Глинка Сергей Николаевич
Исторический взгляд на общества европейские и судьбу моего отечества: шестой период царствования Александра Первого от 1818 года до 1825

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Николай I: личность и эпоха. Новые материалы.
   СПб.: Издательство "Нестор-История", 2007.
   

Глинка С. Н.

Исторический взгляд на общества европейские и судьбу моего отечества: шестой период царствования Александра Первого от 1818 года до 1825.

8 января 1844 г.

Конституция

   Si la justice et la bonne foi étaient bannies du reste de la terre, il faudrait du moins qu' elles se trouvassent dans le coeurs des rois (paroles du roi Jean Second) {Пер. с фр.: Ежели напоследок справедливость и праводушие оказались бы изгнанными из пределов земных, то по крайней мере долженствовало б оным оставаться в сердцах королей (слова короля Иоанна Второго).}.
   Для меня важнейший год царствования Александра Первого -- тысяча восемьсот осмнадцатый {Здесь и далее выделение автора.}. В этом годе на сейме так называемого Царства Польского, император Александр Первый сказал, что "ту Конституцию, которую он дает Польше, он распространит и на страны, врученные ему Провидением"1. Произнесенную им речь в Варшаве перевел Петр Вяземский2. Александр сам пересматривал ее и конституцию назвал "Законоположением"3.
   Надлежало бы тотчас приступить и к делу. Вот почему. После 1812 года, три года войны и действий заграничных вовсе охолодили души русские в России. Москва выглядывала из пожарного пепла, а души и мысли не шевелились. Граф Аркадий Иванович Марков4, проезжая 1813 года чрез Москву в Петербург, сказал графу Растопчину5, что надобно вытребовать у императора Александра Конституцию. Растопчин улыбнулся и возразил: "Это вздор".
   Признаюсь, я и сам тогда так же думал и напечатал о том в "Русском Вестнике" того же 1813 года6. Решительно в Москве ни у кого до 1818 года не срывалось с языка слово: "Конституция". Император Александр Первый сам пустил в ход это заманчивое слово: ибо французская его речь помещена была в тогдашнем "Conservateur Impartial"7. Его же волею и в то же время тайно закипели масонские ложи, и в уставе их тоже сказано: "L'autorité suprême maèonique n'a aucun secret pour l'autorité suprême de l'Etat. L'autorité suprême maèonique est gouverné par la législation, l'administration et la constitution" {Пер. с фр.: Верховная масонская власть не представляет никакой тайности для верховной власти государства. Верховная масонская власть руководствуется посредством законодательства, администрации и конституции.}. Не могу сказать утвердительно, но говорят, что и Александр поступил в братство масонское8. Это ничего. Дело в том, надобно было заранее поразмыслить: состоится ли оно и с какою целию оно установлено? На самом деле, перед войной направление умов вовсе переменилось. Все стремилось к обновлению России в России. Кто навел умы на эту колею? Сам император Александр9. Чем? Своим посулом Конституции или Законоположения. Кто мешал ему оправдать императорское слово свое и привесть его в действие? Никто! Но вот что еще страннее. От 1809 года до 1812 года, нам уже было весьма показано, кабинет Александра Первого заваливался кипами новых поступлений и рассуждениями "о достоинстве человека"10. И когда же все это было! В ту годину, когда нужнее всего было готовить защиту России от ее врага, от явной, от очевидной, угрожавшей ей бури. А вот, что еще страшнее. Когда эта буря миновалась; когда внутренняя жизнь России волею императора Александра могла и обновиться, и укрепиться, и передать имя его потомству в сиянии первой славы в земной вселенной, в бессмертной славе "законодателя": когда он мог совершить то, чего не сделал Петр Первый11 и что остановила Екатерина Вторая при первой попытке своей12, тогда он же перенесся мыслию вне России, для пустых конгрессов и домогался {Далее часть текста утрачена.}... Стало подавлять обыкновенную словесность; следственно и мои бренные труды. Во-вторых, потому, что я трепетал еще тогда при мысли какого-либо волнения: теперь не страшит меня ни то, ни другое. В старинной Франции забушевала буря революции от того, что снизу, то есть, из стен парламента, раздался голос, требовавший преобразования Франции; а в России вспыхнуло волнение от того, что первое в ней лицо, это сам император Александр, распустил молву о преобразовании России и потом, Бог знает почему, домогался заглушить ее неуместным самовластием. Закрыли двери залы масонской, но общество оставалось; закрылись масонские ложи, состоявшие под надзором правительства13. Зато возникли тайные общества мимо надзора правительства. Но об этих обществах будет далее. Здесь скажу только, что в это время завелись полиции над полициями14. Фуше, министр полиции15, уверяет, что "la couronne n'avait succombé en 1789, que par la nullité de la haute police, ceux qui étaient dépositaires alors n'ayant pas su pénétrer les complots qui menaèaient la maison royale" {Пер. с фр.: В 1789 году королевская власть пала только вследствие полного ничтожества верховной полиции; те, кто был тогда блюстителями власти короля, не сумели проникнуть в тайны заговоров, кои угрожали королевскому дому.}. Что же, по его мнению, поддерживает верховную полицию? Во-первых: деньги. Хорошо. Sans argent, -- говорит он, -- point de police" {Пер. с фр.: Нет денег, -- говорит он, -- нет полиции.}. Ну, если тот, кому нужно затеять и предпринять что-нибудь против существующего правительства {Далее часть текста утрачена.} <...> количеством денежных приманок последит то, что какой-либо член верховной полиции получает по званию своему? Беда! Где общество опирает безопасность свою на звонкости денежной! Во-вторых, Фуше говорит, что обязанность верховной полиции, чрезвычайно важна в каком бы то ни было правлении. И вот от чего намерения его 1а tâche est difficile, car rien ne transpire au dehors {Пер. с фр.: Задача трудная, ибо извне ничего не обнаруживается.}. Прекрасно! Если ничто не обнаруживается, то на что же эти Аргусы16, эти стоглазые оборотни верховной полиции? Каким же образом можно до чего-нибудь добраться? Фуше отвечает: "J'ai mieux connu la France occulte par les communications orales et confidentielles, et par des conversations expansives, que par le fatras d'écriture, qui passé sous les yeux" {Пер. с фр.: Я составил себе лучшее представление о потаенной Франции посредством словесных и конфиденциальных сообщений и из откровенных разговоров, нежели из той ни на что не годной писанины, которую приходилось просматривать.}. Очень справедливо, что перо или злоумышленное, или бестолковое, Бог знает, что намечет на бумагу. Но Фуше полагает, что для исследования тайной внутренности государства должны самому, своими устами, словом, лично допытываться ее. Стало быть, одному надобно быть везде. Свойственно ли это человеку? Допустим, что и нашелся бы такой человек; но вить и он как человек заплатит в свой час общую дань могиле. Был в этом убежден и Наполеон17, и здесь кстати повторить слова его: "Les hommes sont trop impuissants pour assurer l'avenir; les institutions seules fixent les destinées des nations" {Пер. с фр.: Люди слишком слабы, чтобы обеспечить свое будущее; одни только государственные установления определяют судьбу целых народов.}. И наш умный историк Татищев18 сказал: "Не родился еще такой человек, без которого общество человеческое не могло бы обеспечиться". Стало быть: чем животворнее постановления общественные, тем прочнее и долговременнее и жизнь обществ. Умный и праводушный маршал Катина19 говорил Людовику XIV20, хваставшему тайною своею полицией: "Государь! Рано или поздно, но доносы погубят Францию".
   Обращаюсь к России. Кажется, что с закрытием лож масонских последовала тайная сделка21 между Александром Первым и цесаревичем Константином о наследстве престола. Сделка ужасная, которая, как увидим далее, откликнулась кровавою борьбою и которая (чего не дай Бог!) откликнется еще и грознее. Страшно и подумать о тайных сделках там, где это сопряжено с участием и спокойствием целого народа. Продавая несколько десятин земли, сколько берут прежде предосторожностей узаконенных: как же было колебать целую Россию потаенною сделкою? Да и к чему? Петр Первый явно производил суд над сыном своим цесаревичем Алексеем22, и Россия не шевельнулась; Петр Первый явно и при жизни своей венчал на царство Екатерину23, и Россия повиновалась24. То же было бы, если б и Александр при жизни своей повестил о добровольном отречении Константина от престола. В наши ли шаткие времена путать и не открывать] сокровенные за[мыслы]. В то ли время играть {Далее часть текста утрачена.}... народом, когда в оча[х] [поддан]ных совершались все превратности и когда [прес]толы царей как будто пошатнулись над какою-то бездною, куда залетают от малейшего дуновения ветра! "Maintenant que nous avons vu, -- говорит Шатобриан, -- de grandes et de subites invasions que le Tartare, voisin de la muraille de la Chine, a campé dans la cour du Louvre, et est retourné à sa muraille; que le soldat franèais a bivouaqué sur les remparts du Kremlin ou à l'ambre des pyramides; maintenant que nous avons vu des rois; [...]ielle ou nouvelle race, mettre[...] dans leurs porte-manteaux leurs [...] vermoulus ou coupés le matin [...] arbres, ces jeux de la fortune ... devenus familiers; il n'est [...]erque si bien aparenté, qui ne[...]e perdre dans quelques heures [...] bandeau royal-; il n'est si [...] ince clerc ou gardeur de Cavales qui ne puisse rencontrer une couronne dans la poussière son étude ou dans la paille de sa grange" {Пер. с фр.: Ныне же мы зрели, -- говорит Шатобриан, -- великие и скоропостижные нашествия, как татары, обитавшие в соседстве с Китайской стеной, стали лагерем во дворе Лувра и воротились затем в свои пределы, как французский солдат раскинул свой лагерь близ стен Кремля или в тени пирамид; а ныне видели мы королей.., или новой отрасли, которые клали в свои чемоданы.., источенные червями или изрезанные.., эти игры фортуны стали привычными.., столь хорошую родню, которая не могла бы потерять всего за какие-то несколько часов королевский венец; ...ученый или пастух лошадей, который не мог бы отыскать корону, лежащую в пыли своего кабинета или в соломе своего овина.}.
   Вот о чем надобно было крепко подумать и пораздумать. Веди меня сейчас на казнь, а я все-таки скажу, что Александр Первый не вправе был затевать никаких тайных сделок с братом своим Константином. Будут отвечать Богу и те люди (если только Александр сносился с кем-нибудь), которые не отвлекли его от этой пагубной сделки и для нашего времени, и повторяю еще, может быть, для потомства.
   Как случилось в это же время восстание Семеновского полка25, не знаю. Император Александр был тогда за границею. Его тревожило какое-то опасение о влиянии университетов Северной Германии26. Он говорил об этом Меттерниху27, прибавя, что "он ручается головою, что у него в России никаких не будет восстаний". Но Австрийское посольство прежде нашего гонца успело известить из Петербурга Меттерниха о восстании Семеновского полка и, как я слышал, он сказал императору Александру: "Sire, ne perdez pas votre tête; elle est trop présieuse pour la Russie et l'Europe" {Пер. с фр.: Государь, не теряйте голову; она слишком драгоценна для России и для Европы.} 28.
   История скажет и докажет, что четырнадцатый декабрь 1825 года вышел из царствования Александра Первого. Но вот что удивительно. В начале 1824 года в "Constitutionel" напечатано было: "Il existe en Russie une vaste conspiration dont les raniffications s'étend sur tout l'Empire" {Пер. с фр.: В России существует обширный заговор, разветвления коего простираются по всей Империи.} 29. И это бы еще ничего. Но эту самую бурную повестку слова от слова перепечатали в половине того же 1824 года и поместили в тогдашней газете "Le Conservateur"30. Стало быть, тогдашнее правительство уверено было, что в России существует заговор, распустивший ветви свои по всей империи. По всей империи! И ни министры, ни Государственный Совет -- никто этого не видел. Боже мой! На что же и к чему установлены правительства! К чему заводить огнеспасительные снаряды, если, видя обширный пожар, не двигаться с места?

Перевод с французского С. Н. Искюля

   Публикуется по черновому автографу, отложившемуся в личном фонде С. Н. Глинки в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки: Ф. 191. Д. 18. Л. 208--214. Текст представляет собой главу двенадцатую под названием "Шестой период царствования Александра Первого от 1818 года до 1825" обширной рукописи С. Н. Глинки "Исторический взгляд на общества европейские и судьбу моего отечества" (ОР РНБ: Ф. 191. Д. 18. Л. 1--399), написанной на русском и французском языках и датированной самим автором 8 января 1844 г.
   
   Сергей Николаевич Глинка (1775--1847) -- брат декабриста Ф. Н. Глинки, поэт, прозаик, драматург, историк, издатель журнала "Русский вестник" (1808--1824), автор известных автобиографических "Записок" (СПб., 1895). Родился в с. Сутоки Смоленской губернии в патриархальной помещичьей семье. Отец -- Николай Ильич Глинка (1744--1802), отставной капитан; мать -- Анна Яковлевна Каховская. Получив образование в Сухопутном шляхетском корпусе в Петербурге, в 1782 г. Глинка был выпущен поручиком в один из московских батальонов; дослужился до чина майора, но в 1802 г. подал в отставку и жил в Москве, занимаясь литературным трудом, главным образом драматургией и переводами иностранных пьес. С началом боевых действий против Наполеона вступил в милицию и был назначен бригад-майором дружины в г. Сычеве. Однако не оставил своих драматических занятий и в 1807--1810 гг. написал ряд популярнейших в то время историко-героических драм -- "Наталья, боярская дочь", "Ольга Прекрасная", "Баян". После заключения Тильзитского мира вернулся в Москву и стал издавать журнал "Русский вестник" (1808--1826).
   Эпоха Наполеоновских войн стала временем наибольшей популярности С. Н. Глинки и его журнала, созданного, по словам самого издателя, для "возбуждения духа народного и вызова к новой и неизбежной борьбе с тираном". Встретив Отечественную войну в Москве, Сергей Николаевич первым записался в ополчение (Глинка С. Н. Записки. С. 254--255), но по распоряжению Александра I должен был остаться в древней столице, чтобы продолжить издание своего журнала, столь необходимого в это тяжелое время. "Он был рожден народным трибуном, но трибуном законным, трибуном правительства. Он умел по-православному говорить с народом православным", -- писал о нем князь П. А. Вяземский (Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1879. Т. 2. С. 341).
   После победы над Наполеоном, когда национально-патриотические настроения общества и власти постепенно стали утихать, популярность и влияние Глинки упали, а его журнал стал никому не нужен и начал чахнуть. Кое-как дотянул издатель до 1825 г., выпуская все более и более незначительные номера и пробуя усилить "Русский вестник", прибавляя к нему "Детское чтение" (1822--1823) и "Плутарх в пользу воспитания" (1822--1823), но и это делу не помогло. Понимая, что потерял свою былую славу и значимость публициста, Глинка обратился к отечественной истории. Еще в 1816 г. он начал печатать в журнале свой обширный труд "Русская история" (последние части вышли уже в 1825 г.), которая, несмотря на определенную легковесность и компилятивность, имела успех у публики и выдержала три издания.
   С воцарением Николая I в творческой биографии Глинки начался новый этап. По Всеподданнейшему докладу министра народного просвещения адмирала А. С. Шишкова Глинке было выдано весьма солидное денежное пособие и предложено место цензора в Московском цензурном комитете. Однако служба по этому ведомству, начавшаяся 1 октября 1827 г., доставила Глинке одни неприятности. К своим обязанностям он относился довольно небрежно, да и по своему характеру совершенно не подходил к подобного рода деятельности. "Это был человек, одетый крайне небрежно, всегда с полувыбритой бородой и странными движениями, не подчинявшийся никаким формам общественного и служебного приличия", -- писал о Глинке служивший с ним в Комитете С. Т. Аксаков (цит. по: Русская беседа. 1856. С. IV). Не желая стеснять свободы слова авторов представляемых рукописей, "горе"-цензор подписывал их к печатанию, не читая. Вследствие этого у него начались скандалы с издателями видных московских журналов, подогреваемые слухами о будто бы его принадлежности к тайному обществу масонов или иллюминатов. Как ни парадоксально, но после одного скандала, когда Глинка в связи с задержанием рукописи в Комитете заявил, что пойдет в тайную полицию и донесет о притеснениях, его стали считать агентом III Отделения. Таким образом, он оказался "отверженным" для всего московского литературного общества, хотя в эти годы в первопрестольной столице по ведомству цензуры служили П. А. Вяземский, И. М. Снегирев, Ф. И. Тютчев. В итоге в конце 1830 г. Глинка был вынужден уволиться из Цензурного комитета, даже не оформив пенсионного пособия.
   Считая невозможным оставаться в Москве, из-за ходивших о нем слухов, Глинка вскоре переехал с семейством в Петербург, где у него были влиятельные покровители -- А. С. Шишков и В. А. Жуковский, -- при содействии которых через несколько лет он издал свои "Записки о Москве и о заграничных происшествиях от исхода 1812 года до половины 1815" (СПб., 1837), а в 1842 г. выпустил свою знаменитую книгу "Русские в доблестях своих" (СПб., 1842). Однако разочарование жизнью и болезни все больше давали о себе знать. В последний год жизни он ослеп, и под диктовку за ним записывала дочь. С. Н. Глинка скончался в Петербурге 5 апреля 1847 г. и был похоронен на Волковом кладбище.
   "Исторический взгляд на общества европейские и судьбу моего отечества" -- последнее, предсмертное сочинение Глинки, своеобразное "завещание". Главной темой труда, посвященного политической истории России конца XVIII -- первой четверти XIX в., стала проблема национального пути и западных образцов. По мнению автора, начиная с эпохи Петра Великого, пытавшегося изменить ход исторических часов России, вся последующая история отечественной политической мысли представляла собой столкновение двух моделей. Первая была ориентирована на самобытное развитие страны, с сохранением и учетом национальных и исторических традиций, и вторая -- на реформирование российской государственности с учетом социально-экономических и политических перемен, происходивших на Западе. Не являясь "правоверным" славянофилом, все же Глинка в рамках именно первой модели подходил к оценке всех событий, происходивших в Европе и России на протяжении "бурного осмнадцатого" и "исторического девятнадцатого" столетий. Анализируя особенности исторического развития своего отечества, автор пришел к важному выводу: тот факт, что "великий реформатор Петр" привил на русскую почву только верхний, европейский, культурный слой, ничего не сделав для развития собственных духовных сил, явился главной причиной отставания России от западных государств: "Петр создал флот и новое войско, но не дал России жизни внутренней, самобытной, без которой весь внешний блеск, все вещественные силы рано или поздно падают и исчезают" (ОР РНБ. Ф. 191. Д. 18. Л. 108). И все же отсталость для России, с точки зрения Глинки, имеет ряд преимуществ, главное из которых -- возможность избежать социальных конфликтов Запада. Особого внимания заслуживает устойчивая тенденция автора рассматривать в неразрывной связи идейную жизнь России и Европы. При этом он постоянно подчеркивал сложное переплетение славянофильских и западнических идей в программах как правительственных реформаторов, так и наиболее ярких представителей различных течений русской общественной мысли конца XVIII -- первой четверти XIX в.
   Глава двенадцатая "Шестой период царствования Александра Первого от 1818 года до 1825", которая впервые публикуется в данном издании, представляет собой краткий очерк различных сторон русской жизни этого времени, в котором автор попытался проанализировать истоки политического кризиса в России, приведшего к событиям 14 декабря 1825 г. Поражает осведомленность Глинки, интенсивно использующего важные сведения из русской и иностранной периодики, официальных документов, а также, вероятно, из рассказов, разговоров, слухов. Безусловно, оценки автора носят личностный характер, но это -- взгляд современника, отразивший в себе основные черты и идеи эпохи.
   Ведущая мысль главы -- историческая обусловленность выступления членов тайных обществ, основанная не только на "обетах власти", но и на неспособности правительства решить важнейшие проблемы социально-экономического развития страны. Именно кризис государственного либерализма обусловил превращение реформаторского по свой сущности оппозиционного движения в революционное по способу действия. Важной вехой в этом процессе Глинка считает 1818 г., когда 15 марта на открытии Варшавского сейма Александр I произнес речь, в которой, признавая себя конституционным монархом Польши, декларировал будущее конституционное устройство России. В этот период император не только был уверен в степени зрелости внутриполитических "кардинальных" реформ и готовности страны к преобразованиям, но и пытался форсировать реформаторский процесс. При этом Польша оказывалась "опытным полем", которое Александр использовал для реализации основных идей правительственной программы.
   Вскоре после варшавской речи Александр I поручил своему представителю при Правительственном совете Царства Польского H. H. Новосильцеву и сотрудникам его Канцелярии, в числе которых был П. А. Вяземский, составить проект российской конституции -- "Государственной уставной грамоты Российской империи" (о работе над "Грамотой" см.: Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М.; Л. 1957; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение в России в начале XIX в. Саратов, 1982. С. 184--192; Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 8--10, 162--178; Коршунова Н. В. "Либеральная диктатура" Александра I: реформы в России в первой четверти XIX века. М., 2002).
   Следует подчеркнуть, что, несмотря на чрезвычайную секретность деятельности Канцелярии Новосильцева по составлению "Уставной грамоты", о ней знали не только члены Союза благоденствия и их ближайшее окружение (Кутаное Н. (Дурылин С. Н.) Декабрист без декабря: (П. А. Вяземский) // Декабристы и их время. М., 1932. Т. 2. С. 205--206), но, как видно из публикуемого текста, некоторые их современники, в том числе С. Н. Глинка. Постоянные указания автора на французские газеты и журналы свидетельствуют о том, что московское и петербургское общество было осведомлено о "секретной работе" в Варшаве из публикаций в зарубежной либеральной прессе. Так, 9 ноября 1819 г. в парижском журнале Б. Констана "Le Constitutionel" была напечатана статья с информацией, что в России готовится проект конституции. Сам же Глинка мог узнать о работе над "Уставной грамотой" от самого П. А. Вяземского, приезжавшего в Петербург и Москву в мае--июле 1820 г.
   К маю 1820 г. проект "Грамоты" был подготовлен в Варшаве и отправлен в Петербург к императору. Предполагалось, что вскоре будут обнародованы манифесты, возвещающие о введении в России конституции и упразднении польской конституции 1815 г., поскольку Польша в случае принятия "Уставной грамоты" становилась бы одним из наместничеств Российской империи. Некоторое время проект конституционной реформы был оставлен без движения, а вскоре приостановлен. Важные мотивы охлаждения Александра I к проведению конституции в жизнь приоткрыл П. А. Вяземский в своем сочинении "Моя исповедь", относящемся к 1829 г. Припоминая некоторые подробности разговора с императором, состоявшегося летом 1820 г., Вяземский писал, что Александр обосновывал свою позицию, прежде всего, недостатком финансовых средств, необходимых для проведения правовой реформы. Кроме этого "он знает, сколько преобразование сие встретит затруднений, препятствий, противоречий в людях, коих предубеждение, легкомыслие приписывают сим политическим правилам многие бедственные события современные" (цит. по: РГАЛИ. Ф. 195. Д. 1005. Л. 3 об.). По мнению С. В. Мироненко, опасения царя были связаны и с тем негативным резонансом, который вызвала его "конституционная" речь в Варшаве, истолкованная большинством консервативного дворянства как форсированное освобождение крестьян и потому несущая "гибельные последствия" (Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. С. 158--161).
   И все же русская конституция увидела свет, но в Варшаве, в 1831 г., когда в руки революционного польского правительства попал один из экземпляров "Уставной грамоты", который и был напечатан. После подавления восстания в Польше по приказу Николая I подлинник "Государственной уставной грамоты Российской империи" на французском и русском языках был найден и отправлен на хранение в Государственный архив. В настоящее время подлинник "Грамоты" хранится в Российском государственном архиве древних актов: Ф. 3 (разряд III). On. 1. Д. 25. Копия этого документа находится в личном фонде Н. К. Шильдера в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки: Ф. 859. К. 19. Д. 6. Впервые полностью "Грамота" была опубликована в приложении к труду историка об эпохе Александра I (Шильдер Н. К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. 4. С. 499-526).
   Кроме этого, одной из главных причин политического кризиса в России в декабре 1825 г., по мнению Глинки, стал династический кризис, в основе которого была "страшная сделка" между императором и цесаревичем Константином Павловичем. Автор обвиняет Александра I не в его стремлении отречься от престола и стать частным человеком, а в незаконных действиях. Ведь в январе 1822 г. царь принял неофициальное отречение законного наследника, а в 1823 г. подготовил секретный манифест о передаче прав наследования российского престола великому князю Николаю, но не обнародовал эти важнейшие документы. Результатом этих действий стало междуцарствие, когда после смерти Александра I в Таганроге 19 ноября 1825 г. Россия была приведена к присяге Константину Павловичу. Новая присяга, уже Николаю Павловичу, так и не дождавшемуся от брата официального акта отречения, была назначена на 14 декабря 1825 г., чем и воспользовались члены тайных обществ. "Смерть императора Александра, два отречения, две присяги, последовательные и противоречащие, тайное завещание, отысканное в архивах, взволновали, расстроили умы, породили происшествия 14 декабря в Петербурге и отважное движение одного полка на юге", -- писал М. С. Лунин (Лунин М. С. Письма из Сибири. М., 1988. С. 56).
   Подводя итог анализа важного исторического периода, закончившегося событиями на Сенатской площади, и размышляя о причинах столь широкого распространения антиправительственного "заговора", Глинка видит их в политической недальновидности и государственной легкомысленности Александра I, так и не решившего две важнейшие проблемы царствования -- реформ и престолонаследия.
   
   1. Неточное воспроизведение отрывка из речи Александра I, произнесенной на французском языке 15 марта 1818 г. при открытии сейма Царства Польского, перевод которой был сделан П. А. Вяземским и позже опубликован в официальных столичных газетах "Северная почта" и "Санкт-Петербургские ведомости". Александр I, обращаясь к депутатам, говорил: "Образование, существовавшее в вашем краю, дозволило мне ввести немедленно то, которое я вам даровал, руководствуясь правилами законно-свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние надеюсь я с помощью Божией распространить и на все страны, Провидением попечению моему вверенные" (цит. по: Северная почта. 1818. 29 марта. No 26).
   2. Вяземский Петр Андреевич (1792--1878) -- поэт, прозаик, член литературного общества "Арзамас", видный общественный и политический деятель первой половины XIX в. О нем см.: Кутаное Н. (Дурылин С. Н.) Декабрист без декабря // Декабристы и их время. Т. 2; Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский: Жизнь и творчество. Л., 1969; Перельмутер В. "Звезда разрозненной плеяды": Жизнь поэта Вяземского. М., 1993; Бондаренко В. В. Князь Вяземский: Жизнеописание. Минск, 2000; Акульшин П. В. П. А. Вяземский: Власть и общество в дореформенной России. М., 2001. С 1807 г. числившийся в Московской межевой канцелярии, в конце 1817 г. в чине коллежского асессора Вяземский был переведен в Варшаву. Местом его новой службы стала Канцелярия H. H. Новосильцева. Уже в начале 1818 г. Вяземскому был поручен перевод на русский язык речи Александра I на польском сейме. Об отношении самого переводчика к речи императора свидетельствуют строки из письма Вяземского А. И. Тургеневу: "Пустословия тут искать нельзя: он говорил от души или с умыслом дурачил свет" (Вяземский П. А. Письмо А. И. Тургеневу. 3 июня 1818 г. // Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 1. С. 105). И все же в надежде на реальность правительственного реформаторства Вяземский с головой окунулся в работу по подготовке "русской конституции". Вспоминая в "Моей исповеди" об этом периоде жизни, Вяземский признавался, что именно конституционно-реформаторские замыслы верховной власти, а также сама работа в Канцелярии Новосильцева над созданием этого важнейшего политического документа еще более способствовали утверждению в его мировоззрении идей политического либерализма: "Новые надежды, которые открывались для России в речи государя, характер Новосильцева, все вместе дало еще больше оживления моему образу мыслей, преданных началам законной свободы, началам конституционно-монархического правления, которое я всегда почитал надежнейшим законом благоденствия общего и частного, надежнейшим кормилом царей и народов" (цит. по: РГАЛИ. Ф. 195. Д. 1005. Л. 2 об.). Однако, по его словам, "дело, которое сначала кипело, стало остывать", а затем вовсе было приостановлено. "Я остался, таким образом, -- писал Вяземский, -- приверженцем мнения уже не торжествующего, а опального... из рядов правительства очутился я, не тронувшись с места, в ряду противников его: дело в том, что правительство перешло на другую сторону" (Там же. Л. 7). Это способствовало разочарованию Вяземского как в самом государе, так и в государственной службе. И если осенью 1817 г. Петр Андреевич бежал "в Польшу от России", то осенью 1820 г. "от России бегу теперь из Польши" (Вяземский П. А. Письмо А. И. Тургеневу. 3 сентября 1820 г. // Остафьевский архив. Т. 2. С. 58).
   3. Глинка пишет, что Александр I назвал конституцию "законоположением". На это обратил внимание и Вяземский в "Автобиографическом введении" к своему собранию сочинений, говоря, что перевод слов "le regime constitutionnel" и "institutions libérales" -- "законоположенное управление" и "законо-свободные постановления" -- принадлежит самому императору (Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1878. Т. 1. С. XXXV--XXXVI).
   4. Марков (Морков) Аркадий Иванович (1747--1827) -- граф, действительный тайный советник, посланник в Стокгольме и Париже, член Государственного Совета.
   5. Растопчин (Ростопчин) Федор Васильевич (1763--1826) -- граф (с 1799), государственный деятель, литератор. С 10-летнего возраста числился в Лейб-гвардии Преображенском полку, в 1782 г. получил звание камер-юнкера. В 1786--1788 гг. путешествовал по Европе, слушал лекции в Лейпцигском университете. Участвовал в русско-турецкой войне 1787--1789 гг., отличился при штурме Очакова, в Фокшанском и Рымникском сражениях. В 1791 г. вместе с графом А. А. Безбородко вел переговоры о мире с Турцией. После восшествия на престол Павла I быстро возвысился, в 1798--1801 гг. фактически руководил Коллегией иностранных дел, проводя политику отхода России от союза с Великобританией и Австрией и сближения с Францией. В эти же годы являлся членом Совета при императоре. Однако в 1801 г. в результате неудачного соперничества с новым фаворитом Павла Петровича -- П. А. Паленом -- отправлен в отставку и выслан в Москву. При Александре I в 1801 г. назначен обер-камергером. С 1812 по 1814 гг. -- главнокомандующий (генерал-губернатор) Москвы. Накануне и в начале Отечественной войны вел активную антифранцузскую пропаганду, с 1 июля по 31 августа 1812 г. почти ежедневно выпускал "Дружеские послания главнокомандующего в Москве к жителям ее" в форме "афиш" (листовок). Их главной целью было успокоение москвичей и вселение в них уверенности в победе русского оружия. Позже листовки были не раз изданы: Ростопчинские афиши 1812 года. СПб., 1889; Летучие листки 1812 года. СПб., 1904; Ростопчинские афиши. СПб., 1912. Часть "афиш" переиздана: Ростопчин Ф. В. Ох, французы. М., 1992. После войны за Ростопчиным утвердилась "слава поджигателя Москвы", поскольку он сжег свой дом, который заново отстроил только после возвращения из-за границы в 1823 г. Еще в 1813 г. С. Н. Глинка в ряде публикаций своего журнала пытался реабилитировать своего друга и коллегу по редакции журнала (Русский вестник. 1813. Ч. 1. С. 67--88, 89--107; Ч. 2. С. 65--75). Александр I, летом 1814 г. вернувшийся из заграничного похода в древнюю столицу, весьма холодно обошелся с московским генерал-губернатором: 30 августа Ростопчин был уволен от должности с назначением в члены Государственного Совета. После отставки в 1823 г., живя, главным образом, в Париже и занимаясь литературным трудом, Ростопчин опубликовал брошюру "La vérité sur lincendie de Moscou" (Paris, 1823), переизданную в Москве под названием "Правда о пожаре Москвы" (М., 1823), в которой доказывал свою невиновность в инициации московского пожара. Скончался Ф. В. Ростопчин в 1826 г. в Париже. Его сочинения: Последний день жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования императора Павла I. M., 1864; Тысяча восемьсот двенадцатый год. Пер. с фр. // Русская старина. 1889. No 12. О Ф. В. Ростопчине см.: Материалы о графе Ф. В. Ростопчине: ОР РНБ. Ф. 859 (Н. К. Шильдер). К. 27. No 1; Письма Д. В. Давыдова к А. И. Михайловскому-Данилевскому 1827--1834 гг.: ОР РНБ. Ф. 488 (А. И. Михайловский-Данилевский). Д. 54; Тихонравов Н. С. Граф Ф. В. Ростопчин и литература 1812 года. СПб., 1854; Брокер А. Ф. В. Ростопчин: Биографический очерк // Русская старина. 1893. No 1; Шницлер И. Г. Ростопчин и Кутузов: Россия в 1812 году. СПб., 1912; Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию в 1812 г. // Тарле Е. В. Сочинения. М., 1959. Т. 7.
   6. Речь идет о статье С. Н. Глинки "Мысли пустынника", написанной в форме письма, в которой дана негативная оценка европейского общества и его либерально-конституционных ценностей в 1813 г.: "Вижу Европу в пламени, где попираются ногами обязанности человека, гражданина и христианина. Названию христианина смеется своеволие. Презрев все должности, отвергнув все добродетели праотеческие, вопиют: мы независимы, мы свободны, мы совершенны. Боже! Какое ужасное состояние обществ и держав, ибо новая независимость есть презрение веры предков, новая свобода -- отвержение всех обязанностей, новое всесовершенство есть равенство с бессословными" (Русский вестник. 1813. Ч. 4. С. 10--14).
   7. Речь Александра I была напечатана 29 марта 1818 г. в петербургской газете "Le Conservateur Impartial", No 26.
   8. Вопрос о том, был ли Александр I масоном, весьма сложен, и на него нет однозначного ответа. Достоверных сведений о посвящении Александра Павловича в масоны не сохранилось, но существуют версии о его принадлежности к различным масонским ложам. По имеющимся в литературе предположениям, император мог быть принят в масонский орден в 1808 г. в Эрфурте, или в 1812 г. в Петербурге, или в 1813 г. в Париже одновременно со своим ближайшим другом, прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. Кроме того, согласно устным рассказам, в 1814 г. Александр председательствовал в Париже в походной русской ложе "К верности", действовавшей в Лейб-гвардии Конном полку, в которой состоял цесаревич Константин Павлович; принадлежал к ложе "Великий Польский Восток", а в 1817--1818 гг. посещал ложу "Трех добродетелей". Но все это лишь предположения. Документальных подтверждений о принадлежности Александра I к какой-либо европейской или российской масонской ложе до сих пор не обнаружено. Одно несомненно, что в начале царствования Александра I масонство в России вновь возродилось и имело широкое распространение не только в обеих столицах, но и в провинции. Думается, правы те исследователи, которые считают, что не столь важно, был ли император фактически принят в члены одной из масонских лож или нет, "важно, что Александр, искавший мятежной душой исхода своему нравственному чувству, вечно колеблющийся, был долгое время масоном по духу. И масоны видели поэтому в Александре оплот своему ордену" (Бакунина Т. А. Знаменитые русские масоны. М., 1991. С. 79--80). В самом деле, в 1801--1812 гг., т. е. в период преобразовательных поисков власти и правительственного реформаторства, император окружал себя людьми, близкими ему не только по политическим взглядам, но и по мировоззрению. Адам Чарторыский, Н. Н. Новосильцев, В. П. Кочубей, А. Д. Балашов, М. М. Сперанский, А. Н. Голицын, работавшие с ним, в той или иной мере были причастны к масонству. О масонстве в России см.: Готье Ю. В. Общественное движение и развитие общественной мысли в России XVIII--XIX вв.: Архив РАН. Ф. 491. Оп. 1. Д. 13. Л. 18--19; Соколовская Т. О. Русское масонство и его значение в истории общественного движения (XVIII и первая четверть XIX столетия). СПб., 1908; Масонство в его прошлом и настоящем. М., 1914--1915. Т. 1--2; Пыпин А. Н. Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в. Пг., 1916.
   9. Н. И. Греч так писал о роли Александра I в усилении конституционных пристрастий его подданных: "Я был в то время отъявленным либералом. Да и кто из тогдашних молодых людей был на стороне реакции. Все тянули песню конституционную, в которой запевалой был сам Александр Павлович" (Греч Н. И. Записки о моей жизни. Л., 1930. С. 687).
   10. Имеются в виду записки и проекты M. M. Сперанского (написанные им по поручению императора или по собственной инициативе) о преобразовании государственного строя в России, в основе которых лежали просветительские принципы "естественного права", свободы и достоинства человека, а также идеи христианской морали. В конце декабря 1808 г. Александр I поручил Сперанскому разработать общий план государственных преобразований, целью которого являлся переход от самовластия к рационально и четко организованной "законной" или "истинной монархии". Идеологические обоснования необходимости модернизации абсолютистской системы в России наиболее четко и последовательно представлены в двух записках Сперанского. Отложившиеся в личном фонде его ближайшего сотрудника и личного секретаря К. Г. Репинского в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки и относящиеся к 1809 г., они были переведены на французский язык и названы "Considerations sur lesprit et la maturité d une reforme politique en Russie" ("Рассуждения о духе и зрелости политической реформы в России" с подзаголовком "Беседа M. M. Сперанского с Александром I": Ф. 637. Д. 745) и "Precis de lorganisation générale de lempire" ("Очерк общего устройства империи" с подзаголовком "Мысли Александра I, изложенные M. M. Сперанским": Там же. Д. 746). В этих документах Сперанский, выражая собственные взгляды и точку зрения императора, обосновывает необходимость правовой реформы неизбежностью общечеловеческого движения к прогрессу и естественного включения в этот процесс России. Кроме этого, эти записки, представляющие собой подготовительные варианты "Введения к Уложению государственных законов (плана Всеобщего государственного образования)" 1809 г., не только проливают свет на процесс создания российской конституции, реконструируют идеологические основы предлагаемых реформ, но и подтверждают версию, выдвинутую еще дореволюционными исследователями и поддержанную некоторыми советскими и современными историками, что "Введение" -- результат совместной работы императора и исполнителя его замыслов (Уманец Ф. М. Александр I и Сперанский. СПб., 1910. С. 67--81; Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России первой четверти XIX века. М.; Л., 1957. С. 127--137; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, 1982. С. 105--115, 128; Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. С. 27--30; Андреева Т. В. Александр I и Сперанский: Еще раз о "Плане всеобщего государственного образования" 1809 года // Английская набережная, 4. СПб., 2001. С. 41--74).
   11. Петр I Алексеевич (1672--1725) -- русский царь (с 1682), император (с 1721). Имеется в виду, что Петр Великий, несмотря на идеологическое прокламирование идей "обязанности" и "должности" монарха перед народом, не стремился к юридическому оформлению своих реальных обязательств и ответственности, а также точному определению своих полномочий как власти первого российского императора. См. об этом: Анисимов Е. В. Рождение империи: Власть и реформы при Петре Великом // Власть и реформы: От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 113--152.
   12. В данном контексте Глинка почти повторяет мысли M. M. Сперанского, который в политическом развитии России особо выделяет эпохи Петра I и Екатерины II как "великих преобразователей за прогресс". Реформатор считал, что, хотя Петр Великий "вовсе не имел непосредственного намерения дать нации политическую свободу, но, руководимый счастливым инстинктом, подготовил все, что нужно, для того, чтобы она родилась". Екатерина, "осторожная в отношении политических реформ и отвлеченная событиями войны и внешней политики", удовлетворилась тем, "что относится к основным законам: она дала лишь Жалованные грамоты дворянству и городам" (Мысли Александра I, изложенные M. M. Сперанским. Л. 5--5 об.).
   13. Речь идет о том, что масонские ложи, хотя и являлись тайными организациями, но долгое время были разрешены правительством. Перелом в отношении Александра I к масонским ложам наступил в начале 1820 г. и был связан с кризисом государственного либерализма, отразившимся в изменении позиции императора к тайным обществам в целом. В первую очередь, это было связано с революционно-освободительным процессом, охватившим центральную и южную Европу. Тот факт, что революции в южной Европе возглавлялись карбонариями и гетеристами -- членами тайных организаций, сходных по своей структуре и политической программе с масонскими ложами, -- чрезвычайно насторожил императора. Его недовольство по поводу широкого распространения масонства в России также было усилено восстанием Семеновского полка (16--18 октября 1820 г.), поскольку среди полковых офицеров, участвовавших в "истории", многие были масонами. 1 августа 1822 г. был обнародован рескрипт Александра I управляющему Министерством внутренних дел графу В. П. Кочубею о запрещении всех масонских лож в России. Позже, во второй половине 1820-х -- 1830-х гг., русское масонство переживало некоторый подъем, связанный с попыткой его руководителей приспособить деятельность масонских организаций к новым историческим условиям. Постепенно освобождаясь от ритуальности, масонские ложи превратились в досуговые общества. Согласно мемуарам М. В. Толстого, "после закрытия лож все обряды исчезли, но собрания братьев продолжались в виде бесед довольно частых..., и принятие новопоступающих продолжалось тайно" (Толстой М. В. Мои воспоминания // Русский архив. М., 1881. No 3). О масонстве в николаевской России см.: Пыпин А. Н. Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в. С. 472--480; Бакунина Т. А. Знаменитые русские масоны. С. 79--80.
   14. Вступив на престол, Александр I манифестом от 2 апреля 1801 г. уничтожил Тайную экспедицию, но уже в 1805 г., в условиях военных действий против Наполеона, желая усилить полицейское ведомство, писал генерал-адъютанту графу Е. Ф. Комаровскому: "Я желаю, чтобы учреждена была la haute police (высшая полиция -- сост.), которой мы еще не имеем и которая необходима в теперешних обстоятельствах" (Записки графа Е. Ф. Комаровского // Русский архив. 1867. С. 754). 15 сентября 1805 г. был создан Комитет высшей полиции (1805--1807). 13 января 1807 г., после двух лет сложной организационной деятельности, он был преобразован в самостоятельный орган на французский манер -- Комитет охранения общей безопасности (материалы Комитета отложились в фондах Российского Государственного исторического архива: Ф. 1163. 1807--1829), главное назначение которого состояло в охране государственной безопасности. 25 июня 1810 г. было создано Министерство полиции во главе с генерал-лейтенантом А. Д. Балашовым, просуществовавшее до 23 марта 1812 г. Учреждая "la haute police", Александр I взял за образец устройство французского полицейского аппарата, созданного Наполеоном при помощи министра полиции Ж. Фуше. При этом главные средства, применяемые Фуше в деятельности своей системы -- провокация и шпионаж, -- стали основными и в работе российской высшей полиции. И если на первых порах ее агентами были добровольные доносители, которые, так сказать, работали из "любви к искусству", то со временем появились кадры профессиональных сексотов и провокаторов. "Со времени войны с французами, -- писал в своем дневнике С. П. Жихарев, -- появился в Москве особый разряд людей под названием "нувелистов", которых все занятие состоит в том, чтоб собирать разные новости, развозить их по городу и рассуждать о делах политических" (Записки С. П. Жихарева. СПб., 1911. С. 381). Восстановленное 15 октября 1819 г., уже 4 ноября 1819 г. Министерство полиции было ликвидировано. Большинство его департаментов передавалось в состав Министерства внутренних дел. Новое разделение сыскных органов ставило их под взаимный контроль, и вместо одного "Фуше" в российской столице появилась тройная полиция: одна -- в Министерстве внутренних дел, другая -- у военного генерал-губернатора Петербурга М. А. Милорадовича, а третья -- у графа А. А. Аракчеева, которые вели тайное наблюдение друг за другом. См. об этом: Троицкий И. [М.] III-е Отделение при Николае I. Л., 1990. С. 138--150.
   15. Фуше Жозеф (1759--1820) -- герцог Отрантский, французский государственный деятель. В 1792 г. примкнул к якобинскому клубу, был избран в Конвент, где принадлежал к партии "Горы". В 1795 г. арестован как один из участников якобинского террора, но вскоре освобожден и на время сошел с политической сцены. Но уже в 1798 г. назначен французским посланником в Цизальпинской республике, а в 1799 г. -- в Гааге. Вернувшись из-за границы, в том же году был назначен Бонапартом министром полиции и занимал эту должность вплоть до реставрации монархии во Франции в 1815 г. О нем см.: Madelin L. Fouche. Paris, 1901. Vol. 1--2.
   16. Аргус -- многоглазый страж в греческой мифологии. По преданию, богиня Гера поручила ему стеречь девушку Ио, превращенную в корову. Гермес усыпил Аргуса и убил его, освободив Ио. Гера поместила глаза Аргуса на хвосте павлина.
   17. Наполеон I Бонапарт (1769--1821) -- французский полководец и государственный деятель, первый консул Французской республики (1799--1804), император французов (1804--1815).
   18. Татищев Василий Никитич (1686--1750) -- русский историк и государственный деятель. О нем см.: Попов Н. А. 1) В. Н. Татищев и его время. М., 1861; 2) Ученые и литературные труды В. Н. Татищева. М., 1887; Бестужев-Рюмин К. Н. Василий Никитич Татищев: Администратор и историк XVIII века (1861--1750) // Биографии и характеристики. СПб., 1882. С. 99--140; Тихомиров M. H. Василий Никитич Татищев // Историк-марксист. М., 1940. No 6; Андреев А. И. Труды В. Н. Татищева по истории России // Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т. 1; Пештич С. Л. Русская историография XVIII века. Л., 1965. Ч. 2.
   19. Катина Николас (ум. 1712) -- французский маршал, герой войны с Фландрией, пользовавшийся любовью солдат за бескорыстие и готовность разделить с ними все труды и опасности.
   20. Людовик XIV (1643--1715) -- французский король династии Валуа, в эпоху которого во Франции была утверждена абсолютная монархия.
   21. Под "тайной сделкой" Глинка имел в виду два секретных документа -- письмо великого князя Константина Павловича к Александру I от 14 января 1822 г. и манифест Александра I от 16 августа 1823 г., согласно которым право наследования российского трона передавалось великому князю Николаю Павловичу. Однако тот факт, что цесаревич Константин так и не оформил свой отказ от престола законодательным актом, и оба документа так и не были опубликованы, привел к междуцарствию, которым воспользовались декабристы.
   22. Алексей Петрович (1690--1718) -- цесаревич, сын Петра I и его первой жены Евдокии Федоровны Лопухиной, в 1717 г. бежал за границу, был возвращен, судим в Сенате и приговорен к смерти, скончался в Петропавловской крепости при невыясненных обстоятельствах.
   23. Екатерина I Алексеевна (Марта Скавронская, 1684--1727) -- вторая жена Петра I, российская императрица с 1725 г. О ней см.: Арсеньев К. И. Царствование Екатерины I. СПб., 1856; Андреев В. Екатерина Первая // Осмнадцатый век. М., 1896. Кн. 3; Брикнер А. Г. Императрица Екатерина. 1725--1727 // Вестник Европы. 1894. Т. 1; Анисимов Е. В. 1) Россия без Петра. СПб., 1994; 2) Женщины на российском престоле. СПб., 1997. С. 9--65.
   24. Исторический экскурс Глинки был направлен на усиление основного тезиса автора -- недальновидность Александра I, скрывавшего свои замыслы о передаче права престолонаследия от общества, привела к трагическим событиям на Сенатской площади. Упоминая дело цесаревича Алексея Петровича, преданного суду по приказу отца, и прецедент с Мартой Скавронской, ставшей по воле Петра I российской императрицей Екатериной Алексеевной, Глинка подчеркивает, что все это совершалось открыто, "в очах подданных", и потому закончилось успехом.
   25. Речь идет о восстании Лейб-гвардии Семеновского полка 16--18 октября 1820 г. Продолжавшееся всего двое суток выступление солдат против произвола и жестокости полкового командира Ф. Е. Шварца стало важной вехой в истории общественного движения в России первой четверти XIX в. "Семеновская история" не только способствовала усилению либеральных тенденций в русском обществе, но оказала влияние на формирование тактики руководителей Союза благоденствия. Из происшедших событий они сделали важный политический вывод: в России нет другой реальной силы кроме армии, и тот, кто установит контроль над ней, окажется "хозяином положения". Об этом см.: Чернов С. Н. Из истории борьбы за армию в начале 20-х годов XIX в. // Чернов С. Н. У истоков русского освободительного движения. Саратов, 1960. С. 96--157; Федоров В. А. Солдатское движение в годы декабристов. 1816--1825 гг. М., 1963; Лапин В. В. Семеновская история. Л., 1991.
   26. Речь идет о волнениях в университетах Германии в 1819 г. и убийстве иенским студентом К. Зандом известного русского дипломата, генерального консула в Кенигсберге А. Ф. Коцебу, которого считали шпионом Русского двора. Эти события стали поводом к провозглашению, а после конференции в Карлсбаде (осенью того же года) -- к санкционированию в Священном союзе вмешательства во внутренние дела союзных государств и даже интервенции в случае подъема в них революционного движения. Кроме этого, революция в Испании, восстание в Неаполитанском королевстве, убийство 1 февраля 1820 г. герцога Беррийского поставили союзников перед необходимостью созвать новый конгресс, который был проведен в Троппау в октябре -- ноябре 1820 г. Подробнее: Шильдер Н. К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. Т. 4. С. 180--183; Пресняков А. Е. Александр I. С. 143--149.
   27. Меттерних Виннебург Клеменс (1773--1859) -- князь, министр иностранных дел и фактический глава австрийского правительства в 1809--1821 гг. С 1821 г. по 1848 г. -- канцлер Австрии.
   28. О своем разговоре с Александром I, состоявшемся сразу после получения первого известия о восстании в Семеновском полку, Меттерних записал в своем дневнике 3 ноября 1820 г. : "Царь полагает, что должна быть какая-нибудь причина для того, чтобы три тысячи русских солдат решились на поступок, так мало согласующийся с народным характером. Он доходит до того, что воображает, что никто иной, как радикалы устроили все это, чтобы застращать его и принудить вернуться в Петербург; я не разделяю его мнения" (Из записок князя Меттерниха // Исторический вестник. 1880. Т. 1. С. 168--180). О том, что именно члены тайного общества спровоцировали возмущение Семеновского полка, Александр I писал и графу А. А. Аракчееву 5 ноября 1820 г. (Шильдер Н. К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. Т. 4. С. 185). Однако ни в материалах Следственной комиссии по делу декабристов, ни в декабристских воспоминаниях нет упоминаний об их причастности к выступлению семеновцев (Лапин В. В. Семеновская история. С. 169--173). Вероятно, Глинка в данном сюжете воспроизводил легенду, которая была чрезвычайно популярна в обществе в октябре--ноябре 1820 г., что именно Меттерних, получив сообщение о восстании Семеновского полка раньше Александра I, уверил его, что это -- "дело рук" российских инсургентов. В действительности же первое Всеподданнейшее донесение генерал-адъютанта И. В. Васильчикова от 19 октября 1820 г. было получено Александром уже 28 октября. Таким образом, П. Я. Чаадаев, бывший тогда адъютантом Васильчикова и прибывший с донесением в Троппау 30 октября, т. е. позже австрийского курьера, привез уже второе, более развернутое сообщение о событиях в российской столице (Шильдер Н. К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. Т. 4. С. 496). Этот эпизод из биографии Чаадаева всегда вызывал различные толкования в исторической литературе. Так, с точки зрения Ю. М. Лотмана, Чаадаев это сделал намеренно (Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 311--314).
   29. Речь идет о французском либеральном журнале Б. Констана "Le Constitutionel", распространение которого в 1822 г. было запрещено в России, а затем в Царстве Польском: РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3453.
   30. Речь идет о петербургской газете, выходившей на французском языке, "Le Conservateur Impartial".

Подготовка текста и комментарии Т. В. Андреевой

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru