Аннотация: The Maiden's Progress.
Текст издания: журнал "Вѣстникъ Европы", NoNo 11-12, 1898.
ИЗЪ ДѢВИЧЬЯГО МІРА
"The Maiden's Progress", by V. Hunt.
I.
Въ своей спальнѣ, на кровати лежитъ въ бѣломъ капотикѣ Марія-Елизавета, или короче, Модъ Масклинъ, прозванная "Модерной",-- современной. Ей всего восемнадцать лѣтъ; ее уложили "отдыхать" передъ баломъ.
На цыпочкахъ, тихонько, въ комнату входятъ ея сестры -- Вэрона и Пегги: одна на годъ, другая на три года моложе ея.
-- А? Чего вы? Платье принесли? Который часъ?-- окликаетъ ихъ старшая сестра совсѣмъ заспаннымъ голосомъ.
-- Ну, вотъ! Значитъ, ты спала, что ни говори!-- слышится въ полутьмѣ возгласъ Пегги.-- А еще увѣряла, что ни за что на свѣтѣ не въ состояніи глазъ сомкнуть! Ужъ пять часовъ; я спрашивала Минчингъ,-- такъ она говоритъ, что и намека нѣтъ на платье...
-- Не будетъ платья -- я и не поѣду,-- трагически заявляетъ Модъ.
-- Ну, все обойдется: миссисъ Іонгъ никогда не надуваетъ. Да, наконецъ, ты можешь тогда надѣть свое бѣлое, или розовое, и...
-- Ну, ужъ!.. Одинаковыя съ вами?-- Въ тонѣ "старшей" слышится презрѣніе.-- Развѣ вы не понимаете, что мое новое платье совсѣмъ особенное -- настоящее бальное?
-- Конечно, понимаю: съ длиннымъ шлейфомъ, съ лифомъ дэкольте... О, Боже! Ты больше намъ ужъ не товарищъ!-- и Пегги глубоко вздыхаетъ.
-- Пустяки! Все будетъ по-старому: я васъ не брошу. Для васъ же лучше: я потомъ могу вамъ давать совѣты, когда придется выѣзжать... Я буду уже опытная и поразскажу вамъ чудеса!
-- Господи! Какая ты будешь тогда несносная! Я отъ души желаю, чтобы до тѣхъ поръ ты уже вышла замужъ; а не то покою мнѣ отъ тебя не будетъ!
-- Ну, не глупо ли, что этотъ выѣздъ въ свѣтъ вдругъ дѣлаетъ такую разницу между людьми!-- задумчиво перебила ее Вэрона: -- а вѣдь я всего на годъ моложе тебя и даже выше тебя ростомъ... Ну, словомъ, я уже теперь барышня, какъ барышня, а завтра!.. Завтра ты будешь; ты будешь сидѣть въ гостиной и принимать гостей, а не въ классной съ учителями. Ты ужъ дошла до половины "Вѣка Лудовика XIV" и распростишься съ нимъ навсегда,-- въ чемъ я тебѣ завидую, понятно! Ты перестанешь заниматься пустяками и предоставишь намъ съ Пегги дальнѣйшія заботы о своихъ птицахъ. У тебя явятся какіе-то таинственные интересы, о которыхъ ты будешь съ мамою шептаться... ну, словомъ, превратишься въ такую же несносную, противную взрослую женщину, какъ и всѣ другія, которыя бываютъ у мамы въ ея пріемные дни...?!
-- Вотъ ужасъ-то!
-- На дняхъ я гдѣ-то вычитала, что "женщина -- орудіе въ рукахъ дьявола",-- замѣчаетъ поучительно Пегги.
-- Что ты? Откуда это?
-- Въ библіотекѣ, на второй полкѣ отъ дверей есть такая смѣшная-пресмѣшная книга въ родѣ алфавита. Ну вотъ, на букву Ж тамъ прямо и стоитъ все, все про женщину. Постой, дай припомнить: "Эти нѣжныя созданья, опасныя, какъ притихшая морская зыбь, непостоянныя, какъ вольный вѣтеръ, коварныя, какъ тлѣющая искра... Въ ихъ улыбкѣ таится скрытый зародышъ всеразрушающей и смертоносной власти... Имъ стоитъ повести бровями -- и цѣлыя государства падаютъ во прахъ..." Нѣтъ, больше не припомню!
-- Неужели все это скрыто... въ насъ?-- задумчиво проговорила Модъ.
-- Въ тебѣ? Какая же ты женщина? Тебѣ на видъ одиннадцатый годъ.
-- Послушайте! Да неужели у меня такой ужъ юный видъ? Къ чему же тогда меня уложили спать? Если бы я устала хорошенько, я бы навѣрно казалась постарше.
-- Да ты и такъ не Богъ знаетъ сколько отдохнешь. Лежи смирно, не вертись!
-- Тутъ не завертишься, когда вы обѣ сидите у меня на ногахъ... А знаете, мнѣ кажется, мужчинамъ все равно -- молоды мы, или нѣтъ... то-есть, конечно, если они сами не первой молодости...
-- А если они сами слишкомъ юны, они, все равно, нами пренебрегаютъ. Замѣть, вотъ, напримѣръ, хоть этотъ Билли Данверсъ: онъ и говорить не хочетъ съ кѣмъ бы то ни было, кромѣ м-съ Мортимеръ. Съ тобою онъ соблаговолитъ, пожалуй, протанцовать два танца, но не больше.
-- Конечно, обѣщаю!.. Если я ихъ услышу,-- поправилась Модъ.
-- А интересно, съ кѣмъ ты будешь танцовать? Можетъ быть, встрѣтишь тамъ свою судьбу...
-- Или "Невѣдомаго бога",-- задумчиво поправила младшую сестру Вэрона.-- Папа говоритъ, что каждая дѣвушка поклоняется "невѣдомому богу...
-- Если Модъ сразу найдетъ себѣ кумира, это ужъ будетъ слишкомъ глупо! Какъ будто ей необходимо сейчасъ же выйти замужъ! Нѣтъ, пусть себѣ сперва повеселится хорошенько. И, наконецъ, гости у тети Риддель все народъ серьезный. Я увѣрена, что ея "невѣдомаго кумира" тамъ не будетъ...
-- Тамъ будетъ Билли и м-съ Мортимеръ, и м-ръ Дорси, и Ренсселеры, и Эдвардъ...-- перебила Вэрона.
-- Ну, Эдвардъ пріѣдетъ попозже, онъ мнѣ самъ сказалъ. Онъ спѣшитъ покончить съ каталогомъ; папа его торопитъ.
-- А ты, Пегги, кажется, все время торчишь въ библіотекѣ,-- замѣтила Модъ.-- Я увѣрена, что ты страшно надоѣдаешь Эдварду...
-- Напротивъ! Мы съ нимъ составили общество "взаимопомощи ": онъ помогаетъ мнѣ писать французскіе переводы, а я чиню для него карандаши. Наконецъ, онъ секретарь у папа и какой-то намъ родственникъ; его обязанность -- быть мнѣ полезнымъ. Папа вѣдь ему платитъ...
-- Глупая! Онъ не нуждается въ деньгахъ, онъ и самъ богатъ. Онъ ходитъ заниматься, потому что любитъ рыться въ книгахъ и въ трудахъ древнихъ бриттовъ вмѣстѣ съ нашихъ папа; а я предпочитаю современныхъ писателей,-- заявила Модъ и, подумавъ, прибавила:-- Я не намѣрена возиться съ Эдвардомъ; я и безъ того вижу его каждый день...
-- А мнѣ, признаюсь, Эдвардъ даже очень нравится!-- твердо возразила Пегги.
-- Какъ и всѣмъ дѣтямъ вообще,-- пояснила старшая сестра. Но прежде чѣмъ оскорбленная дѣвочка успѣла обидѣться, дверь отворилась, и Минчингъ вошла съ такою большою коробкою въ рукахъ, что скорѣе уронила ее, нежели поставила на полъ.
-- Барышня, платье принесли! Миссъ Пегги, миссъ Вэрона, васъ, кажется, просили не мѣшать сестрицѣ отдыхать? А ноги-то, ноги, какъ это онѣ попали на чудесное, чистенькое покрывало? Право, я не знала, что вы обѣ здѣсь!
-- Вамъ и не слѣдовало знать! Посмотримъ лучше, что это за платье?
-- И молодо, и... прелестно!-- объявляетъ авторитетно Минчингъ.
-- Послушайте! Отъ этого выраженія "молодо" просто можетъ стошнить! Лучше, давайте, примѣряемъ сначала: хорошо ли сидитъ?-- и Модъ съ лихорадочной поспѣшностью натягиваетъ на себя платье, а Пегги критически оглядываетъ и сестру, и ея бальный нарядъ, глубокомысленно склонивъ голову на-бокъ:
-- Ну, на тебѣ все, что угодно, будетъ хорошо сидѣть: ты пряма, какъ доска... Что-жъ, вообще, довольно мило!
-- А мнѣ нравятся эти банты на плечахъ. Только смотри, Модъ, не откуси ихъ какъ-нибудь невзначай.
-- А талью что-жъ вы зашнуровали кое-какъ?-- нетерпѣливо замѣчаетъ Модъ своей вѣрной Минчингъ.
-- Не стоитъ, миссъ. Мы вѣдь только примѣряемъ.
-- Ахъ, да! Я и позабыла. Ну, какъ по вашему: сойдетъ?
-- Лицо твое немножко желтовато, но платье -- просто прелесть! Сара Монтейсъ-Фуллертонъ (Младшая) превзошла себя... А! вотъ и вы, Aurélie! Это у васъ что такое?
-- Mademoiselle,-- un bouquet. Ciel, que c'est jeune, que c'est simple! C'est l'innocence même!-- восторженно восклицаетъ Aurélie, всплескивая руками.
-- Модъ, что съ тобой?-- раздается возгласъ Пегги, и обѣ сестры съ ужасомъ видятъ, что "старшая" подбѣжала къ свѣчкѣ. Мигомъ закоптивъ шпильку на огнѣ, Модъ раздраженно проводитъ ею въ углахъ глазъ.
-- Не разсчитывай; только лицо твое будетъ казаться грязнымъ. Не дѣлай глупостей, лучше скажи скорѣе: отъ кого букетъ?
-- О! Отъ Эдварда!
-- А отъ кого же больше? Онъ единственный мужчина...
-- Да: пока...-- вторитъ ей Модъ и задумывается.
Платье осторожно откладываютъ въ сторону.
II.
Въ три часа ночи, въ комнатѣ Модъ еще горитъ огонь, въ ожиданіи ея. Она входитъ и молча сбрасываетъ съ плечъ ротонду. Минчингъ, тоже молча, расшнуровываетъ свою барышню.
-- Ну, вотъ, готово. Минчингъ, можете идти; спокойной ночи! А это платье мнѣ рѣшительно не нравится; оно слишкомъ высоко вырѣзано, и шлейфъ слишкомъ коротокъ... Мама выбирала фасонъ. А прическу носятъ теперь совсѣмъ по-новому; вамъ надо поучиться, Минчингъ. Ну, покойной ночи!..
-- Боже! Мой вѣеръ сломанъ! Мнѣ его тетя Лиза подарила. Онъ чудо какъ хорошъ; только совсѣмъ не въ нашемъ вкусѣ. Бѣдная Минчингъ! Она и въ самомъ дѣлѣ не годится въ горничныя; мамой же завладѣла Aurélie, окончательно... А я вѣдь нисколько не устала; я хоть сейчасъ готова снова танцовать, хоть опять на балъ!..
Въ эту минуту, безъ шума распахнулась дверь большого платяного шкафа, и оттуда въ комнату выпрыгнула Вэрона въ длинномъ ночномъ халатикѣ, а за нею и шатунья Пегги:
-- Ну, что же?
-- Ну, что же?-- вскричали обѣ разомъ.-- Съ кѣмъ ты танцовала? Есть у тебя женихъ?.. Много тебѣ говорили любезностей?
-- Только не моей наружности, дѣти!
-- Вотъ еще! Она будетъ насъ называть "дѣтьми"?!-- воскликнула Пегги, горячо негодуя на сестру, и, проворно закутавшись въ ея бальную длинную ротонду, отдѣланную розовыми перьями, усѣлась на полу: -- Сядемъ поудобнѣе! (Какъ царапаются эти перья!) А мороженое у васъ было? Говори -- какое?
-- Неужели ты воображаешь и въ самомъ дѣлѣ думаешь, что я это замѣтила?
-- Обыкновенно, мороженое ты болѣе, чѣмъ "замѣчаешь". А Сесилія Риддель не разстается со своимъ "сердечкомъ"? Она мнѣ обѣщала носить его, не снимая, какъ я ношу свое.
-- Какіе вы младенцы!
-- Такъ я и знала, что она будетъ продолжать все въ томъ же духѣ!-- вспылила Пегги.-- Ну-съ, г-жа, лучше разскажите намъ про себя. Видѣла ты его?
-- "Невѣдомаго бога",-- подсказала Вэрона.
-- Надоѣли мнѣ эти классики, до тошноты надоѣли! Ужасная старина!-- ворчала Модъ.
-- Да! Нашъ отецъ способенъ надоѣсть!-- подхватила Пегги.-- Я на половину не понимаю, про что онъ говоритъ, но, конечно, дѣлаю видъ, что понимаю. Это все же лучше, нежели плакать, какъ Вэрона.
-- Терпѣть не могу, когда меня "начиняютъ" выдержками изъ классиковъ!-- отозвалась послѣдняя.-- Довольно съ меня этогоудовольствія и въ училищѣ! Отецъ можетъ святого вывести изъ терпѣнія, а не то что простую школьницу. Кстати, а какъ они оба вели себя?
-- Довольно сносно: мама все время посылала мнѣ улыбки черезъ всю залу, а отецъ даже спросилъ меня, во всеуслышаніе: весело ли мнѣ?
-- А тебѣ было весело?
-- О, да!.. то-есть: такъ себѣ! Но, все-таки, неприлично было спрашивать объ этомъ громко. Придется мнѣ объяснить ему...
-- Господи помилуй! Она намѣрена учить отца!.. Впрочемъ, поживемъ -- не то увидимъ. Послушай! Можешь ты вѣжливо отвѣтить на вѣжливый вопросъ: съ кѣмъ ты танцовала? Съ кѣмъ-нибудь изъ моихъ друзей?
-- А кто это твои друзья?-- насмѣшливо перебила молоденькую Пегги ея старшая сестра.-- Я танцовала... постой, съ кѣмъ я танцовала?-- и Модъ принимается сосредоточенно загибать пальцы, считая:
-- М-ръ Деврель...
-- Знаю! Нашъ Таузеръ какъ-то разъ укусилъ его за-ногу, когда онъ зашелъ къ намъ съ визитомъ. Такой чурбанъ! вѣдь такъ и промолчалъ объ этомъ... Ну, что же: сколько разъ?
-- Два. Съ м-ромъ Дорси тоже два.
-- А! Ну, съ кѣмъ еще?
-- Съ м-ромъ Данверсомъ.
-- М-ръ Данверсъ? Билли?.. О, онъ не считается: онъ и самъ-то еще только начинаетъ выѣзжать. Ну, дальше, дальше!
-- Дальше, м-ръ Гонтрамъ Виръ, поэтъ; онъ мнѣ посвятилъ стихи... И м-ръ Смэдгемъ, академикъ... онъ хочетъ писать съ меня... ангела.
-- Ну, да. И сама знаю. Но съ нимъ такъ удобно танцовать...
-- А за ужиномъ кто былъ твоимъ кавалеромъ?
-- Эдвардъ.
-- А кто усаживалъ тебя въ карету?
-- Эдвардъ.
-- Ну, все Эдвардъ, да Эдвардъ!
-- Я въ этомъ не виновата: онъ почему-то всегда былъ подъ рукою...-- сердито возражаетъ Модъ.
-- Что-жъ, онъ мнѣ нравится,-- зѣвая во весь ротъ, говоритъ Вэрона.-- Какія странныя синеватыя тѣни ложатся на эту занавѣску!
-- Глупая! Это заря.
-- Ну, такъ зачѣмъ же говорятъ, что она "съ алыми перстами"? Напротивъ, она такая холодная, такая невзрачная... Она васъ окрасила обѣихъ, особенно Модъ, въ зеленый цвѣтъ.
-- Терпѣть не могу, когда на меня глаза уставляютъ! Пора бы вамъ и въ постель: четыре часа!
-- Ну, начинается: "Маленькимъ дѣвочкамъ не позволяется поздно спать ложиться" и т. д. Впрочемъ, мы не задерживаемъ тебя. Покойной ночи!
-- Пойти-то я пойду; только навѣрно не усну совсѣмъ: эти птицы подняли такую пискотню! Покойной ночи!-- уходя на цыпочкахъ, говоритъ Вэрона, и Модъ остается одна въ своей спальнѣ.
Дневникъ.
"29-го апрѣля.-- Мой первый выѣздъ.
"Четыре часа утра. Минчингъ, Пегги и Вэрона только-что ушли. Попробую припомнить главнѣйшія событія этого бала. На мнѣ было бѣлое платье, отдѣланное ландышами; на Сесиліи Риддель -- отдѣланное незабудками; тетя Риддель была вся въ брилліантахъ,-- цѣлое состояніе! Я протанцовала двадцать-одинъ танецъ, изъ нихъ два -- съ молодымъ хозяиномъ дома. Я трижды танцовала съ нѣкоимъ м-ромъ Донкиномъ и два или три -- не припомню -- съ м-ромъ Деверелемъ. Лансье я танцовала съ Эдвардомъ; къ столу меня велъ одинъ разъ м-ръ Виръ и одинъ разъ -- Эдвардъ. Вотъ и все, что я могу припомнить. Сначала я была ужасно нервно возбуждена. Не думаю, чтобы меня находили хорошенькой; тамъ была масса страшно хорошенькихъ дѣвушекъ, которыя все и всѣхъ знали, и казались гораздо старше меня. У меня былъ страшно юный видъ. Но и Цисси Риддель казалась очень молодой въ своемъ свободномъ платьицѣ; хоть то утѣшеніе! М-съ Мортимеръ была очень добра ко мнѣ. Она спросила: "Кто васъ причесывалъ, дитя мое?" -- и такъ ловко похлопала мою прическу, что совершенно ее измѣнила... къ лучшему, конечно. Ей только двадцать-восьмой годъ, а ея мужъ -- уже членъ палаты. Она помыкаетъ Билли, такъ же точно, какъ и я Эдвардомъ. Эдвардъ сказалъ...
"30-го апрѣля.-- Что сказалъ Эдвардъ?.. На этомъ я, кажется, вчера задремала. Я только-что вернулась изъ театра. Мы видѣли Кольдеръ-Марстона въ роли "Ингомара, сына лѣсовъ". Ничего подобнаго я въ жизни еще не видала; онъ -- великій артистъ! Лицо его такъ и стоитъ передо мной,-- и передъ Сесиліей, тоже. Спектакли мнѣ нравятся больше, чѣмъ балы. Кажется, цѣлый годъ я бы готова видѣть его ежедневно"!..
III.
Въ гостиной у м-съ Масклинъ сидитъ м-съ Риддель. За чайнымъ столомъ -- обѣ дѣвицы. Гости съ визитомъ бесѣдуютъ съ хозяйкой дома.
Сесиль тихо шепчетъ подругѣ:
-- Ну, милочка, какъ ты себя чувствуешь послѣ вчерашняго?
-- Можешь себѣ представить, дорогая! Я нахожу, что въ этой роли онъ выше всего на свѣтѣ. Божественный! Чудесный... (Постой, дай, подамъ мамѣ чаю!) А ты замѣтила, какъ онъ вчера поскользнулся и такъ очаровательно, тихонько засмѣялся, совсѣмъ какъ свѣтскій человѣкъ въ гостиной,-- не правда ли?
-- Замѣтила, конечно! Какой онъ восхитительный, должно быть, въ частной жизни...
-- Еще бы! Я развѣ тебѣ не говорила, что встрѣтилась съ одной барышней, въ домѣ которой онъ бываетъ.
-- А я познакомилась съ господиномъ, который чудесно его представляетъ. Я закрыла глаза -- ну, совсѣмъ Ингомаръ! Мнѣ удалось убѣдить маму, чтобъ она позвала его обѣдать...
-- Душка! Позови и меня!
-- Конечно, позову. А ты читала -- вотъ гнусность-то!-- какой-то репортеришка отзывается о немъ... Нѣтъ, это вѣрно со злости...
-- Отъ зависти,-- рѣшила Модъ, и Сесилія молча съ нею согласилась.
-----
-- Отвращеніе что за чай!-- воскликнула м-съ Масклинъ, отхлебнувъ отъ чашки.-- Чего положила въ него Модъ?
-- Очень просто: вмѣсто сахару соли,-- улыбаясь, догадалась м-съ Риддель.-- Чего не дождешься отъ дѣвочки въ самомъ разгарѣ "марстоновской" лихорадки!
-- Не смѣйся, Анна; меня не на шутку тревожитъ ея возбужденное состояніе. Мнѣ надобно уѣхать на недѣлю, и я на это время пригласила тетю Лизу; только боюсь, чтобъ наша Модъ не выкинула какой-нибудь штуки.
-- Ты думаешь, что тетя Лиза можетъ ей въ этомъ помѣшать? Ты сама чудовищно ее избаловала!.. Но, все-таки, не думаю, чтобъ надо было опасаться съ ея стороны чего-нибудь серьезнаго. Это просто дѣвичья нормальная горячка, для излеченія которой я употребляю самое дѣйствительное средство -- противоядіе въ видѣ интересныхъ молодыхъ людей. И ничего, дѣйствуетъ себѣ весьма успѣшно: у меня на излеченіи находятся въ настоящее время пять такихъ паціентокъ...
-- Знаю, что это увлеченіе вещь обыкновенная,-- возразила м-съ Масклинъ:-- вѣдь, Модъ бредитъ имъ во снѣ и на-яву, всѣ его роли выучила наизусть и съ утра до ночи истязаетъ брата и сестеръ, заставляя ихъ подавать реплики... Она способна изъ-за презрѣннаго фигляра отказать самому лучшему изъ жениховъ!
-- Моя Сесилія -- не лучше вашей Модъ. Только я дѣйствую совсѣмъ иначе: я просто-на-просто смѣюсь, что она прячетъ у самаго сердца, за корсетъ, карточку своего кумира.
-- А моя-то? Развѣсила ихъ цѣлыхъ сорокъ-девять у себя по стѣнамъ...
-- И пятидесятую кладетъ себѣ украдкой подъ подушку?.. А это кто -- такой длинноволосый, съ разинутымъ ртомъ, съ выпученными глазами? Какой-то заплесневѣіый купидонъ...
-- Ш-шъ! Онъ можетъ услышать!
-- Все равно. Я всегда говорю все, что думаю, не стѣсняясь. А чѣмъ онъ занимается?
-- Пишетъ стихи. Зовутъ его м-ръ Гонтрамъ Виръ. Модъ съ нимъ встрѣчалась въ одномъ домѣ.
-- Не знаю, не слыхала; только онъ держитъ себя здѣсь, какъ будто ужъ давно знакомъ.
-- О, это не опасно! Модъ потѣшается надъ нимъ.
Въ эту минуту Модъ, однако, не смѣялась: она чуть слышно говорила съ Эдвардомъ Конистомъ, который подошелъ къ ея столу.
-- Два кусочка?-- громко спросила она, наливая чай, и, чуть шевеля губами, прибавила шопотомъ:-- Къ чему же вы явились?
-- Благодарю васъ: одного довольно!-- и тихо, чуть слышно: -- Надо не прерывать обычнаго порядка, чтобы не догадались.
-- А!.. Ну, хорошо; если это вамъ удобно... Можно васъ познакомить? Надо дать этимъ дамамъ въ собесѣдники мужчину. Пойдемте!..
Проворно вернулась Модъ къ подругѣ и продолжала прерванный разговоръ:
-- Представьте себѣ, Флосси Ренсселеръ призналась мнѣ, что караулила его у выхода, съ большимъ букетомъ розъ... И дождалась, но струсила въ послѣднюю минуту и не рѣшилась подойти, а только слышала, что онъ сказалъ своему кучеру: -- Ну, Вильксъ, домой!-- Ты понимаешь, его зовутъ Вильксъ!
-- О, я бы хотѣла быть его кучеромъ, его лакеемъ и никогда ни за кого не вышла бы замужъ!
-- И я тоже, душечка моя! Мнѣ, знаешь, надо тебѣ кое-что сказать... Мнѣ сдѣлали предложеніе...
-- Какой восторгъ... то-есть, я хотѣла сказать: какой ужасъ! Но кто же это? Говори скорѣй!
-- О, только Эдвардъ! Ты знаешь, тому назадъ съ недѣлю, умеръ его дядя, и теперь онъ -- лордъ Конистонъ и ѣдетъ за границу; онъ думалъ, что онъ... что я... Ну, словомъ, сдѣлалъ предложеніе...
-- Да какъ же именно? Что онъ сказалъ?-- допрашивала съ нетерпѣніемъ Сесиль.
-- Онъ мнѣ сказалъ: "Я хочу кое-что у васъ спросить"... А я сказала:-- Что же именно?-- Онъ сказалъ: "Ну, знаете, что налагается всѣмъ"... А я сказала:-- Это невозможно!
-- Душечка моя! Ты должна была сдѣлать видъ, что не понимаешь, въ чемъ дѣло...
-- Но я вѣдь прекрасно поняла! Онъ былъ такой... такой...
-- Блѣдный, разстроенный?
-- Нѣтъ, такой красный... Я сказала: извините меня!
-- За что же?
-- За то, что ему отказала.... вѣроятно. И онъ спросилъ: "Такъ, значитъ, кто-нибудь другой"?-- И я утвердительно наклонила голову.
Сесилія пришла въ ужасъ.
-- Надѣюсь, ты не проговорилась, кто такой?
-- Конечно, нѣтъ! Неужели я захочу скомпрометтировать его!.. Какая досада! Къ намъ идетъ Гонтрамъ Виръ; придется еще съ нимъ вести разговоры...
Торжественно, напыщенно обратился молодой поэтъ въ юной хозяйкѣ дома:
-- Миссъ Масклинъ! Позвольте вамъ преподнести эту бездѣлушку...-- и онъ подалъ ей тоненькую книжонку въ зеленомъ переплетѣ.
Она взяла и принялась разглядывать.
"Посвящается Модернѣ"... Премило издано. Но какъ забавно, что вы такъ и оставили за мною мое прозвище "Современной"!
-- Да вы и есть "Модерна", или "Современная": это прозвище къ вамъ какъ нельзя болѣе подходитъ. Вы развѣ не замѣтили, что всѣ подхватили его на лету и съ тѣхъ поръ иначе никто васъ не зоветъ? Я убѣжденъ, что даже дома, всѣ ваши родные васъ такъ и называютъ.
-- Да, это правда!
-- Видите? Это потому, что оно къ вамъ подходитъ. Вы такъ глубоко, такъ сильно современны. Вы -- въ духѣ времени, и въ жизни вы будете идти съ нимъ въ ногу, воспринимая отпечатокъ каждаго видоизмѣненія, каждой складки, но въ то же время сохраняя въ корнѣ свою индивидуальность. Время будетъ стремительно нестись впередъ, и вы помчитесь вмѣстѣ съ нимъ, не отставая, такъ точно, какъ и я же. Въ васъ это броженіе глубоко засѣло, а это -- весьма рѣдкое явленіе среди женщинъ. О, да, я въ васъ читаю, какъ въ раскрытой книгѣ. Придетъ день, когда вы вспомните мои слова и ихъ пророческое предсказаніе... Не прочитать ли вамъ поэму, которая посвящена... Модернѣ?
-- О, нѣтъ! Пожалуйста не надо! Это меня только разстроитъ. Я лучше сама прочту на ночь.
-- Только, прошу васъ, не принимайте ничего слишкомъ за чистую монету! Маленькій сборничекъ поэмъ и большая доля цинизма -- вещи необходимыя для пріобрѣтенія патентованнаго лоска свѣтскаго человѣка. Онъ долженъ умѣть танцовать, писать по требованію эпиграммы и сонеты...
-- Терпѣть не могу сонетовъ; они тяжелы, какъ... камни.
-- Да, пожалуй, такіе сонеты, которые пишутся небрежно между дѣломъ. Напримѣръ, во время визитовъ или когда завязываешь бѣлый галстухъ передъ зеркаломъ, собираясь въ гости. Вы должны быть настроены въ такомъ же духѣ, чтобы ихъ понять.
-- "Я буду ихъ читать, шнуруя свои сапоги" (подумала про себя Модерна).-- Благодарю васъ! Но скажите пожалуйста... (простите за вопросъ!) отчего у этой книжечки загнуты ослиныя уши?
-- Символическое значеніе! Я всѣми силами старался подъискать подходящій переплетъ, который соотвѣтствовалъ бы непослѣдовательности содержанія, который самъ по себѣ былъ бы чѣмъ-то грубымъ, хаотическимъ, оборваннымъ, какъ и самыя мысли, выраженныя въ немъ; нѣчто такое же, какъ и само его содержаніе: растянутое, неопредѣленное, нѣжное и таинственное, какъ мечты юноши. Въ моей поэзіи нѣтъ ничего законченнаго, ничего установившагося; мои стихи подобны раннимъ цвѣтамъ въ саду поэта, блѣдные, помятые лепестки которыхъ гонитъ суровый весенній вихрь, знаменіе бурнаго расцвѣта юности и смутныхъ впечатлѣній "растраченныхъ напрасно юныхъ лѣтъ". Замѣтьте, я такъ и назвалъ свой сборникъ: "Зеленыя мысли". Я его писалъ во время моего странствія съ компаніей прекрасныхъ молодыхъ людей: я самъ...
-- Сколько мнѣ помнится, вы только-что сказали, что всегда жили на набережной Чельси?-- перебила его строго Сесилія.
-- О, миссъ Риддель! Развѣ вы не видите?.. Помните чарующія строки стихотворенія:
... "Свести земное все подъ сѣнь
Зеленыхъ думъ и разрушенья,
И зеленѣющую тѣнь"...
-- Нѣтъ, вы себѣ, представьте: прозрачная зеленая листва...
-- Сесилія, вотъ стулъ, садись! Эдвардъ, еще чашечку чаю?
-- Благодарю васъ, мнѣ пора!
-- Куда?
-- Въ Японію.
-- Вотъ вздоръ!-- рѣзко воскликнула "Модерна".
-- Отчего не въ Бирмингамъ? Тамъ такъ же скучно...-- подхватилъ поэтъ.
-- Весьма возможно, но не такъ далеко...-- невозмутимо возразилъ Эдвардъ Конистонъ, пожимая руки присутствующимъ, и ушелъ. Виръ смотритъ ему вслѣдъ и сочувственно качаетъ головой:
-- М-ръ Виръ, вы не вѣрите въ любовь?-- строго замѣчаетъ Сесилія Риддель.
-- Почти не вѣрю. Я поэтъ.
-- А я такъ вѣрю. Вотъ и Модерна -- тоже.
-- Право, миссъ Риддель, мнѣ кажется, что ваша добрая мамаша не такъ васъ воспитала...
-- Не такъ?-- переспросила молодая дѣвушка, начиная хихикать.-- Пожалуйста, продолжайте: вы такой забавный!
-- Вы только-что начали выѣзжать, если не ошибаюсь. Пройдутъ года, вы перестанете быть такой прямодушной и на краткій мигъ поддадитесь сладостному заблужденію, которое вамъ дастъ хоть временное счастье. И вы извѣдаете блаженство быть глупой, идіотски-глупой и счастливой... Но заблужденія, какъ зубы мудрости, являются позднѣе, а портятся скорѣе...
-- Какой вы циникъ, м-ръ Виръ!
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- въ восторгѣ восклицаетъ стихотворецъ.-- Но вы-то, вы, миссъ Риддель, начали жизнь не съ того конца. Такъ молода и такъ еще невинна!
-- Мнѣ все равно, я вѣрю, что въ наши дни возможна чистая любовь, самоотверженное чувство, которому ничего не надо, которое ничего не требуетъ, кромѣ наслажденія сознавать, что его чувствуешь, о немъ мечтаешь...
Щеки Сесиліи пылаютъ. Вспыхиваетъ и Модерна.
IV.
Во время костюмированнаго бала у м-съ Ренсселеръ, Модъ сидитъ на балконѣ съ незнакомцемъ; на лицѣ у нея маска. Съ улицы къ нимъ доносятся стукотня экипажей и уличный безпорядочный гамъ.
-- Да?.. Прошу васъ, продолжайте!-- говоритъ незнакомецъ.-- Мнѣ это чрезвычайно интересно, и, конечно, нѣтъ ничего дурного въ томъ, что вы такъ откровенно говорите съ совершенно незнакомымъ человѣкомъ.
-- Въ самомъ дѣлѣ?.. Такъ онъ сказалъ вамъ... Вонъ онъ, вонъ тамъ -- въ костюмѣ Мазаніелло! Да вы не смотрите?
-- Мнѣ и не надо. Этотъ типъ я знаю наизусть.
-- Ну, такъ вотъ. Онъ мнѣ сказалъ: "Такъ вы и въ самомъ дѣлѣ не имѣли никакихъ намѣреній"?-- и я сказала:-- Никакихъ, вѣрьте мнѣ! Мнѣ даже очень жаль, что это такъ случилось. "Ну, да! Всѣ вы, женщины, такъ говорите",-- съ горечью въ голосѣ замѣтилъ онъ.-- О, неужели,-- спросила я,-- вы это знаете по собственному опыту?-- "Такая нескромность недостойна васъ, но все-таки я вамъ признаюсь: вы -- первая женщина, которой я объясняюсь въ любви... и не думаю, чтобы пришлось мнѣ когда-либо полюбить другую".
-- Не думаетъ?! Однако онъ юноша изъ осторожныхъ...
-- А я сказала (продолжала Модерна):-- О, не говорите такъ, м-ръ Донкинъ! И безъ меня не мало милѣйшихъ дѣвушекъ на свѣтѣ.
-- И мнѣ случалось слышать эти рѣчи,-- проговорилъ незнакомецъ.
-- Я знаю; только не знаю, почему при такого рода обстоятельствахъ естественнѣе всего вырываются рутинныя выраженія.... по крайней мѣрѣ, у меня.
-- За исключен...
-- Не перебивайте!.. Вставая, онъ показался мнѣ какъ-то вдругъ постарѣвшимъ (и это было даже ему къ лицу!); затѣмъ, онъ посмотрѣлъ твердо мнѣ въ глаза и проговорилъ: "Они лгали, эти глазки... Они мнѣ говорили"...-- Ничего они не могли вамъ говорить! Я не намѣрена быть за нихъ въ отвѣтѣ! Вы, надѣюсь, не станете доказывать, что я васъ успѣла обидѣть за то короткое время, что длилось наше знакомство?-- "Нѣтъ, конечно, обидѣли, какъ только могли -- жестоко!-- вспылилъ онъ.-- Вы присвоили себѣ мою любовь, а вамъ она на самомъ дѣлѣ вовсе не была нужна. Вы отняли у меня способность любить, вы похитили мою первую, мою чудную, юношескую любовь"! Я тотчасъ же отвѣтила ему, что я и не просила его "чудной, юношеской любви"; я высказала убѣжденіе, что, вѣроятно, частицы ея въ немъ еще уцѣлѣли, а затѣмъ попросила его отвести меня обратно къ мама, чтобы сейчасъ же ѣхать.
-- Нѣтъ, серьезно вы хотѣли оказать ему это вниманіе?
-- Нельзя же было послѣ этого продолжать танцовать...
-- ...На развалинахъ человѣческаго сердца?.. Однако, вы ужасно нетактично и безсердечно поступили, все-таки оставшись, а тѣмъ болѣе углубившись въ бесѣду со мною...
-- Да, не правда ли, это ужасно? Я пустилась въ откровенность, а между тѣмъ я даже васъ не знаю.
-- Съ женщинами это бываетъ.
-- Но почему же? Или вы обладаете даромъ ихъ приворожить?
-- Пожалуйста, не говорите такихъ ужасныхъ глупостей!
-- Или я инстинктивно чувствую ваше превосходство надо мной, какъ превосходство человѣка сильнаго духомъ надъ слабымъ?
-- Развѣ вы слабы духомъ? Но почему вы знаете, что я сильнѣе? Для васъ я совершенно незнакомый человѣкъ. Хотите, я вамъ скажу, почему вы со мною не боитесь откровенничать?
-- Не имѣю ни малѣйшаго понятія. Скажите!
-- Во-первыхъ, потому, что мы съ вами оба сегодня немножко ненормальны, т.-е. сравнительно съ нашимъ обычнымъ, положеніемъ, какъ членовъ свѣтскаго общества. Сами того незамѣчая, вы сегодня отчасти заразились "маскараднымъ" духомъ и поддаетесь ему, временно вдыхая въ себя атмосферу совершенно вамъ чуждаго, искусственнаго міра. И знаете ли что? Не будь вы такъ прелестны, вы были бы несносны и противны въ настоящую минуту... Это во-первыхъ; а во-вторыхъ, ваша чуткость подсказываетъ вамъ, что на меня можно положиться: узнать это навѣрно вамъ было невозможно, да и неоткуда. Черезъ полчаса, какъ я вамъ уже самъ сказалъ, я уѣзжаю съ поѣздомъ одиннадцать-сорокъ, и тѣмъ окончится мое общеніе съ тѣмъ кружкомъ людей, къ которому вы принадлежите. Вамъ даже неизвѣстно мое имя, а мнѣ -- ваше; но если хотите, а вамъ могу сказать свое?
-- Нѣтъ, не хочу!
-- Я такъ и зналъ, что вы именно это скажете! Вы рѣшительно умны. Такъ, можетъ быть, вы согласитесь поговорить со мною съ полчаса, какъ съ человѣкомъ, приговореннымъ къ смерти? Это недалеко отъ истины. Наконецъ, развѣ не отрадно хоть на часокъ отдаться наслажденію чувствовать на себѣ узы дружбы, но дружбы чистой, безъ малѣйшей примѣси горечи; безъ настоящаго, какъ и безъ прошедшаго, а равно и безъ будущаго? Говорите, говорите со мной еще и говорите не стѣсняясь: при такихъ условіяхъ, я смѣло гожусь вамъ въ духовные отцы.
-- Но у меня вѣдь есть родной отецъ... и братъ!
-- Нѣтъ, это не то!.. Если человѣкъ, который вамъ и не отецъ, и не братъ, а просто какъ бы товарищъ,-- словомъ, равный, который видитъ въ васъ не хорошенькое личико, а душу, которая сопутствуетъ ему, и которой не страшно прямо смотрѣть ему въ лицо...
-- Вотъ и вы говорите со мной въ этомъ родѣ, какъ будто я не женщина, а вашъ товарищъ. Вы даже не заботитесь, красива ли я?
-- Вы будете красивы. Но продолжайте; скажите мнѣ, сколько человѣкъ уже говорили вамъ, что они въ васъ влюблены?
Модъ смутилась и запнулась:
-- Да я... я...
-- Вы находите, что съ моей стороны это даже... дерзко? Да?
-- Да, немножко, пожалуй.
-- Нѣтъ, даже очень. Но вы вольны не отвѣчать на мои разспросы.
-- Я знаю, что не должна бы вамъ отвѣчать, но все-таки я отвѣчаю и буду отвѣчать.
-- Знаю, что будете.
-- А что, еслибы я попросила васъ отвести меня къ мама?
-- Собственно, такъ бы оно и слѣдовало съ вашей стороны. Кстати, вотъ и ваша мама сидитъ, кушаетъ мороженое. Я ее узнаю по ея сходству съ вами. Что же, я доведу васъ до нея, расшаркаюсь и любезно выскажу сожалѣніе, что я не танцоръ, и потому лишенъ былъ удовольствія...
-- Ну, такъ къ чему же вамъ ѣздить по баламъ?
-- У меня, вѣрно, есть смутная надежда встрѣтить настоящую женщину, а балъ -- самый удобный для этого случай. Обѣды -- для этого неудобны. Ну, мыслимо ли, чтобы душа одного человѣка стремилась къ сродной ей душѣ сквозь паръ дымящагося супа или груды сочнаго жаркого? Или, напримѣръ, музыкальный вечеръ, гдѣ на васъ косятся и громко шикаютъ до того, что кровь вскипаетъ. Но балъ -- совсѣмъ другое дѣло: тутъ само общество установило порядокъ, что кавалеру дается право побыть вмѣстѣ со своей дамой по крайней мѣрѣ минутъ десять... Я васъ замѣтилъ сразу, и надѣялся, что вы дадите мнѣ возможность съ вами говорить... И вамъ представили меня...
-- Короля Абиссиніи,-- улыбаясь, пояснила Модъ.
-- А васъ назвали "дѣвушкой-негритянкой". Но я и безъ того заговорилъ бы съ вами. Такова моя самонадѣянная увѣренность.
-- Развѣ я настоящая женщина?
-- А! Вы возвращаетесь въ старому? Совсѣмъ по-женски! Да, да, вы настоящая, но только еще очень молодая. Я полагаю, мнѣ бы не слѣдовало съ вами такъ говорить; но вы такая... Вы наивны, какъ дитя; ваши уста -- своевольный ротикъ ребенка, но ваши глаза... (какъ выражался и тотъ злополучный юноша на своемъ нарѣчіи любви) ваши глаза -- не дѣтскіе глаза! Мнѣ бы хотѣлось знать, чѣмъ вы кончите; по всей вѣроятности, самымъ обыкновеннымъ образомъ придете къ самому обыкновенному концу.
-- Надѣюсь, что нѣтъ!-- горячо возразила Модерна.
-- Какъ это восхитительно-юно сказано! Но вы... Однако, я боюсь сдѣлаться дерзкимъ, если буду такъ продолжать. Это вы виноваты, что съ чисто-женской непослѣдовательностью мы съ отвлеченной почвы перешли въ личную. Ну, спрашивайте у меня все, что хотите, и я готовъ надавать вамъ сколько угодно дурныхъ совѣтовъ.
-- Ну, начинайте!-- согласилась Модъ, смѣясь.
-- Нѣтъ, вы не нуждаетесь въ совѣтахъ; вашъ путь пока идетъ не уклоняясь въ сторону. Ваши правила въ жизни просты и нетребовательны; найдите себѣ человѣка, которому вы могли бы отдать свою любовь, свое довѣріе и...
-- И... что?
-- Не выходите за него!
-- Вы боитесь, что я сдѣлаю его несчастнымъ? Однако, вы безцеремонны!
-- Нѣтъ, я слишкомъ презираю безцеремонность: это прибѣжище нравственно-несостоятельныхъ людей... Но, кажется, я уже утомился. Я вамъ еще не говорилъ, что я -- человѣкъ больной?
-- Нѣтъ, но я догадалась.
-- Такъ вотъ почему вы были такъ терпѣливы, такъ снисходительны ко мнѣ? Скажите откровенно: вы не жалѣете, что встрѣтились со мной? Скажите же скорѣе, мнѣ пора на поѣздъ. Куда позволите васъ отвести?
-- О, пожалуйста, никуда!
-- Я бы желалъ... Нѣтъ, даже не желалъ бы... васъ отвести къ вашей мама.
-- Нѣтъ, нѣтъ! Лучше оставьте меня здѣсь...
-- "И уходите такъ, чтобъ никого не встрѣтить"...-- подсказалъ онъ.-- Хорошо, понимаю: это для того, чтобы я ни у кого не могъ узнать, какъ васъ зовутъ? Какіе вы, женщины, однако, трусы!
-- Значитъ, вы ихъ не знаете!-- рѣзко перебила его собесѣдница.-- Меня зовутъ Марія-Елизавета Масклинъ.
-- Мнѣ это, все равно, ничего не говоритъ; но я извиняюсь за все высказанное мною. Можете ли вы меня простить?
-- Конечно. И что же? Вы серьезно уходите?
-- Все впечатлѣніе будетъ испорчено, если бы я еще остался... Будьте здоровы!
-----
Немного спустя, въ разговорѣ съ миссъ Ренсселеръ, Модерна спросила: