Ядринцев Николай Михайлович
Условия прогресса в сфере наказаний

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

УСЛОВІЯ ПРОГРЕССА ВЪ СФЕРѢ НАКАЗАНІЙ.

II.

   Старые мотивы наказанія, соединявшіе въ себѣ древнюю месть и ложную теорію устрашенія, къ сожалѣнію, еще далеко не совсѣмъ исчезли и въ новыхъ формахъ наказанія, не смотря на полную ихъ несостоятельность: смертная казнь до сей поры еще примѣняется съ цѣлями устрашенія. Идеи прогресса, постоянно развиваясь среди цивилизова'иныхъ обществъ, дѣйствовали на столько благотворно, что законодательства все болѣе и болѣе ограничивали и смягчали наказанія, и въ нѣкоторыхъ странахъ рѣшились даже положить конецъ смертной казни. Теорія уголовнаго права въ этомъ отношеніи шла позади практическаго законодательства и до послѣдняго времени разными софизмами старалась доказывать необходимость смертной казни: въ этомъ конечно; видѣнъ прогресъ жизни, но крайній застой юридической науки. Старые мотивы наказанія, зародившіеся въ періодъ грубаго невѣжества народовъ, крайне живучи; ихъ защищаютъ юристы, они перешли въ науку умозрительной философіи и олицетворяются въ теоріяхъ Канта, Гегеля, Анзельма, Фейербаха и другихъ. Абсолютная теорія Канта говоритъ, что наказаніе во имя справедливости должно имѣть мѣсто безъ всякаго отношенія къ утилитарнымъ цѣлямъ: оно совершается ради идеи. "Если-бы стало извѣстно, что завтра разрушится міръ, сегодня все-таки слѣдуетъ совершить казнь надъ послѣднимъ преступникомъ". Теорія Канта въ практическомъ примѣненіи совѣтуетъ назначать смерть за убійство, кастрацію за изнасилованіе и рабство за воровство; между тѣмъ въ его время жизнь далеко уже опередила эту теорію и дѣйствующія законодательства карали эти преступленія болѣе легкими наказаніями. Гегель въ своей философіи проводитъ ту-же идею мести во имя абсолютной идеи права и "во имя примиренія индивидуальной воли съ абсолютной." Не мудрено видѣть, что эта идея абсолютныхъ теорій есть тотъ-же неумолимый Фемисъ, облеченный въ туманную форму идеологіи. Старая идея наказанія въ смыслѣ возмездія, переживая метафизическій періодъ, переходитъ въ теорію наказаній даже въ періодъ позитивныхъ воззрѣній, въ теоріи утилитарныя. Теорія "огражденія закона положительнаго тождественна съ метафизическими теоріями. Теорія самосохраненія, огражденія и предупрежденія заимствуетъ многое изъ тѣхъ-же прежнихъ воззрѣній, съ тою разницею, что здѣсь возмездіе совершается для болѣе реальныхъ цѣлей. Примиреніе съ идеей справедливости замѣняется примиреніемъ съ закономъ, съ гражданскимъ обществомъ, съ народомъ, съ общественной совѣстью, съ совѣстью наконецъ самого преступника (понятія опять чисто идеальныя). Эта теорія доведена до такой тонкости, что, по выраженію юристовъ, преступникъ можетъ просить даже, чтобы его наказали. Грубый мотивъ устрашенія не исчезаетъ во всѣхъ новѣйшихъ утилитарныхъ теоріяхъ, но только смягчается въ практическомъ примѣненіи сообразно винѣ и нанесенному злу. Несмотря на то, что юристы нападаютъ на теорію устрашенія въ трубой драконовской формѣ, они однако признаютъ ее подъ другимъ только именемъ, называя примѣрностью наказанія. Теорія примѣрности -- та-же теорія устрашенія и точно также допускаетъ причиненіе страданій Преступнику по крайней мѣрѣ "на столько", чтобы они превышали удовольствіе отъ преступленія. Дѣло стало быть только въ границахъ {Надо чтобы люди больше боялись наказанія, "чѣмъ желали преступленія". "Недостаточное наказаніе есть большое зло". "Что сказать о хирургѣ, который, чтобы не причинить больному нѣкоторой боли, оставитъ излеченіе неполнымъ". (Бентамъ о наказан. ч. III, кн. II, с. 544 русск. изд).}. Примѣненіе этихъ страданій или напоминаніе о нихъ, сопряженное съ торжественной обстановкой приговора на площади, должны причинять страхъ остальнымъ людямъ и удерживать волю. Этотъ мотивъ страданія тотъ-же устрашающій мотивъ, которымъ руководились въ назначеніи наказаній древніе, мотивъ несправедливый и безполезный на практикѣ, какъ онъ оказался въ дѣлѣ примѣненія смертной казни. Если самая смертная казнь не могла удерживать преступленій и законы Дракона были безсильны предъ неизбѣжнымъ бюджетомъ преступленій, то смягченная теорія устрашенія представляетъ только жалкую попытку въ томъ-же направленіи.
   Если мы обратимся къ другимъ наказаніямъ, по силѣ ихъ слѣдующимъ тотчасъ-же за смертною казнью и впослѣдствіи замѣнившимъ ее, то увидимъ цѣлый рядъ уголовныхъ наказаній, основанныхъ на той-же системѣ устрашенія. Для этого ненужно заходить въ глубокую древность. Даже въ наше время примѣняются, какъ кара за преступленія, тѣлесныя наказанія, суровыя каторги, галеры; существуетъ и до сихъ поръ безсрочная ссылка, носящая на себѣ всѣ признаки наказанія, заставляющаго страдать. Правда, историческій прогресъ, хотя и медленно, но все-же заставляетъ ограничивать примѣненіе ихъ въ европейской практикѣ, и даже временно прекращать ихъ дѣйствіе, но тѣмъ не менѣе къ нимъ. снова возвращаются въ чрезвычайныхъ я даже не чрезвычайныхъ случаяхъ. Такъ, напримѣръ, одно нѣмецкое княжество еще недавно обратилось вспять къ тѣлесному наказанію. Англія въ своемъ флотѣ употребляетъ его для матросовъ; оно примѣняется и вообще въ войскахъ многихъ другихъ странъ. Также вездѣ оно примѣняется въ каторжныхъ работахъ за проступки, совершаемые каторжниками. Но, не устрашая вообще человѣка, едвали оно можетъ устрашить солдата, матроса или каторжника. Оно осталось, какъ наказаніе, и для русскихъ крестьянъ {Наказанія розгами остались для крестьянъ и мѣщанъ по приговору обществъ и волостныхъ судовъ и взамѣнъ тюремнаго ареста.}, хотя оно отмѣнено у насъ въ самыхъ крупныхъ уголовныхъ преступленіяхъ. Розга, оставленная у насъ, какъ наказаніе по рѣшенію крестьянскихъ судовъ, оправдывается народными обычаями, но такой доводъ не выдерживаетъ критики. Прогрессивное законодательство всегда можетъ вооружиться противъ предразсудковъ и варварскихъ инстинктовъ, какъ оно вооружается противъ кабалы, рабства, лихвы и всякихъ злоупотребленій. Тѣлесныя наказанія, безполезныя, какъ устрашительная мѣра, оказываютъ сильно деморализующее вліяніе, развивая въ обществѣ жестокость нравовъ и огрубляя отдѣльныя личности. Люди, живущіе подъ страхомъ этого наказанія, усвоиваютъ понятіе о его необходимости, и сами, въ своей средѣ, примѣняютъ тѣлесныя истязанія, кулачную расправу, сѣченіе и побои какъ средства внушенія; грубая сила рѣшаетъ всякое спорное дѣло и слабѣйшій всегда останется виноватымъ (Послѣдніе процессы у мировыхъ судей постоянно раскрываютъ подобные факты въ русской жизни). Грубые нравы порождаютъ рядъ новыхъ преступленій, съ которыми приходится уже разсчитываться высшимъ судамъ и примѣнять уголовныя наказанія.
   То-же самое, что сказано нами о казни и о, тѣлесномъ наказаніи, можно отнести и ко всевозможнымъ каторгамъ, который замѣнили собою смертную казнь. Эти каторги даже у самыхъ прогрессивныхъ народовъ, какъ англичанъ и французовъ, одинаково были непомѣрно жестоки. Принудительныя тяжкія работы, нарочно изобрѣтаемыя для каторжниковъ, ужасная дисциплина, содержаніе въ неудобныхъ для жизни казематахъ считались неотъемлемою сущностью этого наказанія. Парламентская комиссія въ 1848 г. открыла самыя безчеловѣчныя жестокости и возмутительныя злоупотребленія наказаніями въ англійскихъ ссыльныхъ колоніяхъ. "Тамъ люди за одинъ дерзкій взглядъ заковывались въ кандалы, говоритъ Спенсеръ {Этика Тюремъ. Опыты, вып. IV и V.}. Тамъ употреблялось заключеніе въ клѣткахъ, которыя вмѣщали въ себѣ отъ 20 до 27 человѣкъ и въ которыхъ эти люди не могли ни стоять, ни сидѣть". "Содержаніе людей на каторгѣ и тяжкія работы, по словакъ одного австралійскаго судьи, доводило каторжниковъ до такихъ страданій, что многіе изъянахъ желали смерти, какъ блага, и рѣшались на самоубійство, не останавливаясь предъ самыми мучительными его видами; искали смерти и другими путями. Многіе ссыльные на Вандименовой землѣ нарочно совершали убійство, чтобы ихъ отправили въ Гобартъ-Тоунъ, хотя знали очень хорошо, что ихъ, обычныхъ порядкомъ, казнятъ чрезъ двѣ недѣли послѣ прибытія Перевозка въ Австралію представляла всевозможныя стѣсненія и недостатки. Ссыльные во время дороги умирали съ голоду, а товарищи скрывали трупы и спали съ ними на одной кровати, чтобы только получать за нихъ порціи. Англійская каторга со всѣми своими жестокостями приводила только къ самому ужасному озлобленію и развращенію каторжниковъ. Но при всемъ тонъ англійская каторга, въ сравненіи съ французской, можетъ быть названа человѣколюбивою. "Если нужно опредѣлить французскую ссылку однинъ словомъ, говоритъ Гольцендорфъ, то это слово будетъ отчаяніе! Болѣзнь и смерть -- вотъ что встрѣчаетъ европеецъ въ Гвинеѣ". Сырой и знойный климатъ, зараженный міазмами, порождаетъ здѣсь лихорадки, пожирающія европейца почти мгновенно; поэтому ссыльныхъ во французской Гвинеѣ умирало такъ много, что ихъ не успѣвали подвозить. "Свѣденія объ эпидеміяхъ въ Кайенѣ, доставленныя французскому морскому министерству въ 1851 г., продолжаетъ Гольцендорфъ, наполняютъ сердце простодушнаго человѣка ужасомъ и ненавистью къ тѣмъ людямъ, которые присовѣтовали подобную мѣстность для колонизаціи и содѣйствовали ей". Колонизація Кайены была колонизаціей-погоста, и этой мѣстности дано роковое и страшное имя colonie mortuaire. Сюда-то Наполеонъ III простыми декретами высылалъ сотнями политическихъ преступниковъ и массы рабочихъ послѣ 2 декабря. Это была въ сущности та-же "замаскированная казнъ", но казнь самая мучительная. "Ужасы неаполитанскихъ тюремъ и испанской инквизаціи, пытки и процессы о вѣдьмахъ нашли себѣ полнѣйшее подобіе въ этомъ французскомъ наказаніи". Таковъ приговоръ нѣмецкаго юриста, возмущеннаго французской каторгою. Каторга, какъ уголовная мѣра, всегда сопровождалась мученіями подвергнутымъ ей преступниковъ, всегда она примѣнялась, какъ средство устрашенія, а не исправленія. Возьмемъ-ли мы Тулонъ, или Бермудскіе о-на, куда ссылаетъ теперь Англія своихъ преступниковъ, возьмемъ-ли мы каторжныя работы въ рудникахъ, гаваняхъ или крѣпостяхъ, -- мы увидимъ одно и то-же стремленіе сдѣлать наказаніе болѣе тяжкимъ, болѣе устрашительнымъ. Причина лежала не въ пріемахъ наказанія, не въ злоупотребленіяхъ, а въ самой сущности "каторги" какъ наказанія, въ самомъ принципѣ устрашенія и въ принципѣ воздаянія за вину. Осуществленіе того-же принципа устрашенія проявлялось не на одной каторгѣ, но и въ большинствѣ тюремъ. Какъ онъ осуществлялся въ венеціанскихъ свинчаткахъ, въ средневѣковыхъ подземельяхъ, такъ осуществляется и въ современныхъ рачительно устроенныхъ пенетенціаріяхъ. Роскошный Пентанвиль, опрятный Моабитъ съ ихъ нравственными истязаніями духа -- произведенія той-же теоріи устрашенія и возмездія. И всякая система, какъ-бы она ни была по виду гуманна,.гдѣ только будутъ существовать физическія и нравственныя страданія человѣка, будетъ олицетвореніемъ уголовной теоріи устрашенія и возмездія. Грубыхъ мотивовъ наказанія нельзя замаскировать никакими величественными тюремными налицо.
   Юристы-теоретики и практики держатся за отжившую теорію устрашенія, за необходимость примѣрности наказанія главнымъ образомъ потому, что, по ихъ мнѣнію, съ отмѣною чувствительныхъ наказаній водворится въ обществѣ совершенная безнаказанность, т.-е. побужденіе дѣлать зло кому вздумается. Точно такое-же опасеніе возбуждаютъ у нихъ и всѣ доводы положительной науки объ участіи самого общества и его соціальныхъ недостатковъ въ дѣлѣ развитія преступленій. Но ихъ опасенія неосновательны. Новѣйшая юридическая наука, указывая на тѣ соціальныя условіе и причины, которыя развивали преступленія, вмѣстѣ съ тѣмъ, указывала и на средства, которыми можно-бы было предупредить развитіе преступленій. Что же касается до отмѣны страданій въ самихъ наказаніяхъ, то юридическая наука, требуя ихъ, тѣмъ самымъ нисколько не отнимаетъ правъ у общества ограждать себя отъ опасныхъ для него субъектовъ. Желая отмѣны страданій въ самихъ наказаніяхъ, какъ вредящихъ исправленію личности, новая наука ставитъ теорію исправленія преступника на болѣе раціональныхъ началахъ, и основываетъ свои выводы не на однихъ умозрѣніяхъ, но также и на опытахъ новыхъ исправительныхъ системъ. Эти опыты ясно указываютъ, что наказаніе, какъ предупрежденіе преступленій и огражденіе общества, можетъ совершаться и безъ суровыхъ средствъ насилія и истязаній. Какой видъ должно принять наказаніе и"" современнымъ взглядамъ и по выводамъ положительной науки, будетъ мною уяснено въ слѣдующей статьѣ, а теперь я ограничусь указаніемъ, что старые разсмотрѣнные нами мотивы наказанія не получаютъ ни малѣйшаго оправданія въ современной жизни и опасенія юристовъ за гибель человѣчества съ отмѣною суровыхъ наказаній совершенно напрасны. Теорія страданій, въ силу историческаго порядка вещей и непреложнаго закона человѣческаго прогресса, стремящагося искоренить все жестокое и вредное для личности, въ жизни должна будетъ непремѣнно пасть и окончательно падетъ въ скоромъ времени.
   

III.

   Если различные предразсудки и заблужденія, усвоенные въ первые вѣка жизни человѣческихъ обществъ, мѣшали быстрѣйшему развитію прогресса въ дѣлѣ смягченія наказаній, то страсти, возбуждаемыя какими-либо событіями, часто заставляли общества отступать и отъ тѣхъ ничтожныхъ успѣховъ, которые они дѣлали ранѣе въ улучшеніи системы наказаній. Этотъ регрессъ обнаруживался въ эпохи особеннаго возбужденія, въ эпохи войнъ или внутреннихъ неурядицъ, когда терялось всякое спокойное обсужденіе факта, людьми руководили болѣе дурные инстинкты, и страсти доводили ихъ до того, что они попирали законы справедливости. Нерѣдко подъ вліяніемъ подобныхъ-же страстей дѣйствовали и правительства;-- тогда ихъ дѣйствія становились пристрастными, жестокими, и всегда сопровождались возвращеніемъ къ старымъ наказаніямъ и приданіемъ имъ большей суровости. Примѣры такихъ отступленій въ дѣлѣ наказаній до послѣдняго времени встрѣчаются въ исторіи европейскихъ народовъ. Разительные примѣры вліянія различныхъ формъ правленія и различныхъ политическихъ партій на измѣненіе наказаній представляютъ отмѣна и возобновленіе смертной казни въ различныхъ государствахъ Европы. Мы говорили, что въ Тосканѣ, въ 1786 г. императоръ Леопольдъ отмѣнилъ смертную казнь, какъ безполезную, жестокую к вполнѣ несостоятельную для цѣлей устрашенія. Но достаточно было нѣсколькихъ политическихъ волненій внутри страны, чтобы въ 1798 году тайные-враги реформъ нашли отличный предлогъ побудить императора снова ввести смертную казнь; они представили ему всевозможныя опасности для общества, если смертная казнь не будетъ возстановлена. При Іосифѣ II смертная казнь совершенно выходитъ изъ употребленія въ Австріи (законъ 2 апрѣля 1787 г.), но съ 1796 г. Францъ II снова вводить ее, какъ наказаніе за государственную измѣну. Меттерниховская реакція послѣ 1814 года ознаменовывается усиленіемъ казней. Въ 1848 году, подъ вліяніемъ развитія въ Германіи идей свободы и національной независимости, смертная казнь совершенно отмѣняется на франкфуртскомъ сеймѣ. Старыя партіи сперва дѣлаютъ уступку либеральнымъ требованіямъ, но въ послѣдующіе годы, собравшись съ силами и успѣвши окрѣпнуть, снова начинаютъ сильнѣйшую реакцію въ видѣ мести либеральной партіи, причемъ вводятъ и смертную казнь. Усиленіе наказаній съ 1848 г. особенно замѣтно въ Пруссіи. Въ 1848 г. здѣсь не было ни одной казни, въ 1849 было 3, но въ 1851 г. слѣдуетъ уже 60 приговоровъ и 19 изъ нихъ исполняется, въ 1852 г. совершается 14 казней, въ 1854 г.-- 20, и въ 1856 г.-- 26 казней! Послѣ этого года, хотя число казней нѣсколько уменьшилось, но палаты, какъ видно, желаютъ удержать ее: при послѣднемъ обсужденіи вопроса о смертной казни въ сѣверо-германскомъ парламентѣ, смертная казнь по прежнему оставлена въ германскомъ кодексѣ.
   Еще большій регрессъ въ вопросѣ смягченія наказанія и постоянныя колебанія показала Франція. При военномъ управленіи Наполеона I казнь назначалась за 36 родовъ преступленій. При Люи-Филиппѣ, который лично не. былъ сторонникомъ смертной казни, она значительно уменьшилась. Въ 1832 г. Люи-Филиппъ, пользуясь нравомъ помилованія, Значительно ограничиваетъ кругъ казней, и число приговоровъ нисходитъ до 31 въ годъ. Пятой статьей конституціи 1848 г. смертная казнь отмѣнена за всѣ политическія преступленія. Но когда президентомъ республики сдѣлался извѣстный авантюристъ, нанесшій столько несчастій Франціи, смертная казнь снова вводится съ 1851 г. Захвативши власть въ ночь на 2 декабря, Наполеонъ III, какъ всякій узурпаторъ, не останавливающійся ни передъ чѣмъ, съ этихъ поръ начинаетъ казнями и ссылками упрочивать свою власть. Въ 1854 г. онъ утверждаетъ 79 приговоровъ, въ послѣдующіе года число казненныхъ во Франціи доходитъ до 37 въ годъ. Однакожъ и Наполеонъ нашелся вынужденнымъ дѣлать уступки общественному мнѣнію, заявлявшему себя противъ смертной казни, поэтому онъ замѣняетъ смертную казнь смертельной ссылкой въ Гвинею и Кайену, и посылаетъ туда сотнями своихъ политическихъ противниковъ. Беззаконнымъ декретомъ отъ 30 мая 1854 г. онъ закрѣпляетъ тамъ всѣхъ сосланныхъ на срокъ. "Даже во времена самыхъ безумныхъ тирановъ временъ римской имперіи не прибѣгали къ наказанію, сопровождавшемуся такими ужасными послѣдствіями, какъ ссылка въ Кайену", говоритъ Гольцеидорфъ. И это страшное наказаніе весьма часто примѣнялось во Франціи до послѣдняго времени. Оставленное на время послѣ седанской катастрофы, оно снова назначается защитникамъ парижской комуны, которыхъ ссылаютъ теперь сотнями. Но не только во Франціи, вынесшей двадцатилѣтнее господство бонапартистовъ, даже въ свободной Англіи политическія страсти играли первенствующую роль въ вопросѣ о назначеніи наказаній; пристрастные и жестокіе судебные приговоры въ Ирландіи служатъ тому разительнымъ доказательствомъ. Въ 1845 г. число смертныхъ приговоровъ доходило здѣсь до 13. Но въ 1848 г., во время агитаціи Ирландіи въ защиту своихъ политическихъ правъ, казни усилились, и такъ шло до 1851 г., когда онѣ снова уменьшились. Феніанское движеніе опять заставило Англію прибѣгнуть въ казнямъ по политическимъ процессамъ для подавленія гражданскихъ стремленій. Англія не постыдилась прибѣгнуть къ этому жалкому средству и даже унизилась до отмѣны важнѣйшей статьи своей конституціи (Habeas Corpus) относительно своихъ ирландскихъ согражданъ. Не одинъ патріотъ за слишкомъ горячую любовь къ своей родинѣ поплатился въ это время эшафотомъ или каторгою. Съ грустью приходится читать, напримѣръ, что въ странѣ обладающей высокимъ гражданскимъ развитіемъ встрѣчаются такіе факты, какъ жестокое преслѣдованіе редактора ирландской газеты Одонована Росса, сосланнаго въ каторгу и даже подвергнутаго тамъ наказанію плетью, какъ недавно о томъ публиковали въ англійскихъ газетахъ друзья Росса. Слѣдовательно даже и такія европейскія правительства, въ порывѣ страсти и подъ вліяніемъ страха, хватаются за старые способы насилія и казни, забывая ихъ несостоятельность, не справедливость и жестокость, отвергнутые въ принципѣ и еще недавно непризнаваемые ихъ-же собственными законами.
   Примѣненіе казней, какъ и возвращеніе къ нимъ послѣ ихъ отмѣны, не могли не отражаться самыми дурными послѣдствіями на самомъ развитіи народовъ. Желаніе держать народъ въ уздѣ суровыми и жестокими наказаніями не только его не сдерживало, напротивъ, чѣмъ жесточе были казни, тѣмъ сильнѣе проявлялось сопротивленіе, и если на время народъ въ ужасѣ молчалъ и прятался, то рано или поздно накипѣвшая злоба прорывалась и онъ мстилъ самымъ страшнымъ образомъ. Многіе удивляются ужасамъ первой французской революціи и негодуютъ на людей, руководившихъ въ то время массами. Дѣйствительно многіе факты, ужасны, но является вопросъ: почему-же революція заявила себя ими? Кто подготовилъ эту суровость и откуда появились столь грубые инстинкты? На это мы предоставимъ отвѣчать историку, котораго, по умѣренности взглядовъ, едва-ли можно упрекнуть въ пристрастіи къ первой французской революціи. "Противъ старой французской монархіи, говоритъ Маколей,-- можно почерпнуть болѣе сильные доводы изъ "noyades" и "fusillades", совершаемыхъ дѣятелями революціи, чѣмъ изъ Бастиліи и parc-aux-cerf. Степень насилія революціи пропорціональна степени дурного управленія, породившаго эту революцію -- мы считаемъ это правиломъ неимѣющимъ исключеній. Отчего французская революція была столь1 разрушительною? Отчего наша англійская революція 1641 г. была сравнительно кроткою? Отчего маша революція 1688 года была еще кротче? Отчего американская революція, если ее разсматривать какъ внутреннее движеніе, была самою кроткою изъ всѣхъ? Вотъ очевидное и полное разрѣшеніе задачи:-- англичане при Іаковѣ I и Карлѣ I терпѣли меньше угнетеній, чѣмъ французы при Людовикѣ XV и Людовикѣ XVI. Англичанъ еще меньше угнетали послѣ реставраціи, чѣмъ предъ ихъ первой революціей. А Америка при Георгѣ II и при Георгѣ III терпѣла менѣе угнетеній, чѣмъ Англія при Стюартахъ. Противодѣйствіе какъ разъ было пропорціонально угнетенію, месть -- вызову {Маколей, т. 2, стр. 128, 129.}". Такимъ образомъ сила возстаній всегда обусловливалась тѣми репрессивными мѣрами, которыя принимались ранѣе противъ народа, также какъ проявленіе народныхъ инстинктовъ было выраженіемъ нравовъ, подготовленныхъ прежней историческою жизнью. Если мы возьмемъ положеніе крестьянства и вообще черни въ вѣкъ Людовика XV и Людовика XVI, мы увидимъ толпу рабскаго и угнетеннаго народа, паріевъ, подавленныхъ бѣдностью, голодомъ и невѣжествомъ, огрубленныхъ вѣковыми жестокими наказаніями; мы увидимъ крестьянство и вообще рабочій классъ доведенный въ своемъ униженіи до потери человѣческаго образа, обезсмысленный и загрубѣлый до того, что "они походили скорѣе на стада дикихъ животныхъ", по выраженію историка французскаго крестьянства Боннера. И тогда мы поймемъ, что самая жестокость нравовъ была подготовлена здѣсь цѣлыми вѣками страданій и униженія и не могла иначе проявиться въ минуты раздраженія, какъ только звѣрскими инстинктами. Странно былобы отъ человѣка, который вѣчно страдалъ отъ притѣсненій и жестокости другихъ людей, требовать гуманности и снисхожденія. Чѣмъ болѣе народъ испытывалъ тяжестей, чѣмъ грубѣе съ нимъ обращались, тѣмъ нравы его становились жесточе, а проявленія страстей ужаснѣе. Стоитъ вспомнить жакерію (возстаніе крестьянъ во Франціи), крестьянскую войну въ Германіи, возстаніе Вандеи въ 1792 году; стоить вспомнить русскую пугачевщину, которая въ своихъ ужасныхъ и кровавыхъ проявленіяхъ отразила правя русскаго простонародья XVIII вѣка, закаленнаго въ угнетеніяхъ крѣпостного права, въ пыткахъ и въ тѣлесныхъ наказаніяхъ. Подобные взрывы, подобные ужасы и жестокости обнаруживались вездѣ, гдѣ народъ переносилъ много лишеній, физическихъ страданій, гдѣ употреблялись противъ него суровыя наказанія и гдѣ онъ воспитывался въ невѣжествѣ. Европейскіе буржуазные публицисты постоянно страшатся возстанія грубыхъ рабочихъ массъ, которыя могутъ угрожать европейской цивилизаціи,-- но кто-же виноватъ, что эти массы до сихъ поръ не пользовались выгодами этой цивилизаціи, что ихъ держали въ темнотѣ, что онѣ не знали утѣхъ жизни, что на ихъ жалобы и требованія не обращалось никакого вниманія? Кто-же виноватъ, что цивилизація не смягчила этихъ людей, не гуманизировала ихъ и не научила ихъ уважать себя?
   Еще опаснѣе примѣненіе суровыхъ казней и возвращеніе къ нимъ въ моментъ? народныхъ и политическихъ волненій, когда недовольство противъ правительства и безъ того сильно. Въ этомъ случаѣ суровое преслѣдованіе поселяетъ только сильнѣйшее недовольство, усиливаетъ раздраженіе и разжигаетъ страсти. Къ сожалѣнію, многія европейскія правительства при каждомъ сильномъ политическомъ движеніи народа, имѣющемъ хотя нѣсколько оппозиціонный характеръ, воздвигаютъ рядъ гоненій, производятъ сильнѣйшую реакцію, вводятъ старыя устрашающія наказанія, мстятъ своимъ врагамъ, устраиваютъ пристрастные суды и тѣмъ роняютъ окончательно свою популярность. Жестокія казни и репрессивныя мѣры, принимаемыя для подавленія свободы свободолюбиваго народа, приводятъ обыкновенно въ паденію правительства. Такой конецъ давно предсказалъ, напримѣръ, Гольцендорфъ Наполеону III за его ссылки въ Кайену. "Ошибки, промахи, политическая безтактность и упорство, съ которымъ прежнія династіи во Франціи держались за старый порядокъ, говоритъ Гольцендорфъ, стоили имъ короны. Такъ-какъ прошедшее служитъ масштабомъ для будущаго, то отъ генія французской исторіи можно ожидать, что онъ нѣкогда потребуетъ еще болѣе суроваго отвѣта за судьбу тѣхъ несчастныхъ, которые были подвергнуты безъ судебнаго приговора противозаконнымъ и безчестящимъ самый смыслъ наказанія, страданіямъ въ Кайенѣ {Исторія ссылки, Гольцендорфа. "Staats-Lexikon".}". Предсказаніе это совершилось предъ нашими глазами въ 1871 г. позорнымъ паденіемъ Наполеона III. Таковы результаты возвращенія къ угнетенію и къ старымъ системамъ устрашительныхъ наказаній, съ цѣлію остановить естественный ходъ человѣческаго прогресса, основаннаго на гуманности. Никакая сила не можетъ остановить его и всякія попытки въ этомъ отношеніи непремѣнно оканчиваются катастрофами, подобными седанской.
   Но если суровыя и несправедливыя наказанія способствовали отчасти паденію правительствъ и ожесточенію нравовъ народа, которое постоянно обнаруживалось при прежнихъ взрывахъ народныхъ страстей, то успѣхи цивилизаціи и смягченіе наказаній не могли не повліять, наоборотъ, на смягченіе нравовъ. Послѣдующія революціи въ XIX столѣтіи совершаются съ меньшею жестокостью, чѣмъ первая французская, и торжествующія партіи свободы поступаютъ гуманнѣе съ своими противниками, чѣмъ послѣдніе поступали съ нині. Это отсутствіе жестокой мести и кровавой расправы съ побѣжденными врагами объясняется въ прогрессивныхъ партіяхъ уваженіемъ къ собственному достоинству и внутреннимъ отвращеніемъ къ жестокостямъ, которыхъ не можетъ выносить развитое чувство. Въ томъ-то и состоитъ истинный духъ гуманности. Слѣдующія французскія революціи уже не повторяли ужасовъ 1790--93 годовъ, главнымъ образомъ потому, что послѣ сверженія феодализма самые нравы народа сдѣлались мягче. "Если мы сравнимъ настоящее положеніе Франціи, пишетъ Маколей въ 1832 г.,-- съ положеніемъ ея 40 лѣтъ назадъ, то мы найдемъ, что произошла огромная перемѣна къ лучшему. И это потому, что французъ 1832 г. гораздо лучше управляется, чѣмъ французъ 1789 г., ему уже не приходится раздражаться стѣснительными привилегіями, которыми, въ ущербъ другихъ, пользуется какая-нибудь отдѣльная каста; онъ нѣсколько привыкъ разсуждать о политическихъ вопросахъ и отправлять политическія должности; онъ прожилъ 17 или 18 лѣтъ при дѣйствіи учрежденій, хотя и полныхъ недостатковъ, но далеко лучшихъ, чѣмъ всѣ учрежденія, существовавшія прежде во Франціи". Поэтому вторая революція 1830 года была уже гораздо мягче первой революціи, и въ доказательство этого Маколей приводитъ характеристичное сравненіе участи Людовика XVI съ судьбою Карла X. "Людовикъ XVI сдѣлалъ значительныя добровольныя уступки народу и былъ отведенъ имъ на эшафотъ. Карлъ X нарушалъ основные законы государства, и жестоко каралъ своихъ подданныхъ за то, что они не хотѣли смиренно подчиниться постановленіямъ, вытекавшимъ изъ нарушенія имъ основныхъ законовъ. Произошло возстаніе, Карлъ X былъ побѣжденъ. Мостовыя Парижа были еще превращены въ кучи баррикадъ; госпитали наполнены ранеными; мертвыя тѣла не были еще зарыты въ. землю; множество семействъ было въ траурѣ; сотни тысячъ гражданъ стояли подъ ружьемъ. Но побѣдители не тронули ни одного волоса съ головы побѣжденнаго. Въ первую революцію жертвы отправлялись цѣлыми десятками на казнь за самые ничтожные проступки, по ничѣмъ недоказанному обвиненію, или по свидѣтельству людей, нестоющихъ вѣры, данному предъ пристрастными судилищами. Послѣ второй революціи, министры, подписавшіе противозаконные указы, вина которыхъ подтверждалась самыми ясными доказательствами -- наказывались только заключеніемъ въ темницу" {Маколей, т. II, ст. 129, 130.}. Революція 1830 г. была менѣе кровопролитна, чѣмъ первая. Революція 1848 г. точно также гораздо мягче революціи 1789 года. Луи-Филиппъ не подвергается ни малѣйшей опасности, и въ то время, когда въ городѣ раздаются еще выстрѣлы и идетъ сраженіе, онъ совершенно безопасно уѣзжаетъ изъ Парижа. Послѣ 24 февраля, когда народъ восторжествовалъ побѣду, не видно ни неистовой мести, ни грабежа. "Смерть ворамъ!" пишетъ народъ на воротахъ Тюильери, когда дворецъ наполнился народомъ. "Мы показали, что не должно обращаться дурно съ народомъ, покажемъ-же, что народъ умѣетъ уважать памятники и свою побѣду!" говоритъ одинъ работникъ въ ратушѣ горячимъ товарищамъ. На улицахъ не видно было ни кровавой мести, ни насилія, ни убійствъ. Побѣдители, радуясь своей побѣдѣ, радуясь торжеству свободы, повидимому, забыли всѣ обиды, которыя побудили ихъ возстать. Ихъ въ то время воодушевлялъ духъ высокаго и благороднаго гуманизма, воодушевляло желаніе блага всѣмъ безъ различія -- и побѣдителямъ, и побѣжденнымъ. Но вотъ послѣдовала реакція, вызвавшая военную диктатуру Кавеньяка въ іюнѣ 1848 г. и бонапартистскую вторую имперію Наполеона III -- реакція тяжелая и жестокая. Но чтоже? Несмотря на глубокія раны, нанесенныя Наполеономъ Ш французскому народу, революція 4 сентября 1870 г. совершилась еще спокойнѣе, чѣмъ всѣ прежнія революціи; народъ явился мирно съ своими заявленіями въ національное собраніе и революція окончена. Регентша спокойно выѣзжаетъ изъ дворца, бонапартовскіе министры, еще наканунѣ проектировавшіе новыя казни и ссылки, остаются нетронутыми. На улицахъ не пролито ни одной капли крови. Этотъ историческій метаморфозъ современныхъ революцій замѣчается многими европейскими публицистами. Болѣе спокойный и мирный характеръ переворотовъ въ XIX столѣтіи мы замѣчаемъ не въ одной Франціи. Нѣмецкія бюргерскія революціи еще спокойнѣе французскихъ. Достаточно припомнить ихъ мирный характеръ по разсказамъ Шерра. "О какой это спокойный народъ, какой это добрый и мирный народъ, ну какъ ему не дать конституцію"! восклицаетъ австрійскій императоръ въ разгарѣ этихъ волненій. Тотъ-же видъ представляла и прусская революція 1848 года, когда король Вильгельмъ, нынѣ могущественный императоръ, умолялъ народъ не шумѣть именемъ королевы, которая несовсѣмъ здорова и лежитъ въ постели, а народъ чинно пилъ пиво и разгуливалъ весело на улицахъ, какъ на праздникѣ. Но переходъ революцій отъ бунта къ мирной агитаціи всего замѣтнѣе въ Англіи. Такъ, напримѣръ, "великая реформа въ палатѣ общинъ въ 1832 г., по своей важности, по словамъ Маколея, можетъ быть легко названа революціей. И эта революція была рѣшена однимъ парламентскимъ актомъ, который былъ по всѣмъ правиламъ внесенъ, прочитанъ, переданъ комитету и изданъ. Ни малѣйшаго насилія, ни одинъ мечъ не былъ обнаженъ, ни одно имѣніе не было конфисковано, ни одно семейство не было принуждено эмигрировать и барометръ биржи даже не поколебался". Такъ характеризуетъ Маколей это движеніе. Развитіе реформъ такимъ путемъ уже не рѣдкость. Въ прогрессивныхъ обществахъ,-- какъ въ Англіи, въ Соединенныхъ Штатахъ, Швейцаріи они совершаются путемъ мирныхъ агитацій, путемъ митинговъ, обширныхъ лигъ, и наконецъ избирательнымъ путемъ, безъ всякихъ безпорядковъ, насилій и преслѣдованій. Чему-же должно приписать умѣренность и человѣколюбіе, которыя характеризуютъ въ нынѣшнемъ столѣтіи европейскіе перевороты? "Это человѣколюбіе, эта умѣренность въ Англіи, отвѣчаетъ Маколей, есть плоды полутораста лѣтъ свободы. Въ теченіи ряда поколѣній у насъ были законодательныя собранія, въ которыхъ, при всѣхъ ихъ недостаткахъ, участвовало однако много представителей народа. Въ теченіи ряда поколѣній здѣсь былъ судъ присяжныхъ, Habeas corpus, свобода печати, право свободныхъ сходокъ и собраній, право юстицій и проч." {Маколей, ч. II, Мирабо. 138.} Англійское правительство постоянно готово на уступки народу и въ этомъ заключается тайна мирныхъ переворотовъ въ этой странѣ. Соединенные Штаты сѣверной Америки и Швейцарія, при своемъ самоуправленіи, точно также гарантированы въ отношеніи внутренняго спокойствія. Своимъ спокойствіемъ, отсутствіемъ сильныхъ волненій и революцій они, безъ сомнѣнія, обязаны болѣе всего тому, что у нихъ давно уже нѣтъ мѣста ожесточеннымъ реакціямъ и суровымъ политическимъ преслѣдованіямъ. Подъ вліяніемъ свободы, нравы народа въ этихъ странахъ смягчились, гуманизировались; и это смягченіе нравовъ совершалось путемъ отмѣны жестокихъ наказаній, уничтоженіемъ всякихъ ненужныхъ стѣсненій, улучшеніемъ матерьяльнаго положенія низшихъ классовъ и развитіемъ въ нихъ образованія. Люди, неиспытавшіе насилія, не будутъ сами употреблять его; отучившись отъ страданій, они будутъ чувствовать отвращеніе наносить ихъ другимъ. Это внутреннее перерожденіе человѣка есть лучшая гарантія для личнаго и общественнаго счастія.
   Какъ подъ вліяніемъ притѣсненій и суровыхъ казней въ древнее время формировались грубость и ожесточеніе, угрожавшія катастрофами, звѣрствомъ и жестокостью въ самой внутренней жизни общества и семейства, такъ съ распространеніемъ цивилизаціи, съ отмѣною суровыхъ наказаній и казней, исчезаетъ грубость и болѣе обезпечивается миръ, спокойствіе и любовь въ человѣческихъ отношеніяхъ. Этотъ великій законъ новѣйшей цивилизаціи не мѣшало-бы ввести, какъ элементарное правило, въ науку уголовнаго права.

Н. Ядринцевъ.

"Дѣло", No 7, 1871

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru