Горький Максим
Открытые письма M. Горькому

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


ОТКРЫТЫЕ ПИСЬМА M. ГОРЬКОМУ

I.

   Многоуважаемый Алексей Максимович!
   Группа отнюдь не титулованных советских писателей и работников по детской книге, которая всегда приветствовала и приветствует вашу борьбу с "титулованными" бюрократами и со всякого рода рутиной, однако, считает своим долгом подать голос в защиту талантливого педагога Е. А. Флериной, которую вы по какому-то недоразумению и без достаточных оснований зачислили в категорию зловредных чеховских людей.
   В своей статье "Человек, уши которого заткнуты ватой", с такой горячностью осудив "наездничество" Д. Кальма, вы сами, к сожалению, погрешили тем же, и, вследствие недостаточного знакомства о современным состоянием детской литературы и педагогической деятельностью Е. А. Флериной, допустили ряд серьезных ошибок.
   Прежде всего, по нескольким фразам из "статейки", по случайному совпадению заглавий двух совершенно противоположных по своей внутренней сути статеек, нельзя и не следует судить о человеке, о его многолетней и плодотворной педагогической деятельности. Если бы вы подробнее ознакомились с работами Е. А. Флериной, напечатанными в различных журналах и отдельными изданиями, то вы убедились бы, что ваше утверждение: "ребенок до десятилетнего возраста требует забав и требование его биологически законно" и т. д.-- есть не что иное, как почти буквальные цитаты из книг Е. А. Флериной. Серьезность "игры" в советской педагогике давно уже стала трюизмом.
   Дальше. "Будь бы Флерина более осведомлена в той области, которую она, если не по совести, то по должности, обязана знать, она вспомнила бы, что не один Пушкин учился русскому языку по песенкам и сказкам своей няни, а что и Лесков, и Гл. Успенский, и многие дети, впоследствии творцы русского литературного языка, постигали красоту, силу, ясность и точность его именно на забавных прибаутках, поговорках, загадках у нянек, солдаток, кучеров, пастухов".
   Смеем вас уверить, что и "по совести", и "по должности" Е. А. Флерина знает все эти истины, тоже давно уже ставшие трюизмами, но знает еще нечто большее, потому что уши ее не заткнуты ватой. Она отлично слышит, что современные пастухи и няньки поют совсем по иному и об ином и ушли далеко вперед от своих классических собратьев пушкинской поры. И почему бы детям не учиться русскому языку у своих современников? К такому Протею, как русский язык, нельзя подходить только филологически. Когда детям в семье и в школе внушают, что собственность и кулачество -- зло, нельзя им давать такую хоть и народную песенку, обработанную К. Чуковским.
   
   Давай-ка, женушка,
   Домок набивать.
   Пойдем, голубушка,
   На базар гулять и т. д.
   
   Нельзя давать детям заучивать наизусть:
   
   А нечистым трубочистам
   Стыд и срам, стыд и срам...
   
   И одновременно внедрять в их сознание, что работа трубочиста так же важна и почтенна, как и всякая другая. Нельзя детей приносить в жертву такой разноголосице и превращать их неустойчивое сознание в сумбур в "сапоги всмятку".
   Против этой разноголосицы и восстает Е. А. Флерина в своей "статейке". Против той же разноголосицы направлено открытое письмо А. Б. Халатова в СОАПП и всей пролетарской писательской общественности, в котором он отмечает, что "даже в той литературе, которую издаем мы сами, незаметно для нас скрыто и тайно протаскиваются иногда некоторыми писателями, вредные и чуждые нам идейки и приемы", и призывает пролетарских писателей писать для детей "серьезно о серьезных вещах". Этого требуют сами дети в многочисленных письмах в редакции детских журналов, на конференциях и пионерских слетах. Наконец, даже такой яростный сторонник детских забав и народного творчества, как К. Чуковский, и тот, после вылазки в жизнь, принужден был на страницах "Литературной Газеты" отказаться от своих "старинных" Бармалеев, от устаревших приемов детского юмора. Он тоже намерен говорить о детьми "серьезно о серьезных вещах". Говорить "серьезно о серьезных вещах", кстати сказать, вовсе не значит читать детям нравоучения и наставления, полные пустых и мертвых сентенций.
   Комедия Гоголя "Ревизор" есть "серьезный разговор о серьезных вещах".
   Ваше расхождение о Флериной во взгляде на анекдот и сенсацию -- тоже продукт явного недоразумения. "Почему ребенку нашей эпохи, -- пишете вы,-- нельзя рассказывать анекдоты о царских министрах народного просвещения, Толстом, Делянове, о гимназических учителях самодержавного строя, анекдотов о попах, о глупости некоторых наших современников и т. д.? Если журнал "Еж" сообщит детям о том, что в культурной Англии около сотни людей сожгли живыми в кино и что это были дети рабочих, это -- "сенсация"! Иначе говоря, вы утверждаете возможность детской социальной сатиры, таких анекдотов, как "Ревизор" и "Мертвые души" Гоголя. К сожалению, журнал "Еж" знаменит не такими анекдотами, а пустым зубоскальством, анекдотами и сенсациями в чистом виде без принеси социальной сатиры. Журнал "Еж" знаменит такими бульварными лозунгами, как "Платите sa журнал аккуратно и помните, что жизнь прекрасна", которые, в чем мы глубоко убеждены, не могут не вызвать и вашего самого горячего протеста.
   Наконец, ваше правильное утверждение "Дети растут для будущего", однако, требует серьезной поправки. Они живут еще и в настоящем -- в окружении жестокой борьбы старого с новым. Они сами участвуют в этой борьбе и испытывают на себе всю тяжесть сложнейших социальных противоречий. Они воспитываются жизнью и в жизни, а не в закрытых смольных институтах. И едва ли можно и нужно только забавлять их сейчас "крокодилами", прибаутками, песенками в надежде да то, что лет через пять все "серьезное", вся житейская грязь настоящего исчезнет и дети безболезненно войдут в светлое, безбурное царство социализма. Это уж слишком радужные мечты! Практика, к сожалению, говорит о другом, о длительной и упорной борьбе, которая предстоит нашим детям, нашей "смене". И эту "смену" мы должны подготовить к битве, воспитать не только творцов русского литературного языка, но и стойких борцов за социализм.
   Этого требует жизнь. Эти требования слышит Флерина и в своей статейке призывает детских писателей не увлекаться пустыми забавами, а помочь стране воспитать детей надлежащим образом. Повторяем, только по недоразумению вы могли недооценить совершенно правильное выступление "Литер. Газеты" и зачислить в категорию титулованных бюрократов живого талантливого педагога. Мы надеемся, что вы исправите свою ошибку.
   Б. Перес, А. Яковлев, А. Насимович, С. Федорченко, В. Акульшин, Б. Шатилов, Л. Остроумов, С. Ауслендер, П. Арбатов, Е. Тараповская, А. Барто, Л. Веприцкая, А. Петрова, Л. Полова, Д. Горлов, Н. Шестаков, Л. Зилов, М. Баршева, Л. Тейн, С. Фомин, С. Зак, Н. Дмитриева, С. Гроссман, Е. Зак, Т. Кондратьева, Н. Касаткина, Т. Качкачева, Е. Кривоблодская, Г. Туганов, Т. Шевченко.
   

II.

   Уважаемый Алексей Максимович!
   Мое обращение в вам, всесоюзному старосте советской литературы, напоминая крыловскую басню, ставит меня в положение моськи, лающей на слона. В этой незавидной роли мне приходится выступить, чтобы отвести незаслуженную брань, которой вы мимоходом щедро наградили меня в статье, направлений против тов. Флериной и озаглавленной "Человек, уши которого заткнуты ватой". {"Правда" No 19, от 19 января 1930 года.}
   Отозвав меня "малограмотным", "безграмотным" и "лживым", именуя мое выступление в "Литературной Газете" -- "Скандальным", "наездническим" и "глупым", вы приводите такой единственный конкретный пример моей безграмотности:
   "Нельзя,-- пишите вы,-- печатать такие глупости, как заявление Кальма: "Маршак в книге "Три зверолова" повторяет прием из книги Ильфа и Петрова "12 стульев". Надобно знать, что "12 стульев" напечатаны в 1928 г., "Три зверолова" -- в 1923".
   Даты обоих изданий мне хорошо известны. {Кстати говоря, "Три зверолова" переиздавались Гизом до 1929 года включительно, а два месяца назад были включены в сборник избранных сочинений С. Маршака "Веселый час", разосланный подписчикам в виде приложения к ноябрьской книжке "Ежа", на что указывалось в моей статье "Факты и автографы", напечатанной в No 37 "Лит. Газеты".}
   Но слова, приведенные вами в виде цитаты, я не могу признать за свои. В моей статье, помещенной в No 35 "Лит. Газеты", сказано следующее: "Есть у С. Маршака книжка "Три зверолова", которая, кстати сказать, повторяет классический прием Никифора Ляписа из "12 стульев" Ильфа и Петрова..." и т. д.
   Поскольку здесь говорится о "классическом приеме" Никифора Ляписа, вымышленного героя сатирического произведения,-- в этой фразе трудно усмотреть обвинение Маршака в плагиате у Ильфа и Петрова,-- обвинение, которое вы без оснований мне приписали.
   Мое выступление в "Лит. Газете" было вызвало антиобщественным характером работы одного из отделов Гиза. Оно было направлено против буржуазных течений в нашей детской литературе, возглавляемых К. Чуковским и С. Маршаком. Вы называете это выступление "травлей талантливого Маршака".
   Но если принять вашу терминологию и быть последовательным, то можно сказать, что основное ядро (нашей пролетарской литературы занимается систематической "травлей" таких талантливых писателей, как Б. Пильняк, таких талантливых критиков, как В. Полонский или Д. Горбов, таких талантливых литературоведов, как В. Ф. Переверзев.
   Я до сих пор думал, что это не травля, а литературно-политическая борьба с различными право-оппортунистическими тенденциями в советской литературе. Я считаю, что в реконструктивный период пора, наконец, начать такую борьбу ж в области детской советской книги.
   Ваше авторитетное к сокрушительное выступление в защиту "людей, подобных С. Маршаку" -- жестокий удар в этой борьбе: оно неизбежно усилит сопротивление реакционных группировок. Оно затруднит начатую борьбу за советизацию детской литературы. Но тем нужнее эта борьба, тем решительнее следует ее повести.

Д. КАЛЬМ.

"Литературная газета", No 4, 1930

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru