Другой уже годъ и въ журналахъ, и въ отдѣльныхъ книгахъ, и въ публичныхъ сообщеніяхъ не сходитъ съ очереди вопросъ объ экономическомъ матеріализмѣ. Его сторонники и противники обнаруживаютъ одинаковую страстность. Въ пылу спора раздаются рѣзкія обвиненія, и при этомъ многое въ полемикѣ естественнымъ образомъ затемняется. Между тѣмъ и въ теоретическомъ, и въ практическомъ отношеніи гипотеза экономическаго матеріализма представляетъ первостепенную важность. Попытка безпристрастно разобраться въ этомъ спорѣ является поэтому своевременною и полезною.
Отдѣльные представители экономическаго матеріализма могутъ высказывать -- и дѣйствительно высказываютъ -- ошибочныя мнѣнія, допускаютъ и ошибки фактическія. Между мнѣніями писателей, причисляющихъ себя къ экономическимъ матеріалистамъ, встрѣчаются противорѣчія. Отмѣчать то и другое критикѣ необходимо, но при общей оцѣнкѣ разбираемой гипотезы, не безъ основанія выступающей подъ именемъ теоріи, надо стать на другую точку зрѣнія: необходимо войти въ духъ этой теоріи, постараться понять ее въ существенномъ и главномъ, по мѣрѣ возможности устраняя неизбѣжныя крайности и ошибки ея отдѣльныхъ защитниковъ. Только критика такъ понятаго и изложеннаго ученія будетъ, по моему мнѣнію, полезна для обѣихъ сторонъ.
Я сказалъ, что экономическій матеріализмъ имѣетъ и теоретическое, и непосредственное практическое значеніе. Онъ является попыткою философскаго объясненія историческаго развитія человѣчества, съ одной стороны, и представляетъ программу для общественной дѣятельности и государственной политики, съ другой стороны.
Начнемъ, конечно, съ теоретическаго обоснованія экономическаго матеріализма. Сдѣлаю напередъ оговорку: многіе находятъ, что это обоснованіе недостаточно, что экономическій матеріализмъ не имѣетъ отвѣтовъ на многіе вопросы и возраженія. Соглашаясь съ этимъ, я замѣчу только, что не въ лучшемъ положеніи находятся и другія историко-философскія и соціологическія теоріи, и поэтому такой отводъ, выражаясь юридическимъ языкомъ, на мой взглядъ, представляется не основательнымъ.
Философскій матеріализмъ, сводящій все въ мірѣ къ матеріи и механическимъ силамъ,-- явленіе, какъ извѣстно, по времени параллельное философскому идеализму. Въ области исторіи такой матеріализмъ долженъ сводить начало культуры къ біологическимъ даннымъ, къ физіологическимъ потребностямъ. Зародыши общежитія и его болѣе или менѣе развитые типы сторонники философскаго матеріализма или матеріалистическаго пониманія исторіи ищутъ въ мірѣ животныхъ.
Въ мірѣ человѣческихъ отношеній, съ этой точки зрѣнія, всѣ позднѣйшія культурныя явленія должно свести къ явленіямъ простѣйшимъ, основнымъ, изъ которыхъ въ преемственной связи развиваются всѣ остальныя, какъ надстройки. Такими основными явленіями необходимо признать явленія экономическія. И, вопреки утвержденію Н. И. Карѣева, понятый такимъ образомъ экономическій матеріализмъ не только находится во внутренней связи съ экономическою теоріей Маркса, но и составляетъ ея прямое основаніе.
Экономическія потребности,-- общественная форма физіологическихъ и другихъ прирожденныхъ человѣку потребностей,-- повелительны, просты и однообразны. Онѣ въ одинаковой мѣрѣ и формѣ существуютъ въ обществѣ для каждаго человѣка. Способы удовлетворенія этихъ потребностей въ общежитіи,-- производственныя отношенія,-- опредѣляютъ содержаніе религіи, нравственности и права у каждаго народа. Ими же обусловливается развитіе и науки, и искусства. Забота о поддержаніи жизни,-- говоритъ Липпертъ,-- есть господствующее, основное начало въ культурной исторіи {"Überall herschende Grundantrieb in der Kulturgeschichte ist die Lebensfürsorge" (Lippert: "Kulturgeschichte der Menschen in ihrem organischen Aufbau, I, 3).}. Если это такъ, то научная попытка свести разнообразное и производное въ культурѣ къ указанному господствующему и основному заслуживаетъ самаго серьезнаго вниманія.
Въ сочиненіи Рудольфа Штаммлера, профессора въ Галле, которое вышло въ началѣ нынѣшняго года (оно озаглавлено: Хозяйство и право по матеріалистическому пониманію исторіи), находятся интересныя замѣчанія и соображенія о теоріи матеріалистическаго пониманія исторіи вообще и экономическаго матеріализма въ частности. Эта теорія,-- пишетъ Штаммлеръ,-- впервые не только говоритъ о закономѣрности въ исторіи человѣчества, но имѣетъ объ этомъ ясное представленіе и пытается установить доказательства. Въ основѣ человѣческой жизни лежитъ борьба за существованіе. Право даннаго народа является въ этомъ случаѣ формою общежитія и совмѣстной дѣятельности. Оно зависимо отъ хозяйства, подчинено и служитъ ему. Повелѣваетъ только общественное хозяйство. Оно есть матерія общественной жизни, истинно дѣйствительная, настоящая субстанція этой жизни {R. Stammler: "Wirtschaft und Recht nach der materialistischen Geschichtsauffassung". Leipzig, 1891. S. 27.}. По ученію экономическаго матеріализма, закономѣрность соціальной жизни есть закономѣрность экономическихъ явленій. Можно оплакивать такое закономѣрное развитіе народно-хозяйственныхъ отношеній, но не въ силахъ человѣка измѣнить ходъ вещей. Соціальныя идеи, представленія и желанія составляютъ отраженіе экономическихъ явленій и тѣхъ измѣненій, которыя въ нихъ происходятъ, надстройку надъ соотвѣтствующимъ общественнымъ хозяйствомъ.
Тѣмъ не менѣе матеріалистическое пониманіе исторіи не фаталистично {Ср. Штаммлеръ, стр. 30, 38, 39.}. Только непознанныя силы природы дѣйствуютъ разрушительно. Кто знаетъ неизбѣжный ходъ историческаго развитія, тотъ можетъ выступать, помогая, въ извѣстной мѣрѣ управляя подробностями этого процесса. Закономѣрность общественныхъ явленій -- не роковая судьба, которую должно безпомощно переносить. Матеріалистическое пониманіе исторіи признаетъ, что человѣкъ въ состояніи раскрытые наукою естественные законы направлять въ имъ поставленныхъ цѣляхъ. Само собою разумѣется, что опредѣленіе возможнаго предѣла такого вмѣшательства въ историческій процессъ у разныхъ писателей можетъ быть различно. Кромѣ того, экономическій матеріализмъ самое вмѣшательство это, его возникновеніе и форму станетъ объяснять экономическими только причинами. Марксизмъ,-- говоритъ Штаммлеръ,-- ничего не требуетъ: онъ констатируетъ и хочетъ познать соціальныя явленія такъ, какъ познаются явленія природы. Новое общество уже заключается въ старомъ, и наука можетъ лишь облегчить появленіе этого новаго общества. Поэтому марксизмъ придаетъ огромное значеніе широкому распространенію правильнаго, съ его точки зрѣнія, пониманія природы историческаго развитія, законовъ соціальныхъ явленій.
Экономическимъ матеріалистамъ предъявляютъ упрекъ, что они стремятся объяснить исторію изъ дѣйствія однѣхъ внѣ человѣка лежащихъ силъ безъ самостоятельнаго участія человѣческой психики {Н. И. Карѣевъ: "Старые и новые этюды объ экономическомъ матеріализмѣ". Спб. 1896 г., стр. 275.}. Но самостоятельнаго значенія нашей психики не могутъ признавать сторонники матеріалистическаго пониманія исторіи. Экономическіе матеріалисты могутъ при этомъ возразить, что они не объясняютъ исторію изъ дѣйствія однѣхъ внѣ человѣка лежащихъ силъ: человѣкъ есть дѣятель въ производственныхъ отношеніяхъ; эти общественныя производственныя отношенія необходимымъ образомъ вліяютъ на нашу психику, которая и является такимъ образомъ историческимъ, хотя и производнымъ факторомъ. Всякій классъ,-- говоритъ одинъ изъ русскихъ экономическихъ матеріалистовъ, г. Волгинъ,-- для сколько-нибудь дѣйствительной защиты своихъ интересовъ, непремѣнно долженъ критиковать свои собственныя идеи и представленія съ точки зрѣнія объективной экономической дѣйствительности" {А. Волгинъ: "Обоснованіе народничества въ трудахъ г-на Воронцова" (B. В.). Спб. 1896 г., стр. 19.}. Тотъ же писатель говоритъ, что экономическіе матеріалисты вовсе не отрицаютъ роли идей и чувствъ въ происхожденіи формъ быта, готовы даже допустить, что роль эта очень велика. Но г. Волгинъ въ другомъ мѣстѣ прибавляетъ, что сознаніе лишь отражаетъ и выражаетъ собою дѣйствія силы, находящейся внѣ его {Назв. соч., стр. 4, 9.}.
Съ этого пункта я и начну замѣчанія и возраженія противъ теоріи экономическаго матеріализма, какъ теоріи, по опредѣленію Н. И. Карѣева, историко-философской, сводящей все культурное и соціальное развитіе къ одной экономической основѣ.
Допустимъ, что наше сознаніе только отражаетъ и выражаетъ дѣйствіе силы, находящейся внѣ его. Будетъ ли эта сила силою исключительно. экономики? Этого ни въ какомъ случаѣ нельзя утверждать. Наше сознаніе возбуждается грозными или прекрасными явленіями природы. Наши религіозныя вѣрованія отнюдь не опредѣляются производственными отношеніями. Несомнѣнно, что нравственныя, политическія и юридическія предписанія, освящавшіяся первобытными религіями, отражали въ себѣ названныя отношенія; но этими предписаніями далеко не исчерпывалось содержаніе религіи и не ими опредѣлялось происхожденіе тѣхъ или иныхъ догматовъ.
Возьмемъ, напримѣръ, вѣрованіе (первобытное) въ безсмертіе души. Можно, до извѣстной степени, объяснять его происхожденіе сновидѣніями, и нѣтъ никакого научнаго основанія выводить его изъ экономики даннаго общества. Между тѣмъ обусловленному этимъ вѣрованіемъ культу предковъ принадлежитъ значительная роль въ исторической эволюціи. Нѣкоторые ученые признаютъ даже эту роль основною. Такъ Фюстель-де-Куланжъ въ своемъ знаменитомъ изслѣдованіи о культѣ, правѣ и учрежденіяхъ Греціи и Рима говоритъ слѣдующее: "Важныя перемѣны, время отъ времени возникающія въ строѣ общества, не могутъ быть дѣломъ ни случайности, ни одного только произвола. Причина, ихъ порождающая, должна быть могущественна, и причина эта неизбѣжно коренится въ самомъ человѣкѣ. Если законы человѣческой ассоціаціи теперь иные, чѣмъ въ древности, это оттого, что въ самомъ человѣкѣ кое-что измѣнилось. Дѣйствительно, одна часть нашего существа измѣняется изъ вѣка въ вѣкъ: это наше познаніе. Оно вѣчно въ движеніи, почти всегда прогрессирующемъ, и благодаря ему наши учрежденія и наши законы подвержены перемѣнѣ. Человѣкъ не мыслитъ болѣе такъ, какъ онъ мыслилъ двадцать пять вѣковъ тому назадъ, и именно отъ этого законы, имъ управляющіе, теперь иные, чѣмъ встарину". Первоначальная религія опредѣлила греческую и римскую семью, установила бракъ и власть отца, обозначила степени родства, освятила право собственности и право наслѣдства {Древняя гражданская община, стр. 2, 3 (привожу по второму русскому переводу 1895 г.)}. Культъ предковъ требовалъ, какъ извѣстно, расходовъ, являлся такимъ образомъ причиною въ области экономики даннаго общества. Лпппертъ указываетъ, что расходы подобнаго рода были громадны. Всѣ мы знаемъ, какъ велики они и въ настоящее время въ странахъ христіанской и не христіанской культуры. Первыя накопленія капитала производились духовенствомъ и эти накопленія составили (и теперь составляютъ) могущественный экономическій факторъ.
Представленіе о божественномъ происхожденіи власти, которое также нѣтъ ни логической, ни психологической возможности объяснять производственными отношеніями, въ свою очередь имѣло огромное вліяніе на историческое развитіе, въ нравственномъ, юридическомъ и экономическомъ отношеніяхъ. Въ вышедшей въ прошломъ году книгѣ брюссельскаго профессора Грефа собраны поучительныя по этому поводу данныя {Guillaume Greff: "L'évolution des croyances et des doctrines politiques". 1895.}. Множество явленій въ Мексико, Перу, Египтѣ и другихъ странахъ были бы непонятны, еслибъ мы не приняли въ разсчетъ этого ученія о божественномъ происхожденіи царской власти.
Прибавимъ къ этому и слѣдующее соображеніе. Война многократно велась по хищническимъ,-- назовемъ ихъ экономическими,-- побужденіямъ разныхъ народовъ. Но во многихъ случаяхъ мы видимъ, что побужденіемъ для войны являлся религіозный фанатизмъ. Таковы, напримѣръ, войны, которыя велись нерѣдко магометанскими народами. Побѣда того или другого племени объяснялась,-- допустимъ, что только въ нѣкоторыхъ случаяхъ,-- опять-таки не производственными отношеніями, а многочисленностью племени, его сравнительно большею выносливостью, храбростью, искусствомъ вождей. Несомнѣнно, что подобныя побѣды являлись тѣмъ не менѣе факторами дальнѣйшей экономической, нравственной и юридической эволюціи. Естественный подборъ,-- говоритъ въ названной книгѣ Грефъ,-- обезпечилъ торжество наиболѣе сильныхъ военныхъ обществъ и привелъ къ ихъ деспотической организаціи {Назв. соч., 135.}.
Приведемъ еще примѣръ. Мысль о шарообразности земли возникла у Колумба, конечно, не вслѣдствіе "производственныхъ отношеній" въ тогдашней Европѣ. Разумѣется, экономическіе интересы побуждали искать кратчайшаго пути въ Индію; но странно было бы ставить ихъ въ причинную связь со смѣлою и еретическою идеей Колумба. Если католическая церковь была только надстройкою надъ тогдашними производственными отношеніями, то какимъ же образомъ тѣ же самыя отношенія увѣнчивались, какъ надстройкою, идеею, шедшею въ разрѣзъ съ католическими вѣрованіями?
Колумбъ открываетъ не кратчайшій путь въ Индію, а громадный новый материкъ. Происходитъ непредвидѣнное никакими производственными отношеніями столкновеніе испанцевъ съ Мексико и Перу, и оба эти государства разрушаются. Исторія оказывается сложнѣе, чѣмъ это утверждаютъ экономическіе матеріалисты.
По вѣрному замѣчанію Липперта, кромѣ естественныхъ (экономическихъ) силъ, необходимо обращать вниманіе и на другіе составные элементы въ историческомъ параллелограммѣ силъ. Этими элементами являются наши представленія, связанныя съ объективнымъ въ природѣ только формальными законами мышленія. Дѣйствіе этихъ элементовъ характеризуетъ именно культурное развитіе человѣчества и часто бываетъ необыкновенно велико {Lippert, I, 33--34.}.
Новѣйшія психологическія изслѣдованія доказываютъ, что наше сознаніе, наша психика, не есть только отраженіе извнѣ дѣйствующихъ силъ, а могущественный и все возрастающій факторъ историческаго развитія. Въ идеяхъ, какъ говоритъ Фуилье, замыкается долгій культурный трудъ длиннаго ряда смѣнявшихся поколѣній, они являются силами, которыя черезъ индивидуальное сознаніе дѣйствуютъ на все общество. Интенсивность (напряженность) состояній сознанія, по Фуилье, есть функція напряженія внѣшнихъ возбужденій и внутренней реакціи {Fouillée: "L'évolutionisme des idées-forces", 13.}. "Каменщикъ, въ данный моментъ, подымая камень, можетъ израсходовать такое же количество силы, какъ Лейбницъ, производившій въ это время вычисленіе. Но потраченная каменщикомъ сила сполна выражается въ перестановкѣ камня, а мысль Лейбница дѣйствуетъ въ длинномъ рядѣ поколѣній, производя множество прямыхъ и косвенныхъ результатовъ. Точно также неисчислимы благодѣтельныя послѣдствія высокаго нравственнаго примѣра, и, конечно, между этими послѣдствіями и силою, въ механическомъ смыслѣ слова, затраченною героемъ, Гарибальди или Кошутомъ, не можетъ быть эквивалента, въ томъ же механическомъ смыслѣ" {Гольцевъ: "Вопросы дня и жизни" ("Эволюція идей -- силъ").}. Въ борьбѣ за существованіе, при равныхъ другихъ условіяхъ, преимущества сознанія даютъ рѣшительный перевѣсъ. "Сознаніе обусловливаетъ прогрессъ, дѣлаетъ настоящее точкою отправленія для будущаго, раскрываетъ безконечную перспективу, въ которой явленія располагаются въ правильные ряды. Сознаніе направляетъ нашъ путь, даетъ намъ возможность выбора. Покинутый на морѣ корабль, быть можетъ, и приплыветъ когда-нибудь въ Нью-Йоркъ; онъ прибудетъ туда прямо и скоро, если кораблемъ управляетъ знающій капитанъ. Такова, приблизительно, роль сознанія въ жизни человѣческаго общества. Оно растетъ и крѣпнетъ въ исторіи, и Фуилье полагаетъ, что наиболѣе радикальное объясненіе міровой эволюціи состоитъ въ признаніи, какъ ея причины, стремленія осуществить наивозможно большее благополучіе съ наименьшими усиліями {Ibid.}.
Въ другомъ мѣстѣ я довольно подробно излагалъ содержаніе двухтомнаго трактата Фуилье Психологія идей -- силъ {Вопросы Философіи и Психологіи, сентябрь 1894 г.}. Здѣсь я ограничусь только слѣдующею выдержкою. Идеалы счастья пріобрѣтаютъ въ исторіи все большее и большее значеніе. "Мысль объ я,-- въ особенности объ идеальномъ я,-- вырываетъ насъ изъ роковой власти страстей или изъ грубаго побужденія, расширяетъ нашу жизнь за границы настоящаго часа и даже настоящаго существованія: она позволяетъ намъ дѣйствовать sub specie aeterni. Осуществленіе идеальнаго я,-- истиннаго я, которое есть чистая идея,-- становится нравственнымъ поведеніемъ.
Психическая эволюція и отдѣльнаго человѣка, и цѣлыхъ народовъ совершается теперь подъ вліяніемъ не національныхъ только, но всѣхъ мі ровыхъ факторовъ. Я далекъ, конечно, отъ мысли отрицать могущественное вліяніе въ этомъ отношеніи парового транспорта и другихъ экономикотехническихъ факторовъ; но нельзя устанавливать причинную связь только этихъ факторовъ съ духовнымъ движеніемъ человѣчества. Оно вызывается, какъ было уже сказано, не однѣми экономическими причинами и не составляетъ лишь отраженія ихъ. Для роста сознанія, для распространенія знаній и идеаловъ, изобрѣтеніе книгопечатанія имѣло неменьшее вліяніе, чѣмъ изобрѣтеніе паровоза или парохода въ области производственныхъ отношеній. Между культурными странами установилась тѣсная умственная и нравственная связь, въ предѣлахъ отдѣльныхъ культурныхъ странъ образовались традиціи, которыя можно назвать надъэкономическими и которыя являются причиною соціальныхъ измѣненій, сложенія и разложенія общественныхъ силъ. Не даромъ индѣйскіе риши или брамины запрещали записывать изреченія, молитвы, и т. п.: распространеніе знаній неизбѣжно ведетъ къ демократизаціи общества. А какое ускореніе придалъ культурѣ печатный станокъ,-- это всякій понимаетъ, хотя вычислить размѣръ этого ускоренія въ высшей степени трудно, если только возможно.
Только міропониманіе, которое ищетъ причинъ явленій,-- говоритъ Липпертъ,-- могло привести къ расцвѣту техники. Она не только эмпирически усиливаетъ работу, подражая органамъ человѣка, но и овладѣваетъ силами природы. Въ свою очередь совершенствованіе техники расширяетъ и углубляетъ міропониманіе.
Конечно, изъ экономическихъ причинъ нельзя предвидѣть, какіе успѣхи сдѣлаетъ техника или наука. Успѣхи наблюдательной и опытной психологіи сильно видоизмѣнили, напримѣръ, воззрѣнія на злую волю, на преступника, а измѣненіе этихъ воззрѣній отразилось уже въ общественныхъ нравахъ и учрежденіяхъ.
Взгляды, желанія и стремленія, которые образуются въ обществѣ,-- подъ могущественнымъ вліяніемъ, конечно, факторовъ и экономическаго порядка, и спеціально производственныхъ отношеній,-- накопляясь въ исторіи, ведутъ, какъ довольно обстоятельно указываетъ Грефъ, къ замѣнѣ стихійныхъ надстроекъ соглашеніями, договорными формами. Отъ роста этихъ формъ ждетъ бельгійскій соціологъ прогрессивнаго и мирнаго разрѣшенія вопросовъ, волнующихъ современное человѣчество. Эту эволюцію онъ признаетъ параллельною общему экономическому и соціальному прогрессу. Для него объясненіе всего заключается во всемъ {"L'explication de tout est dans tout".}. Пока не возникла психологія, какъ точная наука, не было возможности дать прочныхъ основаній ни морали, ни права, ни политики. Одной политической экономіи для этого недостаточно.
На основаніи сказаннаго я прихожу къ слѣдующимъ заключеніямъ: производственныя отношенія не объясняютъ всей духовной эволюціи человѣчества. Психика человѣка -- результатъ долгой біологической эволюціи, уже въ первобытныя времена, развиваясь въ извѣстныхъ условіяхъ среды, пріобрѣтаетъ все болѣе и болѣе значеніе самостоятельнаго и могущественнаго фактора цивилизаціи. Религіозныя вѣрованія, включавшія въ себя первоначально всю совокупность нравственныхъ и правовыхъ предписаній, имѣли весьма значительное вліяніе на соціальный бытъ народа и возникали, говоря осторожно, далеко не подъ исключительнымъ вліяніемъ экономическихъ причинъ. Господствующему положенію духовенства наносили рѣшительные удары не перемѣны въ производственныхъ отношеніяхъ, а мысль Галилеевъ и Коперниковъ. Косвенно, эта мысль содѣйствовала пересозданію экономическаго быта. Естественныя науки и точныя историческія изслѣдованія все болѣе и болѣе увеличиваютъ область доступнаго для человѣчества планомѣрнаго устройства общественной жизни.
Здѣсь мы и переходимъ къ той части ученія экономическаго матеріализма, которая имѣетъ, для Россіи въ особенности, непосредственное практическое значеніе.
Я не буду излагать общеизвѣстнаго ученія марксистовъ, по которому каждое общество неизбѣжно должно пройти стадію капитализма. Многое въ доказательствахъ сторонниковъ этого ученія мнѣ представляется весьма серьезнымъ, и еслибъ все духовное развитіе человѣка опредѣлялось исключительно экономическими причинами, то, по моему мнѣнію, пришлось бы признать и необходимость капиталистической фазы, со всѣми ея особенностями.
Впрочемъ, противъ установленія этой необходимости слышатся возраженія. Такъ, въ февральской книжкѣ Новаго Слова Л. Е. Оболенскій помѣстилъ статью Представляетъ ли англійскій капитализмъ нормальную стадію развитія? Статья эта, вѣроятно, извѣстна многимъ изъ читателей Русской Мысли, но нѣсколько словъ сказать о ней мнѣ необходимо.
Л. Е. Оболенскій полагаетъ, что "даже въ Англіи, этой колыбели капиталистическаго производства, оно зародилось и развилось до небывалыхъ размѣровъ вслѣдствіе исключительныхъ, ненормальныхъ, крайне рѣдкихъ въ исторіи условій и стеченія или схожденія нѣсколькихъ цѣпей различныхъ эволюцій".
Авторъ статьи въ Новомъ Словѣ утверждаетъ, что каждая стадія эволюціи связана въ нашемъ умѣ съ представленіемъ слѣдующей стадіи, непремѣнно высшей, и съ представленіемъ предыдущей стадіи, непремѣнно низшей. На это матеріалисты могутъ возразить: почему высшей? Съ какой точки зрѣнія низшей? Для нихъ дѣло идетъ объ объективномъ процессѣ, неустранимомъ, неизбѣжномъ. Для марксиста, напримѣръ, по замѣчанію Шраммлера, частная собственность и не безнравственна, и не несправедлива: она является на извѣстной ступени эволюціи просто технически неудовлетворительнымъ средствомъ. Затѣмъ марксисты, мнѣ кажется, свободно могутъ признать въ эволюціи производственныхъ отношеній и стадіи диссолюціи или паденія.
Впрочемъ, на этомъ пунктѣ мнѣ нѣтъ надобности останавливаться. Ограничусь однимъ замѣчаніемъ. Г. Оболенскій говоритъ, что "не все то, что является позднѣе хронологически, есть прогрессъ". Это справедливо, но марксисту нѣтъ никакой надобности отождествлять прогрессъ съ эволюціей. Прогрессомъ мы называемъ то, что соотвѣтствуетъ нашимъ понятіямъ о совершенствованіи (и разумѣется человѣка и общества), эволюція же -- міровой процессъ, въ которомъ мы многаго не постигаемъ, въ которомъ многое можетъ намъ не нравиться.
Г. Оболенскій не видитъ въ развитіи капитализма прогрессивнаго всегда начала и указываетъ на его мрачныя стороны. Русскій марксистъ, г. Волгинъ, иного мнѣнія. Онъ повторяетъ, напримѣръ, за г. Прилежаевымъ, что "постепенное вытѣсненіе кустарничества другими, болѣе совершенными формами производства есть явленіе прогрессивное, согласное съ интересами-развитія и благосостоянія человѣческой личности въ обществѣ". Въ споръ вмѣшался извѣстный публицистъ охранительнаго лагеря, напечатавшій недавно книгу Мужикъ безъ прогресса или прогрессъ безъ мужика. Онъ говоритъ, что "всѣмъ людямъ, которымъ дорога будущность родины, нельзя сохранять нейтралитетъ между двумя направленіями, съ которыми они одинаково расходятся, но изъ которыхъ одно, по крайней мѣрѣ, не поворачивается спиной къ европейской культурѣ". Въ послѣднемъ случаѣ г. Головинъ разумѣетъ, конечно, марксистовъ, нынѣшнихъ противниковъ народничества.
Г. Головинъ признаетъ, что "теперь исправному мужику куда какъ легче прежняго подняться надъ среднимъ уровнемъ; и хотя самый этотъ уровень быть-можетъ понизился, за то число возвысившихся надъ нимъ отдѣльныхъ домохозяевъ возросло несомнѣнно". И г. Головинъ прибавляетъ: "Что-жъ, и это мы станемъ оплакивать? А стало-быть оплакивать за одно и реформу 19 февраля?" {К. Головинъ: "Мужикъ безъ прогресса или прогрессъ безъ мужика" ("Къ вопросу объ экономическомъ матеріализмѣ"). Спб., 1896 г., стр. 13, 14.}.
Постараемся отнестись къ спору и по этимъ вопросамъ съ полнымъ безпристрастіемъ. Допустимъ, что марксисты правы и намъ неизбѣжно приходится пережить стадію капитализма со всѣми его послѣдствіями въ западно-европейской исторіи. Если это въ самомъ дѣлѣ неустранимо, тогда нельзя не согласиться, что чѣмъ скорѣе переживемъ мы этотъ періодъ, тѣмъ лучше. Такъ въ болѣзни, фазы которой точно установлены, можно желать скорѣйшаго наступленія кризиса, покуда организмъ больного еще не истощенъ.
Что же въ такомъ случаѣ должны дѣлать марксисты? Имъ слѣдуетъ возставать противъ фабричнаго законодательства на пользу рабочихъ, потому что это законодательство задерживаетъ ростъ и концентрацію капиталовъ, и содѣйствовать скорѣйшему разрушенію общины и обезземеленію крестьянской массы. Нѣкоторые прямо на это и рѣшаются.
Наши народники доказывали, что капитализмъ у насъ не можетъ развиваться, что наши общинные порядки крѣпки, надежны и вполнѣ способны къ прогрессивному развитію. Если присоединить сюда признаніе великаго значенія за артелью въ кустарныхъ промыслахъ и въ земледѣліи, то намъ, казалось, нечего было бояться приглашенія марксистовъ идти на выучку къ капитализму: это приглашеніе должно было оказаться платоническимъ. Но множатся факты, свидѣтельствующіе о томъ, что капитализмъ къ намъ надвигается, что общинное землевладѣніе, несмотря на дѣйствительные успѣхи нѣкоторыхъ общинъ, въ общемъ сильно пошатнулось. Земскія статистическія работы свидѣтельствуютъ о значительномъ возрастаніи сельскаго пролетаріата, о слабомъ развитіи, а во многихъ мѣстахъ и о паденіи кустарныхъ промысловъ.
Марксистъ, убѣжденный въ неминуемомъ наступленіи торжества капитализма и въ Россіи, какъ бы ни огорчали его бѣдствія народа, какъ бы ни страдалъ онъ отъ сознанія всей тяжести этихъ бѣдствій, долженъ, однако, ускорять этотъ процессъ, для возможно быстраго наступленія капиталистической стадіи, послѣ которой производственныя отношенія вызовутъ иной экономическій строй, совпадающій съ тѣмъ, что мы называемъ требованіями справедливости.
Иное положеніе людей, которые признаютъ возможнымъ сознательное, цѣлесообразное вмѣшательство отдѣльнаго человѣка, общества и государства въ народно-хозяйственную жизнь. Для такихъ людей нѣтъ выбора: они должны, въ мѣру своихъ силъ, бороться за спасеніе каждаго живого человѣка, за то, чтобы крестьянинъ не отрывался отъ земли, не спускался ниже того убогаго уровня благосостоянія и просвѣщенія, въ которомъ онъ теперь находится, а подымался бы выше и выше, къ человѣчески-достойному существованію {Ср. В. Г. Яроцкаго: "Односторонняя теорія экономическаго развитія", стр. 4, 5, 10, 11 и др.}.
Одинъ изъ основоположниковъ экономическаго матеріализма говоритъ слѣдующее: "Когда общество овладѣетъ орудіями производства, то будетъ устранено товарное производство и, вмѣстѣ съ тѣмъ, господство продукта надъ производителемъ. Анархія внутри общественнаго производства будетъ замѣнена планомѣрной сознательной организаціей". Люди тогда сами станутъ творить свою исторію, человѣчество сдѣлаетъ прыжокъ изъ царства необходимости въ царство свободы. Это слова Фридриха Энгельса. Сопоставьте съ этимъ слѣдующее его утвержденіе, приводимое проф. Карѣевымъ въ его цитированной книгѣ: "когда искажаютъ наше ученіе и приписываютъ намъ мысль о томъ, что экономическій моментъ есть единственный рѣшающій, намъ приписываютъ мнѣніе нелѣпое и абстрактное".
Я думаю, что эти слова Энгельса разрѣшаютъ марксистамъ не ожидать прыжка изъ царства стихійной необходимости, а содѣйствовать, хотя бы и постепенному, улучшенію и экономическаго положенія, и просвѣщенія русскаго народа. Со всѣхъ сторонъ, изъ глубины нашего народа идутъ запросы на образованіе. Благородная жажда познанія пробудилась въ деревнѣ и ждетъ разумнаго удовлетворенія. Сюда, въ эту сторону, должны быть направлены энергическія усилія государства, общества и отдѣльныхъ людей, которымъ дороги правда и справедливость.
Штаммлеръ говоритъ въ упомянутой выше книгѣ, что конечною цѣлью общественной жизни должно быть созданіе общежитія свободныхъ людей, такого общежитія, въ которомъ каждый дѣлаетъ своею объективно правильную цѣль другого. Такая цѣль, такой общественный идеалъ, по мнѣнію германскаго профессора, необходимъ для человѣчества. Эмпирически растущія желанія и стремленія должны быть идеализированы. Идеалъ Штаммлера совпадаетъ съ христіанскою заповѣдью: люби ближняго, какъ самого себя,-- и для Штаммлера добрыя мысли приносятъ добрыя дѣла.
Нужно замѣтить,-- какъ это указывалось уже въ нашей печати,-- что принятіе теоріи экономическаго матеріализма не ведетъ за собою признанія, исключительно правильною той практической программы, которую выставляютъ марксисты. Лоріа, напримѣръ, несомнѣнно экономическій матеріалистъ, но по многимъ пунктамъ онъ рѣшительно расходится съ Карломъ Марксомъ. Съ другой стороны, современный экономическій матеріализмъ вполнѣ принимаетъ въ основу своей теоріи дарвиновское ученіе; изъ этого ученія опять-таки можно, съ большимъ или меньшимъ основаніемъ, дѣлать различные и даже противоположные выводы. Такъ одинъ изъ крупнѣйшихъ представителей дарвинизма въ Германіи, Геккель, прямо доказывалъ, что дарвинизмъ и соціалъ-демократія -- это огонь и вода, что ихъ невозможно примирить между собою.
-----
Наше основное возраженіе противъ стремленія вывести всю культурно-историческую жизнь, какъ слѣдствіе, изъ однихъ только производственныхъ отношеній заключается, какъ было высказано, въ томъ, что мы признаемъ психическій факторъ историческаго развитія, какъ самостоятельный. Вліянія на него,-- и весьма значительнаго,-- экономическихъ условій отрицать, разумѣется, нѣтъ никакой возможности, но вліяніе это не исключительное, и развитіе науки, религіи, нравственности, права и искусства не всегда совпадаетъ со стадіями экономической эволюціи. Это во-первыхъ.
Религіозные догматы и освѣщаемыя религіею предписанія, національныя особенности, національное соперничество могутъ, во-вторыхъ, въ свою очередь вліять на экономическія основанія общества, укрѣплять или расшатывать ихъ. На нашихъ глазахъ, напримѣръ, отнятіе у Франціи Эльзаса и Лотарингіи, вызванное не экономическими основаніями, а военными соображеніями и побужденіями національнаго тщеславія, повело къ страшному развитію милитаризма въ Европѣ и составляетъ главную угрозу европейскому миру. Нужно замѣтить, что могло но быть и самой Франко-Германской войны, еслибъ ея не желала императрица Евгенія и еслибы Бисмаркъ не сфальсифицировалъ извѣстной эмской депеши.
Другой примѣръ. Возьмемъ современное положеніе Австро-Венгріи. Мы ". видимъ въ ней не только классовую, но и расовую борьбу. Во многихъ случаяхъ, защищая чешскія національныя права, богемская земельная аристократія, городская буржуазія и крестьянство идутъ рука объ руку. То же замѣчаемъ мы въ борьбѣ румынъ и славянъ съ мадьярами.
Напомнимъ еще разъ, что и войны велись и ведутся далеко не изъ однѣхъ экономическихъ причинъ, нерѣдко даже прямо къ экономической невыгодѣ начинающей войну страны. Такова была, напримѣръ, наша война съ Турціей за освобожденіе Болгаріи. Итальянская экспедиція въ Африку, разросшаяся въ войну съ абиссинцами, продолжается къ явному разоренію народа, потому что оскорбленная національная гордость стремится отомстить за пораженія.
Не буду увеличивать примѣровъ. Укажу, въ-третьихъ, на то, на что указываютъ сами марксисты: наука вооружаетъ насъ знаніемъ того порядка, въ которомъ смѣняются (или только могутъ смѣняться) общественныя явленія. Благодаря этому знанію, мы въ состояніи относиться къ исторической эволюціи не какъ фаталисты, сложивши руки, а съ планомѣрными попытками облегчить, ускорить или задержать данный процессъ. Если при этомъ принять во вниманіе, что ученіе о необходимости каждому народу пройти стадію капитализма въ его западно-европейской формѣ есть только правдоподобная гипотеза или, въ лучшемъ случаѣ, обоснованная научно, но далеко не вполнѣ доказанная теорія, то размѣры возможнаго сознательнаго общественнаго вмѣшательства въ экономическую эволюцію должны быть признаны весьма значительными.
На нашихъ глазахъ повсюду растетъ общественное самосознаніе и международное общеніе. Защита мира является одною изъ основныхъ задачъ европейскихъ правительствъ и руководителей европейскаго общественнаго мнѣнія. Возникаютъ предложенія о постоянномъ третейскомъ судѣ, который долженъ разрѣшать столкновенія между державами для предотвращенія ужасовъ войны. По отдѣльнымъ случаямъ третейскіе суды такого рода все болѣе и болѣе входятъ въ практику. Изслѣдованіе причинъ и послѣдствій войны присоединяетъ къ чувству естественнаго отвращенія къ ней отчетливое сознаніе возможности ея избѣгать. Идеи мира и справедливости пробиваютъ грубую кору предразсудковъ и обуздываютъ хищническіе экономическіе инстинкты. Не будемъ отрицать связи,-- и даже причинной связи,-- между этими идеями и производственными отношеніями, но признаемъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что развитіе нашихъ идей и идеаловъ вызывается и опредѣляется не одними экономическими условіями и цѣль нашей сознательной жизни заключается въ подчиненіи экономическихъ условій высшимъ потребностямъ человѣческаго духа. Въ области производства мысль работаетъ для того, чтобы облегчить работу человѣка, сократить ея время и обставить ее здоровыми условіями; въ области распредѣленія наше сознаніе требуетъ все большаго и большаго осуществленія справедливости. Знаніе и пытливая мысль становятся,-- да всегда и были,-- могущественными дѣятелями историческаго развитія вообще, экономическаго въ частности. Возьмемъ примѣръ, особенно близкій марксистамъ. Теорія трудовой цѣнности, какъ извѣстно, подготовлялась долгими усиліями выдающихся мыслителей. Въ трудахъ Карла Маркса она получаетъ, наконецъ, глубокое научное обоснованіе, развивается съ рѣдкою силою мышленія. Неужели марксисты станутъ отрицать исключительно большее значеніе автора Капитала и для теоріи трудовой цѣнности, и для тѣхъ общественныхъ теченій, которыя нашли въ этой теоріи точку опоры? Можно возразить, конечно, что трудъ крупнаго мыслителя все равно былъ бы исполненъ совокупными усиліями менѣе одаренныхъ людей. Но, во-первыхъ, это страшно замедлило бы культурный прогрессъ и, во-вторыхъ, едва ли могло бы дать точно такіе же результаты, какіе даетъ геніальная мысль. Сто и тысяча заурядныхъ астрономовъ не замѣнятъ Коперника или Ньютона. Сто и тысяча заурядныхъ музыкантовъ не доставятъ такого наслажденія, какое даютъ Бетховенъ, Шуманъ, Шопенъ.
Въ духѣ величайшихъ представителей знанія и таланта наши смутныя стремленія, наши желанія, направленныя на близкія цѣли, получаютъ глубокую переработку, трансформируются въ могущественные идеалы. Каждый изъ насъ помнитъ, какъ иной разъ страница геніальнаго писателя вносила ясность и стройность туда, гдѣ царствовалъ хаосъ, какъ подобная страница подымала въ душѣ добрыя стремленія и придавала имъ небывалую силу и стойкость. Нѣтъ поэтому задачи выше и плодотворнѣе развитія личнаго и общественнаго самосознанія. И въ этомъ отношеніи марксисты не откажутся, конечно, идти съ нами руку объ руку. Если успѣхи научнаго знанія и ростъ общественной справедливости, какъ мы надѣемся, далеко обгонятъ производственныя отношенія, марксисты сами порадуются такому доказательству односторонности ихъ теоріи. Поработаемъ же, въ мѣру нашихъ силъ, для того, чтобы подобныя доказательства множились въ числѣ и подымались въ достоинствѣ.