Святополк-Мирский П. Д.
Михаил Гершензон

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Гершензон

   M. О. Гершензон не только видный политический и религиозный мыслитель, он занимает выдающееся место и в истории русской литературы. Он имеет право на это место не только как редактор и историк литературы, но также как литературный критик, неплодовитый, но редкий по проницательности, и как писатель с мощной и оригинальной индивидуальностью во всем, что он писал.
   С самого начала Гершензона привлекало поколение, которое он -- по аналогии с современными "Молодой Англией", "Молодой Францией" и "Молодой Италией" -- окрестил "Молодой Россией". Это поколение -- центральное в России XIX века, которое в значительной степени сформировало русскую интеллигенцию. Его интересовали в основном начальные стадии движения. Тургенев, в особенности молодой Тургенев 1840-х годов, и Юрий Самарин (р. 1819) были самыми младшими из его героев, Чаадаев (р. 1794) -- самым старшим. Его одинаково интересовали западники и славянофилы. Его заслуга перед славянофилами особенно велика, поскольку он был первым из не причастных к самому движению историков, кто истолковал славянофилов с точки зрения вечных ценностей и раскрыл сокровенную суть их духовного порыва. Но первым его трудом было издание стихотворений Огарева,1 друга Герцена, за которым последовало и изучение Герцена.2 Одним из главных дел его жизни стала публикация тургеневских anecdota (в основном -- в его альманахе "Русские Пропилеи"3). Его главными редакторскими трудами стали образцовые издания сочинений и переписки двух величайших мыслителей той эпохи, Чаадаева4 и Ивана Киреевского.5
   Киреевский был его особенным любимцем. Он стал героем большей части одной из наиболее выдающихся книг Гершензона, "Исторических записок".6 Особенно дорога ему была идея Киреевского о первичной, несократимой, иррациональной и абсолютно уникальной сердцевине человеческой личности. Больше всего он ценил глубокий метафизический спиритуализм славянофилов и Чаадаева, но и материальная жизнь того времени сильно его притягивала. Его наиболее известные книги -- это биографии и истории отдельных личностей, именно на них и основана в значительной степени его репутация как писателя. Жизнеописания Чаадаева и Печерина, "Грибоедовская Москва" и биографические очерки, собранные в "Истории Молодой России",7 принадлежат к лучшим книгам в не слишком богатой русской биографике.
   Эти работы появились в 1908--1915 годах. В последующие годы Гершензон был в основном увлечен изучением Пушкина. Результат его исследований нашел воплощение в "Мудрости Пушкина", опубликованной в 1918 году.8 Нельзя отрицать, что у Гершензона не было духовной близости с великим поэтом: он был мистиком, верующим в Абсолют, anima naturaliter religiosa;9 он был подлинно сродни религиозным идеалистам послепушкинского поколения, и он был представителем своего собственного поколения, поколения символистов и "богоискателей". Всё это сделало его отчетливо чуждым сущностно-конечной и человеческой поэзии Пушкина. Очерк, давший название его книге, -- бесспорно восхитительный полет метафизического вдохновения. Это -- один из триумфов русской символистской прозы. Но, как было удачно сказано, это мудрость Гершензона, а не Пушкина. Это не критика, а первоклассная литература. Вопреки этому фундаментальному отсутствию родства с Пушкиным, остальные очерки в книге содержат страницы, принадлежащие к тому лучшему, что было когда-либо достигнуто в пушкинистике. Хотя его видение Пушкина в целом было обусловлено внутренней жизнью самого Гершензона, а не реальностью, его прозрения в отдельных случаях временами поразительны по убедительности. Очерки о "Станционном смотрителе" и "Exegi Monumen-tum" -- великолепные примеры критической интуиции. В обоих случаях интерпретации Гершензоном двух общеизвестных текстов -- очевидным образом единственно возможные, но мы, ослепленные предубеждением и искалеченные ленью, никогда не обнаруживали их сами. Обнаружение в этих двух шедеврах тонкой и заглушённой пушкинской иронии -- одна из величайших заслуг Гершензона перед русской литературой. Биографический очерк "Северная любовь Пушкина",10 в котором он пытался доказать, что великая и до сего момента неустановленная по имени любовь Пушкина должна датироваться временем до, а не после его крымского путешествия, вызвала в свое время жаркую полемику. Гершензона раздраженно атаковал П. Е. Щеголев, высший авторитет в пушкинской биографии.11 Хотя в полемической схватке победителем вышел лучше вооруженный Щеголев, нет сомнения (по крайней мере -- для пишущего эти строки), что Гершензон видел истину, и что искусная, но хрупкая система доказательств Щеголева не продержится долго. Внешне незначительный, вопрос этот весьма весом, поскольку включает принцип биографического истолкования стихов и другие важные вопросы критического метода.
   В последние годы Гершензон, под впечатлением от революции, отошел от своих ранних интересов, потерял всякий вкус к истории культуры и пришел к вере лишь в Единичное и Абсолют, в отдельности от его земных воплощений, и с горечью обманутого возлюбленного атаковал человеческую культуру и цивилизацию, как ненужные безделицы, отягощающие дух и затемняющие проницательность. В своих сочинениях, направленных против культуры, он похож на человека, истомившегося избыточным самопотворством на интеллектуальных пиршествах и тоскующего по свежему воздуху. Это отношение выражено главным образом в его части письменных диалогов с Вячеславом Ивановым, которые называются "Переписка из двух углов". Мы можем предпочитать в диалоге голос Иванова как защитника культуры, но мы не можем не восхищаться страстной искренностью тоски Гершензона по примитивному и неискушенному "Естественному Человеку".
   Гершензон начал свою литературную карьеру на столбцах старых "толстых" журналов (в особенности -- "Вестника Европы") и поначалу не был связан с молодым движением символистов. Но постепенно внутреннее родство с символистами привлекло его к ним, и ныне он -- как критик -- считается наиболее типичным в метафизическом толковании, используемом символистами. В оценке текущей литературы он всегда был смел и дальновиден. Он был одним из немногих критиков, оценивших истинное значение "Котика Летаева" Белого сразу после его публикации.12 Он был одним из первых критиков, указавших на подлинный гений Ремизова в то время, когда даже отъявленные модернисты относились к тому с холодным безразличием.13
   Читатель найдет в этом номере "Славянского обозрения" рецензию Гершензона на одну из первых книг Ремизова, "Часы".14 Она имеет исключительный интерес как первая подобная оценка писателя, ныне считающегося классическим. Она будет особо интересна английскому читателю, поскольку недавно опубликован английский перевод "Часов" (Chatto & Windus),15 открывая, таким образом, то, что, мы надеемся, станет длинной чередой английских переводов замечательного русского писателя.16
   
   Опубл.: Mirsky D. S.Michael Herschensohn// Slavonic Review. 1925. Vol. 4. No 10. P. 171--174.
   В книге "Современная русская литература" (Contemporary Russian Literature, 1881--1925. London; New York, 1926) Мирский писал: "Хотя возвращение к православию было завершением мыслительной эволюции начала двадцатого века, не все "богоискатели" его достигли. Некоторые остановились на разных промежуточных стадиях пути от агностицизма и позитивизма. Самый значительный из этих "некоторых" -- Михаил Осипович Гершензон (род. 1869), еврей, чьи биографические и исторические изыскания так помогли нам узнать русских идеалистов тридцатых-сороковых годов девятнадцатого века. Метафизика Гершензона близка к метафизике символистов: это мистика безличных сил, которую он связывает с динамической философией Гераклита "темного". Исторические изыскания привели его к Пушкину. В книге "Мудрость Пушкина" (1918) Гершензон обнаруживает удивительно тонкое понимание некоторых проблем пушкинизма и столь же удивительное отсутствие понимания самой сущности великого поэта, его личности. Гершензон был одним из тех русских интеллигентов, кто приветствовал коммунистическую революцию как опустошительную бурю, призванную освободить современную душу от гнета культуры и излишних знаний и открыть путь к "голому человеку на голой земле". Этот новоруссоистский нигилизм Гершензона с пронзительной искренностью выразился в его переписке с Вячеславом Ивановым, которую они вели, когда лежали оба в 1920 г. в здравнице "для работников науки и культуры" под Москвой. (...) Великими мастерами метафизической критики были Розанов, Мережковский, Гершензон и Вячеслав Иванов. (...) Ценные главы и страницы можно найти у Мережковского (особенно в первой части "Толстого и Достоевского"), у Гершензона ("Мудрость Пушкина") и у Иванова (статьи о Достоевском и о пушкинских "Цыганах"), но в целом метод этот совершенно неудовлетворителен, потому что подчиняет критикуемого писателя метафизическим воззрениям критика. Работы критиков-метафизиков могут быть (и часто бывают) великолепной литературой и первоклассной философией, но это не критика" (Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год / Пер. с англ. Р. Зерновой. 3-е изд. Новосибирск, 2007. С. 653--654,815).
   В книге о Пушкине (1926) Мирский отмечал, что статья Гершензона о "Станционном смотрителе" -- это "шедевр истолковывающей критики, искупающий все грехи Гершензона в его сверхтонкой и натянутой мистической и сентиментальной интерпретации" (Mirsky D. S. Pushkin / Introd. by G. Siegel. New York, 1963. P. 179).
   Мирский также опубликовал в "Slavonic Review" свой перевод статьи Г. Флоровского о Гершензоне (Florovsky G. Michael Gerschensohn / Trans, by D. S. Mirsky // Slavonic Review. 1926. Vol. 5. No 14. P. 315--331). Русский текст статьи предлагался журналу "Современные записки", но не был там опубликован; И. И. Фондаминский писал М. В. Вишняку 11 марта 1928 года: "У меня лежит его (Флоровского) небольшая (для "К[ультуры] и ж[изни]"), но блестящая статья о Гершензоне" ("Современные записки" (Париж, 1920--1940). Из архива редакции: В 4 т. / Под ред. О. Коростелева и М. Шрубы. М., 2011. Т. 1. С. 414). Против публикации выступил Вишняк, написав Ф. А. Степуну 23 июня 1928 года: "Флоровскому у нас место только постольку, поскольку он разрушает то злое дело -- евразийство, которое сам же создавал. Вот был смысл -- и единственный! -- приглашения его в "С<овременные> з<аписки>" по моей инициативе! И вот почему я решительно не могу согласиться с тем, чтобы помещать его этюды о Герцене или Гершензоне" (Там же. С. 444).
   
   1 Огарев Н. П. Стихотворения / Под ред. М. О. Гершензона. М., 1904.
   2 Публикаций, связанных с Герценом, у Гершензона очень много, причем появлялись они, начиная с 1902 года (т. е. еще до выхода "Стихотворений" Огарева). Подробнее см.: Библиография работ М. О. Гершензона / Сост. Я. 3. Берман // Гершензон М. О. Избранное: В 4 т. М.; Иерусалим, 2000. С. 534--570.
   3 "Русские Пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы" (М., 1915--1919) -- историко-архивный альманах, выпускавшийся Гершензоном. Вышли 1--4 и 6-й тома, а позже был выпущен еще один том под названием "Новые Пропилеи" (М.; Пг., 1923). Ранее не публиковавшиеся записи Тургенева составили третий том (М., 1916). Кроме того, Гершензон публиковал материалы из архива И. С. Тургенева в "Русских ведомостях", "Бюллетене литературы и жизни", "Голосе минувшего" и др.
   4 Чаадаев П. Я. Сочинения и письма: В 2 т. / Под ред. М. Гершензона. М., 1913--1914.
   5 Киреевский И. В. Поли. собр. соч.: В 2 т. / Под ред. М. Гершензона. М., 1911.
   6 Очерк М. Гершензона "И. В. Киреевский" первоначально был опубликован в журнале (Вестник Европы. 1908. No 8. С. 623--639), а затем под названием "Учение о личности (И. В. Киреевский)" составил I--VII главы его книги "Исторические записки" (М., 1910).
   7 Речь о книгах Гершензона "П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление" (СПб., 1908), "Жизнь В. С. Печерина" (М., 1910), "Грибоедовская Москва" (М., 1914), "История молодой России" (М., 1908).
   8 Статья "Мудрость Пушкина" первоначально была опубликована в ежегоднике "Мысль и слово" (М., 1917. С. 1--37), на следующий год перепечатана с сокращениями в "Бюллетене литературы и жизни" (1918. No 1. С. 16--25), а затем включена в одноименную книгу: Гершензон М. Мудрость Пушкина. М., 1919.
   9 Душа по природе своей религиозна (лат.). Мирский перефразирует высказывание Тертуллиана "anima naturaliter Christiana" ("душа по природе своей христианка").
   10 Работа Гершензона "Северная любовь А. С. Пушкина" первоначально была опубликована в журнале (Вестник Европы. 1908. No 1. С. 275--302), включена в его книгу "Образы прошлого" (М., 1912), а затем в переработанном виде опубликована в приложении к книге "Мудрость Пушкина" (М., 1919).
   11 Полемика развернулась на страницах сборника "Пушкин и его современники" (СПб., 1911. Вып. XIV), заняв почти весь том: Щеголев П. Е. Из разысканий в области биографии и текста Пушкина (С. 53--193); Гершензон М. О. В ответ П. Е. Щеголеву (С. 194--198); Щеголев П. Е. Дополнения к "Разысканиям" (С. 199--216). На следующий год Щеголев перепечатал обе свои статьи под общим названием ""Утаенная любовь" А. С. Пушкина. Из разысканий в области биографии и текста Пушкина" (Щеголев П. Е. Пушкин. СПб., 1912. С. 35--195). На книгу Гершензона "Мудрость Пушкина" П. Е. Щеголев откликнулся в журнале "Книга и революция" (1920. No 2. С. 57--60), включив затем отзыв в собственный сборник "Из жизни и творчества Пушкина", неоднократно переиздававшийся. В своем отзыве Щеголев вновь вернулся к статье "Северная любовь Пушкина": "Исследование Гершензона оказалось с начала до конца чистейшей легендой, плодом не столько ученой рассудительности, сколько мечтательного воображения. Воспроизводя свою статью в отдельном издании в 1912 г., Гершензон перепечатал ее без изменений, как бы не признавая моей критики, но не без чувства удовлетворения я вижу, что, внося эту статью в рецензируемую книгу, автор, наконец, сдался на мои доводы и выбросил из нее не мало страниц, но у него не хватило решимости выбросить всю статью, которая не имеет ныне никакого научного значения" (Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. 3-е изд. М.; Л., 1931. С. 369--370).
   12 В сентябре 1916 года Андрей Белый читал свой роман "Котик Летаев" у Гершензона. Об их взаимоотношениях см.: Переписка Андрея Белого и М. О. Гершензона / Вступ. статья, публ. и комм. А. В. Лаврова и Д. Малмстада // In memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. Санкт-Петербург; Париж, 2000. С. 231--276. Восхищенный отзыв о "Котике Летаеве" Белого Гершензон оставил в "Заметках о Пушкине" (Биржевые ведомости. 1916. 30 дек. No 16010), которые перепечатал под рубрикой "Пушкин и мы" в книге "Мудрость Пушкина" (М., 1919. С. 86--87).
   13 Речь идет о рецензии Гершензона на книгу Ремизова "Часы" (Вестник Европы. 1908. No 8. С. 769. Подпись: М. Г.).
   14 Herschensohn M. О. [Rev.:] Chasy (The Clock) by A. Remizov / Trans, by H. Epstein // Slavonic Review. 1925. Vol. 4. No 10. P. 241--243. Это перевод вышеупомянутой рецензии Гершензона в "Вестнике Европы".
   15 Первый перевод Ремизова на английский язык был выполнен Дж. Курносом: Remizov А. The Clock / Trans, by John Cournos. London, 1924.
   16 О переводах Ремизова на английский см.: "...с Вами беда -- не перевести": Письма Д. П. Святополка-Мирского к А. М. Ремизову (1922--1929) / Публ. Р. Хьюза // Диаспора. СПб., 2003. Вып. V. С. 335--401.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru