Голсуорси Джон
Лес

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Джон Голсуорси.
Лес

   Сэр Артур Хайрис, владелец поместья Харью, в одном из северных округов, охваченный так называемым патриотическо-расчетливым настроением, -- весьма обычным во время войны, -- решил продать свой строевой лес. Подобно издателям газет и журналистам, подобно заводчикам, поставляющим боевые припасы, и прочим "трудящимся", в широком смысле слова, он рассуждал так: "Дайте мне послужить родине, а если при этом мои доходы несколько повысятся, то я уж как-нибудь примирюсь с этим и помещу деньги в облигации государственных займов".
   Принимая во внимание сильную задолженность поместья, а также и то обстоятельство, что входившие в него заповедники считались лучшими в тех местах, было бы непрактично и недальновидно продать лес раньше, чем он станет для правительства насущной необходимостью. Пока акт патриотизма и выгодная афера не сделаются синонимами, сэр Хайрис предпочитал сдавать свои лесные угодья в аренду под охоту.
   Человек лет шестидесяти, но еще не седой, с рыжеватыми усами, красными щеками, губами и веками, с вывернутыми слегка коленями и большими плоскими ступнями, сэр Хайрис вращался в "лучших" кругах, хотя чувствовал себя там несколько связанным. Продажа по повышенной цене строевого леса в Харью должна была обеспечить его до конца его дней. Однажды, в апреле, когда с фронта дошли дурные вести, он высказал правительственному агенту свое намерение совершить эту сделку. В тот же день, в половине шестого, когда лес был уже продан почти за наличный расчет, сэр Хайрис выпил стакан крепкого виски с содой, чтобы уничтожить оскомину, оставшуюся после этого дела. Ибо, хотя сэр Хайрис не был сентиментален, он все же помнил, что большая часть леса была посажена его прапрадедом, а остальная -- дедом. Постреливали здесь, случалось, и высокие особы, а сколько он сам (спортсмен он был неважный) промазал здесь, охотясь на птицу в оврагах и аллеях своих прекрасных заповедников, -- об этом лучше и не вспоминать. Но... страна в тяжелом положении, а цена -- солидная.
   Сэр Артур Хайрис тяжело вздохнул, зажег сигару и отправился в последнюю прощальную прогулку по лесу.
   В примыкавший к поместью заповедник сэр Хайрис вошел дорожкой, окаймленной грушевыми деревьями, на которых уже начали распускаться почки. Большой любитель сигар, а в предобеденное время -- виски, вместо чая, сэр Хайрис слабо воспринимал красоты природы. Но увиденные им груши произвели и на него впечатление: бело-зеленые на фоне голубого неба и кучевых облаков, они казались припорошенными снегом. Как они были хороши и какой обильный обещали урожай, если только их не хватят заморозки, на что в тот день было очень похоже.
   Сэр Хайрис задержался немного на опушке леса, посматривая на принарядившихся деревенских девиц, гулявших в его владениях... Но особенного внимания он им, впрочем, уделить не мог, так как всецело занят был мыслью о том, как поместить те деньги, что останутся после покрытия долгов по закладным... В государственные облигации? Но, ведь, страна в тяжелом положении...
   Миновав калитку, сэр Хайрис вошел в первый заповедник. Леса его отличались разнообразием красок и пород. Они тянулись на много миль. Предки его сажали всевозможные породы деревьев: березы, дубы, буки, смоковницы, ясени, вязы, орешник, сосны; кое-где попадались липы и остролистник, а дальше, вглубь, -- густой кустарник и целые участки лиственницы. Вечерний воздух был резко-холодный, и от времени до времени светлые тучи проливались короткими ливнями. Сэр Хайрис шел быстро, затягиваясь ароматной сигарой. Виски все еще согревало его. Но меланхолическое настроение его переходило мало-помалу в унылое, при мысли о том, что он никогда больше не укажет своим гостям-охотникам, где им лучше стать, чтобы на них вылетала лучшая дичь. Фазаны во время войны почти перевелись, и он спугнул лишь двух-трех старых самцов, которые с шумом рассыпались в разные стороны. Кролики спокойно перебегали через дорожки, и стрелять их можно было бы без всякого труда.
   Сэр Хайрис подошел к тому самому месту, где пятнадцать лет тому назад стояла прибывшая на охоту высочайшая особа. Помнится, что особа эта сказала: "Прекрасная охота у сэра Хайриса: птица поднимается как-раз на ту высоту, какую я люблю".
   Тут лес пошел в гору довольно круто, и росли там только ясени и дубы, все еще голые, ибо они всегда опаздывали с зеленью. Кое-где попадались сосны. "Их они срубят прежде всего", -- думал сэр Хайрис, глядя на стройные деревья, ровные как геометрические прямые, с шапкой ветвей только наверху. Сейчас вершины их качались на холодном ветру и едва слышно стонали "Им втрое больше лет, чем мне: ведь это первосортный строевой лес", -- опять подумал сэр Хайрис.
   Аллея круто заворачивала и углублялась в лиственную рощу, где высокие лесные великаны заслоняли собою зловещий закат солнца. Если бы не его крепкая сигара, дым который вился в прохладном вечернем воздухе, сэр Хайрис ощущал бы запах зеленых побегов и красноватых почек. "Эти стволы пойдут на оборудование шахт", -- опять подумал он и, свернув по другой, шедшей наискось дорожке, вышел на поросшую вереском березовую полянку.
   Ничего не понимая в лесном деле, сэр Хайрис спрашивал себя: можно ли будет использовать и эти беловатые, смутно мерцавшие деревья? Сигара его потухла, и он прислонился к одной из гладких, как атлас, берез, прикрывшей его кружевом своих ветвей с набухавшими почками.
   Заяц выскочил из кустов черники. Пестрая, как веер, сойка метнулась с криком мимо него. Сэр Хайрис интересовался птицами, и ему нужна была как-раз сойка, чтобы пополнить свою коллекцию птичьих чучел. Хотя ружья у него при себе и не было, он направился в ту сторону, куда полетела птица, чтобы выследить ее гнездо. Полянка шла под откос. Вскоре характер леса изменился: пошел бук, высокий и мощный. Этого участка сэр Хайрис не знал: загонщики еще захватывали его своей цепью, но стрелкам тут стоять не приходилось, так как там не было мелкой поросли, в которой можно было бы укрываться. Сойка исчезла. Начинало темнеть...
   "Надо возвращаться, -- подумал сэр Хайрис. -- Не то опоздаю к обеду".
   С минуту он прикидывал, вернуться ли ему тем же путем, или, пройдя буковый лес наискось, подойти к дому с другой стороны. Он остановился на втором направлении, так как влево, вдали, опять мелькнула сойка, и свернул на узкую дорожку, которая шла через густую чащу разных лесных пород, с густым кустарником под ними. Но тропинка эта, пройдя немного влево, поворачивала затем вправо. Сэр Хайрис шел торопливо, -- сумерки уже сгущались. Дорожка, -- думал он, -- сейчас опять повернет влево: надо либо итти по ней, либо проделать весь прежний путь обратно, так как кустарник по бокам очень густой. И он продолжал итти по взятому направлению. Скоро ему стало жарко, несмотря на то, что дождь пошел опять. Его вывороченные колени и плоские ступни не были приспособлены природой для быстрой ходьбы, но он все же шел хорошим шагом, досадуя и удивляясь, что тропинка все уводит его от дому, и все ожидая, что она, наконец, свернет. Но она не сворачивала, и сэр Хайрис, разгоряченный, задыхающийся и слегка растерянный, остановился в полумраке и прислушался. Ни звука: только ветер шумит в верхушках деревьев, да слегка поскрипывают стволы-близнецы.
   Нет, эта дорожка словно заколдованная! "Надо чащей добраться до какой-нибудь тропинки", -- подумал сэр Хайрис.
   Ему никогда не случалось бывать в лесу в вечернее время, и древесные стволы уже начинали принимать в его глазах какие-то колдовские, пугающие очертания.
   Он торопливо ковылял среди кустарника от одного дерева к другому, но никак не мог выбраться на какой-нибудь правильный путь.
   "Угораздило же меня застрять в этом проклятом лесу!" -- подумал он вслух. Слово "лес", в применении к окружавшим его зелёным призракам, немного успокоило его. В конце концов, ведь это его лес, а что может случиться с человеком в собственном лесу, как бы темно там ни было? До его столовой, наверное, не больше мили... Он взглянул на часы, стрелки которых едва различал: уже половина восьмого! Дождь перешел в снег, но он его почти не ощущал: таким густым навесом покрывали его деревья. Но на нем не было пальто. Сэр Хайрис вдруг почувствовал, как в груди его что-то тревожно сжалось. Никто, ведь, не знает, что он отправился в этот дьявольский лес! А через четверть часа тут не видно будет ни зги. Надо, во что бы то ни стало, итти вперед и выбраться! Деревья, среди которых он плутал, пугали его... Как они чудовищно разрослись! Подумать только, что семечко, крошечное семечко, может превращаться в такие грозные громады, отгородившие его от всего остального мира?! Они действовали ему на нервы и раздражали его...
   Наконец, не выдержав, сэр Хайрис побежал, но зацепился ногой за корень и упал навзничь, растянувшись во весь рост. Проклятые деревья точно сговорились против него! Потирая мокрыми от снега руками локти и лоб, старик прислонился к дубу, чтобы перевести дух и сообразить направление. Как-то, еще молодым человеком, будучи на острове Ванкувере, он заблудился там ночью в лесной чаще. Набрался он тогда страху немало! Но все-таки выбрался, хотя его лагерь был единственным обитаемым местом на двадцать миль в окружности. А здесь он всего в одной или двух милях от дома, в собственных владениях! Чего же он боится? Ребячество!.. Он рассмеялся.
   На смех его отозвался ветер, завывавший в верхушках деревьев. Поднялась, вероятно, настоящая метель. Судя по холоду, ветер был северный, но... северо-восточный или северо-западный? Вот в чем вопрос! Да и как держаться одного направления в темноте, раз нет компаса? К тому же деревья, с их толстыми стволами, причудливо изменяли направление ветра, мешая правильно ориентироваться.
   Сэр Хайрис взглянул на небо, но две-три звезды, которые он увидел, ничего не сказали ему. Вот попал в переделку! Он с трудом разжег вторую сигару.
   Ему стало очень холодно. Ветер забирался под его норфолькскую куртку, и колючий озноб полз по телу, неравно еще разгоряченному, а теперь липкому и застывавшему. Верное воспаление легких, если не принять вовремя мер!
   С трудом нащупывая путь, старик шел в темноте от дерева к дереву. Но если бы даже он начал кружить на одном месте или вышел на дорожку, он все равно не мог бы заметить этого... Опять то же тягостное ощущение в груди... Он остановился и крикнул. Но звук его голоса точно ударился в деревянную стену и отскочил назад...
   "Будь ты проклят! -- подумал он. -- Отчего я не продал тебя полгода тому назад!"
   Ветер стонал в верхушках деревьев. Сэр Хайрис снова побежал в темноте, пока опять не зацепился за низкую ветвь и не упал оглушенный. Пролежав несколько минут без сознания, он очнулся, весь закоченев, и с трудом поднялся на ноги.
   "Плохо дело, -- туго сообразил он. -- Придется, пожалуй, провести тут всю ночь!"
   Странно, какие яркие образы увидел он вдруг, -- он, человек без воображения! Вот лицо правительственного агента, который купил у него лес, и гримаса, с которой он согласился на его цену... Вот лицо его дворецкого, который, после того как пробьет к обеду гонг, стоит как чучело у буфета в ожидании прихода хозяина... Что они сделают, если он не придет вовремя? Догадаются ли они, что он заблудился? Пойдут ли искать его с фонарями? Вернее, они решат, что он пошел пешком в Гринленд-Берримур и остался там обедать... И вдруг он увидел себя замерзающим среди проклятых деревьев, в бурную снежную ночь... Решительно встряхнувшись, сэр Хайрис побрел опять в темноте. Он негодовал на себя, на мрак, на лес, -- так негодовал, что даже хватил кулаком по дереву, на которое наткнулся, и раскровянил себе пальцы. Это было унизительно, а сэр Артур Хайрис к унижениям не привык. В чужом лесу -- пускай! Но заблудиться так постыдно в собственных заповедниках! Нет, он выйдет во что бы то ни стало, хотя бы пришлось итти всю ночь! И он упрямо углубился в темноту.
   Старик боролся со своим лесом, словно все деревья ожили и каждое было его врагом. Шаг за шагом ковыляя в темноте, он от раздражения постепенно перешел к сонливо-философскому настроению. Лес! Его насадил его прапрадед. Сам он уже пятым в роду, а деревья почти не состарились. Что им жизнь человеческая!? Он фыркнул: а что человеку их жизнь? Знают ли они, что дни их сочтены? Тем лучше, если знают и боятся... Он ущипнул себя за руку, -- какие дикие мысли! Помнится, еще давно, когда он страдал печенью, деревья казались ему язвами земли, -- прыщеватыми, гнойными, изъеденными проказой... И в такую темную снежную ночь он один среди них и борется со смертью...
   Сэр Хайрис вдруг подумал о конце и сразу остановился. Почему не может он напрячь все свои силы и выбраться из леса? Почему жалуется она на деревья, вместо того, чтобы хорошо припомнить расположение заповедников и сообразить правильное направление? Он испортил несколько спичек, стараясь рассмотреть который час. Силы небесные! Уже целых два часа прошло с тех пор, как он смотрел время в последний раз. Где же это было? Говорят, что в тумане человек всегда описывает круги, что у него в мозгу что-то происходит... Он стал ощупывать деревья, -- нет ли где дупла: тогда можно бы укрыться от холода, -- подсознательное признание, что он выбился из сил... Да, он уже давно не тренировался: ему, ведь, шестьдесят лет...
   Мысль: "Я долго этого не выдержу" -- вызвала в старике новую вспышку гнева.
   Проклятие! Стоять теперь здесь, на том самом месте, где он, может быть, сотни раз сидел на своем складном охотничьем стуле, глядя, как пробивается сквозь ветки солнце, или трепля рукой морду своего сеттера! Неужели дома не догадаются выпустить собак, чтобы они отыскали его след? Но нет! Девяносто девять шансов из ста за то, что там решат, будто он, как это с ним случалось неоднократно, пообедав у Семмертонов или у леди Мэри, остался у них ночевать...
   Вдруг сердце его радостно забилось: он вышел на широкую дорожку. Мозг его сразу утратил напряжение, -- как резинка, которую отпустили. Надо только держаться этой дорожки, и уж куда-нибудь он выйдет... И пусть его повесят, если он признается, какого он разыграл дурака! Направо или налево? Он повернул так, чтобы снег бил ему в спину, и торопливо зашагал по более светлой полоске между двумя лентами тени, которую отбрасывали деревья. Так он шел, казалось ему, бесконечно долго, пока, наконец, поваленные наземь стволы не преградили ему путь. Ни выхода куда-нибудь, ни продолжения дорожки он не мог найти. Повернув назад, он пошел против ветра, пока деревья снова не преградили ему дорогу... Сэр Хайрис задыхался... Это ужасно... ужасно! В панике, он бросался то в одну сторону, то в другую. Снег слепил ему глаза, ветер издевался над ним с резким свистом, ветки цеплялись за него и били его. Он зажигал спички, стараясь защитить огонь холодными мокрыми руками, но они гасли одна за другой... А выхода все еще не было видно... Эта дорожка кончалась в обе стороны тупиками, но, очевидно, от нее должна была начинаться какая-то другая...
   Надежда снова воскресла в нем. Никогда не надо отчаиваться. Сэр Хайрис опять пошел дальше, нащупывая рукой стволы, чтобы найти среди них просвет. Дышал он с трудом, почти задыхался...
   Что сказал бы старый Бродлей, увидев его в таком состоянии: промокшего, потного, иззябшего, смертельно усталого и бредущего в темноте в этом проклятом лесу, -- старый Бродлей, который, выслушивая его, нашел, что сердце у него неважное...
   Кажется, просвет!.. Да, это опять какая-то дорожка... Он повернул к ней, но вдруг почувствовал сильную боль в ноге и упал. Подняться он не мог: вывихнутое шесть лет тому назад колено опять сместилось...
   Сэр Артур Хайрис стиснул зубы. Все кончено!.. Но прошла минута -- горькая, тупая, -- и он пополз по новой дорожке. Странно: подвигаясь на руках и на одном колене, он чувствовал себя бодрее. Приятно было вглядываться в землю, а не в стволы деревьев. Он полз, поминутно останавливаясь, чтобы собраться с силами. Полз машинально, каждое мгновенье ожидая, что либо сердце, либо колено, либо легкие откажутся служить ему- Земля была покрыта снегом, и сырой холод пронизывал его насквозь. Протащившись некоторое расстояние, сэр Хайрис, обтерев получше руки, зажег спичку и вытащил часы. Одиннадцать! Он завел хронометр и опустил его в боковой карманчик на груди... Вот, если бы можно было так же завести и сердце. Он посчитал спички: четыре! И мрачно подумал: "Не стану я тратить их, чтобы смотреть на эти проклятые деревья. У меня осталась сигара: они пригодятся для нее!" И пополз дальше. Надо было двигаться, пока хватит сил.
   Старик полз до тех пор, пока его сердце, легкие и колено, действительно, не забастовали. Тогда, прислонившись к стволу дуба, он съежился в комочек. Он был так истощен, что ничего, кроме сильной головной боли, не ощущал. Он даже задремал и проснулся, весь дрожа и удивляясь, что из удобного кресла он попал в холодную, сырую мглу, где среди деревьев завывала метель. Он попытался опять ползти, но не смог, и несколько минут не двигался, опираясь на руки. Что же, -- подумал он, -- теперь уж все кончено!
   В этом состоянии, близком к летаргии, сэр Хайрис не чувствовал даже жалости к самому себе. Где спички? Не удастся ли ему развести огонь? Но в лесу он был новичком и, сколько ни шарил кругом руками, не мог найти ни одной сухой ветки. Тогда он выкопал ямку, набросал туда бумажек, какие нашлись у него в кармане, и попытался их поджечь.
   Бесполезно!.. У него осталось всего две спички, и он вспомнил о своей сигаре. Вынул ее, откусил кончик и со всякими предосторожностями кое-как ее зажег...
   Вглядываясь в темноту, сэр Хайрис увидел звездочку. Он уставился на нее глазами и, откинувшись на ствол дерева, глубоко затянулся сигарой. Скрестив руки на груди, он курил очень медленно... А когда он докурит... что тогда? Холод и вой ветра до утра... Докурив сигару до половины, он задремал, спал довольно долго и проснулся такой окоченевший, что едва собрался с силами, чтобы зажечь последнюю спичку. По счастью, она зажглась, и сигара разгорелась снова. На этот раз он докурил ее почти до конца, ни о чем не думая и ничего почти не ощущая, кроме жестокого холода. Раз только, когда сознание вспыхнуло в нем на мгновенье, он подумал: "Слава богу... я продал деревья... и их срубят!" Но мысль быстро расплылась, как дымок сигары... и с легкой усмешкой на губах сэр Хайрис снова задремал...

* * *

   На другой день, в десять часов утра, лесной сторож нашел его окоченевший труп под вязом, в одной миле от своего дома. Одна нога старика была вытянута, а другая, согнутая в колене, глубоко зарылась в листья и ветки, чтобы согреться. Голова его ушла в поднятый воротник куртки. Руки были скрещены на груди. С одной стороны его занесло снегом. Спину и другой бок защитил ствол дерева. Над мертвецом верхние ветки высокого вяза пестрели золотисто-зелеными кисточками крошечных цветов, а еще выше раскинулось ярко-синее небо... Ветер утих. И после холодной ночи птицы звонко заливались, отогреваясь на солнце.

------------------------------------------------------------------

   Источник текста: С натуры. Рассказы / Дж. Гелсуорси; Пер. с англ. А. М. Карнауховой. Под ред. А. Н. Горлина. -- Ленинград: Красная газета, 1929 (тип. им. Володарского). -- 148 с.; 20х13 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru