В вагоне было тихо. Несколько пассажиров, проехавших уже не одну тысячу верст, лежали на диванах и уныло смотрели в окна, в которых виднелись однообразная равнина да быстро пробегающие один за другим телеграфные столбы. Среди пассажиров находились три офицера, возвращавшиеся с позиций на родину. Они сидели друг возле друга и молчали. Кажется, за длинную дорогу они успели переговорить все, и тема для разговоров иссякла.
-- А ну-ка, господа, расскажите что-нибудь, -- предложил один из них, -- ведь так сидеть нет хуже, кажется, умрешь от скуки.
-- Что же говорить-то, -- произнес неохотно другой, -- все переговорено, надоели эти разговоры, давайте лучше выпьем бутылку вина, может быть, веселее будет. -- Предложение приняли и все стали пить вино.
-- Пожалуй, господа, я расскажу вам один случай, бывший со мной на войне, -- сказал поручик Виноградов, -- повеселевший под влиянием вина.
-- Пожалуйста, пожалуйста, говорите, вы нас избавите на время от скуки, -- одобрили соседи и, закурив папиросы, приготовились слушать.
-- Я, как вам известно, -- начал поручик, служил в 12-м пехотном полку, командовал 14-й ротой, солдат всех знал в лицо, так как запасных было очень мало, а с действительными служил еще раньше в России. Когда кончился бой под Дашичао и мы отходили к Хайчену, то наш батальон был послан занять несколько сопок, чтобы помешать неприятелю быстро обойти и дать также возможность нашему обозу благополучно отступить. Дойдя до назначенных сопок, роты разделились и стали их занимать, каждая отдельно; моя пошла на выдвинувшуюся ближе к неприятелю сопку и заняла ее. Сопка, будучи отлогой с одного бока и обрывистой с другого, казалась неприступной; на ее вершине находились пещеры, в которых стояли китайские идолы. Вид этих пещер был очень таинственный, можно было подумать, что это не простые идолы, а какие-то безобразные чудовища, смотревшие неподвижными, тусклыми глазами на каждого входящего в пещеру. Свет факелов слабо освещал внутренность пещер и усиливал их таинственность, было жутко войти сюда одному без людей. Эти пещеры соединялись одна с другой узкими коридорами и их было так много, что легко было заблудиться среди лабиринта комнат. В некоторых из пещер лежали мертвые китайцы, а около них валялись какие-то плоды, в роде желудей. Однако мы не могли рассмотреть всех подробностей, так как спешили рыть окопы. Солнце зашло, после коротких сумерек наступила ночь. Луны, помнится, в ту ночь не было, на небе выступили яркие звезды и почти совсем не освещали земли и сопок, которые гнездились одна выше другой и на своих вершинах, вероятно, скрывали японские дозоры. Мы выставили посты и приготовились ждать неприятеля. Время проходило медленно, товарищей-офицеров не было и потому приходилось болтать с фельдфебелем, чтобы разогнать скуку. На постах царило спокойствие, дозоры то и дело ходили, часто раздавались оклики: "стой! что пропуск". Около полуночи ко мне пришел один солдат. -- "Что тебе надо"? -- спросил я его. -- Так что, ваше благородие, у нас в монастыре что-то неладно, -- почти шепотом заявил он.
-- В каком монастыре? -- удивился я.
-- Да вон в том, что у обрыва, где, стало быть, ихние идолы стоят, да покойники - китайцы похоронены. Так что стоим, ваше благородие, мы на посту, я оглянулся назад на обрыв, где их монастырь расположен, и вижу, что вверху какие-то огоньки летают, то синие, то красные, то зеленые, меня даже дрожь прошибла, уж не нечистая ли сила там гуляет...
-- Полно врать-то, -- остановил я его, -- какие-то огоньки выдумал, нечистую силу припутал, сам-то ты трус да и других еще пугаешь, вот поставлю тебя под ружьем на сутки, тогда и узнаешь, какие бывают огоньки.
-- Так что извольте сами посмотреть, с нашего поста все видно, не я один видел, а и другие это самое подтвердят, -- заявил он.
Делать было нечего. -- Веди на пост, -- сказал я, и пошел за ним. Шли мы недолго, до поста было не более трехсот шагов, и вскоре мы пришли туда.
-- Где же огни? -- спросил я его.
-- А вот, ваше б-родие, смотрите туда, они хотя и не всегда видны, но минут через пять увидите, -- сказали солдаты и показали на видневшийся вдали обрыв. Обрыв был мрачен, никаких огней не было, изредка доносились крики какой-то птицы, похожие на крики совы, и больше тишина ничем не нарушалась. Я долго и пристально смотрел туда, но положительно ничего не видел и уже сомневался в правдивости слов солдат.
-- Успокойтесь, ребята, -- сказал я, -- врете вы, ничего там нет и быть не может, это вам во сне приснилось, -- и пошел к себе в заставу. Едва прошел я шагов 50, как вдруг услыхал, что за мной кто- то бежит.
-- Ваше б-родие, опять огоньки видать, -- прошептал догонявший солдат, -- да еще как и видать-то, яснее, чем раньше, неладно ей Богу, ваше б-родие, неладно.
Я вернулся на пост. В самом деле, над обрывом виднелись огоньки, они меняли свои цвета в продолжение минут двух -- трех, затем погасли. Что бы это было? -- думал я и никак не мог отдать себе отчета. Прошло четверть часа, солдаты молча сидели около меня, я понимал, что эти люди нисколько не боятся японцев, но видят в этом "нечистую силу" и страшно трусят. Над обрывом снова показались огоньки. Они меняли свои цвета не последовательно один за другим, а как приходилось: после красного появлялся то зеленый, то синий, то оранжевый и затем опять исчезали на некоторое время.
-- Вот что, ребята, -- сказал я, -- вы не бойтесь, оставайтесь на посту, вы не бабы, чтобы в чертей да леших верить, а я пойду и расследую дело.
Ободрив их, я отправился на заставу, вызвал 10 солдат, желающих идти за мной, и мы направились к обрыву. Ночью этот, прозванный солдатами, "китайский монастырь" производил еще более неприятное впечатление. Мертвая тишина царила кругом, только изредка где-нибудь прошуршит мышь и -- снова тишина, снова безмолвие; факелы красным светом озаряли толстые белобрысые фигуры идолов, и дрожащий свет мрачно оттенял их на стенах пещер. Правду сказать, было очень жутко и хотелось поскорее выйти из этого мертвого "монастыря". Солдаты молча следовали за мной. Наши шаги гулко раздавались по коридорам, и эхо повторяло их несколько раз в других пещерах. Мы искали лестницу, чтобы подняться вверх, но ее не было.
-- Послушай, Рябушин, -- обратился я к шедшему рядом со мной солдату, -- здесь, наверно, есть сторожа китайцы, которые охраняют это капище, -- итак, возьми двух товарищей и иди поищи их, найдешь приведи ко мне, они нам и дорогу покажут.
Рябушин с солдатами скрылся во мраке соседней пещеры, и вскоре их шаги затихли. Прошло минут пять в томительном ожидании. Тишина ничем не нарушалась, идолы как будто насмешливо смотрели, и было что-то не по себе. Вдруг где-то недалеко от нас прогремел выстрел, эхо повторило его и замерло, за ним последовал еще один выстрел, и снова все стихло. Мы побежали по коридорам, перегоняя друг друга, желая скорее узнать причину выстрелов.
"Сюда, сюда, ваше благородие" -- услыхал я, и, пробежав еще одну комнату, очутился в громадной пещере, которая была освещена двумя факелами. Около стены стоял Рябушин с товарищами. Я подошел к нему ближе.
-- В кого вы стреляли? -- спросил я.
-- За этой дверью, ваше б-родие, скрываются люди, -- пробормотал он, -- оттуда в нас и стреляли, мы через дверь им ответили, а теперь хотим ее выломать.
Подойдя ближе к стене, я увидел дверь, очень искусно замаскированную. Солдаты поняли, что "нечистая сила" стрелять не будет и потому ободрились. Скоро под их дружным натиском дверь заскрипела и сорвалась с петель, и мы увидели следующую картину: на полу лежал высокого роста китаец, его череп был пробит пулею, другой китаец стоял на коленях. Увидя нас, он сложил руки на груди и, низко кланяясь, бормотал "шанго, шибко шанго, капитана, моя хунхуза мею, моя не надо кантами" (я не хунхуз, не отсекай же у меня голову).
-- Ты что делаешь? -- обратился я к нему.
-- Моя путунде (я не понимаю)
-- А вот подожди, поймешь! -- сказал Рябушин и ремнем связал ему руки и ноги. Мы осмотрели комнату. Здесь валялось очень много оружия, на стене висели два старых китайских ружья, несколько сабель и кинжалов. Вделанная в стене дверь, оказалась незапертой и, отворив ее, мы увидали узкую винтовую лестницу, ведущую в верхний этаж этого таинственного капища. Рябушин взял факел, и мы, оставив у входа трех человек, стали подниматься по этой лестнице. Она привела нас к большой комнате, в которой стояло несколько гробов с мертвыми китайцами; около гробов в беспорядке валялось оружие, китайские одежды, седла и прочее. Из этой комнаты опять шла к верху лестница, и мы снова зашагали по ней. Лестница кончилась площадкой, которая была не более двух аршин, на ней не было никого.
-- Что за дьявольщина, ваше б-родие, я думал, что здесь хунхузы, которые в нас стреляли, -- сказал Рябушин; ведь те, что внизу сидели, успели бы сойти, так как они нас раньше не видели; нет тут что-нибудь неладно. Ваше благородие, разрешите мне взять двух товарищей и пойти обыскать большую комнату.
-- Да мы все туда пойдем, -- предложил я, и мы спустились вниз. Суеверный страх пропал и солдаты с любопытством осматривали комнату желая скорее добиться конца этой истории. Больше всех старался Рябушин, он стучал по стене прикладом, чтобы хоть по звуку найти дверь. Но ничто не помогало. Не было никаких признаков присутствия людей. Наконец, он заглянул в гроб, вытащил мертвого китайца, и, к удивлению всех, в гробу лежал еще китаец, но только живой. Китаец, растерявшийся при виде солдат, остался спокойно лежать в гробу, и только его губы беспомощно шептали какие-то слова.
-- Ты хунхуз, ты эти огоньки японцу показывал? -- спросил его Рябушин.
-- Да, я, -- ответил он довольно чистым русским языком, -- если вы не убьете меня, то я выдам вам более 50 хунхузов.
Я согласился. Он приложил руку к сердцу в знак благодарности и повел вниз. Придя в комнату, где лежал связанный нами китаец, мы остановились, я послал солдата с запиской к командиру соседней роты, прося 40 человек солдат, еще 20 человек должны были придти из моей роты. Через полчаса явились солдаты, проводник-китаец повел нас снова по коридорам и пещерам, по-видимому, зная здесь все ходы и выходы. После долгих переходов мы вошли в громадную пещеру; китаец, подойдя ко мне, проговорил с улыбкой: "Капитан сейчас увидит хунхузов" и, подойдя к стене, отворил дверь. Мы вошли в длинный коридор. Там спали на лохмотьях китайцы. Солдаты окружили их, стали вязать руки и ноги; некоторые из китайцев не могли понять, в чем дело, но большинство ломаным русским языком молили о пощаде. Когда мы вышли из этого капища, которое солдаты прозвали почему-то "китайским монастырем", то уже рассветало. Туман держался низко над землей, и легкий ветерок изредка пробегал по лощине. Час спустя мы отходили к Хайчену. Среди роты шли со связанными руками хунхузы, солдаты посматривали на них, но не обижали. Только один Рябушин, кажется, питал к ним не особенно добрые чувства и изредка, поглядывая на них, вздыхал и бормотал про себя: "Ну и чертовы дети, ни дна вам, ни покрышки!".
-------------------------------------------------
Источник текста: журнал "Дело и отдых", No 5 за 1906 г., стр. 71, 74, 75
Сканирование: В. И. Шулятиков; распознание, подготовка текста: В. Г. Есаулов, ноябрь 2013 г.