Ильина Вера Васильевна
Избранные стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "В шуме соснового бора заглох..."
    Смоленский рынок ("Идти на Смоленский, где за пять полен...")
    "Так это старость, это осень?.."
    Железная печь ("Это он для нас с тобой отмерил...")
    "О, февраль, поворот на весеннее счастье!.."
    Дачный бунт ("Нынче утром жимолость...")
    Бабам смена ("Ночь ли огни расплескать...")


Вера Ильина.
Избранные стихотворения

                     * * *
   
   В шуме соснового бора заглох
   Плач твой серебряный, мальчик мой милый.
   Тяжко нести трудовое тягло,
   Ношу сиротства до черной могилы.
   
   Только во сне или в горьком бреду
   К груди пустой приникает тревожно
   Сморщенный ротик. А мысли бредут
   С ветром осенним, за пылью дорожной.
   
   В тину теней, где под палым листом,
   Вырос, проклятьем чужого обидчика,
   Холм еле видный, и в гробе простом
   Дремлет прекрасное мертвое личико.
   
   1921
   
   
                     Смоленский рынок
   
   Идти на Смоленский, где за пять полен
   Лохмотья комфорта выносят на площадь,
   Где блага последние пряча в поле,
   Пустые желудки наживой полощут.
   
   Москву по клочкам разнесли на торги.
   Чего им жалеть? И о чём вспоминать им?
   Вся участь - побольше аршинов и гирь,
   Вся радость надежды в поддержанном платье.
   
   Любовь рассучили волокнами льна.
   Им стыд не страшней огородных трещоток.
   И только лишь я, этим бредом больна,
   Свести не решусь запоздалые счёты.
   
   А жизнь, как вершки и аршины в куске,
   Кому-то дарилась, рвалась, продавалась,
   Ушла на заботу, пришлась по тоске.
   И где ж из остатков выгадывать радость!
   
   Умри, моя муза. В гнилой листопад
   Мне всё изменило: и дружба, и счастье.
   Последняя осень! Иди, выступай,
   Ведь строчки, и те уже кровью сочатся.
   
   Он горек, -- так горек твой ранний приход.
   Но знаю: все дни перелистаны мною,
   И я даже памятью этих стихов,
   Измены с любимого сердца не смою.
   
   1921
   
   
                     * * *
   
   Так это старость, это осень?
   Твой суд -- он верное справедлив.
   Как мелкий щебень смял и бросил
   Меня любви твоей отлив.
   
   Опять к неведомым пределам
   Тебя взманил урочный путь, --
   Через растоптанное тело
   Легко, - не в первый раз, -- шагнуть.
   
   В улыбках новых зреет пышно
   Коричневое лето глаз.
   А я в натруженное дышло
   До дня последнего впряглась.
   
   Но всё, в какой бы край счастливый
   Твой жадный след ни убегал,
   Я знаю -- море в час прилива
   К родным приходит берегам.
   
   1923
   
   
                     Железная печь
   
   Это он для нас с тобой отмерил
   Как в приюте для старух,
   Два угла. О, будь хоть ты мне верен,
   Мой железный, чёрный друг.
   
   В щели окон вытянет, как вьюшку,
   Страсть мою, твоё тепло.
   Не смочить, не затопить подушку,
   Сколько б слёз не утекло.
   
   Кто солжёт: кусок горячий неба
   В синеве ресниц густых?
   Или ты, проверенная небыль
   С горьким чадом бересты?
   
   
                     * * *
   
   О, февраль, поворот на весеннее счастье!
   Не оно ль с побуревших полей растеклось?
   Будут ветры, и ветки по ветру качаться,
   Изумрудом текучим пятная стекло.
   
   На жаровне зимы прокопчённые дали
   Вдруг набухнут, как почки, предвестья грозы,
   Чтоб сады, закипев, по грозе раскидали
   Лепестковых дождей белопенную зыбь.
   
   Что ж и мне это горе не выкинуть за дверь,
   Как лохматые клочья обугленных стуж?
   Или глаз своих солнце он спрятал и запер
   В слюдяные осколки капели и луж?
   
   Нынче день, словно Моцарт, влюблённый в мелодии,
   И февральские слёзы -- как брызги весла.
   Выходи же навстречу, шумя половодьем,
   Помоги затопить его страстью, весна!
   
   Будем биться вдвоём, до потери сознанья,
   О крутые пороги восторгов и мук.
   Это мною у полдня горячего занят,
   Для любимого, пламень объятий и рук.
   
   1921
   
   
                      Дачный бунт
   
   Нынче утром жимолость
   в росной влаге вымылась,
   ломится на приступ,
   зеленит фасад.
   
   Вихрем крыльев машучи,
   стонет царство пташечье,
   и сосняк вихрастый,
   из травы выпрастываясь,
   лезет хвоей в сад.
   
   Знала, -- спорить нечего, --
   про такое пекло.
   Ведь недаром с вечера
   что-то сердце екало.
   
   Чуть со старой вишнею
   май сдружил перила,
   я мечту давнишнюю
   пташкой оперила.
   
   Звонких песен в горле ком
   затянув потуже,
   взмыла в небо горлинка
   собирать подружек.
   
   Брызгами росы пылил
   луч, с рекой судача. --
   Только тут рассыпали
   птичий звон над дачей.
   
   Натворили в час такого:
   за подкоп взялись улитки.
   Ветер, вздыбив частоколы,
   треплет ветхие калитки.
   
   Гнутся, смятые сиренью,
   балки, словно из картона.
   Плющ бунтующий к смиренью
   нудит гордые фронтоны.
   
   Трясясь лихорадкой, балкон и ступени
   ныряют в зеленой охлынувшей пене.
   Дом сжался. Он жалок. За жерлами окон
   испариной зноя намяк и намок он.
   
   И вот, -- за плетенье
   оград и площадок
   отпрянув в смятеньи,
   он просит пощады.
   
   Он выкинул шторы
   как флаг перемирья,
   чтоб зелени штормы
   не все перемыли,
   
   и, двери осклабив сухую десну,
   встречает повстанцев, несущих весну.
   
   1922
   
   (Источник текста: Альманах артели писателей Круг, книга 1. -- Москва -- Ленинград: Артель писателей "Круг", 1923 г.)
   
   
                      Бабам смена
   
   Ночь ли огни расплескать
   вышла по звездным фонарикам?
   Или на белых песках
   брыжжет и вьется Москва-река?
   
   Утро ли встало -- в росе,
   в щелканьи, в щебете, в щекоте?
   Русь ли, от дремы осев,
   голову клонит на локти? --
   
   Где-то растет кутерьма,
   крадучись, исподволь, издали:
   это сады и дома
   май на свидание вызвали.
   
   Май, май, на себя непохожий,
   в зори, в ливень, в травы одетый,
   липой пахнущий, пухнущий рожью,
   эй! откликнись! где ты? где ты?
   
           Брось прятаться,
           милый гость,
           в грудь пашен
           влагу лей.
           Гнили праотцев --
           праха горсть.
           Детям нашим --
           расцвет полей.
      
   Вот он!.. Полотнами туч,
   солнцем пути его застланы.
   Лег урожай на мету,
   из недородов опрастанный.
   
   Жадно густую теплынь
   сочные всходы и злаки пьют.
   Бор, словно свечка, оплыл
   липкой, смолистою накипью.
   
   Есть ли, заводы, у вас
   электро-плуги и тракторы? --
   Старый сошник наш увяз
   за непроезжими трактами.
   
   Век, век за бабьей работой,
   в ветре, в пыли, в слезе каленой,
   ниву вспоивши каплями пота,
   гнулись спины Акуль и Аленок.
   
           Серп тискали, --
           рожь по груди.
           С бабьей доли
           куда свернуть? --
           Солнце не низко ли?
           Ведро ль будет?
           В копнах в поле
           не сгнить бы зерну.
   
   Легче ль нам зноями млеть,
   скотницам, жницам, полольщицам,
   если по русской земле
   красная тряпка полощется?
   
   Сладко ль итти из избы
   в поле бессменной батрачкою;
   юность убить и избыть,
   годы и силы растрачивать?
   
   Полнись же гулом, завод.
   В уши прогрохай погуще нам:
   "Радуйся, бабий народ,
   новая смена вам пущена".
   
   "Стук. Стук. Машины готовы --
   косы, плуги, веялки, жнеи.
   Станет Россия ульем сотовым,
   если пахоть пуха нежнее".
   
           "Все хартии
            вам даны,
           Бабьему лету --
           ни срока, ни мер,
           жены, матери,
           подданных, --
           рабства нету
           в Р. С. Ф. С. Р.".
   
   (Источник текста: Альманах артели писателей Круг, книга 2. -- Москва -- Ленинград: Артель писателей "Круг", 1923 г.)
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru