Ивер Колет
Прошлое

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Колетта Иверъ.

Прошлое.

Переводъ съ французскаго З. Н. Журавской.

   Вновь назначенный молодой судья прибылъ въ префектуру весной. Городокъ сразу понравился ему своею красотой, своимъ дѣленіемъ на верхній и нижній городъ, стоявшій при сліяніи двухъ рѣкъ. Солнце золотило церковь верхняго города и романскій куполъ церкви нижняго. Вокругъ зеленѣли поля. Пріѣзжій отправилъ свой багажъ на омнибусѣ и пошелъ пѣшкомъ къ отелю, стоявшему на площади префектуры. Въ тотъ же день онъ впервые встрѣтилъ Елену.
   Это была красивая дѣвушка, высокая и тоненькая, на видъ не моложе своихъ двадцати-восьми лѣтъ. Но всѣ ея движенія были такъ граціозны, черное суконное платье сидѣло на ней такъ безукоризненно, и въ прекрасныхъ, удивительно умныхъ глазахъ свѣтилось столько доброты, что молодой человѣкъ, не задумываясь, рѣшилъ: "очаровательная женщина"!
   Она заботливо вела подъ руку высокаго старика, похожаго на нее и такого же красиваго. Ему, видимо, было трудно итти, и дѣвушка всячески старалась помогать ему.
   Они встрѣчались почти каждый день, то на набережной рѣчки, то на площади префектуры, обрамленной прямоугольникомъ сикоморъ. Дѣвушка ежедневно водила гулять старика. Она шла маленькими шажками. Старикъ всегда молчалъ, дѣвушка глядѣла прямо передъ собою, вдаль; взоръ ея былъ грустенъ и чуждъ иллюзій. Молодой судья навелъ справки. Дѣвушка оказалась дочерью высокаго старика, раззореннаго фабриканта, котораго потеря состоянія такъ поразила, что его хватилъ ударъ, и онъ остался наполовину парализованнымъ. Отецъ и дочь жили въ нижнемъ городѣ, въ четвертомъ этажѣ и, говорятъ, жили бѣдно.
   Эти свѣдѣнія огорчили молодого судью. Онъ мечталъ о блестящемъ будущемъ, о широкой жизни, которую могла дать ему только выгодная женитьба, и жалѣлъ, что не можетъ жениться на дѣвушкѣ, которая ему такъ сильно нравилась.
   Тѣмъ не менѣе, онъ продолжалъ встрѣчаться съ Еленой и ея отцомъ. По утрамъ онъ видѣлъ ее закупающей провизію вмѣстѣ съ молоденькой служанкой въ высокомъ чепцѣ. Въ полдень, идя въ судъ, онъ встрѣчалъ ее подъ сикоморами. Подъ вечеръ, если онъ выходилъ пройтись по холодку вмѣстѣ съ регистраторомъ, онъ встрѣчалъ отца и дочь на берегу рѣки; въ очень жаркіе дни сталкивался съ нею снова, послѣ ужина, въ верхнемъ городѣ. И кланялся, нѣсколько сконфуженно, огорченный тѣмъ, что ему нельзя сосредоточить на этой красивой дѣвушкѣ всѣ свои неудовлетворенныя мечты тридцатилѣтняго холостяка.

-----

   Однажды онъ заговорилъ съ ней. Это было на улицѣ, по поводу валявшагося на мостовой человѣка, около котораго собралась толпа. Онъ ни разу еще не видалъ ея такъ близко и только теперь разглядѣлъ, какъ слѣдуетъ. И туманныя чары, покорившія его сердце, сразу стали яркими, захватывающими. Этотъ тяжелый узелъ черныхъ волосъ, ниспадающій на затылокъ, эти прекрасные глаза, такъ ясно и просто взглянувшіе на него съ безсознательной ироніей выдающейся женщины, которой мужчины не замѣчаютъ, изъ-за ея бѣдности,-- да вѣдь это -- воплощеніе его мечты.
   -- Не тревожьтесь, сударь,-- смѣясь, сказала она.-- Это -- просто пьяный, котораго подберетъ полиція.
   Всѣмъ своимъ видомъ она какъ будто говорила:
   -- Я прекрасна и благородна, какъ царица, утонченно интеллигентна и была бы любящей женой; но радости любви не для меня, и я мужественно покоряюсь этому.
   Она произнесла всего нѣсколько словъ, но онъ успѣлъ убѣдиться, что она весела и остроумна. Иногда онъ забывался и говорилъ себѣ: "Какая изъ нея вышла бы прелестная жена!"
   Они столкнулись снова у префекта, гдѣ она была вмѣстѣ съ отцомъ, котораго называла ласково: "мой маленькій". У старика съ трудомъ ворочался языкъ: онъ только слушалъ и не вмѣшивался въ разговоръ. Разсказывали, что прежде этотъ человѣкъ блисталъ своимъ умомъ. Теперь за него говорила дочь. Истая парижанка по манерамъ, съ едва замѣтнымъ оттѣнкомъ провинціализма, слегка сдерживавшаго ея природную живость, веселая, простая, она, сама того не зная, затмевала всѣхъ въ гостиной префекта.
   И съ этого дня молодой судья полюбилъ ее всѣми силами своей юной души, всѣми завѣтными стремленіями, наконецъ, воплотившимися въ этой прелестной женщинѣ.
   То былъ дивный романъ, легкія нити котораго поручено было переплести юной супругѣ префекта. Она посѣтила Елену въ ея скромной квартиркѣ въ четвертомъ этажѣ, въ нижнемъ городѣ. Въ гостиной еще сохранилась прежняя мебель, видавшая лучшіе дни. Тамъ были дорогіе консоли, диванчики ампиръ, обитые желтой парчей, стоившія бѣшенныхъ денегъ вазы, наполненныя полевыми цвѣтами.
   Въ простенькомъ сѣромъ холстинковомъ платьѣ, держась одной рукою за химеру на спинкѣ кресла, олень блѣдная, но прикрывая свое волненіе улыбкой, Елена выслушала предложеніе. Ужъ десять лѣтъ, безсознательно, но всей душой, всѣми тайными силами этой души, власти которыхъ надъ собою она не хотѣла признавать, она ждала этой минуты. Ждала, сама того не зная, и когда ей было весело и когда ей становилось грустно, въ смутныхъ мечтахъ о смутномъ счастьѣ, и всякій разъ, какъ около нея, для какой-либо изъ ея подругъ расцвѣтала любовь. И ей захотѣлось усугубить наслажденіе, удостовѣриться. Гостья должна была повторить ей, что ее любятъ, что красивый, симпатичный молодой человѣкъ, съ которымъ она такъ часто встрѣчалась на улицѣ, мечтаетъ о ней, ждетъ ее, призываетъ ее, избралъ ее изъ всѣхъ въ спутницы жизни -- своимъ другомъ и женой. Тогда она закрыла глаза и глухо выговорила:
   -- Я думала, что я ужъ слишкомъ стара для этого.
   Она уже не улыбалась. Обычная веселая развязность слетѣла съ нея; она притихла, стала серьезной и торжественной.
   Надо было сказать объ этомъ "папочкѣ". Елена приласкалась къ нему, поцѣловала его въ лобъ:-- "Слушай, маленькій мой: сейчасъ я скажу большую новость". И разсказала ему весь свой романъ, отъ начала до конца. Больной отлично понялъ, только не нашелъ словъ, чтобъ выразить свою радость. Взоръ его, еще полный былого огня, говорилъ все, что переживала въ глубинахъ своихъ эта загадочная душа паралитика, нѣмая гробница его мысли, но скованный языкъ могъ только выговорить съ неописаннымъ восторгомъ:
   -- А... вотъ... вотъ... малютка...
   И онъ съ гордостью смотрѣлъ на дочь, гладя пальцемъ ея пышные волосы, любуясь ею, гордясь, что ее, наконецъ, полюбили.
   И она смотрѣла на него съ такой же гордостью.
   -- Ты доволенъ,-- а, мой маленькій?
   -- А... вотъ... вотъ...
   Слеза радости медленно скатилась по увядшей щекѣ старика и затерялась въ его длинной сѣдой бородѣ.
   Однажды вечеромъ -- это было въ августѣ -- онъ пришелъ. Она приняла его въ салонѣ съ дорогими консолями, съ диванчиками ампиръ, среди химеръ, впивавшихся золотыми когтями въ красное дерево креселъ. Въ комнатѣ царилъ полумракъ отъ тяжелыхъ занавѣсей изъ желтой парчи. Они говорили почти шепотомъ. Елена лишь изрѣдка вставляла слова; грудь ея высоко вздымалась; глаза стали божественно кроткими.
   Онъ откровенно говорилъ о своихъ недостаткахъ, говорилъ, что немного труситъ передъ жизнью, преклоняется передъ ея силой и энергіей и цѣликомъ ввѣряетъ себя ей, мужественной подругѣ. Такъ сладко было сознавать, что ее любятъ не ради приданаго. Прекрасная рука, привыкшая къ жестамъ покровительства и ласки, легла на руку жениха, и столько силы было въ этой нѣжности, что онъ затрепеталъ отъ счастья.
   Они стали видаться два раза въ недѣлю, потомъ три, потомъ четыре. Онъ съ каждымъ днемъ привязывался все нѣжнѣе къ своей красавицѣ-невѣстѣ. Но изъ двухъ она, пылкая и мечтательная, любила сильнѣе, хоть и скрывала это. Вся ея печальная молодость, не знавшая надеждъ, замурованная въ жертвѣ, сразу расцвѣла пышнымъ цвѣтомъ. Ей было двадцать -- нѣтъ, шестнадцать лѣтъ. Она такъ благодарна была сказочному Принцу, который, наконецъ, разбудилъ ее и ведетъ за собою въ жизнь.
   По обычаю нѣкоторыхъ маленькихъ городковъ онъ приходилъ къ нимъ послѣ ранняго обѣда. Въ "салонѣ" зажигали огромную лампу съ матовымъ шаромъ, похожимъ на луну. И въ этомъ мягкомъ полу-свѣтѣ молодые люди бесѣдовали между собою вполголоса, а еще чаще молчали. Старикъ, недвижимый въ своемъ креслѣ, съ руками, сложенными на груди, съ благороднымъ лицомъ, на которое падалъ свѣтъ, загадочный, какъ всегда, грезилъ о чемъ-то своемъ, неуловимомъ для окружающихъ
   Однажды, когда они строили планы будущаго, молодой человѣкъ осторожно спросилъ:
   -- А вашъ бѣдный папа?
   -- Мой отецъ?-- съ живостью спросила Елена.
   И смолкла. Мучительная тревога сжала ей сердце.
   До сихъ поръ ей въ голову не приходило, чтобы мужъ захотѣлъ разлучить ее съ отцомъ: она чувствовала себя неотдѣлимою отъ своего "старенькаго", слишкомъ необходимою этой жалкой, полуразрушенной жизни. И, въ простотѣ души, ей казалось очень простымъ взять съ собой въ свой новый домъ свое большое дитя, своего "маленькаго". Но тутъ она вся вспыхнула, сознавъ свою ошибку, принимая на себя все тяжелое бремя сознанія семейнаго очага -- можно ли требовать отъ него, чтобъ онъ еще взялъ на себя и заботу о калѣкѣ? Что это она выдумала?
   Онъ замѣтилъ ея растерянность, муку, свѣтившуюся въ ея глазахъ, и неожиданно выговорилъ:
   -- Повѣрьте, Елена, я тоже люблю его. И хочу устроить для него очень спокойную, очень счастливую жизнь.
   Изъ деликатности, Елена, воплощенная гордость, не рѣшилась сказать, на что она надѣялась. Женихъ намѣчалъ разныя комбинаціи. Можно оставить старика на этой же квартирѣ, съ прежней служанкой -- она, кажется, преданный человѣкъ. Можно помѣстить его въ лечебницу. Но самое лучшее было бы помѣстить его въ семейный пансіонъ, въ этомъ же городкѣ, куда хозяева, сами люди старые и почтенные, принимаютъ стариковъ и окружаютъ ихъ всѣми необходимыми заботами.
   Елена не отвѣчала. У нея сдавило горло. Слезы подступили къ глазамъ, и въ душѣ поднималась горечь противъ жениха, который оказался такимъ жестокимъ. Ей даже казалось, что она перестаетъ любить его. Все это произошло незамѣтно, въ полу-темномъ уголкѣ, а высокій старикъ, на свѣту, по прежнему думалъ о чемъ-то своемъ, погруженный въ свою неуловимую грезу.
   Молодой человѣкъ, слишкомъ чуткій, чтобы не замѣтить, что его невѣста огорчена, и сильно, понялъ, что огорчило ее. И ушелъ, разстроенный. Послѣ его ухода Елена много плакала. Не лучше ли вернуть ему слово? Ей случалось читать о примѣрахъ подобнаго героизма, но то, что прежде восхищало ее, теперь кидало ее въ холодную дрожь. На другой день, передъ прогулкой, завязывая галстухъ своему дорогому "маленькому", она вдругъ страстно обняла его и такъ долго и горячо цѣловала, что онъ смѣялся отъ радости и отъ отцовской гордости.
   Она чувствовала, что жизнь ея ломается надвое. Подъ вѣнчальной фатой она навѣкъ схоронитъ прошлое, и тогда начнется новая жизнь, совсѣмъ другая, чѣмъ прежде, въ которой у нея будетъ новая душа и новое сердце, и все вокругъ будетъ по новому.
   И она не могла примириться съ тѣмъ, чтобы отшвырнуть отъ себя эти двадцать семь лѣтъ и поставить крестъ надъ ними. Слишкомъ много дорогихъ воспоминаній дѣтства, нѣжныхъ и радостныхъ, жило въ ея сердцѣ, слишкомъ живо было это прошлое, чтобъ она могла обречь его на забвеніе. Слишкомъ долго сидѣла она въ дѣвкахъ, чтобы вдругъ измѣниться, стать новой женщиной, слишкомъ для этого прочно сложилась ея личность. Любить этого чужого, которому она обѣщала отдать себя -- о да! Она его любила, безумно, какъ никого и никогда; но какъ оторваться отъ другого, на котораго она въ прошломъ положила столько любви, отъ старого отца, который такъ любилъ и баловалъ ее, прежде, когда самъ онъ былъ выдающимся, блестящимъ человѣкомъ, и теперь, ставъ безпомощнымъ калѣкой, такъ цѣплялся за нее?
   Но пришелъ женихъ, нѣжно обнялъ ее -- и снова вернулась его власть надъ нею. Слишкомъ искренній, чтобы по вводить чему-бы то ни было стать между ними, онъ сказалъ ей:
   -- Елена, я чувствую, что вы обижены на меня. Другъ мой, я читаю въ вашей душѣ. Вы думали, что отецъ вашъ будетъ жить у насъ? Этого не слѣдуетъ дѣлать. Я не считаю себя злымъ, но я хочу нашего счастья, а когда строишь такое драгоцѣнное и хрупкое зданіе, надо быть очень-очень осторожнымъ. Вѣрьте, Елена, я страстно люблю васъ, и не думайте, что мнѣ легко было такъ огорчить васъ. Я самъ страдаю тяжко отъ того, что вынужденъ причинить вамъ боль. Но это необходимо. Законъ жизни требуетъ, чтобъ молодые строили свое гнѣздо сами, оторвавшись отъ родного гнѣзда, не примѣшивая къ новому стараго.
   Все въ ней возмущалось противъ этого; грудь ея высоко вздымалась.
   -- Ахъ!-- простонала она.-- Это именно то, что я думала: вы хотите убить мое прошлое.
   -- Нѣтъ, я только хочу пересадить васъ въ будущее.
   -- Для этого вы хотите вырвать меня съ корнемъ. Это -- жестоко.
   -- Для любви нѣтъ ничего жестокаго, Елена. Если вы меня любите, вы поймете меня. Мы должны быть всегда другъ для друга. Я васъ хочу всю, цѣликомъ, для себя. Вѣдь я и самъ отдаюсь вамъ цѣликомъ; но я не знаю, что бы сталось съ моимъ постоянствомъ, еслибы я видѣлъ васъ все время занятой и въ нашемъ домѣ тѣмъ, кто былъ всѣмъ для васъ, когда я не игралъ еще никакой роли въ вашей жизни. Вѣдь ваша нѣжность къ нему не уменьшилась бы. А я чувствую, что я ревновалъ бы васъ, и это было бы ужасно. И его я вовсе не хочу ставить въ положеніе стараго обременительнаго родственника. Мы не имѣемъ права отводить ему такую роль... Другъ мой, повѣрьте мнѣ, гораздо приличнѣе и благороднѣе будетъ намъ сразу устроиться отдѣльно. Мы это сдѣлаемъ очень осторожно, деликатно. Онъ не будетъ чувствовать себя покинутымъ. Мы будемъ заботиться о немъ, будемъ любить его...
   И Елена снова почувствовала на себѣ бремя вѣчной и мучительной тайны -- роковой необходимости пронзить ножемъ чью-нибудь душу для того, чтобы создать семью. Вездѣ и всегда живое дерево стонетъ, когда отъ него отрубаютъ вѣтку, и эти срубленныя вѣтви, оглушенныя наплывомъ новыхъ соковъ, пересаженныя въ другую почву, тамъ пускаютъ корни и уже не могутъ вернуться къ старому стволу, давшему имъ жизнь.
   Несмотря на свое негодованіе, молодая дѣвушка не смогла не покориться этому непреложному закону, который и возмущалъ, и порабощалъ ее. Она смирилась передъ роковой необходимостью и повѣрила тому, кого любила.
   -- Папочка,-- сказала она однажды утромъ, ласкаясь къ отцу.-- Теперь, когда я выхожу замужъ, ты, можетъ быть, согласился бы поселиться у доброй г-жи Летюилье? Знаешь, въ верхнемъ городѣ, большой домъ съ красивымъ садомъ, въ которомъ мы всегда любовались шпалерами -- вотъ ты въ этомъ саду и будешь гулять, дорогой мой папуся, а я каждый день буду навѣщать тебя.
   У старика характеръ былъ чудесный. Онъ былъ всѣмъ доволенъ. Рисовалъ ли онъ себѣ сколько-нибудь опредѣленно эту перспективу? Неизвѣстно. Но, улыбаясь, какъ всегда, онъ выговорилъ:
   -- Да, да, конечно...
   Точно камень свалился съ души Елены. Она поспѣшила сговориться съ г-жей Летюилье. Свадьба должна была состоятся въ концѣ октября. А старика рѣшено было переселить въ пансіонъ съ начала мѣсяца, для того чтобъ онъ успѣлъ понемногу привыкнуть къ новой жизни, до того, какъ молодые уѣдутъ въ свадебную поѣздку.
   Женихъ и невѣста жили, какъ въ чаду. Завѣтное томленіе любви съ каждымъ днемъ сильнѣе тѣснило имъ грудь; чѣмъ ближе, тѣмъ труднѣе было ждать. Елена была цѣликомъ захвачена "будущимъ". Это былъ переломъ; прошлое умерло, и мысль о томъ, кто воплощалъ собою это прошлое, тускнѣла и стушевывалась въ ея умѣ, какъ тускнѣютъ и выцвѣтаютъ лица на старыхъ фотографическихъ карточкахъ. Она не горевала уже о томъ, что отецъ будетъ жить въ пансіонѣ, и волненіе, испытанное ею при прощаньи съ нимъ, было чисто поверхностное. Любовь слишкомъ завладѣла ею. Тотъ, кого она любила, съумѣлъ взять ее цѣликомъ: сердце ея было полно имъ однимъ.
   Когда участь старика была такимъ образомъ устроена и ввѣрена заботамъ "доброй г-жи Летюилье", Елена поѣхала на нѣсколько дней въ сосѣдній большой городъ справлять себѣ приданое. Началась веселая предсвадебная суета. Скрипѣлъ и шуршалъ бѣлый атласъ, вздымались пѣной кружева, мѣрили на метры прозрачный тюль вуаля, бѣгали за туфлями, за перчатками, къ обойщику, по магазинамъ. Присылали подарки въ шкатулкахъ оливковаго цвѣта, подбитыхъ бѣлымъ муаромъ, на которомъ красиво блестѣло серебро сервизовъ. Елена примѣряла пеньюары для новобрачной, бѣлье съ старинными вышивками. И, поверхъ всего этого вихря, передъ глазами ея носилось смутное видѣніе -- лицо того, кому она скоро будетъ принадлежать, и будущая совмѣстная жизнь, которая, казалось, будетъ сплошнымъ объятіемъ, нескончаемымъ поцѣлуемъ...
   Когда она вернулась въ маленькій городокъ, въ воздухѣ уже чувствовалось приближеніе зимы. Желтые листья бѣшено кружились подъ сикоморами на площади префектуры. Рѣзкій вѣтеръ дулъ на набережной.
   Елена прямо съ вокзала поспѣшила въ верхній городъ навѣстить отца.
   День былъ настоящій зимній, сырой и холодный. Въ саду г-жи Летюилье, вдоль мокрыхъ отъ дождя шпалеръ, благоухали зрѣлыя груши, блестѣли въ зелени листвы красные томаты; нѣкоторые изъ нихъ, непригрѣтые солнцемъ, такъ и остались зелеными. По узенькимъ аллейкамъ подъ зонтикомъ, подобравъ юбки и показывая бѣлые чулки, ходили двѣ старушки и вполголоса жаловались другъ другу на порядки въ домѣ. Горничная проводила Елену по лѣстницѣ, выстланной блестящими красными плитками, въ комнату, которую занималъ старикъ.
   Она отворила дверь и сразу увидала его.
   Изъ боязни холода окна были закрыты, занавѣси спущены; старикъ сидѣлъ лицомъ къ двери, скрестивъ руки на животѣ, всунувъ ноги въ большія ковровыя туфли съ красной каймою, какія ставятъ въ комнатахъ съ каменнымъ поломъ, гдѣ совершенно нѣтъ ковровъ. Должно быть, онъ просилъ, чтобъ затопили печь, такъ какъ въ каминѣ еще дымилась головешка.... И старикъ сидѣлъ неподвижно, безконечно унылый и печальный, и никому невѣдомо было, какая драма разыгрывалась въ тайникахъ этой нѣмой души.
   Елена, остановленная въ своемъ радостномъ порывѣ, съ минуту оглядывала эту меблированную комнату, чужую, банальную, и отца, котораго она прежде такъ лелѣяла и баловала -- теперь воплощеніе унынія и печали.
   Въ эту минуту больной поднялъ на нее глаза, потускнѣвшіе, усталые, жалкіе, и безъ словъ, безъ жалобъ, двѣ горькихъ слезы выкатились изъ этихъ грустныхъ глазъ, которые навсегда ужъ разучились улыбаться.
   Елена ринулась къ нему, обняла его, покрыла поцѣлуями его кудрявые сѣдые волосы, его высокій лобъ мыслителя, его глаза, еще недавно такіе живые. Но въ скукѣ, въ уныніи этой недѣли, проведенной взаперти, старикъ, повидимому, забылъ и тѣ немногія слова, которыя онъ еще умѣлъ лепетать. Онъ ничего не говорилъ. Внутренній холодъ сковалъ его языкъ, и уже никакая ласка не могла отогрѣть его.
   И, окунувшись въ прошлое, Елена поняла, что она отняла у больного все, отнявъ отъ него ту очаровательную жизнь, которую она же создала для него: тонкіе обѣды, чтеніе газетъ, и, главное, прогулки вдвоемъ -- эти постоянныя прогулки, необходимыя для здоровья стараго тѣла, оставшагося сильнымъ, несмотря на разстройство мысли. Отнынѣ его удѣломъ будетъ скука, оброшенность и одиночество. Не дождавшись, пока онъ умретъ, она заживо похоронила его. Запертый, какъ узникъ, въ этомъ пансіонѣ, слишкомъ изнуренный, чтобъ привыкнуть къ новымъ лицамъ, въ то время, какъ дочь его будетъ наслаждаться пышнымъ лѣтомъ своей жизни, онъ конченъ: для него наступаетъ вѣчная зима -- короткая зима безъ солнца, зима больныхъ и одинокихъ...
   Елена пережила все свое прошлое: дѣтство и ласки бѣднаго отца, который такъ хорошо игралъ съ нею, укачивалъ ее на своихъ колѣняхъ, когда ей было три года, пять лѣтъ, прогулки съ нимъ по окончаніи работы въ конторѣ бумагопрядильной фабрики, когда онъ, держа ее за ручку, безъ конца бродилъ съ ней за городомъ, слушая ея дѣтскій лепетъ и беря ее на руки, хотя она и тогда была страшно тяжелая, какъ только замѣчалъ, что она отъ усталости волочитъ свои маленькія ножки,-- и непрерывную томительную работу въ этой конторѣ, изъ которой онъ выходилъ съ тяжелой головой, съ мигренями, но гордый тѣмъ, что у нея будетъ хорошее приданое, что она сможетъ выбирать и выйти замужъ по любви... Вся эта горячая отцовская любовь и преданность вспоминались ей съ такой мучительною болью. А теперь, послѣ двадцати-восьми лѣтъ взаимной нѣжности, когда она такъ страшно нужна ему -- и она, и ея покровительство, ея заботы,-- она, закрывъ глаза, оставитъ его одного въ этой холодной комнатѣ и побѣжитъ въ погоню за счастьемъ?..
   -- Но вѣдь я же ничего дурного не дѣлаю -- вѣдь это законъ жизни!-- стоналъ въ ней эгоизмъ.
   Она задыхалась отъ волненія. Капельки пота выступили у нея на лбу. Мысленно она высчитывала, суровая и безпощадная, какъ сама Природа, сколько осталось жить этому больному старику и сколько счастливыхъ лѣтъ можетъ прожить еще она. Принести въ жертву закатъ восходу только справедливо. Но прошлое уже оживало въ ней, завладѣвало ею, вновь становилось ей невыразимо дорого, отождествлялось съ ея "я", которымъ она такъ гордилась. Любовь не настолько захватила ее, чтобъ остаться побѣдительницей. Она сброситъ ея оковы, освободитъ свое сердце. На мигъ передъ нею встали соблазномъ радости любви, къ которымъ постепенно привыкала ея влюбленная душа. Представился ея женихъ, руки его обнимали ее, голосъ его звучалъ такою лаской... Представился выбранный ими домикъ, изящная мебель, ихъ общая спальня, вѣнчальное платье, примѣренное наканунѣ, бѣлыя атласныя туфельки, нарядные пеньюары и тѣ дивные планы жизни вдвоемъ, которые строили онъ и она.
   Но вдругъ, сразу, лицо ея стало опять такимъ, какое оно было, когда они съ отцомъ гуляли подъ сикоморами, когда она не знала ни грезъ, ни надеждъ -- мужественнымъ и замкнутымъ.
   -- Ну, будетъ, полно же. Идемъ, мой маленькій, я уведу тебя съ собою.
   Достаточно было этихъ словъ, чтобъ онъ очнулся отъ своего отупѣнія.
   -- А! да, да, конечно...
   Она перевязала ему галстухъ, помогла надѣть пальто все время повторяя, блѣдная, сквозь зубы:
   -- Будь спокоенъ -- мы ужъ больше не разстанемся.

"Русское Богатство", No 6, 1912

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru