Иванов Вячеслав Иванович
Новые маски

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Вяч. Иванов

НОВЫЕ МАСКИ

  
   Источник: Зиновьева-Аннибал Л. Д. Тридцать три урода. Роман, рассказы, эссе, пьесы. - М.: Аграф, 1999. Текст издания: Аннибал Л. Кольца. М, 1904.
   OCR: В. Есаулов, ноябрь 2008 г.

I

   К к ни склонны в огромном большин-стве наши современники, верша суд над делом художников, подозре-вать во всем новом отпад от истинного и уклон от правого, есть об-ласть художества, где мысль о желательности исканий встречает едва ли не всеобщее, частью прямое, частью симптоматически выражен-ное и молчаливое признание: это -- область Музы сценической. В са-мом деле, старая сцена почти уже не "заражает" -- и, главное, не преображает зрителя; а драма становящаяся, величайший из за-чинателей которой -- Генрик Ибсен, дала намеки на возможности театра как арены целостных и проникновенных душевных пережива-ний и кризисов, -- как горной зоны, где вокруг собирающих тучи игол зреют и разражаются освободительные грозы духа.
   И с тем большею страстностью призываем этот грядущий и вожде-ленный театр мы, искатели, чем многозначительнее и неотвратимее представляется нам его историческая задача -- сковать звено, посред-ствующее между "Поэтом" и "Чернью" и соединить толпу и отлученно-го от нее внутреннею необходимостью художника в одном совмест-ном праздновании и служении.
  
  

II

  
   Нам, воспитавшимся на идеях Достоевского о круговой поруке все-го живущего как грешного единым грехом и страдающего единым страданием, на идеях Шопенгауэра о мировой солидарности, -- на этих прозрениях в таинство всемирного распятия (по слову Гартмана) и в нравственный закон сострадания как сораспятия вселенского, -- трагическая Муза говорит всегда о целом и всеобщем, являет своих ге-роев в аспекте извечной жертвы и осиявает частный образ космичес-кого мученичества священным литургическим венцом. С другой сто-роны, прозрачность вселенского значения отдельных трагических участей делает вызываемые поэтом лица масками единого всечелове-ческого Я и воплощает пред ужаснувшимся в их судьбах на свой рок зрителем древнее боговещее Tat tvam asi* ("то ты еси", -- "это ты сам"). Так элементы священного Действа, Жертвы и Личины, после долгих ве ков скрытого присутствия в драме снова выявляемые в ней силою со-зревшего в умах трагического миропостижения, мало-помалу преоб-ражают ее в Мистерию и возвращают ее к ее первоисточнику -- литур-гическому служению у алтаря Страдающего Бога.
  
   * Выражение из книги философского тайного учения браминов Чхан-Докья-Упанишады (ок. VIII в. до н.э.) -- указывает на единство субъекта и объекта; иногда толкуется как эквивалент христианскому императиву "Люби ближнего, как самого себя".
  
  

III

  
   Исторические перерождения драмы обусловливаются раздельным раскрытием частей ее изначального состава. Восходя в своих начатках, без сомнения, к поре человеческих жертвоприношений Дионису, вос-производивших его божественные страсти, драма была некогда только жертвенным дифирамбическим служением, и маска жертвы -- траги-ческого героя -- только одним из обличий самого Страдающего Бога. По мере отдаления драмы от ее религиозных истоков все менее про-зрачною становится маска, все определеннее дифференцируется и сгу-щается трагический характер. Из агонии жертвы развивается трагиче-ское действие с его перипетиями и прагматизмом внешним и психоло-гическим; оно вбирает -- как бы в сферу подсознательного -- музыкальное одушевление дифирамба и перевоплощает в трагическую катастрофу первоначальную культовую развязку жертвенного действа.
   Если драма Шекспира вся устремлена на раскрытие характеров; ес-ли трагедия Корнеля и Расина сводится к процессу логического, почти математического выведения героической участи из определенных эмоциональных и моральных данных в условиях данного характера, то это наибольшее уплотнение и объективирование маски совпадает с ее наибольшею отчужденностью от зрителя и знаменует полюс край-него удаления сцены от начала-хорового и религиозно-общинного, или оргийного. Поскольку та драма еще была верна своей литургичес-кой природе, можно сказать, употребляя сравнение церковно-зодческое, что театральная рампа выросла в ней между протагонистом и общиной из исконных низких cancelli* помоста алтарного до высоты су-рового иконостаса.
  
   * Ограждение (итал.)
  
   Снова возгоревшийся в нашу эпоху пафос живого проникновения в единство духа страдающего должен, следовательно, вновь опрозрачнить маску и повлечь драму к ее другому полюсу, полюсу того дифирам-бического исступления из индивидуальных граней, которое сплавляло праздничный сонм, правивший трагедию, в одно хоровое тело и в личи-нах орхестры (серединной, круглой и ничем не огражденной площадки для игры и хоровода) являло экстатическому прозрению страдальные преломления единого в себе разлученного божественного луча.
  
  

IV

  
   Священное действо трагедии было видом дионисических "очище-ний". Религиозная реминисценция трагического "очищения" ( в ас-социации с заимствованным древнею медициной из мистических культов понятием "очищения" врачебного) звучит в устах Аристотеля уже как требование эстетическое: для этого теоретика драмы крите-рий художественного действия истинной трагедии есть "катарсис". Эстетическая теория зиждется на полузабытой религиозной практи-ке и терминологии: дионисическое искусство было частью священ-ной катартики.
   И здесь новейшие искания встречаются с заветами глубокой древ-ности: неудивительно -- ибо проникновение во всеединство страда-ния обращает нас к откровениям дионисизма. Чего мы ищем в драме? Действия ли внешнего? Но драма явно стремится стать внутренней. Ха-рактеров ли? Но характер эмпирический развертывается в действии, и развитие его соразмерно энергии внешнего драматического прагма-тизма. Мы хотим проникнуть за маску и за действие, в умопостигаемый характер лица, и прозреть его внутреннюю маску; но это уже личина Вечности, -- не наш ли собственный внутренний двойник эта духов-ная, безликая личина?
   Драма отрешается от явления, отвращается от обнаружения: при-знак, что она начинает совершаться в нас самих. Прежде наше внима-ние поглощалось пластическим видением: ныне, из-за прозрачного видения, зорче глядит в нас, отражая нас в своем темном зеркале, ми-ровая Тайна. Нам достаточно легкого намека на события, породившие агонию души, пред нами воплощенной, чтобы трагизм всей Жизни предстал нам, воззванный внушением случайного примера и мгно-венного напоминания. Наше самозабвение тогда уже не сладостное самоотчуждение чистого созерцания: под обаянием потустороннего взора вещей маски, надетой на лицо Ужаса, мы, сораспятые в духе со всем, что глянуло на нас ее глазами, требуем от художника враче-вания и очищения в искупительном, разрешающем восторге. Один взгляд этой маски -- и мы уже упоены дионисическим хмелем вечной Жертвы: подобно тем древним обезумевшим, которых жрецы лечили усилением экстаза и, направляя их заблудившийся дух то му-зыкой и пляской, то иными оргиастическими воздействиями на пути "правого безумствования", -- исцеляли, -- мы нуждаемся в освободи-тельном чуде последнего, мирообъятного дифирамбического подъема.
  
  

V

  
   Идеал всех стремлений двулик. Дух волит осознать себя как объект и как субъект. Человек ищет истинного что и хочет правого как. Что обещает прозрение, к а к -- перерождение. Мысль определила межи познаваемого что. Наше время утверждает свое призвание к религиозному творчеству тем, что снова верит в божественные воз-можности внутреннего опыта: ощутить себя и мир по-новому -- вот в чем "переоценка ценностей", необходимая для нашего духовного ос-вобождения. И в дифирамбических очищениях мы, хотя бы на одно мгновение, воистину ощущаем себя и мир по-иному.
  
   "Вся моя грудь откроется, и я потеряю себя, и весь мир войдет в ме-ня пылающей Любовью, и это будет моя смерть, блаженный миг, -- по-тому что -- кто снесет мир, пылающий Любовью?"
  
   Умереть вместе с трагическою жертвой, ликом умирающего Диони-са, и воскреснуть в Дионисе воскресающем -- в этом сущность дифи-рамбического очищения.
  
   "Не важно вовсе, как жить, когда пламя любви открыло грудь... Все-все расплавится в горниле Любви для Преображения -- и не нужно двух для Любви, не нужно и мира для Любви, нужна грудь человеческая, что-бы она могла рассечься и впустить творящее пламя... Огонь Любви рас-судит все".
  
   Так говорят нам маски новой драмы ("Кольца"), являющей характе-ристические симптомы выше очерченной эволюции дионисического искусства: пафос расширения нашего страдального Я до его мировой беспредельности через углубление личного страдания, отрешенность от внешнего ради откровений внутренних и тяготение к тому дифи-рамбическому разрешению духа, которое снимает всякое ч т о и как бы топит его в одном неизрекаемом как. Недаром эта драма начина-ется в уютной, но слишком светлой и, быть может, уже напоминающей корабельную каюту комнате, в окна которой вместе с темными ветвями сосен нежно и настойчиво вторгаются веяния невидимого близкого Моря; потом переносит зрителя, с первыми певучими жалобами прон-зенной насмерть жертвы, на берег немолчно ропщущей Тайны, -- и на-конец, увлекает нас, со своим трагическим кораблем, в темную без-брежность божественной Пучины.
  
  

VI

  
   Чуждо природе драмы ставить своею целью определенное утверж-дение или положительный императив. Раскрывая свое дифирамбичес-кое как, она упраздняет всякое что. И новая драма, о которой мы говорим как о явлении симптоматическом, как бы изначала отрекаясь от всякого нового что ("мне хочется петь старую, старую песнь -- песнь о верности, о простой и верной любви"), не указывает никакого исхода из вскрываемой ею антиномии любви и страсти. Кроме единст-венного: ощутить жизнь по-новому.
  
   "Чему же ты учила меня моя Любовь? Из своей тесноты человек на-учается своей свободе".
  
   "Не плачьте, не плачьте: никто не знает, над чем плакать и чему радо-ваться".
  
   Из лона внутренне пережитого как возникает, правда, и некое что: но это -- не логический итог других предпосланных ч т о, а вну-шение мистическое. "Не важно вовсе как жить", -- говорит Аглая; но го-ворит так потому, что Жизнь уже предстала ей как вселенская Жертва.
  
   "Оно при мне, мое зовущее воление к лучшему, нежели наша жизнь... Но -- есть еще где-то, глубже души и глубже воления надежд, -- Молча-ние. И мое Молчание тоже при мне. В моем Молчании нет ни да, ни нет. Дух идет со всем творением, и, что знает и что будет, -- того не скажет душе. Покорность Веры -- мое Молчание".
  
   "Аглая, мы хотим жить, как вы учили: любя, прощая, легко и огненно". "Дальше, дальше... чтобы не было железного кольца для двоих, чтобы не было мертвого зеркала для мира".
  
   Истинная любовь -- таинственная жертва. Мистический брак -- соумирание в духе.
  
   Коль из двух душ исторгся смертной муки
   Единый крик, --*
  
   * Стих В.Иванова "Жертва" из цикла "Suspiria" (сб. "Кормчие звезды").
  
   тогда лишь они мистически обрели друг друга и разрушили заклятие земного разделения взаимно ищущих и не могущих достичь один дру-гого, в "тщете объятий, сопрягающих тела".**
  
   Свершилась двух недостижимых встреча,
   И дольный плен,
   Твой плен, Любовь -- одной Любви предтеча --
   Преодолен!
  
   Но Дух хочет нового, конечного отречения.
  
   О, Кана душ! О, в гробе разлученья -
   Слиянье двух!..
   Но к алтарям горящим отреченья
   Зовет вас Дух.
   На подвиг вам божественного дара
   Вся мощь дана:
   Обретшие! вселенского пожара
   Вы -- семена!
  
   ** Стих В.Брюсова "Медея" (прим. В.Иванова).
  
   Если любящие чудесно обрели друг друга, они уже не принадлежат только друг другу.
  
   "Мы любим все. Мы слепы все. Земля и море, заклеванная птичка и стонущий лев -- ждут нашей новой любви в прозрении. Мы не можем быть двое, не должны смыкать кольца, мертвым зеркалом отражать мир. Мы -- мир".
  
   "Не надо жалеть тесных милых колечек. Кольца в дар Зажегшему".
  
   "Океану Любви -- наши кольца любви".
  
   Рассеклась грудь и вместила всю Любовь. Практического вывода отсюда -- применения к жизни -- нет и быть не может. "Все это при-ложится". Да и выдержит ли "смертная грудь" вошедший в нее "мир"?
   "Бесконечна в человеке жажда любить. Но вот он весь изошел, иста-ял весь любовью -- и истаяла капля в небеса, только капля! Он же жаж-дал стать океаном -- океаном и морями рдеющих облаков".
   Блаженные Франциск Ассизский и Клара, кажется, любили и, взгля-нув один на другого, разошлись, чтобы потонуть в океане Любви боже-ственной. Но чаще путь к мистическому очищению ведет через Дантов "темный лес", и распятие Любви совершается на кресте Греха.
   Пришла Страсть и разрушила любовь обретших. Как могла слу-читься "измена", если они были истинно обретшими и если "тесна любви единой грань земная"? Любовь, именно вследствие тесноты земной грани, перерастает ее, распростирая свои зеленосолнечные сени в метафизическую область Жертвы. Нельзя земной грани вмес-тить и корни и вершину дерева жизни. Но сердце хотело петь старую песнь верности. Трагическая вина этого сердца в том, что оно содрог-нулось перед последним отречением, которое повелительно подска-зывал ему Дух, раньше чем топор Греха лег у корней дерева. Только свободное отречение пересаживает дерево с его корнями в надмир-ную землю, где будет поливать его своими вселенскими слезами доб-рый садовник -- Эрос, не забывающий ни единого цветика земного луга, ибо все цветы воскрешает он на своих вневременных пажитях. Тогда пришла Страсть и подсекла дерево, чтобы одной владеть его глубинными черными корнями.
  
  

VII

  
   "Страсть и Смерть на чашках весов. Одна кличет другую. По линии равновесия скачет Жизнь".
  
   Страсть и Смерть связаны соотношением; но на обеих стоят стопы Эроса, из обеих встает Любовь, кровно-родная и чуждая обеим. Ибо Любовь антиномична Страсти, как ее "бессмертные алкания" антиномичны Смерти.
   Из обеих чаш-алтарей Весов вселенских поднимается золотое обла-ко; прозрачно-огненным видением возникает из него парящий Эрос. Своими длинными крыльями осеняет он обе чаши, колеблющиеся в ру-ке Трагедии, -- она же держит другою рукой маску Страдания с полыми глазницами, сидя над морем. Огнеликий Эрос отражается в море, как солнце глубин, и его перистые крылья над чашами кажутся в трепетной зыби цепями золотых колец, падающих на дно.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru