Горнфельд Аркадий Георгиевич
А. М. Скабичевский

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Некролог.

   

А. М. Скабичевскій.

Некрологъ.

   Въ лицѣ Александра Михайловича Скабичевскаго, скончавшагося въ самомъ концѣ прошлаго года послѣ полувѣковой неустанной дѣятельности, ушелъ въ вѣчность заслуженный литературный работникъ. Русская общественность потеряла въ немъ не живую силу -- его значеніе было уже въ прошломъ и популярность на ущербѣ,-- но въ былой роли его были черты, обезпечивающія ему мѣсто въ нашей культурной исторіи. Ближайшій сотрудникъ "Отечественныхъ Записокъ" съ 1868 г. по моментъ закрытія, покойный писатель, много и успѣшно потрудившійся и въ послѣдующую четверть вѣка, самъ считалъ важнѣйшей и чуть не единственно цѣнной частью своей многолѣтней работы именно это участіе въ "Отечественныхъ Запискахъ". Охватывая общимъ взглядомъ всю дѣятельность А. М. Скабичевскаго, трудно не согласиться съ нимъ въ этой оцѣнкѣ, тѣмъ болѣе, что въ ней коренится объясненіе его писательской личности и его былого значенія. Цѣня Скабичевскаго, мы всегда имѣемъ въ виду Скабичевскаго "Отечественныхъ Записокъ" -- и это есть показатель той роли, которую игралъ въ его творчествѣ боевой журналъ семидесятыхъ годовъ. А. М. Скабичевскій писалъ много и послѣ закрытія журнала, откликался чуть не на всѣ явленія нашей текущей литературной жизни, издалъ нѣсколько монографій, собралъ въ двухъ объемистыхъ томахъ свои старыя статьи, выступилъ въ качествѣ автора популярной исторіи новой русской литературы; все это очень читалось -- исторія литературы выдержала семь изданій -- и, однако, общественная значительность автора не росла, его литературный авторитетъ -- если таковой еще признавали -- питался его прошлымъ. Въ этомъ прошломъ, и только въ немъ, было нѣчто безусловно необходимое для творчества Скабичевскаго: была сплоченная и высоко авторитетная группа, выразителемъ литературныхъ воззрѣній которой могъ быть писатель, была идейная атмосфера, подымавшая и обязывавшая его, была точка опоры. Эклектикъ безъ силы синтеза, Скабичевскій нуждался въ этой точкѣ опоры и, конечно, не въ "Новостяхъ" восьмидесятыхъ годовъ онъ могъ найти ее. Нѣтъ необходимости соглашаться или не соглашаться съ статьями Скабичевскаго изъ "Отечественныхъ Записокъ"; высказываетъ ли онъ въ нихъ взгляды, лишь подтвержденные дальнѣйшимъ развитіемъ литературной жизни, или проявляетъ наивный вандализмъ въ оцѣнкахъ, отличающійся отъ писаревскаго развѣ лишь отсутствіемъ блеска, -- насъ мало трогаетъ теперь все это: для насъ важно, что это -- выраженіе цѣлаго міровоззрѣнія, до сихъ поръ играющаго громадную роль въ нашемъ общественномъ развитіи.. И любопытно: въ кружкѣ болѣе сильныхъ единомышленниковъ Скабичевскій былъ самобытнѣе, чѣмъ позже. Когда Скабичевскій оцѣнивалъ Шеллера-Михайлова, лишь какъ "сентиментальное прекраснодушіе въ мундирѣ реализма", когда онъ говорилъ о "золотушныхъ идеальчикахъ" Омулевскаго, называя его "самозваннымъ защитникомъ новыхъ людей", въ этомъ было больше индивидуальной смѣлости, чѣмъ въ насмѣшкахъ надъ Гончаровымъ или въ пренебреженіи къ Тютчеву: и этой смѣлости не было у позднѣйшаго Скабичевскаго, когда, популярный и признанный, онъ чувствовалъ себя морально одинокимъ и потому идейно слабымъ. Въ "Отечественныхъ Запискахъ" онъ имѣлъ болѣе яркую физіономію; въ общемъ хорѣ слышался его голосъ уже по особенности его темъ. Онъ былъ въ журналѣ не присяжнымъ критикомъ -- и какъ-то выражалъ даже удовольствіе, что не обязанъ по должности откликаться на всякое литературное явленіе; онъ отдавалъ много вниманія историческимъ работамъ. Эти справки по исторіи русской общественности, "Сорокъ лѣтъ русской критики", "Три человѣка сороковыхъ годовъ", "Исторія русской цензуры",-- конечно, были подсказаны публицистическими задачами, но онѣ знакомили и съ прошлымъ, и даже "Исторія новѣйшей русской литературы", написаннная позже, но въ общемъ повторяющая уже высказанные взгляды автора, свидѣтельствуетъ о его стремленіи исторически подойти къ литературѣ, хотя именно въ исторической складкѣ ему отказывали его критики. Наряду съ исторіей вниманіе его привлекала теорія литературы. Онъ чувствовалъ недостаточность и просто невозможность старой точки зрѣнія элементарнаго реализма; онъ пытался дать среднее, болѣе сложное рѣшеніе вопроса, но не шелъ дальше эклектики; трудно, конечно, возложить на него вину въ томъ, что онъ не рѣшилъ вопросовъ, о которыхъ спорятъ и въ наши дни. Ему казалось, что его механически-примирительная позиція заключаетъ нѣчто самостоятельное, и своимъ сочиненіямъ онъ предпосылалъ гордое заявленіе, что "въ эстетическихъ своихъ теоріяхъ, проповѣдуя свободу и естественность творческихъ процессовъ, авторъ всегда былъ равно далекъ, какъ отъ теоретиковъ чистаго искусства, ограничивающихъ его однимъ услажденіемъ художественными красотами, празднаго изнѣженнаго сибаритства, такъ равно и отъ теоретиковъ полезнаго искусства, обрекающихъ его на подневольное орудіе въ рукахъ какихъ бы то ни было политическихъ партій. Требованіе, чтобы искусство служило не исключительно одной красотѣ, не столь же исключительно одной политикѣ, а всей жизни, во всей ея совокупности, помогло автору съ одинаковымъ безпристрастіемъ и почетомъ отнестись и къ поэту-гражданину въ лицѣ Некрасова, и къ жрецу чистаго искусства въ лицѣ Пушкина". Конечно, ни для этого примирительнаго рѣшенія, ни для Пушкина, ни для Некрасова онъ не нашелъ ясной, опредѣляющей, углубляющей формулы; онъ ставилъ себѣ въ заслугу безпристрастіе, которое, въ сущности, вытекало изъ безстрастія, а между тѣмъ здѣсь могла рѣшать только страсть: та зиждующая односторонность, тотъ паѳосъ мысли, безъ котораго немыслимо ея творческое движеніе. Но самое сознаніе необходи мости новыхъ основъ критики, новыхъ оцѣнокъ въ немъ было всегда; онъ измѣнялся -- и тѣмъ цѣннѣе настойчивость, съ которой онъ противополагалъ этимъ законнымъ измѣненіямъ думающаго человѣка свою общественно-моральную устойчивость. Онъ цѣнилъ" ее и хотѣлъ, чтобы его читатели вѣрили въ нее, и говорилъ о собраніи своихъ сочиненій: "Авторъ будетъ вполнѣ доволенъ, если книга его убѣдитъ читателей, что въ продолженіе всей его литературной дѣятельности онъ служилъ благому дѣлу и оставался не. измѣненъ въ своихъ кровныхъ убѣжденіяхъ. Можетъ быть, они и пойдутъ какія-нибудь противорѣчія въ мелочахъ и частностяхъ,-- было бы неестественно, чтобы въ продолженіе двадцати лѣтъ, съ 1868 по 1888 годъ человѣкъ оставался до послѣднихъ мелочей безъ малѣйшихъ измѣненій, какъ набальзамированная мумія,-- но это не помѣшаетъ имъ, если они отнесутся къ нему безъ враждебныхъ предубѣжденій, убѣдиться, что въ статьяхъ, появившихся въ 1888 году, онъ остался тѣмъ самымъ писателемъ, какимъ былъ въ 1868 году, когда былъ приглашенъ въ возрожденныя "Отечественныя Записки": всегда онъ ставилъ выше всего народное благо и проповѣдывалъ народные принципы труда и братства; всегда онъ ратовалъ противъ всякаго возвышенія брата надъ братомъ, хотя-бы во имя интеллектуально-нравственнаго превосходства". Ничѣмъ не пытаясь ограничить эти заявленія, мы, наоборотъ, могли бы у свѣжей могилы покойнаго писателя продолжить эти всегда. Всегда Скабичевскій не только проповѣдывалъ свои принципы, но, по мѣрѣ силъ и разумѣнія, и въ жизни не расходился съ ними. Всегда онъ былъ трудолюбивъ и отзывчивъ въ каждомъ словѣ своемъ былъ честенъ и благожелателенъ. Уста рѣла его манера, устарѣло многое въ его оцѣнкахъ, но не все отвергнуто новымъ временемъ. Онъ ушелъ на склонѣ дней, какъ осколокъ далекаго прошлаго, а между тѣмъ, не говоря ужъ о томъ, что для исторіи своего времени его литературныя статьи представляютъ незамѣнимый матеріалъ, его сводныя работы еще ничѣмъ не замѣнены, его устарѣвшія для насъ книги еще читаются: удѣлъ завидный и незаурядный для средняго писателя. Надо думать, что историкъ русскаго просвѣщенія скорѣе, чѣмъ современникъ, питающійся личными впечатлѣніями, найдетъ доброе слово признанія для опредѣленія духовной личности и культурнаго значенія А. М. Скабичевскаго.

А. Горнфельдъ.

"Русское Богатство", No 1, 1911

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru