Ядринцев Николай Михайлович
Из страны чудес и курьезов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Елена-пророчица орская и странный тобольский публицист, отыскавший ранее петушиные гребни у некой девицы, а ныне радикальное средство от нищеты.- Протухший город и его театральное общество.- Безвестная отлучка благотворительной цели.- Странный исправник с чувствительным желудком вместо совести.- "Порошковые" бумаги и их последствия.- Пугливый начальник и напугавшие его "наукообразныя бабы". Павы фиалки - смолянки и восхищенный до упоения сибирский батюшка.- Изводящиеся и исторгающиеся внуки, танцы и остальные прелести.- Язык - кинжал, перо - бритва.- Отсутствие в одной области законности и справедливости и поиски таковой, не увенчавшиеся успехом.

   

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Елена-пророчица орская и странный тобольскій публицистъ, отыскавшій ранѣе пѣтушиные гребни у нѣкой дѣвицы, а нынѣ радикальное средство отъ нищеты.-- Протухшій городъ и его театральное общество.-- Безвѣстная отлучка благотворительной цѣли.-- Странный исправникъ съ чувствительнымъ желудкомъ вмѣсто совѣсти.-- "Порошковыя" бумаги и ихъ послѣдствія.-- Пугливый начальникъ и напугавшія его "наукообразныя бабы". Павы фіалки -- смолянки и восхищенный до упоенія сибирскій батюшка.-- Изводящіеся и исторгающіеся внуки, танцы и остальныя прелести.-- Языкъ -- кинжалъ, перо -- бритва.-- Отсутствіе въ одной области законности и справедливости и поиски таковой, не увѣнчавшіеся успѣхомъ.

   Въ Орскомъ уѣздѣ появилась пророчица Елена Карповна. Въ одно прекрасное время, а можетъ, и не прекрасное, какъ -- кому, Елена Карповна вдругъ объявила своимъ односельцамъ, что ей было видѣніе отъ Бога, въ которомъ показана судьба всѣхъ ея знакомыхъ, живыхъ и мертвыхъ, какъ настоящая, такъ и будущая. Такое открытіе привело къ пророчицѣ цѣлыя толпы крестьянъ и крестьянокъ, пожелавшихъ узнать о своей настоящей судьбѣ и будущей загробной участи. Вдохновляемая разнаго рода приношеніями, провозвѣстница божественныхъ тайнъ открыла мужикамъ, что большая часть изъ нихъ за пьянство и безпутную жизнь горитъ въ озерѣ огненномъ; многіе при этомъ, особенно характерные и буйные, привязаны къ столбу желѣзными цѣпями, а нѣкоторымъ, особенно пьяницамъ, нечистая сила чешетъ головы желѣзными скребницами; одежду ихъ ѣдятъ черви.
   Этимъ событіемъ отъ глубины своей невинной души возмутился "Оренбургскій Листокъ Объявленій". Онъ говоритъ, что "стоитъ показаться гдѣ нибудь въ глуши человѣку со странной наружностію, видомъ и манерами, со странными рѣчами, особенно о свѣтопреставленіи, объ антихристѣ, страшномъ судѣ, адскихъ мукахъ,-- и званіе пророка готово; всего нанесутъ. Поэтому жиды, цыгане, греки и отставные солдаты нерѣдко являются на хуторахъ, разсказывая о разныхъ чудесахъ на Аѳонѣ, въ Ерусалимѣ, гдѣ они, конечно, и не были, о томъ, напримѣръ, какъ въ пасху они видѣли, что ангелъ христосовался съ самимъ Христомъ. Жалкіе люди!"
   Да, жалкіе люди... Мы вполнѣ готовы вѣрить, что стоитъ только появиться странному человѣку, со странными рѣчами, и званіе пророка ему готово! Вотъ и въ царственномъ городѣ Тобольскѣ давно уже производитъ потрясающее дѣйствіе своими странными, хоть и непространными рѣчами мѣстный пророкъ-публицистъ К. Г. Послѣ того, какъ онъ отыскалъ у нѣкой дѣвицы пѣтушиные гребни, или что-то въ этомъ родѣ, и оповѣстилъ объ этомъ событіи по Тобольской губерніи, онъ наткнулся на нищихъ и, надо полагать, въ первый разъ узналъ, что есть нищета.
   Представьте -- идетъ человѣкъ, получившій двадцатаго числа жалованье, идетъ довольный, а тутъ подъ ухомъ раздается: милостыню Христа ради... подайте... Ну, какъ тутъ не возмутиться! Взялъ перо и разразился громомъ. "Нищенство растетъ, говорить онъ, но, быть можетъ, у насъ нѣтъ запроса на рабочій трудъ, -- быть можетъ, промышленность наша находится въ застоѣ? Ничего не бывало. Значительное число рыбопромышленниковъ тобольскихъ постоянно нуждается въ рабочихъ рукахъ (!); необходимы онѣ также и для общественныхъ работъ; нуждаются въ нихъ и цеховые мастера но части кузнечнаго, сапожнаго, портняжнаго, слесарнаго и столярнаго производствъ; всѣ они жалуются на недостатокъ честныхъ и трезвыхъ рабочихъ. Я между тѣмъ и въ виду столь значительнаго запроса на рабочія силы, ватаги нищенствующей братіи каждодневно шляются по улицамъ города, толпятся у вратъ церковныхъ, а въ двадцатыя числа каждаго мѣсяца (I!) и у подъѣздовъ присутственныхъ мѣстъ. Нахальство и наглость ихъ простираются иногда до такой степени, что лица, отказавшія имъ почему либо въ подачкѣ, рискуютъ подвергнуться со стороны ихъ не только насмѣшкамъ, но даже и площаднымъ ругательствамъ. Нѣкоторые изъ попрошаекъ какъ мужескаго, такъ и женскаго пола, нагрузившись втеченіе дня разнаго рода даяніями (хлѣбъ, впрочемъ, принимаютъ они неохотно, предпочитая ему звонкую монету, какъ болѣе удобный факторъ ихъ темныхъ нуждъ и потребностей), отправляются въ юдоли безпечальнаго созерцанія и здѣсь, размѣнявъ свою добычу на градусы живительной влаги, напиваются до положенія ризъ и затѣмъ во блаженномъ успеніи оставляютъ бренныя тѣлеса свои въ распоряженіе любвеобильной полиціи. Намъ каждогодно приходится быть свидѣтелями подобныхъ безобразій даже въ самые послѣдніе дни великаго поста. Мало этого, на горѣ, гдѣ-то въ трущобахъ, живетъ одинъ нищій, у котораго, какъ мы недавно слышали, каждую недѣлю по субботамъ собираются друзья-товарищи; пьютъ тутъ вино, играютъ въ карты и оканчиваютъ вечеръ утріемъ съ жирными пельменями. Другой нищій, живущій на одной изъ подгорныхъ улицъ, старикъ лѣтъ 60, по общимъ слухамъ, даетъ нуждающимся деньги подъ проценты.
   "Въ виду таковыхъ печальныхъ фактовъ и сопровождающихъ ихъ послѣдствій можно ли же назвать цѣлесообразною и милостыню, подаваемую подобнымъ тунеядцамъ? Не служитъ ли она скорѣе поощреніемъ ихъ лѣности и безпутства, пороковъ и самыхъ преступленій, не рѣдко скрывающихся во мракѣ неизвѣстности. Намъ кажется положительно необходимымъ принятіе безотлагательныхъ и энергичныхъ мѣръ къ отвращенію таковаго зла".....
   Дѣйствіе статьи было потрясающее: говорятъ, "любвеобильная" полиція, упоенная этими строками, въ складчину, на свои собственныя средства, строитъ новую кутузку, а господъ "любвеобильныхъ" кутузкосажателей отправила за тѣмъ растеніемъ, которое сѣятъ, на не рѣпныхъ мѣстахъ. Кстати сказать, тотъ же К. Г. энергично возсталъ за вырубку этого растенія. Да, надо, г. К. Г., позаботиться: растеніе хорошее!
   Читатели, быть можетъ, спросятъ, гдѣ эти монстръ-курьезные шедёвры находятъ мѣсто? Стыдно сказать, ей-ей, стыдно... въ оффиціальномъ органѣ тобольской администраціи, въ ея "Губернскихъ Вѣдомостяхъ"! Но оставимъ ихъ въ покоѣ. Странный публицистъ, странныя вѣдомости и, по правдѣ сказать, странный городъ Тобольскъ. Тиной его заволокло, а онъ все кричитъ: нѣтъ, не отстаю отъ другихъ! У васъ театральное общество, и у насъ тоже! Только опять странное явленіе: не было общества, были спектакли съ благотворительной цѣлью, устроили общество -- цѣль осталась, только... благотворительность не извѣстно куда изволила исчезнуть. Ей-ей, странный городъ.
   По позвольте, читатели, перенестись мнѣ въ другіе края и вмѣсто страннаго публициста представить предъ ваши ясные очи страннаго исправника. Вижу ваше неудовольствіе. Опять -- исправникъ!.. Надоѣли... Но позвольте, хорошій читатель, мы уже разъ съ вами объяснялись, что намъ безъ господина исправника обойдтись невозможно, а къ этому же смѣемъ доложить, что рѣчь пойдетъ о хорошемъ исправникѣ. Хорошій исправникъ?!.. Не привыкли. Не думайте, что у насъ таковыхъ нѣтъ. Есть, правда, немного, но, все-таки, есть. Вотъ, напримѣръ, въ Забайкальѣ Язычкинъ -- хотя и съ грѣшкомъ, а "добрѣющая душа", только одна странность есть -- пугливъ онъ очень. Добръ, а пугливъ, да такъ пугливъ, что получитъ выговоръ начальства, сейчасъ же у него... разстройство желудка. Злые языки, впрочемъ, говорятъ, что есть чему пугаться, но мы положительно готовы объяснить только странностью его желудка. И представьте -- такая странность: у нѣкоторыхъ на душѣ, а у него на желудкѣ грѣхи отзываются! Говорятъ, въ виду этой странности, онъ устроилъ такъ, что получаемая почта, сначала поступаетъ въ вѣдѣніе жены, и, если послѣдняя увидитъ начальническія строгости, то предварительно дастъ ему цѣлебный крѣпительный порошокъ, а потомъ уже покажетъ эти строгости. Умильную картину можно видѣть. Жена на цыпочкахъ подходить, въ рукахъ зловѣщій порошокъ. Но она такъ деликатно, такъ нѣжно говорить:
   -- Душечка, "порошковыя" бумаги получены...
   "Душечка" моментально выпиваетъ порошокъ и, покоряясь волѣ Божіей, читаетъ бумаги. Вотъ вѣдь какіе исправники есть, а вы думали, что все только звѣроподобные, съ двѣнадцати фунтовыми кулаками обрѣтаются въ нашихъ краяхъ.
   Но объ Язычкинѣ я только кстати сказалъ, рѣчь же будетъ о другомъ, тоже добромъ, тоже пугливомъ, но безъ всякихъ желудочныхъ странностей и ничего не имѣющемъ общаго съ первымъ.
   Жилъ въ одномъ краѣ безбрежныхъ степей хорошій начальникъ. Жилъ смирно, безъ тревогъ...
   Вдругъ телеграфъ, созданный на погибель пугливыхъ людей, принесъ депешу. Руки дрожатъ, глаза смотрятъ, смотрятъ... а голова, увы! ничего но понимаетъ.
   "Предписываю вашему высокоблагородію оградить отъ хищеній кладбища и бабъ, донести, сколько похищено бабъ, такъ какъ кладбища и бабы есть достояніе государства".
   Начальническое лицо покрылось мракомъ горя и печали и сдѣлало вопросительный знакъ.
   -- У меня похищены бабы?.. Караулъ! Господи, что же это такое! Бабы похищены!..
   Были потребованы немедленно всѣ полицейскія силы, предписано произвесть тщательные розыски, но, увы, розыски привели къ непонятнымъ результатамъ. Бабы были всѣ на мѣстѣ. Послѣ долгаго совѣщанія рѣшили послать слѣдующую телеграмму: "Кладбищъ не похищено ни одного, бабы въ округѣ всѣ цѣлы, удостовѣрено тщательнымъ дознаніемъ". Хорошій начальникъ продолжалъ, все-таки, трепетать, но,-- о краткость телеграфной рѣчи, ты виновница многихъ бѣдъ,-- оказалось, что рѣчь шла не о живыхъ бабахъ, а о каменныхъ, на недавно открытомъ Несторіанскомъ кладбищѣ, важное "наукообразное" значеніе которыхъ, но'настояніюродного "наукообразнаго" чиновника, признано мѣстною администраціей. Полицейскій альгвазилъ послѣ этого разъясненія покосился на своего начальника и укоризненно промолвилъ:
   -- Бабъ! что это вы выдумали?-- нашихъ бабъ -- да воровать... тьфу, ты, прости Господи! экая сладость!..
   Неясность разъяснилась, тучка прошла, лицо начальника засіяло... Только одно осталось неясно. Кто же тотъ дерзновенный, кто осмѣлился похитить бабъ, да еще каменныхъ. Отвѣта нѣтъ, бабы нѣмыя не скажутъ, даже не скажутъ того, кто открылъ ихъ, кто, такъ сказать, имѣетъ на нихъ права. Я вѣдь завидныя права на цѣлую сотню бабъ! Претенденты, по праву и безъ права, есть. Грѣшный человѣкъ, я, какъ легкомысленный фельетонистъ, боюсь за коварныхъ бабъ, какъ бы онѣ не измѣнили скромнымъ труженикамъ пауки, ради "наукообразныхъ" чиновниковъ. Вѣдь, ей-ей, хотя и каменныя, а, все-таки, бабы! Однако, для того, чтобы "бабы" не баловались, къ нимъ, но распоряженію начальства, приставлены два 120-ти-рублевыхъ сторожа. По оставимъ каменныхъ и перейдемъ къ живымъ... бабамъ... fi donc!.. къ дамамъ и барышнямъ.
   Изъ родной нашей Сибири пріѣхалъ въ Петербургъ священникъ Михаилъ Поповъ, который посѣтилъ Смольный институтъ, гдѣ присутствовалъ даже на балу. Пришелъ, увидѣлъ и, увы, не побѣдилъ, а остался побѣжденнымъ. Все, что здѣсь видѣлъ и слышалъ заѣзжій сибирякъ, привело его въ такое восторженное настроеніе, что онъ написалъ цѣлую брошюру, озаглавивъ ее такъ: "Императорскаго человѣколюбиваго Общества Николаевскій институтъ благородныхъ дѣвицъ при Смольномъ, какъ образецъ для институтовъ и нѣкоторыя особенности другихъ институтовъ".
   Восторгамъ автора нѣтъ границъ. "Представьте себѣ 500 барышень, одна другой бѣлѣе, одна другой граціознѣе, и все это ваше превосходительство, высокопревосходительство, баронессы, да ваши сіятельства, и всѣ-то онѣ неподдѣльно вѣжливы".
   И въ какой уголокъ Смольнаго монастыря ни заглядывалъ авторъ, всюду находилъ поводъ для своихъ восторговъ. Заглянулъ авторъ въ спальни и умилился сердцемъ, увидя "въ столикахъ гребенку, мыльце, зеркальце, зубочистку, щеточку и другія нужныя для барышни мелочи"; а замѣтивъ на одной кроваткѣ брошенное платье, авторъ дѣлаетъ предположеніе, что "владѣлица его, какъ птичка, только-что выпорхнула изъ насиженнаго гнѣздышка погулять до родныхъ мѣстъ и лицъ". Заговорилъ авторъ съ институтками и замѣчаетъ, что "съ такими собесѣдницами, кажется, вѣкъ бы не разстался".
   Назвавъ институтокъ смолянками, авторъ съ горечью въ сердцѣ восклицаетъ: "Ахъ, зачѣмъ я сказалъ смолянокъ, да и зачѣмъ ихъ зовутъ смолянками? Справедливѣе и приличнѣе назвать бы ихъ живыми фіалками или бѣло-нѣжными розами, по отнюдь не смолянками".
   Но что была за дивная картина, когда авторъ вошелъ въ залу, гдѣ собрались всѣ эти "живыя фіалки", чтобы принять участіе въ музыкальномъ вечерѣ! "Создатель ты великій!-- опять восклицаетъ авторъ:-- не знаешь, куда глаза бросить, какъ разобраться въ этой массѣ живыхъ и прекрасныхъ букетовъ! лѣвая сторона -- прекрасна, правая -- превосходна, а центръ -- великолѣпенъ". Пѣніе было, разумѣется, тоже восхитительное. "Ахъ, какъ поютъ! Прелесть какъ поютъ!" -- восторгается авторъ, но этотъ концертъ далъ возможность автору примѣнить сравнительный методъ для опредѣленія достоинства пѣнія аристократокъ и плебеекъ. Пальма первенства отдана первымъ, ибо "консерваторки ноютъ сильно, буйно, крикливо, ихъ пѣніе рѣжетъ, а не ласкаетъ слухъ, пѣніемъ своимъ онѣ могутъ удивить, но умилить, восхитить -- никогда" на сколько въ пѣніи институтокъ ("живыхъ фіалокъ") слышится благородство, аристократизмъ, на столько же въ пѣніи консерваторокъ сказывается буржуазность и даже деревенщина". Но этого мало: "Аристократки, изводя изъ себя плавные, мягкіе, нѣжные звуки при пѣніи, тѣмъ какъ бы съ любовью говорятъ: ступайте съ Богомъ, мои голубчики, мнѣ на радость и людямъ на усладу; консерваторки же, исторгая изъ себя буйные, сильные звуки, потрясая ихъ какъ бы за чубъ, тѣмъ какъ бы говорятъ: маршъ, сорванцы!.."
   А что всего хуже, такъ это то, что консерваторки при пѣніи "черезъ мѣру расширяютъ ротъ". По увѣренію автора, открытіе рта нисколько не усиливаетъ звукъ голоса. "Я имѣю голосъ гибкій,-- сообщаетъ авторъ,-- гармоничный и довольно сильный на среднихъ нотахъ; нынѣ, вспотѣвши, сильно простудилъ легкія, горло же и ротъ мои были совершенно здоровые",-^ и что же? какъ широко авторъ ни открывалъ свой ротъ, а, все-таки, "не только нѣтъ", но и говорить даже могъ только шопотомъ.
   Аргументъ такой сильный, что, по мнѣнію моего собрата-фельетониста "Русскихъ Вѣдомостей" {"Русскія Вѣдомости", 154.}, послѣ этого даже всѣ консерваторки будутъ изводить изъ себя звуки не иначе какъ съ закрытыми ртами...
   Кончилось пѣніе "барышенъ"-аристократокъ, начались танцы; "но и въ этихъ обычныхъ танцахъ,-- увѣряетъ авторъ,-- у нашихъ барышенъ ("бѣло-нѣжныхъ розъ") выходитъ необычайное по отчетливости, плавности, стройности, красотѣ; онѣ ("живыя фіалки") въ танцахъ какъ павы ходятъ, какъ лебедки движутся, какъ бабочки порхаютъ, какъ ласточки летаютъ, садятся для отдыха какъ голубушки; но отнюдь не мнутся (?!), не трясутся, что обыкновенно видимъ въ танцахъ (?), не разваливаются на стульяхъ въ неглеже, гдѣ рука, гдѣ нога, какъ нынѣ принято (?!!)..." жаль только, что къ такимъ очаровательнымъ "барышнямъ" не были подобраны соотвѣтственнаго достоинства кавалеры; а тѣ, которые были на вечерѣ и участвовали въ танцахъ, заслужили отъ автора самый неблагопріятный отзывъ. Да иначе и быть не могло; въ то время, какъ барышни ходили павами порхали бабочками и летали ласточками, ихъ "кавалеры", по отзыву автора-очевидца, оказались самыми плохими и даже неприличными танцорами: "топаютъ, толкутся, мнутся, трясутся, путаются, шумятъ".
   По этому поводу авторъ съ любовью вспоминаетъ своихъ товарищей бурсаковъ и говорить: "мы, семинаристы, такъ называемые бурсаки, да еще сибиряки въ десять, даже въ сто разъ были бы гожѣе безъ малаго цѣлымъ классомъ въ 70 человѣкъ для этихъ барышенъ въ танцоры, чѣмъ эти столичные танцоры".
   Ахъ, какъ досадно, что нашихъ бурсаковъ не выписали изъ Сибири для вечера въ Смольномъ институтѣ! Вотъ бы удивили свѣтъ! А то вдругъ пригласили "кавалеровъ" танцевать, а они "мнутся", "трясутся", "толкутся" и "шумятъ". Не подобаетъ такъ вести себя въ обществѣ благовоспитанныхъ "барышенъ" да еще высокопревосходительнаго происхожденія. Неблагопотребно и даже неблагоприлично...
   Впрочемъ, эти "кавалеры" только временно огорчили автора, а затѣмъ онъ опять ликуетъ и славословитъ на цѣлыхъ двадцати страницахъ, оцѣненныхъ авторомъ въ 20 коп. съ приложеніемъ даже авторскаго портрета. Въ концѣ-концовъ авторъ даже самъ себѣ удивляется: и что это такое со мною, говоритъ, сдѣлалось: "Вонъ сколько объ институтѣ написалъ и ни одной дерзости не сказалъ, и ни одной обидной для института строки не написалъ!?" "И это я,-- удивляется авторъ,-- я, авторъ семи сочиненій (?), про котораго говорятъ, что языкъ мой -- кинжалъ, перо -- бритва!..."
   Вмѣсто языка-кинжалъ, вмѣсто пера -- бритва, и притомъ въ священнической рясѣ -- портретъ восхитительный. Жаль, что авторъ въ приложенномъ портретѣ не изобразилъ себя въ такомъ образѣ. Вотъ какіе въ Сибирской землѣ раритетные люди обрѣтаются. Раритеты есть, а вотъ законности и справедливости тю-тю у насъ! Предстаньте себѣ, въ одной области даже совсѣмъ не оказалось этого продукта.
   "Явите божескую милость,-- пишутъ намъ изъ этой области,-- выручите вы изъ затрудненія и безвыходнаго положенія нашу администрацію. У насъ ищутъ начальника участка слѣдующихъ качествъ: который привелъ бы въ порядокъ "дѣлопроизводство", которое съ самаго основанія участка пребываетъ и по сей день въ хаотическомъ состояніи, и который бы "внесъ законность и справедливость въ управленіе жителями этого участка", ибо таковыхъ (т. е. законности и справедливости) тамъ до настоящей минуты не полагалось". Искали, искали по этой мѣркѣ человѣка -- и, увы! нашли одного, только одного, но и тотъ, вѣроятно, рѣшилъ, что въ этомъ мірѣ беззаконій не удастся ввести законность. Такимъ образомъ незаконность и несправедливость продолжаютъ мирно гражданствомъ.
   Вотъ бы куда такого писателя, у котораго: языкъ мой -- кинжалъ, перо мое -- бритва!

Затурянскій

"Восточное Обозрѣніе", No 27, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru