тоньше и глубже, -- словомъ, стремленіе къ анализу. Косвенно помогало этому вліяніе на нее Любимова.
   Поверхностію судя, можно придти къ такому заключенію, что тяжелый толчокъ самолюбію привелъ къ хорошимъ результатамъ, стремленіе къ анализу есть шагъ къ развитію. Да, но къ тому же пришла бы она и безъ этого толчка; стремленіе къ провѣркѣ фактовъ проявлялось у ней еще въ дѣтствѣ, жажда знанія была также велика. А дѣло въ томъ, что толчки гибельно повліяли на здоровье, разстроивъ нервы и заставивъ Лизу сжаться и закупориться въ свою раковину.
   Занятія шли понемногу; отецъ изрѣдка занимался съ ней арифмстикой и исторіей, Любимовъ привозилъ много книгъ, преимущественно но естествознанію, и никогда не уставалъ объяснять дѣвочкѣ темныя мѣста и разсуждать съ лею о жизни. Головка ея работала энергично.
   Любимовъ, между тѣмъ, выдержалъ экзаменъ на доктора, скоро долженъ былъ уѣхать въ другой городъ; Лиза и Русовы съ горестью подумывали о разлукѣ.
   Не радовался отъѣзду и самъ новый докторъ; ему жаль было разстаться съ дѣвочкой, къ которой онъ привязался такъ горячо, слѣдя за ея развитіемъ. Къ тому же, отдаваясь всей душой заботамъ о разныхъ вопросахъ общественной жизни, онъ, естественно, желалъ бы остаться въ своемъ университетскомъ городѣ, гдѣ жизнь кипитъ сильнѣе, чѣмъ въ томъ захолустьѣ, куда его назначали городскимъ врачомъ. Однако, дѣлать было нечего, мѣста здѣсь не предвидѣлось, а безъ опредѣленныхъ ресурсовъ прожить было трудно. Онъ уѣзжалъ.
   На прощаніи Лиза не могла удержать слезъ; Любимовъ былъ растроганъ и утѣшалъ дѣвочку обѣщаніемъ скоро пріѣхать.
   -- Не плачьте, Лиза, слезы признакъ слабой воли, а вы должны выработать себѣ нравственную силу воли и знанія.
   Дѣвочка отерла слезы и старалась быть твердой.
   На прощанье Любимовъ крѣпко и долго цѣловалъ ея ласковые глаза и пожималъ маленькія руки, а она порывисто и нѣжно обняла его. Долгое время послѣ его отъѣзда она чувствовала себя какъ бы одинокой и оживала только при полученіи его писемъ.
   Годъ подходилъ къ концу, а системы въ занятіяхъ не было; языки могли совсѣмъ забыться, и Русовы стали подумывать, какъ бы опредѣлить Лизу въ какое нибудь учебное заведеніе, даже не прочь были бы снова отдать ее въ старый пансіонъ, откуда выбыла преслѣдовавшая ее классная дама.
   Хотя дѣвочка и не желала въ душѣ такой развязки, но соглашалась съ доводами родителей, что безъ средствъ трудно продолжать начатое образованіе.
   Случилось, что начальница пансіона, встрѣтясь гдѣ-то съ Сусовымъ у общихъ знакомыхъ, сама изъявила желаніе опять имѣть Лизу въ своемъ пансіонѣ.
   -- У нея такія богатыя способности, clic sera le luxe de la classe, уговаривала Русова старая аристократка.
   Русовъ согласился; и вотъ дѣвочку слова рѣшались везти въ пансіонъ.
   Отецъ привезъ программу, просмотрѣвъ которую, нашли, что Лиза значительно отстала во всѣхъ предметахъ, кромѣ русскаго языка и арифметики.
   -- Это ничего, успокоиваль отецъ.-- Начальница говорила, что ты можешь подгонять исподволь. Чтоза бѣда, если не сядешь опять первой ученицей.
   Лиза попросила нѣсколько недѣль отсрочки и, усердно засѣвъ за книги, прошла все, что было пройдено безъ нея.
   Услыхавъ, какъ отецъ ея передавалъ однажды матери слова воспитательницъ пансіонскихъ: "это даже очень хорошо, что ваша дочь поотстала, она не сядетъ первой и самолюбіе ея нѣсколько поубавится",-- Лиза порѣшила: "я на зло имъ буду первою",-- и сдержала слово.
   Учители и многія подруги ласково привѣтствовали Лизу. Она зажила прежней сдержанной жизнью.
   Лиза въ первое время не занималась подготовкой, а шла впередъ, все свободное время, какъ и прежде, посвящая чтенію, и къ общему удивленію пансіонскихъ дамъ, въ концѣ мѣсяца получила табель первой. Это мѣсто она безъ труда занимала до самаго выпуска, благодаря необыкновенной памяти и способностямъ. По умственному же развитію она стояла выше другихъ" воспитанницъ, нелюбившихъ или поимѣвшихъ времени читать за трудными для нихъ уроками.
   Лиза съ жаромъ занималась по предмету естественной исторіи, отрасли которой были ей нѣсколько знакомы еще съ дѣтства. Учитель попался человѣкъ свѣжій, вполнѣ преданный своему дѣлу, и началъ вести преподаваніе но новой методѣ; его лекціи даже для мало подготовленныхъ развитіемъ могли имѣть чрезвычайный интересъ.
   При помощи Любимова. уже съ годъ вернувшагося изъ отдаленнаго города и по прежнему, даже еще болѣе интересовавшагося судьбою Лизы, она успѣвала увеличивать свои знанія посредствомъ чтенія популярныхъ изложеній по этому предмету. Въ головѣ ея такъ ясно, такъ полно оставалось изучаемое, что она, съ любовью, старалась передавать это и другимъ своимъ подругамъ, по тѣ, по малой подготовкѣ и какой-то странной антипатіи къ естествознанію, едва выучивали свои уроки и подсмѣивались надъ Лизой, говоря:
   -- Mesdames, Русова мститъ въ доценты по кафедрѣ минералогіи -- хочетъ сдѣлаться синимъ чулкомъ.
   Учитель, видя положительное нежеланіе воспитанницъ заниматься его предметомъ и потерявъ всякое терпѣніе, отказался, остановись на половинѣ въ изученіи минералогіи; лекціи, прочитанныя имъ объ этомъ предметѣ, можно назвать самымъ сжатымъ и дѣльнымъ учебникомъ.
   Полугодіе прошло, а учителя все не находилось. Остальные предметы шли также черезъ пепь въ колоду. Отыскавшійся наконецъ учитель естествовѣденія -- молодой докторъ -- прочиталъ съ охотою двѣ или три лекціи, исключительно физіологическія, а потомъ сталъ заниматься болѣе кривляньями, прерываемыми почти соннымъ умолканіемъ. Затѣмъ, пропуская уроки сряду по двѣнадцати, задавалъ, чтобы наверстать потерянное, страничекъ по тридцати изъ зоологіи Горизонтова и, спросивъ двухъ въ урокъ, повторялъ тѣже маневры.
   Выпускъ Лизы съ трудомъ одолѣлъ зоологію, а о ботаникѣ не успѣлъ и услышать. Словомъ ученіе шло безобразно, и болѣе развитыя дѣвушки съ горемъ сознавали, что пансіонъ не давалъ имъ даже самыхъ элементарныхъ общеобразовательныхъ знаній.
   

XII.

   Время между тѣмъ летѣло быстро. Перейдя въ старшій классъ, Лиза, также какъ и другія воспитанницы, вздохнула свободнѣе отъ гнета классныхъ дамъ, которыхъ теперь чаще контролировала начальница. Старшія дѣвицы, дежуря у ней ежедневно но очереди, имѣли возможность выяснить ей свои поступки.
   Живя общей внѣшней жизнію, Лиза продолжала энергично работать надъ собою въ своемъ замкнутомъ внутреннемъ мірѣ. Поѣздки домой, вліяніе Любимова и другихъ его товарищей благодѣтельно дѣйствовали на нее. Жизнь полная живыхъ общественныхъ стремленій кипѣла въ томъ кружкѣ, въ которомъ вращалась она дома, -- вокругъ совершались великія реформы: освобожденіе крестьянъ, введеніе гласнаго судопроизводства, пробивались новые взгляды на женскій вопросъ -- на все откликалась горячая честная натура дѣвушки.
   Читая много, размышляя еще болѣе въ часы досуга, она подчасъ чувствовала себя какъ бы надломленной отъ наплыва горькихъ думъ:
   -- У меня есть силы, думалось дѣвушкѣ, а на что онѣ идутъ? На безплодное изученіе какихъ-то отрывочныхъ знаній и я, сознавая безплодность ихъ, не могу все-таки выбраться отсюда... Чтожъ мнѣ мѣшаетъ? Неумѣнье убѣдить въ томъ же и родныхъ? Нѣтъ,-- авось, сила коснѣнія -- вотъ тотъ тормазъ, который мѣшаетъ женщинѣ выбраться на широкую, свѣтлую дорогу труда и независимости. А что можетъ выйти изъ насъ, при нераціональной системѣ образованія? Ей становилось жаль потраченныхъ въ пустяки первыхъ и самыхъ свѣжихъ силъ и лѣтъ.
   Такъ частенько думала она, сидя въ классѣ и, повидимому, внимательно слушая учителя или занимаясь рисункомъ. Но, мало-по-малу, она вся отдавалась охватывающей ее мысли, лицо ея загоралось и нервно подергивалось.
   -- Вы совсѣмъ не рисуете, Русова! слышался раздражительный голосъ дамы. Лиза, нервно вздрагивая, машинально принималась за дѣло.
   Впечатлѣнію она отдавалась вполнѣ, а потому нелегко ей бывало переломить свои мысли и спокойно приниматься за работу, но она старалась учиться владѣть собою.
   Не удовлетворяясь обстановкой, Лиза пыталась создать свою, отдѣльную. Такъ начало выработываться то раздвоеніе жизни и стремленія быть обязанной только себѣ, которое укоренялось въ ней и было подмѣчено людьми, знавшими ее близко.
   Страстная, неотступная жажда дѣятельности, энергія силы воли -- искали себѣ выхода изъ ограниченной пансіонской среды и втайнѣ, но крѣпко развивали въ ней непреклонное рѣшеніе вознаградить потерянное, учиться много, систсматичнѣе и выработать себѣ свободный и самостоятельный путь жизни.
   -- Хотя бы скорѣе выпускъ и воля, думала она. А время шло своимъ чередомъ.
   Она начала изучать англійскій языкъ, платя за уроки приходившей въ пансіонъ англичанкѣ, и итальянскій, благодаря новой инспектрисѣ, которая, видя сильное желаніе и способности дѣвушки къ изученію языковъ, вызвалась давать ей уроки.
   Сочиненія ея, и прежде считавшіяся лучшими въ классѣ, стали принимать оттѣнокъ такихъ мыслей и такую выработку слога, которой дивились учителя.
   Быстро развиваясь умственно, Лиза жадно слѣдила за ходомъ литературнаго и общественнаго движенія, при содѣйствіи Любимова, который привязывался къ ней все болѣе и болѣе.
   Мало думая о себѣ и весь отдаваясь ходу общественной жизни, онъ не щадилъ своего и безъ того некрѣпкаго, вслѣдствіе ранней ломки, здоровья и началъ чувствовать развитіе страданія печени и легкихъ. Въ немъ сильнѣе прежняго стала проявляться желчность, недовольство собою и своей будто бы безполезной жизнью. А между тѣмъ, его жизнь нужна была многимъ, хотя бы тѣмъ бѣднымъ гимназистамъ, за которыхъ онъ платилъ втайнѣ, во всемъ отказывая себѣ. А для Лизы развѣ не много дѣлалъ онъ, развѣ небылъ ей дорогъ? На что только не былъ онъ готовъ для нея?...
   Однако, послѣднее время, видя ея сильную, доходящую до нервознести усидчивость къ чтенію и стремленіе понять то, что должно было ей казаться туманнымъ, вслѣдствіе неправильно веденнаго образованія, страшась такого сильнаго умственнаго развитія, Любимовъ старался, по возможности, охладить ея порывы. По остановить ихъ было трудно; можно было только испортить дѣло, что и случилось.
   Привыкнувъ дѣлить съ Любимовымъ свои впечатлѣнія о прочитанномъ, скрашивать его совѣта и чутко вслушиваться въ горячіе споры его съ товарищами, -- Лиза, познавшая безпокойства, Алексѣя Леонтьевича относительно ея усидчивыхъ трудовъ, могущихъ, по его мнѣнію, тяжело отозваться на ея здоровья, разъ попала въ очень непріятное положеніе, поведшее за собою печальную катастрофу.
   Въ одно изъ воскресеній, услыхавъ разговоръ Любимова съ товарищемъ математикомъ по поводу только-что вышедшаго тогда перевода "Изложеніе системы міра" Лапласа и заинтересованная переходомъ ихъ разсужденій къ другимъ незнакомымъ же ей теоріямъ и затѣмъ къ спору, -- она но окончаніи спора подошла къ молодымъ людямъ.
   -- О чемъ это вы говорили съ Сосновскимъ Алексѣй Леонтьевичъ?
   -- О системѣ міра, Лапласа -- очень серьезной вещи -- а что вамъ?
   -- Я хотѣла бы просить васъ познакомить меня, до нѣкоторой степени, съ излагаемыми вами теоріями, чтобы я легче могла усвоить ихъ при чтеніи.
   -- Вы не поймете этого, Лизавета Игнатьевна, слѣдовательно читать не стоитъ. Къ тому же книга эта будетъ запретнымъ плодомъ въ пансіонѣ.
   Лиза, въ первый разъ слыша отъ Любимова такой увертливый отвѣтъ, не возражала, а въ умѣ твердо рѣшила достать сочиненіе и употребить всѣ силы чтобы одолѣть его.
   При посредствѣ одной подруги, братъ которой былъ учителемъ математики въ гимназіи, она получила желаемую книгу.
   Съ какой охотой, энергіей и жаждой знанія принялась она-за чтеніе, но, такъ какъ книга была запретная, то читала она, только ночью, тихо пробравшись къ ночнику. Въ пансіонѣ многія книги считались запрещенными, система подглядыванія была тутъ сильно развита,-- по воспитатели забывали то мудрое положеніе, что для распространенія основательныхъ идеи и знанія нужно свободное ихъ разъясненіе, что запретный плодъ всегда, вкуснѣе и что для мечтаній достаточно одного желанія схватывать всякія идеи.
   Съ первыхъ же страницъ, Лизѣ стали попадаться непонятныя мѣста; нерѣдко читала она по три, по четыре раза страницу, чтобы усвоить прочитанное; но малая подготовка тормозила дѣло. Вторично обратиться къ Любимову она не желала, да и захотѣлъ ли бы онъ помочь ей тутъ? Нѣтъ, она сама добьется пониманія! Она читала и читала -- мысли, но временамъ, путались въ головѣ и нерѣдко, сидя въ классѣ, она вовсе не думала объ окружающемъ и стремилась къ пониманіе только-что прочитаннаго. Голова работала неустанно, въ ней одной какъ бы сконцентрировалась вся жизнь дѣвушки.
   Замѣчая разсѣянность Русовой, классныя дамы придирались къ ней еще болѣе, и Лизѣ надо было употреблять много усилій, чтобъ вести прежній наружный образъ жизни.
   Она силилась заглушить въ себѣ неугомонные вопросы, во всего труднѣе убить мысль, которая неотвязно, неустанно проситъ рѣшенія. И безъ того разстроенный организмъ ея отъ усидчивыхъ занятій и ненормально быстраго роста слабѣлъ. Ее свезли въ больницу, но не найдя причины болѣзни, выпустили съ совѣтомъ и разрѣшеніемъ поменьше учиться.
   Лиза продолжала читать и все болѣе и болѣе углублялась въ рѣшеніе всѣхъ туманныхъ и казавшихся ей такими заманчивыми вопросовъ. Желаніе разъяснить ихъ было силою, разлитою для нея повсюду; но чѣмъ настоятельнѣе и сильнѣе становила она вопросы, тѣмъ далѣе уходило отъ нея рѣшеніе. Словно черпая туча отдѣляла отъ нея объясненіе жгучихъ вопросовъ причинности и конечности, оставляя за собою массу непонятнаго.
   Пятнадцати-лѣтняя дѣвушка изнемогала подъ бременемъ своихъ неотступныхъ мыслей и не было никого, кто, найдя причину ея болѣзни, могъ бы выяснить ей, что человѣкъ можетъ познавать только явленія и ихъ взаимныя соотношенія; что есть грань его пытливости, за которой находится для него вѣчная, неразсѣеваемая неизвѣстность, что стремленіе перешагнуть эту грань есть стремленіе къ абсолютно-невозможному и что занятія безъ прочной подготовки есть толченіе воды въ ступѣ.
   Не находя покоя и гоняясь за призраками, Лиза все думала и думала, а здоровье хилѣло. Докторъ посовѣтовалъ взять ее домой, чтобы, какъ онъ говорилъ, удалить отъ занятій и освѣжить воздухомъ.
   Она снова дома; но и здѣсь тѣ же неотвязныя думы; полная апатія ко всему, кромѣ нихъ. Лечившій ее Любимовъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ разгадать этотъ сложный, малопонятный для него случай болѣзни, а Лиза, между тѣмъ, была близка къ сумасшествію. Такъ какъ слишкомъ продолжительное напряженіе всей нервно-мозговой системы несвойственно природѣ человѣка, то за подобнымъ состояніемъ наступилъ періодъ утомленія и упадка силъ. Умъ дѣвушки блуждалъ въ сферѣ туманныхъ гипотезъ и теоретическихъ непонятныхъ вопросовъ, а наружно она старалась быть спокойной. Такая страшная раздвоенность жизни могла погубить ее; она заболѣла нервной горячкой.
   Положеніе было въ высшей степени опасное, отецъ, мать и Любимовъ почти безсмѣнно слѣдили за больной. Лиза металась, бредила. Ей представлялись и дикія и чудныя картины звѣзднаго міра. То воображала она себя полюсомъ экватора, движущагося по окнужности малаго эллипса -- и дико водила руками; то перечисляла планеты и ихъ спутниковъ. Она какъ бы проникалась жизнью этихъ небесныхъ тѣлъ и переживала ее въ самой себѣ. нервно вскакивая, устремляла она горящій взглядъ на Любимова и капризнымъ, требующимъ настоятельнаго отвѣта, голосомъ спрашивала его:
   -- Начало всемірнаго тяготѣнія составляетъ ли первоначальный законъ природы или оно есть только общее дѣйствіе неизвѣстной причины?...
   Родные недоумѣвали, только Любимовъ, догадываясь по бреду, въ чемъ дѣло, и сильно укоряя себя, сталъ прилагать въ данномъ случаѣ методъ леченія.
   Долго больная находилась между жизнью и смертію, наконецъ молодость взяла свое. Наступившій кризисъ доктора нашли благопріятнымъ и Лиза начала медленно поправляться. Все въ домѣ ожило и прояснилось.
   Лиза трепетала отъ радости, замѣчая, что получала какія-то новыя силы, какъ будто перерождалась и умственно и нравственно.
   Она дивилась, какъ значительно расширялся ея умственный кругозоръ и какимъ попятнымъ казалось ей то, что прежде было туманно; при одной мысли объ этомъ, все существо ея -- еще больное и слабое -- вдругъ поднималось и оживало, какъ будто чувствуя приливъ новой жизни.
   Окончательно оправившись, она передала Любимову, вслѣдствіе чего и сколько пережила она за послѣднее время. Тотъ корилъ себя; она, смѣясь, успокоивала его тревоги.
   Прошли вакаціи. Лича опять въ пансіонѣ. Все идетъ по старому, только сильнѣе въ ней желаніе новой, болѣе разумной дѣятельности.
   Около этого времени Любимовъ былъ переведенъ въ другую губернію и уѣзжалъ такимъ хилымъ, больнымъ, что мало можно было надѣяться на его выздоровленіе.
   Окончились выпускные экзамены. Послѣ разныхъ толковъ и подстроиваній Лизу не рѣшились обойти первой наградой. Родители гордились и не нарадовались на ея успѣхъ, а ей ужь было теперь все равно; вѣдь награда не давала болѣе прочныхъ знаній, и при ней оставалось все то же горькое сознаніе безполезно убитыхъ лѣтъ.
   

XIII.

   Канунъ выпуска. Всѣ выпускныя готовятся къ балу. Шумъ, говоря, и подчасъ грустныя рѣчи -- это все такъ естественно и всѣмъ болѣе или менѣе извѣстно. Кто ждетъ-не дождется выпуска, кому не улыбается новая перспектива: здѣсь все знакомо, а впереди туманъ. Но въ душѣ почти каждой дѣвушки, посреди разныхъ тревогъ, по временамъ вспыхивали лучшія мечты юности, свѣтлая вѣра въ жизнь и счастіе.
   Лиза ждала свободы; она давно ужь жила здѣсь, въ пансіонѣ, иною жизнью, ея мысль не дремала, она пыталась выработать себѣ опредѣленную цѣль и теперь ея сердце радостно билось при мысли, что никто не помѣшаетъ ей постепенно идти по этому новому пути. Не жаль ей было пансіона. Развѣ хорошо жилось здѣсь? А подруги? Да, нѣсколько жаль ихъ, но и отъ нихъ во многомъ она была далека. По временамъ только, съ теплымъ чувствомъ вспоминала она новую инспектрису и свою вторую классную даму, которыхъ можно было назвать лучомъ свѣта въ темномъ царствѣ, и говорила имъ мысленное спасибо.
   На послѣднемъ пансіонскомъ балу, въ числѣ представленныхъ Лизѣ мужчинъ, былъ подведенъ къ ней нѣкто Болеславичъ, только-что окончившій тогда курсъ въ университетѣ и отправлявшійся на казенный счетъ за границу для приготовленія къ профессорской дѣятельности. Онъ протанцовалъ съ ней одну кадриль, которая прошла очень оживленно, и потомъ весь остальной вечоръ наблюдалъ пеструю толпу. Лизѣ понравилось его энергичное лицо, открытый высокій лобъ, ломаная линія длиннаго носа и весь складъ лица, лучшаго образца кавказскаго типа. Танцуя безъ устали, втеченіе всего вечера, она невольно, почти безсознательно, слѣдила за. нимъ.
   Этотъ балъ былъ началомъ ихъ знакомства. Съ выпуска Лизы Болеславичъ сдѣлался однимъ изъ частыхъ посѣтителей въ домѣ Гусовыхъ и производилъ на дѣвушку, какъ и на другихъ окружающихъ его, обаяніе силою характера и непреклонностью убѣжденій. Всѣ слова и поступки его ясно показывали въ немъ человѣка мысли и труда.
   Онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ, болѣе или менѣе обезпеченныхъ матеріально, которые судятъ о невзгодахъ жизни скорѣе отвлеченію, чѣмъ на основаніи личнаго опыта. Сынъ бѣдняка ученаго, онъ вышелъ изъ той среды, которая неудобства жизни постигаетъ не въ воображеніи, а непосредственно на себѣ. Онъ выстрадалъ свои впечатлѣнія, оттого-то отъ нихъ и вѣяло такой правдой, такой силой.
   Отецъ Болеславича -- чехъ по происхожденію -- былъ зоологъ, страстно привязанный къ своей паукѣ. Ради возможности большаго ознакомленія съ нею, онъ всѣ заработанныя деньги тратилъ на путешествія. Побывалъ онъ и въ Африкѣ, и въ Америкѣ, пробирался въ глубину Сибири и Китая. На одной изъ станцій сибирскаго тракта онъ встрѣтилъ дѣвушку-инородку, прислужницу, удивительная красота которой и рѣзкій контрастъ съ типами ея соплеменницъ поразили его. Онъ зажился здѣсь и, незамѣтно для себя, влюбился; дѣвушка тоже привязалась къ проѣзжему. Онъ уговорилъ ее ѣхать съ нимъ, дорогой занимался обученіемъ ее русскому языку и, увидѣвъ ея необыкновенныя способности къ ученію, по возвращеніи своемъ изъ Монголіи, гдѣ шестнадцатилѣтняя дѣвушка раздѣляла всѣ невзгоды ученаго, занялся систематическимъ ея образованіемъ, пригласивъ учителей. Въ четыре года изъ дикарки выработалась на рѣдкость развитая мыслящая личность. Тогда онъ женился на ней и продолжалъ ея воспитаніе.
   У нихъ вскорѣ родился сынъ Николай, за. нимъ другія дѣти; семья увеличивалась, а денежныя средства нѣтъ -- подошла бѣдность; какъ ни бился отецъ, онъ не могъ выбраться изъ ея когтей и въ концѣ концовъ заболѣлъ отъ усиленныхъ трудовъ и умеръ. Николаю было тогда тринадцать лѣтъ; учась въ гимназіи, онъ частными уроками сталъ зарабатывать деньги на семью. Мать также не сидѣла сложа руки и приложила къ дѣлу свои познанія въ работахъ. Такъ прошло около двухъ лѣтъ,-- средста къ жизни увеличивались туго. Мать его съ дочерьми уѣхала по приглашенію родныхъ мужа на его родину, въ Прагу. Вполнѣ предоставленный себѣ, Болеславичъ продолжалъ трудиться и, на семнадцатомъ году, кончивъ курсъ гимназіи, перешелъ въ университетъ.
   Теперь начались серьезныя и самостоятельныя занятія, которыя проложили ему дорогу къ ученой карьерѣ, но не вовлекли его въ сухое филистерство. Выстрадавъ на себѣ матеріальныя невзгоды и зная, что такое значитъ прокладывать дорогу въ жизни собственными силами посреди тысячи, хотя и мелочныхъ, препятствій, онъ вполнѣ сочувствовалъ другимъ и не словами, а дѣломъ. По его иниціативѣ и подъ его руководствомъ организовалась касса для вспомоществованія бѣднымъ товарищамъ и общія болѣе дешевыя квартиры.
   Ученыя занятія его шли блистательно; на двадцать первомъ году онъ написалъ одно сочиненіе, въ которомъ новизна мысли и положеній удивили профессоровъ и вмѣстѣ съ тѣмъ возбудили зависть къ молодому сопернику. Сочиненіе это, напечатанное въ ученыхъ запискахъ ихъ университета, не пошло далѣе, по причинѣ малой извѣстности журнала. Переводя на нѣмецкій языкъ, Болеславичъ послалъ статью въ берлинское ученое общество, которое назначило ему золотую медаль и приняло въ число своихъ членовъ.
   По окончаніи курса со степенью магистранта, онъ долженъ былъ ѣхать за границу. За четыре мѣсяца до своего отъѣзда Болеславичъ познакомился съ Лизой и полюбилъ ее. Какъ онъ, такъ и Лиза искали встрѣчъ, служившихъ для нихъ обоихъ источникомъ удовольствія. Ему отрадно было отдохнуть послѣ ученыхъ занятій въ бесѣдѣ съ умной, воспріимчивой, болѣе другихъ развитой дѣвушкой; для него онаначала мало-по-малу становиться единственнымъ, ни съ кѣмъ несравнимымъ существомъ въ мірѣ. Лиза также сильно привязалась къ нему. Съ какимъ нетерпѣніемъ ожидала она свиданья съ молодымъ ученымъ, какъ охотно слушала его рѣчи, въ которыхъ раскрывался передъ нею міръ изслѣдованій и науки. Она чувствовала потребность сближенія съ человѣкомъ, кругозоръ котораго былъ шире ея собственнаго. Подъ его вліяніемъ ея твердое рѣшеніе -- выработать себѣ самостоятельное положеніе -- закалялось.
   Она начала подготовляться по гимназическому курсу, разширяя его чтеніемъ серьезныхъ сочиненій,-- къ экзамену для поступленія въ американскій университетъ. Курсъ низшей математики преподавалъ ей, между дѣломъ, отецъ, иногда подсмѣиваясь надъ своей все учившейся дочкой. Остальными предметами занималась она одиноко, серьезно, систематично и съ радостью шла впередъ. Никто, изъ мало знавшихъ ее, подъ наружно веселой оболочкой отъ сознанія удачи,-- не могъ и подозрѣвать, что шестнадцати-лѣтнюю дѣвушку волнуютъ научные вопросы и стремленіе къ неженской карьерѣ. Съ особенными неудобствами было сопряжено изученіе химіи и физики, потребовавшихъ опытовъ; но она преодолѣла и эти трудности: на деньги отъ переводовъ, которыми начала заниматься ради возможности имѣть свои собственныя средства къ задуманной поѣздкѣ, и на подарки отца она запаслась маленькой лабораторіей. и хотя съ трудомъ, но шла впередъ.
   Родители не мѣшали ея занятіямъ, какъ бы и не замѣчая ихъ, Любимовъ былъ въ другомъ городѣ и не видалъ Лизу до самой смерти. Онъ умеръ отъ чахотки.
   Смерть его на время остановила усидчивыя занятія Лизы. Потеря такого друга была для нея трудно вознаградимой потерей и погрузила ее на нѣкоторое время въ тихую печаль. Только зарождающееся чувство любви къ Болеславичу, какъ бы умѣряло страшное горе. Уѣзжая за границу, Болеславичъ не торопился объясниться, не желая связывать ни себя, ни Лизу никакими обѣщаніями, но, возвратясь, сказалъ ей, что любитъ ее. Она отвѣчала отказомъ, хотя сама любила, его. Страстное желаніе осуществить, во что бы то ни стало, свою идею независимости и стать по образованію въ уровень съ нимъ, не давало ей тогда покоя.
   Вскорѣ у Русова произошли непріятности съ его начальникомъ, препирательства изъ-за казеннаго интереса. И такъ какъ сила ломитъ и солому, то Русову предложили переводъ на низшее мѣсто, съ меньшимъ окладомъ содержанія, -- онъ изъ самолюбія отказался и цѣлый годъ оставался безъ мѣста.
   Не имѣя иныхъ ресурсовъ, кромѣ жалованья, и лишась его, Русову приходилось теперь бѣдствовать. Распродавъ всѣ свои вещи, онъ съ семьей уѣхалъ въ Петербургъ, гдѣ принялся за хлопоты о новомъ мѣстѣ, а Лиза подала прошеніе о казенномъ мѣстѣ и скоро получила его въ вѣдомствѣ императрицы Маріи. За тысячу слишкомъ верстъ, съ казенной подорожной въ сумкѣ, пришлось ей ѣхать одной къ мѣсту назначенія. Жалованье ея, уроки, переводы и вспомоществованіе на подъемъ послужили хорошимъ подспорьемъ роднымъ. Къ концу года, отецъ ея снова получилъ мѣсто въ N, куда и вызвалъ ее.
   Вернувшись домой, Лиза принялась за свои прерванныя занятія. Ея труды увѣнчивались успѣхомъ. Она сознавала себя подготовленной къ экзамену, отъ переводовъ образовалась у ней довольно крупная цифра, нужная на путешествіе и первое время жизни въ чужой странѣ. Но вотъ извѣстіе о проѣздѣ Болеславича, съ любовью къ которому ей не разъ уже приходилось бороться, -- на время сильно взволновало ее.
   

XIV.

   Раннее утро прекраснаго іюньскаго дня, воздухъ душистъ и прозраченъ и вся природа дышетъ необыкновенно живительной свѣжестью. Красота пробуждающейся весны заставляетъ васъ сильнѣе чувствовать противорѣчія жизни, а теплое лѣтнее утро врачующе дѣйствуетъ, успокоивая тревоги и сомнѣнія. Кто не испыталъ этого на себѣ?
   Въ комнату Лизы изъ-подъ бѣлой занавѣски ударили горизонтальные яркіе лучи и разбудили ее. Она проснулась сегодня съ неопредѣленнымъ ощущеніемъ чего-то радостнаго. Торопливо одѣвшись и напѣвая, что случалось очень рѣдко, она убѣжала въ садъ. На нее напалъ порывъ веселости и, громко напѣвая, она составляла букеты, потомъ, взявъ лейку, полила цвѣты въ клумбахъ и, окончивъ занятіе, пріятно разгоряченная, пришла къ общему чаю.
   -- Какая ты сегодня веселая, румяная! привѣтствовала ее мать.
   -- Мнѣ хорошо, весело, какъ-то безотчетно-весело, промолвила Лиза.
   -- Ну и слава Богу, ты выглядѣла такой нездоровой, сумрачной всѣ эти дни.
   Лиза не сдѣлала на это замѣчаніе никакого возраженія, а только встала и принесла изъ гостиной букетъ цвѣтовъ и нѣсколько вѣтокъ резеды, которыми убрала чайный столъ.
   -- Хорошо было бы каждый день убирать столъ цвѣтами; чай пьется съ большимъ апетитомъ, не правда ли, мама?
   -- Да кто же мѣшаетъ тебѣ дѣлать это? засмѣялся Игнатій Семеновичъ,-- цвѣтовъ хватитъ, я думаю.
   -- Забываю какъ-то, папа.
   -- Такъ поручи Танюшѣ.
   Лиза весело кивнула головой.
   Давно ихъ тріо не проводило такъ оживленно бесѣду за чайнымъ столомъ и не расходилось такъ спокойно, каждый къ своему дѣлу, какъ нынче.
   Что за славный день выдался сегодня Лизѣ, на душѣ легко, работа спорится, время до обѣда прошло незамѣтно.
   Послѣ обѣда, съ книгою въ рукахъ, она сѣла къ открытому окну въ гостиной, намѣреваясь читать вслухъ матери, которая прилегла тутъ же на диванъ, но не спала. Была тихая полуденная жара, отъ времени до времени только вѣтеръ доносилъ струи воздуха, пропитаннаго запахомъ луговъ, издали долетала заунывная пѣсня. Лизѣ не читалось -- лѣнь было; книга соскользнула къ ней на колѣни; она едва придерживала ее и, разсѣянно смотря въ окно, прислушивалась къ пѣснѣ. Послѣобѣденной, сонной тишиной вѣяло въ домѣ.
   Вслушиваясь въ звуки пѣсни и вглядываясь въ переливъ зелени, Лиза забылась. Вдругъ слухъ ея былъ пораженъ шумомъ подъѣхавшаго экипажа. Мѣрными шагами кто-то входилъ на крыльцо. Ей послышался давно знакомый голосъ, полный силы и звучности. Липа Александровна приподнялась и, оправляя волосы, спрашивала въ недоумѣніи:
   -- Кто бы это могъ былъ?
   Въ одну минуту кровь прилила и отлила отъ сердца дѣвушки: она знала, кто это. Ей хотѣлось бы бѣжать на встрѣчу, но, трепеща всѣмъ тѣломъ и употребляя неимовѣрныя усилія, чтобы овладѣть собой, она отвѣтила:
   -- Сейчасъ узнаемъ,-- и быстрыми, но слегка невѣрными шагами вышла на встрѣчу Болеславичу.
   Сколько ласки виднѣлось въ его красивомъ, серьезномъ, окаймленномъ густою темною бородою, лицѣ, когда онъ пожималъ и цѣловалъ ея руку.
   -- Мы такъ давно но видались, Лизавета Игнатьевна, но ваше лицо говоритъ, что встрѣчаемся по прежнему близкими, хорошими знакомыми. Я далъ себѣ слово не терять васъ изъ виду и мнѣ удалось это. Какъ вамъ живется теперь?
   Прекрасные, мягкіе глаза Лизы сверкнули радостнымъ блескомъ, но она помолчала немного, какъ бы не находя отвѣта. Она боялась заговорить, чтобы въ порывѣ не высказать всего, что накипѣло у ней на душѣ и, только овладѣвъ собою, отвѣтила:
   -- Довольно хорошо, Николай Михайловичъ,-- и проводила его въ гостиную, откуда шла на встрѣчу Анна Александровна.
   Вскорѣ завязался общій разговоръ. Лиза дивилась своему присутствію духа и спокойствію. Сердце ея билось сильно, а она равнодушно шутила, смѣялась, тогда какъ имъ обоимъ хотѣлось или молчать, или говорить совсѣмъ объ иномъ.
   -- Мы получили извѣстіе о вашемъ пріѣздѣ сюда еще въ маѣ, но вы очень промедлили, говорила Анна Александровна.
   -- Да, задержала болѣзнь товарища, который и теперь еще не вполнѣ оправился.
   -- На долго ли вы въ наши края?
   -- Еще не знаю рѣшительно. Все будетъ зависѣть отъ обстоятельствъ, отъ того, какъ пойдутъ работы, отвѣчалъ онъ, устремивъ на Лизу мягкій, вопрошающій взглядъ. Она чувствовала, какъ румянецъ покрывалъ ея лицо и, но избѣжаніе покраснѣть болѣе, съ рѣшимостью подняла на него свой взглядъ и заговорила:
   -- Рахманина писала мнѣ, что вы командированы на все вакаціонное время. Мы очень рады провести лѣто съ такимъ добрымъ старымъ знакомымъ. Вашъ пріѣздъ какъ нельзя болѣе кстати. Былинскій -- вы, можетъ быть, знакомы?-- и сестра его уѣхали въ Петербургъ и нашъ кружокъ значительно уменьшился.
   Она и сама не знала, зачѣмъ говорила все это: послѣднее время нервы ея находились постоянно въ напряженномъ состояніи.
   Болеславичъ пытливо взглянулъ на Лизу и по лицу его мелькнула легкая тѣнь, вызванная не столько словами, сколько тономъ, какимъ они были произнесены.
   "Что съ нею? къ чему она вѣчно ломаетъ себя?" думалъ онъ, и рѣшилъ -- въ слѣдующій же разъ попытаться разгадать и развѣдать, что значитъ ея нервное состояніе.
   Проницательный взоръ его нѣсколько смутилъ Лизу: онъ какъ бы старался прочесть значеніе и смыслъ ея фразъ.
   -- Я не знакомъ съ Былинскимъ, Лизавета Игнатьевна, но слыхалъ о немъ отъ Зданскаго, съ которымъ часто сталкивался въ X. Здѣсь я совершенно случайно встрѣтился съ нимъ въ гостиницѣ и даже обѣщалъ ему провести вмѣстѣ сегодняшній вечеръ.-- Потомъ, видимо желая сократить свой визитъ, онъ всталъ и простился, обѣщая бивать при всякомъ свободномъ времени.
   Возвратясь отъ Русовыхъ, онъ засталъ у себя въ номерѣ Зданскаго, съ которымъ и провелъ вечеръ. Сперва разговоръ ихъ вертѣлся на общихъ знакомыхъ въ X., но потомъ Зданскій повернулъ его на Русовыхъ.
   -- Вы давно знакомы съ Русовыми. Николай Михайловичъ?
   -- Болѣе трехъ лѣтъ.
   -- Скажите, нашли вы какую нибудь перемѣну въ Лизаветѣ Игнатьевнѣ? Я хотя недавно узналъ ее ближе, а нахожу большую перемѣну въ ней: съ нѣкотораго времени она въ какомъ-то нервномъ настроеніи. Мнѣ думается, не скучаетъ ли она вслѣдствіе отъѣзда Былинскаго.
   Болеславича немного покоробило и смутило такъ неожиданно полученное свѣденіе, но онъ не выдалъ своего волненія и постарался перемѣнить разговоръ.
   На другой день, рано утромъ, отправляясь за городъ въ село, вблизи котораго должны были производиться его изслѣдованія, онъ послалъ Лизѣ книги, привезенныя для нея изъ X.
   Съ пріѣздомъ Болеславича Лизѣ стало спокойнѣе и веселѣе. Ея усидчивыя занятія подвигались къ концу, переводъ былъ готовъ къ сроку, отправленъ и со дня на день ожидались слѣдуемыя за него деньги. Теперь она усиленно занималась только латинскимъ языкомъ: переводы Цицерона и Плавта шли довольно удачно, такъ что она рѣшила дать себѣ нѣсколько дней вакаціи.
   Іюньскіе дни стояли наподрядъ жаркіе.
   Въ одинъ изъ такихъ душныхъ дней, когда солнце спряталось въ облака и красноватые лучи его скорѣе жгли, чѣмъ согрѣвали, и въ воздухѣ чуялась гроза, Лиза бросила спѣшныя занятія и принялась за пересмотръ книгъ, присланныхъ Болеславичемъ. Такъ провела она время до обѣда и веселая сошла внизъ къ столу, гдѣ ожидало ее письмо изъ Петербурга и какая-то тоненькая книжонка.
   Письмо было отъ Былинскаго, который, окончивъ защиту диссертаціи. уѣзжалъ на югъ. Онъ посылалъ Лизѣ много благодарности за помощь, прибавляя, что безъ ея вліянія, безъ ея ободряющихъ рѣчей, имѣющихъ какую-то обаятельную силу западать глубоко и пробуждать свѣтлыя, разумныя стремленія, онъ врядъ ли сталъ бы держать экзаменъ на доктора. Брошюра заключала въ себѣ диссертацію и на ней чернилами сдѣлана была надпись:Лизаветѣ Игнатьевнѣ Русовой -- въ знакъ глубокой благодарности отъ автора". Надя также писала, но сухо и коротко.
   За полдень духота въ воздухѣ усилилась. Лиза, ища прохлады, помѣстилась на террасѣ, закрытой вьющимся хмѣлемъ, и начала читать Вундта. Сильно заинтересованная, она читала, не отрываясь, пока не заслышала чьи-то шаги, направлявшіеся изъ сада на террасу. Показались Болеславичъ и Зданскій.
   -- Что за духота сегодня, Лизавета Игнатьевна, говорилъ Зданскій,-- просто изнемогаешь. У васъ здѣсь ничего; озеро близко.
   -- Нѣтъ, и у насъ душно, только на террасѣ въ тѣни и въ зелени дышется вольнѣе. Ну что, какъ вы съѣздили. Николай Михайловичъ? Боже мой, да какъ же вы загорѣли за эти пять-шесть дней!
   -- Неудачные дни выдались мнѣ для работъ, жаръ совсѣмъ изморилъ, а вы выглядите и веселѣе и здоровѣе, чѣмъ послѣдній разъ.
   -- Не оттого ли, что съ сегодняшняго дня начинаются мои каникулы; я оставила переводы и рѣшилась только читать, гулять и болѣе всего пользоваться "dolce far niente".
   -- Вы продолжаете еще заниматься переводами? И съ прежнимъ успѣхомъ?
   -- Нѣтъ, съ большимъ; я получаю теперь 25 рублей съ листа и работаю быстрѣе.
   -- Лизавета Игнатьевна ужь слишкомъ усидчиво занимается; бывая здѣсь, я зачастую и не видалъ ее. Излишнее усердіе вредитъ-съ, Лизавета Игнатьевна; я, на мѣстѣ вашихъ родителей, запретилъ бы вамъ это, говорилъ Зданскій шутливо.
   -- Мнѣ все въ пользу! Я, какъ видите, еще поздоровѣла, смѣялась Лиза.
   -- Да, дѣйствительно, у васъ необыкновенно здоровая натура.
   Лиза улыбнулась и обратилась къ Болеславичу:
   -- Благодарю за книги, я начала читать Вундта и первыя страницы заинтересовали меня. Вы, можетъ быть, читали уже его.
   -- Нѣтъ, я думалъ, что мы прочитаемъ вмѣстѣ, какъ бывало въ X.
   -- Такъ что же, очень рада, я прочитала немного и не прочь прослушать это во второй разъ. Кстати, со времени моего отъѣзда изъ X., мнѣ никто еще не читалъ вслухъ.
   -- А Былинскій? вѣдь онъ, кажется, хорошо былъ знакомъ съ вами и бывалъ очень часто.
   -- Да, но мы не читали съ нимъ вмѣстѣ. Monsieur Зданскій, я получила сегодня отъ Петра Гавриловича письмо и отпечатанный экземпляръ диссертаціи; онъ и Надя шлютъ вамъ поклонъ. Диспутъ сошелъ хорошо и новый докторъ медицины на дняхъ уѣзжаетъ на югъ. Если поинтересуетесь, я могу дать вамъ диссертацію.
   -- Нѣтъ, благодарю, Лизавета Игнатьевна. Я думаю не стоитъ читать ее, вѣдь онъ человѣкъ хотя хорошій, но не мудрящій,-- какая тамъ диссертація!
   Лиза вступилась за Былинскаго.
   -- Я не знаю, что вы хотите сказать словами: "немудрящій". Онъ не геній, но очень умный и развитый господинъ.-- Говоря это, она нѣсколько покраснѣла, досадуя на Зданскаго, которому нравилось ея смущеніе. Онъ искоса взглянулъ на Болеславича. Тому очень хотѣлось бы остаться съ Лизой на единѣ и узнать что нибудь болѣе опредѣленное о ея симпатіи къ Былинскому.
   Между тѣмъ начинала сверкать молнія, послышались отдаленные раскаты грома; небо покрылось темно-сѣрыми облаками, которыя плавали невысоко надъ землею и грозили разразиться сильнымъ дождемъ. Въ воздухѣ водворилось на время такое затишье, послѣ котораго жди или сильной бури, или грозы. Стало душно.
   Зданскій боялся грозы и, юмористично разсказавъ, какъ на Кавказѣ, во время сильныхъ грозъ, о какихъ мы здѣсь не имѣемъ и понятія, онъ забивался въ подушки, ушелъ въ комнату, гдѣ Анна Александровна угостила его земляникой со сливками, а Болеславичу и Лизѣ послали угощеніе на террасу.
   -- Я очень радъ, что Зданскій ушелъ, заговорилъ Болеславичъ,-- мнѣ такъ хотѣлось бы поговорить съ вами побольше и посвободнѣе послѣ долгой разлуки.
   -- Я также довольна его уходу. Онъ мнѣ положительно не симпатиченъ. Что это за метода подсмѣиванья и презрительнаго снисхожденія, да еще относительно человѣка, который если не блеститъ ни его юморомъ, ни особеннымъ краснорѣчіемъ, то тѣмъ не менѣе хорошая, честная личность.
   -- Вы очень любите Былинскаго?
   -- Люблю; -- онъ всегда былъ добръ къ намъ и, во время опасной болѣзни матери, такъ усердно лечилъ ее, съ такой теплотой относился ко всѣмъ, что его трудно забыть.
   -- Зданскій говорилъ мнѣ. что вк переводили ему съ англійскаго матеріалы для диссертаціи?
   -- Да. но все это пустяки въ сравненіи съ его услугами, отвѣтила Лиза. и. помолчавъ немного, продолжала:-- Онъ и сестра его Надя славныя личности, мы часто видѣлись и такъ привыкли къ нимъ, что скучали нѣкоторое время послѣ ихъ отъѣзда.
   Спокойный тонт и прямые отвѣта успокоили Болеславича. Скоро разговоръ ихъ перешелъ на другіе предметы: бесѣда шла оживленная и только сильный дождь принудилъ ихъ удалиться въ комнаты.
   Къ вечеру гроза прошла. дождь пересталъ, въ воздухѣ разлился ароматъ свѣжей травы и цвѣтовъ. Чайный столъ накрыли на террасѣ и все общество подсѣло къ самовару. Здѣсь за шумной бесѣдой незамѣтно подкралась ночь.
   Луна всплыла и высоко держалась въ ясномъ небѣ. Воздухъ почти не двигался, только по временамъ верхушки липъ, какъ бы перешептываясь между собою, сбрасывали дождевыя капли; въ озерѣ блестѣло отраженіе луны.
   -- А что. милое общество, не поѣдемъ ли покататься въ лодкѣ? предложилъ тнатій Семеновичъ.
   Всѣ изъявили согласіе.
   Мужчины сѣли на весла, а Лиза къ рулю, только Русовъ и Анна Александровка оставались безъ дѣла.
   -- Вотъ если бы здѣсь, были теперь Петръ Гавриловичъ и Надя, вспомнилъ Русовъ.-- какую бы серенаду задали они намъ. Да и вы. Михаилъ Васильевичъ, кажется, поете?
   Зданскій отказался.
   Весла дружно работали, общество разговаривало безъ умолку. Лиза была въ хорошемъ настроеніи духа, ей вспомнилось катанье съ Надей вдвоемъ перваго мая: какъ имъ было хорошо тогда: ей вспомнилось радостное извѣстіе, полученное на другой день: -- она затихла и задумалась.
   -- Вы не туда поворачиваете руль. Лизавета Игнатьевна, замѣтилъ Болеславичъ.
   Лиза очнулась и, улыбаясь, начала поправлять ошибку.
   

XV.

   Болеславичъ нанялъ домъ съ садомъ неподалеку отъ Русовыхъ и бывалъ у нихъ такъ часто, какъ позволяли его занятія и отлучки на мѣста изысканій. Если случались особенно длинные промежутки между его посѣщеніями, тогда Лизой овладѣвало безпокойство. которое тотчасъ же развевалось при его появленіи.
   Все свободное отъ занятій время они проводили вмѣстѣ: Болеславичъ приносилъ книги, читалъ Лизѣ вслухъ и обмѣнивался съ нею взглядами, какъ въ былое время въ X. Только прежде, во время чтеній, она чаще обращалась къ нему съ вопросами и просьбами объяснить то или другое туманное мѣсто, непонятное, незнакомое слово.
   Что значитъ, такая перемѣна? Ужь не появилось ли у ней фальшивое самолюбіе и не стыдится ли она вопросовъ, высказывающихъ ея незнаніе того или другого?" думалъ иногда Болеславичъ.
   Разъ, читая вслухъ одно довольно серьезное сочиненіе, онъ прямо спросилъ Лизу: вполнѣ ли понимаетъ она мысль, развиваемую въ статьѣ, и что думаетъ о высказываемыхъ тамъ гипотетическихъ предположеніяхъ?
   Она отвѣчала утвердительно, причемъ выказала такъ много пониманія. сдѣлала такую острую оцѣнку, что онъ дивился: когда успѣла она пріобрѣсти такую массу свѣденій, такіе вѣрные своеобразные взгляды.
   -- Вы необыкновенна способная дѣвушка. Лизавета Игнатьевна! Ваша дорога въ университетъ: къ чему зарывать таланты?
   -- Ни такъ подумываю конкурировать съ вами, мужчинами, говорила Лиза, смѣясь.-- да все боюсь, что не выдержу конкуренція, страшусь предсказаній Огюста Конта, который ставитъ намъ женщинамъ въ великую задачу -- вліять нравственно.
   -- Одно другому нисколько не мѣшаетъ, а еще помогаетъ. По моему мнѣнію, только логично развитая личность можетъ вліять нравственно. При нынѣшнемъ воспитаніи, большинство женщинъ не выдержали бы конкуренціи съ мужчинами въ сферѣ науки и изслѣдованія, но, при болѣе разумномъ веденіи образованія, конкуренція безспорно мыслима, говорилъ онъ.
   Ихъ разговорамъ, спорамъ, сужденіямъ по было конца. Время летѣло быстро, незамѣтно подкрадывалась осень, а съ лею и срокъ пребыванія Болеславича въ N близился къ концу.
   Зданскій сталъ рѣже посѣщать Русовыхъ, ревнуя Лизу къ Болеславичу, онъ злился на нее, на самого себя и на весь свѣтъ. Въ это время онъ велъ особенно оживленную игру въ штосъ и сильно проигрывалъ, что почти тѣшило его, такъ какъ, ставя карту, онъ мысленно загадывалъ: проиграетъ -- посчастливится въ любви, выиграетъ -- фіаско.
   Переписываясь часто съ Былинскимъ, онъ изрѣдка получалъ коротенькія приписки отъ Нади, дышавшія искренней теплотой и, несмотря на это, ни мало не интересныя ему. Всѣ письма Петра Гавриловича состояли изъ вопросовъ о семьѣ Русовыхъ, въ этихъ вопросахъ Зданскій ясно видѣлъ -- желаніе узнать что нибудь о Лизѣ и всегда политично отвѣчалъ пріятелю, только разъ намекнувъ о сближеніи Лизы съ Болеславичемъ: ему хотѣлось разшевелить ревность товарища.
   А Лиза, счастливая и довольная вблизи любимаго человѣка, каждый разъ, послѣ разставанья съ пилъ, корила себя за безхарактерность, за то, что по можетъ сразу рѣшиться уѣхать въ Петербургъ, до поры до времени заглушить свою любовь и продолжать начатое.
   Нерѣдко съ отуманеннымъ лицомъ встрѣчала она Болеславича, который всячески старался напасть на слѣды ея внутренняго волненія и, по возможности, разсѣять безпокойство.
   Между ними установились хорошія, будто дружескія отношенія, которыя, однако, не могли такъ долго продолжаться; рано или поздно должна была наступить минута ихъ выясненія. Замѣчая въ себѣ симптомы ежедневно возраставшей любви, Болеславичъ рѣшился высказаться Лизѣ. Онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ людей съ куринымъ самолюбіемъ, которые боятся получить отказъ ради отказа; ему страшно было обмануться въ счастіи, въ надеждѣ раздѣлить жизнь свою съ жизнью дорогой и любимой имъ дѣвушки. Остановившись на этомъ рѣшеніи, онъ уѣхалъ на нѣкоторое время верстъ за тридцать, гдѣ производились раскопки.
   Лиза также сознавала, что любитъ сильно, и шла быстрыми шагами къ рѣшенію уѣхать какъ можно скорѣе. Въ отъѣздѣ она видѣла лучшее средство прекратить всѣ колебанія, твердо выступить на новый путь жизни и сдѣлать новый и большой шагъ впередъ къ цѣли. Она порѣшила при первомъ же свиданіи объявить объ этомъ Болеславичу, а пока написала въ Петербургъ къ теткѣ, сообщая о своемъ предположеніи пріѣхать къ ней погостить мѣсяца на два, не болѣе. Получивъ отъ той ласковое приглашеніе, Лиза высказала свое желаніе съѣздить въ Петербургъ отцу и матери, которые изъявили согласіе, и начала исподоволь приготовляться къ отъѣзду.

-----

   Былъ дождливый, хмурый августовскій вечеръ; по небу ползали черныя тучи и осенью вѣяло въ воздухѣ. Болеславичъ, только-что воротясь изъ своей поѣздки, легкими, торопливыми шагами направлялся къ Русовымъ.
   Въ угловой комнатѣ онъ засталъ Лизу за кройкой какого-то костюма.
   -- Чѣмъ это вы занимаетесь, Лизавета Игнатьевна? ласково спросилъ онъ ее.
   -- Крою дорожное байковое платье, Николай Михайловичъ, вѣдь я скоро ѣду въ Петербургъ, отвѣчала она, не глядя ему въ лицо.
   У него, болѣе чѣмъ когда либо, сжалось сердце при мысли о скорой разлукѣ.
   -- Однако, не раньше моего отъѣзда? Какъ скоро созрѣло ваше рѣшеніе! Объ этомъ и не упоминалось прежде.
   -- Я недавно получила приглашеніе отъ тетушки, хочу имъ воспользоваться какъ можно скорѣе и, вѣроятно, уѣду дня черезъ три.
   Она была смущена его пытливымъ, глубокимъ взглядомъ.
   Съ его языка готовъ былъ сорваться упрекъ, но онъ во время удержался и, отойдя, сѣлъ на диванъ. Лиза продолжала кроить; нѣкоторое время слышался только стукъ ножницъ.
   Болеславичъ первый прервалъ молчаніе.
   -- Я принесъ вамъ "Путешествіе на кораблѣ Бигль", о которомъ мы говорили въ послѣдній разъ. Если вы будете работать, я почитаю вслухъ.
   Лиза, изъявивъ согласіе, принялась за шитье; онъ началъ читать сперва вяло, по мало-по-малу заинтересовался книгою и оживился. Она же не уловила почти ни одной мысли и только изрѣдка слышала слова. Въ ея головѣ работала какая-то жгучая дума и лицо то блѣднѣло, то оживлялось яркой краской; въ ея душѣ была буря, а иголка двигалась быстро и судорожно, работа безсознательно спорилась.
   Наконецъ, повидимому, на что-то рѣшившись, Лиза отодвинула платье и немного привстала, ея лицо сдѣлалось еще блѣднѣе и сосредоточеннѣе.
   -- Николай Михайловичъ, погодите продолжать чтеніе. Мнѣ хочется поговорить съ вами объ одномъ очень важномъ для меня предметѣ.
   Болеславичъ закрылъ книгу и взглянулъ на Лизу.
   -- Что съ вами, Лизавета Игнатьевна, вы нездоровы или случилось что нибудь очень нехорошее?
   -- Ни то, ни другое. Просто мнѣ тяжело высказать кому нибудь тѣ мысли, которыя я долгое время сосредоточивала въ самой себѣ. Но я рѣшила многое повѣрить вамъ передъ разлукой,-- вамъ именно потому, что вы, можетъ быть и безсознательно, вліяли на меня, открывая передо мной новый и болѣе широкій кругъ обязанностей, чѣмъ тотъ, въ которомъ приходилось мнѣ вращаться, наконецъ потому, что для меня вы самая дорогая личность, послѣ отца и матери, которымъ я не скажу ничего до норы до времени.
   -- Да что это за дѣло, скажите скорѣе, имѣетъ ли это соотношеніе съ вашимъ отъѣздомъ?
   Лиза утвердительно кивнула головой.
   -- Неужели вѣчная разлука? Она не должна быть, не будетъ!
   -- Развѣ я говорю о вѣчной -- нѣтъ; но о разлукѣ на долгій срокъ, такъ какъ задуманное мною дѣло потребуетъ нѣсколькихъ лѣтъ для достиженія результата; я не буду болѣе говорить загадками: черезъ нѣсколько дней я ѣду въ Петербургъ, а оттуда въ Америку для поступленія въ университетъ. Не нодумаіне, что такое рѣшеніе созрѣло моментально, подъ вліяніемъ вашей фразы, что моя дорога -- въ университетъ. Нѣтъ, оно обдумывалось годы, которые я посвятила на подготовку къ экзамену, Я чувствую себя способной выдержать его, даже и изъ латинскаго языка, которымъ занималась менѣе года. Не безъ борьбы рѣшилась я на разлуку со всѣмъ дорогимъ мнѣ. Нѣтъ! не мало колебаній и сомнѣній нереиспыталось за это послѣднее время и только самое страстное желаніе осуществить свою идею -- стать независимо и свободно на жизненномъ пути -- взяло верхъ.
   Болеславичъ стоялъ, какъ ошеломленный.
   -- Но отчего же въ Америку, а не въ другіе, европейскіе университеты?
   -- Волѣе всего потому, что вполнѣ владѣю англійскимъ языкомъ, а другіе знаю только въ теоріи; къ тому же хочется посмотрѣть новый складъ жизни и выработать себѣ болѣе полный взглядъ на будущее. Въ Америкѣ я буду вполнѣ предоставлена себѣ, стану пробивать дорогу собственными единичными силами, а это хорошая закваска. Мнѣ здѣсь приходилось слишкомъ легко обходить всѣ матеріальные вопросы.
   Лиза говорила теперь свободнѣе, щеки ея пылали, она ощущала такое удовольствіе, какъ будто миновала буря, а буря была еще впереди.
   -- Но развѣ вы не можете пріобрѣсти желаемыя знанія помимо университета? Что это возможно -- вы доказали первоначальной подготовкой, и при томъ исключительно сами однѣ были споимъ руководителемъ, а еслибы вамъ помогалъ кто нибудь другой, то дѣла пошли бы еще успѣшнѣе.
   -- Нѣтъ, Николай Михайловичъ, всѣ мои занятія только сборъ элементарныхъ общеобразовательныхъ знаній, а впереди -- система, болѣе стройная гармонія. Отсутствіе системы -- это существенный недостатокъ женскаго ума, вслѣдствіе плохо направленнаго воспитанія. Университетъ для меня -- великая вещь, это шагъ къ самостоятельной жизни. Я не отказалась бы отъ этого рѣшенія даже и тогда, еслибъ полюбила кого нибудь; тогда еще тѣмъ менѣе.
   -- Почему же!
   -- А потому, что серьезно и высоко смотрю на любовь, и не хотѣла бы мимолетнаго счастья, нѣмыхъ поэтическихъ восторговъ -- атрибутовъ любви, пеимѣіощей иного единенія, кромѣ наслажденія. Развѣ она можетъ быть продолжительна и дать осмысленное счастье? Выйти замужъ за человѣка умнаго, развитого и потомъ, своимъ малоразвитіемъ, неспособностью понимать и раздѣлять его умственные интересы, отдалить его отъ себя или, что еще хуже, наложить тотъ глетъ, который губитъ самыя лучшія, молодыя силы. Нѣтъ, я не хочу этого... Полюбить же человѣка ниже себя по развитію -- для меня немыслимо.
   Болеславичъ приподнялъ голову и какъ-то странно посмотрѣлъ на Лизу, ко не возражалъ...
   -- Итакъ, во-первыхъ, я хочу быть самостоятельной матерьлльно, во-вторыхъ, развитой умственно, чтобы служить не тормазомъ, а скорѣе двигателемъ въ умственной жизни любимаго человѣка. Получивъ степень доктора медицины, которой добьюсь, во что бы то ни стало, я примусь за приложеніе своихъ знаній и конечное выполненіе цѣли, о которой умолчу пока, потому что это можетъ быть мечты, хотя самыя дорогія для меня.
   Слова съ безсознательной силой рвались съ языка: въ первый разъ Лиза таи" высказалась опредѣленно и полно. Остановись на время, она взглянула на Болеславича; ея глаза блестѣли огнемъ оживленія и энтузіазмомъ мысли и любви. Все въ ней было полно жизни и волненія, заставляющаго биться сердце и трепетать душу. Болеславичъ смотрѣлъ съ любовью и вмѣстѣ грустно на ея энергичное лицо и весь отдался охватившей его страсти.
   -- А я думалъ, что мы пойдемъ съ вами по одной дорогѣ въ жизни, рука объ руку, помогая другъ другу; мнѣ казалось, что вы любили меня; я васъ люблю безгранично.
   Глаза Лизы тихо засіяли, она приложила къ сердцу правую руку, какъ.бы желая умѣритъ его біеніе.
   -- Я не въ силахъ помогать вамъ, я васъ не стою и не люблю такъ много... Вы ошиблись, едва произнесла она.
   Ея слова произвели на Болеславича ощущеніе, какое испыталъ бы человѣкъ, вдругъ перенесенный изъ чудной тропической атмосферы въ суровую Сибирь. Онъ задрожалъ и быстро, не пожавъ ей руки, вышелъ изъ комнаты, накинулъ пальто и почти побѣжалъ домой.
   Онъ не замѣчалъ, что вѣтеръ и дождь пронизывали его насквозь, что его стала пробирать не то нервная, не то простудная дрожь.
   Придя домой, онъ не скоро еще опомнился и, только вслѣдствіе замѣчанія своего слуги, перемѣнилъ мокрое платье, а къ вечеру простуда взяла свое, и онъ лежалъ въ горячкѣ.
   Лиза сала не знала, что съ нею. Была минута, когда она хотѣла побѣжать за Болеславичемъ въ догонку и сказать, что любитъ его давно, что только пересиливала себя и ломала, но она превозмогла себя. У нея стѣснило грудь, она попробовала вздохнуть, но вмѣсто вздоха вырвались рыданія; она побѣжала въ свою комнату, боясь привлечь вниманіе матери и, какъ всегда, на единѣ съ собою пережила тяжелыя для нея минуты.
   

XVI.

   -- Сейчасъ только отъ Болеславича, говорилъ Зданскій, входя въ гостиную и крѣпко пожимая руку Анны Александровны.-- Бѣдняга боленъ тифомъ; не отрекомендуете ли какую нибудь свѣдущую сидѣлку?
   -- Ахъ, Боже мой, воскликнула Русова.-- Можетъ быть, Танюша согласится идти, она такъ хорошо умѣетъ ухаживать за больными; мы съ Пизой обойдемся и безъ нея. Докторъ, вы, Бога ради, ужь помогите ему.
   Лиза въ сосѣдней комнатѣ разливала кофе и чуткимъ ухомъ скорѣе угадала, нежели услышала предыдущій разговоръ. Нѣсколько минутъ она съ трудомъ переводила духъ; неожиданное извѣстіе поразило и испугало ее, потомъ, собравшись съ силами, съ блѣднымъ лицомъ и стиснутыми зубами, она вышла въ гостиную.
   -- Вы говорите, что Николай Михайловичъ заболѣлъ горячкой, старалась говорить она спокойнѣе, чтобы не выдать себя и тѣмъ не лишиться возможности узнать настоящее положеніе больного.
   -- Что онъ уже безъ памяти, но однако не безнадеженъ? торопливо спрашивала она Зданскаго.
   -- Онъ почти въ безсознательномъ положеніи, тифъ въ полномъ развитіи, но нельзя еще сказать о степени опасности. Во всякомъ случаѣ, при хорошемъ уходѣ, при соблюденіи всѣхъ гигіеническихъ правилъ, онъ легко можетъ выздоровѣть. Вотъ уступите-ка ему въ сидѣлки Танюшу, матушка ваша согласна; я думаю, и вы не откажете въ этой услугѣ Николаю Михайловичу?
   -- На этотъ разъ вы ошиблись, я не согласна на такое условіе. Танюша нужна дома, а сидѣлкой лучше всего отправиться мнѣ, я чувствую себя способной ухаживать за больными. Не правда ли, мама, я могу быть хорошей сидѣлкой?
   -- Да, конечно, Лизочка; но тифъ заразителенъ; тебѣ никакъ нельзя идти туда.
   -- Онъ заразителенъ и для Танюши и для доктора, но вѣдь они будутъ же посѣщать больного? Къ тому же, можно принимать предохранительныя мѣры; не правда ли, Михаилъ Васильевичъ?
   Дѣйствуя подъ вліяніемъ минуты, она совершенно неожиданно для самой себя обратилась за подтвержденіемъ къ Зданскому. Тотъ, замѣтивъ лихорадочное возбужденіе, звучавшее въ тонѣ, какимъ былъ произнесенъ ея вопросъ, отвѣтилъ:
   -- Я, съ своей стороны, не совѣтовалъ бы вамъ, Лизавета Игнатьевна; это вещь рискованная. Повѣрьте, что я употреблю всѣ зависящія отъ меня средства, чтобы помочь больному. Во всякомъ случаѣ, не съ вашей нѣжной организаціей ухаживать за больными; вѣдь это дѣло не легкое, придется не досыпать ночей и дышать вреднымъ воздухомъ.
   -- Давно ли вы говорили, что у меня здоровая, крѣпкая натура?
   -- Да; но вы женщина и я говорю объ общей женской организаціи.
   -- Такъ вотъ мы какія тепличныя растенія! А развѣ въ госпиталяхъ и больницахъ сидѣлками не женщины, и не лучше мужчинъ онѣ выносятъ всѣ неудобства этой должности? Ваши доводы несостоятельны; желая разубѣдить, нужно имѣть твердые, несокрушимые аргументы и не обращаться къ помощи общихъ неопредѣленныхъ фразъ, возражала Лиза и прибавила: -- Что касается до вентиляціи, то я охотно берусь выполнять это самымъ тщательнымъ образомъ.
   Анна, Александровна укоризненно глядѣла на дочь. Зданскій казался обиженнымъ.
   -- Повидимому, вы твердо рѣшились взять на себя новую роль, Лизавета Игнатьевна, и мое мнѣніе тутъ не при чемъ, сказалъ онъ насмѣшливымъ тономъ и отошелъ въ сторону.-- Но я еще разъ повторю, что это рискъ.
   Съ этими словами онъ раскланялся и тотчасъ же уѣхалъ.
   Мать и дочь остались однѣ и нѣкоторое время молчали.
   -- Такъ какъ же, ты не передумала, Лизочка? спросила наконецъ мать.
   -- Нѣтъ, мама.
   -- Но вѣдь помимо всѣхъ неудобствъ, -- папа никакъ не согласится отпустить тебя туда, говорила Анна Александровна.
   Въ душѣ ея боролись разнородныя чувства: страхъ за дочь и боязнь общественнаго мнѣнія; вѣдь она не могла иначе относиться къ явленіямъ жизни, какъ подъ тѣмъ угломъ зрѣнія, который укрѣпился въ ней воспитаніемъ и всей совокупностью жизненныхъ условій. Однако, чувство опасенія за здоровье Лизы пересиливало всѣ остальныя чувства. Она стала уговаривать и упрашивать дочь, но та оставалась непреклонной и только просила мать успокоить отца, который былъ въ отсутствіи и извиниться за ея рѣшеніе, принятое безъ совѣта съ нимъ.
   -- Подожди, Лиза, отецъ сегодня вернется, да и хорошо ли будетъ отправиться туда одной?
   -- Ахъ мама, тутъ нельзя ждать; дѣло идетъ о жизни человѣка и человѣка полезнаго; а я стану размышлять: прилично ли идти, не лучше ли послать сидѣлку? говорила Лиза нетерпѣливымъ тономъ.
   -- Къ чему сидѣлку? Танюша согласится ходить за нимъ, если ей прибавить жалованья.
   -- Да развѣ наемная сидѣлка можетъ съ полной охотой ходить за больнымъ? я согласна взять ее себѣ въ помощницы.
   Анна Александровна казалась разсерженной.
   -- Вы, мама, должны бы еще были гнать меня, вѣдь кромѣ насъ у него здѣсь нѣтъ близкихъ. Каково будетъ матери Николая Михайловича узнать о его безнадежномъ положеніи, и каково было бы вамъ, если бы гдѣ нибудь на чужой сторонѣ мнѣ пришлось бить въ такомъ же безпомощномъ положеніи?
   -- Ахъ, сохрани Господи отъ этого!
   -- Ну видите ли, дорогая моя. васъ пугаетъ одна мысль о возможности такого случая. Я ѣду сейчасъ и сегодня же вернусь сообщить о ходѣ болѣзни и моемъ дальнѣйшемъ рѣшеніи, или же дамъ письменный отвѣтъ.
   Она горячо обняла и поцѣловала шею и руки матери, которая совершенно разнѣжилась отъ такой ласки и, уговаривая дочь беречься, съ своей стороны, взялась успокоить Игнатія Семеновича.
   Лиза уѣхала.
   По уходѣ дѣвушки изъ комнаты, у Анны Александровны снова поднялась борьба чувствъ, изъ которыхъ рельефнѣе другихъ выступало сильное безпокойство за здоровье дочери. Но вотъ уже не впервые промелькнула у ней мысль:
   -- Ужь не влюблена ли она въ Болеславича? Боже мой, что будетъ съ нею, если онъ умретъ?.... Нѣтъ, сохрани его Господи!-- И она опустилась передъ образомъ съ горячей молитвою за свое дорогое дитя и за спасеніе больного. Къ молитвѣ прибѣгала Анна Александровна во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни и каждый разъ, послѣ нея. выносила какое-то отрадное чувство успокоенія. И теперь. помолясь, она почувствовала себя сильнѣе и стала размышлять о предстоящей ей тяжелой обязанности: склонить къ согласію или, по крайней мѣрѣ, отвратить недовольство мужа отъ Лизы, твердо рѣшась, во что бы то ни стало, отстоять дочь.
   Между тѣмъ Лиза ѣхала къ Болеславичу, отъ нетерпѣнія, ей казалось, что они двигаются слишкомъ медленно и она то и дѣло упрашивала кучера подгонять лошадей.
   Пріѣхали. Съ замираніемъ сердца она позвонила у подъѣзда: лакей отворялъ ей дверь и проводилъ въ комнату со словами:
   -- Очень больны-съ Миколай Михайловичъ; поусердствуйте, попросите доктора, чтобъ навѣщалъ насъ почаще.
   -- Да. да, говорила Лиза, -- мы сдѣлаемъ "все, что нужно, я останусь здѣсь ходить за больнымъ.
   Слуга въ недоумѣніи посмотрѣлъ на дѣвушку.
   -- Опасно-съ, барышня; вотъ сидѣлку бы -- другое дѣло.
   -- И сидѣлка будетъ, отвѣчала Лиза, входя въ комнату больного.
   Его измѣнившееся лицо съ воспаленными губами, которыми онъ шевелилъ, произнося безсвязныя, безпорядочныя фразы, показывало отсутствіе сознанія.
   Болѣзненно сжалось сердце дѣвушки; но она не принадлежала къ числу тѣхъ, которыя въ горѣ только плачутъ да жалуются: всѣ мысли, всѣ желанія ея сосредоточились на томъ, чтобы спасти Болеславича. Она не упадала духомъ и. несмотря на опасность заболѣть самой, рѣшилась безсмѣнно ухаживать за больнымъ. Быстро освоясь съ своимъ новымъ положеніемъ сидѣлки, Лиза распорядилась. чтобы комната больного была уставлена свѣжими соснами, тщательно вентилировала ее и, приведя все въ порядокъ, сѣла къ окну поджидать Зданскаго. Въ душѣ она порѣшила: что ее не остановятъ ни приказанія отца, ни трудность, ни продолжительность ухода за больнымъ, силы котораго замѣтно ослабли, ни страхъ общественнаго мнѣнія -- это менѣе всего -- она вся отдалась мысли спасти любимаго человѣка, хоть бы цѣною собственной жизни.
   Ей показалось, что прошло ужь очень много времени, а доктора, все не было.
   -- Господи, что за нескончаемый день? Жаловалась она и, отойдя отъ окна, сѣла къ постели больного и стала вглядываться въ его измѣнявшееся лицо.
   Долго сидѣла она такъ и думала свою нескончаемую думу. То поднималось въ ней чувство горячей привязанности къ Болеславичу и сомнѣнія въ его выздоровленіи, то закипала горечь, то грусть отуманивала ея глаза, то въ нихъ загорался огонь рѣшимости и вызовъ на борьбу. Наступилъ вечеръ,.Низа все сидѣла у постели, погруженная въ свои невеселыя думы; но вотъ больной сильно заметался и сталь произносить какія-то безсвязныя фразы, гдѣ отвлеченное перемѣшивалось съ самой грубой вещественностью. Горячечное состояніе усилилось къ вечеру: больной бредилъ, мысли его вращались въ своеобразномъ горячечномъ мірѣ, глаза блестѣли неподвижнымъ огнемъ. Отъ времени до времени Лиза смачивала водою его голову и воспаленныя губы. Когда она приближалась, Болеславичъ уставлялъ на нее взглядъ, въ которомъ изрѣдка просвѣчивало сознаніе. Ей стало жутко при мысли, что онъ можетъ узнать ее и она снова отошла къ окну, облокотилась на него и, съ головою, опущенною на руки, забылась..
   Въ этомъ положеніи застали ее пріѣхавшіе отецъ и Зданскій, голоса которыхъ принудили ее очнуться, При видѣ ихъ вмѣстѣ, у Лизы тотчасъ же мелькнула мысль, что на нее хотятъ подѣйствовать соединенными силами и слѣдомъ возникла другая мысль: не измѣнять рѣшенія, чего бы ей это ни стоило. Однако, она сознавала, что не легко будетъ бороться съ полутребованіями, полуприказаніями отца, вдобавокъ сильно любимаго ею.
   Поздоровавшись съ Лизой, Зданскій съ торжествующимъ видомъ прошелъ къ постели больного, а Русовъ вызвалъ ее въ другую комнату и сталъ уговаривать вернуться домой, доказывая, что она принесетъ гораздо менѣе пользы здѣсь, чѣмъ безпокойства домашнимъ и особенно матери. Она долго защищалась и такъ твердо стояла на своемъ, что Русовъ уступилъ, въ душѣ крайне недовольный уступкой, взявъ съ нея слово не сидѣть по долгу, безъ надобности, въ комнатѣ больного и изрѣдка прогуливаться на воздухѣ. Ни помощь къ ней должна была явиться сидѣлка.
   Когда докторъ кончилъ осмотръ больного, Лиза подошла спросить его:
   -- Какія инструкціи дадите вы мнѣ, monsieur Зданскій, до вашего завтрашняго визита? Не правда ли, что мы хорошо сдѣлали, уставивъ комнату соснами?
   -- Даже очень хорошо, Лизавета Игнатьевна, но неужели вы такъ-та ки и рѣшили остаться здѣсь?
   -- Какъ видите -- да.
   -- Я преклоняюсь предъ вашей твердой волей и завидую Болеславичу, шепнулъ онъ Лизѣ на ухо.
   Она, совершенно равнодушно, какъ будто ей не было сказано ничего непріятнаго, стала передавать ему, какъ провелъ время больной съ минуты ея пріѣзда, и предлагала вопросы:
   -- Какую перемѣну находите вы, monsieur Зданскій, въ состояніи больного? Нѣтъ ли какихъ нибудь благопріятныхъ признаковъ? Что пропишете?
   -- Прежде, чѣмъ снабдить васъ инструкціями относительно больного, я дамъ вамъ нѣсколько совѣтовъ по отношенію вашего собственнаго здоровья. Ради Бога, остерегайтесь быть подолгу у постели Болеславича и не утомляйтесь безсонными ночами. Тифъ заразителенъ и продолжителенъ, и ваши силы пригодятся еще впереди, если не передумаете остаться.
   Ей начинали надоѣдать условныя предположенія и она едва воздержалась, чтобы не возразить.
   -- Конечно, я буду беречься, -- но что больной? и какія будутъ мои обязанности?
   -- Я обо всемъ скажу вамъ обстоятельно, не торопясь; мнѣ хотѣлось только предостеречь васъ, Лизавета Игнатьевна.
   -- Я вамъ очень благодарна за вниманіе, промолвила Лиза.
   Давая ей наставленія, какъ поступать въ тѣхъ или другихъ перемѣнахъ съ больнымъ, Зданскій не мало удивился, что она знакома съ гигіеной тифа.
   Свечерѣло, зажгли огни. Русовъ и Зданскій засидѣлись въ обществѣ Лизы, которая, разливая чай, сама чуткимъ ухомъ прислушивалась къ малѣйшему шороху въ комнатѣ больного и была каждую минуту на готовѣ скользнуть туда. То поправляла она подушки Болеславичу, который метался и бредилъ, то подавала пить, то смачивала голову уксусомъ или, приподнимая голову больного, укладывала его удобнѣе, когда онъ сползалъ къ концу кровати.
   Зданскій, какъ бы покорясь неизбѣжности, велъ съ Игнатіемъ Семеновичемъ довольно оживленный разговоръ; однако, нельзя сказать, чтобы его не щемила ревность, когда онъ любовался на граціозныя и полныя осторожности движенія молодой дѣвушки, которая мужественно пренебрегла всѣми препятствіями и самоотверженно ухаживала за больнымъ. Не разъ въ этотъ вечеръ мелькали у Зданскаго нерадостныя думы.
   "Легко было тебѣ, Михаилъ Васильевичъ, розыгрывать роли нумера перваго, когда ты самъ не. любилъ! Розыграй-ка теперь роль нумера второго. Ну чтожъ, отрекись на время отъ собственной личности, погаси въ себѣ загорающуюся любовь и заглуши всѣ надежды; вѣдь ты нерѣдко предлагалъ эти средства другимъ.... Нѣтъ, видно чему посмѣешься, тому и поработаешь!"
   Вотъ какія мысли посѣщали его среди разговора и заставляли иногда не впопадъ отвѣчать на вопросы Русова.
   Уѣзжая, онъ обѣщалъ Лизѣ часто навѣщать Болеславича и привезти съ собою завтра еще другого врача.
   -- Умъ хорошо, а два лучше, говорилъ онъ.-- Не стѣснитъ ли, впрочемъ, это васъ, Лизавета Игнатьевна? Можетъ быть, вы не желали бы, чтобъ видѣли васъ здѣсь и потомъ распустили бы по городу какія нибудь сплетни?
   -- Мнѣ рѣшительно все равно, что бы ни сплели, я и сама хотѣла просить васъ о консиліумѣ.
   -- Вы мнѣ не довѣряете?
   -- Совсѣмъ нѣтъ; я думала о консиліумѣ, совершенно на томъ же основаніи, въ какомъ вы его предложили: умъ хорошо, а два еще лучше.
   Зданскій улыбнулся.
   -- Какъ находите вы, Николая Михайловича? очень опаснымъ?-- Лиза глядѣла пытливо и испуганно.
   -- Да, онъ опасенъ: что будетъ дальше, -- не знаю. Главное надо хорошо слѣдить, будьте внимательны и сообщайте мнѣ о малѣйшихъ перемѣнахъ.
   -- Я обѣщаю вамъ быть хорошей сидѣлкой, да, обѣщаю! говорила, Лиза нервознымъ тономъ.
   Русовъ съ серьезностью, сквозь которую пробивалась нѣжность, просилъ дочь не утомляться, беречь свои силы и, обѣщавъ ежедневно навѣщать ее, уѣхалъ съ чувствомъ тревоги.
   Вскорѣ по его отъѣздѣ, въ помощь Лизѣ прислана была сидѣлка, которой, между прочимъ, поручено было сообщать семьѣ ежедневные бюллетени о здоровьи Лизы.
   

XVII.

   Что за ночь пережила дѣвушка -- первую ночь у постели Болеславича и сколько передумала и перестрадала она за это время.
   Вольной бредилъ, страшно метался и. вскакивая съ постели, устремлялъ на нее дикій, горящій взглядъ, называлъ по имени и потомъ снова издавалъ одни безсвязные звуки.
   Лизѣ и тяжело и страшно было: слезы душили ея горло, но она старалась успокоивать себя, владѣть своими мыслями и внимательно наблюдать за перемѣнами втеченіе ночи.
   До пяти часовъ утра продежурила она съ лакеемъ и на разсвѣтѣ только, посадивъ себѣ на смѣну сидѣлку, ушла въ дальнюю комнату, гдѣ была приготовлена постель. Измученная безсонной ночью, тѣмъ болѣе тяжелой, что она наступила за дневной борьбой, Лиза уснула мертвымъ сномъ.
   Проспавъ не болѣе четырехъ часовъ, она вскочила какъ бы ужаленная; быстро одѣвшись, она поспѣшила къ больному, узнала отъ сидѣлки, какъ проведены были послѣдніе четыре часа, помогла убрать комнату и, напившись чаю, стала поджидать консультантовъ съ чувствомъ томительной неизвѣстности. Сердце ея забилось учащеннѣе, когда послышались ихъ шаги. Въ комнату, вмѣстѣ съ Зданскимъ, вошелъ докторъ Озеровъ, высокій сутоловатый старикъ съ птицеобразной физіономіей. Поклонясь, онъ бросилъ на Лизу проницательный взглядъ и промолвилъ въ видѣ привѣтствія:
   -- Это вы, самоотверженная барышня? Прекрасно; это дѣлаетъ вамъ честь, сударыня!
   Лиза не нашлась, что отвѣчать, да и Озеровъ, послѣ своихъ мимолетно брошенныхъ словъ, торопливо направился къ больному.
   Зданскій, остановись распросить Лизу: какъ провелъ больной ночь,-- не сводилъ взора съ ея прекрасныхъ сѣрыхъ глазъ, длинныя рѣсницы которыхъ, загнутыя кверху, рельефно выдавались на слегка поблѣднѣвшемъ лицѣ.
   -- Михаилъ Васильевичъ! позвалъ его Озеровъ, и онъ долженъ былъ послѣдовать за собратомъ по профессіи.
   Долго и много совѣщались доктора и Лиза, чутко слѣдя за выраженіемъ ихъ лицъ, прислушивалась къ латинскимъ фразамъ, изрѣдка, доносившимся до ея слуха. Озеровъ считался опытнымъ практикомъ и особенно славился удачнымъ.теченіемъ тифа, такъ что ей сильно хотѣлось бы узнать его приговоръ.
   -- Мнѣ кажется, что палліативы тутъ не у мѣста, говорилъ Озеровъ Зданскому, выходя изъ комнаты больного. Лиза послѣдовала за ними.
   -- Я съ вами совершенно согласенъ, Ипполитъ Павловичъ!
   -- Субъектъ молодой, жизненной силы довольно; будемъ стараться не упускать удобныхъ моментовъ, а въ остальномъ -- надо дать переболѣть и возлагать надежды на молодую натуру паціента. Я могу навѣщать его черезъ день-два, а вы, какъ врачъ, пользующійся dolce far niente и еще хорошій знакомый господина Болеславича, вѣроятно, будете почаще заглядывать сюда.
   -- Вы хотите спросить меня о степени опасности? вдругъ обратился онъ къ Лизѣ, глаза которой вопросительно смотрѣли на него.-- Будемъ надѣяться, что все пойдетъ хорошо; замѣтьте, я говорю о будущемъ, а настоящее -- неутѣшительно.
   Отчего же такъ сжалось сердце Лизы при этомъ приговорѣ? Вѣдь она ждала такого отвѣта, сама нѣсколько понимая положеніе больного? Да, ждала; но на ряду съ мрачными предположеніями, у ней мелькала также надежда, что вслѣдствіе незнанія она, можетъ быть, преувеличиваетъ опасность и докторъ опровергнетъ ея заключенія. По лицу ея скользнуло мрачное облако отчаянія. Озеровъ замѣтилъ это и поторопился успокоить.
   -- Впрочемъ, я надѣюсь, что наши лекарства, въ соединеніи съ вашимъ уходомъ, барышня, дадутъ счастливый исходъ болѣзни. Мое почтеніе!
   Старикъ уѣхалъ. Зданскій также торопился сообщить Русовымъ о ходѣ болѣзни и о томъ, что Лиза довольно бодра и, несмотря на тяжелое состояніе больного ночью, остается вѣрна своему рѣшенію.

-----

   Потянулись однообразные дни съ тяжелой, томительной неизвѣстностью и тревожныя, почти безсонныя ночи. Болеславичъ продолжалъ лежать въ безсознательномъ положеніи. Забывая себя, Лиза вся отдалась попеченію о немъ; вся задушевная ласка, такъ долго скрываемая, проявилась въ ея уходѣ за нимъ. Между ними установились такія отношенія, какъ будто больной, несмотря на свое безсознательное положеніе, и сидѣлка понимали другъ друга. Она будто понимала малѣйшее измѣненіе его лица и всегда была на готовѣ подать желаемое, даже предупреждая его желанія, и съ полнымъ вниманіемъ, тщательно исполняла всѣ порученія докторовъ.
   Въ тѣ минуты, когда Лиза по ночамъ сиживала у постели больного, перемѣняя холодныя примочки, вглядываясь въ его блестящіе глаза и вслушиваясь въ безсвязный бредъ, сердце ея падало при мысли о возможности потерять его. Казалось, вся любовь, вся энергія жизни свѣтились въ ея неподвижно устремленныхъ на него глазахъ. Всѣ остальные планы, стремленія отодвинулись на второй планъ и если, по временамъ, приходили ей на умъ еще недавно волновавшія ее сомнѣнія и надежды на осуществленіе цѣли, она отгоняла мысль о нихъ, говоря:
   -- Объ этомъ послѣ; дѣло идетъ о его жизни и на время должны смолкнуть эгоистичныя стремленія.
   -- Но не страшна ли мнѣ смерть Болеславича, именно ради личнаго эгоизма? задавала она себѣ тотчасъ же вопросы.
   -- Нѣтъ, его жизнь нужна многимъ и многимъ, а не мнѣ одной. Къ тому же, я твердо рѣшила уйдти отсюда тотчасъ же, какъ къ нему вернется сознаніе, и уѣхать въ Петербургъ, когда дѣло очевидно пойдетъ на выздоровленіе. Я не хочу, чтобы онъ видѣлъ меня здѣсь, и не сдѣлаю себѣ уступки, не увижусь съ нимъ, пока не осуществлю своего плана.
   Отдаляясь на время отъ сердечной стороны жизни, Лиза и въ своемъ поступкѣ ухода за больнымъ старалась видѣть преобладаніе голоса разсудка; но въ этомъ она сильно ошибалась.

-----

   Время шло. По городу уже начали ходить самыя разнорѣчивыя сплетни, которыя, однако, не доходили до ушей Лизы, да если бы и дошли, то не произвели бы на нее никакого впечатлѣнія, тѣмъ болѣе теперь, когда она вся была погружена въ свою заботу.
   Игнатій Семеновичъ былъ слишкомъ занятъ службою, чтобы придавать значеніе вздорнымъ слухамъ; только Анна Александровна должна была выслушивать тонкіе намеки заѣзжавшихъ знакомыхъ; старалась она относиться къ нимъ безразличнѣе, но въ душѣ ея накипала отъ нихъ горечь, тѣмъ болѣе сильная, что старушка не имѣла возможности вполнѣ выяснить себѣ поведеніе Лизы.
   Зданскій всячески опровергалъ сплетни. Въ одномъ домѣ онъ наговорилъ даже дерзостей, когда услышалъ двусмысленные намеки на счетъ поведенія Русовой.
   -- Въ концѣ концовъ, заключилъ онъ, я очень радъ, что до Лизаветы Игнатьевны не могутъ дойти вздорныя сплетни праздныхъ язычковъ.
   -- О, она такъ ловко показала бы видъ, что пренебрегаетъ мнѣніями толпы. Да, если все это только поклепъ на нее, то, дѣйствительно, не стоитъ обращать на него вниманія, возражала молодая Ремизова.-- Только врядъ ли тутъ нѣтъ нѣкоторой доли правды
   -- Тутъ нѣтъ ни іоты правды, и только одна наглая ложь.-- Что же касается до пренебреженія мнѣніями толпы, то и это не совсѣмъ вѣрно. Хорошо сказать: не обращаю вниманія, а на дѣлѣ не всегда легко выносить дикія предположенія. Чѣмъ развитѣе личность, тѣмъ глубже чувствуетъ она и тѣмъ тяжелѣе приходится ей отъ всѣхъ этихъ мелкихъ колючекъ, произнесъ Зданскій отчетливо и рѣзко.
   Барыни опѣшили, но хозяйка, полная, цвѣтущая изобиліемъ румянца барыня, поспѣшила на выручку.
   -- Ну, стоитъ ли спорить о такихъ пустякахъ, они только наводятъ скуку. Лучше, посовѣтуйте мнѣ, докторъ, какія нибудь средства -- мои бѣдные нервы совсѣмъ больны!
   -- Какія тамъ лекарства! Нужно обратить вниманіе на источникъ вашихъ нервныхъ болѣзней, который лежитъ въ нераціональномъ воспитаніи, дѣлающемъ васъ, барынь, неспособными къ серьезному труду.
   -- Вотъ какой проповѣдникъ нашелся, отшучивалась хозяйка, поблѣднѣвъ отъ злости.
   Зданскій раскланялся, и съ этого времени нога его не была въ этомъ домѣ.
   Зданскій нашелъ себѣ занятіе. Онъ ѣздилъ по нѣскольку разъ въ день къ больному, положеніе котораго все еще внушало безпокойство; его влекло сюда еще болѣе желаніе видѣть Лизу, которой онъ всячески старался быть полезнымъ и пріятнымъ. Онъ разсказывалъ ей все, что ни приходило ему въ голову комичнаго и интереснаго,-- она оставалась молчалива и серьезна; онъ привозилъ ей книги,-- онѣ лежали нечитанными? онъ доставалъ ей букеты рѣдкихъ цвѣтовъ,-- ими украшалась комната больного. Впрочемъ, какъ бы въ благодарность за вниманіе и къ себѣ и къ Болеславичу, обращеніе Лизы съ Зданскимъ сдѣлалось гораздо мягче, въ послѣднее время. Если она перестала чуждаться Зданскаго, то онъ, съ каждымъ часомъ, проведеннымъ вблизи нея, чувствовалъ, что любитъ ее все сильнѣе и сильнѣе, и томился то безнадежностью, то слабыми мечтами о возможности достичь ея расположенія. Нелегко ему бывало, при такихъ обстоятельствахъ, вести разговоры о простыхъ, будничныхъ предметахъ, а еще тяжелѣе видѣть, какъ загорались ея глаза, когда въ симптомахъ болѣзни Болеславича можно было указать хоть что нибудь благопріятное.
   Въ этихъ случаяхъ, несмотря на развитое самообладаніе, голосъ Зданскаго, звучавшій въ разговорахъ съ Лизой теплотой и участіемъ, переходилъ въ насмѣшливыя и иногда дерзкія ноты; глаза избѣгали встрѣчъ съ ея взглядомъ и, при первой остановкѣ въ разговорѣ, онъ бралъ шляпу и уѣзжалъ, оставляя дѣвушку въ недоумѣніи насчетъ происшедшей въ немъ перемѣны. Впрочемъ, ея мысли недолго останавливались на этомъ: всю ее поглощали болѣе близкія заботы.
   Такъ продолжались отношенія между Лизой и Зданскимъ все время, до тѣхъ поръ, пока онъ довольно ясно не намекнулъ ей на свою любовь.
   Послѣ этого, въ ея обращеніи съ нимъ установилась прежняя холодность, безъ малѣйшаго оттѣнка непринужденности.
   

XVIII.

   Дни шли своимъ чередомъ, не принося съ собой ничего оживляющаго. То солнце свѣтило ярко и надо было плотно опускать шторы въ комнатѣ больного, то оно заволакивалось, черными, будто ползущими тучами, и всюду вѣяло тогда дыханіемъ дождливой осени.
   Прошло уже тринадцать дней болѣзни Болеславича; наступило 2-е сентября -- день его рожденія; никто, кромѣ Лизы, не зналъ этого.
   Былъ яркій осенній день; солнце назойливо смотрѣло въ окно съ полу-опущенной шторой. Лиза ниже задернула ее и, приведя все въ порядокъ, въ ожиданіи прихода консультантовъ, которыхъ хотѣлъ пригласить Зданскій, ушла въ другую комнату и сѣла къ открытому окну.
   "Что-то скажутъ сегодня?" думала она, глядя въ садъ, окружавшій домъ. Лучи солнца освѣщали молодые клены и акаціи, легкій вѣтерокъ встряхивалъ по временамъ ихъ пожелтѣвшіе листья. Утомленно глядѣли большіе задумчивые глаза дѣвушки и невеселая дума гнѣздилась въ ея головѣ, между тѣмъ какъ она внимательно слѣдила, какъ осенніе листья, извиваясь, носились по воздуху, какъ колыхались деревья. Нѣсколько разъ вставала она, видимо прислушивалась, потомъ снова опускалась на стулъ и продолжала неотвязно слѣдитъ за полетомъ листьевъ. Наконецъ послышался торопливый звонокъ; вошли доктора. Лиза удалилась, чтобы не выдать своего волненія, и напряженно ждала конца консультаціи, показавшейся ей вѣчностью. Шумъ въ прихожей и стукъ экипажа далъ знать объ отъѣздѣ докторовъ. Лиза знала, что Зданскій не уѣдетъ, не простясь съ нею, и пошла въ комнату больного, гдѣ онъ ждалъ ее съ хорошими извѣстіями. Увидавъ ея измѣнившееся лицо и тревожно-страстный, вопросительный взглядъ, Зданскій почувствовалъ, что его душитъ злоба и ревность и постарался сказать какъ можно спокойнѣе:
   -- Больной внѣ опасности! потомъ быстрыми шагами онъ вышелъ въ прихожую и уѣхалъ.
   Лиза осталась одна съ больнымъ. Чувство сильной радости охватило ее при извѣстіи, что кризисъ миновался, что этотъ глубокій, покойный сонъ и испарина -- благодѣтельныя явленія.
   -- Онъ спасенъ, онъ будетъ жить и, можетъ быть, мои старанія, хотя въ малой степени, повліяли на благопріятный исходъ болѣзни! О какъ мнѣ хорошо сегодня и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ тоскливо; вѣдь это мои послѣдніе часы здѣсь -- Сильный, неудержимый порывъ любви поднимался въ ея сердцѣ.
   Она тихо, едва касаясь пола, изъ боязни прервать сонъ больного, подошла къ кровати Болеславича, нѣжно приподняла его свѣсившуюся руку и нѣкоторое время держала въ своей; потомъ, наклонясь надъ блѣднымъ, страшно исхудавшимъ лицомъ, крѣпко поцѣловала его въ лобъ и прошептала взволнованнымъ голосомъ:
   -- Въ первый и въ послѣдній разъ...
   Больной пошевельнулся; лучъ солнца освѣтилъ его лицо. Онъ открылъ глаза, которые въ первую минуту пробужденія смотрѣли какъ-то безсознательно, затѣмъ сверкнули радостнымъ блескомъ и снова закрылись отяжелѣвшими вѣками. Онъ спалъ, а Лиза стояла, словно брошенная въ какую-то безвыходную бездну. Внутри ея кипѣла борьба. Опомнясь, еще разъ, съ любовію, долгимъ прощальнымъ взглядомъ поглядѣла она на дорогое лицо, какъ бы желая насмотрѣться и запомнить всѣ черты, и промолвила:
   -- Я не приду больше сюда, я отрекаюсь отъ счастія, впрочемъ, въ надеждѣ завоевать себѣ болѣе полное. Я не хочу, чтобъ, очнувшись, онъ узналъ меня, не знаю, хватитъ ли у меня твердости, если услышу его голосъ -- ласковый, просящій.
   Лиза направилась къ двери, но, отойдя нѣсколько шаговъ, вернулась взглянуть на Болеславича, еще минуту постояла надъ нимъ неподвижно, потомъ опять пошла, не переставая оглядываться.
   Выйдя изъ комнаты, она сказала сидѣлкѣ, что ѣдетъ домой и не вернется больше сюда, такъ какъ больному лучше и достаточно однѣхъ ея услугъ.
   -- Что съ вами-то, барышня? вы блѣднѣе смерти, спрашивала сидѣлка.
   -- Мнѣ что-то нездоровится, голова кружится.-- Съ этими словами, крѣпко пожавъ руку старухи, Лиза вышла на улицу и, взявъ перваго попавшагося извощика, поѣхала домой.
   Ея пріѣзду никто не удивился, такъ какъ она, отъ времени до времени, навѣщала своихъ. На этотъ разъ только, она пошла прямо въ свою комнату, едва собравъ силы, чтобъ не упасть на пути; частыя безсонныя ночи и испытанное волненіе совсѣмъ истомили ее; она едва смогла затворить за собою двери и, съ рыданіями, безъ слезъ упала на диванъ. Въ головѣ ея толпилось что-то безсвязное, безформенное; всѣ мысли бродили въ хаосѣ, она не могла ни въ чемъ дать себѣ отчета и только жаждала какой нибудь физической боли, чтобы хотя немного заглушить свое нравственное страданіе. Такъ прошло нѣсколько часовъ.
   Когда Лиза приподнялась -- лицо ея никогда, кажется, не было такъ красиво: на немъ виднѣлась сосредоточенная рѣшимость и хорошее выраженіе свѣтилось въ ея потемнѣвшихъ съ влажнымъ блескомъ глазахъ.
   -- Какъ мнѣ хотѣлось бы быть теперь далеко отсюда, говорила она сама съ собой, ходя взадъ и впередъ по комнатѣ.
   Но временами, потоки новыхъ мыслей, какъ благотворная роса, освѣжали ея умъ, по состояніе ея духа можно было сравнить теперь только съ тѣмъ небомъ, но которому послѣ бури носятся разорванныя тучи, но не проглядываетъ еще ясная полоса. Смутно было внутри ея и не пробивалось ни одного радужнаго луча.
   Вечеромъ къ Русовымъ собрались гости: Лавровы, Полонина съ племянникомъ и Ожигинъ, вѣчно веселый, румяный старый холостякъ помѣщикъ. Наскоро предупредивъ мать и отца о своемъ рѣшеніи не возвращаться къ постели больного и дня черезъ четыре уѣхать въ Петербургъ, Лиза вышла къ пріѣзжимъ. Гости встрѣтили ее съ преувеличенной радостью. Они такъ безпокоились о ней -- и притворно озабоченнымъ голосомъ спрашивали:
   -- Не пострадало ли сколько нибудь ея здоровье?-- Нѣтъ, она только нѣсколько поблѣднѣла, и это ей къ лицу.-- Какъ велико ея самопожертвованіе! такъ и сыпались ихъ ничего нестоющія фразы.
   На дѣлѣ же, любопытство ихъ было раздражено въ высшей степени: имъ хотѣлось знать, что значитъ вся эта исторія? Не обручена ли Лиза съ Болеславичемъ? Когда будетъ свадьба? Но сообщенное извѣстіе о скоромъ отъѣздѣ ея въ Петербургъ перевернуло вверхъ дномъ всѣ заранѣе составленныя ими предположенія и дало пищу новымъ догадкамъ.
   Чай былъ очень оживленъ. Дамы, разговаривая, ловко пытались что нибудь разузнать, а Лиза чувствовала какое-то электрическое удушье среди этого шумнаго, немилаго ей общества и много труда стоило ей сохранить спокойствіе, улыбаться и разговаривать. Отъ времени до времени воспоминаніе прошедшаго съ ясностію возставало въ ея головѣ, сердце сжималось и внутри бушевали безвыходныя рыданія, но голосъ былъ твердъ и звученъ, безъ малѣйшаго волненія; только чуткое ухо могло бы различить, что въ немъ не доставало нѣкоторыхъ нотъ, что онъ былъ надорванъ. Такое напряженное состояніе совсѣмъ истомило дѣвушку.
   "Хоть бы скорѣе кончился этотъ длинный вечеръ", думала она и, послѣ чая, подошла къ Половиной, прося ее спѣть что нибудь, лишь бы отвлечь общество отъ тяжелаго для нея разговора о болѣзни Болеславича, который казался неистощимымъ.
   Половина любезно согласилась и все общество примкнуло къ пѣвицѣ, у которой былъ пріятный и замѣчательно обработанный голосъ. Воспользовавшись вниманіемъ гостей, поглощенныхъ пѣніемъ, Лиза сѣла ближе къ выходу на балконъ. Втеченіе длиннаго -- по крайній мѣрѣ, такимъ казался онъ ей -- вечера, она впервые почувствовала себя свободной и незамѣтно проскользнула изъ гостиной въ угловую комнату, а оттуда поторопилась выйти изъ душныхъ, накуренныхъ комнатъ, гдѣ у ней кружилась голова, въ садъ. На свѣжемъ воздухѣ, она немного оправилась и, никѣмъ нестѣсняемая, стала бродить по длиннымъ, полуобнаженнымъ аллеямъ, довольная, что не можетъ встрѣтиться съ надоѣдливыми, пытливыми лицами.
   Лиза углубилась вдаль; единственнымъ звукомъ, долетающимъ до ея слуха, былъ шумъ падающихъ отъ рѣзкаго вѣтра пожелтѣлыхъ листьевъ. Она ходила до утомленія и, набредя на скамейку, сѣла, прислонясь къ дереву, и заснула. Грезилось ей что-то тяжелое, давящее; холодъ сталъ пробирать ея члены, она очнулась и, вскочивъ на ноги, старалась припомнить: гдѣ она и что съ нею?
   Въ головѣ промелькнуло смутное сознаніе происшедшаго и Лиза направилась домой. Голова ея горѣла, какъ въ огнѣ, и она чувствовала такую слабость, что едва держалась на ногахъ. Въ ея комнатѣ на столѣ стоялъ недопитый стаканъ воды, она съ жадностію выпила нѣсколько живительныхъ глотковъ; потомъ снова пыталась что-то вспомнить, но сильная слабость и какъ будто оцѣпенѣніе мѣшали думать. Она раздѣлась и легла въ постель, гдѣ скоро уснула крѣпкимъ сномъ.
   Таня сообщила объ этомъ Аннѣ Александровнѣ, которая извинилась передъ гостями за уходъ дочери.
   Но отъѣздѣ гостей, у Игнатія Семеновича и Анны Александровны далеко за полночь горѣлъ огонь и велись разговоры о твердомъ рѣшеніи Лизы ухаживать за Болеславичемъ, о странной внезапной мысли уѣхать изъ N, когда объявлено было успокоительное извѣстіе о его выздоровленіи. Чему приписать все это, они недоумѣвали и только сильно безпокоились въ виду таинственности дочери.
   Долго и горячо молилась Анна Александровна и не мало поплакала въ эту ночь.
   На слѣдующій день, вѣсть объ отъѣздѣ Лизы разнеслась по дому и скоро дошла до Зданскаго, къ которому Русовы ежедневно посылали за справками о ходѣ болѣзни Болеславича..
   Зданскій былъ сильно пораженъ и огорченъ этимъ извѣстіемъ; онъ давно уже созналъ, что любитъ Лизу, но только теперь впервые почувствовалъ, что видѣть ее стало для него почти необходимостью.
   "Что бы значилъ этотъ отъѣздъ? размышлялъ онъ.-- Она любитъ Болеславича -- это ясно; его любовь къ ней я угадалъ еще ранѣе. Какъ просіяло вчера ея лицо, когда я объявилъ, что онъ внѣ опасности!.... Зачѣмъ же бѣжать теперь отъ счастія? рѣшительно не понимаю и не могу дать себѣ отчета въ происшедшемъ, что-то ужь слишкомъ сложно.... И какую я тутъ роль розыгрывалъ?... А роль врача, роль лишней сшщы въ колесницѣ", порѣшилъ онъ и, торопливо одѣвшись, поѣхалъ къ больному.
   Онъ нашелъ Болеславича въ лучшемъ положеніи; къ больному возвратилось полное сознаніе.
   -- Я хочу о чемъ-то спросить васъ, Михаилъ Васильевичъ, обратился онъ къ Зданскому.
   -- Вамъ нуженъ покой, Николай Михайловичъ; всякіе разговоры вредны; мы поговоримъ съ вами послѣ, возразилъ Зданскій, догадываясь по встревоженному лицу больного, что тотъ желалъ узнать: пригрезилось ли ему, или онъ точно видѣлъ Лизу?
   Наказавъ строго-на-строго сидѣлкѣ не отвѣчать на вопросы больного и узнавъ отъ нея о внезапномъ отъѣздѣ Лизы, ея необыкновенной блѣдности и рѣшеніи не возвращаться сюда, такъ какъ теперь можно обойтись и безъ ея помощи, Зданскій поѣхалъ къ Русовымъ сообщить о благопріятномъ ходѣ болѣзни Болеславича, а болѣе всего съ цѣлью разузнать, отчего произошло внезапное рѣшеніе Лизы уѣхать въ Петербургъ?
   Всю дорогу его волновали ревнивыя, грустныя мысли, такъ что онъ съ опечаленнымъ лицомъ вошелъ къ Русовы мъ; дверь въ столовую была открыта и онъ увидѣлъ Лизу, въ раздумьѣ остановившуюся надъ чемоданомъ. Лицо ея съ сжатыми губами было блѣдно, но на немъ виднѣлась строгая рѣшимость, только грустно смотрѣли ея большіе глаза.
   Она не слышала звука шаговъ, пока Зданскій не очутился совсѣмъ около поя съ печальнымъ, вопрошающимъ взглядомъ, котораго она и не замѣтила, слишкомъ погруженная въ себя, чтобы наблюдать за другими.
   -- Не помочь ли вамъ укладывать, Лизавета Игнатьевна, вы устанете.
   -- Ахъ, здравствуйте, monsieur Зданскій!
   -- Мое почтеніе! Позвольте мнѣ помочь вамъ укладывать вещи.
   -- Благодарю васъ, я почти уже окончила, остановка за неготовымъ еще бѣльемъ, а эти книги мнѣ не трудно будетъ упаковать и самой, отвѣтила Лиза и продолжала прерванное занятіе.
   -- Неужели я вамъ такъ ненавистенъ, что вы не хотите принять отъ меня даже малѣйшей услуги? Не можете преодолѣть себя и доставить мнѣ удовольствіе?
   Въ голосѣ его дрожали какія-то несродныя ему ноты волненія, такъ что Лиза невольно взглянула на него. Его красивое блѣдное лицо было блѣднѣе обыкновеннаго и въ глубокихъ глазахъ свѣтилось столько чувства, что она дрогнула и готова была смягчиться, заговорить добрѣе, ласковѣе. Но слѣдомъ за этимъ мелькнула трезвая мысль: къ чему уступка на прощанье?
   -- Благодарю васъ за желаніе помочь еще разъ. Но я никакъ не думала, что вамъ можно доставить удовольствіе такимъ пустякомъ, сдержанно проговорила она и тотчасъ перемѣнила разговоръ.
   -- Скажите, пожалуйста, какъ сегодня здоровье Николая Михайловича? спрашивала она теперь совершенно спокойнымъ голосомъ.
   -- Ему гораздо лучше, память замѣтно возвращается, мы скоро поставимъ его на ноги, во всякомъ случаѣ, онъ вамъ болѣе всего обязанъ своимъ спасеніемъ.
   Очень рада, что дѣла идутъ хорошо и ложно будетъ обойтись безъ моихъ услугъ. Меня давно уже ждутъ въ Петербургѣ, куда, и собиралась ѣхать еще передъ болѣзнію і Iпколаи Михайловича.
   Такимъ образомъ, она избавила Зданскаго отъ необходимости заговорить о цѣли ея поѣздки и. разъяснивъ ее, все-таки не сказала ему ничего желаемаго.
   Къ обѣду возвратились изъ лавокъ отецъ и мать Лизы; Зданскій обратился съ вопросами къ Аннѣ Александровнѣ, но и отъ той не узналъ ничего новаго, опредѣленнаго. По ея словамъ, Лиза ѣхала погостить къ теткѣ въ Петербургъ и пробудетъ тамъ не болѣе двухъ-трехъ мѣсяцевъ.
   Онъ остался обѣдать.
   Лиза была поглощена своими мыслями, но спѣшила перенести ихъ на другіе предметы, инстинктивно сознавая, что чѣмъ менѣе будетъ обращать вниманіе другихъ на свою задумчивость, тѣмъ лучше булева для нея самой. Къ тому же она чувствовала необходимость разсѣять тяжелое молчаніе, водворившееся за ихъ обыкновенно шумнымъ обѣдомъ. Грусть матери, молчаніе отца, который былъ не то опечаленъ, не то чѣмъ либо недоволенъ, тяжело отзывались въ ея сердцѣ.
   Она начала шутить, острить, старалась вести нескончаемые разговоры, отъ времени до времени обращаясь къ Зданскому, ища въ немъ помощника, но онъ на этотъ разъ обманулъ ея ожиданія, отклоняя отъ себя всякое участіе въ разговорѣ, и все время наблюдалъ за нею, замѣчая ея напускное оживленіе.
   Тоскливо потянулось время въ ожиданіи отъѣзда Лизы, все сбилось съ прежней колеи и не могло на нее попасть. Лиза, повидимому, хандрила менѣе всѣхъ; ея крѣпкая, здоровая, хотя и нервная натура переносила всѣ невзгоды, приспособлялась къ нимъ, и пріобрѣтала какъ бы новыя силы для дальнѣйшей борьбы.
   

XIX.

   Наступилъ послѣдній день пребыванія Лизы въ N, еще нѣсколько часовъ и придется ей вырвать корни, правда неглубоко еще пущенные въ здѣшнюю почву. Отецъ и мать ея грустили; нелегко было и у ней на душѣ, тѣмъ болѣе потому, что тамъ гнѣздилось рѣшеніе, которое до времени должно было оставаться для нихъ тайной.
   Она старалась избѣгать своихъ, при видѣ которыхъ у ней поднималась жгучая боль разлуки на долгій срокъ, а можетъ быть и навсегда. Лиза ушла въ садъ, долго бродила тамъ по алеямъ и, сѣвъ на скамью, опустила голову на руки и погрузилась въ воспоминаніе о протекшихъ здѣсь и хорошихъ и тяжелыхъ минутахъ. Она думала о томъ днѣ. когда получено было извѣстіе о пріѣздѣ въ N Болеславича, -- тогда все расцвѣтало вокругъ, теперь все блекнетъ. И жаль ей становилось прошедшаго лѣта... Придется ли ей опять видѣть эти мѣста, ну да Богъ съ ними! А всѣ дорогія лица? По временамъ, дни. проведенные ею у постели больного, мелькали въ ея воображеніи въ видѣ какого-то фантастическаго сна. Она вся отдалась охватившимъ ее мыслямъ, но вдругъ, приподнявъ. голову, увидѣла передъ собою Зданскаго. который смотрѣлъ на нее съ такимъ выраженіемъ., что казалось, онъ прочелъ все, что въ ея душѣ, и протянувъ ей руку, крѣпкимъ и долгимъ пожатіемъ хотѣлъ высказать свое сочувствіе.
   -- Однако, вы очень легко одѣты. Лизавета Игнатьевна, и можете схватить простуду.
   -- Нѣтъ, я въ тепломъ, платьѣ, здѣсь хорошо; такъ пріятно лишать свѣжимъ воздухомъ, это мое любимое мѣсто въ саду и я пришла вдоволь насидѣться здѣсь передъ отъѣздомъ.
   -- Вы уѣзжаете завтра съ утреннимъ поѣздомъ?
   -- Нѣтъ, сегодня съ вечернимъ, вещи уже отосланы впередъ.
   -- Не долго же осталось вамъ, побыть въ Х!
   -- Да, и кто знаетъ, можетъ быть, никогда болѣе не придется вернуться.
   -- Какъ никогда? вы ѣдете въ Петербургъ не болѣе какъ на два мѣсяца, говорила мнѣ Анна Александровна.
   -- Да, но мало ли что можетъ случиться, нельзя ручаться за будущее.
   -- Во всякомъ случаѣ, тысяча случайностей противъ одной, что касается до возможности не вернуться вамъ сюда, даже и тогда, если бы вы рѣшили выйдтя тамъ замужъ: вѣдь родители ваши остаются здѣсь. Мы попируемъ, еще на вашей свадьбѣ!
   -- Развѣ замужество единственный исходъ? Ну, можетъ случиться смерть или что другое, говорила Лиза, напряженно улыбаясь.
   -- Что за мрачныя мысли идутъ, вамъ въ голову? и совершенно неосновательно: кажется, до сихъ поръ вамъ приходилось ходить только по розамъ.
   -- Вы думаете?
   -- Да, и убѣжденъ, что не ошибаюсь. Если же нѣтъ, то позвольте пожелать вамъ счастливаго жизненнаго пути. Чего бы пожелать вамъ еще?
   -- Не трудитесь пріискивать пожеланія, я имъ придаю вообще мало цѣны.
   -- Нѣтъ, пожеланія имѣютъ свою силу. Надо только, чтобы онѣ произнесены были съ полнымъ, глубокимъ сознаніемъ. Вы смѣетесь? Я самъ смѣялся прежде, но испыталъ на себѣ силу исполненія ихъ теперь только.-- Онъ говорилъ размѣренно спокойнымъ. голосомъ., въ. которомъ дрожали нервныя ноты.
   -- Я не вѣрю, но если вамъ хочется, то пожелайте мнѣ: исполненія предпріятія.
   -- Къ чему? у меня для васъ, найдется лучшее пожеланіе, возразилъ Зданскій.-- Дай намъ Богъ влюбиться!-- Когда онъ. говорилъ это, глаза его злобно блестѣли и не спускались съ недоумѣвающаго лица.-- Влюбиться такъ, чтобъ не знать покоя ни днемъ, ни ночью; чтобъ васъ помучили холодностью и чуть ли не презрѣніемъ, какъ вы мучите другихъ... На васъ тратилось, кажется, такъ много любви, что вы не знаете ей цѣны.
   -- Во всякомъ случаѣ не болѣе, чѣмъ на васъ, monsieur Зданскій. Не знаю, къ чему вы все это говорите и не хочу васъ слушать болѣе.
   Повернувшись, она хотѣла было удалиться. Онъ быстро схватилъ ее за руку.
   -- Нѣтъ, вы не должны уйти, не простивши меня за мои дерзкія неумѣстныя рѣчи... Я самъ не понимаю, что дѣлаю и говорю... Нѣтъ, Лизавета Игнатьевна, я вамъ желаю такъ много счастія, какъ много люблю васъ., почти прошепталъ онъ.
   Вырвавъ руку и не дослушавъ послѣднихъ словъ, Лиза побѣжала къ дому, а Зданскій остался на мѣстѣ и еле дышалъ отъ наплыва разныхъ ощущеній: злобы, любви. Изъ этого состоянія его вывелъ голосъ слуги:
   -- Анна Александровна приказали просить васъ обѣдать, сударь.
   -- Поблагодари и скажи, что не могу, необходимо ѣхать къ больному; передай, впрочемъ, что пріѣду ко времени отъѣзда Лизаветы Игнатьевны.
   Зданскій уѣхалъ домой. Долго и быстро ходилъ онъ взадъ и впередъ по комнатѣ; отъ времени до времени садился, нѣсколько разъ вставалъ и снова садился...
   Его одолѣвало недовольство собой, злоба на Лизу, холодность которой рушила всѣ его надежды; внутри его кипѣло. Онъ открылъ окно и вдыхалъ въ себя рѣзкій осенній воздухъ, пока не почувствовалъ озноба. Въ его душѣ то возникали вдругъ картины счастливой жизни, которая, можетъ быть, предстоитъ Лизѣ съ Болеславичсмъ, и возбуждали въ немъ глубокую ревность; то поднималось злобное, мстительное чувство.
   -- Не поѣду прощаться съ нею, промолвилъ онъ раздражительно, по чѣмъ индивидуалыіѣе и живѣе представлялся ему образъ Лизы, тѣмъ сильнѣе затрогивались мягкія струны сердца и съ особенной силой снова появлялось въ душѣ его желаніе увидать ее еще и, можетъ быть, въ послѣдній разъ.
   Въ ß часовъ вечера къ подъѣзду дома Русовыхъ подкатила тройка, долженствующая отвезти Лизу на станцію желѣзной дороги, которая находилась верстахъ въ семи отъ ихъ губернскаго города.
   Лиза стояла у окна, одѣтая по дорожному, и ожидала Танюшу, посланную узнать о здоровьѣ Болеславича. Вотъ и она показалась въ воротахъ, весело кивая головой дѣвушкѣ, какъ бы желая дать знать, что все хорошо. Пріѣхалъ Зданскій. Въ домѣ поднялась суетня. Лиза убѣжала въ свою комнату посмотрѣть не оставила ли тамъ еще чего нужнаго, какъ говорила она, а на дѣлѣ ей просто хотѣлось нѣкоторое время остаться одной, чтобы собраться съ силами и овладѣть собой. Слезы душили ее и она до крови искусала себѣ губы, стараясь физической болью заглушить наплывъ грусти.
   -- Ямщикъ проситъ поторопиться, не опоздать бы къ поѣзду, послышался у дверей ея комнаты голосъ матери, говорившей сквозь слезы.
   -- Мама, войдите сюда и благословите меня, просила Лиза.
   Анна Александровна, помолясь, благословила ее образомъ и много, и долго плакала, прижимая и цѣлуя дочь. Лиза не стерпѣла; такъ долго душившія ее слезы вырвались наружу, она съ нѣжностью цѣловала руки матери, глаза, шею; просила ее навѣщать Болеславича и сообщать о ходѣ его выздоровленія.
   -- Еслибъ и папа благословилъ меня безъ постороннихъ свидѣтелей. Къ чему тутъ Зданскій?
   Анна Александровна позвала мужа. Повторились тѣ же слезы и благословенія. Казалось, прощанію не будетъ конца...
   -- Однако, идемте внизъ, время ѣхать, замѣтилъ Игнатій Семеновичъ, и всѣ трое сошли въ залъ, гдѣ ждалъ Зданскій, ѣхавшій провожать Лизу до станціи.
   Всѣ сѣли, по русскому обычаю, и нѣсколько минутъ тянулось тяжелое молчаніе, которое такъ нервно дѣйствуетъ на душу.
   Помолились и снова начались прощанія. Лиза почти не могла оторваться отъ матери, которую, по нездоровью, не пускали провожать.
   -- Благословите меня еще и еще разъ, все просила она, а въ душѣ думала: и простите, что безъ васъ рѣшаюсь на свой важный шагъ.
   Танюша и другая прислуга также пришли проститься и пожелать Лизаветѣ Игнатьевнѣ счастливаго пути, веселья и скораго возвращенія. У Зданскаго, при видѣ этого долгаго прощанія и такой глубокой грусти дѣвушки, съ особенной ясностью впервые промелькнуло предположеніе, что она совсѣмъ уѣзжаетъ отсюда. Почему? онъ не могъ дать на это отвѣта, но ей ужь не суждено болѣе оживлять этотъ, полный для него значенія, домъ своимъ мягкимъ и свѣтлымъ присутствіемъ.
   -- Я не прощаюсь съ вами здѣсь, monsieur Зданскій, папа говорилъ, что вы ѣдете провожать меня до станціи.
   Здапскій утвердительно кивнулъ головой. Одѣвшись совсѣмъ въ шубку. Лиза еще разъ простилась съ матерью и сѣла въ экипажъ. У окна долго, долго стояла Анна Александровна, крестя удалявшуюся тройку.
   Стемнѣло. Экипажъ быстро катился по проселкамъ, ямщикъ весело подгонялъ тройку, а путники всю дорогу просидѣли молча, каждый думая свою думу.
   Не весело было Лизѣ: впереди неизвѣстность, хотя заманчивая, свѣтлая, а позади -- дорогая семья и горячо любимый человѣкъ. Вотъ она почти у Рубикона, а хватитъ ли у нея силъ перешагнуть его, не слишкомъ ли много надѣется она на себя? Съумѣетъ ли проложить себѣ дорогу въ жизни собственными силами посреди всѣхъ толчковъ и препятствій?.. Не вернуться ли ей назадъ? Развѣ не можетъ она дома пріобрѣсть знанія, кажущіяся ей такими заманчивыми? Нѣтъ, нѣтъ, и такъ сколько было упущено ею возможности идти по пути къ самообразованію; нѣтъ, она хорошо сознаетъ, что всѣ ея занятія только фундаментъ, а впереди стройное зданіе., система, отсутствіе которой характеризуетъ женщину во всѣхъ обстоятельствахъ жизни... А любовь къ Болеславичу?.. "Для женщины любовь великое, серьезное дѣло въ жизни, она отдается ей вся, припомнились ей слова Былинскаго,-- "мужчины же неспособны къ подобному чувству, и именно вслѣдствіе того, что для нихъ всегда есть возможность обратиться къ болѣе сильнымъ и прочнымъ страстямъ... Она какъ-то странно улыбнулась.
   Зданскій уловилъ улыбку; онъ давно уже слѣдилъ за игрой ея физіономіи.
   -- Вотъ и вокзалъ, Лизочка! Какъ мы скоро доѣхали, промолвилъ отецъ.-- Михаилъ Васильевичъ поможетъ тебѣ перенести подушку и саквояжъ, а я потороплюсь взять билетъ и сдать багажъ.
   Лиза осталась съ Зданскимъ и молчала, поджидая возвращенія отца.
   -- Лизавета Игнатьевна, началъ Зданскій, -- простите ли вы меня за мои сегодняшнія неумѣстныя фразы? Перестаньте сердиться. забудьте ихъ.
   -- Я и не думаю о нихъ. У меня есть къ вамъ просьба: до поры до времени, не говорите Болеславичу о томъ, что я ходила за нимъ во время болѣзни.
   Онъ поклонился въ знакъ согласія.
   -- Благодарю, болѣе мнѣ ничего не нужно.
   Послышался первый звонокъ; нѣжно простясь съ отцомъ и пожавъ руку Зданскому, Лиза сѣла въ вагонъ; изъ окна она разговаривала, прося писать часто, не забывать ее.
   Раздался второй и наконецъ третій звонокъ и поѣздъ тронулся. Высунувшись изъ окна, Лиза долго глядѣла на отца и махала платкомъ, а Зданскій стоялъ, какъ окаменѣлый, съ глазами неподвижно устремленными на поѣздъ, который мчался на всѣхъ парахъ и уносилъ съ собою любимое имъ существо. Игнатій Семеновичъ вывелъ его изъ этого безсознательно-задумчиваго состоянія, пригласивъ ѣхать обратно и, не заѣзжая домой, навѣстить Болеславича.
   Больной выглядѣлъ къ вечеру слабѣе, по вообще здоровье поправлялось и силы возстановлялись. Онъ часто наводило, разговоръ на Анну Александровну и Лизу, спрашивая не уѣхала ли она и Петербургъ, какъ предполагала, и, получая отрицательные отвѣты видимо успокоивался.
   Скучнѣе и еще однообразнѣе потянулась жизнь Русовыхъ съ отъѣздомъ Лизы; только частыя письма, вначалѣ присылаемыя сто, нарушали обыденность въ сѣренькомъ домѣ. Зданскій, который все еще хлопоталъ о продажѣ имѣнія, сталъ рѣже показываться у нихъ, только всегда, какъ бы чутьемъ, узнавая, когда получалось письмо изъ Петербурга. Болеславичъ, оправившись отъ болѣзни, бодрый физически, но больной нравственно, распростясь съ Русовыми и Зданскимъ, уѣхалъ въ X. къ своимъ профессорскимъ занятіямъ.
   

XX.

Первое письмо изъ Америки

отъ Лизы къ родителямъ.

АМЕРИКА. Г***
23-го октября 1865 года.

   Васъ, конечно, удивитъ это письмо и огорчитъ, мои дорогіе,-- пусть такъ, лишь бы не разсердило: мнѣ такъ горько было бы знать, что вы сердитесь на меня, не понявъ того, какъ тяжела мнѣ съ вами разлука, и сопровождавшее ее мое поведеніе. Все это я выясню далѣе, а пока прошу простить, что рѣшилась безъ совѣта съ вами на такой смѣлый и важный шагъ въ моей жизни.
   По предыдущимъ письмамъ изъ Петербурга, вы знаете, что я хлопотала по какому-то дѣлу, я не называла его, а вы, какъ и всегда, не спрашивали. Дѣло въ томъ, что твердо рѣшась уѣхать въ Америку для поступленія тамъ въ одинъ изъ университетовъ на медицинскій факультетъ, я давно уже, при посредствѣ переводовъ, копила, деньги для предполагаемой поѣздки, а также подготовлялась къ экзамену. Денегъ скопилось достаточно, къ экзамену я была готова, и по пріѣздѣ въ Петербургъ публиковала въ газетахъ, что: "одна русская, знающая англійскій, нѣмецкій, французскій и итальянскій языки, а также могущая преподавать предметы гимназическаго курса,-- желаетъ ѣхать въ Америку съ семействомъ, отправляющимся туда не позже конца сентября; объ условіяхъ справиться тамъ-то." Въ случаѣ неудачи публикаціи, я рѣшалась ѣхать одна; средствъ для поѣздки и прожитія тамъ одного мѣсяца у меня хватало, а далѣе я надѣялась найдти какую нибудь работу, при помощи которой можно было бы существовать. Отпускной билетъ въ Петербургъ, гдѣ, будто бы шутя, я написала, что отпускаюсь во всѣ части свѣта, а вы, папаша, также смѣясь, подписали, былъ мнѣ очень важенъ для полученія заграничнаго паспорта; метрическое свидѣтельство и другія бумаги были также со мною.
   Въ ожиданіи, что выйдетъ изъ публикаціи, я купила себѣ исторію конституціи Соединенныхъ Штатовъ и принялась за ея изученіе.
   Судьба поблагопріятствовала мнѣ: дней черезъ восемь по публикаціи ко мнѣ явилась дама съ предложеніемъ ѣхать въ Америку съ семействомъ одного артиллерійскаго полковника, командировавшагося туда для заказа какого-то оружія и вообще для ознакомленія съ мѣстными оружейными заводами. Нѣтъ сомнѣнія, что я согласилась на всѣ условія и, передавъ имъ, съ какою цѣлью ѣду и всѣ обстоятельства дѣла, уѣхала отъ тетки будто бы обратно въ N.
   Семейство Смѣльскихъ мнѣ показалось положительно симпатичнымъ, а условія поѣздки -- чрезвычайно выгодными. Моя обязанность состояла и состоитъ въ томъ, чтобы заниматься русскимъ и итальянскимъ языками съ двумя мальчиками -- по три часа въ день, остальное время я свободна и, сдавъ предварительный экзаменъ, уже начала слушать лекціи. Проѣздъ я совершила на ихъ счетъ, но отъ платы за занятія совершенно отказалась, въ виду пользованія свободой и возможностью давать еще уроки русскаго языка американкамъ. Желающихъ учиться ему пока только двѣ дѣвочки и я усердно занимаюсь съ ними, впрочемъ, въ виду есть еще ученики и ученицы. Надо будетъ организовать нѣчто въ родѣ школы, ради экономіи времени. Здѣсь невольно заражаешься общимъ девизомъ: "время -- капиталъ" и стремишься тратить этотъ капиталъ возможно разсчетливѣе.
   Итакъ, дорогіе мои, давнишнее желаніе мое -- стать самостоятельной въ жизни, возвысить уровень своего образованія и во всемъ этомъ быть обязанной единственно своей энергіи и силѣ -- на пути къ исполненію. Не умаляйте моей радости своимъ неудовольствіемъ и благословите отъ дугой на новую жизнь! Вы простите мнѣ многое. прочитавъ все письмо и вспомнивъ напряженное состояніе, въ которомъ я находилась въ послѣднее время. Оно отозвалось даже нѣсколько и на моемъ здоровьѣ въ Петербургѣ,-- я сама не писала вамъ о олѣзни и просила о томъ же тетю, изъ боязни напрасной для васъ тревоги.
   Теперь, благодаря путешествію и новизнѣ ощущеній, такъ неотразимо нахлынувшихъ на меня въ Америкѣ, я совершенно здорова и бодра. Подъ вліяніемъ знакомства съ новымъ складомъ жизни, мое рѣшеніе закаляется.
   Полное забвеніе всему, что тормозило прежде мои стремленія, и твердая увѣренность въ достиженіи цѣли -- вотъ реактивы, движущіе мною въ настоящее время.
   Среди горячихъ и сильныхъ обхватываній радости ври мысли объ успѣхѣ.-- у меня является черной тѣнью тяжелое чувство, что вы не знаете еще о моихъ надеждахъ на будущее, что васъ сильно огорчитъ разлука и опечалитъ мое первое, радостное письмо. Но вы простите меня, мои дорогіе, не правда ли? Да!?... Я надѣюсь на это. Вы мнѣ часто повторяли, что мое счастіе для васъ дороже вашего собственнаго, а я привыкла вамъ вѣрить: для меня же немыслимо счастіе при иномъ складѣ жизни, чѣмъ тотъ, который я пытаюсь выработать себѣ теперь.
   Вы можете упрекнуть меня, что избравъ себѣ путь и твердо рѣшившись не покидать его я не сказала вамъ объ этомъ заранѣе, не приготовила къ мысли о разлукѣ, что я не имѣла права быть съ вами такой сдержанной, таинственной. Но вѣдь вы знаете давно складъ моего характера: подъ вліяніемъ толчковъ самолюбію и всей пансіонской обстановки мой характеръ преобразовался въ несообщительный. скрытный. Къ тому же мнѣ такъ тяжелы, невыносимо тяжелы были въ послѣднее время мучительная неизвѣстность, колебанія между неувѣренностью и вѣрой въ свои силы, словомъ, весь разладъ мыслей, висѣніе между небомъ и землей, что я боялась всякаго лишняго тормаза и рѣшилась покончить съ этимъ скорѣе.
   Вы, безъ сомнѣнія, стали бы уговаривать меня отмѣнить рѣшеніе или обставить его иначе и тѣмъ еще болѣе смущали бы меня. Борьба съ желаніемъ идти впередъ къ цѣли, тоска и разлука на долгій срокъ съ вами, любовь къ Болеславичу, пробудившаяся съ прежней и даже еще съ большей силой.-- все помогало моему нравственному страданію. Вы. можетъ быть, и подозрѣвали многое, но знать всего -- не знали.
   Мы жили вмѣстѣ, но -- розно: каждый имѣлъ свои точки зрѣнія. свое міросозерцаніе; и если мы жили мирно, то только потому, что каждый щадилъ убѣжденія другого: за это вамъ большое спасибо! Немногіе родители поступали такъ по отношенію своихъ дѣтей. Впослѣдствіи, въ дальнѣйшей перепискѣ, я познакомлю васъ съ цѣлою массой фактовъ, игравшихъ весьма важную роль въ моей умственной и нравственной замкнутой жизни, а пока скажу слѣдующее: я рѣшилась быть свободной и равноправной и если не рождена такой, то хочу заслужить эту равноправность умственнымъ развитіемъ въ уровень съ людьми ума я дѣла, и надѣюсь достичь этого, во что бы то ни стало. Такая надежда -- яркій лучъ, манящій меня къ жизни.
   Вспомните, сколько насмѣшекъ и невзгодъ сыпалось на мою голову въ N; конечно, вамъ приходилось тяжелѣе отъ нихъ, чѣмъ мнѣ, потому что вы сами не были вполнѣ согласны съ моими убѣжденіями въ этомъ случаѣ. И я не виню васъ нисколько: разница въ понятіяхъ нашихъ легко объясняется всѣмъ складомъ вашей прежней жизни. Я же давно жила, повидимому, спокойно, а въ мозгу роились безконечныя, неотвязныя думы и страшная жажда иной жизни, съ большимъ просторомъ для развитія ума, энергіи и характера.
   Гдѣ же было найти въ ней выходъ? Не въ средѣ ли нашего провинціальнаго общества, какъ-то дрянно, пошло смотрящаго на женщину, живущую не совсѣмъ такъ, какъ живетъ большинство бѣдныхъ, опустившихся, измельчавшихъ барынь, а стремящуюся къ человѣчной осмысленной жизни?... Въ той средѣ, которая смотритъ недоброжелательно на всякую сильную личность, бодро шагающую впередъ, и рада бы засосать ее въ свою пустую, безсодержательную жизнь съ отсутствіемъ всѣхъ серьезныхъ интересовъ.
   Я рано начала наблюдать и привыкла анализировать свои ощущенія, а потому давно дошла до сознанія, что жизнь, настоящая жизнь -- представляетъ осязательныя противорѣчія съ тѣмъ, что мнѣ приходилось часто слышать вокругъ, о чемъ мнѣ толковали наставники. Недовольство условіями ея съ каждымъ годомъ все укрѣплялось, разширялось прогрессивно и воплотилось въ оформленное рѣшеніе выработать себѣ не торный, а самостоятельный, трезвый путь въ жизни. Съ этого времени начинается страстное, неотступное стремленіе къ воплощенію своихъ убѣжденій и идей въ дѣло; съ этого же времени проявляется, за внѣшней обыденностью, жгучая жизнь внутренняго міра. Этимъ и можетъ объясниться такъ называемое раздвоеніе мысли, которое Былинскій первый подмѣтилъ и почти разгадалъ во мнѣ.
   Все это я вамъ пишу для того, чтобы убѣдить васъ въ невозможности для меня иного исхода, какъ тотъ, который я избрала. Онъ для меня возможно лучшій и желанный.
   Едва я дописала эти слова, какъ сангвиничная мысль подсказала слѣдующее: чтобъ жить полною жизнью, надо стараться жить сколько возможно менѣе эгоистично. Это святая истина, но между тѣмъ возможная только тогда, когда человѣкъ, болѣе всего имѣющій дѣло съ своимъ собственнымъ внутреннимъ я, достигнетъ того, что въ его жизни не будетъ дисгармоніи съ этимъ внутреннимъ я. Самое высокое наслажденіе для меня и прежде, въ былые дни, заключалось въ тѣхъ минутахъ, когда, провѣряя свои поступки, я находила согласіе съ самой собою.
   Я достигну желанной цѣли, вернусь къ вамъ съ свѣжими, обновленными силами, твердой, самостоятельной, не съ одними надеждами на будущее и новыми планами, а съ возможностью привести ихъ въ дѣло и только съ прежней, горячей и неизмѣнной любовью къ вамъ, мои дорогіе. А пока простите еще разъ и не переставайте любить душою

Вашу Лизу.

   P. S. Мой привѣтъ Зданскому и Танюшѣ.
   

Второе письмо изъ Америки.

Отъ Лизы къ Болеславичу.

АМЕРИКА. Г***
1865 г. Ноября 11.

   Издалека привелось мнѣ писать къ вамъ, Николай Михайловичъ, мое первое и, можетъ быть, не послѣднее письмо. Мнѣ не хотѣлось бы, разставшись съ вами, унести съ собою тяжелое сознаніе, что вы имѣете право поминать меня лихомъ,-- сознаніе тѣмъ болѣе тяжелое, что я не вполнѣ стою такой недоброй памяти. Вы не осудили бы меня строго, еслибъ знали, сколько передумала я, рѣшаясь на разлуку, сколько ломала себя!
   Если въ моемъ выходѣ многое будетъ казаться оригинальнымъ, то это, конечно, оттого, что, вслѣдствіе отчасти уже знакомыхъ вамъ обстоятельствъ, моя жизнь сложилась довольно своеобразно. Я рано сосредоточилась и стала задумываться надъ вопросами, которые были для меня отвлеченны, начала протаптывать себѣ новую тропу собственными силами, не принимая руки помощи. Я размышляла, вѣренъ ли предположенный мною путь, и нерѣдко изнемогала подъ бременемъ роившихся мыслей, но, съ каждымъ часомъ, во мнѣ все болѣе и болѣе укоренялось убѣжденіе, что жить такъ, какъ живетъ все меня окружающее, противно моему образу мыслей,
   Я искала выхода и запутывалась въ лабиринтѣ общихъ, невыясненныхъ еще представленій, однако всячески старалась осмыслить попадающіеся факты, опредѣлить цѣль ихъ и значеніе. Мой умственный горизонтъ расширялся и обогащался новыми воззрѣніями, ведущими къ выясненію цѣли, которая сдѣлалась основой всѣхъ дальнѣйшихъ желаній.
   По выходѣ изъ пансіона, для меня началась новая, болѣе опредѣленная жизнь; я стала искать возможности перевоспитать себя и -- то бодро шла впередъ, то падала духомъ подъ бременемъ сомнѣній въ своихъ силахъ и возможности успѣха. Словами не передашь всей глубины и полноты ощущеній.
   Университетское образованіе пріобрѣтало для меня все большую и большую важность, становилось главнѣйшей точкой отправленія, главнѣйшимъ мотивомъ всѣхъ стремленіи къ развитію внутреннихъ, умственныхъ и нравственныхъ силъ. На такой складъ понятій, безъ сомнѣнія, много вліялъ Любимовъ и впослѣдствіи еще болѣе вы, открывая міръ изслѣдованія и науки, -- разумный, заманчивый.
   Подъ вліяніемъ новыхъ свѣденій и знаній, почерпаемыхъ изъ разговора съ вами, я стала еще глубже вникать въ свою основную мысль и побужденія къ цѣли, анализировала поступки, и, дойдя до ненависти къ противорѣчію между словомъ и дѣломъ, рѣшилась безъ лишнихъ словъ, но твердо идти по пути къ новой жизни.
   Знакомясь ближе съ вами, я видѣла въ васъ человѣка не слова, а дѣла, личность мыслящую, энергичную, и, неуловимо для самой себя, полюбила васъ всей силой сердца и ума, всѣмъ организмомъ. Я любила васъ и тогда, когда говорила противное, люблю также сильно и теперь, въ чемъ сознаюсь вамъ прямо и открыто, когда нѣтъ болѣе ни мѣста колебаніямъ, ни шага къ отступленію. Только самое твердое и неотступное рѣшеніе выработать себѣ самостоятельное положеніе и возвысить уровень своего образованія взяло верхъ надъ желаніемъ и чуть-ли не необходимостью высказаться вамъ еще передъ разлукой; но я рѣшилась не дѣлать себѣ уступки. Одна я знаю, чего мнѣ все это стоило и сколько пережилось и перестрадалось во время вашей болѣзни. Были минуты, когда я ненавидѣла себя, какъ виновницу въ ней.
   Я живо помню нашъ послѣдній разговоръ и какъ сейчасъ вижу выраженіе вашего лица во время моихъ рѣзкихъ и пламенныхъ рѣчей, въ которыхъ, однако, было много недосказаннаго. Главное я сказала теперь. Потомъ мнѣ хотѣлось бы пояснить одну высказанную мною тогда мысль,-- что любовь, основанная на поэтическихъ восторгахъ, не можетъ быть долговѣчна и дать разумное счастіе, которое мыслимо при одинаковомъ уровнѣ развитія личностей. Я не думала тогда проповѣдовать какую-то срочную любовь; я желала возвышенія умственнаго и нравственнаго уровня женщины для болѣе счастливой и осмысленной жизни. Я не хотѣла бы, подобію многимъ, измельчать, опуститься, сдѣлаться негодной къ обаятельной жизни труда только вслѣдствіе того, что нѣтъ гарантіи, чтобы любимый человѣкъ не охладѣлъ къ тебѣ -- что называется -- бросилъ.
   Къ чему такая неспособность обратиться къ другой высокой и разумной цѣли? Пусть ударъ будетъ тяжелъ, но не сломитъ окончательно, не сдѣлаетъ женщину неспособной къ живой общественной дѣятельности. Мнѣ еще нѣтъ и 20 лѣтъ; впереди цѣлая жизнь, и я хочу прожить ее не пусто, не безслѣдно.
   "Терпи любя, терпи прощая и лучшей участи не жди" -- вотъ горькій девизъ, который мнѣ такъ часто приходилось слышать по отношенію къ большинству женщинъ. Онъ мнѣ не по плечу: я выбрала себѣ иной: "умственное развитіе ведетъ къ нравственной свободѣ" и буду крѣпко держаться его. Бороться и бороться, пока хватитъ силъ, со всей энергіей ума и воли, завоевать себѣ право на счастіе, право естественное, чуть-ли не органическую необходимость для каждаго человѣка, и побѣдить или умереть...
   Я чувствую какую-то сильную, непреодолимую увѣренность въ успѣхѣ моихъ стремленіи, исполненія которыхъ пожелайте мнѣ также сильно, какъ я васъ люблю.

Русова.

   P. Адресъ: Соединенные Штаты Америки. Городъ *** Е. J. R. poste restante.

-----

   Прошолъ годъ. Русовы какъ-бы помирились съ своимъ одиночествомъ, но тѣмъ не менѣе считали годы, мѣсяцы и даже дни, когда имъ снова придется обнять дочь.
   Занятія Лизы и въ университетѣ, и въ школѣ шли успѣшно; изъ ограниченнаго числа учениковъ школа разрослась до 30 человѣкъ; за-то учительницѣ оставалось очень мало свободнаго времени для отдыха; но она точно почерпала новыя силы въ трудѣ и энергично продолжала начатое.
   Въ первый же годъ Болеславичъ провелъ вакаціонное время въ Америкѣ. Для него и для Лизы это было самое счастливое время жизни, однако, она отклонила его просьбы обвѣнчаться теперь же.
   -- Мы оба молоды; впереди цѣлыхъ три года. Къ чему связывать себя обѣщаніями, которыя, можетъ быть, для кого нибудь изъ насъ будутъ тяжело выполнимы? отвѣчала она на его горячія требованія.
   Онъ покорился.
   Прошли еще три года, втеченіи которыхъ Болеславичъ пріѣзжалъ на лѣтнія вакаціи въ Америку; любовь не охладѣла. Близокъ срокъ къ окончательному экзамену Лизы на степень доктора медицины и возвращенія ея домой въ Россію, гдѣ ждутъ ее отецъ, мать и горячо любимый человѣкъ.
   Промелькнули годы борьбы, невзгодъ и свѣтлаго труда -- восходитъ новая заря! Мы встрѣтимся еще съ Лизой и ея мужемъ "на новомъ пути".

К. Долгово

"Дѣло", NoNo 5--6, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru