Гребенщиков Георгий Дмитриевич
Рассказ охотника

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Г. Д. Гребенщиков

Рассказ охотника
Из цикла очерков "Гонец"

   Oднажды в поезде между Иркутском и станцией Черемхово я разговорился с одним охотником. Еще не старый, словоохотливый, веселый, подвижной, как все сибирские охотники, он рассказал мне много любопытного. И вот что нахожу я ныне в своих записках об этой встрече.
   -- Не хваставшись скажу, десятка два медведей взял, -- рассказывал охотник. -- С отцом, когда мне было лет семнадцать, тигра живым на Амуре взяли для Верещагина... Небось слыхали -- такой разъезжал по Сибири, для музеев живых зверей скупал. -- А тигра взять живым! -- Это же анахтемское дело... Не дай Господь забояться хоть на волосок. Как лишь страх почуял, так уж ты и виноват и всякий зверь тебя к смертной казни осудит. Небось сами испытали, примерно, собака: боязливого человека терпеть не может, а к бесстрашному сразу ластится. А к чему это говорю я? А вот к чему. Однова, года четыре назад, я такого труса отпраздновал, теперь стыдно вспомнить. И может быть погиб бы, если бы не зверь... У вас Алтайские реки весной, небось, дурят не хуже наших; вам нечего рассказывать, сколько случаев несчастных в ледоход бывает. Ну, вот и меня нечистый угораздил через Енисей переходить, когда забереги открылись. А пошел я на медведя. В это время он только из берлоги выходит, еще сонный, брать его способно и шкура еще не линяет. Правда, отец-покойничек, дай Бог свято почивать, наказывал: "Не губи дичину. Всякая тварь весною хвалит Господа". Ну, сами вы охотник, понимаете, как тут не обзариться? Тетерева ли там, перелетные ли кряквы, зверь ли красный, где тут утерпеть?
   Иду я по льду, местами уже полыньи чернеют, извертели лед, бурлят. Ширина в том месте более версты -- Енисей, река сурьезная. Впереди, пониже, остров тот самый, на котором мой приятель Мишка зимовал. Винтовка у меня двуствольная -- на медведя никогда не фальшивила. Иду -- без страха -- лишь бы встретить -- мой будет. И вдруг, родной ты мой, как из пушки где-то тарарахнет! Даже не хватило сдогаду -- откуда что?.. А потом, гляжу, чего-ето у меня голова закружилась -- берега пошли куда-то не в те стороны. Вижу, подо мною закачалось, задрожало все, -- лед горою выпучило подо мной и как ахнет прямо в небеса: вода ли, лед ли, снег ли, пена ли, ничего не помню -- помню только обдало меня, как будто кипятком ожгло -- глаза ослепило -- это должно лед разломанный сверкнул на солнце... Упал я с ног, лежу, без шапки, рукавичку одну где-то вырвало... Держу только винтовку, будто в ней в одной и якорь. И началась же, брат ты мой, пальба! Фонталами вода и лед... Ну, ежели ад есть, то хуже быть не может... И понесло и закрутило меня в этой лихорадке так, что свет померк и разума я вовсе лишился. Погиб и погиб -- кончено. Даже про молитвы и про Бога вспомнить не успел. Ну, прямо покорился сразу и о спасении даже думать невдомек. Все загудело, зазвенело, закипело вокруг меня, солнце стало маленьким, холодным, как лягушка. И сам я себе стал не нужным -- прямо, прости Господи, козявка запропащая... Вдруг выпихнуло мою льдину на другую, на огромную, а впереди меня чернеет что-ето... Человек не человек, но что-ето такое, брат ты мой, родимое, роднее человека... Тут я вдруг опомнился. Медведь плывет со мной на одной льдине... И плывет так это просто по-соседски, будто мы с ним сговорились на это дело... Крутит нас, туда, сюда -- я позабыл о всяком страхе и кольнуло меня в сердце любопытство... Помнится, так как-то оно вышло: прямо из ямы моей погибели вынесло и напороло меня, как на штык на это самое: смешно мне стало прямо, брателко, до слез. Ведь это же тот самый Мишка, на которого я шел с винтовкой!.. Гляжу и никакой винтовки у меня уже нет, да и охота вдруг пропала стрелять аль заступиться за себя... Одно бередит душу -- смех и любопытство: куда мы с ним теперича попали? А Мишка мой, гляжу, никакого на меня внимания, ни злобы у него ко мне, ни даже любопытства. А только все поглядывает на соседние льдины и похаживает взад-вперед по краю. Потом, гляжу, кувырк на самую ближайшую, -- а по ней стал прицеливаться на другую... Я не будь дурак -- за ним. И все это смешно мне... Ну, прямо, братец, так смешно, как дурачок доспелся -- хохочу голосом да и никаких... А мой приятель все также не спеша и не оглядываясь на меня, будто не замечая, со льдины на льдину все ближе к берегу, все ближе... А я стараюсь не отстать. Ну, веришь ли, как за братом, за спасителем, иду и никакого у меня страха. И у него ко мне никакой злобы. Только что я хохочу и прыгаю, неловко шатаюсь, падаю и весь мокрый... А он как бы играючи -- прыгнет, отряхнется да и опять посматривает на другую льдину, выбирает со смекалкой...
   Так, брат, и вывел меня медведь из погибели... С тех пор, друг мой, не поднимается моя рука ни на какого зверя... Ну, просто не могу забыть этого случая, как зверь навроде брата для меня доспелся...

* * *

   ... Так, через звериную простоту пришло человеческое бесстрашие, а через бесстрашие проглянул лик истинного понимания даже между зверем и врагом его -- охотником. Какой поучительный пример враждующим между собою людям.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru