Гольцев Виктор Александрович
О пессимизме в современной литературе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

О пессимизмѣ въ современной литературѣ.

   Съ легкой руки Шопенгауэра и Гартмана, въ наши литературныя сферы, прикосновенныя въ философской мысли, заронился и съ тѣхъ поръ тлѣетъ болѣе или менѣе серьезный пессимизмъ. Конечно, разочарованіе, признаніе въ мірѣ большого зла и неизбѣжности страданій звучатъ давно въ нашей литературѣ; но послѣдніе годы знаменуются широкимъ распространеніемъ пессимистическаго настроенія и попытками его систематическаго оправданія. Общеевропейская болѣзнь отразилась и у насъ. Для ея исцѣленія необходимъ, прежде всего, правильный діагнозъ, а его сдѣлать всего удобнѣе на Западѣ, гдѣ болѣзнь протекаетъ давно и въ очень опредѣленныхъ формахъ.
   Нѣмецкая философія непосредственно вліяла у насъ, во всякомъ случаѣ, на немногихъ. Въ этомъ отношеніи гораздо сильнѣе дѣйствовала французская беллетристика. Въ недавно вышедшей книгѣ Жоржа Пеллиссье находится очень интересный очеркъ пессимизма въ современной французской литературѣ, съ которымъ я и познакомлю читателей Русской Мысли {Georges Pellissier: "Essais de littérature contemporaine". 1893. Legène, Oudin et C-ie éditeurs.}.
   Пессимизмъ во Франціи, -- говорить Пеллиссье, -- не облекается въ форму систематическаго ученія, по имъ проникнута французская литература въ послѣднія двадцать или тридцать лѣтъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ пессимизмъ является модою, которая сама составляетъ довольно характерный признакъ времени.
   Пессимизмъ, какъ настроеніе, какъ склонность ума, не есть, разумѣется, что-либо новое. Во всѣхъ странахъ и во всѣ вѣка раздавались искреннія и краснорѣчивыя жалобы на печали человѣческаго существованія. Въ наши дни пессимизмъ безличенъ и холоденъ. Онъ не издаетъ криковъ, онъ спокойно констатируетъ неизбѣжность несчастія и требуетъ, чтобы его переносили безъ упрековъ и горькихъ сожалѣній.
   Съ небольшимъ двадцать лѣтъ тому назадъ во Франціи съ позоромъ рухнула имперія. Молодое поколѣніе, вступавшее тогда въ жизнь, испытало тягостную скорбь, состояніе, близкое къ отчаянію въ будущемъ своей національности. Къ войнѣ съ чужеземцами, къ ненависти, которую возбудили нѣмцы, присоединились ужасы междоусобной войны, яростная классовая вражда. къ этимъ вліяніямъ Пеллиссье присоединяетъ вліяніе того детерминизма, который отрицалъ всякое значеніе человѣческой воли, личныхъ усилій въ нравственной и въ общественной области. На разслабленную страшными несчастіями отечества душу поколѣнія, о которомъ идетъ рѣчь, ученіе о безплодности и безсмысленности внутреннихъ усилій и личной борьбы должно было подѣйствовать окончательно угнетающимъ образомъ.
   Пеллиссье оговаривается, что о французскомъ обществѣ нельзя судить по одной литературѣ: произведеніе нѣсколькихъ, она обращается къ немногимъ. Пессимизмомъ заражены люди образованные, у которыхъ есть досугъ и навыкъ въ размышленію. Кто не размышляетъ, тотъ безсознательный оптимистъ, потому что въ природѣ нашей заключается любовь къ существованію.
   Само собою разумѣется, что мышленіе вовсе не ведетъ роковымъ образомъ въ пессимизму: бѣда заключается въ томъ, что въ нашу эпоху разнородныхъ броженій и стремленій жизнь страшно усложнилась и умственное переутомленіе сдѣлалось обычнымъ явленіемъ. Старыя доктрины разрушены, и пылью ихъ обломковъ мы теперь дышемъ. Чрезмѣрное напряженіе ума, которому надо разобраться во всѣхъ жизненныхъ вопросахъ, нарушаетъ гармонію и душевныхъ, и тѣлесныхъ силъ, ослабляетъ волю и поэтому дѣлаетъ человѣка добычею пессимизма.
   Къ этимъ словамъ французскаго писателя мы прибавимъ, что указанному имъ злу содѣйствуетъ школа средне-образовательная, которая переутомляетъ дѣтей, лишаетъ ихъ мысль бодрости и силы, внушаетъ равнодушіе и даже отвращеніе къ знанію и мышленію.
   Приведенная выше оговорка Пеллиссье не мѣшаетъ ему, конечно, придавать литературѣ громадное значеніе. На искусствѣ отражаются общія условія духовной дѣятельности. Чисто-объективнаго искусства,-- говоритъ Пеллиссье,-- не существуетъ: каждое художественное произведеніе предполагаетъ природу и человѣка; если исключить второго, останется одна природа, не будетъ искусства. Чѣмъ сильнѣе и живѣе впечатлѣніе, производимое предметами на художника, тѣмъ менѣе способенъ онъ на тотъ нейтралитетъ, который хочетъ наложить на него химерическій объективизмъ.
   Вслѣдствіе этого, художники, люди съ утонченными нервами, съ сильно развитою воспріимчивостью, въ эпоху, подобную нашей, особенно склонны къ пессимизму. Даже сравнительно неважныя печальныя явленія дѣйствуютъ на нихъ болѣзненно, напрягаютъ до крайности ихъ нервы и отражаются на художественномъ творчествѣ сильными преувеличеніями. Менѣе подвергается этому вліянію драматическое искусство, которое имѣетъ въ основѣ дѣйствіе, движеніе, т.-е. по природѣ своей противуположно пессимизму, призывающему въ бездѣйствію, въ апатіи, къ нирванѣ. Въ пьесахъ мы видимъ поэтому не пессимистовъ, а мизантроповъ,-- не скуку отъ существованія, а ненависть и презрѣніе въ человѣчеству. Современный театръ грѣшитъ тѣхъ, что въ этой формѣ пессимизмъ занялъ въ немъ значительное мѣсто.
   Ясная, бодрая мысль, которая характеризуетъ названную книгу Пеллиссье {Другое сочиненіе автора: Le mouvement littéraire XIX Siècle, увѣнчано французскою академіей.}, выразилась и въ полномъ осужденіи декадентовъ, символистовъ и всѣхъ психопатическихъ явленій, которыми богата теперь Франція и заразилась, къ сожалѣнію, и Россія. При этомъ сильно достается Бодедеру и другимъ основоположникамъ литературнаго декадентства.
   Если бы пессимизмъ состоялъ лишь въ признаніи существованія зла, то въ этомъ не было бы ничего дурного. Наоборотъ, указаніе на зло, на необходимость борьбы съ нимъ заключаетъ въ себѣ высокое нравственное требованіе, весьма полезное и для отдѣльнаго человѣка, и для всего человѣчества. Быть пессимистомъ въ этомъ смыслѣ значить составить себѣ возвышенный идеалъ, видѣть въ грядущемъ человѣчество и лучшимъ, и болѣе счастливымъ. Такое представленіе даетъ силу для труда и борьбы, вмѣняетъ этотъ трудъ и борьбу въ непремѣнную обязанность. Вѣра въ то, что прогрессъ самъ собою совершается безъ насъ, безъ нашихъ усилій, есть вредный предразсудокъ, поощряющій лѣнивую и низкую трусость.
   Въ другой статьѣ этой же книги Пеллиссье говорить объ эволюціи, совершающейся въ современной французской литературѣ {L'évolution actuelle de la littérature.]. Онъ отмѣчаетъ реакцію, которую вызвали творенія декадентовъ, мистиковъ и символистовъ, т.-е. возвращеніе разума и здороваго чувства красоты въ область искусства, куда декаденты ввели нелѣпѣйшія и безсмысленныя ухищреніи и отвратительный цинизмъ. Вмѣстѣ съ разумомъ и одухотворенною имъ красотой возвращается въ творчество и культъ справедливости, расширенный нѣжностью,-- возвращается, какъ говорить Пеллиссье, сантиментальный идеализмь (idéalisme sentimental). Волѣ, замѣтимъ мы, новѣйшая психологія отводить достаточную автономію, чтобъ идеалы и идеи вновь подучили подобающее значеніе руководителей личной жизни и общественныхъ порядковъ. Естественно, что это значеніе возвращается имъ и въ области искусства. Идеальное и дѣйствительное -- два равноправные и основные принципы искусства. Идеализмъ, оторванный отъ реальнаго, превращается въ нѣчто отвлеченное, расплывчатое, нелѣпое; реализмъ, устраняющійся отъ идеала, впадаетъ въ убогую незначительность и въ грубость, потому что несвязанные идеей факты ничего не значатъ, какъ бы ни было велико ихъ число, а изображеніе, лишенное идеализаціи, поневолѣ впадетъ въ противуположную крайность, будетъ идеализаціей навыворотъ, т.-е. преувеличеніемъ самыхъ низменныхъ сторонъ человѣческой природы.
   Любопытно, что наши защитники самодовлѣющаго искусства соединяютъ эту защиту съ борьбою противъ позитивизма и либерализма. Метафизика и искусство для искусства являются таранами, которыми доморощенные Поліоркеты хотятъ разрушить незыблемыя основанія научнаго мышленія и гуманныхъ политическихъ идей. Но гораздо больше правды въ утвержденіи тѣ къ сторонниковъ метафизики, которые признавали ее могучимъ двигателемъ политической свободы. Одинъ изъ знаменитѣйшихъ нашихъ юристовъ, ожесточенный врагъ позитивизма, г. Чичеринъ, въ своей книгѣ Собственность и государство, утверждаетъ, что именно метафизикѣ новые народы обязаны своею свободой. Въ такой исключительной постановкѣ есть большая односторонность, но часть истины, во всякомъ случаѣ, въ этомъ мнѣніи заключается. Если правое крыло гегеліанцевъ обоготворяло существующее государство и преклонялось передъ прусскою казармой, то изъ лѣваго врыла выходили убѣжденнѣйшіе защитники либерализма,радикализма и соціализма. Воистину можно сказать, что правое крыло не знало, что дѣлаетъ лѣвое. Система пріобрѣтенныхъ правъ Лассаля и Капиталъ Маркса написаны подъ очевиднымъ вліяніемъ гегелевской философіи. У насъ Чернышевскій опирался въ защитѣ общиннаго землевладѣнія на гегелевскій законъ діалектическаго развитія. И теперь лучшіе, благороднѣйшіе представители метафизическаго мышленія отстаиваютъ и свободу личности, и ея общественное достоинство, вполнѣ сходясь въ этомъ отношеніи съ тѣмъ строемъ политической мысли, въ основу котораго кладется точное ознакомленіе съ условіями здороваго, нормальнаго развитія и отдѣльнаго человѣка, и всего общества, Это совпаденіе показываетъ, что метафизика, при всей произвольности своихъ абсолютовъ, въ лицѣ своихъ геніальныхъ представителей съумѣла во многихъ случаяхъ глубоко заглянуть въ природу человѣка и въ ходъ всемірной исторіи. Поэтому къ нѣкоторымъ произведеніямъ философовъ-метафизиковъ, вопреки утвержденіямъ, которыя и теперь раздаются иногда въ лучшихъ нашихъ повременныхъ изданіяхъ (въ Туескомъ шеѣ, напримѣръ), къ величайшимъ представителямъ метафизической мысли, къ Спинозѣ или Канту, необходимо обращаться и въ настоящее время. И не пессимизму, конечно, научатъ такіе философы, а глубокому уваженію передъ человѣкомъ, передъ его умственными усиліями, передъ величіемъ такого характера, какъ знаменитый творецъ. Какой позитивистъ не причтетъ съ удовольствіемъ слѣдующаго, напримѣръ, утвержденія Спинозы: "Одни только люди свободные всего болѣе полезны другъ другу и бываютъ связаны между собою самою крѣпкою дружбой. Только они одни стараются дѣлать добро другъ другу съ одинаковымъ рвеніемъ любви. А потому одни только люди свободные бываютъ благодарными по отношенію другъ къ другу"? Неблагодарный метафизикъ, стало быть, въ особенности если онъ почитатель Спинозы (на словахъ), есть добровольный рабъ, т.-е. холопъ, по современному значенію послѣдняго слова.
   Какія же причины нашего пессимизма, почему Шопенгауэръ, Гартманъ, Банзенъ пользовались въ послѣдніе годы довольно значительнымъ вліяніемъ въ русскомъ обществѣ? То переутомленіе въ школѣ и въ жизни, о которомъ говорилось выше, объясняетъ многое, но не все. Несомнѣнно, что не мало у насъ было (и есть) пессимистовъ, которые на самомъ дѣлѣ москвичи въ гартмановскомъ плащѣ. Но не безъ вины и у насъ событія внѣшнія, условія, которыя налагаются на образованное меньшинство. Высокія ожиданія, когда они не сбылись, напряженіе мысли и чувства, совершенно не достигшее предположеннаго результата, нравственно надрываютъ человѣка. Если это дѣлается по недостатку личныхъ силъ или вслѣдствіе неблагопріятной случайности, опустятся руки лишь у малодушнаго или тщеславнаго; бѣда глубже, когда добрый результатъ предполагаетъ дружное сочетаніе способныхъ къ благодарности людей, а именно такого сочетанія въ данный моментъ не полагается.
   Многимъ -- и неглупымъ -- людямъ можетъ при этомъ показаться, что мы теперь толчемся на мѣстѣ, что изсякъ источникъ животворной воды, идеальныхъ стремленій. Это будетъ большою ошибкой, ложнымъ основаніемъ для унынія и разочарованія. Вы видите истокъ рѣки. Она ростетъ и быстро стремится впередъ. Русло углубляется и ширится. Но вотъ рѣка встрѣчаетъ препятствія. Начинаются пороги, громоздятся скалы, сдавливая теченіе, превращая его въ клокочущій потокъ. И вдругъ рѣка исчезаетъ. Мрачно высятся скалы, печально и зловѣще шумятъ на нихъ деревья. Не бойтесь: еще нѣсколько усилій -- и рѣка снова выйдетъ на свѣтъ Божій, сильная, свѣтлая, быстрая.
   Конечно, сравненіе -- не утѣшеніе; но развѣ на самомъ дѣлѣ незамѣтно усиленіе и углубленіе нашей личной и общественной мысли? Наши литературные противники по-своему признаютъ это: они утверждаютъ, что недавніе у насъ гуманные завѣты отвергнуты и забыты, что либерализмъ давно умеръ и погребенъ. Если бы такъ было въ дѣйствительности, то какая же была бы надобность изо дня въ день, изъ года въ годъ все хоронить похороненнаго, съ ненавистью, съ недобросовѣстностью набрасываться на побѣжденнаго, въ прахъ поверженнаго врага?
   Нѣтъ, мы не умерли, даже не больны. Мы стараемся пристально вглядываться въ нашу народную жизнь, мы стремимся внести въ нее, въ мѣру нашихъ силъ, знаніе и справедливость, мы увѣрены въ томъ, что общественные порядки удесятеряютъ личныя силы въ одномъ случаѣ, расточаютъ ихъ понапрасну въ другомъ. Мы охотно готовы были бы поучиться и у метафизиковъ, и у реакціонеровъ. У нѣкоторыхъ метафизиковъ мы и учимся, что же касается нашихъ реакціонеровъ, то, быть можетъ, они и въ ротъ хмѣльного не берутъ, но говорятъ явно нелѣпыя и позорныя вещи. Вотъ эти торжествующіе голоса, вотъ эта какофонія дѣйствительно можетъ иного слушателя поневолѣ привести въ уныніе, такъ какъ уйти отъ этой музыки некуда. Тутъ ужъ надо потерпѣть. Эти самые музыканты,-- по крайней мѣрѣ, многіе изъ нихъ,-- знавали и играли въ былое время настоящія мелодіи. По всей вѣроятности, они успѣютъ и еще разъ исполнить ихъ. Желать этого отнюдь, конечно, не слѣдуетъ: фальшивые голоса испортятъ самую художественную композицію. Пусть ужъ лучше допѣваютъ нынѣшнія пѣсни.

О. Т. В.

"Русская Мысль", кн.III, 1893

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru